Не думаю, чтобы у Дивдада вызвали серьезное беспокойство те два с половиной десятка ладей, которые отправятся к Вороньему мысу. Допустит ли он мысль, что они намерены напасть на втрое сильнейшего неприятеля? К тому же ладьи покинут острова под вечер и возьмут направление к берегам Мазендарана, а ночью, когда разведчики потеряют их из виду, они изменят курс и поплывут к Вороньему мысу. К тому месту на берегу, где берет начало показанная Жохаром-Ичкером дорога в ущелье, надобно также попасть в темноте, чтобы с рассветом быть уже в горах.

— Пожалуй, два десятка ладей, тем более направившихся к побережью Мазендарана, не вызовут особого интереса у ширванских лазутчиков. А если и вызовут, за ними отправится не больше одного-двух суденышек, от которых в темноте можно без труда ускользнуть, отогнав перед этим подальше от себя стрелами. Но хватит ли двадцати пяти ладей и тысячи дружинников, чтобы сковать близ Вороньего мыса и не допустить к нашим островам намного сильнейшего врага?

— Сковать — да, — решительно ответил Бразд. — Наша цель — не разбить ширванцев близ Вороньего мыса или уничтожить их корабли, а лишь помешать им в нужный час вступить в сражение. Сделать это, имея равные силы, можно без труда, а с меньшим втрое числом воинов требуется недюжинный ум. Я вижу два способа, как сие возможно осуществить. Первый: совершить нападение на готовые к отплытию корабли и поджечь их горящими стрелами. Второй: напасть из засады на пеших воинов-ширванцев, торопящихся из лагерей к кораблям, часть из них перебить, остальных рассеять по горам. Покуда они соберутся, приведут себя в порядок, отплытие задержится на немалый срок. Конечно, можно напасть одновременно на корабли и ширванских воинов, однако погоня за двумя зайцами не всегда приводит к поимке даже одного из них. Какой из названных мной способов приведет к наибольшему успеху и наименьшей гибели наших воинов, должен знать сотник Микула, уже побывавший в тех местах.

— Что ответишь, сотник? — повернулся к Микуле Игорь. — Верно ли, что ширванцев у Вороньего мыса можно надолго задержать в заливе одной тысячью дружинников?

— Верно. На обратном пути я разговаривал со всеми воинами, побывавшими в разведке, расспросил их обо всем, что они видели в заливе и близ воинских лагерей ширванцев. Я знаю, как задержать ворогов в заливе на три-четыре часа.

— Этого времени достаточно, но… Воевода сказал, что можно совершить нападение на ширванские корабли и сжечь их. В этом случае неприятель из залива уже никогда не сможет попасть к нашим островам. Поскольку ты говоришь о трех-четырех часах, которые надеешься выиграть у ширванцев, получается, что от нападения на корабли ты отказываешься?

— Да. Ширванцы знают цену своим кораблям и хорошо понимают, в каком положении очутятся, лишившись кораблей и оказавшись отрезанными от войск Дивдада несколькими суточными переходами через труднопроходимые горы и леса. Поэтому они стерегут корабли как зеницу ока. У берега находятся лишь два-три из них, остальные стоят посреди бухты на якорях. Берега у залива песчаные, открытые, на ближайших к нему лесных полянах, где только можно, в палатках и шалашах разместились не меньше пяти-шести сотен ширванцев. Наверное, это команды дежурных кораблей, которым в случае появления в море противника надлежит немедля выйти ему навстречу либо не допустить в залив до прибытия воинов из лагерей в горах. В получасе ходьбы от залива раскинулись у родников три лагеря ширванцев, на три-четыре сотни человек каждый, подходы к ним стерегутся дозорными. К тому же Вороний мыс наверняка обжили наблюдатели, не спускающие глаз с моря и подходов к заливу с суши. Поэтому крупными силами к кораблям незаметно подобраться нельзя, попытка пробиться силой ничего не даст, ибо при первом известии о нашем появлении дежурные команды перегонят корабли к противоположному нам берегу залива либо выведут их в море. С полутора-двумя десятками гребцов на борту они далеко не уплывут, однако от наших стрел спасутся без труда. Зато ширванцев вполне возможно задержать в заливе тем способом, который предложил воевода Бразд, — нападением на обосновавшихся в горных лагерях воинов.

— Полагаешь, сие будет легче? Уверен, что ширванцы позаботились о своей безопасности и не допустят нападения врасплох. Потом, нападение следует совершить только в тот час, когда ширванским кораблям надобно будет отплывать на подмогу Дивдаду. Об этом думал?

— Да, надобно умудриться нанести свой удар в единственно нужный нам час. Нам не обязательно громить лагеря или уничтожать как можно больше ширванцев. Главное — задержать их подход к месту боя на три-четыре часа. Я знаю, как определить точное время нашего нападения и как заставить ширванцев надолго застрять в горах.

— Как же?

— Поначалу я собирался устроить засады на тропах, ведущих от залива к горным лагерям, чтобы перехватить гонцов с командой оставить лагеря и прибыть к кораблям. Но потом решил, что гонцов может и не быть: сигнал к возвращению в залив можно подать в лагеря более надежным и быстрым способом. Вершина Вороньего мыса видна далеко окрест, и в каждом лагере наверняка имеются постоянно следящие за ней наблюдатели. С нее и можно подавать сигналы. Мои наблюдатели тоже станут круглосуточно следить за Вороньим мысом, и ежели после какого-либо сигнала с него в лагерях начнут готовиться к походу, я тут же приступлю к действиям. Я уже говорил, что три лагеря примерно на тысячу воинов расположились рядом с заливом, зато четыре других отстоят от моря в полутора часах ходьбы. Все они приткнулись на склонах распадка вдоль горного ручья, и обитатели лагерей будут двигаться к кораблям общей дорогой. В одном месте она проходит по дну узкого, глубокого ущелья. Я обрушу на головы ширванцев лавину камней и не пропущу их через завал к морю.

— Часть запертых в ущельях завалом ширванцев может обойти засаду слева или справа и заставит тебя освободить дорогу к заливу, — заметил Игорь. — Для этого им потребуется времени куда меньше, нежели три-четыре часа.

— Все ближайшие пути, по которым можно выбраться из ущелья и обойти засаду, я прикрою лучниками, и ширванцам придется каждый свой шаг брать с боя. Я втяну их в затяжное сражение, коему не будет конца, в ущелье и вокруг него.

— Конец ему положат ширванцы, которые находятся в лагерях близ залива. Они ударят твоим воинам в спину и откроют путь своим товарищам. А заодно могут и крепко пощипать тебя.

— Я прикрою свою спину заслоном и не допущу внезапного удара. Потом, ежели ширванцы нападут на нас со стороны моря, значит, мы своего добились. Место, где десятский Всеслав советует устроить в ущелье засаду, в часе ходьбы от залива, столько же времени потребуется на обратный путь. Получается, что ширванцы из ближних к морю лагерей, уже подошедшие к кораблям, потратят на освобождение угодивших в засаду товарищей не меньше двух часов. А ведь они не сразу последуют им на подмогу, а лишь после того, как обеспокоятся их задержкой. Да и путь от места засады к морю с ранеными и при наших постоянных обстрелах и нападениях займет далеко не один час. Три-четыре часа это наименьший срок, которым ширванцы заплатят за бой в ущелье, приведение себя в порядок, путь к заливу с ранеными.

— А чем за эти три-четыре часа можешь заплатить ты? Ведь ширванцы могут вцепиться в твой отряд мертвой хваткой и преследовать его, покуда не уничтожат.

— Если они попытаются сделать это, им суждено поспеть к месту морского боя еще позже. А за отряд я спокоен. Перво-наперво, устраивая засаду в ущелье, я позабочусь о пути отхода и выберу такой, где отряд нельзя будет обойти и окружить, а мои самострелыцики смогут бить преследователей на горных тропах как куропаток, не позволяя им навязать нам ближний бой. А когда мы доберемся до ущелья, где сражались с засадой Жохара-Ичкера, нам не будет страшно никакое число ширванцев, ибо там я устрою им то, что не удалось сделать с моим бывшим отрядом горцам и остаткам не-фатских разбойников.

— Тысяцкий, — взглянул Игорь на Сфенкела, — ты слышал план сотника Микулы. Согласен ли с ним, ведь тебе и твоим воинам надлежит задержать ширванцев в заливе у Вороньего мыса?

— В том, что нападение на неприятельские корабли вряд ли принесет успех — согласен. А вот где и как устраивать засаду на покинувших горные лагеря воинов, надобно решить на месте… ежели, конечно, засада в горах вообще нужна. Может, ее следует устроить в другом месте, например, в море? Прежде чем дать сигнал о сборе воинов у кораблей в заливе, командир тамошних ширванцев должен получить от Дивдада весть, куда и когда ему следует прибыть. Эта весть может быть передана только по морю. Почему не перехватить Дивдадова посланца, оставив ширванцев у Вороньего мыса в неведении относительно его планов, и без лишней крови избавить себя от всяческих хлопот с ними?

— Сия мысль первой пришла в голову и мне, — ответил Микула. — Однако при здравом размышлении я отказался от нее. Дивдад мог заранее назначить командиру направляемых к Вороньему мысу ширванцев точное время его отплытия. А гонца прислать лишь в случае, ежели в его прежних планах произойдут изменения. Да и как, тысяцкий, ты можешь перехватить гонца? Ныне, когда мы полностью нарушили всю торговлю и судоходство на море, многие жители прибрежных селений питаются в основном рыбой, и в море много их лодок и суденышек. Отчего гонцу не отправиться на подобной посудине под личиной рыбака? Хотя я уверен, что Дивдад поступит по-иному. По велению великого князя я захватил…— начал было Микула, но, уловив на себе недовольный взгляд Игоря, оборвал фразу. — Во время своего последнего похода я захватил в полон десятка три горцев, — уже по-другому продолжил он. — От них я узнал, что с нашим появлением на море близ Ширвана Дивдад вдоль всего своего побережья устроил цепь наблюдательных постов. Они расположены на вершинах самых высоких гор, откуда можно далеко обозревать окрестности, и отстоят друг от друга на расстоянии, позволяющем передавать от одного к другому световые сигналы. Прежде здешние горцы-разбойники не позволили бы дивдад-ским соглядатаям обозревать свои родные места и знать об их проделках, однако сегодня у всех прибрежных народов и племен общий враг — мы, а потому они действуют сообща и мирятся с тем, чего раньше ни за что не допустили бы. Поэтому зачем посылать к Вороньему мысу гонца, если нужную весть можно гораздо быстрей передать туда с помощью световых сигналов, тех же стрел с дымным либо огненным следом или костров? Так что, тысяцкий, желаешь ты того или нет, но лить кровь у Вороньего мыса нам с тобой придется.

— Тогда, сотник, я намерен сегодня же поговорить с десятским Всеславом, его разведчиками и допросить твоих пленников. А тебя на время похода назначаю своим помощником, подчиняю две сотни воинов, которым надлежит стать глазами и ушами нашей тысячи. Если великий князь дает согласие, я хотел бы отправиться в поход к Вороньему мысу завтра утром, чтобы не прийти к уже пустому заливу.

— Я согласен, тысяцкий, — ответил Игорь. — Ты, Микула, можешь взять с собой десяток дружинников Всеслава, ходивших с ним к заливу. Рада завершена, други-братья.

— Великий князь, дозволь слово, — вновь поднялся со скамьи Микула. — Казак Сарыч просит о встрече с тобой, ему надо сказать нечто весьма важное.

— Почему он не мог сказать этого тебе либо воеводе Бразду? — нахмурился Игорь.

— Я знаю, о чем хочет поведать Сарыч, его сообщение настолько серьезно, что решение надлежит принять только тебе.

— Это так, великий князь, — подтвердил слова Микулы Бразд. — Я тоже знаю, о чем пойдет речь, и прошу тебя принять его.

— Кличь его, — согласился Игорь.

Сарыч, отвесив низкий поклон Игорю и слегка склонив голову перед каждым из присутствовавших в шатре, начал без лишних предисловий:

— Великий князь, я знаю, что у этих островов ты намерен дать бой ширванцам. Его план ты обговаривал только с главным воеводой Браздом, однако он мне известен. Я даже знаю больше — что ты потерпишь поражение и каким образом это свершится. Хочешь услышать об этом?

— Занятно…— насмешливо протянул Игорь, с интересом глядя на Сарыча. — Я не откажусь выслушать тебя.

— Великий князь, всякий, кто навязывает неприятелю бой у здешних островов, надеется одержать победу, выбрав выгодное место для предстоящего боя и заранее расположив свои корабли по собственному усмотрению. Самое удобное место для обороняющейся стороны — небольшой пролив, разделяющий самый большой из островов и два соседних слева от него. Между этими двумя островками поднимаются из моря множество огромных скал, среди которых может надежно укрыться полусотня лодок или до двух десятков мелких судов с убранными мачтами. Когда потребуется, они могут покинуть свои убежища и по узкой полоске воды, оставшейся между островками, свободной от скал, попасть в этот проливчик. Они не упустят такую возможность. Поэтому, великий князь, твой план боя должен быть прост: ты выстроишь свои ладьи позади противоположного входа в пролив, где среди скал затаится твоя засада, и станешь ждать, когда флот Дивдада втянется в него…

— А ежели ширванцы не сделают этого, а обойдут проливчик слева или справа? — перебил Игорь Сарыча. — Дивдад — опытный воин и понимает, что при выходе из проливчика его головных кораблей, когда они еще не успели принять боевого порядка, я могу навязать им бой в невыгодных условиях. К тому же он может захотеть взять меня в клещи и начнет охватывать с двух сторон, заходя в проливчик.

— Ширванцы обязательно поплывут именно там! Прежде всего это кратчайший путь к твоим ладьям. Вздумай они обогнуть залив со стороны большого острова, им придется огибать еще несколько примкнувших к нему мелких островков. Поплыви они вокруг двух островков со скалами между ними, они будут вынуждены делать большой крюк мимо длинных отмелей, что тянутся близ островков со стороны моря. А зачем Дивдаду терять напрасно силы и время? К тому же тебе, великий князь, дабы не отпугнуть ширванцев от нужного проливчика, надо поставить свои ладьи так, чтобы исключить возможность их нападения на головные корабли врага до принятия ими боевого порядка. Да и клещи тебе не грозят, ибо Дивдад никогда не разделит свой флот, опасаясь, что, будучи разобщен островами и отмелями, он может быть разбит по частям. Но самое главное, Дивдад войдет в проливчик потому, что знает и о твоей засаде среди скал, и том, что сия ловушка смертельна для тебя, великий князь, а не для него.

— Ты правильно угадал план, замысленный мной и воеводой, — сказал Игорь. — Но отчего засада среди скал смертельна для меня, а не для ширванцев, коим уготована, мне непонятно.

— Великий князь, ты только собираешься сразиться у здешних островов, а я уже сражался здесь. Причем именно в проливчике, о котором мы ведем речь, и точно по такому плану, который пришел в голову тебе и воеводе Бразду. Сейчас я расскажу, что из этого плана вышло. У нас имелось двадцать пять ладей вроде ваших, в каждой плыло по сорок воинов, большинство которых составляли вольные русы, не пожелавшие после гибели князей Аскольда и Дира служить их убийце Олегу и ушедшие в Хазарию. Нас преследовали пятнадцать кораблей владыки Мазендарана, каждый из которых нес сто воинов. У этих островков мы решили дать им бой и в полдень сошлись с мазендаранцами возле проливчика. Семнадцать наших ладей выстроились в две линии с одной стороны проливчика, остальные восемь укрылись в засаде среди скал сбоку него.

Как мы ликовали, когда мазендаранские корабли один за другим стали втягиваться в проливчик! Вот из него на нашей стороне появился первый вражеский корабль, второй, третий, они стали принимать боевой порядок. Вот против наших ладей выстроились уже шесть кораблей, и наш командир дал засаде сигнал вступить в бой. Ладьям, скрывавшимся среди скал, надлежало внезапно ворваться в проливчик, напасть на два ближайших корабля, захватить и поджечь их. Эти огромные костры должны были разделить находившиеся в проливчике корабли на две части, преградив оказавшимся за кострами дорогу к месту сражения. Ладьи внезапно появились из-за скал, выплыли на свободное от них пространство между островками и устремились друг за дружкой к проливчику. Половина воинов в них изо всех сил гребла, остальные с луками в руках стояли вдоль бортов.

Но стрелять первыми стали ширванцы. С их ближайшего корабля в сторону ладей понеслись стрелы с огненными хвостами, однако ни одна из них не была направлена в ладьи, все летели намного выше их. Вот огненные стрелы пронеслись над головной ладьей, над плывущей за ней, достигли третьей. И здесь случилось неожиданное — море среди скал запылало! Да-да, запылало! Среди скал и на свободном от них водном пространстве, по которому неслись к проливчику ладьи, в один миг выросла стена огня, до нас докатился напоминающий раскаты грома гул, и на волнах между островками вместо сплошной огненной стены высоко к небу взметнулись несколько столбов пламени. Это горели наши ладьи! Горели все до единой! Начиная от головной и кончая последней! Мы рассчитывали, что засада среди скал принесет нам победу, а она едва не стала причиной нашего поражения!

— Значит, вам удалось отбиться от мазендаранцев?

— Не отбиться, а победить их! — гордо заявил Сарыч. — Я уже говорил, что большинство из нас составляли вольные русы, бывшие дружинники князей Аскольда и Дира. А русы не отбиваются, они побеждают или погибают! Когда пламя в один миг поглотило восемь ладей с русами — а в засаде были они, лучшие из нас! — уцелевшие русы не растерялись и не ужаснулись. Наоборот, они возопили от ярости, а их жрец, дряхлый старик с бородой по пояс, схватил боевую секиру и обратился к богам, чтобы они дали своим внукам силы отомстить за сгоревших братьев. Русы бросились в бой как одержимые, и ни один мазендаранец не получил от них пощады. Они захватили и пустили ко дну все мазендаранские корабли, осмелившиеся вступить с ними в бой или которые им удалось настигнуть при преследовании. Спаслись лишь те корабли, что, находясь в проливчике во время гибели засады, не поплыли к месту начавшегося боя, а повернули назад.

Мы победили, великий князь, но какой ценой! Помимо восьми сгоревших ладей мы потеряли еще десять и почти пять сотен воинов!

— Я слышал о «греческом огне», который ромеи мечут в неприятеля. Однако он направляется либо из труб-сифонов, либо разбрызгивается из разбившихся метательных глиняных сосудов, — проговорил Игорь, глядя на Бразда. — Неужто у мазендаранцев есть подобное оружие? А вдруг оно имеется и у властителя Ширвана? Но тогда дело вовсе не в расположении засады, а в этом неведомом смертоносном оружии. Воевода, тебе ничего не приходилось слышать о нем от пленников или здешних жителей?

— Нет, великий князь. Но ты еще не дослушал Сарыча до конца.

— Ты знаешь что-то об этом оружии? — с надеждой спросил Игорь у казака. — Или как спастись от него?

— Я тоже многое слышал о «греческом огне» и твердо знаю, что его нет ни у мазендаранцев, ни у ширванцев. Наши засадные ладьи сгорели вовсе не от неведомого оружия, а от поднимающегося из моря ядовитого дыхания дракона, которое мазендаранцы воспламенили своими огненными стрелами.

— Что-что? — оторопел Игорь. — О чем ты говоришь? Ничего не понимаю!

— Сейчас поймешь, великий князь. Среди нас было несколько местных горцев, бывших прежде пиратами, а затем приставших к вольным русам. После боя один из них, язычник, стал взывать к своим богам, чтобы они смилостивились над ним и не позволили заточенному под землей огнедышащему дракону испепелить его своим ядовитым дыханием. Я всегда чтил и сейчас чту не только собственных, но и чужих богов, к тому же мне тоже не хотелось стать жертвой страшного дракона, и я разговорился с горцем-язычником. Вот что он рассказал. Давным-давно на месте Кавказских гор простиралась равнина, в которую однажды явился громадный злой и завистливый дракон. При виде прекрасной раскинувшейся между Хвалынским и Русским морями равнины, любимой и почитаемой богами, его охватили зависть и ярость, и он принялся разрушать эту красоту, бороздя хвостом глубокие ущелья и сгребая лапами высокие горы из вывороченных из-под земли каменьев. За такое злодеяние боги заточили дракона под землю хвостом к Русскому, а головой к Хвалынскому морю. С тех пор при попытке дракона выбраться на волю горы содрогаются, трескаются земля и скалы, а кое-где из них вырывается наружу его ядовитое, смертоносное дыхание. Поскольку дракон огнедышащий, его дыхание способно полыхать огнем. Видимо, ядовитое дыхание дракона поднимается и среди скал у наших островов, и знающие об этом мазендаранцы подожгли его своими огненными стрелами. Точно так могут поступить ширванцы теперь уже с твоей засадой, великий князь.

— Мне тоже приходилось немало слышать об огнедышащих змеях-драконах, — хмуро сказал Игорь. — Знаю, что они — сыновья и дочери небесных гор-туч, а главный среди них — трехглавый Змей Горыныч. Но эти змеи живут с Перуном на Небе, а змеи, подручные богов подземного царства Чернобога, Мары, Кащея, обитают под землей и способны натворить много бед. Предводительствует ими злобный змей Ящер. Возможно, он и есть заточенный богами под землю разбушевавшийся огнедышащий дракон? Как мыслишь, воевода?

— Не знаю, великий князь. Во время нашего набега на Нефат я слышал подобный рассказ от добытчиков нафты. С той лишь разницей, что из земли поднимается не только ядовитое дыхание заточенного дракона, но и его почерневшая от злобы кровь-нафта. Часто ядовитое дыхание и кровь-нафта сливаются воедино, а потому добытчики близ колодцев с нафтой никогда не разводят огня, страшась воспламенить драконий дух. Не ведаю, как обстоит дело с драконьей кровью-нафтой, а вот его ядовитое дыхание наверняка поднимается из моря среди облюбованных нами для засады скал.

— Откуда знаешь это? — поразился Игорь. — Только вчера мы вместе осматривали скалы и море промеж них, и ты ни единым словом не обмолвился ни о заточенном под землей драконе, ни о его ядовитом дыхании?

— Вчера я не слышал рассказа Сарыча и не придавал значения тому, чему следовало. Помнишь несколько мест среди скал, где из моря рвутся кверху множество пузырьков воздуха?

— Помню. Но вода пузырится везде, где она бьется о берег или скалы. Что здесь удивительного?

— То, что она пузырится и там, где нет ни берега, ни скал и волнам не с чем сталкиваться. После сообщения Сарыча я снова побывал среди скал и насчитал три места, где море словно кипит на подводном огне. Я опустил голову к лопающимся на поверхности моря пузырькам и ощутил запах, памятный мне по колодцам с нафтой на нефатском берегу. Только после этого я окончательно поверил рассказу Сарыча и решил, что о том давнишнем бое обязательно должен знать и ты, великий князь.

— Выходит, наш план сражения ничего не стоит, — с сожалением сказал Игорь. — Придется искать другой способ, как разбить Дивдада.

— Великий князь, мне сдается, что ты торопишься отказываться от прежнего плана, — возразил Бразд. — Неужто мы, зная об уготованной нашей засаде среди скал огненной ловушке, не сможем избежать ее и нанести по ширванцам неожиданный удар оттуда, откуда и замыслили? Я недаром снова ходил к скалам. Мне кажется, это возможно, и Дивда-ду даже с помощью дракона не избежать разгрома.

— Ты знаешь, как не позволить ширванцам воспламенить дыхание дракона? — оживился Игорь. — Или как укротить огненную стену, чтобы засадные ладьи смогли ворваться в проливчик? Говори!

— У меня покуда есть лишь ряд задумок, — ответил Бразд. — Но пригодны они или нет, можно судить лишь на месте, где ширванцы намерены сжечь наши ладьи.

— Тогда быстрей к скалам! Чего мы ждем? В ладью и к скалам! Всем за мной! — скомандовал Игорь, направляясь к выходу из шатра.

— Великий князь, дозволь нам с Микулой заняться своими делами, — сказал Сфенкел. — Оставите вы старый план или примете новый, а корабли от Вороньего мыса не должны принять участия в сражении.

— Занимайтесь, — разрешил Игорь. — Но после нашего с Браздом возвращения наведайтесь в мой шатер. Может, кое-что придется изменить и в вашем плане.

Направившись со Сфенкелом к его ладье, Микула удивился, когда к нему подошел человек в цветном халате, заглянул ему в лицо и, низко поклонившись, произнес:

— Желаю тебе крепкого здоровья и новых удач, богатур Микула.

— Кто это? — спросил Микула у Сфенкела. — Почему я не знаю его? И что делает он в воинском стане?

— Это богатый хазарский купец Хозрой. Откуда тебе знать его?

— Купец? Разве здесь караван-сарай?

— Хозрой приставлен каганом к нашему войску, чтобы считать захваченную добычу. Ее половину мы обещали отдать кагану, вот он и страшится оказаться обделенным.

— Тогда пусть считает, — усмехнулся Микула и тут же забыл о хазарском купце.

Но об этой встрече не забыл Хозрой. Придя в свою палатку невдалеке от шатра великого князя, он опустился на раскладной стульчик, задумался.

Хозрой хорошо понимал, что отправлен с великим князем Руси вовсе не для подсчета захваченной его войском добычи, а с более важной целью. Какой — ему не было сообщено, однако не из-за недоверия, а потому, что она точно еще не была известна никому. Да, русы — одни из самых опасных врагов Хазарии, но сейчас ей не по силам вступить с ними в открытую борьбу. Но, возможно, ко времени их возвращения домой обстоятельства изменятся к лучшему и Хазария сможет не только рассчитаться с русами за испытанное от них унижение, но и поставить великого князя в положение, в котором пребывал недавно каган Хазарии, наблюдая из своего дворца за проплывавшими мимо него пятьюстами вражескими ладьями, полными алчущих добычи русов и викингов. Каган никогда не забудет этих часов страха и ощущения собственного бессилия и постарается сполна рассчитаться с киевским князем при первой возможности. Но для этого он должен знать об Игоре и его войске как можно больше, в первую очередь численность и боеготовность его разноплеменных дружин и взаимоотношения великого князя со своими полководцами. Именно для этого и был направлен к русам Хозрой.

Хозрою не повезло с самого начала. Он уже несколько лет неплохо знал варяжского ярла Эрика, зачастую в ущерб себе ссужая ему деньги, установил с ним тесные отношения. В пути с помощью Эрика ему удалось познакомиться и войти в доверие к другим ярлам, друзьям Эрика, особенно Олафу, командиру самой многочисленной, после Эриковой, дружины викингов. Но Игорь отправил всех варягов подальше от себя, к южным берегам Хвалынского моря, оставшись с двумя тысяцкими, Олегом и Сфенкелом, и одним из самых умных и опытных воевод Браздом. Во всем русском войске Хозрой считал лишь двух человек равными себе по уму и сообразительности — главного воеводу Асмуса и воеводу Бразда, а потому старался держаться от них подальше и лишний раз не попадаться на глаза. Сфенкел, старейший из тысяцких бывшей Игоревой дружины, был предан ему как собака, другой тысяцкий, Олег, не знал и не желал знать ничего, кроме своей службы и карьеры, поэтому между ними и Хозроем могли быть только сугубо деловые отношения. А это значило, что от ближайшего окружения великого князя Хозрой не мог получить интересующих его сведений.

Поэтому ему пришлось обратить внимание на человека, не слишком высокого по чину, однако пользующегося полным доверием великого князя и наверняка посвященного во многие его дела. Это был молодой сотник Микула, которого Хозрой прежде часто видел в Киеве, а совсем недавно столкнулся с ним в Итиль-келе, где тот находился по заданию Игоря. Тогда старый осел Исаак и этот юноша вздумали обвести его вокруг пальца с разбойником, которого Микула получил в помощь от спасенного им из сундука-гроба главаря степных карапщиков. Хозрою ничего не стоило, установив неусыпное наблюдение за Микулой и его людьми, напасть на след проникшего в Итиль-кел разбойника, несмотря на его переодевания и прочие детские хитрости. Хозрой уже собирался приказать схватить его, как один из ал-арсиев признал в разбойнике дезертира-сослуживца, приговоренного к смерти за переход к врагу. И Хозрой не стал торопиться с задержанием разбойника — кто знает, вдруг бывшего дезертира и свидетеля его преступления ему удастся использовать в каких-либо своих целях?

И это случилось. Когда мусульмане Итиль-кела были готовы приступить к расправе над городскими язычниками, в первую очередь над славянскими купцами, Хозрою пришла мысль стравить между собой самого ненавистного итильским мусульманам руса-язычника, сотника Микулу, с известным му-сульманином-поединщиком из ал-арсиев. Вспыхнувшей между ними первоначально ссоре надлежало перерасти в поединок, и смерть руса-язычника должна была послужить целительным бальзамом, утихомирившим ярость городской мусульманской черни. Это по плану Хозроя десятский Арук, соплеменник и бывший командир разбойника, якобы случайно встретил и опознал того на дороге, последствием чего стал ночной поединок у степного оврага. Правда, его результат оказался не тот, на который рассчитывал Хозрой, но главное: было достигнуто — мусульманская чернь сразу вспомнила, кто | такие русы, и не пожелала иметь дело с тысячами подобных; Микуле воинов, могущих явиться в Итиль-кел мстить за своих единоплеменников. Так почему, удачно использовав Микулу в своих целях один раз, не попытаться сделать это снова? А сотник, судя по всему, далеко не последний человек в окружении великого князя. Вхож к нему в любое время суток, присутствует на встречах-советах наравне с воеводами и тысяцкими, отправляется куда-то по неведомым делам в сопровождении разбойника Сарыча, выполняющего при Игоре роль советника по разгрому бывших собратьев по ремеслу и проводника к их становищам. Вот и сейчас, лишь возвратившись ночью с кучей пленников из очередного похода, Микула уже успел днем поприсутствовать на встрече великого князя с ближайшими военачальниками и в эти минуты спешит куда-то с тысяцким Сфенкелом. Да, сотнику известно многое, однако вряд ли Хозрою удастся от него что-либо узнать. Обычно дорогу к нужным ему людям Хозрою открывало золото, но такие, как Микула, на золото не покупались, и дружба с ними для него была закрыта. Значит, к тайнам Ми-кулы нужно искать другой путь, и Хозрой знает какой.

Снаружи раздалось нечто напоминающее мычание, и Хозрой, отбросив в сторону полог-дверь, пропустил внутрь грязного, оборванного человечка с всклокоченной бородой и глуповатой улыбкой на лице. Однако, очутившись в палатке наедине с Хозроем, вошедший тотчас согнал с лица улыбку, пригладил бороду и предстал немолодым, плешивым мужчиной с лисьей мордочкой и хитроватыми глазками.

— Ты видел Исаака? — спросил Хозрой, снова усаживаясь на стульчик рядом с низким столиком. — Он обещал мне кое-что передать.