I

– Лейтенанта Вовка срочно к сотнику! – раздался под окном хрипловатый голос.

Всего неделю назад подобное распоряжение заставило бы взводного мигом забыть обо всем остальном и немедленно поспешить к командиру сотни. Сейчас же он еще с минуту спокойно понежился на мягкой кровати и лишь затем лениво спустил на пол босые ноги. Насвистывая веселый мотивчик понравившейся ему чешской песенки, не спеша намотал на ноги портянки и обул сапоги. Тряхнув чубом и пригладив усы, расправил под ремнем складки черкески, передвинул с живота на бедро кобуру пистолета и только после этого, не торопясь, вышел.

Командир разведывательной сотни сидел в чисто прибранной горнице за разложенной на столе картой. Рядом с ним находился неизвестный взводному пехотный старший лейтенант. Остановившись у порога, Вовк вскинул к кубанке ладонь:

– Товарищ капитан, младший лейтенант Вовк по вашему приказанию прибыл.

– Шагай ближе, лейтенант, – пригласил сотник, указывая взводному на место у стола. И когда тот приблизился, строго спросил:

– Чем заняты казаки?

– Наводят в расположении марафет. А заодно помогают по хозяйству селянам, – скороговоркой буркнул Вовк.

– А чем велено заниматься? – повысил голос сотник. – Боевой и политической подготовкой? Бумагу на этот счет из штаба получал?

Вовк отвел глаза в сторону.

– Що ж, лейтенант, покуда этот вопрос для ясности замнем, – усмехнулся сотник. – И перейдем к делу, из-за якого я тебя сейчас покликал. Знакомься – наш коллега, – указал капитан на офицера.

– Старший лейтенант Гуськов, командир разведроты мехбригады, вашего соседа.

– Младший лейтенант Вовк, – медленно процедил сквозь зубы взводный, быстро и оценивающе окидывая нового знакомого взглядом.

Длинный ряд медалей с двумя орденами Красной Звезды и одним Отечественной войны, а также две ленточки-нашивки за ранения говорили о многом.

– Бери быка за рога, друже, – проговорил сотник, кладя перед старшим лейтенантом на карту остро заточенный карандаш.

Наклонившись над столом, пехотинец откашлялся и взял карандаш. Ткнул его острием в точку немного правее трех маленьких квадратиков, обозначающих на карте деревушку, в которой они сейчас находились.

– Сегодня на рассвете у этого моста на наше охранение наткнулся отряд немцев. Навязанный ему бой противник не принял, а разбился на несколько групп и отошел обратно в лес. Штаб бригады немедленно организовал преследование. Три группы фашистов вскоре были настигнуты и уничтожены, но двум от погони удалось оторваться. Одна из них, судя по направлению движения, сейчас должна находиться в тылах вашей дивизии. А поэтому…

– А потому, старший лейтенант, переставай нам байки рассказывать, – насмешливо перебил пехотинца сотник. – Чего от нас желаешь?

Улыбка на лице пехотинца стала прямо-таки обворожительной.

– Хочу на время пару десятков твоих казачков попросить. В моей разведроте сейчас по списку всего сорок человек, и все с утра корпусные тылы обшаривают. Так что выручай, соседушка. Тем более что одна группа фрицев сейчас на стык наших и ваших тылов подалась. А поскольку ей все равно, кому шкодить, то прихлопнуть ее следует сообща, покуда она нам всем бед не натворила.

– Коли надобно – прихлопнем, – проговорил сотник и глянул на Вовка:

– Поднимай взвод по тревоге и вкупе со старшим лейтенантом займись удравшими швабами. Негоже подобным недобиткам по нашим тылам шастать.

Пехотинец расцвел:

– Ну, капитан, спасибо! Выручил – лучше не надо! С твоими казачками я с этими фрицами в два счета разделаюсь…

Во дворе Вовк и старший лейтенант присели в тени на скамейку, теперь уже вдвоем склонились над картой. Еще несколько минут назад совершенно незнакомые, они сейчас стали единомышленниками.

– Итак, вначале все о фрицах, – начал старший лейтенант. – Утром у моста их было около полусотни. Пятерых наше охранение завалило намертво там же. Три группы из пяти, на которые противник разбился при отступлении, мы окружили и уничтожили почти сразу же. Это еще двадцать шесть трупов. Всего, таким образом, на небеса спроважен тридцать один фашист. Вот и получается, казак, что на нашу с тобой долю приходится примерно половина оставшихся… Как мыслишь, справимся?

– Давай поначалу закончим со швабами, – предложил взводный. – Що за состав уничтоженных групп? Як были вооружены и крепко ли сопротивлялись? Удалось ли разжиться «языком»? Коли да, що он сообщил?

– Все убитые – эсэсовцы. Отстреливались до последнего. Своих раненых тут же приканчивали, так что пленных не захвачено ни одного. Вооружены до зубов. Питания в рюкзаках недели на две: шоколад, консервы, галеты, спирт. В каждой группе – рация.

– А карты?

– Почти у каждого фрица. Причем не только здешнего района, но и всей округи. А у некоторых, видать старших групп и особенно доверенных, склеены целые простыни… Шагай до самой германской границы.

Вовк задумчиво тронул усы:

– Тогда я не пойму одного – зачем швабам приспичило на мост лезть? Ведь на карте ясно указано: в версте от моста через речку брод. А еще чуть выше по течению ее хромой горобец вприпрыжку перескочит. Была бы речка, а то так – одно название. Ладно, захватим хоть одного живьем, тогда про все и дознаемся. Покажи, где, по твоей прикидке, наши швабы сейчас могут находиться?

Старший лейтенант взял веточку, обвел ею на карте небольшой кружочек.

– Ориентировочно, вот здесь… а точнее, два часа назад их обнаружили на этой просеке. Там какие-то старые развалины с крепкими, каменными подвалами, и бригадные тыловики развернули в них свое хозяйство. Вот наши с тобой фрицы после бегства от моста и нарвались у этих развалин на часового, что те склады охранял.

– Чем все закончилось?

– А ничем. Часовой как увидел на просеке фашистов, так и выпустил по ним полдиска. Они в ответ тоже огрызнулись огоньком и – ноги в руки. Начальник тамошнего караула сгоряча хотел с бодрствующей сменой кинуться за ними вдогонку, да потом передумал. А вдруг это фрицы специально комедию разыгрывают?

– Да, его понять нетрудно, – согласился взводный. – А вот швабы снова мудрят. Скажи, те склады в развалинах добре замаскированы? Можно ли ночью со стороны определить, що в них какой-то охраняемый воинский объект имеется?

– Конечно. Склады никто и не думал маскировать – за войну надоело. К развалинам и подвалам наши грузовики накатали уже настоящую дорогу, а в самой караулке всю ночь свет горит, и часовой рядом ходит. Да и от кого теперь скрываться? Война-то кончилась…

– Так зачем швабам понадобилось объявляться возле развалин? Они що, не могли их сторонкой обойти? Знаешь, ротный, щось я совсем не понимаю этих беглецов, – признался Вовк. – Им бы нас десятой дорогой обходить, а они сами на рожон прут… поначалу у моста, затем у складов. У тебя самого по этому поводу никакой думки не сложилось?

Старший лейтенант умоляюще сложил на груди руки:

– Пластун, христом-богом молю – брось свои мудрствования. Нам с тобой что приказано? «Языка» взять, замаскированный штаб обнаружить, вести скрытное наблюдение за важным объектом? Ничего подобного – догнать и уничтожить… просто и без затей. Вот и давай займемся этим… только этим и без всяких выкрутасов. Договорились?

– Добро, займемся только этим. – Вовк аккуратно сложил карту, сунул ее за отворот черкески. – У меня во взводе два десятка хлопцев. Из тех, що всю войну прошли, а в полыме не сгорели и в воде не потонули. Чем порадуешь ты?

– У меня не густо: я да радист. Зато со мной две полуторки и мотоцикл с коляской. Карту запомнил? Куда бы фрицы от складов ни направлялись, в любой стороне просека или дорога имеется. Вот и воспользуемся техникой, чтобы ноги не бить понапрасну да силы не тратить попусту.

– Тоже верно, – согласился Вовк, поднимаясь со скамейки. – А сейчас, друже, маленько поскучай один – надобно заняться взводом…

Отодвинувшись подальше в тень и дымя папиросой, старший лейтенант с интересом наблюдал за готовившимися к предстоящей операции казаками. Сражаясь на завершающем этапе войны рядом с пластунами, а после ее окончания имея их дивизию своим соседом по расположению, ротный был немало наслышан об этом единственном в Красной Армии казачьем пластунском соединении.

В 1943 году Краснодарский крайком ВКП(б) и крайисполком обратились в ЦК ВКП(б) и Ставку Верховного Главнокомандования с просьбой о формировании из кубанского казачества добровольческой пластунской дивизии. Эта просьба была одобрена, соответствующее разрешение получено, и осенью того же года дивизия была полностью готова к боевым действиям. Перед выступлением на фронт ее командир, полковник Метальников, был вызван в Ставку и принят самим Сталиным, чего не удостаивались многие генералы. В результате этой беседы, по просьбе краевого руководства и комдива, личный состав дивизии получил право ношения старинной казачьей пластунской формы. Пополняться она должна была только с Кубани, а все раненые обязаны были возвращаться из госпиталей снова в свои части. Однако комдив мог не только просить, но и стоять на своем. Когда Сталин предложил включить в состав дивизии танковый полк, Метальников, не колеблясь, возразил ему и доказал, что пластунам более необходимы самоходки. Видимо, эта смелость и настойчивость казачьего полковника понравились Верховному, потому что он тут же, в своем кабинете, лично произвел Метальникова в генерал-майоры.

И вскоре немцы на своей шкуре почувствовали, что такое десять тысяч сведенных воедино казачьих добровольцев, давших клятву мстить за свои дотла сожженные станицы и хутора, за расстрелянных или повешенных родных и близких.

И сейчас старший лейтенант смотрел, как пластуны-разведчики быстро и умело облачались поверх черкесок в пятнистые маскхалаты, подгоняли ремни снаряжения и лямки вещмешков, как сноровисто и со знанием дела проверяли и готовили к бою оружие. Как, полностью закончив приготовления, размахивали во все стороны руками и вертели корпусом, проверяя, не будут ли одежда и снаряжение стеснять свободу движений. Как прыгали на корточках по траве и со всего маха бросались плашмя на землю, прислушиваясь, не раздастся ли при этом предательский звон металла.

Но вот все закончилось. Вовк окинул взглядом пластунскую шеренгу и отрывисто скомандовал:

– По машинам!

У лесных развалин, чьи добротные каменные подвалы были превращены в склады механизированной бригады танкового корпуса, машины и мотоцикл остановились. Вместе с начальником караула старший лейтенант и Вовк побывали на месте, где часовым были замечены и обстреляны немцы. Офицеры внимательно осмотрели начало следа, который оставили фашисты на еще сыроватой после ночного дождя земле, и снова вернулись к своим машинам. Уселись в кабине одной из полуторок, разложили на коленях карту.

– Что предлагаешь конкретно? – поинтересовался старший лейтенант.

– А самое простое. Десяток казаков вместе со мной пойдет сейчас прямиком по обнаруженному следу. Собьемся с него – двинемся напрямки в глухомань, которую я тебе показывал. Остальных хлопцев разобьем поровну и отправим на машинах справа и слева от моей группы по двум ближайшим дорогам. Они здесь все грунтовые, движения по ним почти никакого, так що швабы, пересеки они какую-либо, обязательно оставят на ней следы. У меня и в каждой мотогруппе будет по рации, и кто из нас первый в хвост швабам вцепится – остальных на подмогу кликнет. Имеешь возражения, ротный?

– Никаких. Только скажи по совести, все-таки считаешь, что фрицы дураки и по всем своим правилам сунутся в глухомань?

– Угадал, ротный. Помнишь следы, що оставили швабы на просеке у складов? Ты разрешил бы своим разведчикам ступать по сырой земле, когда рядом каменная осыпь? В указанную мной глухомань они сейчас поспешают, ротный, и помяни мое слово, что часа через полтора-два мы их возьмем за глотку, – с уверенностью в голосе закончил взводный.

– Хорошо говоришь, казак, – хохотнул старший лейтенант. – Может, заодно подскажешь, как это сделать?

– Обязательно подскажу, для того и разговор завел, – спокойно ответил Вовк. – Карта у тебя в руках, компас в планшетке. А ну-ка, сориентируйся поточней и определи, куда швабы от нас удирают.

– Только что определял… именно в ту глухомань, о которой ты говорил. И чтобы их там не упустить, бой надо навязывать как можно скорее.

– Верно… а навяжем его вот туточки, – ткнул взводный в точку на карте. – Загоним швабов в эту халупу и не выпустим ни единого.

– А как загонишь? – поинтересовался старший лейтенант.

– Как их ягдкоманды нас поначалу гонять пытались. Обложим с трех сторон и оставим стежку-дорожку только туда, куда нам нужно. К той самой халупе, що я показал… и подле нее замкнем наше окружение полностью. Тут уж хочешь не хочешь, а бой принимать надобно.

– Что ж, план на все «пять», – после некоторого раздумья произнес старший лейтенант. – Пожалуй, в нашей ситуации ничего лучшего и не придумаешь. А раз так, пластун, командуй своими казачками…

Через час Вовк остановился, тронул за плечо идущего рядом с ним сержанта Кондру:

– А ну, казаче, устрой швабам концерт. Да поголосистее, щоб им житуха медом не казалась.

Усмехнувшись, сержант поднес ко рту ладони, надул щеки, и злой, отрывистый собачий лай громко разнесся по лесу. Едва затихли его отголоски, как вначале где-то далеко впереди, а затем и чуть левее группы Вовка раздался лай. Это было настолько неожиданно, что старший лейтенант непроизвольно вздрогнул.

– Що, ротный, похоже? – улыбнулся взводный. – Вот и пришла пора нашим швабам прощаться со своими мечтами о встрече с союзничками. Сейчас самый отпетый дурень догадается, що на него с трех сторон облава с собаками заходит. И помчится со страху туда, где еще тихо… как раз к нашей халупе. А щоб живее торопились, мы их подгоним…

Подняв автомат, он выпустил в воздух длинную очередь, а сержант снова взвыл. Но теперь не отрывисто, а протяжно и с хрипотцой, словно собака, рвущаяся в злобе с поводка. И тотчас спереди и слева от их группы тоже донеслись стрельба и заливистый, раскатистый лай. Опустив автомат, взводный остановился у края узкой, едва заметной в густой траве тропинки, ведущей куда-то в глубину леса.

– Хватит по кустам да буеракам шататься, – сказал он, выходя на тропу. – Сейчас швабы во всю прыть к халупе мчатся, а потому и нам запаздывать к ней не стоит. Нечего давать им время для отдыха и подготовки к бою. А эта стежка нас напрямки к халупе и выведет, поскольку в иное место идти ей больше некуда.

Тропинка на самом деле привела разведчиков к небольшой поляне, по-видимому специально расчищенной от кустов и деревьев на берегу широкого, с прозрачной водой ручья. Посреди поляны виднелся красивый, нарядный, словно новогодняя игрушка, каменный дом с резным деревянным крылечком и высокой остроконечной крышей. Дверь, ведущая с крыльца внутрь дома, была наглухо закрыта. Три больших окна, два из которых смотрели на ручей, а одно на поляну, также были плотно прикрыты ставнями. Круглое слуховое оконце на чердаке сверкало на солнце разноцветными мозаичными стеклами.

– Здесь они, пластун, здесь, – быстро зашептал старший лейтенант, наклоняясь к уху взводного. – Присмотрись хорошенько в бинокль к правому углу крыльца. Видишь в траве сбоку свежую щепу? Когда фрицы выломали дверь, то крупную, по всей видимости, сунули под крыльцо или унесли с собой в дом, а мелкую в спешке попросту смахнули вниз. Вот она и белеет сейчас среди зелени. А на самой двери заметны следы подсохшей грязи… видно, сапожищами ее вышибали. Ты прав, казак, не наш брат разведчик эти немчики. Совсем швах дело у них с маскировкой.

– Що не разведчики они – факт, – согласился взводный. – Только не это сейчас самое главное, – продолжал он, осторожно выглядывая из-за раскидистого куста, растущего на границе леса и поляны. – Швабы в надежной западне, путей к отходу у них никаких, и потому драться они станут до последнего. А эти лесные сторожки, – кивнул он на дом, – я уже встречал и знаю. Стоит, как намалеванная… кажется, дунь на нее – и улетит по ветру. А на самом деле стены из пушки не прошибешь. Так що прежде чем бой начинать, следует прикинуть, как своей крови меньше пролить.

– Послушай, пластун, а может, предложить им сдаться? – спросил он. – Ведь тоже знают, что войне капут. Ну, ладно, хотели к союзничкам драпануть, – значит, причины были. Не удалось… Так уж лучше наш плен, чем неминуемая дорожка на тот свет. По-моему, логично…

– Кому как… у каждого своя логика, – пожал плечами взводный. – Впрочем, попробуй… попытка – не пытка. Только давай поначалу уберемся из этих кустиков – не нравятся они мне.

Спрятавшись с казаком за толстым дубом, старший лейтенант сложил ладони рупором и высунул голову из-за ствола дерева.

– Дойчен зольдатен!… – громко разнеслось по поляне. Он успел произнести только эти два слова, как зазвенели разбитые стекла, ставни дома распахнулись и во всех окнах, а также в двух узких вентиляционных щелях, чернеющих чуть выше основания фундамента, заплясало пламя выстрелов.

– Вот и поговорили, – усмехнулся взводный, стряхивая с кубанки листья. – Ну що ж, вольному воля… Павло! – окликнул он стоявшего за соседним деревом помкомвзвода. – Оставь со мной отделение Кондры, а с остальными казаками заходи к сторожке от ручья. И поменьше маскировки, а побольше шума… Нехай швабы ждут нашей атаки с той стороны. И, главное, береги хлопцев.

Помкомвзвода исчез.

Какое-то время Вовк не спускал глаз с дома, затем медленно повел взглядом по поляне и подступающему к ней краю леса. В этот миг злобно затарахтели немецкие пулеметы, им стали торопливо вторить автоматы из окон, выходящих в сторону ручья. Огонь осажденных был направлен в густые заросли камыша на берегу ручья. Оттуда тотчас отозвались дегтяревский ручной пулемет и дюжина автоматов, а среди ярко-зеленых метелок появились и исчезли два или три алых верха кубанок.

– Сержант! – не оборачиваясь, тихонько позвал Вовк, словно чувствуя, что Кондра уже стоит за его спиной.

– Слушаю, товарищ младшой лейтенант, – отозвался тот.

– Дошло, зачем я тебя при себе оставил?

– Так точно. В камышах много шума – мало дела… а туточки – наоборот.

– Верно мыслишь. А думка еще никакая по этому поводу в голову не явилась?

– Уже шевелится. Та же, наверное, що и у тебя: прорваться к халупе вот по этому шляху.

Старший лейтенант с интересом проследил за вытянутым пальцем сержанта. Со стороны леса на поляну выбегала неширокая, гладко накатанная грунтовая дорога. Сюда не выходило ни одно из вентиляционных отверстий, превращенных фашистами в пулеметные амбразуры.

– Рывок со всех ног по шляху вперед. Пара гранат в окно – и Гитлер капут, – закончил тем временем свою мысль сержант.

– Кого пошлешь? – поинтересовался Вовк.

– Пойдем я и Микола. А то уж поди и бегать разучились, – усмехнулся Кондра.

– Не рискуй зазря… а мы огоньком вас прикроем. Держи, – и взводный протянул сержанту свой вытащенный из кобуры пистолет.

Не говоря ни слова, достал и отдал пластуну свой ТТ и старший лейтенант: он тоже прекрасно знал, что в делах, которые предстояло свершить двум казакам, пистолет был намного удобнее автомата.

Отойдя за соседнее дерево, Кондра прислонил к нему свой автомат, снял и положил сбоку на землю вещмешок и подсумок. Затем пристроил за поясом рядом с кинжалом три гранаты, передернул затвор пистолета и, не ставя его на предохранитель, сунул сзади за тонкий наборный ремень.

– Готов? – обратился Кондра к невысокому усатому крепышу с ефрейторскими лычками на погонах, проделывавшему возле него те же приготовления, что и сам сержант.

– Почти. Только наркомовской нормы не хватает, – с ухмылкой ответил ефрейтор.

– Наша норма еще у швабов в фляжках, – ответил напарнику Кондра и повернулся к взводному:

– Можно начинать…

По команде Вовка казаки оставшегося с ним отделения Кондры открыли дружный огонь по дому. Под ливнем их пуль со звоном посыпались на землю последние остававшиеся в оконных переплетах стекла.

Под прикрытием огня товарищей сержант и ефрейтор выдвинулись ползком к самой дороге, залегли рядышком у крайнего к поляне куста. Выбрав момент, когда немецкие автоматы умолкли, они внезапно вскочили на ноги и бросились прямо по дороге к дому. Они успели пробежать всего несколько шагов, как вражеские автоматы ударили по ним длинными очередями, и фонтанчики пыли, поднятые пулями, заплясали у самых их ног. Высоко подпрыгнув, Кондра метнулся от дороги вправо, присел на колено за густым кустом крыжовника примерно в полутора десятках метров от гаража. Быстро достал из-за пояса гранату, рванул кольцо и метнул ее в направлении дома, после чего без промедления повалился на землю и прикрыл голову руками. Эта и вторая, брошенная ефрейтором с другой стороны дороги, гранаты взорвались почти одновременно, подняв в воздух непроницаемое для глаз облако пыли и прошлогодней листвы. И едва просвистели над головой осколки, сержант уже был на ногах и сделал стремительный прыжок к гаражу. В тот же миг заработали фашистские автоматы, и между Кондрой и строением легла на землю автоматная очередь. Следующая вспорола воздух в шаге перед сержантом, а третья ударила в угол гаража, к которому, судя по направлению движения Кондры, он держал сейчас путь.

Судя по стрельбе, огонь по сержанту вел один автоматчик. Так и должно быть: второй фашист в это время отвлекался ефрейтором на себя. На потном лице пластуна мелькнула довольная улыбка: все пока шло именно так, как он задумал. Резко остановившись в паре шагов от гаража, Кондра неожиданно развернулся на каблуках и что было сил снова бросился в первоначальном направлении – напрямик к дому параллельно дороге. Стрелявший по нему автоматчик не успел еще переместить за казаком точку прицеливания, как пластун опять молниеносно метнулся вбок и упал в высокую траву рядом с дорогой. И пока немец, сбитый с толку бессмысленными, с его точки зрения, прыжками противника, торопливо ловил его на мушку, сержант успел швырнуть в сторону дома вторую гранату и кубарем скатился в глубокий кювет сбоку от дороги. Эта граната взорвалась на идущей вдоль стены дома дорожке, всего в шаге от окна. Взрывная волна ударила в оконные перекрытия снопом пыли, песка, мелкой гальки и обрушила внутрь помещения часть загораживавших окно предметов. И пока не успела осесть поднятая взрывом пыль, мешающая фашистам что-либо видеть из окна и вести прицельный огонь, пластун поднялся из кювета. Низко пригнулся и помчался к дому, доставая на ходу из-за пояса последнюю гранату.

Он очутился у стены одновременно с ефрейтором, бежавшим к дому по противоположной от Кондры стороне дороги. Не переводя дыхания, сержант подскочил к окну и не бросил, а аккуратно сунул гранату в широкую щель между загораживавшими окно снизу комодом и письменным столом. Отскочил в сторону и упал на землю рядом с ефрейтором, уже державшим оконный проем под прицелом своего пистолета. Когда над их головами глухо прогремел взрыв, ефрейтор, приподнявшись на локте, швырнул в освободившееся от посторонних предметов окно две свои оставшиеся гранаты,

Едва внутри помещения один за другим ухнули взрывы и раздался чей-то душераздирающий вопль, казаки одновременно появились по обе стороны окна с пистолетами в руках. Они были готовы открыть огонь по любой цели, но внутри дома все скрывал густой клубящийся дым. И тогда ефрейтор, быстро взглянув на сержанта и получив в ответ утвердительный кивок, встал под окном на четвереньки, а Кондра вскочил ему на спину. Мгновение – и сержант уже сидел верхом на подоконнике и тащил к себе за руку ефрейтора. Когда тот очутился рядом с Кондрой, оба пластуна спрыгнули внутрь помещения: пистолеты в левой руке, обнаженные кинжалы – в правой. А за их спинами уже тяжело бухали в землю подкованные сапоги бегущих к домику казаков.

Старший лейтенант снял с головы наушники рации, недовольно скривил лицо.

– Никакой личной жизни, пластун, – проговорил он, обращаясь к сидевшему рядом с ним у костра взводному. – Не успели с фрицами разделаться, а начальство меня уже в бригаду требует.

Вовк оставил в покое банку с тушенкой, в которой только что орудовал ложкой. Взглянул на прячущееся за верхушками деревьев солнце, бросил в рот кусочек шоколада.

– Ничего страшного, ротный. Трофеи почти все прикончены, на носу ночь… так какого лешего туточки засиживаться? Допьем на посошок остатки спирта и двинемся по домам. Небось в селе по хатам веселее ночь коротать, нежели в этой глухомани.

– Кому по хатам ночь коротать, а кому снова грязь месить, – заметил старший лейтенант, протягивая руку к стоявшему у огня котелку с остатками трофейного спирта. – Мой начштаба сообщил, что вторая группа удравших фрицев как в воду канула и до сих пор не обнаружена. Как бы не пришлось мне по возвращении в бригаду охотиться уже за ней.

– Ладно, не журись раньше срока, – успокоил его взводный.

Наскоро закончив обед, осмотрев пластунов, Вовк остановился перед помкомвзвода, достал из-за отворота черкески карту.

– С десятком казаков отправишься на машине, що осталась на левой просеке. Я с ранеными и остальными хлопцами – на другой полуторке и мотоцикле. По своим просекам выезжаем вот на эту шоссейку и встречаемся возле моста через ручей, – ткнул он в карту карандашом. – Ничего не спутаешь?

Помкомвзвода пренебрежительно хмыкнул:

– Чего тут путать? Просека, где сейчас моя машина, выводит как раз на шоссейку. А мостика никак не минуть – он на ней один.

– Учти, що я с ранеными, а потому буду идти и ехать медленнее, нежели ты. Прибудешь к мосту первым – жди меня. Уразумел?

– Так точно.

– Тогда расходимся и до встречи…

Через полтора часа группа взводного находилась в условленном месте. К удивлению Вовка, второй машины там еще не было. Постояв на мосту минут десять, взводный подошел к старшему лейтенанту, удобно расположившемуся на траве у обочины.

– Послушай, ротный, щось не нравится мне эта задержка, – сказал он. – Как бы не стряслось с хлопцами чего…

– Чего? – зевнул старший лейтенант. – Подумаешь, задержались на полчаса. Куда им спешить? Они что, на боевое задание опаздывают? Или генерала встречают? А может, в машине что-нибудь испортилось? В дороге всякое может случиться.

– Вот именно, всякое, – буркнул Вовк. – А поэтому оставайся здесь, а я с парой казаков на мотоцикле проскочу хлопцам навстречу. Припоминаю, що, когда ехали, мне вроде бы стрельба почудилась… и как раз в стороне, откуда хлопцы должны прибыть.

– Не торопись, пластун. – Старший лейтенант легко вскочил на ноги, поднял с земли свой автомат. – Знаешь, я тоже что-то похожее на выстрелы слышал.

Вторую машину они обнаружили на просеке в полусотне метров от места, где та соединялась с шоссе. Уткнувшись капотом в толстое дерево, полуторка стояла поперек просеки, и смрадные языки пламени дожирали остатки ее кабины и кузова. Вовк, сидевший в коляске мотоцикла с ручным пулеметом на изготовку, первым подскочил к машине. Прикрыл от огня лицо рукой и высоко подпрыгнул над чадящим бортом.

– Ну? – нетерпеливо выдохнул подбежавший старший лейтенант.

Вовк повернул к нему бледное, перекошенное злой гримасой лицо, медленно стащил с головы кубанку.

– Чего «ну»? – скрипнул он зубами. – Нема моих хлопцев.

Опустив голову и волоча по земле приклад пулемета, он подошел к стволу ближайшего дерева, уткнулся в него лицом. Некоторое время стоял неподвижно, затем выпрямился. Обернувшись, отыскал глазами суетящегося у машины Кондру.

– Сержант!

– Слушаюсь! – замер перед ним вмиг подскочивший пластун.

– Возьми Миколу и выясни: кто и как нападал… сколько их было и куда сгинули. И быстрей, быстрей… покуда они не ушли далече.

Кондра моментально исчез, вернулся через несколько минут, остановился сбоку от взводного. Нетерпеливо переступил с ноги на ногу, негромко кашлянул.

– Разрешите обратиться?

– Говори…

– Засада была устроена в кустах слева по ходу движения машины. Ее подпустили на десяток метров, швырнули под кабину связку гранат, а по кузову врезали из двух МГ и автоматов… били в упор и не жалея патронов.

– Добре, сержант. Оставь при раненых трех казаков, а с остальными сейчас попрямикуем за швабами.

Подождав, когда Кондра отойдет на несколько шагов, старший лейтенант приблизился к взводному:

– Пару слов можно?

– Только покороче.

– Твое решение преследовать фрицев понимаю и целиком одобряю. Но не пори горячки. Сколько нас? У тебя, не считая раненых, девять казаков. Мое воинство и того меньше: водитель мотоцикла, шофер полуторки и радист. Прибавим тебя и меня… всего четырнадцать человек. Водителей и трех пластунов оставляем при раненых и технике… значит, для погони остается девять человек. Не густо! А если фрицев не десяток, как нагадал твой сержант? Вдруг их здесь вообще не одна группа? Что тогда?

– Ну и що ты хочешь этим сказать? – повернул голову в сторону старшего лейтенанта Вовк.

– Надо сообщить о нападении в свои штабы. Расстояние между ними и нами не так уж велико, так что часа через три-четыре прибудет подкрепление.

– Через три часа наступит темень, А ночью куда легче и след потерять, и под пулю угодить. А можно и вообще швабов упустить.

– Потеряем след ночью – отыщем утром. А упустим фрицев мы – настигнут другие. Никуда им от нас не деться, когда мы с прибывшим подкреплением их в сплошное кольцо зажмем.

В уголках губ пластуна что-то дрогнуло. Во взгляде, брошенном на старшего лейтенанта, мелькнул оттенок жалости.

– Немало ты повоевал, ротный, а так и не познал до конца солдатскую душу. Швабов, що сгубили моих казаков, должен покарать именно я, а не кто-то иной. Потому что они были моими побратимами и не раз делились со мной последним сухарем и глотком воды… Вместе с ними заглядывал я в глаза смерти и схоронил немало наших другов-товарищей… в одном окопе лили мы кровь и перевязывали друг дружке раны. И от того не просто однополчанами были они мне, а частью меня самого. Вот поэтому не кому попало, а только мне надлежит рассчитаться с врагом за их гибель. Не от чьей-то чужой руки, а только от моей, их побратима, суждено принять их убийцам свою смерть. Теперь понимаешь меня? Ротный?