Глава 14

Утром во вторник я проснулась с одной-единственной мыслью – о Стивене, который присутствовал в моих жарких снах в течение всей ночи. Я не смогла раскрыть тайну исчезновения Жан-Клода, но могла дотянуться до мужчины, в которого была страстно влюблена. Я подошла к застекленной двери, мысленно представляя нашу будущую ночь, которую не сможет охладить даже ливневый дождь.

Открыв дверь, я едва не вскрикнула, увидев лежащего у моих ног мужчину. Он мгновенно повернулся.

– Боже мой! – ахнула я.

– Доброе утро, – пробормотал Стивен, поднимаясь и садясь. Он весь промок от дождя.

– Что ты здесь делаешь? – шепотом спросила я.

– Охраняю ворота рая, пока мир спит, – ответил он с озорной улыбкой.

Я опустилась и положила руки на его заросшие щетиной щеки; он поднес мои пальцы к губам, затем перевернул руку и поцеловал запястье.

– Стивен, – прошептала я, пока он продолжал целовать, поднимаясь на ноги. У меня почти подогнулись колени, когда его губы коснулись моих, а затем впились в мой рот.

– Жюльет, – тихо промолвил он, когда закончился поцелуй. Он явно ожидал от меня ответа.

– Пожалуйста, – сказала я.

Мой пульс отчаянно забился в сладостном предчувствии. Стивен положил руки мне на плечи.

– Пожалуйста что, милая Жюльет?

– Люби меня!

Он заключил меня в объятия, понес к кровати и поставил на ноги.

– Я так мечтал снова ощутить твое тело, любить тебя!

Взявшись за нижнюю кромку моего халата, он стянул его через голову, оставив меня обнаженной при свете лампы. Стивен застонал, глядя на меня, глаза его загорелись, и он потянулся ко мне, однако я отступила назад.

– Я тоже хочу тебя видеть.

– Если леди хочет... Потрогай меня... Узнай, как сильно я тебя хочу.

Я убрала его руку с пуговиц влажной рубашки и с каждой расстегнутой пуговицей все глубже запускала пальцы внутрь, ощущая шелковистую кожу и исходящее от его тела тепло. Сняв рубашку, я стала целовать его, начиная с подбородка и опускаясь все ниже, вдыхая эликсир его запахов. Затем мои пальцы скользнули к его поясу и расстегнули его. Я коснулась рукой его мужского естества, с наслаждением ощутив пульсирующий жар.

– Я хочу тебя, – прохрипел он, гладя мои волосы и прижимаясь к моим губам в жарком поцелуе.

– Позволь мне закончить, – выдохнула я.

Он застонал, уложил меня на кровать, накрыл ладонями мои груди и стал по очереди ласкать языком набухшие соски. Я утопала в сладостных ощущениях. Он опустился на колени между моих бедер и замер, глядя на меня.

– Ты настоящая богиня!

Он отпустил мои груди, его пальцы скользнули к темным завиткам моего треугольника; он легонько сжал мою плоть, затем начал ее ласкать. Я стала покачивать бедрами, страстно желая большего, призывая его к действию. Стивен потянулся к подушке.

– Я хочу ощутить божественный вкус.

Он поднял мои бедра вверх, подложил под них подушку и широко раздвинул мне ноги. Столь откровенная поза перед жадным мужским взором вызвала во мне волну трепета и сладострастных ощущений.

– Стивен, что ты собираешься делать?

– Приласкать тебя своим серебристым языком!

Он обнял руками мои разведенные бедра, как бы зафиксировав меня на месте, и поцеловал прямо в центр того места, которое ныло и стремилось к нему. Это немедленно вызвало шторм таких невыразимо сладостных ощущений, что я отдалась им целиком. Губами и языком Стивен довел меня почти до пика экстаза. Затем он поднялся и вошел в меня на полную глубину. Я выгнулась всем телом ему навстречу.

– Да! – прошептал он. – Помогай мне! – Он не отрывал от меня взгляда, при этом его толчки становились все более энергичными и частыми. – Почувствуй меня! – прохрипел он.

Я обвила его ногами и стала двигаться навстречу его толчкам, подчиняясь сжигающей нас обоих страсти.

– Я чувствую! – вскрикнула я, воспламененная до такой степени, что мне показалось, что могу умереть от овладевшего мной экстаза. Внезапно словно что-то взорвалось во мне, я закричала и забилась в содроганиях.

– Еще! – потребовал он.

Его палец пробрался к бугорку, который перед этим он ласкал своим языком, и я вновь содрогнулась от волны сладострастия, разлившейся по всему телу.

И вдруг я услышала топот ног в соседней комнате.

– Миньон! Должно быть, она услышала мои сумасшедшие крики! – всполошилась я.

– Проклятие! – пробормотал Стивен, скатываясь с меня.

Набросив на меня свой халат, он схватил брюки и рубашку и бросился нагишом к застекленной двери. Я успела ногой задвинуть ботинки Стивена под кровать, когда в комнату влетела Миньон. Она тревожным взглядом окинула комнату, затем уставилась на кровать.

– Тебе снились кошмары? Ты кричала.

Я молча кивнула, не в силах что-либо произнести.

– Судя по тому, как выглядит твоя кровать, это было что-то ужасное.

Я сделала глубокий вдох.

– Сейчас со мной все будет в порядке.

И тут я услышала шум внизу – кто-то стучал в двери, кого-то окликали, шаркали чьи-то ноги. Появилась Жинетт, она была похожа на изголодавшегося уличного мальчишку.

– Жюльет, – проговорила она. – Ты...

И стала падать. Миньон и я едва успели подхватить ее.

– Нонни, а что, Жинни стало хуже вечером? – воскликнула я.

– Я думала, ей лучше. Мы были вместе в гостиной, она занималась вышивкой, а я делала записи в блокноте.

– Помоги мне отвести ее и уложить в постель, а потом мы попросим месье Тревельяна послать за доктором Марксом. Если он не сможет прийти, сразу же вызовем доктора Ланау.

После того как нюхательные соли не помогли, мы отнесли Жинетт в ее комнату, напуганные не только невесомостью ее тела, но и тем, что она не приходила в сознание. Нонни побежала за Стивеном, мамашей Луизой и папашей Джоном.

Я видела, что Жинетт дышит, так как считала каждый подъем и опускание ее груди, но пульс еле прослушивался и тело было холодным и липким. Я растерла ее и накрыла одеялами, чтобы согреть. Она не реагировала. Я положила на нее ладонь и стала молиться.

– Жюльет!

Подняв голову, я увидела стоявшего в дверях Стивена – мрачного и бледного.

– Я иду за доктором Марксом и скоро вернусь. Не уходи из дома.

– Я буду рядом с Жинни.

Он кивнул, хотел было уйти, затем обернулся.

– Мисс Венгль не говорила тебе, что собирается куда-то ехать?

– Нет. А почему ты спрашиваешь?

Не удостоив меня ответом, Стивен задал следующий вопрос:

– Когда ты видела ее последний раз?

Я проглотила внезапно подступивший к горлу комок.

– Вчера утром. Она стояла на углу вместе с тобой.

Он внимательно посмотрел на меня и ушел. Я почувствовала себя очень одинокой в этот момент, словно наша недавняя близость была каким-то невероятным сном. Почему Стивен мне ничего не объяснил?

Миньон принесла мне одежду, и я быстро оделась. Вскоре вернулся Стивен с доктором Марксом, они оба основательно промокли под дождем.

Миньон вошла вслед за ними в комнату с охапкой полотенец.

– Мы приехали верхом, – сказал Стивен. – Это быстрее.

Доктор Маркс снял промокший плащ, вытер лицо и руки полотенцем и подошел к постели Жинетт.

– Она упала в обморок этим утром и до сих пор не приходит в себя, – сказала я.

– Ей стало хуже после моего прошлого визита? Какие другие симптомы замечены? – спросил он, прослушивая ее грудь, щупая пульс и открывая ей глаза.

– Похоже, у нее все время был озноб.

– Я хотел бы знать все, что она делала, что ела и пила вчера и перед сном.

– Об этом вам может рассказать Миньон. Я отлучалась вчера и вернулась поздно.

Доктор Маркс внимательно осмотрел Жинни, при виде мрачного выражения его лица мне захотелось плакать.

– Миссис Бушерон, могу я поговорить с вами лично?

– Конечно.

Он в упор посмотрел на Миньон.

– Мисс Де-Перри, оставайтесь возле своей сестры. Если она проснется, немедленно зовите меня и не давайте ей ничего есть или пить. Вы меня понимаете?

– Да, доктор Маркс.

Доктор жестом показал мне, чтобы я последовала за ним в коридор.

– Я очень тщательно изучаю все симптомы и пытаюсь установить причину. Меня беспокоят две вещи: непоследовательность ее приступов и сыпь на ее руках. Миссис Бушерон, я полагаю, что вашу сестру пытаются отравить.

– Что? – Я оперлась рукой о стену, чтобы не упасть.

– Не могу сказать, делается ли это случайно или намеренно. Но случайное отравление обычно представляет собой единичный инцидент. Есть ли какая-нибудь причина для того, чтобы кто-то ее травил, при этом изображая дело так, что речь идет о ее болезни? Может быть, причина в наследстве?

– Нет. Мы имеем лишь то, что вы видите здесь, доктор Маркс. Мои сестры и я владеем равными долями недвижимости. – «Золото, – подсказывал мне мой разум. – Незваный гость». Но зачем травить Жинетт?

– Мисс Де-Перри можно доверять?

– Нонни? Да! Тысячу раз можно!

– Вашу сестру нельзя оставлять с кем-либо, если вы этому человеку не доверяете. Она сейчас в таком состоянии, что малейшая доза токсина способна ее убить.

Это предупреждение не выходило у меня из головы, когда я пошла пригласить Миньон, с которой должен был побеседовать доктор Маркс. Как я смогла допустить, чтобы такое случилось? Возможно, если бы я не держала телеграмму мистера Гудзона в секрете, все были бы в большей степени настороже. По выражению лица Стивена, который вошел в комнату Жинетт, мне стало ясно, что доктор Маркс поделился с ним своими подозрениями.

– Я не могу поверить в то, что кто-то мог сделать такое, – сказала я.

– А я могу.

– Но почему?

– Золото.

Я вскинула вверх руки.

– Но у нас нет золота! Мы ничего о нем не знаем!

– Это не имеет значения. Кто-то думает, что вы знаете.

– А какое отношение имеет к этому отравление Жинетт?

– Если одна из вас умрет, как долго вы, оставшиеся в живых, будете цепляться за «Красавицу»? Не станет ли память для вас слишком болезненной?

«Нет!» – кричало мое сердце. Но что, если это правда?

– Ой, Стивен! Если что-то случится с Жинетт и со мной... Миньон и Андре – всего лишь дети...

Стивен взял меня за плечи, взгляд его был суровым.

– Что-то уже случилось с Жинетт и происходит с тобой. Ты помнишь вчерашнее нападение на тебя? А свалившиеся на чердаке чемоданы? А мужчину с ножом? Смею предположить: кто-то ждет удобного момента, чтобы вернуться и завершить начатое черное дело.

Стивен ушел, чтобы присоединиться к доктору Марксу и Миньон, которые были заняты поисками источника яда, а я принялась осматривать комнату Жинетт, стараясь определить, к чему она могла прикасаться руками. Вскоре я нашла с полдюжины флаконов с лосьоном для рук и отставила их, чтобы доктор Маркс посмотрел их. Затем устроилась в кресле возле постели Жинетт, приготовившись не спускать с нее глаз.

Увидев набор декоративных шкатулок, которые Миньон принесла Жинетт накануне, я стала открывать их одну за другой, обнаруживая в них ленточки, пуговицы и старые сувениры. Ничего интересного в них я не увидела, пока не открыла последнюю шкатулку с голубыми цветочками – ту самую, которую Жинетт просила ей принести. Внутри я нашла пачку писем и, когда прочитала обращение в начале письма, оцепенела.

Моя дорогая!Любовь моя!

Я думал, что во мне достанет сил, чтобы не произносить вслух то, о чем день и ночь шепчет мне мое сердце с того момента, как я встретил тебя. Я думал, что никогда не поддамся необоримому желанию написать тебе, ибо мудрость подсказывает мне, что твое юное сердце может испытывать ко мне любовь сейчас, но с течением времени зрелость докажет, что это всего лишь преходящее увлечение.

Однако, когда я вижу это адское зрелище – поле, усеянное телами людей, которых еще вчера я называл своими друзьями, а также тех, которые были нашими братьями до того, как разразилась эта Богом проклятая война, я прихожу к выводу, что не могу более молчать о том, что для меня столь важно.

Когда завтра прозвучит сигнальная труба, я покину эту палатку. Боюсь, что я тоже паду жертвой этой бессмысленной, несущей увечья и смерть бойни, и если такова моя судьба, все порядочное и доброе во мне требует, чтобы мои последние часы не были наполнены страхом или бесплодной ненавистью к лагерю конфедератов, находящемуся в этой долине, ради того, чтобы встретить зарю с показной храбростью.

Вместо этого я вспомню о богатстве и глубине любви, которую питаю к тебе, чтобы отыскать в себе храбрость из этого бездонного колодца. Я должен сказать тебе перед смертью по крайней мере один раз, что ты для меня значишь. С каждым восходом солнца на этой сотворенной Богом земле я вспоминаю твою улыбку, твою доброту, щедрость твоей души – то, что мне не дано описать словами. Я помню каждое слово, сказанное тобой, когда ты тайно врачевала мои раны. Я помню каждое твое прикосновение и каждую твою молитву. И если бы я мог вызвать ангелов, которые звучат в твоем голосе и звуках твоей арфы, у меня не было бы нужды бояться будущего, ибо наверняка это принесло бы мне спасение.

Если каким-то чудом это письмо дойдет до тебя и я переживу баталию, которая должна разразиться, я прошу тебя – нет, я умоляю тебя написать мне о своей жизни. Я буду сражаться завтра с надеждой, что в будущем меня ждет от тебя письмо и что чувство, в котором ты мне призналась перед моим отъездом, все еще живет в твоем сердце. Я буду молиться о том, чтобы когда-нибудь, когда эта великая, несущая горе война, лишившая нас кроваи очага, закончится, наша любовь исцелила нас и залечила все наши душевные раны.

Навсегда твой Джеймс.

Мои пальцы дрожали, пока я смотрела на потрепанную, покрытую пятнами страницу, наверняка от слез. Не приходилось сомневаться, что мужчина, который объяснялся моей сестре в любви, – капитан федеральной армии Джеймс Эдвин Дженнисон. Письмо было датировано спустя шесть месяцев после того, как его полк оставил Новый Орлеан.

Я свернула первое письмо и раскрыла второе. Руки у меня настолько дрожали, что я вынуждена была положить листок на подлокотник. Меня мучили угрызения совести, но я должна была узнать как можно больше. Я не могла оставаться в неведении, пока не узнаю, кто ее травит.

Сердце мое!

Как мне принять твою любовь, которая сохранила мне жизнь и здоровье, когда я прошел такие глубины ада, о которых трудно рассказать словами ? Мы ожидали годы, разделенные войной и смертями. Неужели мы не сможем быть вместе, когда обещанный мир протягивает нам свою любящую руку?

Я умоляю тебя, нежная Жинетт, пересмотреть свое решение. Приезжай ко мне и будь моей женой. Если бы был другой вариант, я пожертвовал бы всеми благами мира, чтобы быть с тобой. Но жизни тех, кого я люблю так же горячо, находятся в моих руках. Я понимаю, какую борьбуприходится вести тебе и твоей сестре в эти отчаянные времена, и понимаю, как она нуждается в твоей поддержке. И тем не менее я снова прошу тебя: принеси свою любовь ко мне в мой скромный дом на холмах и выйди за меня замуж. Я буду заботиться о твоей семье так же, как о своей собственной. Мы построим новую жизнь на пепелище войны.

Мое сердце принадлежит тебе вечно.

Джеймс.

Письмо датировано спустя год после окончания войны. Восемь лет назад этот человек любил Жинетт.

Я аккуратно перевязала письма алой ленточкой, положила их в шкатулку и медленно подошла к креслу возле кровати Жинетт. Даже пронзительно печальные песни, которые она пела, мне стали сейчас более понятны. Музыка давала выход чувствам моей сестры, и хотя я любила ее, смеялась вместе с ней, мечтала вместе с ней, вместе с ней боролась и плакала, мне была неизвестна некая тайная часть ее души, которая любила, страдала и приносила жертвы.

– Жинетт, пожалуйста. Ты слышишь меня? Ты не должна сдаваться. Ты должна бороться. – Она не шевельнулась и не отреагировала. К горлу моему подступили рыдания.

– Мама?

Закусив губу, я повернулась и увидела в дверях сына. В руках он держал раненого щенка.

– Входи, Жинетт спит. – Я протянула ему навстречу руки, и сын оказался в моих объятиях. Прошла, наверное, минута, прежде чем я смогла заговорить. – Похоже, щенку оказали дополнительную врачебную помощь.

– Доктор Маркс дал мамаше Луизе и мне полную коробку настоящих бинтов, чтобы можно было ухаживать за моей Подружкой.

Собачка представляла собой клубок кудрявой черной шерсти с блестящими глазами, носом-пуговкой и розовым влажным языком. От нее пахло теплом и уютом. Андре взглянул на Жинетт.

– Жинетт очень больна, – сказала я, не скрывая слез. Он крепко обнял меня.

– Не плачь, ей обязательно станет лучше. Я уверен в этом. – Андре произнес это так убежденно, что я поверила ему.

– Будем надеяться!

– Я слышал разговор месье Тревельян с доктором Марксом несколько минут назад. Он сказал: «Маркс, она не должна умереть. Ты слышишь меня? Делай все, чтобы спасти ее. Я не хочу иметь на своей совести еще и ее смерть». Они даже приглашают леди, которая поможет доктору Марксу ухаживать за Жинетт.

Щенок завозился в его руках и заскулил.

– Должно быть, хочет есть. Я отнесу ее к мамаше Луизе и покормлю.

Необходимость ухаживать за беспомощным существом выявила у Андре небывалую ответственность, совершенно ему несвойственную.

Спустя несколько минут в комнату ворвалась разгневанная Миньон.

– Какое подлое, злобное чудовище могло совершить такое преступление?

– О чем ты, Нонни?

– О гобелене Жинни, в который она вкладывала всю душу! Очевидно, она вкладывала в него и жизнь. Доктор Маркс обнаружил мельчайший порошок на гобелене и ее нитках. Не так много, чтобы вызвать подозрения при нормальных обстоятельствах, но, принимая во внимание руки Жинетт, он почти уверен, что это токсичное вещество. Мы обыскали весь дом в поисках всего, к чему Жинетт могла притрагиваться, и я подумала о ее гобелене. Припоминаю сейчас, что ей становилось хуже всякий раз после работы с гобеленом. Доктор взял его в свою лабораторию, чтобы определить вид яда. А пока он присылает няню, которая имеет опыт ухода за пациентами, страдающими экзотическими болезнями. Доктор Маркс хочет, чтобы Жинетт пила как можно больше воды.

– Но каким образом? Она до сих пор не проснулась.

– Вот поэтому он и присылает няню. Она поможет Жинетт пить. Но я боюсь, что у нас появилась еще одна проблема. Месье Галье и месье Фитц ожидают тебя в гостиной. Никто не знает, где мадемуазель Венгль, и они очень расстроены.

К четырем часам пополудни Жинетт все еще оставалась без сознания. Я информировала власти об отравлении Жинетт, и, когда они пришли для выяснения обстоятельств, им сообщили также об исчезновении мисс Венгль. Нам было предложено проверить все ее любимые магазины в городе и затем снова связаться с полицией. Мистер Фитц, чета Галье и мистер Фелпс отправились в город.

Доктор Маркс дважды приходил навещать Жинетт. Кажется, он считал каждый час, который не приносил ухудшения ее состояния, и расценивал это как хороший признак, однако моя тревога возрастала. Я знала, что, когда Жинетт очнется, я больше не позволю ей ограничивать свою личную жизнь проблемами моего семейства.

Я оставила няню с Жинетт и обнаружила в гостиной Стивена. Он стоял у окна, опершись о раму и глядя на дождь. В комнате повисла неловкая пауза.

– Если хочешь, можешь отправиться на поиски мадемуазель Венгль. Я уверена, со мной здесь все будет в порядке.

– И быть так далеко от тебя? Нет. Ты выглядишь очень усталой.

Это был первый момент, когда мы оказались с ним наедине после того незабываемого утра в моей комнате, и я почувствовала странную неловкость. Наша близость в тот день была фантастической – ее невозможно описать словами или сравнить с чем-либо.

Я подошла к креслу красного дерева и нервно дотронулась до него.

– Андре подслушал утром твой разговор с доктором Марксом. Почему ты считаешь себя виновником ее болезни? – Я коснулась пальцами его подбородка. – Ты обвиняешь себя в том, чего не было.

Он закрыл глаза и, наклонившись, хотел поцеловать мою ладонь.

– Жюльет, я должен сказать тебе, что я...

Входная дверь распахнулась с таким грохотом, что шум был слышен во всем доме. Стивен бросился в центральный холл, на ходу вынимая из кармана пистолет. Я последовала за ним. Мистер Фитц, мистер и миссис Галье, мистер Фелпс и мистер Латур, промокшие до нитки, с невеселыми лицами появились перед нами. Стивен спрятал пистолет в карман.

– Нам ничего не удалось найти в городе, – сказал мистер Фелпс, увидев Стивена. – Мы намерены обыскать территорию вокруг особняка и парк. Мисс Венгль могла упасть и пораниться во время прогулки.

– В такой дождь? Остается только надеяться на лучшее, – мрачно сказал Стивен, пугая меня тревожными интонациями. От ужаса у меня перехватило дыхание.

– Мы встретили мистера Латура в городе в ресторане Антуана, и он предложил нам свою помощь, – добавил мистер Фелпс.

– Да, – подтвердил мистер Латур, поправляя жилет, – это вызывает большое беспокойство. Пропала молодая женщина.

Некоторое время я смотрела на него, пытаясь понять, почему он выглядит непривычно, и поняла, что на нем нет очков.

Стивен взглянул на мистера Латура и уточнил:

– У Антуана, говорите?

– Да, – ответил мистер Фитц, – мистер Галье подумал, что мисс Венгль могла пойти туда позавтракать.

– Милая девушка любила это место и появлялась там при первой возможности.

Миссис Галье печально покачала головой. Вряд ли она испытывала бы чувство жалости, узнав, что мисс Венгль была любовницей ее мужа.

– Итак, – проговорил мистер Галье, потирая руки и важно надув щеки, – продолжим поиски, но я думаю, что мы зря теряем время. Мисс Венгль сейчас скорее всего в каком-нибудь магазине модной одежды или пьет чай с одним из участников труппы, которого мы должны определить.

Я нахмурилась. В его голосе не ощущалось ни малейшего беспокойства. Взглянув на мистера Фитца, я заметила, что он свирепо уставился на мистера Галье, сжав при этом кулаки и стиснув зубы. Затем он перевел взгляд на меня, словно напоминая о неприятной ночной встрече, когда я увидела, что он смотрит на меня, стоя возле дверей. Его взгляд как мерзкий паук пробежал по мне, и я подумала, уж не стала ли мисс Венгль жертвой паутины обмана, которую плела сама.

Глава 15

Стивен попросил, чтобы мы все держались вместе, пока будет помогать в поисках мисс Венгль. Миньон, Андре и я оставались в гостиной в компании с миссис Галье. Подружка уютно свернулась в коробке рядом с Андре, сладко посапывая от удовольствия. Любовь и забота, которые демонстрировал сын к этому пушистому клубку, была бальзамом для моего сердца. Мы все ждали вестей от тех, кто отправился на поиски, и буквально вскакивали при каждом звуке, будь то удары часов деда в центральном зале или периодические порывы ветра. Монотонный дождь лил, не переставая, и из окна далее чем на несколько футов ничего не было видно. Миньон и Андре сидели за карточным столам неподалеку от двери и играли в вист. Я расположилась рядом с миссис Галье, пытаясь чем-нибудь заняться.

– Я думаю, было бы полезно составить список лиц в Новом Орлеане, которых мадемуазель Венгль могла хорошо знать, чтобы навестить их, и тогда мы можем проверить всех людей, – предложила я.

– Если иметь в виду членов труппы – это десять человек. Пятеро остановились в пансионате на Тулуз-стрит, а остальные имеют честь быть знакомыми с семейством Уильямсов и приглашены в городской дом в Дофине.