Врачам ведь, по большому счету, все равно, а тут как-никак представитель власти. В случае особой надобности этим ребятам и постановление прокуратуры о допросе могут состряпать. Наверняка у них база где-то поблизости. Куда-то же они дели самолеты. Смотаются, возьмут новый комплект фальшивых документов и в больничку. А там, ясное дело, охрану не выставишь. Тут уж что-нибудь одно: или тайна, или пост. Трясясь по ухабистой дороге, Проскурин думал о том, что шансов у них, оказывается, даже меньше, чем ему показалось на первый взгляд. Он потер шею, оценивая ситуацию. Если верить рассказу летчика, – а с чего теперь ему не верить? – то парни эти, кем бы они там ни были, реагировали на обстановку моментально. Вылез Семенов из этой своей речки-вонючки, добрался до хижины деда, – ну, скажем, за все про все двадцать минут, пока обсох, поел, пока дед сбегал за милицией, да в милиции еще полчаса, итого час, – а тут уж и гости на пороге. Да не просто так, а с автоматиками. Явно знали, куда шли. Утечка информации скорее всего шла из самого отделения. Люди позвонили проверить, действительно ли Семенов Алексей Николаевич – летчик, да что с ним случилось, да трали-вали. Ну а там, пока разводили всю эту бодягу, кто-то звякнул кому надо. Значит, минут за пятнадцать-двадцать хлопчики успели собраться, запрыгнуть в вертолет и долететь до точки. Шустрые, как кролики. Впрочем, все могло быть совсем не так. Семенова Алексея Николаевича вполне могли выследить, пустив по берегу разыскную собаку, а затем вызвать «чистильщиков». Но какому профессионалу придет в голову, что нормальный мужик, не спортсмен, полночи пропехав через лес и получив серьезную рану, сумеет проплыть в ледяной воде без малого двенадцать километров и не умереть от переохлаждения, потери крови и прочей напасти? Стало быть, дальше… Скажем, пустили по его следу нюхача. Прошелся он по берегу, отыскал следы, выяснил, в какую хату Семенов вошел. Казалось бы, чего проще, заходи следом и кончай и летчика, и старичка. Уж если они так запросто пристукнули двоих милиционеров и тяжело ранили третьего, со старичком бы у них вообще никаких проблем не возникло. Но они вызывают вертолет. Зачем? А затем, ответил сам себе Проскурин, что к моменту появления этого самого нюхача Алексея либо забирали, либо он уже сидел в отделении. Выходит, за все про все минут пятнадцать понадобилось ликвидаторам, чтобы до городка добраться. Любопытно. Проскурин хмыкнул и повернулся к Алексею. Тот сидел обмякший, словно мешок с мякиной. Руки как-то очень неестественно свисали между сиденьями, лицо побледнело и покрылось крупными горошинами пота. Майор даже испугался сперва, что попутчик умер. Он немного сбросил скорость и коснулся плеча Алексея. Тот моментально открыл глаза и незряче уставился перед собой.
      – Что, уже приехали?
      – Да нет еще пока. Слушай, я у тебя уточнить хотел, сколько ты в этой милиции просидел?
      – А-а… – Алексей вновь закрыл глаза, голова его начала клониться на грудь, но он тут же взял себя в руки, встряхнулся. – Минут двадцать пять, может быть, тридцать.
      – Значит, двадцать пять – тридцать? Так-так. Выходит, взлетали они с какой-то вертолетной площадки в радиусе не больше двадцати пяти километров. База скорее всего там же. Найдешь базу – найдешь и самолеты.
      – Ну-ка, мил человек, – пробормотал он, наклоняясь вперед и разглядывая шоссе через лобовое стекло, – посмотри-ка. Вправо от основной магистрали отходила широкая асфальтовая дорога, перекрытая деревянными дорожными козлами, на которых виднелись таблички: «‹P9M›ВНИМАНИЕ! ВЕДУТСЯ ДОРОЖНЫЕ РАБОТЫ! ПРОЕЗДА НЕТ!‹P255D›« Даже не особенно приглядываясь, майор отметил, что ширина асфальтового полотна метров десять, не меньше. Да еще и деревья вырублены по обе стороны метра на три-четыре. «МиГу» сесть хватит с запасом.
      – Смотри, то место? Алексей мутно оглядел дорогу и пожал плечами.
      – Не знаю, темно было. Может быть, и то.
      – Ну, брат мой, дальше ты не убежал бы. Тут и марафонец задохнется: посадки, пересеченная местность, ночь, снег. Нет, старик, больше ты не прошел бы. Так что тут-то вы и садились, если, конечно, ты чего-нибудь не напутал. Алексей не ответил, только снова дернул плечом. Ему сейчас было безразлично, ошибся он или нет.
      – Ну-ка, подвинем-ка эту баррикаду к едрене фене. Проскурин выбрался на улицу, отодвинул козлы и погнал «пятерку» по новенькому шоссе. Километра через полтора полотно оборвалось. Просека, правда, уходила еще дальше. От посадок доносился рев машин, визг пил, иногда треск валящегося хлыста и дикий шум веток. За серыми коробками бытовок мелькали желтые тела бульдозеров, вальщиков, трелевщиков. Тут же, по-нищенски вытянув согнутую железную «руку», застыл апельсиново-оранжевый экскаватор, возились дорожные рабочие в осенне-рыжих спецовках и такого же цвета касках. У каждого на спине белой краской было выведено «АКОР», а чуть мельче – «Дорожные работы». Проскурин притормозил и кивнул Алексею.
      – Посиди-ка тут, а я разберусь. Алексей стряхнул с себя дурноту, как хорошо выспавшийся человек отгоняет остатки последнего сновидения. Он мог бы поклясться, что именно на эту дорогу и садились самолеты, но сейчас тут не было ничего: ни капониров, ни кунгов, ни антенн, ни прожекторов. Только дорога, посадки да бригада рабочих. Никаких признаков присутствия военных машин. Абсолютно чисто. Алексей медленно, сдерживая бьющийся в горле кашель, набрал полную грудь воздуха, а затем с трудом нажал на ручку дверцы. Проскурин, не замечая действий попутчика, продолжал шагать к бытовкам, а навстречу ему уже двигался высокий худой парень в костюме-тройке и такой же, как и на остальных, золотисто-рыжей каске с надписью «АКОР». И орал что-то парень, зло взмахивая руками и указывая куда-то в сторону шоссе. Он брызгал слюной, а Проскурин шел на него, как «Титаник» на айсберг, спокойно и уверенно. Его мускулистые руки чуть-чуть покачивались, и Алексею в эту минуту подумалось, что фээскашник сейчас подойдет к парню и резко, не размахиваясь, ударит его под дых. Но ничуть не бывало. Майор остановился, достал из кармана удостоверение, продемонстрировал прорабу и о чем-то спросил, судя по лицу, ледяным тоном. Парень нервно улыбнулся, сказал что-то примирительно и начал объяснять. Руки его порхали по-дирижерски, жили своей особой жизнью, отдельно от подобострастно согнутого в пояснице тела. Оперевшись локтями о крышу «пятерки», Алексей огляделся. Сейчас, когда его взгляд не уловил привычных ориентиров, он не мог толком сообразить, в какой точке полосы самолеты коснулись асфальта шасси, в какой момент остановились и где всего две ночи назад стояли капониры. Он продолжал озираться, прикидывая в уме, что-то высчитывая, бормоча себе под нос:
      – Так… пробег… примерно тут. Тормозные парашюты… здесь встали. И до кунгов метров пятьдесят. Ну да… Оглянувшись, Алексей наметил какую-то видимую только ему точку на обочине трассы и поплелся к ней, пошатываясь, коченея от легкого теплого ветерка, казавшегося ему злобным ледяным ураганом. Он благополучно добрался до обочины, тяжело опустился на корточки и почти сразу наткнулся на то, что искал. Два ряда четких, идеальной формы кружков и дальше еще несколько неполных отпечатков-полукружий, вмерзших в землю. Два ряда по четыре. Затем продольные полосы чистого грунта и еще два ряда по четыре. Затем еще и еще. Потом они оборвутся, а метров через семь начнутся новые. Значит, все-таки не приснилось, не сошел он с ума. Алексей с трудом выпрямился, опершись о колено здоровой рукой. Внезапно закружилась голова, его повело в сторону, он пошатнулся, но удержался на ногах и побрел обратно к машине. Проскурин продолжал расспрашивать прораба быстро, деловито, а тот, побледневший, не слишком уверенный, объяснял, объяснял… Майор кивнул, похлопал парня по плечу, прошелся вдоль обочины, присел, осмотрел грунт, пощупал песок, поковырял пальцами асфальт, задумчиво глянул в сторону посадок, поднялся и быстро зашагал к машине. Плюхнувшись на переднее сиденье, Алексей оставил дверцу открытой и наслаждался свежим воздухом, вливающим в тело свою природную энергию. В глазах плыло, поэтому он не заметил, как Проскурин подошел, уселся на переднее сиденье рядом с ним и захлопнул дверцу. Фээскашник посмотрел на Алексея, буркнул ворчливо:
      – Чего вскочил-то, деятель? Давай закрывай дверь, салон выстудишь. Потом за полчаса не согреешься.
      – Что говорят-то? – устало спросил Алексей, уставясь на него все таким же мутным, плывущим взглядом.
      – А ты не догадываешься? Говорят: ни о каком аэродроме слышать не слышали. И вообще они здесь дорогу строят.
      – Ты его спросил?..
      – Что? Кто здесь был в ночь на тридцать первое? Да никого не было. Технику они оставили, как и всегда оставляют, в конце дороги. Разошлись часов в пять. Вернулись на работу только сегодня утром.
      – И что?
      – Да ничего, – размышляя о чем-то своем, буркнул Проскурин. – Пустенько. Никаких тебе кунгов, никаких самолетов, ни людей, ничего. Правда, говорят, уходили – куча гравия вон там, на обочине, была небольшая. Вернулись – нет кучи. Спер кто-то. Но бригадир сказал: не жалко. Там гравия оставалось – за десять минут в две лопаты перекидать можно.
      – А что, ты и про самолеты спросил? – усмехнулся Алексей и сам удивился тому, что еще в состоянии усмехаться.
      – Юморишь? – посмотрел на него фээскашник. – Ну-ну, молодец. Раз юморишь, значит, живой еще.
      – Ну а серьезно?
      – А если серьезно, то о самолетах я их спрашивать не стал. Просто поинтересовался. Короче говоря, когда они сюда утром пришли, пусто тут было. Пусто и чисто.
      – А про песок? Вон, видишь? Песок, – указал Алексей пальцем через плечо. Проскурин обернулся.
      – Да видел я, видел. Насчет песка говорят, что он здесь уже недели полторы как лежит. Заказчик надумал что-то вроде площадки построить: то ли под магазин, то ли еще подо что. Потом, говорит, остыли. Решили повременить. А песок остался. Но рыхлый, я попробовал. За полторы недели под снегом слежаться должен был до бетонной твердости, а он рыхлый. Кто-то ворошит, видать, время от времени.
      – А когда начали строить?
      – Договор подписали примерно месяц назад, а строить начали недели три как. Точнее, двадцать три дня.
      – Молодцы, – хмыкнул Алексей и качнул головой.
      – Да уж, постарались.
      – Значит, часов в пять рабочие ушли, а до двух часов ночи тут успели два капонира возвести.
      – Ерунда! – Проскурин тряхнул лысоватой головой. – На фиг им нужны были эти капониры?
      – Так ты что, думаешь, я вру, что ли? – прищурился Алексей.
      – Да нет. Мне кажется, ты просто что-то перепутал. Местом ошибся.
      – Нет, не ошибся, – ответил Алексей. – Здесь мы садились, точно.
      – Откуда знаешь? – спросил фээскашник.
      – Там на обочине, у самого асфальта, следы остались от полевой дорожки.
      – Что такое полевая дорожка?
      – Да брось ты, не знаешь, что ли? Железные листы, а внизу кружочки такие и выступы, чтобы плотнее за почву цеплялись. Наши знакомцы одолжили у бригады экскаватор или бульдозер, не знаю точно, соорудили здесь два капонира и выложили их такими дорожками. Вес незаправленного самолета на мерзлой земле выдержит запросто.
      – Ну допустим… – Проскурин на секунду задумался. – Но капониры-то зачем понадобилось возводить? Ты можешь объяснить?
      – Капониры – это все-таки что-то вполне армейское, осязаемое. Может быть, для техников, а может быть, и для нас, чтобы не догадались, куда садимся. На каждом военном аэродроме капониры есть. Поверь на слово. Я ведь так и не понял, что это все липа.
      – Ну-ну.
      – Кто заказчик-то, узнал?
      – Еще бы. – Проскурин похлопал себя по нагрудному карману.
      – Все выяснил. Алексей взглянул на него и спросил:
      – Ты до сих пор мне не доверяешь?
      – Да нет, доверяю.
      – И кто же заказчик? – хмуро поинтересовался Алексей. – Поделись уж, будь другом.
      – Да пожалуйста, запросто. Заказчик – некое ТОО «Лукоморье». Что-то вроде дачного кооператива. Тебе название говорит о чем-нибудь? Нет? Мне тоже. Так вот, прораб мне поведал, что они эту дорогу к коттеджному городку тянут. Сперва предложили сделать двухполоску: одну полосу – туда, другую – обратно. Там коттеджей-то всего три десятка. Так что, сам понимаешь, вавилонского столпотворения на дороге не ожидается. Так нет ведь, заказчики уперлись, подавай им, понимаешь, две полосы в одну сторону да две – в другую, как будто шоссе здесь будет проходить Ростов – Москва. – Проскурин зло засмеялся. – Эта фирма, а точнее, ее дирекция подивилась, но раз заказчик желает, то они, конечно, сделают. Им-то даже лучше – денег больше. Потом предложили этому «Лукоморью» другую дорогу провести. Не такую прямую, зато в материалах экономия большая, а значит, и в деньгах. Там ведь впереди почва зыбкая, строители боятся, как бы по весне дорога не просела. Убытки-то им возмещать. Так нет, опять уперлись. Только прямую им подавай. Говорит, прокладывали бы наискосок, метров четыреста бы сэкономили. А ты представляешь, сколько это по материалам да по работе? Или в этом коттеджном городке одни мультимиллионеры живут? Бригадир говорит, что их менеджер сперва так и подумал, а потом посмотрели план городка, чтобы прикинуть, как подъезд поудобнее делать, а там домики обычные, плановые. Знаешь, такие, из бруса, сейчас все торгуют кому не лень.
      – Знаю, – подтвердил Алексей. «Пятерка» заурчала двигателем. Проскурин нажал на газ, и машина медленно покатила по новенькому покрытию.
      – Так что дорогу строят, как для «новых русских», – усмехнулся он снова, – а жить будут середнячки. Спрашивается: на кой им такая дорога?
      – Ну, это понятно, – заперхал кашлем Алексей.
      – Да и мне понятно. Иначе самолет не сядет.
      – Точно. И наискосок нельзя – заход получится от холма. Тоже не сесть. С противоположной стороны посадить самолет можно, но там густые посадки. Полосы метров триста лишних понадобится проложить. Получится, что в план не укладываются. Вопросы начнутся.
      – Верно, – кивнул Проскурин. – Какой пробег «МиГу» нужен?
      – Не меньше шестисот метров. – Алексей подумал. – Оптимально – восемьсот.
      – Вот, а тут ровным счетом девятьсот метров. Ты подумай: это ведь не улицу в городе асфальтировать. Работы сколько: деревья срубить, пни выкорчевать, площадку разровнять, гравий насыпать, асфальт положить. Обалдеть можно. Бригадир говорит, что они последние триста метров по ночам выкладывали. Не успевали в срок. Приехал, говорит, коммерческий директор фирмы-заказчика и такую вонь поднял – куда там, хоть противогаз надевай. Строители попытались его было уверить, что после Нового года нагонят и к сроку все будет готово, а тот нет, говорит, раз в сроки не укладываетесь, будем договор расторгать. В общем, пришлось им потрудиться. Так веришь – нет, этот парень, надзиратель от заказчика, каждый вечер сам здесь появлялся и денежки рабочим выдавал. Стимул, понимаешь?
      – Понимаю, – кивнул Алексей.
      – Ну и дорожники постарались, подналегли, так что к Новому году девятьсот метров полосы готово было. Как с куста.
      – За глаза, – подтвердил Алексей. – Ну-ка, остановись. Проскурин тормознул.
      – Что такое? Алексей открыл дверцу, оглянулся и пробормотал:
      – Сдай назад метров на десять. Фээскашник послушно выполнил его просьбу.
      – Смотри. – Алексей указал на черную полосу примерно метр двадцать длиной и пятнадцать сантиметров шириной. Ощущение было такое, словно озорной ребенок мазнул черной краской точно посреди асфальтовой полосы, как раз там, где позже протянется белая разметка. – Видишь?
      – Вижу, полоса какая-то. – Проскурин прищурился. – И что?
      – Полоса-а… Не полоса, а посадочный след. Резина горела. На любой аэродром съезди, там вся бетонка такими вот полосами исчерчена.
      – Так. – Фээскашник встрепенулся и забормотал: – Черт, фотоаппарат бы, заснять.
      – Да брось ты, потом заснимешь. – Алексей махнул рукой. – Куда она денется-то? Это тебе не грязь, ее мокрой тряпочкой не сотрешь.
      – А вдруг сотрут? Или закрасят, или еще что-нибудь?
      – Краску снимете, коли понадобится, и соскоб возьмете. Резина, когда горит, к асфальту намертво приваривается.
      – Тоже верно. – Проскурин немного успокоился. – Так-так-так.
      – Он посмотрел на попутчика и вдруг весело подмигнул. – Ну что, браток, похоже, на первую ступеньку этой лесенки мы с тобой поднялись. Знать бы еще, как высоко она ведет.
      – Ничего, разберешься. Ты настырный, я смотрю, – болезненно ухмыльнулся Алексей. – С тебя станется.
      – Это верно.
      – Ты автомат-то куда дел? – вдруг тихо, почти шепотом поинтересовался Алексей.
      – Здесь, под сиденьем лежит. – Фээскашник насторожился. – А что такое? Почему ты спрашиваешь?
      – Да нет, просто так. Думаю. Нам с тобой в голову пришло, что надо на аэродром съездить… – Алексей замолчал. Проскурин уже понял, о чем говорит его попутчик. Разумеется, убийцы тоже должны догадаться, что беглецы первым делом попытаются найти аэродром, потому что аэродром – ключ ко всему. Узнаешь, кто заказывал музыку, можешь выйти на конкретных людей, а уж выудить из этих людей сведения – дело техники. «Значит, – Проскурин построил логическую цепочку чуть дальше, – эти люди должны быть вне пределов досягаемости. Они либо уехали, либо мертвы. Поэтому скорее всего широкоплечие хлопчики поджидают где-то рядышком. Они потеряли нас на шоссе, но у них было достаточно времени, чтобы добраться сюда». Собственно говоря, он, Проскурин, на месте убийц именно так бы и поступил.
      Они и поступили именно так. «Пятерка» проехала еще метров сто пятьдесят и вдруг резко остановилась. Алексей, уже снова откинувшийся в удобном кресле и закрывший глаза, поднялся.
      – Что случилось?
      – Смотри, – спокойно произнес Проскурин. Алексей тряхнул головой, отгоняя туманную пелену, и сразу же увидел их. У обочины стоял военный «уазик», а рядом с ним двое крепких плечистых парней. И третий. Его Алексей узнал сразу: знакомые усики, ладно сбитая фигура. Сулимо курил, неотрывно наблюдая за пассажирами остановившегося «жигуленка». Двое плечистых выглядели чуть более расслабленно, хотя фээскашнику была знакома эта расслабленность. Он понимал, что им не проскочить и половины из той сотни метров, что разделяет «пятерку» и «уазик», а убийцы уже выхватят из-под пальто автоматы и успеют выпустить как минимум по одной длинной очереди. Проскурин оглянулся на дорожную бригаду. «Далеко, – решил он. – Черт, как далеко!» Рабочие были заняты своим делом. Шум мощных машин заглушит и без того тихие выстрелы оснащенных глушителями «кипарисов». Майор подумал о том, что можно было бы достать из-под сиденья автомат, но тут же решил, что не стоит. Ему все равно не успеть. Хлопчики откроют огонь раньше, чем он пристегнет магазин. Не говоря уж о глушителе. Можно было бы попробовать рвануть на посадки, но «пятерка» – не танк, завязнет. Когда Проскурин повернулся, один из убийц уже сунул руку под пальто, второй с небольшим запозданием начал зеркально повторять движения напарника. «Левша, вероятно, – с каким-то холодным безумным спокойствием решил фээскашник. – Точно, левша. Значит, автомат у него справа висит». Только капитан не суетился, не тащил оружие, просто стоял и смотрел.
      – Ныряй под сиденье, – скомандовал Проскурин, резко вбивая в пол педаль газа, и рыкнул: – Махом! Он понимал: времени на то, чтобы пристегнуться, у него уже нет. «Пятерка», яростно взревев двигателем, рванула с места и, словно огненная торпеда, помчалась прямо на молчаливые плечистые фигуры. Мысли в голове Проскурина неслись, словно табун обезумевших лошадей, моментально сменяя одна другую. Нужно сбросить в кювет «уазик», нужно по возможности сбить этих орлов, чтобы не пальнули вслед, нужно еще и не перевернуться самим… Пятьдесят метров. Коренастый капитан сунул руку за отворот пальто. «И у этого пушка, – подумал Проскурин. – Эх, размазать бы его по зеленому борту «уазика», так, чтобы каша одна осталась!» Он начал сползать под сиденье, упираясь руками в баранку, уже предчувствуя мощный удар.
      – Сейчас, ребята, – бормотнул Проскурин просто так, для успокоения. Двадцать пять метров. «Нашли, значит? Молодцы, хлопчики. Хорошо еще, что не ночью, когда мы оба дрыхли в салоне. А то и проснуться не успели бы…» Десять метров. В этот момент абсолютно беззвучно автоматы выплюнули первую порцию свинца. Ни Проскурин, ни его спутник не слышали выстрелов, просто стекло вдруг исчезло, а вместо него образовался серебряный дождь, который хлынул в салон сухой трескучей волной. Правда, Алексей в этот момент уже сидел скрючившись под приборной панелью, да и Проскурин представлял из себя плохую мишень. Небось одна макушка только и торчала над капотом, да и ту автоматчики толком не разглядели бы на такой скорости. Проскурин рванул руль вправо, затем – резко влево. Машина вильнула, и именно поэтому вторая очередь прошла не через весь салон, а пробила стекло в левой задней двери и раскрошила задний ветровик. Истерически клацнув, взорвалась левая фара. Проскурин чуть приподнялся. Ровно настолько, чтобы заметить надвигающееся переднее крыло «уазика», две темные фигуры, метнувшиеся влево, – капитана и одного из плечистых, и третьего, почему-то бросившегося вправо, прямо под колеса надвигающегося «жигуленка». «Вот тебе и толчковая левая», – злорадно подумал Проскурин. В следующий момент он услышал свист пуль над головой – левша продолжал давить на спусковой крючок. Выждав еще долю секунды, Проскурин вновь резко крутанул руль вправо. «Пятерка» начала поворачиваться вокруг оси и ударила левым задним крылом в правое переднее крыло «уазика». Проскурин почувствовал, как его бросает на дверцу, и та распахивается. Затем еще один удар, и черная фигура по-рыбьи взвилась над капотом «Жигулей». Она ударилась о крышу, перекатилась через нее, грохнулась на багажник и кубарем слетела на дорогу уже позади. Проскурин резко выпрямился. «Жигули» развернулись на триста шестьдесят градусов, но все еще продолжали скользить по асфальту, истошно визжа горящими шинами. «Вот и все, – подумал Проскурин. – Вот и все наши следы. Туфта собачья. Дорожники покажут, что видели «пятерку», выписывающую на дороге кренделя, и в результате посадочный след самолета пойдет как наш собственный, тормозной». Он дернул руль влево, гася вращение. «Жигуленок» по-собачьи вильнул задом, выровнялся и рванул к шоссе. Боковое зеркальце заднего вида отсутствовало, но центральное каким-то чудом уцелело, и в нем Проскурин увидел лежащий на боку в кювете «уазик» и пару темных фигур, орущих и нелепо размахивающих руками. «Ну да, спектакль для дорожной бригады. – Фээскашник выжал полный газ. – Молодцы, хлопчики, быстро соображают, надо отдать им должное. Пропустили, а потом просто перекрыли дорогу и подождали, пока мы поедем обратно». «Пятерка» выехала на шоссе, повернула налево и покатила в сторону Ростова.
      – Ну что, все? – подал голос скорчившийся под передним сиденьем Алексей.
      – Все-все, вылезай, – серьезно кивнул Проскурин. – Этот низенький и есть твой капитан?
      – Точно. – Алексей с трудом забрался на усыпанное осколками кресло. – Оторвались? – через силу спросил он.
      – Ненадолго. – Проскурин снова покосился в зеркальце. Пусто. Пока пусто. – Они ведь не дураки. Сейчас поинтересуются у бригадира, что он нам рассказал, и будут более или менее точно знать, где нас искать.
      – Где? – Алексей дышал глубоко и часто. – Я еще и сам не знаю, где нас искать, а ты говоришь: они будут знать.
      – Конечно, будут, – спокойно подтвердил фээскашник. – Надо поехать в здешний горсовет, выяснить, кто выбил территорию под коттеджный городок, проверить документы этого… «Лукоморья». Сейчас ведь, друг ситный, такие дела просто так не делаются. Обязательно или звоночек был «от Иван Ивановича», или еще что-нибудь в том же духе. Доброхотов днем с огнем не сыщешь, особенно альтруистов. Знаешь, в сельсоветах такие жуки сидят, я тебе скажу, скорее себе ухо откусят, чем кому-нибудь за так хотя бы сотку земли выделят. А тут, прикинь, какая территория.
      – Но ведь это же можно узнать и в фирме, с которой подряд на строительство дороги заключали?
      – Можно, – согласился Проскурин, – но не так надежно. Могут и не сказать ничего.
      – А в сельсовете скажут?
      – И в сельсовете могут не сказать. Но мы выясним. По своим каналам. ГБ теперь, конечно, не то, что раньше, но все-таки… Силовые структуры еще уважают. Ничего, найдем, как прижать хвост этому «Лукоморью». То и дело поглядывая в зеркальце, майор вел машину спокойно и уверенно. Приближаясь к мосту, за которым располагался пост ГАИ, он лениво набросил ремень безопасности, потянулся правой рукой и накинул ремень на Алексея. Не пристегнул, а просто швырнул его на сиденье, создавая видимость.
      – Тачка теперь у нас та еще, так что, будь уверен, сейчас начнется, – спокойно констатировал Проскурин. – Вот гадство! Времени в обрез. У дорожников техники полным-полно, им «уазик» из кювета вытащить – раз плюнуть. На все про все уйдет минут двадцать – двадцать пять. Значит, через полчаса твой Сулимо будет здесь.
      – Почему это мой? Твой тоже, – вяло отозвался Алексей.
      – Ладно-ладно, наш Сулимо. Стоявший у дороги гаишник, похожий на подгоревшего колобка, увидев изувеченную «пятерку», взмахнул жезлом, приказывая прижаться к обочине. На плече у него болтался «АКМС», левая рука стража порядка выразительно лежала на цевье автомата, и Проскурин предпочел не вступать в конфликт. Он подрулил к обочине и остановился, но не выбрался из салона, а остался сидеть. Гаишник с полминуты смотрел на «пятерку», выжидая, когда водитель наконец соизволит подойти, но Проскурину на его надежды было плевать. Гаишник, недобро ухмыляясь, двинулся к остановленной машине, переваливаясь с ноги на ногу, как Винни-Пух. Подойдя к «пятерке», гаишник недовольно стукнул жезлом по крылу.
      – Ну че, ждать, что ль, тебя? – рыкнул он грозно, всем своим видом выражая недовольство, давая понять, что сейчас состоится «разбор полетов» и цена с обычного червонца подскочит раза в два. Проскурин порылся в кармане, достал права и протянул постовому. Тот несколько секунд изучал документы, отошел, сверяя номера, хмыкнул, вернулся обратно и поинтересовался недовольно:
      – Почему машина в таком состоянии?
      – В ремонт везу, капитан, – усмехнулся Проскурин. Постовой, на плечах которого красовались погоны сержанта, недобро осклабился.
      – Значит, и хамим еще.
      – Ага, – простодушно усмехнулся фээскашник. – Точно, хамим.
      – А ну вылезай.
      – Зачем это? – Брови Проскурина поползли вверх. – Если уж, командир, задерживаешь, то хоть объясни, за что.
      – Сейчас я тебе объясню, – многообещающе буркнул тот. – Вылезай!.. – Он ругнулся матом и передвинул автомат на грудь. – Давай, а то сейчас шиздану очередью, скажу, что ты, сука, за пушкой полез. Понял? Давай выбирайся. И руки на крышу.
      – Да брось, командир. Шутишь, что ли?
      – Я тебе пошучу сейчас. Вылезай, сказал. – Сержант сдвинул предохранитель и передернул затвор. – И быстро.
      – Ну, как скажешь, как скажешь, командир, – Проскурин улыбнулся, открыл дверцу и выбрался из машины. Повернувшись к сержанту спиной, он уперся руками в крышу. – Ты в кармане внутреннем посмотри, – добавил он с усмешечкой, ехидно так, словно призывал поучаствовать в веселом розыгрыше. Постовой быстро ощупал Проскурина, вытащил табельный пистолет и довольно гыкнул:
      – Ага, еще и огнестрельное оружие возим?
      – Да, возим, – согласился, вздохнув, Проскурин. – Я ж тебе говорю: ты во внутреннем кармане посмотри.
      – А что у тебя там? – Похоже, настроение у сержанта начало подниматься. Он представил себе, как отходит этого наглого типа дубинкой по рыжей морде, а потом объяснит, что, мол, при задержании водитель «пятерки» оказал сопротивление и даже попытался схватиться за пушку. Или пускай гонит «штучку». «Зелененьких», «гринов», баксов. – Так, скажи второму, пусть тоже выбирается из машины и руки на крышу.
      – Не может он, сержант, – серьезно ответил фээскашник. – Ранен он.
      – Да ну? – Жадные ладони продолжали исследовать одежду Проскурина. Вот гаишник нашел нож, осмотрел, швырнул на капот. – Холодное оружие носим? Не зря в газетах пишут, что развелось вас, гнид, – рыкнул он, полагая, видимо, что перед ним или один из частных охранников, или, если больше повезет, обычный «бык», значит, сейчас договариваться будет. – Ну че ты? – Ствол автомата ткнулся Проскурину в спину. – Давай попробуй дернись.
      – Да ладно, командир, утихни. – Проскурин поглядел через плечо.
      – Я те щас утихну, тварь. Я те утихну. Тачка-то в розыске небось?
      – Не-а, тачка чистая, – усмехнулся фээскашник. – Да ты глухой, что ли? Я же тебе сказал: во внутреннем кармане пиджака.
      – Повернись-ка, – скомандовал гаишник, не переставая тыкать Проскурина автоматным стволом в спину. – Попробуй только пакшами шевельнуть, я тебя махом здесь положу.
      – Ага, – кивнул Проскурин, поворачиваясь и улыбаясь. – Положишь ты, ложила, много вас таких, ложильщиков. Держа палец на курке, гаишник осторожно, по-воровски, запустил руку во внутренний карман пиджака майора, извлек на свет красную книжечку и посмотрел на нее изумленно. Открыл, прочитал. Лицо его моментально вытянулось, глаза округлились, в них мелькнула растерянность. Проскурин усмехнулся.
      – Ну что, капитан, руки-то можно опустить? Или как?
      – А, да, разумеется. Конечно, товарищ майор.
      – Ну вот. Ты пушку-то убери, а то, не ровен час, на курочек-то нажмешь, с тебя станется. А мне, знаешь, что-то не хочется из-за козла дорожного подыхать.
      – Да, извините, товарищ майор. Я ведь сразу не сообразил.
      – Зря не сообразил. – Проскурин ядовито усмехнулся и продолжил зло: – Дурак ты, братец. Будь я «быком», десять раз тебя грохнуть бы успел. Постовой опустил автомат и сдвинул его набок, затем козырнул.
      – Извините, товарищ майор.
      – Ладно, пушку отдай.
      – Да. – Сержант полез в карман, вытащил «ПМ» и вернул его Проскурину. Тот забрал пистолет, взял документы, нож и сел за руль. Подумал пару секунд, оглянулся.
      – Да, сержант, вот еще что. Тут за нами минут, может быть, через пять-десять-пятнадцать проедет зеленый «уазик». Военный. Правое переднее крыло ободрано. И слева тоже должны быть вмятины и царапины. Короче, признаешь сразу, не маленький. Так вот, дружеский тебе совет: останови его и проверь хорошенько.
      – Мы не имеем права военные машины останавливать, – угрюмо сообщил постовой.