— Хотел узнать у них о Жохаре, -сообщил он. — Представь, среди пленников нет ни одного из его отряда. Наши воины арканили тех, кто был одет побогаче или имел начальственный вид, а его люди были бедно одеты и обличьем выглядели хуже некуда. Все пленники уверяют, что видели его впервые, а нанимал отряд Жохара старейшина, не принимавший участия в бою.
— Забудь о нем, — махнул рукой Микула. — Я даровал Жохару свободу, и утром он покинет нас. У меня к тебе другое дело. По договору с великим князем сегодняшний клад принадлежит пополам тебе и ему. Из доли великого князя я хочу взять горсть цветных каменьев, дабы принести дар богам моря. Перед выступлением в поход я был у священного источника Перуна, и боги явили мне ряд видений, кои уже начали сбываться в жизни. У источника я и великий князь узнали, что русичи ныне в немилости у богов моря и, дабы задобрить их, они должны принести им из первой захваченной в походе добычи богатые дары. Великий князь уж свершил это, отдав Царю моря половину захваченных у Ичкера сокровищ, а я хочу сделать это сегодня.
— Ты возьмешь каменьев столько, сколько сочтешь нужным. Но не из доли великого князя, а из моей. Пусть боги помогают нам обоим, ибо в этом походе наши судьбы крепко связаны одна с другой.
— Смотри, дружинники возвращаются из леса. Покуда они приготовят погребальный костер, ответь, зачем ты по пути к горе с кладом возился среди камней в расщелине и копал кинжалом землю? Признаюсь, я тогда подумал, что это последствия нашего поединка близ Итиль-кела, когда Арук крепко ошеломил тебя. Такое часто бывает, раны в голову могут сказываться на памяти и способности человека правильно мыслить.
— Я часто вспоминаю тот поединок, но совсем по другой причине. Меня беспокоит душа-оборотень Арука, которая сейчас витает где-то рядом, поджидая удобного случая отомстить нам. А на твой вопрос я отвечу. Но после того, как ты расскажешь, как сам разобрался в событиях сегодняшнего дня. Ведь ты говорил, что многое смог понять: и почему несколько лет назад мне с двумя товарищами удалось вырваться из засады горцев, и почему останки сгоревших кораблей оказались по чьей-то воле на верхушке каменной гряды.
— Когда в прошлый раз ты с товарищами угодил в засаду, горцы могли убить либо пленить тебя и твоих двух друзей?
— Убить — да, пленить — нет. Они напали, когда наш маленький отряд спускался по крутой тропе к горной реке в ущелье. Бой был коротким, и уже через минуту мы остались втроем. Став поперек тропы плечом друг к другу, имея за спиной ущелье, откуда на нас нельзя было напасть, мы приготовились умереть. Но враг отступил, хотя мог нас перебить стрелами, не подвергая свои жизни даже малейшей опасности. Ведь мы не сдались бы ни за что, ибо знали, что ждет нас в руках прибрежных горцев-разбойников, пожелавших узнать, почему мы оказались в их местах и чем занимались.
— Послушай, как я связываю ваше давнишнее труднообъяснимое спасение от смерти с появлением останков сгоревших кораблей на верхушке гряды. Ваша высадка в бухте, поход в горы и бой с мазендаранским кораблем не остались не замеченными горцами, и они пожелали узнать первопричину этих событий. Желание подогревалось тем, что в окрестностях бухты были обнаружены многочисленные следы вашего пребывания: обрушенные вниз каменные лавины, копоть от факелов в пещерах, засыпанные расщелины. Промышляя разбойничьим промыслом сами, горцы догадались, что могли делать вблизи глухой бухты пираты, преследуемые кораблем властителя Мазендарана. Они отправились за вами в погоню, устроили засаду, но беглецы предпочли погибать, но не сдаваться в плен. Когда их осталось трое, перед преследователями встал вопрос: убить их, как других беглецов, или позволить продолжить путь? Они выбрали второе, ибо со смертью последнего из вас тайна места захоронения сокровищ навсегда ускользала от преследователей. Отпуская вас, они могли надеяться, что рано или поздно вы или ваши товарищи, которым вы сообщите о кладе, возвратитесь за сокровищами. Ты хочешь что-то спросить?
— Почему выпустившие нас из засады горцы не повторили своего нападения? И разве, отпуская нас, они не понимали, что мы можем погибнуть в пути от голода, ран, при встрече с другими разбойниками? В этом случае они лишались возможности проникнуть в тайну клада точно так, как прикончив нас в засаде. А вдруг мы угодили бы в руки других горцев и под пытками открыли им место захоронения сокровищ? Что тогда?
— Для здешних жителей было все едино, кто прибудет за сокровищами. Им требовалось одно — чтобы кто-то извлек его из тайника. Кого после этого предстояло отправить на тот свет, им было все равно. А в вашу гибель в пути они не верили: такие, как вы, приучены выпутываться из любого положения, к тому же вас могли поблизости в море или горах поджидать товарищи. Так что преследователи, даровав вам жизни, поступили весьма благоразумно.
— Это поняли и мы со спасшимся другом. Мы знали, что сокровище нужно будет не просто откопать из-под насыпи, но и защитить в бою, и это не позволяло нам отправиться в бухту с малыми силами. Слушаю тебя дальше.
— Понимая, что за кладом могут явиться ваши друзья либо совершенно посторонние люди, и опасаясь, что им не удастся найти нужную бухту, так как вокруг множество ей подобных, здешние горцы придумали, как избежать этого. Они вытащили из моря и взгромоздили на верхушку каменной гряды останки обоих сожженных вами судов. Гряда — самое приметное в бухте место, а посему всякий человек, очутившийся в ней, обязательно увидел бы их. А развернутые к морю бортами, останки кораблей бросались в глаза уже у входа в горловину, соединяющую море с бухтой. Тот, кто явился бы за кладом, наверняка знал бы о произошедшем здесь когда-то бое и сожженных кораблях, а поэтому не спутал бы сию бухту ни с какой иной. Мне удалось связать воедино события прошлых лет и сегодняшнего дня?
— Да. Теперь я без лишних объяснений отвечу на твой вопрос. Пряча клад, мы были уверены, что когда-то снова придется побывать в бухте, и хотели наверняка знать, догадались ли здешние жители, зачем мы пошли в горы. Для этого мы устроили два места проверки: засыпанную нами расщелину и вскопанный мечами участок земли под отдельно растущим деревом. В расщелине на глубине ладони мы выложили круг из десятка неприметных, разновеликих, отличных друг от друга камней, на каждом из которых сделали клинком условные пометки. Когда я при тебе проверил расщелину, круга из помеченных камней не было, а из десятка камней я отыскал только три. Ясно, что кто-то копался в этой расщелине. Под деревом тоже остались следы раскопок. Из этого следовало, что горцы догадались о цели нашего прихода в бухту и искали наши сокровища. Если до этого я мог только предполагать, что нас ждет на обратном пути в бухту, то теперь знал это наверняка. Вот почему я обратился к тебе с просьбой отправить Роксану к скале, откуда она могла наблюдать за местом возможной засады. Единственное, чего я не могу понять до сих пор, это каким образом здешним горцам удалось так быстро собрать столь внушительные силы для боя с нами? Откуда в этих местах оказались несколько сотен наемников Жохара? Причем в момент, когда горцы больше всего нуждались в них? Ведь они не знали, когда и в каком числе мы появимся, а содержать постоянно столько наемников, не зная, понадобятся ли они и когда, слишком обременительно. В разговоре с тобой Жохар случайно не обмолвился, почему оказался в здешних краях и как стал наемником у горцев?
— Нет. Ежели тебя это интересует, можешь спросить у него самого, когда он проснется. А сейчас пошли к погребальному костру, дружинники уже заканчивают его складывать.
В отряде не было жреца, и Микуле, как старшему из воинов, внуков Перуна, пришлось быть вместо него. Свершив обряд проводов к предкам душ погибших в бою русичей и дождавшись, когда погребальный костер погас, Микула с Са-рычем на одной из ладей отправились принести дары богам моря. Через горловину ладья вышла в открытое море, в воду полетел якорь, и Микула с Сарычем бросили в волны по пригоршне драгоценных камней.
Сарыч, родившийся в степи и проведший в ней почти всю жизнь, не имел своих богов моря, поэтому повторил вслед за Микулой его обращение к владыкам морских пучин. Вначале Микула поблагодарил морского Царя, что тот позволил волнам донести на своих плечах русские ладьи до далеких берегов Хвалынского моря, обратился к нему с мольбой, чтобы он и впредь помогал русичам веслом, коим он укрощает и держит в повиновении своевольные волны, и отложил в сторону острогу, которой возбуждает их к проявлению буйства1. Затем он стал просить Чудо морское, служителя и вестника Царя морского, и духов воды укротить свирепость ветров, не позволяя им с сестрами-волнами топить русские ладьи, ибо русичам, внукам Перуна, надлежит после гибели вознестись на Небо к предкам, а не опускаться в бездонные морские глубины.
Закончив общение с богами моря и духами воды, Микула хотел было приказать поднимать якорь, как вдруг застыл на месте. Далеко в море, подступившем в сей полуночный час к борту ладьи непроглядной черной стеной, мигнул яркий огонек. Мигнул еще раз, еще. Может, показалось? Нет, огонек замерцал снова, теперь три раза подряд. Возможно, это сорвалась с Неба чья-то душа, не нашедшая приюта у предков? Но души предков падают сверху, а странный огонек мерцает намного ниже скопища светящихся ночью душ, которых ромеи именуют звездами. В таком случае это, скорее всего, световой сигнал с плывущего ночью в открытом море корабля. Но кому и зачем он предназначен?
Микула тронул за плечо Сарыча, вытянул руку в направлении только что мигавшего огонька.
— Смотри туда.
— Огонь! В море огонь! — воскликнул через минуту Сарыч. — Кто-то подает с моря сигналы!
— Я тоже видел их и хотел бы знать, кому они посылаются. Вдруг они таят для нас угрозу? Может, сей корабль правой.
Русичи изображали Царя морского с веслом, в левой руке, с острогой в или корабли следуют в нашу бухту и нам суждено сойтись с ними в бою?
— Обычно на посланный сигнал должен быть ответ. Он может прийти с моря либо с суши. Ты, сотник, продолжай наблюдать за морем, а я присмотрюсь к берегу и горам. Пусть и другие воины помогают нам.
Результаты не заставили себя ждать.
— Сотник! Вижу на берегу огонь! — раздался крик одного из дружинников. — Там! Он не горит ровно, а тоже мигает!
Микула, всмотревшись в указанном дружинником направлении, увидел далеко на берегу огонек. Он тоже то появлялся, то исчезал. Пытаясь встать поудобнее, Микула сделал шаг в сторону, и огонек тотчас пропал. Однако стоило Ми-куле возвратиться на прежнее место, он возник снова. Выходит, он был виден не всем кораблям в море, а лишь плывшим в определенном направлении? Может, сей сигнал не что иное, как маяк, на который должны держать курс в ночном плавании чьи-то суда? Но что заставило их плыть ночью? Почему они не следуют вдоль берега, где в темноте их поджидает меньше опасностей? Объяснение может быть одно — находившиеся в море не желали, чтобы их заметили. Почему? Микула должен узнать, что таят в себе эти сигналы. Узнать как можно скорее!
Микула достал кинжал, сделал на верху борта глубокую борозду, указывающую в направлении мерцающего на берегу огонька. Затем он отыскал кормчего ладьи.
— Забудь о якоре и не покидай места, на котором сейчас стоит ладья. Вели спустить на воду лодку и посади в нее шестерку лучших гребцов. Мы скоро вернемся.
В бухте Микула поднялся на борт ладьи, в которой спал Жохар, разбудил его. Тот был недоволен.
— Зачем поднял меня так рано? До рассвета еще не меньше трех часов. Я ведь предупредил, что встану сам.
— Ты уйдешь от нас, когда пожелаешь. Но покуда еще здесь, я хочу помочь тебе заработать сто золотых диргемов.
— В таком случае ты поступил правильно, не позволив мне проспать эти деньги, — осклабился Жохар. — Говори, что должен я сделать?
— Сейчас узнаешь. Бери свой плащ, оружие и ступай в лодку.
Когда Микула с Жохаром возвратились на ладью в открытом море, оказалось, что оба огонька перестали мигать. Но Жохару и не нужно было их видеть. Выслушав рассказ Микулы и прикинув вначале на глаз расстояние от их ладьи до горловины, он всмотрелся в сторону, куда указывала сделанная сотником борозда. Равнодушно зевнул и прислонился спиной к борту ладьи.
— Сотник, ты обратился к единственному человеку, который может помочь тебе разгадать тайну ночных огней. Я хорошо знаю этот участок побережья, скала у горловины бухты позволила мне точно определить наше положение в море, и я уже сейчас могу с уверенностью сказать, где горел огонь на суше. Сигналы подавались с Вороньего мыса. Когда начнет светать, ты проверишь мои слова и убедишься, что я прав. Вороний мыс ты узнаешь по острой вершине и приметной горе за ним: у нее левый склон пологий, а правый словно обрублен мечом. И еще: над мысом постоянно кружит воронье, отчего он и получил свое название. Теперь я ложусь досыпать, а с рассветом мы продолжим разговор.
Утро подтвердило правоту слов Жохара — борозда от кинжала указывала на далекий островерхий мыс, за которым виднелась гора с пологим левым и отвесным правым склонами. Рассмотреть мыс нельзя было из-за большого расстояния, не было видно над ним и птичьих стай.
— За мысом в сушу врезается большой залив с пригодными для стоянки кораблей берегами, — раздался голос Жохара. Минуту назад лежавший под плащом на скамье, сейчас он стоял рядом с Микулой и тоже смотрел на Вороний мыс. — В горах вблизи залива несколько ручьев с питьевой водой, в лесах имеются большие поляны, на которых можно разместить не одну тысячу воинов с припасами. Но в залив не впадает ни одна река, к нему не подходит ни одна караванная тропа, отчего его лишь изредка посещают купеческие корабли, чтобы пополнить запасы воды. С появлением на Хвалынском море русов и викингов торговля по нему полностью прекратилась, и залив теперь не привлекает никого. Тем более интересно, кто и зачем подавал ночью с Вороньего мыса сигналы и кто принимал их в море. Сотник, я не успел сообщить одну вещь, связанную с заливом у Вороньего мыса. Два дня назад, отправившись за водой, мои люди едва не наткнулись у родника на берегу залива с ширванскими воинами. Мои люди были осторожнее и лучше знали здешние места, чем ширванцы, поэтому заметили их раньше и уклонились от встречи.
— Ничего удивительного в этом нет. Воевода Асмус взял приступом немало ширванских крепостей и городов, и разбежавшиеся ширванцы ищут спасения в окрестных горах и лесах. А пустынный залив вдали от обжитых мест — вполне подходящее убежище.
— Это были не простые ширванские воины, составляющие гарнизоны прибрежных крепостей, или городские ополченцы, а отборные дружинники самого владыки Ширвана Дивдада, которых в Византии и Хазарии называют гвардией. Они еще не участвовали в боях с русами или викингами, поэтому им незачем спасаться бегством в горном безлюдье.
— Это уже действительно интересно, — задумчиво произнес Микула. — Даже очень.
— И только? — лукаво спросил Жохар. — Я на твоем месте рассуждал бы по-другому. Вы, русичи и викинги, принесли горе и страх всем обитающим на берегах Хвалынского моря народам, у вас здесь нет ни единого друга, а только враги. И если где-то втайне от вас собираются корабли и воины разоренной вами страны, это вряд ли сулит вам добро. Думаю, твой великий князь очень хотел бы знать, какие силы находятся у Вороньего мыса и чего от них можно ожидать. Но я могу и ошибаться, поэтому прикажи своим гребцам доставить меня к берегу. Покуда совсем не рассвело и кромка берега еще в тумане, я покину твой лагерь. Прощай, сотник.
— Не торопись, — оборвал Микула Жохара. — Вижу, тебе не терпится получить сто золотых диргемов?
— Скажу честно — да. Признаюсь, в жизни мне приходилось владеть и куда большими деньгами, но… На что могу я рассчитывать сейчас, раненный и одинокий, чьи вчерашние друзья стали злейшими врагами? Поэтому сто диргемов мне сегодня никак не помешают. Но тайна залива у Вороньего мыса этого стоит.
— Сколько времени тебе потребуется, чтобы провести моих воинов к Вороньему мысу и возвратиться обратно?
— К вечеру мы снова будем в бухте, и я получу свои диргемы.
— К вечеру? — не поверил Микула. — Ты посмотри, где Вороний мыс, и припомни, каковы горные дороги. А вам предстоит идти по самым глухим местам, и очень осторожно, чтобы не наткнуться на твоих вчерашних друзей и союзников либо на ширванских дозорных. К вечеру ты достигнешь только мыса, а не возвратишься назад.
— Сотник, я всегда знаю, что говорю. Я не собираюсь совершать весь путь к мысу пешком, а преодолею самую трудную и опасную его часть по морю.
— Сколько человек надобно для разведки?
— Только для разведки хватит меня одного, но, поскольку в пути может случиться всякое, десяток бывалых воинов будет нелишним. Да и от помощника посмышленей я не отказался бы.
— Смышленого помощника ты получишь — им будет десятский, что захватил тебя в полон. Надеюсь, ты не сомневаешься в его способностях? С вами отправятся и его воины…
Ладья с Всеславом и Жохаром возвратилась, когда начало темнеть и с прибрежных скал на море стал наплывать туман.
— Десятский видел то же, что я, и все тебе расскажет, — сказал Жохар встретившему их Микуле. — А я тем временем перекушу у костра с твоими воинами и затем покину бухту. Надеюсь, ты уже приготовил мои сто золотых диргемов? Я не забыл о них.
— Что тебе удалось увидеть? — спросил Микула у Все-слава. — Не напрасно ли я посулил Жохару за поход к мысу целое состояние?
— Не зря. То, что мы узнали, стоит гораздо дороже. В гавани у подножья Вороньего мыса стоят на якорях двадцать восемь ширванских кораблей, а в лесу и горах близ гавани в семи лагерях расположились не меньше трех тысяч воинов. Среди кораблей нет ни одного купеческого, все боевые, в лагерях я не видел ни единого ополченца, а только крепких, хорошо вооруженных бойцов. Недалеко от пристанища великого князя втайне от него скопилась огромная сила! Вот почему над Вороньим мысом не видно больше птичьих стай.
— Сделал то, что я велел? Сможешь попасть к гавани без Жохара или других провожатых?
— Смогу. Жохар шел первым в нашей цепочке, я — последним и через каждые десять шагов незаметно помечал камни или деревья условными знаками. По ним я без труда повторю путь к Вороньему мысу и обратно.
— Сдается, что нам придется свершить это. Ступай вечерять, а я рассчитаюсь с Жохаром и тоже приду к костру. Держи, — протянул Микула подошедшему Жохару тугой кошель. — Пересчитай и прощай.
— Пересчитать? Зачем? — удивился Жохар. — Я доверяю твоему счету. С какой стати тебе обманывать меня, приумножая богатство великого князя? Ведь не своими же диргемами ты расплачиваешься со мной? Не говорю я тебе и прощай, ибо какой-то тайный голос шепчет мне, что нам предстоит встретиться еще. До новой встречи, русский сотник Микула!
— До новой встречи, Жохар…
Едва Жохар исчез среди подступавших к бухте скал, к Микуле подбежал запыхавшийся Сарыч.
— Это ушел Жохар? — взволнованно спросил он.
— Да, он, — спокойно ответил Микула. — Выполнил поручение, получил деньги и покинул нас. Что тебя удивляет?
— Когда он проходил мимо последнего нашего костра, я хорошо разглядел его со спины. Кроме того, я впервые видел, как он шел по ровному месту. И я узнал его! Я теперь знаю, кто он! Может, его и зовут Жохар, но нам с тобой он был известен гораздо раньше под другим именем! Как я мог не узнать его сразу? Ведь я постоянно чувствовал, что обязательно должен знать этого человека!
— Перестань повторять одно и то же и объясни все толком, — сказал Микула. — Ты рассмотрел Жохара со спины и увидел, как он ступает по ровному месту. Ну и что?
— На каком боку висит у тебя меч?
— На левом. Как и у всех, в том числе и у тебя.
— Это потому, что ты правша… как я и большинство дружинников. А у Жохара меч висит на правом боку, значит, он — левша. Ты приметил, что он прихрамывает на левую ногу?
— Да. Но какое дело мне до того, что некто из моих случайных знакомых левша и хром на левую ногу?
— Да такое, что хромцом на левую ногу и левшой является Ичкер, знаменитый главарь всех разбойников Нефата! Вот кто скрывался под именем Жохара! Как я не мог понять этого раньше? Ведь я столько слышал о нем! Вот почему он казался мне таким знакомым! И только меч на правом боку и танцующая походка окончательно раскрыли мне глаза! И вспомни свой вчерашний разговор с ним. Он признался, что родился язычником, а стал мусульманином. Это история самого Ичкера! А совет Жохара прибить к бортам ладей заложников, дабы уберечься от нападения горцев? Это любимый способ Ичкера, идущего на абордаж, обезопасить свой корабль от стрел противника! Теперь понятно, как воины Жохара стали наемниками у горцев. Это были разбойники Ичкера, согнанные нами с берегов Нефата и бродившие без пристанища в горной глухомани.
— Пусть будет так, — согласился Микула. — Ну и что? Какая нам разница, как зовут этого человека — Ичкер, Жохар или так и эдак? Главное, что он дважды оказал нам большую услугу. Сейчас его нет с нами — и забудем о нем. Ты уже-знаешь, что видел Всеслав в гавани у Вороньего мыса? Чем больше я об этом думаю, тем тревожнее на душе. Я хотел отплыть из бухты завтра утром, а придется сделать это сегодня после вечери.
Чем дольше Игорь слушал Микулу, тем больше портилось у него настроение. Еще бы! Кому понравится, что у тебя под боком притаились тридцать вражеских боевых кораблей с тремя тысячами отборных воинов, о которых ты узнал случайно! А ведь до возвращения Микулы с его неожиданной вестью Игорь был уверен, что полностью осведомлен о всех действиях и планах Дивдада, властителя Ширвана, по чьей земле с огнем и мечом прошли дружины воеводы Асмуса и вблизи чьих берегов обосновался сам Игорь.
Еще четыре дня назад воевода Асмус прислал гонца, сообщившего, что властитель Ширвана собирает в одной из бухт вблизи пристанища великого князя свой флот и сухопутные войска, туда же подходят ополченцы из горных селений и городов, коих не смог еще достигнуть и взять на копье Асмус. Соглядатаи воеводы донесли, что в бухте уже стоят свыше двадцати боевых кораблей и множество мелких судов, в лагерях на берегу находится больше двух с половиной тысяч дружинников из постоянного войска ширванского властителя и не меньше десяти тысяч ополченцев. Воевода предлагал великому князю нанести по воинству Дивдада одновременный удар с двух сторон и полностью разгромить его. Для этого ладейная дружина великого князя должна была ворваться в бухту с моря и уничтожить корабли Дивдада, а пешему войску Асмуса предстояло завязать сражение на берегу и окончательно добить противника.
Игорь не принял сего плана. Асмус, уже прослывший завоевателем половины Ширвана, хотел стяжать еще и славу спасителя великого князя, вначале предупредив его о нависшей угрозе, а затем нанеся по Дивдаду решающий удар. Но великий князь Руси не нуждается в спасителях! Он не устрашится принять сражение с отборными войсками владыки Ширвана и докажет, что сей прославленный полководец проявил легкомыслие и совершил непоправимую ошибку, вздумав тягаться в воинском деле с великим киевским князем!
Отказавшись от предложения Асмуса, Игорь велел воеводе Бразду не жалеть золота на тайных лазутчиков, которые должны были по нескольку раз в сутки доносить обо всем, что происходило в лагере Дивдада. Последний из них, побывавший в бухте под видом торговца оружием, покинул Бразда часа за два до прибытия отряда Микулы. Лазутчик сообщил, что у врага уже тридцать боевых кораблей и более пятисот мелких судов, а число людей возросло до трех тысяч воинов ширванской гвардии и двенадцати-тринадцати тысяч ополченцев. Добавил он и то, что среди воинства Дивдада ходят упорные слухи о том, что оно со дня на день отплывает к занятым русами островам и не оставит там ни одного живого пришельца. Исходя из этих сведений о силах Дивдада, Игорь и строил план предстоящего сражения, однако весть Микулы заставила отказаться от него.
Как надлежало поступить теперь? Принять план Асмуса и вместе с ним нанести одновременный удар по флоту и пешему войску Дивдада? Поручить Асмусу вступить в сражение с главными силами Дивдада, а самому уничтожить его корабли в заливе у Вороньего мыса? Но в том и другом случае победителем властителя Ширвана будет не великий князь, скорее всего ему придется разделить славу пополам с Асмусом, а то и вообще оказаться на втором плане. Но возможно ли с теми силами, что сейчас в распоряжении Игоря на островах, не просто устоять перед напором всего воинства Дивдада, но и разгромить его? Вот почему после первых слов Микулы о ширванских кораблях в заливе у Вороньего мыса Игорь тут же велел кликнуть к нему в шатер воеводу Бразда с тысяцкими Олегом и Сфенкелом. Ни один из них не был, как Асмус, соперником великого князя по влиянию в дружине, отчего Игорь верил в искренность их слов гораздо больше, нежели в полезность советов главного воеводы.
— Что молвишь, тысяцкий? — обратился Игорь к Сфенке-лу, когда Микула смолк. — Сдюжим с Дивдадом сами или обратимся за подмогой к главному воеводе? Как-никак, а лишние тридцать кораблей по сто воинов на каждом — грозная сила.
— Сдюжим, великий князь, — без раздумий ответил Сфен-кел. — У меня с Олегом по десять сотен воинов, у древлянского воеводы две с половиной тысячи, всего получается четыре с половиной тысячи. В бою один русич стоит не меньше двух ворогов, значит, против шести тысяч отборных воинов Дивдада хватит трех тысяч наших дружинников. Остальные пятнадцать сотен без труда справятся с ополченцами, сколь велико не оказалось бы их число.
— Твое слово, тысяцкий, — перевел Игорь взгляд на Олега. — Ты уже не раз встречался с ширванцами в боях на суше и на море, знаешь, какие они воины. По силам ли нам выстоять супротив вчетверо превосходящего нас неприятеля?
— Выстоять сможем, а вот победить будет непросто. Гвардия владыки Ширвана состоит из отборных, закаленных в битвах воинов, с которыми нам придется сражаться на равных. А превеликое множество ополченцев попросту сомнет нас своим числом. Одержать верх над воинством Дивдада можно лишь в случае, ежели не допустить соединения обоих его частей воедино, а разбить их поодиночке.
— Как мыслишь добиться сего? — тут же последовал вопрос Игоря. — Потопить вначале ширванские корабли в заливе у Вороньего мыса, а затем возвратиться и дождаться на своих островах нападения самого Дивдада?
— Нет, великий князь, из нашего похода к Вороньему мысу ничего не получится. В море близ наших островов днем и ночью кружат быстроходные суда, на коих под личиной рыбаков за нами неусыпно следят ширванские соглядатаи. Они без промедления донесут Дивдаду, когда и в каком направлении мы отплыли, и тот успеет принять меры, чтобы наш поход не достиг цели. Он либо прикажет кораблям у Вороньего мыса покинуть залив, либо отплывет со своим флотом вслед за нами и навяжет в открытом море бой, к которому подоспеют корабли от Вороньего мыса. Громить воинство Дивдада по частям надобно у наших островов. Часть своих лучших сил Дивдад укрыл близ Вороньего мыса вовсе не для того, чтобы они напали вместе с главным войском, а чтобы обрушились на нас в самый ответственный час боя. Значит, у нас будет какое-то время. За сей срок мы должны разгромить Дивдада раньше, чем подоспеют корабли от Вороньего мыса. Тогда им останется удалиться восвояси либо сразиться с нами в одиночку. Взять верх над всем войском Дивдада мы сможем лишь благодаря быстроте своих действий, — завершил свою речь Олег.
— Какой совет дашь мне ты, воевода? — глянул Игорь на Бразда.
То, что скажет древлянский воевода, было для Игоря сейчас самым главным, однако, согласно законам воеводской рады, первое слово имели самые младшие по возрасту и положению в дружине военачальники. Чтобы над говорившим не довлело ранее высказанное мнение более известного и уважаемого полководца, на раде речь всегда держали, следуя старшинству, оставляя заключительное слово-приговор за самым главным из присутствовавших.
— Мой совет таков — чтобы раз и навсегда покончить с Дивдадом, разбить его войско следует по частям. Однако вначале должно быть разбито не основное войско, собранное ширванцами чуть ли не на виду у нас, а та его часть, которая держится в тайне и коей, по замыслу Дивдада, в предстоящем бою суждено сыграть главнейшую роль. Зная все силы Дивдада и его планы, мы можем действовать с открытыми глазами, не опасаясь с его стороны никаких неожиданностей. А раньше в его поступках многое было непонятно, и каждый из нас давал этому свое объяснение… Отныне положение изменилось, и уже мы будем навязывать Дивдаду свою волю.
Ай да Бразд, ай да хитрец! Как ловко ввернул мысль о том, что они до известия Микулы о ширванских кораблях близ Вороньего мыса ошибочно оценивали действия Дивдада. Игорь знал, что Бразд имел в виду. Он много времени ломал голову над тем, почему Дивдад дает возможность ему и Асмусу нанести по своим войскам одновременный удар с моря и суши. Он находил этому одно объяснение: умный человек и опытный в дворцовых интригах владыка, Дивдад проник в тайну истинных взаимоотношений между великим князем и его главным воеводой, а потому был уверен, что Игорь не хочет способствовать успеху Асмуса и не позволит ему участвовать в решающем бою с ширванцами. Оказалось, что Дивдад был куда умнее, решив подстраховать себя еще кое-чем, помимо вражды между киевским князем и его ближайшим сподвижником.
— Сейчас мы знаем, что одновременного нападения на Дивдада с моря и суши быть не может, ибо он в состоянии нанести ответный удар по нашим ладьям из залива у Вороньего мыса. Остается одно — самим нанести неожиданный удар по лучшей части его флота. Мы лишим его половины боевых кораблей и отборных воинов, заплатив за это гораздо меньшими своими силами. Вот ключ к нашей победе над владыкой Ширвана! И ключ сей в руках сотника Микулы, который единственный из нас уже побывал близ Вороньего мыса и может лучше других свершить внезапное нападение на ширванский флот в заливе.
— Внезапное нападение? Это при том, что их разведчики круглосуточно шныряют близ наших островов? — спросил Игорь. — Уверен, что ширванцы знают, что наши дружинники побывали в окрестностях Вороньего мыса и могли кое-что прослышать об их кораблях. Поэтому и они сами, и их лазутчики будут настороже вдвойне.
— Задача лазутчиков — предупредить Дивдада о грозящей ему опасности, а она может исходить от флота, имеющего не меньше силы, чем у него самого.