Собеседник распахнул полог шатра, шагнул навстречу риближавшемуся рабу, замахнулся на него клюкой:

— Мерзавец! Думаешь, эта горсть крошек и кость, которую ты обглодал по пути, могут насытить голодного человека?

Вижу, ты такой же скупердяй, как твой хозяин! Да настигнет вас за это небесная кара!

Выхватив из рук ошеломленного раба большую лепешку и солидный кусок жареной баранины, бродяга с проклятиями заковылял от шатра.

— Если еще раз допустишь ко мне этого негодяя, я прикажу выпороть тебя, — бросил Хозрой рабу. — Не спускай глаз с палатки Исаака и, когда он оттуда выйдет, сразу сообщи мне.

Исаак появился из палатки, когда план предстоящих действий полностью созрел в голове Хозроя. Выждав время, за которое Исаак должен был успеть позавтракать, Хозрой отправился к нему.

— А я собрался идти к тебе, — обрадовался Исаак. — Знаешь, что из всех сопровождавших русов купцов мы остались сегодня двое? Остальные побоялись, что русы будут мстить, если ал-арсии их разгромят, и уплыли в Итиль.

— Прекрасно! Значит, нам двоим достанется все, что русы и викинги не возьмут с собой в дальнейший путь. А расстаться им придется со многим. За победу над ал-арсиями и ополченцами они заплатят большой кровью, и волочь всю добычу на себе к Саркел-реке им будет не под силу. А раз так, часть ее достанется тому, кто заплатит за нее хоть что-то. Нам повезло, Исаак, мы будем покупать все предложенное нам за треть цены!

— А если русы будут разбиты? К их противнику в любой миг может подойти подкрепление. Тогда русы и викинги могут отомстить за своих убитых нам.

— Разве ты не видел, как бежали вчера от русов ал-ар-сии? А итильские ополченцы вообще ни на что не способны! Одних угораздило попасть в ловушку воеводы Асмуса, другие все сражение простояли напротив викингов ярла Олафа. Нет, Исаак, победа будет за русами! А часть добычи, оказавшейся для них обременительной, попадет тому, кто будет рядом с ними и сможет купить ее. Если бы дело обстояло иначе, разве я находился бы сейчас здесь? Скажу тебе как старому, верному другу больше. — Хозрой наклонился к Исааку: — Я уже договорился с русами, что только мы с тобой будем покупателями добычи, которую они из-за потерь не смогут взять с собой к Саркелу. Сегодня я хочу поговорить об этом и с викингами. И хорошо, что мы остались вдвоем — у нас не будет соперников.

— Ты смог договориться с русами? — оживился Исаак. — В таком случае с викингами у тебя не будет затруднений — с ярлом Эриком ты давно нашел общий язык, а все другие ярлы следуют его примеру.

— Тоже надеюсь на это, хотя кое-какие трудности у меня могут возникнуть. Мы условились с ярлом Эриком встретиться сегодня вечером у меня в палатке, а это значит, что его прежде всего нужно допьяна напоить и до отвала накормить. С вином у меня все в порядке, а вот с едой…— Хозрой обреченно махнул рукой. — Мой лучший повар после Каспийского похода заболел, а тот, что сейчас при мне, вряд ли сможет приготовить любимую грибную похлебку ярла Эрика. Может, выручишь меня и велишь своему повару заняться грибной похлебкой? Уверен, что он справится с этим делом куда удачнее, чем мой неумеха. Как-никак разговор с ярлом важен для нас обоих, а если у ярла из-за неудачной похлебки испортится настроение, в убытке окажусь не только я.

— О чем ты говоришь? — замахал руками Исаак. — Мой повар в твоем распоряжении до вечера. Да и разве может быть иначе? Ведь мы, сыны истинной веры, всегда и во всем должны помогать друг другу. Если мы не протянем один другому в трудную минуту руку, то кто это сделает вместо нас? Все народы мира враждебны нам, и только наше единство помогает нам выстоять в борьбе с ними.

— Спасибо, Исаак, — растроганно сказал Хозрой. — Жду твоего повара у себя в палатке.

Повар прибыл примерно через полчаса после возвращения Хозроя. В палатке его поджидали два раба Хозроя в длинных серых плащах и опущенных на лица капюшонах. У каждого из них в руках была большая берестяная корзина.

— Исаак сказал, зачем ты мне понадобился? — спросил Хозрой у повара.

— Да. Я должен приготовить грибную похлебку, которую любит ярл Эрик. Но я не знаю…

— Приготовить? — прервал его Хозрой и расхохотался. — Вначале ты соберешь грибы, из которых станешь варить похлебку, и только потом займешься самой похлебкой.

— Собирать грибы? — удивился повар. — Разве это мое дело?

— А чье? Неужели ты думаешь, что эти две образины, родившиеся и выросшие в хорезмийских песках, — указал Хозрой на своих рабов, — что-либо смыслят в грибах? Да они нарвут таких, что отправят меня и ярла на тот свет. Так что бери тоже корзину и отправляйся с рабами за грибами.

— Я впервые в этих краях и не знаю…

— Ты явился сюда болтать или выполнять мои распоряжения? — с раздражением спросил Хозрой. — Мои рабы видели, где вчера вечером собирали грибы русы и викинги, и отведут тебя туда. Ступай.

Отправив повара и рабов, Хозрой довольно потер ладони. Рабы знали, куда отвести повара и что на самом деле искать в том месте. И неспроста они теплым утром обрядились в длинные плащи с капюшонами — в своей обычной для рабов одежде и с наполовину прикрытыми лицами они будут неприметны рядом с ярко одетым, длинным как жердь поваром Исаака, которого к тому же знали многие русские воеводы и варяжские ярлы, знакомые с его хозяином. Бродящая по лесу троица грибников наверняка привлечет внимание встретившихся на их пути русов и викингов, и самый запомнившийся грибник — а это конечно же будет повар Исаака! — в случае неприятностей направит след к своему хозяину, но никак не к Хозрою. А уж Хозрой предусмотрел, чтобы этот след не оборвался и вывел туда, куда ему нужно.

В ожидании рабов Хозрой покинул палатку, взобрался на высокий береговой откос, с которого вчера наблюдал за полем боя. Но если вчера сражение вызывало в нем живейший интерес, сегодня его не было. Поскольку ал-арсии намерены нанести по русам решающий удар завтра, сегодня они будут сражаться вполсилы, добиваясь лишь, чтобы русы и викинги остались на прежней позиции у выхода волока в открытую степь. Да и русам с викингами ни к чему проявлять сегодня излишнее боевое рвение. Разбить превосходящего в силах конного врага они были не в состоянии, а наступать на него и отгонять в степь имело смысл только в случае, если за ними будут неотрывно следовать поставленные на катки суда. Однако для этого их нужно было вначале вытащить из реки, что было далеко не простым и быстрым делом. И если Хозрой сейчас наблюдал за начавшимся сражением, то не из любопытства, а чтобы скоротать время до прибытия из леса рабов.

Все происходило так, как он и предполагал. Русы и викинги, заняв отбитую вчера у противника позицию между краями леса, защищались от нападавших на них из степи ал-арсиев и итильских ополченцев. Русские и варяжские шеренги, как и вчера, перегораживали ведущий к реке участок степи по всей ширине, но в глубину их строй сегодня был значительно короче. Примерно половина русов и викингов не участвовала в сражении, а вытаскивала из воды ладьи и драккары и устанавливала их на катки. Ал-арсии и ополченцы тоже атаковали противника не всеми силами, а по тому, что их лавы ни разу не достигли вражеских шеренг, Хозрой догадался, что русы и викинги не теряли ночью времени даром и постарались затруднить доступ к себе коннице. Для этого они нарубили в лесу тонких колышков и, заострив с обеих сторон, вбили их в превеликом множестве перед своей первой шеренгой. Торчавшие из земли на полторы-две ладони, невидимые в траве, колышки, словно ножи, глубоко ранили конские ноги, вынуждая скакунов десятками покидать атакующие лавы.

Лениво позевывая, Хозрой равнодушно наблюдал за следующими одна за другой конными атаками и все увеличивающимся на берегу числом ладей и драккаров. Время приближалось к полудню, а русы с викингами смогли вытащить на сушу не больше трети своих судов и продвинуть головное на половину расстояния от реки до входа волока в открытую степь. Даже если к вечеру им удастся сделать столько же и доволочь вереницу судов до своих боевых порядков, они вряд ли осмелятся на ночь глядя продолжить движение дальше. Значит, решающий бой грянет завтра: то ли ал-арсии зайдут ночью врагам в спину, то ли русы и викинги выволокут ладьи в открытую степь и неудержимо устремятся к Саркел-реке. И кто из них завтра одержит верх, зависит только от него, Хозроя, от его изворотливости и хитрости.

Рабы и повар Исаака возвратились в полдень, у каждого корзина была полна грибов.

— Я не знаю, какую похлебку любит ярл, — заявил повар. — Прежде чем за нее браться, я должен понять, что от меня требуется.

— Готовь, что умеешь, — ответил Хозрой. — А еще лучше — что можно сварить быстрей. Ни русы с викингами, ни ал-арсии с ополченцами сегодня сражаться по-настоящему не собираются, а поэтому ярл Эрик может заявиться в гости каждую минуту.

Отправив повара и одного из рабов с корзинами к костру, Хозрой скрылся со вторым рабом в палатке.

— Рассказывай, — приказал он.

— Мы обнаружили и тройку русов в орешнике напротив тайной тропы в засеке, и двух их товарищей на деревьях позади орешника. Помимо этого, мы наметили путь, которым ночью можно незаметно подобраться к русам на деревьях, чтобы бесшумно снять их стрелами.

— Видел ли вас кто-нибудь в лесу либо на пути к нему?

— Конечно. Поначалу нас встретили русы, сушившие на солнце днища ладей, чтобы затем смазать их жиром для лучшего скольжения по каткам. Они почти не обратили на нас внимания, лишь посоветовали не приближаться к месту сражения, чтобы не угодить под случайную стрелу. Зато в лесу мы наткнулись на викингов, рубивших деревья для катков, и это была куда более опасная встреча. Командовавший викингами-дровосеками гирдман знал повара Исаака и от безделья вступил с ним в разговор. Однако дальше беседы, какую грибную похлебку больше всего любят викинги, он не зашел, и гирдман остался в полной уверенности, что повар с нашей помощью собирает грибы для Исаака. На обратном пути мы дважды встречались с русами и викингами, выносившими из боя раненых товарищей, но им было не до нас. При всех встречах я и мой напарник не проронили ни единого слова и прятали лица под капюшонами. Мы все сделали так, как ты велел, хозяин.

— Молодцы. Можете отдохнуть до вечера, ночью вам вряд ли придется сомкнуть глаза.

— Хозяин, позволь сказать то, что, возможно, будет тебе интересно. Это касается дозора русов в лесу.

— Другими словами, ты хочешь дать мне какой-то совет? — насторожился Хозрой, хорошо усвоивший иносказательную манеру разговора рабов. — Говори.

— Два руса сидят на деревьях потому, что следят оттуда одновременно за подозрительным лазом в засеке и своими дозорными в орешнике. Но это возможно только днем, а ночью, пока луна не взойдет, лаз с их деревьев не виден. Кто знает, не спускаются ли русы из-за этого с наступлением темноты с деревьев и не таятся ли в другом месте, уже на земле, откуда вновь могут наблюдать сразу за лазом в засеке и своими товарищами-дозорными в орешнике?

— Ты сказал умную вещь, — произнес Хозрой. — Но понимаешь ли, что теперь тебе и твоему бывшему напарнику придется днем не отдыхать, а заняться кое-чем иным, менее приятным?

— Понимаю и готов выполнить то, что ты собираешься мне поручить, хозяин, — прозвучал ответ.

— Похвально. Теперь скажи, что я намерен тебе поручить.

— Чтобы я к закату солнца снова, уже незаметно, пробрался в лес и стал следить за русами на деревьях. Если они с наступлением ночи переберутся для наблюдения в другое место, я последую за ними и не спущу с них глаз. В условленное время я встречу своих товарищей, и дальше все произойдет так, как ты замыслил.

— Ты верно догадался, — одобрительно сказал Хозрой. — Но как ты намерен назаметно пробраться засветло в лес?

— Хозяин, ты, конечно, не забыл, что я, хотя родился и вырос в пустыне, много плавал. И к тебе я попал как пленник, захваченный на Хвалынском море.

— Помню, помню, — усмехнулся Хозрой. — Я купил тебя на невольничьем рынке в ряду, где обычно торгуют взятыми в плен разбойниками, избежавшими топора палача.

— На море я научился хорошо плавать и нырять, — продолжал раб, проигнорировав слова Хозроя. — Почему сегодня мне не вспомнить былое умение? Смотри, сколько плывет по реке деревьев, сучьев и прочего лесного и степного хлама. Я донырну до него с нашей лодки и незаметно доплыву до места, где я не буду виден с ладей русов и от переволоки. Там я вылезу на сушу и краем леса возвращусь вдоль реки туда, откуда доберусь к дозору русов.

— Если тебе удастся все это сделать, ты получишь вдвое больше того, что я обещал вначале, — сказал Хозрой.

Бывший разбойник уплыл в сторону дозора русов незадолго до захода солнца, в полночь туда же отправилась по суше четверка других рабов с луками и длинными ножами. Возвратилась вся пятерка с первыми признаками рассвета, и Хозрой до этого времени не знал ни минуты покоя.

— Ты выглядишь неважно, хозяин, — сказал подошедший к Хозрою бывший разбойник. — Может, приятные известия улучшат твое самочувствие?

— Ты хочешь сказать, что дозор уничтожен и выход тайной тропы в спину русам свободен?

— Да, господин. Все пятеро русов-дозорных мертвы, а в лесу, когды мы уходили, было уже пять сотен ал-арсиев и каждую минуту прибывали новые. Ни в лесу, ни на обратном пути нас никто не видел. Кстати, ты оказался прав, отправив меня к тайной тропе заблаговременно, — русы на ночь покинули деревья и расположились на вершине одного из валунов среди орешника напротив тропы.

— И ты считаешь, что подобное известие может улучшить мое настроение? Как бы не так! Вы сделали пока самую легкую часть дела, а наиболее сложная еще впереди. В уничтоженном дозоре были не просто русы, а единоплеменники древлянского воеводы Бразда, самого умного из русов. Он дорожит каждым своим воином и при возможности обязательно лично займется поиском сгинувших дозорных. Бразд без труда поймет, откуда и как на них могли напасть, узнает, что возле них днем бродили три грибника, и пожелает их видеть. Как думаешь, что ответят на его вопросы Исаак и повар?

— Думаю, что ничего, — ухмыльнулся раб. — Ибо тебе, хозяин, не нужна их встреча с воеводой Браздом, а поэтому чем они лучше русов-дозорных?

— Не только они…— многозначительно сказал Хозрой. — Как хорошо было бы, если бы Исаак уплыл в Итиль-кел со всеми своими людьми, как это сделали вчера другие купцы! Но чтобы некого было о нем спросить, на берегу и на реке не должно остаться ни одного его человека и никаких вещей.

— Я понял тебя, хозяин. Исаак всегда был трусоват и конечно же последовал за удравшими вчера торговцами. Между прочим, я вчера вечером случайно слышал разговор его рабов о том, что рано утром им придется сниматься с якоря и их счастье, что лодка загружена лишь на треть.

— Рад, что ты это слышал. Однако буду рад намного больше, если этот разговор окажется правдой. Этому будешь рад и ты, поскольку обещанное тебе двойное вознаграждение увеличится еще наполовину. Но ты слышал, что Исаак собирался уплыть рано утром, а светать начнет с минуты на минуту.

— Весь берег и река еще в ночном тумане, но ты, как всегда, прав, хозяин — задержки нам ни к чему. Сейчас же покидаю тебя, а ты будь готов к большому разочарованию. Исаак, которого ты считал своим другом, бросил тебя одного в стане язычников и тайком отплыл в Итиль-кел.

— Я поверю в это лишь тогда, когда не увижу его палатку, на реке его лодку и снующих по берегу его пронырливых, жуликоватых рабов.

— Обещаю, что так и будет, — проговорил бывший разбойник и покинул палатку.

Хозрой вышел вслед за ним. Хотя в плотном тумане ничего нельзя было рассмотреть уже в двух-трех шагах, он стал вглядываться туда, где в полусотне шагов стояла палатка Исаака и покачивалась на волнах у берега его огромная, напоминающая по величине морской корабль грузовая лодка с парусом. Как ты говорил утром, Исаак? «…Мы, сыны истинной веры, должны помогать друг другу. Все народы мира враждебны нам, и только наше единство поможет нам выстоять в борьбе с ними». Мудрые, справедливые слова, но только в одном — сыны истинной веры должны быть едины и помогать друг другу в борьбе с иноверцами и другими народами. В таких случаях они воистину должны быть едины и стать нерушимым монолитом, ибо все народы и племена мира враждебны им. Но когда дело касается отношений внутри себя, сведения счетов между собой, здесь иное дело — тут каждый за себя, и в этой борьбе нет братьев по вере или союзников. Ведь людские законы ничем не отличаются от законов звериной стаи: в одном строю плечом к плечу защищаться от чужих и вцепиться сородичу в горло хоть на секунду раньше, чем он дотянется до твоего. Разве ты сам, Исаак, руководствовался в жизни другими правилами? И разве сейчас поступил бы по-иному, окажись на месте Хозроя? Так что воспринимай судьбу как должное, ибо не Хозрой распорядился твоей жизнью, а тот Единственный и Непогрешимый, в чьих руках жизнь и судьба каждого сына истинной веры…

Хозрой, погруженный в размышления, даже вздрогнул от неожиданности, когда из тумана возник бывший разбойник.

— Хозяин, твой друг Исаак бросил тебя и уплыл в Итиль-кел, — сообщил он. — Мы не обнаружили ни его палатки или лодки, ни единой вещи на берегу. Если бы не следы костра, никто не догадался бы, что еще вчера он был нашим соседом.

— Ты возвратился слишком быстро, — озабоченно сказал Хозрой. — А сделать дело быстро не всегда значит сделать его хорошо.

— Ты напрасно волнуешься, хозяин. Исаак и все его люди спали как сурки, когда мы напали на них. Свернуть палатку и зашвырнуть в лодку вещи с берега тоже не заняло у нас много времени. Потом мы отогнали лодку на середину реки, пустили ее по течению и возвратились на берег на прихваченном с собой рыбацком челне. Парус мы свернули, мачту убрали, так что в тумане лодка еще долго не будет заметна с суши. Течение посреди реки быстрое, и лодка скоро станет недосягаемой для глаз русов и викингов у переволоки.

— Где плащи, в которых вы ходили за грибами?

— Конечно, в лодке Исаака, — ответил бывший разбойник. — Вначале я хотел спрятать их в кустах, близ которых стояла палатка Исаака, но затем передумал. Ты говорил, что древлянский воевода умный человек, и подобная небрежность могла бы его насторожить.

— Ты поступил правильно. Теперь оставь меня и напомни своим товарищам, что их плата за события минувшей ночи может превратиться в ничто, если они не будут держать язык за зубами. Вели разбудить меня сразу, как только русы и воины кагана начнут сражение…

Спать ему пришлось недолго — слуга разбудил его еще до восхода солнца:

— Хозяин, вставай. Русы и хазары вступили в бой.

Плеснув в лицо водой из кувшина и схватив кусок лепешки, Хозрой взобрался на облюбованный им для наблюдения береговой откос. Сегодня он не следил за сражением, сегодня он был, по существу, его участником и поэтому сразу забыл обо всем на свете, кроме открывшейся его глазам картины. В ней еще не было ничего необычного или тревожного, но Хозрой знал, что это обманчиво, ибо судьба сражения, длившегося на берегу Итиля третьи сутки, будет решена уже в ближайшие минуты. Если русы и викинги сейчас только готовились к бою, то их противник был готов к нему полностью! Хазарам нужно было нанести решающий удар прежде, чем воевода Бразд станет менять ночных дозорных и обнаружит оказавшихся в своем тылу ал-арсиев. А смену дозорных он производил с первыми лучами солнца, которое уже начало подкрашивать в розовый цвет край неба на востоке.

Вчера русам и викингам удалось продвинуть вереницу ладей и драккаров почти до выхода волока в открытую степь, и сейчас их боевые порядки находились всего в сотне шагов перед головной ладьей. Русы и викинги были подняты раньше обычного времени по тревоге выставляемых ночью в степь дозорных, были вынуждены наспех одеваться и облачаться в доспехи, не успели ни умыться, ни поесть, поэтому их движения сегодня были медлительны, в них отсутствовала всегдашняя четкость. Как и оба предшествующих дня, левый край их боевого строя занимали викинги-христиане ярла Олафа, посредине расположились русы, справа стояли викинги ярла Эрика. Как и вчера, примерно половина русов и викингов не находилась в боевых порядках, а хлопотала у ладей. Они уже не принимали хазар всерьез, для них главной задачей была подготовка ладей к волоку на Саркел-реку. Что ж, самонадеянность и недооценка противника обычно до добра не доводили, и подтверждение сей житейской мудрости русам вскоре предстояло испытать на себе.

В боевых порядках хазар сегодня были изменения. Если против викингов ярла Олафа по-прежнему выстроились ополченцы-христиане и часть ал-арсиев, а против воинов ярла Эрика — итильские добровольцы-мусульмане, то против русов сегодня намерены были действовать только ал-арсии. На расстоянии полета стрелы от русских шеренг застыл их передовой отряд тысячи в три всадников, за ним виднелись еще два отряда примерно такой же численности.

Первый удар был нанесен по русам. Головной отряд ал-арсиев медленно тронулся с места, убыстряя шаг, помчался на русские шеренги. Столкнувшись с летевшими навстречу стрелами, ал-арсии не замедлили хода, а доскакали до начала утыканного заостренными колышками участка перед русскими боевыми порядками. Здесь часть ал-арсиев соскочили со скакунов и, прикрываясь щитами, с мечами в руках двинулись к русским шеренгам, вырубая перед собой столь опасные для лошадиных ног препятствия. Оставшиеся в седлах ал-арсии растеклись по всей длине строя русов и принялись засыпать их стрелами. Закованным в доспехи и укрытым за длинными щитами русским копьеносцам стрелы причиняли мало вреда, чего нельзя было сказать о пеших ал-арсиях, расчищавших путь для атаки своей конницы. Русские лучники, стоявшие за спинами копьеносцев, сосредоточили всю стрельбу на них, не обращая внимания на их конных товарищей. Русские стрелы впивались в щиты пеших ал-арсиев, пробивали шлемы, пронзали все, что не было прикрыто доспехами, заставив их вскоре больше заниматься собственной защитой, чем уничтожением колышков.

Чем ближе подходили пешие ал-арсии к русским шеренгам, тем меньше их становилось, хотя к ним все время спешили на помощь все новые группы покидавших седла товарищей. Так продолжалось до тех пор, пока к головному отряду не подскакали два других отряда ал-арсиев, тоже располагавшихся против боевых порядков русов. Они также растянулись вдоль всего русского строя и открыли стрельбу из луков, но не по копьеносцам, а по находившимся за ними лучникам. Поскольку в сражении участвовала лишь половина русов и викингов, причем три четверти из них стояли в боевых порядках копьеносцев, а немногочисленные лучники были равномерно растянуты позади них, численный перевес ал-арсиев, которые почти все взялись за луки, сказался сразу. Теперь уже не спешенные ал-арсии искали спасения от русских стрел, а русские лучники не знали, куда деться от хазарских. Вскоре половина из них была вынуждена оставить луки и вооружиться двумя щитами, чтобы прикрыть от стрел себя и одного из продолжавших стрелять товарищей.

Прошло всего несколько минут, как Хозрой впервые увидел поле сегодняшнего сражения, а обстановка на нем разительно изменилась. Против центра русско-варяжского войска, занятого русами, вместо трех отрядов ал-арсиев застыла лавина стрелявших из луков всадников, перед которыми несколько сот их спешенных товарищей заканчивали уничтожать заостренные колышки. Если прежде русско-варяжские лучники были растянуты в две цепочки позади своих копьеносцев, то теперь за спинами противостоящих ал-арсиям русов виднелись уже четыре линии лучников, а викингов ярлов Эрика и Олафа поддерживала стрельбой лишь единственная жиденькая цепочка. Но центр русско-варяжского войска был усилен не только лучниками — не меньше тринадцати-пятнадцати сотен русов, до этого возившихся у ладей, спешно строились в три новые шеренги за спинами своих копьеносцев, наращивая глубину их боевого порядка. Русы всерьез восприняли демонстративные действия рубщиков колышков и скопление ал-арсиев в центре их войска — именно тут они ждали главного удара противника.

А разве сам Хозрой на их месте ждал бы удара с другой стороны? Тем более что все развитие событий в центре русско-варяжского войска говорило об этом. Вот спешенные ал-арсии дорубили последние ряды колышков, забросив щиты за спину и присев пониже, быстро возвратились к своим скакунам, и путь к боевым порядкам русов оказался свободным. Тотчас откуда-то из глубины строя ал-арсиев донесся громкий, отрывистый звук рога, и всадники, прекратив стрельбу, тронулись в атаку. Вытянулись навстречу им копья русов, гуще понеслись стрелы, от реки на помощь своим заторопился еще один отряд сотни в три дружинников. И только великий князь Игорь, облюбовавший с полутора-двумя десятками воинов-телохранителей высокий пригорок на берегу Итиля, продолжал невозмутимо наблюдать за мчавшимися на русских копьеносцев лавами ал-арсиев.

Впрочем, почему Хозрой решил, что они мчатся? Нет, ал-арсии сближались с русскими шеренгами на легкой рыси, причем некоторые из скакавших в задних рядах даже не обнажили мечей, а продолжали обстреливать русов на скаку из луков. Правда, конница постепенно набирала разбег, но он был явно недостаточен для того, чтобы прорвать противостоящую стену русских дружинников не только силой оружия, но и таранным ударом несущейся на большой скорости конной массы. Ал-арсии сейчас не превышали скорости, на которой можно легко управлять лошадью, заставив ее в доли секунды резко изменить направление движения. А это предстояло сделать очень скоро, ибо головные всадники находились уже в трех-четырех десятках шагов от выставленных им навстречу копий.

Засмотревшийся на атакующих ал-арсиев Хозрой только теперь обратил внимание, что перед боевыми порядками викингов ярла Олафа тоже орудуют мечами с сотню ополченцев-христиан. Причем они вырубали колышки не по всей длине строя викингов, а лишь на узком его участке, позволяющем скакать по нему в один ряд не больше десятку лошадей. Стоявшие за спинами викингов лучники вели стрельбу по приближавшимся к русам ал-арсиям, поэтому христиане-ополченцы, не испытывая помех, работали со всей возможной скоростью и находились уже в двух десятках шагов от передней варяжской шеренги. Позади спешенных христиан-ополченцев, у начала освобожденного ими участка, строились в слитную длинную колонну ал-арсии, часть которых с самого начала сражения находилась с христианами-ополченцами против викингов ярла Олафа. И Хозрой понял, что через несколько мгновений именно здесь произойдут самые ответственные и решающие события, которым суждено определить судьбу всех трех дней противостояния русско-варяжского и хазарского войск на берегах Итиля. А еще он знал, что эта судьба будет определена вовсе не конной атакой на русов или варягов, а совершенно другими действиями и в ином месте, расположенном по другую сторону варяжских шеренг. Поэтому он станет первым, кто увидит начало разгрома русов и викингов!

Повернув голову, Хозрой уставился на опушку леса позади боевого порядка викингов, бросая временами взгляд на колонну ал-арсиев у подхода к их позиции. Возглавлявший отряд всадник трижды протрубил в рог, затем вздыбил коня и направил его к варяжским шеренгам. Почти в тот же миг кусты у опушки леса зашевелились, и вдоль его кромки выросли две длинные линии хазарских воинов. Ближе всех к викингам находились пять-шесть сотен ал-арсиев со щитами и копьями, готовые принять на себя возможный удар викингов. За ними в сторону реки растянулись мусульманские добровольцы с луками в руках. Стрелы уже были положены на тетивы их луков, и в следующее мгновение в сторону варяжских шеренг понесся поток стрел. Они еще не достигли цели, а вслед им сорвался с тетив второй поток, третий. Когда же в рядах викингов густо повалились убитые и раненые, а последние две шеренги оказались полностью выкошены стрелами, в глазах Хозроя рябило от сплошного ливня стрел.

Нанесенный удар был страшен не только своей внезапностью, но и меткостью почти трех тысяч стрелков, хладнокровно расстреливавших в спину беззащитных перед ними викингов. Военачальники хазар поступили очень разумно, отправив в тыл противнику мусульманских добровольцев, состоявших в основном из охранников купеческих караванов: в открытом бою с русами и викингами они намного уступали ал-арсиям, а вот стрелять им в спину они могли ничуть не хуже. Неудивительно, что, прежде чем викинги ярла Олафа осмыслили изменившуюся обстановку и начали действовать согласно ей, больше половины из них оказались выведенными из строя. Засыпаемые стрелами, они тем не менее сумели не поддаться панике и перестроить уцелевших в задних шеренгах воинов лицом к новому врагу и даже попытались атаковать его двумя-тремя сотнями воинов, но ал-арсии, поддержанные стрельбой лучников, без труда отразили это нападение. Хорошо понимая угрозу с тыла, викинги собирались повторить атаку на них уже гораздо большими силами, но этому намерению не дано было свершиться.

Колонна ал-арсиев, прежде двигавшаяся на воинов ярла Олафа медленным галопом, с появлением своих лучников увеличила скорость и с разбега врезалась в строй викингов.

Рухнули наземь пронзенные копьями лошади и всадники, прогнулись назад под неудержимым напором конной массы передние три-четыре шеренги викингов, а ал-арсии, словно живой таран, не замедляя движения, продолжали напирать на викингов. Хозрою было видно, что вал убитых людей и лошадей перед строем викингов стал вровень с высотой атакующей конной колонны. Еще немного, и этот вал станет непреодолимым для конницы, а по обе стороны от него лежали участки степи с невырубленными острыми колышками. Неужели атаке ал-арсиев на варягов ярла Олафа суждено захлебнуться?

Встревоженный Хозрой бросил взгляд по сторонам и облегченно вздохнул: на какое-то время он совершенно забыл о хазарских лучниках за спиной русско-варяжского войска и ал-арсиях, атаковавших боевые порядки русов. Большинство лучников, оставив в покое задние шеренги викингов, перенесли стрельбу на тех, кто сдерживал напор колонны ал-арсиев, и выбивали их настолько быстро, что на место убитых не успевали вставать викинги из соседних рядов. И это было еще не все. Ал-арсии, доскакавшие до русских шеренг, не атаковали их, а сдержали лошадей в шаге от выставленных им навстречу копий. А часть всадников, оказавшаяся в месте соприкосновения русов и варягов ярла Олафа, вновь взялась за луки и засыпала стрелами викингов, сражавшихся с колонной ал-арсиев.