Константин Серафимов
      Армения - записки спасателя
      УСТЬ-КАМЕНОГОРСК - ПРАВО НА СПАСЕНИЕ.
      9 декабря 1988 года.
      --------------------
      18.00. Аварийно-спасательный отряд в сборе, подана по телефону заявка в Обком партии на вылет в район землетрясения. Уточняем детали снаряжения и жизнеобеспечения. Ответа на заявку нет.
      Мы узнали об Армянском землетрясении по телевизору. В то время не было принято извещать народ о стихийных бедствиях и катастрофах на нашей земле. Нам сообщали о наводнениях в Латинской Америке и цунами в Японии, о землетрясении в Мексике и извержениях вулканов в Новой Зеландии. Но на нашей одной шестой части суши все было "прекрасно". Ничего не случалось. Не падали самолеты, не сходили с рельсов поезда, не взрывались заводы. И уж тем более - не было катастрофических землетрясений. Нам, народу, не положено было знать об этом. Так же как и о войнах, которые по всему свету вели ограниченные контингенты наших доблестных советских войск.
      Но Армянская катастрофа взорвала привычный устоявшийся покой. Ее нельзя было скрыть. И мы узнали.
      И тогда в моей маленькой квартире мы собрались перед экраном телевизора, откуда почерневшие от горя люди взывали о помощи, о необходимости привлечения к работам квалифицированных специалистов для спасательных работ в завалах разрушенных городов - и мы поверили, что действительно нужны. Мы немедленно заявили о своей готовности, бросив все, вылететь в район землетрясения.
      Кто мы были такие? Усть-Каменогорский клуб спелеологов "Сумган". Любители подземных путешествий, спортсмены и путешественники, имеющие за плечами немалый опыт проведения подземных экспедиций. И главное - солидный опыт именно спасательных работ в условиях очень близких к тем, которые нас ожидали.
      Но это фактически. А формально - мы не были ни кем. Так - горстка чудаков, чья квалификация почти никак - если не считать малоуважаемого спортивно-туристского плана - не была зафиксирована, не была признана системой. Напротив - весь наш опыт шел вразрез ее установкам, прививашей людям отношение к нашей работе, как к виду отдыха, развлечению, времяпрепровождению сомнительного порядка. Потому что все, что мы делали, мы делали в свободное от работы время, за свои деньги и в ущерб собственному здоровью и благополучию.
      И вдруг - мы оказались нужны кому-то еще, кроме подобных нам! Об этом говорил премьер-министр СССР Рыжков, обращая к каждому из нас свое озабоченное со следами страдания лицо. И президент СССР Горбачев смотрел на нас с экранов наших телевизоров. "Вы нужны нам!" - кричали почерневшие от горя люди.
      Мы знали по опыту - в таких случаях все решает время. Количество шансов выжить уменьшается в квадратичной зависимости от допущенной проволочки.
      Землетрясение произошло 8 декабря. Через сутки мы были готовы к вылету - снаряженные за свой счет.
      "Шикарный вид из окна приемной Облисполкома!" - записано в моем дневнике первой фразой. Именно с созерцания этих видов, а также многочисленных с трудом приоткрывающихся дверей и галстуков, занавешенных пиджаками, начинался наш путь в Армению.
      Об этом участке пути не знает никто из наших ребят-спасателей - мне, как командиру и зачинщику, пришлось пройти его водиночку.
      "Сидим на мешках и пытаемся улететь в Армению" - это вторая фраза. И больше ничего за три последующих дня! 9-10-11 декабря - самые важные дни землетрясения, которые парни провели в состоянии готовности, а я в скачках и обивании порогов областных властей.
      Может быть, с той поры у меня стойкая аллергия к галстукам, пиджакам и другим атрибутам административно-бюрократической униформы.
      12 декабря.
      ----------
      Наконец, Восточно-Казахстанский областной штаб помощи Армении издал постановление об отправке нашего отряда в район бедствий. Но на постановлении не улетишь - вот пролететь можно!
      Все очень сложно и путанно. Никто ничего толком не знает. Когда будет транспортный самолет? Возьмут ли нас?
      У нас куча груза в 500-600 килограммов. Масса консервов, отличная аптека. Снаряжение в норме - плохо с упаковкой и рюкзаками. Народ явно подутерял походно-экспедиционную форму - почти у всех пижонские туристические и альпинистские рюкзаки - станков, а тем более станков-тележек нет ни у кого. А как таскать груз?
      Постепенно начинает казаться, что мы никогда не улетим.
      А что же такое счастье?
      Задача весьма проста.
      Лишь ветер под плоскостями,
      Наш рейс: Казахстан - Спитак...
      Уже 12 декабря - трое суток в бесплотных ожиданиях! Сколько мне пришлось побегать по всем мыслимым инстанциям за эти три дня... До этой поры я не представлял всей инертности нашей бюрократической партийно-государственной машины. Трое суток я осаждал кабинеты, твердя о готовности нашего, пусть небольшого, но боеспособного отряда. И всюду меня уверяли, что все поняли, что все идет нормально - не надо беспокоиться, надо ждать. Мы ждали, ежедневно собираясь у телевизора и черенея от уведенного.
      Через полтора суток от начала ожидания я понял, что самому мне не пробить эту стену показной деятельности и полнейшего равнодушия. А главное растерянности властей. Им, привыкшим загребать жар чужими руками, вдруг пришлось принимать решения оперативно, и во многом самостоятельно.
      В борьбе с системой возможны только два пути - действовать наперекор ей, без надежды на успех, но в надежде сокрушить саму систему, или - играть по ее правилам.
      Разрушить систему под силу разве что глобальным подвижкам в обществе. Нам оставался только второй путь.
      И тогда я прибег к протекции. Спасибо моему тестю - Григорию Григорьевичу Флейтлиху, занимавшему в то время не последнюю должность в администрации города - его вмешательство не прошло бесследно. Меня, наконец, заметили.
      Но еще полтора дня ожидания понадобилось нам, чтобы, наконец, получить постановление, фактически - разрешение на вылет в район.
      А в это время в Армении продолжали гибнуть в завалах люди.
      И на этом не кончилось.
      13 декаюря.
      ----------
      Которые сутки отряд в полном сборе и готовности.
      С экрана телефизора смотрит на нас беда: "Нужны специальные отряды спасателей, нужны спелеологи, нужны..."
      А у нас главный вопрос - кто будет платить за нашу отправку, которая до сих пор проблематична. Парадокс. Наиболее подготовленный отряд спасателей-спелеологов состоит из людей - работников разных ведомств. Аэрофлоту же нужны деньги за билеты - стихийные бедствия не в счет.
      Деньги! Мы снова не вписывались в систему. Мы не были подразделением гражданской обороны, в который раз уже расписавшейся в собственном бессилии. Не работали мы и на одном из крупных промышленных предприятий, на которое можно было бы возложить наше финансирование. А заставить нас заплатить за перелет из собственных карманов нас все-таки не решались.
      Они думали. Мы сидели в городе. А в Армении гибли люди.
      Вспоминаю случай, рассказанный мне на Кавказе моим товарищем по подземным путешествиям башкирским спасателем Виктором Ануфриевым.
      Их отряд подняли по тревоге - на скалы поднялись двое молодых людей и не смогли спуститься вниз. И вверх уже не могли подниматься.
      Спасатели прибыли вовремя - никто из юных скалолазов еще не упал.
      Одновременно со спасателями прибыл руководитель местного райкома партии, назовем его Иванов, - раньше все дела решались не иначе, как через партийное руководство. Очень раздосадованный тем, что в выходной день его оторвали от привычного отдыха, начальник негодовал.
      "Вот паразиты! - кричал райкомовец. - Надо их так и оставить, куда залезли. Парочка разобьется - другим неповадно будет! Сидели бы дома ничего не случилось бы. Цацкаемся с ними слишком - вот и лазают, куда не надо!"
      "Так будем снимать?" - с иронией спросил Виктор, начальник прибывшего на место спасотряда.
      Не замечая его, товарищ Иванов, раздраженно обратился к представителю местного отдела внутренних дел: "Выяснили фамилии, кто там болтается?"
      "Так точно! - доложил увэдэшник. - Студенты. Панкратьев и Иванов."
      "Иванов?" - райкомовец затормозил на полном ходу. - "Какой еще Иванов?"
      "Так что, товарищ Иванов, - осторожно сказал милиционер. - "Вы только не волнуйтесь - Иванов, это ваш сын, товарищ начальник..."
      Надо было видеть, как изменился в лице грозный руководитель района. Как будто воздух из него выпустили, моментом вся спесь сошла.
      "Так чего же вы ждете?! - заорал он. - "Немедленно спасателей наверх!"
      ...Вот бы так наших начальников тогда в Армению - не думаю, что нам пришлось бы сидеть в ожидании самолета четверо суток.
      Пока гибли люди.
      14 декабря.
      ----------
      14.35 нашего времени. Наконец-то! После стольких суток ожиданий и матерков мы в военно-транспортном ИЛ-72МД вместе с кучей барахла, автокраном и УАЗиком.
      При погрузке Вова Пантюхин стащил из аэрофлотовского автобуса лом и сейчас думает, куда бы его пристроить. А получилось хрестоматийно - Юра Бессергенев честно спросил бортпроводницу:
      - Вам лом не нужен?
      - Нет, - простодушно ответила замороченная девочка.
      - Вова! - скомандовал Бессергенев. - Лом прихвати!
      Не все из нас в хорошей форме. Серегу Хардикова вчера по сигналу боевой готовности выдернули из-за стола. Только литр и успел принять. Сегодня его в порт привезла женщина, и от него разит, как от...
      - Мы Хардикова в голову нашей "свиньи" поставим, - смеются парни. Дыхнет - есть дорога!
      В метельной снеговерти строимся у самолета на промозглом поле. Нас напутствуют представители областного штаба помощи. Чего зря трепаться? Лучше бы дело свое делали. Мы-то свое знаем.
      Здесь же пресса всех мастей. Может, это и правильно. Люди должны знать правду не только от центральных заоблачных источников, а и от своих земляков. Вот только любят у нас приукрашивать все, выворачивать наизнанку и подрезать для приличия. Дал интервью для областного радио, и нас долго снимал фотокор "Рудного Алтая". Я видел потом этот снимок: стоило ли так стараться, чтобы все сгубила полиграфия?
      Вчера ко мне приходил наш бессменный туристический корреспондент Паша Фадеев. Его друг Толя Аваков из "Коммунизм туы" звонил по телефону, выспрашивал подробности. Про нас уже дали информацию в газете, объявили по телевиденью. Шуму много - толку чуть. Вот они мы - все еще мерзнем на полосе. Куда летим? Ереван? Ленинакан? Что будет дальше?
      - Ну, поехали!
      ЕРЕВАН - ЗВАРТНОЦ - ЛЕНИНАКАН.
      14 декабря.
      ------------
      13.05. Уже час мы в воздухе. Внизу проплывает полузамерзший Балхаш, присыпанные снегом дюны.
      На борту, считая нас - 42 человека. Кроме нас летят рабочие СвинцовоЦинкового комбината, горноспасатели, двое солдат-армян - домой. Каково им сейчас?
      Сколько потеряно времени!
      Народ сидит на лавочках вдоль стены, теснится у единственного в нашем распоряжении иллюминатора. Постепенно начинаем расползаться, укладываемся на тюках в надежде поспать. Движки ревут, в салоне шумно, но вопреки ожиданиям, тепло.
      Вместительно чрево самолета - мы не привыкли к зрелищу распяленных тросами автокранов. Белая тканевая термоизоляция на ребристых стенах, оранжевые балки тельферов, голубые баллоны с кислородом, желто-белая раскраска, черные надписи. В спинках откидных скамеек вдоль бортов карманы с надписями: "Маски - 3 штуки". Техника!
      И нет совсем волненья,
      Волненья - позади.
      До точки приземленья
      Лишь пустота в груди
      Вдоль стенок самолета
      Четырнадцать ребят.
      Ждет впереди работа
      Спасательный отряд.
      Никто из нас не знает,
      Что будет впереди.
      До точки испытаний
      Лишь холодок вгруди.
      Дрожит в швартовых цепях
      Наш друг подъемный кран,
      А мы все ближе к цели,
      Наш курс - Ленинакан.
      Наш курс туда, где горе
      Братается с бедой.
      Армянское нагорье
      В руинах городов.
      В разрушенных селеньях
      Без крова стар и млад.
      Там ждут, как избавленья,
      Спасательный отряд.
      И мы - одни из многих,
      И мы - одни из всех,
      Мы тоже что-то можем,
      И страшно - не успеть.
      Вдоль стенок самолета
      Четырнадцать ребят:
      Ждет впереди работа
      Спасательный отряд.
      Ждет впереди работа
      Наш спелеоотряд.
      14 декабря 1988 года
      борт военно-транспортного самолета ИЛ-76МД,
      рейс Усть-Каменогорск - Ереван
      Мы были в воздухе и все еще оставались в плену иллюзий. Нам казалось, что самое трудное уже позади. Главное - мы вырвались. Правдами и неправдами, все бюрократам назло!
      Самое трудное было уже пройдено. Но система окружала нас ложью с первого до последнего дня Армянской эпопеи.
      ...Мужики спят среди рюкзаков в немыслимых позах, периодически сползают и, не просыпаясь, карабкаются обратно.
      14 декабря.
      -----------
      24.20 - если можно так сказать. Мы - в Ленинакане, в помещении чулочно-носочной фабрики. Но все по порядку.
      16.00 Ереван. Аэропорт Звартноц забит самолетами и техникой. Долетели нормально. Рядом на полосе разгружается военно-транспортный самолет США, чуть далее цветастая техника чехов, немцев.
      Пока парни выгружают снаряжение, бегом бежим с Шынгысом Дюйсекиным к зданию аэропорта. На ступеньках и внутри - поляки, французы, швейцарцы, собаки в попонках с красными крестами. Все ярко одеты.
      Наши попытки найти штаб по отправке на места работ не заканчиваются успехом. С трудом находим посреди зала столик, где какие-то замороченные люди смотрят на нас непонимающими глазами.
      Подходит быстрый в движениях парень.
      - Откуда?
      - Из Казахстана. А ты из штаба?
      - Да не-ет! Из Иваново я. Вы куда направляетесь?
      - Да вот узнать хочу, куда лучше ехать.
      - Брось. Тут никто ничего не знает. У нас машины будут на Ленинакан. Айда вместе.
      - Спасибо, но я еще раз попробую узнать, где нужны спелеологи...
      В штабе аэропорта никто нами не интересуется. Несколько обескураженные возвращаемся к самолету, где уже закончена выгрузка.
      Землякам-СЦКовцам в этом плане легче - их передовые бригады уже в Ленинакане, так как вылетели на три дня раньше нас. Сейчас за ними должны подойти бортовые машины. Мужики предлагают загрузить и наш багаж. Подкатывает "Икарус", откуда улыбается уже знакомый парень из Иваново:
      - Ну что, узнал? Я ж говорил! Айда с нами!
      Посовещавшись, решаем, что это оптимальный вариант.
      Пока ждем второй КамАЗ, подхожу к польским спасателям, привольно расположившимся в зале ожидания. Здороваюсь, спрашиваю, есть ли кто из Польского Альпийского Союза. К сожалению, нет никого - все парни профессиональные спасатели. Они уже улетают домой:
      - Все сделано! Уже шесть дней прошло. Теперь наша работа кончилась.
      До меня пока не до конца доходит смысл их слов. Как же улетать, когда еще столько работы? Это потом мы поняли, что, в принципе, поляки были правы. Время для работы спецотрядов почти прошло.
      Не только поляки покидают Ереван. Ждут отправки и другие иностранные отряды. А мы только еще прибыли! Чуть позже родились эти строчки:
      А мы летели, мы рвались спасать,
      А прилетели - только хоронить.
      И как же могут там спокойно спать
      Те, кто украл у жизней эти дни?
      ...Они не только спят спокойно, они даже работают на тех же самых местах. Все просто.
      И вот груз - на КамАЗах, мы - в "Икарусе", и наша колонна покидает Звартноц, вливаясь в сплошной поток автомашин, уходящий в сгущающиеся сумерки короткого декабрьского дня.
      Итак, цель нашего движения - Ленинакан.
      Мы едем, и это большое везение, потому что, боюсь, в Звартноцском штабе нас не скоро бы еще определили.
      Едем. На перекрестках танки, солдаты с автоматами. На всех столбах объявления о комендантском часе.
      Непрерывная колонна машин ввинчивается в туманные горы. Туман. Ночь.
      К полуночи въезжаем в Ленинакан. Город в страшных развалинах. Вдоль улиц штабелями гробы. Не видно ни души. Комендантский час.
      Все прибывшие ищут штабы. Все не могут найти. Случайно натыкаемся на штаб Минлегпрома - два освещенных окна в уцелевшем пустынном здании. Но с завидным постоянством никто ничего не может нам сказать определенного. Временно нас определяют на ночлег в здание с остановившимися часами чулочно-носочная фабрика на центральной площади Ленина. Эти остановившиеся часы стали символом Армянской трагедии.
      Что ж, и это кое-что. Разгружаемся на площади перед фабрикой. У уцелевших ворот - автоматчики. Зачем? С трудом достучались в освещенные двери административного корпуса. Там уже расположилась какая-то бригада. Осматриваем наше временное жилище. Временное? Нет ничего более постоянного, чем временное. В кабинетах и коридорах все разгромлено, но стены и перекрытия устояли. Будем ночевать. Страшно, но тепло.
      Пока заносим в дом снаряжение, встречаем на улице ленинградских спелеологов, возвращающихся с работы. Узнаем своих по налобным фонарям на касках. Не верю своим глазам: передо мной улыбается бывший начальник туристской контрольно-спасательной службы города Чимкента Коля Журавский. Вот так встреча! Последний раз мы виделись шесть лет назад во время нашей экспедиции в Улучурскую пропасть под Чимкентом. Обнимаемся:
      - Когда прилетели?
      - На третий день.
      - А мы вот только. Как работаете? С кем?
      - Сами. Руководства нет. Здесь вообще страшный бардак.
      Да, первые сведения удручающие.
      Ленинградцы стоят в палатках на стадионе. Так безопаснее. Только бы наша халабуда не завалилась!
      Патруль на улице предупреждает, чтобы следили за мародерами. Говорят, был приказ - расстреливать на месте, но стреляют, вроде бы, только десантники. А что же остальные?
      Подходим к рабочим, разбирающим завалы цехов на территории фабрики. Здесь завалило всю дневную смену - более 500 человек. Мертвенный в ночи свет прожекторов. Говорят, что трясло минуты 4, но рухнуло сразу, секунды через три. Уцелели только те, оказался на улице и в управлении.
      Нам говорят, что воды нет, что только вчера стали завозить газеты, что от этих газет местный народ горько смеется. В отличие от прессы, здесь нет героики, нет снабжения. Есть беспорядок.
      В нашем жилище сохранился электрический свет. Побродив по заваленным обломками мебели и другим хламом комнатам, решаем расположиться на ночлег в обширном фойе с мраморными полами. Стены толстые - построены еще до войны. Это здание в Центре Ленинакана - единственное такой старой постройки. В нем размещалось управление. Оно единственное и устояло из всей фабрики. Опасливо поглядывая на потолки и трещины в стенах, располагаемся на полу, расстилаем спальные мешки.
      Двое парней из ранее прибывших берутся показать нам места обитания. Отводят нас с Сергеем Шалыгой в помещение столовой. Раскиданные столы, оставленные на них тарелки с недоеденной едой - видно, как спасались бегством застигнутые здесь люди. Зрелище из "Сталкера" Тарковского. В одном из углов подсобки нам показывают кастрюли с водой - водопровод не работает, воды мало. В другом - на полу россыпи макарон, вывалившихся из раздавленных ящиков. "Запасайтесь, - советуют старожилы. - Берите все, что можно съесть. Пока еще осталось. Подвоза продовольствия нет, скоро будете лапу сосать"
      Но мы еще не оголодали. С собой запас продуктов на две недели. Так что заливаем котелки водой, оставляя макароны на будущее.
      Во дворе фабрики натыкаемся на первых мертвецов. Прямо на асфальте стоят гробы. Это те, что откопала ночная смена.
      В свете прожекторов работает кран и несколько рабочих из ночной смены спасателей. Чуть в стороне на куче развалин одинокая фигура с ломиком - там были его родственники.
      Потрясенные, возвращаемся в фойе.
      Все, что увидели и услышали за этот день не вяжется с сообщениями по радио и телевидению, виденными нами до отлета. Хаос и беспорядок в аэропорту, по дороге, в городе. Мы еще не знаем его истинных масштабов.
      Ужинаем сухим пайком. Ложимся спать, не снимая касок.
      ЛЕНИНАКАН - БУДНИ
      17 декабря.
      ----------
      Есть такие вещи, которые надо делать регулярно, через нехочу. Например, писать дневник.
      Сегодня снова работали на улице Ширакаци. Из-под развалин одного из наших домов достали живую женщину. Благо, рядом были чехи с их пневмоподушками, поднимающими плиты до 30 тонн, и домкратами.
      Что может быть страшнее смерти? Наверно, вот это - пролежать 9 суток под трупами своих родных...
      Сколько достали мертвых - сбился со счета.
      Надоели армяне - у всех железные двери и деньги под матрацами.
      Нас осаждают корреспонденты, и советские, и зарубежные. Французы рядом с нашей палаткой раскинули станцию прямой телетрансляции. Все в ярких фирменных комбинезонах. Очень контрастно на фоне нашей разномастной толпы. Яркая форма спасателей - не роскошь, а целесообразность.
      - Эй! Эй! - кричат французы, отгоняя любопытных из-под прицела антенны. И недвусмысленно показывают пальцем, согнутым вниз: не ходи, мол, а то "стоять" не будет! Смеются и лопочут по-своему.
      Сегодня ходили под завалы - кранами приоткрыли щели в нижние этажи, провалившиеся в подвалы. Юра Бессергенев прошел в помещение магазина, я страховал наверху. Только мертвые. Стараемся не дышать носом - запах разложения, кажется, въелся в кожу.
      Юра рассказал о пакетах с товаром, заваленных в магазине. Все это, скорее всего, растащут. И сейчас многие ходят в американских дубленках из гуманитарной помощи, берут только импорт, остальную гуманитарную помощь попросту топчут в грязи - об этом говорят в комсомольском штабе. Говорят также, что поднялся спрос на альпинистов - местные покупают их на съем вещей с устоявших зданий. Интересно, кто берет при этом деньги? Наши не должны. Значит, в штабах.
      Вечером по ТВ передали, что задержан 41 мародер. Ребята-ленинградцы рассказали, как француз тяпнул лопатой по голове гада, снимавшего золото с трупа женщины. Интересно, а если бы мы сделали это?
      Папа угостил водкой. "Главбух" Шалыга сбился в подсчетах. Хватает и жратвы, и антисептиков. Умываемся и обтираемся канадскими лекарствами. Папа здесь наместник Бога на земле.
      Один псих-одиночка с Украины пытался пристроиться в нашу компанию. Все аномальные явления, события притягивают множество людей с покореженной психикой. Есть и такие, как этот шизо-спасатель. К счастью, мы его быстро распознали и отправили подальше. А то ведь и в горах есть люди, паразитирующие на наших законах походного братства и гостеприимства. Тем более, есть они здесь - в мешанине беспорядка и человеческого горя.
      Над городом летают вертолеты.
      Шалыга через комсомольский штаб заказал обратные билеты на 24 декабря. Пора позаботиться о путях эвакуации.
      Обед кончился.
      Похолодало. Утром были заморозки. Это хорошо, может быть не будет эпидемии. Все-таки уже девять дней.
      Все эти дни на нашем развале работал один сухонький немногословный дедок в рабочей униформе - телогрейка, ботинки, рукавицы. Очень толково руководил своим участком работ. Потом дошел до своей квартиры, и сегодня его нет. Потом Папа сказал, что это директор ленинаканского холодильника.
      Откуда они берутся, эти местные, когда дело доходит до финала? Стоит вскрыть очередную квартиру, откуда-то, как вороны с окружающих деревьев, слетаются родственники. И так же бесследно исчезают, как только все мало-мальски ценное вытащено. Вот бы так же работали все время - вдвое быстрее шли бы раскопки!
      И снова корреспондент:
      - ChSSR?
      - No, USSR.
      - Ну, блин. А я думал - вы чехи!
      Ошибся из-за наших цветастых гидрозащитных спелеокомбинезонов.
      Мистическая картина - двое мужиков погрузили в короб крана гроб, залезли сами, и теперь эта композиция плывет в белесом небе над развалом. Значит, нашли еще кого-то.
      Какие-то два туркмена из Ашхабада пустили среди нас слух про новые толчки. Слух ли? Страшно.
      Но официальных сведений и прогнозов нет.
      Среди спасателей дым и мат. Глушим себя куревом и похабщиной. Благо, не водкой. На работе у нас сухой закон. Позволяем себе только вечерами.
      На фабрике - преследует запах: устойчиво навевает не то камфарой, не то тухлятиной. Сегодня Киселев не пришел. После ужина собрались у наших соседей смотреть телефизор. Несколько раз до этого мы смотрели "Новости", слушали, как Рыжков и прочие негодяи из правительства лгали в глаза целой стране о положении дел в Армении.
      Сегодня мы смотрим фильм "Плюмбум". Сильный фильм, такой же черный, как окружающее.
      А сам я уже не могу фотографировать. Устал от всего.
      18 декабря.
      ----------
      Сегодня мы вскрыли, наконец, потолок папиной квартиры. Сразу видно, что он директор книготорга - книги вязанками. На 15 тысяч, как доверительно сообщил Папа.
      Сегодня докопались до квартир 3-го этажа. Дом представляет собой страшную мешанину. При толчке верхние три этажа слетели и, падая, перевернулись, так что 9-тый оказался под 8-мым, тот - под 7-мым, 6-й, 5-й и 4-й сложились по спирали в плотную стопку искрошенных панелей, нижние этажи переломились поперек и провалились в помещения магазина и подвал. Дочку директора книготорга, который привел нас в эти дома, так пока и не нашли. Душу резанула тетрадочка первоклассника: фото девочки, фото первой учительницы и стихи, выведенные детским почерком:
      "И от школьного порога
      В жизнь откроется дорога... 1984 г."
      Ну, давай за гробом, дело кончено.
      Все готово? Ну, что ж, понесли.
      Слишком долго летели мы, хлопчики.
      Видно, ждали нас... Не дождались.
      И за все проволочки безбожные
      Мы несем на себе этот гроб.
      Что ж вы, сволочи! Как же вы можете?
      Мы спросили б, коль знали, с кого.
      Этот стон обезумевшей матери
      На душе, как запекшийся шрам:
      - Что ж так поздно, сыночки-спасатели?!
      Они ж были живые вчера...
      Хоть кричи, объяснить не получится,
      Что три дня ждали мы самолет.
      И отводим глаза мы. Ох, лучше бы
      Лег на нас тот бетонный пролет.
      Ну, какие с нас нынче спасатели?
      Мы в бетонный вгрызаемся ад.
      И чернеют кресты наши красные,
      Как кресты похоронных команд.
      декабрь 1988 года, Армения, Ленинакан.
      С каждым днем время летит все быстрее. И результаты сходят на нет. Сегодня откопали только одного погибшего.
      Приходил парень из краснодарской контрольно-спасательной службы с серым в пятнах догом. Дог тщательно обнюхал развалины. И собак, и нас часто сбивают расплющенные холодильники, из которых несет тухлым мясом. Поиск в хаосе завала чаще всего ведем теперь именно по запаху.
      Постоянно хочу спать. Не сказать, чтобы устал, но засыпаю.
      Много курим.
      Идет снег.
      Что будет завтра?
      Шалыга ходил в штаб,: вернулся с какими-то парнями в пуховках альпинисты, что ли?
      ...Мы уже потеряли надежду применить нашу спецподготовку. Выбор прост: либо искать, либо работать.
      Через пару дней уезжает Володя Киселев - мудр, как всегда. Спелеологам здесь уже делать практически нечего.
      ...Горькая мысль: в наших условиях самое правильное - работать рядовыми, кидать камни, будь ты хоть альпинист, хоть спелеолог, хоть кто. Но это - в "наших" условиях. Чудовищно нерационально так использовать специальные кадры! И основано все на всеобщем беспорядке, на неумении грамотно организовать работу.
      Возможно ли ее в принципе организовать?
      Тщательно дезинфицируемся перед каждой едой и так, на всякий случай. Папа снабжает так обильно, что парни смеются:
      - Хоть немного поживем при коммунизме!
      Изменимся ли пы после этих дней?
      По себе чувствую, как как-то матерею, что ли. Думаю, что и остальных не обходит стороной прессинг обстановки.
      Сегодня узнали, что та женщина, что мы достали из завала, прожила только 2 часа. Ирония судьбы - она болела, ее пришли проведать трое родственников, и тут случилось...
      Многие извлеченные живыми, умирают или сходят с ума.
      К вечеру пошел снег, крановщик отказался работать в темноте. Сегодня это к лучшему. Наступает какой-то кризис, излом в самочувствии и настроении. И ложатся на бумагу случайные стихи:
      Скоро ты меня разлюбишь.
      Скоро ты меня разлюбишь.
      Это будет поздно ночью:
      Ты почувствуешь - прошло...
      Удивившись опустенью,
      Желтый свет на белых стенах,
      Перед листиком бумаги
      Не отыщешь нужных слов.
      Ты меня разлюбишь скоро,
      Не таю в словах укора,
      Принимаю неизбежность,
      У твоих склоняясь ног.
      Я твои слова читаю,
      Словно жизнь свою листаю,
      И глазами обнимаю,
      Что объять не суждено.
      Жизнь несет меня по свету,
      На вопросы нет ответа,
      Ты меня разлюбишь скоро
      Вот расплата за судьбу.
      На душе усталость - камень,
      И бессильными стихами
      Я прошу тебя (В чем смысл?)
      Разлюби, но не забудь.
      18 декабря 1988 года, Армения, Ленинакан, спасработы.
      Это релаксация, разрядка. Усталость, в том числе и эмоциональная, накапливается, не имеет выхода. Надо вовремя разряжать это напряжение, чтобы не допустить нервных срывов. В чем-то помогают "наркомовские" по вечерам, в чем-то разговоры по-душам - о прошлом, о будущих планах.
      Именно разговоры о будущем помогают не зацикливаться в настоящем. Жизнь идет, и нельзя поддаваться ощущению, что она замерла.
      Психологическая подготовка - не последняя вещь в квалификации спасателя. Это важно для каждого занимающегося экстремальными видами деятельности. Любому из нас известно понятие - "глубинная психологическая адаптация" или "высотная адаптация". Здесь другое - необходима адаптация к человеческому страданию. К работе под постоянным давлением намного более разнообразных, чем в горах, раздражителей - в контакте с людьми, их эмоциями, мнениями, желаниями. В условиях, когда от тебя мало, что зависит вот главное отличие спасательных работ при стихий- ных бедствиях от спасработ в горах или пещерах.