– Внимание, «Ольха»! – ожила вдруг рация. – Я – «Гром-один»! Они выводят заложников! Как поняли? Бандиты выпускают заложников! Капитан-спецназовец, а с ним и все, кто был в комнате, подошли к окну. Спецназовец поднес к глазам бинокль.
      – «Гром-один», я – «Ольха». Понял тебя. Вижу группу заложников. Следите за дверями ресторана. Не исключено, что это всего лишь трюк.
      – Понял, «Ольха». Группа заложников медленно двигалась через площадь. Капитан наблюдал за ними в бинокль, прислушиваясь к шепоту за спиной:
      – Вы думаете, они действительно их отпускают?
      – Откуда мне знать.
      – Если это так, значит, бандиты напуганы. Иначе никого не выпустили бы.
      – Наоборот, – заметил негромко капитан. – Вот если бы они боялись, тогда мы бы не дождались от них подобного шага.
      – Вы думаете? – спросил кто-то стоящий сзади.
      – Уверен, – капитан подкорректировал резкость, начал считать вслух: – Дети в возрасте от пяти до десяти лет. Человек двадцать. Если есть младше, я их не вижу. Так. Подростки от десяти до… черт, девушки сейчас в тринадцать на восемнадцать выглядят. Поди посчитай тут. Ну, в общем, еще человек сорок. С ними одна женщина. Это хорошо.
      – Что хорошо? – тут же спросил из-за спины знакомый голос.
      – Они не боятся, значит, не станут открывать огонь только потому, что у кого-то заурчало в желудке. С группой детей отправили взрослого, чтобы избежать паники. То есть с мозгами у них все в порядке. С ними можно вести переговоры. Капитан несколько секунд наблюдал за тем, как у ограждения маленьких заложников подхватывают на руки патрульные, солдаты, оперативники, как накидывают на плечи крошечных человечков байковые одеяла и ведут к стоящему неподалеку автобусу. Как подростков останавливают и расспрашивают сотрудники милиции и ФСБ. Впрочем, теперь это уже было не особенно важно. В их распоряжении имелась «живая» картинка, что, несомненно, лучше самых подробных показаний. Разве что звук. Очень много зависит от того, какие слова и каким тоном говорят бандиты. Капитан опустил бинокль, отвернулся от окна.
      – Осталось вывести оттуда женщин, – сказал он штатским. – Если мы сумеем это сделать, я отдам приказ о начале штурма. С легким сердцем.
      – А остальные заложники? – спросил один из штатских.
      – Мужчины гораздо меньше подвержены панике, нежели женщины, – спокойно объяснил капитан. – Уберите из зала баб, и можно считать, что половина дела сделана.
 

***

 
      Первый оперативник проводил до автобуса одну из заложниц: девушку лет девятнадцати на вид, которой скорее всего не исполнилось еще и шестнадцати. Затем вернулся к ограждению, подождал, пока напарник укутает в одеяло очередного ребенка и передаст с рук на руки пожарному, и отозвал в сторонку.
      – Ну что, – сказал он, поглядывая в сторону ресторана. – Будем считать, что нам наконец стало везти. Признаюсь честно, я на это не слишком надеялся.
      – Я тоже, – согласился Второй.
      – Но у нас появился шанс. И вполне серьезный. Если они выпустили детей, вполне могут отпустить и женщин. Это сильно облегчило бы нам задачу. Точнее, не только нам, но и группе захвата.
      – Я понимаю, – кивнул Второй. – Однако мне кажется, что без ответного жеста чертовой «доброй воли» к ним теперь лучше не соваться. Обидятся. Убьют и парламентеров, и заложников.
      – Возможно, – согласился Первый. – И тем не менее можно рискнуть, попытаться потянуть время. Посмотри на часы. Уже прошло три контрольных срока, а, кроме первого заложника, никто не пострадал. Тебе это ни о чем не говорит? Второй оперативник поднял прибор ночного видения и посмотрел на витрины ресторана, за которыми копошились невнятные зеленоватые тени.
      – Они неопытны, поэтому сомневаются, колеблются, никак не могут решиться на жесткие шаги.
      – Один раз решились, – возразил Первый. – Пацана-то подстрелили. Нет, дело не в этом. У меня как раз не сложилось ощущения, что они чего-то боятся. Напротив, тот, что говорил со мной, вел себя на редкость спокойно. Хотя в глазах у него и было что-то… Ладно, не важно. Важно другое. Они слушают. Понимаешь? Думают. Не орут, как оглашенные: «Подайте нам то-то и то-то через пять минут», – а вникают в суть дела. Я сказал ему, что на получение денег уйдет время. Но бандиты пошли нам навстречу и отпустили детей.
      – Думаешь, имеет смысл вести переговоры и дальше?
      – Да, – кивнул Первый. – Переговоры имеет смысл вести до тех пор, пока не будут исчерпаны все аргументы. Или пока они не сдадутся.
      – Если бандиты перестанут нам доверять, это может закончиться очень плохо. Для заложников в первую очередь.
      – Я понимаю. Но попробовать все-таки стоит.
      – Ладно, – неопределенно пожал плечами Второй, опуская прибор ночного видения. – Ты старший, на тебе вся ответственность. Решай сам, что лучше. Но я бы не пошел, – торопливо добавил он. Второй оперативник хмыкнул, повернулся к эмвэдэшному полковнику:
      – Вы, кажется, говорили, что люди из оперативно-следственной группы мчатся сюда на всех парусах. С тех пор прошло сорок минут, а они так и не появились?
      – Наверное, задержка какая-нибудь произошла, – пробормотал тот. – Сейчас я все выясню.
      – Да уж, будьте так добры. Эта, как вы изволили выразиться, задержка может стоить жизни паре десятков заложников. Если это произойдет, я и вас, и вашу следственную группу отправлю под суд. Полковник покраснел. Какой-то опер, причем даже не из структуры МВД, отчитывал его, словно мальчишку.
      – Слушайте, не забывайтесь, – начал повышать голос полковник. – Я вам не какой-нибудь… этот… лейтенант какой-нибудь. На мне, между прочим, погоны полковника.
      – Если бы я был в форме, – негромко ответил оперативник, – на мне тоже были бы погоны полковника. Но, простите, в данный момент я не могу похвастаться величиной звездочек. Узнайте, куда подевалась ваша группа…
      – Хорошо, – совсем скис эмвэдэшник и, повернувшись, потопал ко второму кольцу оцепления.
 

 
      – Вот. Я принес деньги. Как обещал. Славик высыпал тугие пачки на кровать. Рашид даже не взглянул на них. Вместо этого он ткнул пультом в экран телевизора.
      – Ваша работа?
      – Что? – Славик посмотрел на экран. Миловидная дикторша рассказывала о прекрасном чае и о погоде на завтра. – Ты про что?
      – Сам знаешь, про что, – бесцветно ответил Рашид. – Банк вы грабили? Славик замялся. Рашид относился к нему хорошо. Всегда разговаривал открыто, хотя иногда резко. Врать ему Славик не хотел, но и правду выкладывать не торопился.
      – Какой банк?
      – Слушай, – в голосе Рашида резко обозначилась угроза. – Ты мне не п…и, понял? Я тебе не Дима, понял? Спрашиваю – отвечай, а то шея сверну, как тот курица. Он отвернулся, вперился немигающим взглядом в телевизор.
      – Откуда ты знаешь про банк?
      – Откуда я знаю? – Рашид усмехнулся. – Слава, я думал, ты – дурак. Теперь не думаю. Ты не дурак, Слава. Ты – ишак глупый. Ты поня-ал? У тебя мозги, как у верблюда! Ваши фотографии уже два раза по телевизору передавали. Не можешь делать хорошо – не делай! – Лицо его пошло красными пятнами. Он вскочил, как будто собирался броситься в драку. – Вы эта пилят зачем с собой тащил, а? – Когда Рашид злился, его акцент хоронил под собой и без того не бриллиантовую русскую речь. – Девочка хотелось? Ишаки! На весь телевизор – твой морда, Артем морда и эта пилят.
      – В какой передаче? – быстро спросил Славик.
      – Слава. Что ты за дурак такой, Слава? Славик набычился, побледнел.
      – Я обещал отдать тебе деньги за пистолеты? Обещал. Отдал? Отдал. Чего еще ты от меня хочешь? Учить будешь, как банки грабить? Так ты сам ни одного еще не ограбил. Рашид посмотрел на него не то с удивлением, не то с презрением, выдохнул через стиснутые зубы долгое «с-с-с-с-с», опустился на кровать. От только что бушевавшего урагана эмоций не осталось и легкого ветерка. Рашид вновь был идеально спокоен.
      – Пошел вон, – махнул он рукой. – Ты заплатил. Это хорошо. Теперь пошел вон. Больше не приходи. Я с ишаками дел не веду. Все. Диме скажи: время идет. – Слава собрался было еще что-то сказать, но Рашид поднял руку и громко повторил: – Иди, Слава! И тотчас же Славику на плечо легла тяжелая рука «чиграша». Славик обернулся, буркнул:
      – Слышь, ты руку-то убери. Телохранитель, улыбаясь почти беспечно, чуть сжал пальцы, и Славик не утерпел, охнул от боли. «Чиграш» повернул его к двери и легким толчком отправил в коридор. От этого толчка Славик чуть не влип физиономией в крашеную дверь сортира. Известие о показанных по телевизору портретах его ничуть не обрадовало, хотя и не особенно встревожило. Портреты? Ну и что? Кто на них смотрит? Ни один из них не отличался выдающейся внешностью. Ладно, Артем – рыжий. Ну так мало ли в Москве рыжих? Завались. Если каждого проверять будут, сто лет уйдет. Опять же, портреты еще не означают, что ментам удалось взять след. Рашид мог просто выстроить логическую цепочку. Пистолеты, банк, деньги. Хорошо бы передачу повторили, подумал Славик, шагая по коридору. Посмотреть хоть. Может, и не похожи еще портреты. Кто знает, тому похожи, а остальным… Он толкнул дверь в комнату. Артем пил свое обязательное молоко. Димка еще спал. Милка пыталась замазать Костиковы синяки при помощи косметики.
      – Ты лучше малярную кисть возьми, – проворчал Славик, подсаживаясь к столу. – Быстрее будет. Костик скосил на него здоровый глаз.
      – Отдал?
      – Отдал, – кивнул Славик и вздохнул. – Рашид сказал, наши физиономии вчера по телевизору показывали. Мою, твою, – Артему, – и твою, – это уже Милке. – Гордись, – добавил он. – Теперь ты знаменитость.
      – А по какой программе? – спросила Милка. Похоже, ее новость совершенно не встревожила.
      – В «Дорожном патруле», наверное, – пробормотал Костик, стараясь не крутить головой и не раскрывать слишком сильно рот.
      – Или в «Дежурной части», – предположил Артем. – Они всегда такое показывают. Я дома часто смотрел.
      – Может, в «Петровке-38», – предположил Славик. – Или в новостях обычных. Честно говоря, не вижу разницы. Вот если бы нас показали в программе «Нобелевские лауреаты», тогда да. А так… Он придвинул кружку, налил кофе.
      – Кофе… – начал было Артем, но Славик быстро его пресек.
      – Не полезно. Знаю. Сто раз уже слышал.
      – Правильно, – согласился здоровяк. – А раз знаешь, зачем пьешь?
      – Достал, – покачал головой Славик. – Тема, я, в отличие от тебя, тыщу лет жить не собираюсь. Так что плевать мне, полезно это или нет. Профессор, – он с ходу переключился на Костика. – Ты Евгению звонил уже?
      – С таким-то лицом? – усмехнулась Милка. – Да его прямо у общежития арестуют. Трех шагов сделать не успеет.
      – Еще не звонил, – ответил Костик. – А что?
      – А то, что вместе пойдем звонить. И деньги отдавать тоже поедем вместе.
      – Зачем?
      – На всякий случай.
      – Хорошо, – покорно согласился Костик. – Вместе так вместе. Я не возражаю.
      – Милка, – скомандовал Славик, – заканчивай свои художества. Не в Суриковском. Звонить пора. И разбудите кто-нибудь Димку.
 

***

 
      – Ну, цыпа, давай, открывай глазки. Голос показался ей настолько громким, как будто его запустили через усилитель. Словно поезд промчался в полуметре.
      – Поспали полчасика – пора и сказки рассказывать. Давай, давай, давай, просыпайся. – Анна сознательно не открывала глаза, понимая: пока эти уверены, что она спит, бить ее не станут. Какой смысл бить, когда человек этого не осознает? – Просыпайся, говорю, – и хлесткий удар по щеке. Голова ее мотнулась назад, во рту вновь появился металлический привкус крови. Губы ей разбили еще вчера, одним из первых ударов, теперь, стоило прикоснуться к лицу, кровь начинала течь снова.
      – Врежь ей еще разок, – посоветовал второй мучитель. – Сука. Надо было ее вчера, прежде чем бить, трахнуть хорошенько.
      – Тебе стоило кроликом родиться. Трахался бы все дни напролет.
      – А чего? – напарник засмеялся. – Нормально. Мне нравится.
      – Сейчас трахни, – безразлично ответил первый. – Стесняешься? Так я выйду.
      – Да ну, на х… Какое у…ще из нее сотворил. Куда тут трахать?
      – Эй, цыпа. Просыпайся.
      – Да врет она, проснулась уж небось. Время тянет.
      – Слышь, – горячие пальцы коснулись ее плеча. – Считаю до трех, а потом перережу тебе сухожилия под коленками. Всю жизнь с костылями бегать будешь. Ну? Я начинаю. Раз. И тогда Анна открыла глаза. Это был ангар. Из гофрированного железа. Огромный, похожий на самолетный, холодный и давным-давно заброшенный. На полу толстый слой пыли, старые желтые газеты, пустые бутылки. По углам кучи экскрементов, окурки. Посреди ангара стул, а на стуле, лицом к глухой стене, сидела она, Анна. Абсолютно голая. Щиколотки притянуты тонкой стальной проволокой к ножкам, локти – к спинке.
      – Проснулась? – фальшиво обрадовался Паша. – Вот и отлично. Сигаретку хочешь? Анна молча кивнула. Она боялась говорить. Ей казалось, что звук собственного голоса способен вызвать из черных недр ада испепеляющее пламя боли. Щелкнула за спиной зажигалка. Поплыл в обжигающе-холодном воздухе сизый табачный дымок.
      – Держи, – Паша вставил сигарету в разбитые губы девушки, обошел стул, присел на корточки, заглянул в глаза. От этого взгляда Анна едва не выронила сигарету. – Кури, кури, – подбодрил ее Паша. – Никто тебя не тронет. Кури спокойно. – Он заботливо забирал сигарету после каждой затяжки и так же заботливо, с мягким участием, снова вставлял фильтр в разбитые губы девушки. – А ты что, и правда подумала, будто я тебе сухожилия перережу? А? Странная ты какая. Мы же не звери. Вот Георгий приказал тебя убить. Да, – для убедительности он мотнул головой. – Честное слово. Сволочь, да? Никому ничего не прощает. Ну, бывает, оступился человек. Что же теперь, каждого убивать, что ли, за это? Так никакого народу в стране не останется. Даже по Уголовному кодексу условное наказание предусмотрено. Для тех, кто в первый раз набедокурил. Я знаешь что? Я так сделаю… – Паша придвинулся ближе, зашептал жарко: – Я тебя отпущу. Честно. Хочешь верь, хочешь нет. Дело твое. А я просто возьму и отпущу. Мне тебя жалко. Нормальная девчонка. Еще жить да жить. Конечно, в Москве нам оставаться нельзя будет, придется уехать. Тебе в одну сторону, мне в другую. Иначе твой Георгий сам меня замочит. Лично. Я же говорю, он – сука рваная, беспредельщик, падло. И дружку твоему тоже уехать придется. На него уже заказ есть. Кстати, предупредить бы его.
      – Я-а-а… – говорить было больно. Не просто больно, мучительно больно. -…Не знаю…
      – Что, собственных друзей не знаешь? Пацан такой, молоденький совсем. Ну светленький такой, кареглазый, ну? – принялся объяснять Паша и, заметив на лице жертвы полное непонимание, загорячился. – Ну, такой, ну? Ну стройный еще такой, ну? Вспомнила? – Анна отрицательно покачала головой. Она находилась в том состоянии, когда боль перестает существовать сама по себе. Она сливается с телом и становится частью его, вроде руки или ноги. Без боли тела просто не будет. И все-таки… Анне очень хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Она устала. Невероятно устала. – Ну он еще приходил к тебе, когда мы в баню ездили, ну? Вспомнила, нет? Анна рассказала бы этому страшному человеку все. Все, что знала. Все, что не касалось Костика. За Костика она была готова умереть. Но за его друзей? Нет уж, увольте. Анна не назвала имя Славы не потому, что ей было жалко этого смазливого парня, – себя ей было жаль гораздо больше, – а потому, что не могла найти ответа на один простой вопрос: как выдать плечистым палачам стройного Славу, не выдав при этом Костика?
      – Вспомнила, спрашиваю, нет? – продолжал допытываться Паша. Анна кивнула утвердительно.
      – Ну слава Богу. Как его найти?
      – Адрес… не знаю. Где-то… на юго-западе… А учится… – девушка задохнулась от боли. – В… институте культуры…
      – В институте культуры, говоришь? Та-ак, – Паша выпрямился, кивнул напарнику. – Смотайся-ка в этот институт, найди сопляка и привези сюда. Только смотри, поаккуратнее. Народу там много, а нам лишние свидетели ни к чему. Знаешь, как сделай? Заставь его в машину добровольно сесть.
      – Как?
      – Да просто, Витя. Просто. Чего ж тебя всему учить-то надо? Отведи потихоньку в сторонку и скажи, что эта лахудра, – кивок в сторону беспомощной жертвы, – просила разыскать ее брательника и мухой рыть сюда.
      – А если он вопросы станет задавать? – спросил приятель. – Кто я такой, откуда знаю ляльку?
      – Скажешь, что мы ее приятели, так? Мол, Жорик знает, кто «ковырнул» его банк, и им всем надо срочно валить из Москвы. Скажи, у нее хата надежная есть, можно отсидеться, пока братва вокзалы да аэропорты шерстить будет. Так? Еще скажи, мол, про институт братве тоже известно. К вечеру заявятся по их душу. Так что вариантов два: или валить сюда, или по пуле в башку каждому. – Паша усмехнулся. – Понял?
      – А если не поверит?
      – А ты сделай так, чтобы поверил. Возьми что-нибудь из ее цацек, покажешь. Вроде пароля. Кольцо, вон, возьми. Или часы. Хотя кольцо все-таки лучше. – Паша снова опустился на корточки перед Анной. – Ну что, сучка? Ты нам вроде больше не нужна. Считай, отмучилась. Сейчас умирать будешь или подождем, пока брательник твой появится? Как, кстати, брательника-то зовут? – Анна сглотнула. – Да говори уже. Не ты, так этот твой все равно колонется. Хуже только будет.
      – Миша, – прошептала Анна.
      – Как?
      – Миша…
      – Врешь, – хохотнул Паша. – Не Миша. – И, повернувшись к приятелю, спросил: – Слышь? Как Жорик его называл? Тот наморщил крутой лоб, затем улыбнулся радостно:
      – Гаденыш.
      – Во! – Паша взглянул на пленницу. – Ну так что, подождем гаденыша? Или кончить тебя уже? Анна отвернулась.
 

***

 
      Жигулов выбрался из машины, прошелся вдоль улицы. Не так чтобы далеко, десять шагов в одну сторону, десять в другую. Служебный «Москвич» был припаркован метрах в двадцати от входа в общежитие, сразу за продуктовым магазином. Отсюда прекрасно просматривалась дверь общаги и автобусная остановка, на которой толпился народ. Жигулов потянулся, похрустел суставами, помассировал мышцы ног, затекшие после ночных бдений в салоне машины. С утра пообещал подъехать Олег или, если удастся уломать Михмихыча, Коля Бадеев, но пока смена не появилась, а Жигулова нещадно клонило в сон. В довершение пришел голод. Даже в животе заурчало. Жигулов подумал, быстро перебежал улицу и зашел в продуктовый магазин. Кавалерийской рысью промчался вдоль прилавка, пристроился в хвост куцей, пенсионно-усталой очереди. Стоял, нетерпеливо оглядываясь. Боялся пропустить своих подопечных. Из магазина вход в общежитие был не виден. Только автобусная остановка. Но Жигулов успокаивал себя тем, что это ненадолго. Очередь движется быстро, минут пять-семь – и он вернется на свой пост. Опять же, если подопечные надумают куда-то ехать, воспользуются автобусом. По данным МВД, ни один из «объектов» не располагал личным автотранспортом. Очередь, и правда, подошла довольно быстро.
      – Что вам? – спросила волоокая продавщица.
      – Колбаски, «Докторской», граммчиков триста. И порежьте, пожалуйста. Еще батон «Нарезной» и пакет молока. Сколько с меня? – Продавщица назвала сумму. Резать колбасу ей смертельно не хотелось, но она послушно взялась за нож. Пока Жигулов отсчитывал деньги, дверь общежития открылась и из нее вышли Костик со Славиком. Костик был в матерчатой Славкиной бейсболке, козырек которой скрывал половину лица, в темных Димкиных очках и в шарфе, натянутом почти до самого носа.
      – Ты, знаешь, на кого похож? – спросил Славик. – На человека-невидимку. – Костик только вздохнул. – Пошли, что ли? Они зашагали в сторону института. Там, в холле на первом этаже, располагался телефон-автомат. Когда Жигулов выскочил из магазина, друзья вошли в главный корпус – желтое четырехэтажное здание старой, еще довоенной постройки. Перебежав через проезжую часть, Жигулов нырнул в холодный салон «Москвича», развернул колбасу и стал закусывать. Он успел умять половину батона и выпить две трети пакета молока, когда в стекло побарабанили костяшками пальцев. Жигулов повернул голову. Это был Олег. На сей раз от франтоватости не осталось следа. На нем были потертые джинсы, серый шерстяной свитер и мешковатая кожаная куртка.
      – Привет, служба, – Олег плюхнулся на соседнее сиденье, потер руки. – Холодновато что-то нынче.
      – Прохладно, – согласился Жигулов. – Бутерброд будешь?
      – Дома только что поел, – ответил оперативник. – Ну? Как успехи? Клиенты не объявлялись еще?
      – Спят поди. Жигулов завернул остатки трапезы в бумагу, вытер руки, закурил с удовольствием.
      – Не очень-то они поворотливые, как я погляжу, – с легким разочарованием пробормотал Олег. – Могли бы и пошустрее крутиться. Для грабителей-то банков. – Он достал из кармана свежий номер «Московского комсомольца». – Видел уже?
      – Откуда? Жигулов взял газету, развернул и тут же наткнулся взглядом на черную размашистую «шапку»: «НЭП закончился. Начались налеты». Ниже фотография: толпа у «Коммерческого кредитного». Еще ниже рисунки лиц предполагаемых налетчиков. Хорошие, надо заметить, рисунки. Милицейские фотороботы получились менее выразительными. Статья была внушительной. Жигулов не думал, что в ней содержатся факты, которых он бы не знал. Поэтому и читать не стал. Свернул газету пополам, бросил на заднее сиденье.
      – Надо же, половину листа выделили. И не жалко места? Лучше бы под рекламу пустили.
      – Скажешь тоже, – Олег усмехнулся. – Это же первое ограбление банка за… лет за сорок, наверное. Понятно, что газетчики вцепились. Теперь неделю будут обсасывать со всех сторон. И не только они. В «Комсомолке» тоже статья вышла. В «Новых известиях». По телику вчера и то показали. Жигулов покачал головой.
      – Делать людям нечего.
      – Как знать, – усмехнулся оперативник. – Итак? Какие у нас планы на сегодня?
      – Ждем-с, – ответил Жигулов.
      – Тоже ничего себе. – Олег кивнул на виднеющееся за деревьями здание института. – Я Колю отправил на разведку. Пусть покрутится там, поговорит, посмотрит.
      – Так что, Михмихыч согласился? – недоверчиво спросил Жигулов.
      – А он спрашивал? – усмехнулся Олег. Жигулов погасил окурок в пепельнице, поежился, поднял воротник пальто.
      – Правда, холодно, – сказал он. В этот момент из-за деревьев, со стороны института, появились Славик и Костя. Они что-то оживленно обсуждали. Олег озадаченно хмыкнул.
      – Черт, – Жигулов смутился. – Наверное, вышли, когда я в магазин ходил. В этот момент мимо «Москвича» промчались серые «Жигули», лихо, с заносом, остановились в метре от ребят. Из салона выбрался внушительных габаритов парень с короткой стрижкой.
      – Оп-паньки, – пробормотал Олег, наклоняясь вперед. – А это что за ком с горы?
      – Во всяком случае, на студента не слишком похож, – заметил Жигулов.
      – Может, подойти, паспортину проверить? – предложил Олег.
      – Не стоит, – ответил Жигулов, внимательно наблюдая за широкоплечим. Тот заступил дорогу паре, что-то сказал.
      – Слушай, Толя, – Олег оглянулся. – Давай сделаем так. Ты наблюдай отсюда, а я мимо этой гоп-компании пройдусь. Может быть, подслушаю, о чем они говорят.
      – Давай. Только не сильно «проходись».
      – Я аккуратно. Олег выбрался из машины, перешел улицу, беспечно зашагал к беседующей троице. Жигулов внимательно наблюдал за ним, наклонившись к лобовому стеклу.
 

***

 
      – Она просила, чтобы ты Мишку нашел и привез в… – плечистый покосился на Костика. – Короче, есть одно место. Нычка.
      – Мишку?
      – Ты дуру-то из себя не строй, – буркнул плечистый.
      – Какого Мишку?
      – Ну Мишку, брательника ее.
      – Ах, Ми-ишку, – протянул, кивая понятливо, Славик. – Так бы сразу и сказал. А она не говорила, где его найти?
      – Без понятия, – ответил плечистый.
      – Ребят, – окликнул проходивший мимо молодой мужчина. – Не подскажете, где здесь пивка можно взять? Трубы после вчерашнего горят.
      – В шашлычную зайдите, – посоветовал Славик. – Там есть.
      – Спасибо, – мужчина нырнул в павильончик.
      – Ты давно Мишку видел? – Славик повернулся к Костику, подмигнул. Тот раскрыл рот, чтобы спросить, кто же такой этот самый Миша, но… тут же закрыл снова, кивнул серьезно:
      – Дня два.
      – Видишь? – Славик вновь посмотрел на плечистого. – Дня два. А я еще раньше.
      – Ты какой-то странный знакомый. Как братана зовут, не знаешь, где искать – тоже. Боишься, что ли?
      – А ты что, из милиции, столько вопросов задаешь? «Страдалец» вышел из павильончика, сколупнул пробку с бутылки, жадно приложился к горлышку. Сделав несколько больших глотков, он смачно выдохнул. На лице его было написано блаженство. Закурив, мужчина побрел к институтскому скверу, время от времени останавливаясь, чтобы сделать глоток-другой. Он прошел в двух шагах от компании, устроился на лавочке метрах в полутора. Плечистый покосился на него, понизил голос до сдавленного шепота.
      – Че ты гонишь? – Он порылся в кармане, достал что-то небольшое, легкое, показал: – Во, смотри. Она дала. Вроде пароля. – На широкой ладони крепыша лежал узкий изящный перстень с красными камнями. В центре сверкал небольшой бриллиант. – Узнаешь?
      – Узнаю, – кивнул Славик, покосившись на Костика. Тот судорожно облизнул разбитые губы.
      – Если не веришь, можешь не ехать. Только учти: Жора знает, кто его банк ограбил. Он заказ на вас еще вчера сделал. Так что сваливать вам надо. Хочешь – оставайся тут. Сиди, жди, пока не замочат. А если надумал ехать, то поехали. Я вас отвезу. Только она сказала, чтобы без Мишки ты не появлялся.
      – Далеко ехать-то?
      – Минут двадцать.
      – Хорошо, – кивнул Славик. – Жди нас в машине. Мишка здесь. Мы сейчас выйдем. Шмотки только соберем, бабки и выйдем.
      – Шмотки-то зачем? – удивился плечистый.
      – Как зачем? Нам там сколько кантоваться придется, пока все не уляжется? – Славик старательно разыгрывал недоумение. – Недели две?
      – А-а-а, – протянул плечистый. – Ну да. Пару недель точно придется. Это верно. Так ты в общаге, что ль, живешь?
      – Нет, блин, дворец снимаю. Шереметевский.
      – Понятно. Иди, собирайся. Только побыстрее. Я в тачке подожду. – Когда Слава и Костик ушли, Витя пробормотал: – Во, сука, – и забрался в «Жигули». Мужик же неторопливо допил пиво, сполз со скамейки и спокойно двинулся к автобусной остановке. Витя проводил его взглядом, но потерял, когда тот перешел улицу и скрылся в магазине…
 

***

 
      Олег нырнул в салон «Москвича».
      – Этот тип за ними приехал. Я не очень понял, что там к чему, но, похоже, у сестры какого-то Миши большие неприятности. Некий Жора их заказал за то, что они ограбили его банк. Теперь им придется сматываться. Житкову, Мише и его сестре.
      – А Ледягину?
      – Про Ледягина разговора не было.
      – Какой Миша, какая сестра? – пробормотал Жигулов.
      – А я знаю? – Олег потер горло. – Миша – это, наверное, рыжего так зовут. Грабителей-то было трое. Два парня и девка. И тут то же самое. Зараза. Пиво холодное. На улице да из горлышка. А я ангиной недавно только переболел…
      – Слушай, Олег, а Жора – это не Георгий ли Андреевич Конякин?
      – Может быть, – согласился оперативник. – Только нам-то что это дает?
      – Пока не знаю. Разговор-то чем закончился?
      – Сказали, сейчас поедут.
      – Куда?
      – К сестре. Она вроде прячется где-то.
      – Слушай, Олежек, у тебя оружие при себе?
      – А как же? – оперативник похлопал рукой по куртке. – Я без него никуда.
      – Хорошо. Тогда ты поезжай за этими орлами, а я останусь здесь. Понаблюдаю за общежитием, заодно и Колю подожду.
      – Лады, – согласился Олег.
      – Только не геройствуй. Выясни, куда они едут, потом дуй к ближайшему отделению милиции или к посту ГАИ и вызывай подмогу.
      – Заметано. Жигулов выбрался из машины, перешел на другую сторону улицы. В витрину магазина, как в зеркало, он отлично видел «Жигули» с сидящим за рулем шкафообразным водителем. Прошло около десяти минут. За это время из общежития вышли несколько человек, но тех, кого он ждал, все не было. Они появились через четверть часа. Житков с сумкой, висящей через плечо, и… широкоплечий, нескладный рыжий парень. Вне всякого сомнения, это был второй грабитель. Длинноватые руки, непропорционально короткие ноги, слегка раскачивающаяся походка медвежонка. Жигулов не мог разглядеть ладоней рыжего, но не сомневался: они маленькие, почти детские, с коричневыми нашлепками мозолей на костяшках. Пара подошла к «Жигулям», забралась в салон. Житков на заднее сиденье, рыжий на переднее. Машина плавно тронулась с места. В это время к остановке подкатил автобус, перекрыв Жигулову весь обзор. Он оглянулся. «Жигули» миновали поворот и покатили в сторону Долгопрудного. Следом тронулся Олег. И сразу за ним пристроилось еще две или три машины. Кто ехал от Левобережной, кто от Москвы. Хорошо, подумал Жигулов. Олегу будет проще держаться на хвосте, не вызывая подозрений.