ГЛАВА 38

Добравшись до дома, я вновь ощутил приступ головокружения. Спешившись, я едва не упал и был вынужден прислониться к спине лошади, тяжело переводя дух. Барак обеспокоенно взглянул на меня.

– Вы что, и правда больны?

– Нет, – отрезал я. – Но, похоже, мне надо немного полежать.

– А как вы решили поступить с Марчмаунтом? Может, мне стоит прямо сейчас написать графу и попросить его вызвать пройдоху на допрос?

– Напишите. Только попросите графа обойтись без крайних мер. Думаю, отправлять Марчмаунта в Тауэр не имеет смысла. Достаточно будет приватной беседы в доме Кромвеля. Наверняка он выложит все, что ему известно, и при этом наше дело не получит огласки.

– Сейчас же отправлюсь в Уайтхолл, – кивнул Барак. – Постараюсь вернуться поскорее. Без меня не выходите, это может быть опасно.

Он вновь вскочил в седло и выехал со двора, а я вошел в дом и попросил Джоан подать мне холодного пива, хлеба и сыру. Захватив с собой поднос, я поднялся в свою спальню. Присев на кровать, я пощупал собственный лоб и с облегчением убедился, что жара у меня нет. По всей видимости, охватившая меня слабость явилась следствием переутомления, а также изматывающего зноя. Однако я был полон решимости не дать телесной немощи одержать надо мной верх. Тем более что через четыре дня оба дела, требующие от меня столь напряженных усилий, так или иначе разрешатся. А потом – потом я увижу леди Онор и на этот раз отброшу робость и нерешительность. На все вопросы, связанные с этой женщиной, были найдены убедительные ответы. Однако она по-прежнему хотела меня видеть. И желание ее было искренним, теперь я был убежден в этом даже сильнее, чем когда сидел на скамье рядом с ней. Симпатия, которую я питал к ней, не осталась безответной. Черт бы побрал этого невежу Барака…

Обожженная моя рука горела и ныла. Я осторожно снял повязку и приложил к ожогу кусочек ткани, пропитанный маслом, которое дал Гай. При взгляде на красную, покрытую волдырями кожу я вспомнил, как руку мою лизало пламя, и содрогнулся. Поцелуй огня так легок и мучителен. Я вновь перевязал руку и растянулся на кровати.

Сон овладел мною, стоило мне коснуться подушки. Проспал я несколько часов, на этот раз без всяких сновидений. Проснувшись, я обнаружил, что воздух стал немного прохладнее, а деревья в саду отбрасывают длинные тени. Сон освежил мою усталую голову, и некоторое время я лежал, размышляя о слабом зрении Джона Скелли. Я часто злился на него, считая ленивым, безответственным и неблагодарным, в то время как он… Я вспомнил о его усталых покрасневших глазах, виновато смотревших на меня, и сокрушенно вздохнул. Несомненно, слова Барака были чистой правдой.

Потом мне пришло в голову, что проблему со зрением можно решить при помощи очков. Все больше и больше людей прибегают к этому изобретению; говорят, очки иногда носит сам король. Непременно куплю очки Скелли. Я представил, как сообщу об этом Бараку, и довольно улыбнулся.

«Но почему я должен давать ему отчет в своих намерениях и поступках? – спросил я у себя в следующую секунду. – Неужели его мнение так для меня важно?»

К счастью, нашему сотрудничеству скоро придет конец и я избавлюсь от общества Барака. Он не будет больше досаждать мне своей неотесанностью, невыносимыми манерами и стремительными перепадами настроения. Воспоминание о том, как резко его отчитала леди Онор, вновь заставило меня улыбнуться. Не многим удавалось поставить Барака на место, но леди Онор отлично справилась с этой задачей.

Впрочем, где оно, место Барака? Не далее как несколько часов назад я заявил, что, будь он моим служащим, я немедленно уволил бы его.

«Пожалуй, говорить так не следовало», – подумал я, ощутив легкий укор совести.

Спору нет, Барак на редкость дерзок и нахален. Однако разве эти качества не искупаются, хотя бы отчасти, его отвагой и сообразительностью? В конце концов, именно он спас мне жизнь. И именно он был со мной в саду Уэнтвортов и намерен отправиться туда вновь, невзирая на связанные с подобной авантюрой опасности.

Я поднялся с постели и спустился вниз. Барака я нашел в кухне. Он бережно протирал уксусом цепочку, на которой висел его талисман. Маленькая золотая пластинка лежала на кухонном столе. Барак бросил на меня взгляд исподлобья, не оставлявший сомнений в том, что он по-прежнему сердится. – Где Джоан? – осведомился я. – Отдыхает перед тем, как вам готовить ужин. Даже слугам время от времени нужно отдохнуть, – пробурчал Барак.

– У меня из головы не идет Скелли, – примирительно заметил я, опускаясь на стул. – Думаю, мне стоит отвести его к Гаю. Тот пропишет ему очки.

– Очки – это дорогое удовольствие, – заявил Барак, вперившись в меня пронзительным взглядом. – Скелли они не по карману.

– Я заплачу.

– А если очки ему не помогут? – не унимался Барак. – Тогда вы выбросите бедного малого на улицу?

– Мне придется его уволить, Барак. Господи боже, неужели вы не понимаете, что я не могу себе позволить держать слепого клерка? Но я постараюсь как-нибудь облегчить его участь. Собирайтесь, у нас нет времени на пустые раздоры.

– Вы хотите, чтобы сегодня ночью я опять залез в этот чертов колодец?

– Да, если вы по-прежнему согласны рискнуть.

– Я не привык отказываться от своих обещаний, – буркнул Барак, надевая на шею цепочку с талисманом.

– Вы передали Кромвелю записку? – спросил я.

– Я оставил ее у Грея. Тот был не слишком доволен. Начал ворчать, что мы вечно досаждаем графу всякого рода просьбами, вместо того чтобы обойтись собственными силами.

– Вообще-то старина Грей не склонен к пустым упрекам, – улыбнулся я. – Возможно, вы не нашли к нему должного подхода.

– Да, как и к вашей драгоценной леди Онор, – огрызнулся Барак. – Кстати, вы уверены, что она не водит вас за нос? Вообще-то у женщин принято поступать так с излишне доверчивыми представителями мужской породы.

– Я надеюсь, что в нашем случае это не так, – пожал я плечами. – И сейчас я могу с уверенностью сказать, что не сомневаюсь в искренности леди Онор.

Думаю, наши подозрения по поводу леди и герцога оказались безосновательными. То был еще один ложный след. Скажите, Барак, почему вы прониклись к леди Онор такой неприязнью? – спросил я, внимательно глядя на своего помощника.

– Потому что от людей, одержимых столь необузданной гордыней, вечно бывает множество неприятностей, – пожал плечами Барак. – При дворе я вдоволь нагляделся на отпрысков благородных семей, которые готовы сожрать друг друга живьем. Впрочем, все это ерунда. Главное, мы убедились в том, что прекрасная леди не имеет отношения к нашему делу. И Ричард Рич с его прихвостнем Билкнэпом, похоже, тоже ни при чем.

– В этом я пока не уверен. Посмотрим, что нам сообщит о них Кромвель. Надеюсь, ему удастся разговорить Марчмаунта.

– Нет такого человека, у которого в присутствии графа не развязался бы язык. Если Марчмаунт вздумает запираться, ему покажут дыбу. Думаю, одного взгляда на это приспособление будет для него довольно.

– С виду Марчмаунт, конечно, надутый индюк. Но мне кажется, он далеко не трус. И далеко не дурак.

– Так или иначе, если он что-то знает, ему придется это выложить, – пожал плечами Барак.

Мы смолкли, услышав шаги на лестнице. Джоан спустилась в кухню, чтобы готовить ужин. Мы вышли в гостиную. За окнами сгущались сумерки.

– Сами-то вы в состоянии отправиться ночью к колодцу? – спросил Барак. – Сегодня днем вы буквально валились с ног.

– Мне уже лучше, – ответил я. – Не знаю, что со мной было. Наверное, последствия жары и усталость. Но расслабляться сейчас никак нельзя. Очень может быть, сегодня ночью мы сумеем разрешить хотя бы одну загадку.

Мы вновь миновали Бадж-роу и прошли по узкой темной аллее. На калитке фруктового сада висел новый замок, но Барак открыл его с той же легкостью, что и прежний. Петляя меж деревьев, мы приблизились к стене, за которой начинались владения Уэнтвортов. Барак вновь сделал из своих рук ступеньку и помог мне взобраться. Я подтянулся и оперся руками на стену, причем спину мою пронзила такая резкая боль, что мне пришлось сжать зубы.

Бросив взгляд в сад, я понял, что там кто-то есть. По дорожке двигались два темных силуэта, в руках у одного была лампа. До меня донеслись приглушенные голоса. Вглядевшись получше, я различил, что это Нидлер и матушка Джозефа.

«Странно, что старуха, которая едва передвигается, опираясь на палку, не боится разгуливать в темноте», – пронеслось у меня в голове.

Потом я вспомнил, что для ее слепых глаз не существует различия между тьмой и светом. Я сделал Бараку знак не двигаться и застыл в весьма неудобном положении, ногами опираясь на его переплетенные руки, а руками вцепившись в край стены. Опасаясь, что мое бледное лицо слишком заметно в темноте, я низко пригнул голову и замер в ожидании. Темные волосы никак не могли меня выдать.

– Она орала на меня как безумная, – расслышал я слова Нидлера. – Мне с ней больше не справиться. Девчонка постоянно дерзит, но я чувствую, она до смерти испугана. И Эйвис тоже.

– Мне надо крепче держать девочек в узде, – со вздохом изрекла старуха.

Они были теперь совсем близко от стены, и, несмотря на риск быть замеченным, я немного приподнял голову и вгляделся в их лица, освещенные мигающим светом лампы. Грубые черты Нидлера выражали величайшую озабоченность. В лице старухи, бледном и нахмуренном, было что-то дьявольское.

– Мы должны помочь им, Дэвид, – прошамкала старуха и вдруг резко остановилась и, как мне показалось, прислушалась. На память мне пришли рассказы о чрезвычайно остром слухе, которым наделены слепые.

– Что такое? – насторожился Нидлер.

– Ничего, – покачала головой старуха. – Какой-то шорох. Наверное, в сад забралась лиса.

К моему великому облегчению, они повернули назад и двинулись в сторону дома. Дальнейшего их разговора я не слышал. До меня донесся лишь звук захлопнутой двери. Вскоре после этого во всем доме погас огонь. Я неловко соскочил на землю. Барак со стоном потер затекшие руки.

– Господи боже, какой вы тяжелый, – прошептал он. – Я уж думал, мои бедные запястья не выдержат и переломятся.

– Понимаю, что вам пришлось нелегко, Барак. Но я никак не мог пошевелиться. Старая карга сразу бы это услышала.

– А какого черта ее понесло ночью в сад?

– С ней был этот каналья дворецкий. Насколько я понял, они хотели поговорить без посторонних ушей. Разговор их я слышал лишь урывками. Но, несомненно, речь шла о юных леди, внучках старухи. О том, что они обе чего-то боятся.

Мы притаились за стеной, выжидая. Все было тихо. Лишь сова, похожая в темноте на белый призрак, устремилась вниз с одной из ветвей, и какой-то маленький зверек жалобно взвизгнул, извиваясь в ее острых когтях. Наконец я вновь вскарабкался на стену. Дом был погружен в темноту и безмолвие, силуэт колодца отчетливо вырисовывался в лунном свете.

– Собак не видно и не слышно, – шепотом сообщил я.

Барак подтянулся на руках и уселся на стену рядом со мной. – Странно, – пробормотал он. – Казалось бы, после того, как в сад кто-то пытался проникнуть, они должны были выпускать собак на ночь.

– Казалось бы, так. Однако они этого не сделали.

Барак извлек из сумки два жирных куска мяса, завернутых в бумагу, развернул и бросил на лужайку. Затем он вытащил из кармана камень и метнул его в ствол дерева. Камень отскочил с громким стуком.

– Это мясо сдобрено особой приправой. Ваш друг мавр сказал мне, что после такого угощения собаки мгновенно заснут, – прошептал он.

– Мясо дал вам Гай?

– Кто же еще. Вчера, пока вы спали, я рассказал ему кое-что о наших делах. Решил, что ему можно доверять. Знаете, когда с этим вашим мавром познакомишься поближе, с ним вполне можно ладить.

– Собак по-прежнему не видать, – заметил я, окинув взглядом лужайку.

– Ну что, рискнем? – предложил Барак, потерев подбородок.

Я посмотрел в сторону погруженного в темноту дома.

– Рискнем. Только не забывайте об осторожности.

– Вы в состоянии спуститься? – спросил Барак, бросив на меня испытующий взгляд.

– Разумеется.

– Ну, тогда вперед.

Барак с легкостью спрыгнул на лужайку. Я последовал его примеру. Стоило мне приземлиться, резкая боль пронзила мною многострадальную спину. Барак принялся собирать с земли куски мяса и складывать их в сумку, а я тем временем наблюдал за домом.

– Лучше ничего здесь не оставлять, а не то они сразу поймут, что в саду кто-то побывал, – бормотал Барак, ползая по траве.

Отыскав наконец все куски, он проворно сбил замок с колодца. Вдвоем мы сняли крышку. Омерзительный запах, исходивший из глубины, стал несколько слабее, но при виде зияющего черного отверстия внутренности мои болезненно сжались. Барак, не теряя времени, укрепил на краю колодца веревочную лестницу и принялся спускаться вниз. Я по-прежнему не сводил глаз с дома. В какой-то момент мне показалось, что в одном из окон второго этажа мелькнул темный силуэт. Однако же, сколь я ни вглядывался в это окно, мне более ничего заметить не удалось.

На этот раз Барак сразу же сумел зажечь свечу. Как только тусклый свет залил колодец, я отвернулся от дома и перегнулся через край. Колодец оказался мельче, чем я ожидал. Глубина его составляла не более двадцати футов. Странно было видеть, как на дне стоит Барак. Наклонившись, он рассматривал какую-то бесформенную груду и даже ощупывал ее руками. На этот раз он не издавал ни звука, а выражения его лица я не мог различить.

– Что там такое? – не выдержал я.

Барак поднял голову. Дрожащие отсветы свечи бросали на его лицо причудливые тени.

– Это трупы животных, – откликнулся он. – Судя по всему, это кошка и две собаки.

Барак вновь наклонился над грудой.

– Черт побери, над бедными тварями кто-то вдоволь поиздевался. У кошки выколоты глаза. А этого ретривера, похоже, повесили.

Барак повернулся, внимательно разглядывая еще один, самый большой труп, темнеющий в полумраке. С губ его сорвался короткий вскрик, гулким эхом отдавшийся в кирпичных стенах колодца.

– Что? Что такое? – повторял я, дрожа от нетерпения.

– Я поднимаюсь, – проронил Барак. – Ради всего святого, следите за домом.

Он задул свечу и принялся карабкаться наверх. Я вновь уставился на темные окна. Сердце мое колотилось так бешено, что перед глазами все расплывалось. На наше счастье, в доме по-прежнему стояла тишина. Наконец над краем колодца показалась стриженая голова Барака. Глаза его едва не вылезали из орбит.

– Помогите мне поставить крышку на место, – выдохнул он. – Нам надо быстрее уносить отсюда ноги.

Вдвоем мы закрыли колодец крышкой, и Барак вновь укрепил замок. Бросив последний взгляд на спящий дом, мы подбежали к стене и проворно вскарабкались на нее. Вновь оказавшись во фруктовом саду, Барак в изнеможении прислонился к дереву.

– Кто-то из обитателей этого дома любит мучить животных, – произнес он, судорожно вздохнув. – И не только животных. Там, внизу, я видел труп ребенка, маленького мальчика лет семи. Его… – Барак осекся. – Вам ни к чему знать, что с ним сделали. Достаточно сказать, что он мертв, и умирал он мучительно и долго.

– Наверняка это исчезнувший брат той сумасшедшей бродяжки, – прошептал я. – Помните девочку из камеры Элизабет?

– Скорее всего, так оно и есть. Тот, кто убил ребенка, рассчитывал, что нищего никто не хватится.

Барак перевел дыхание.

– Скажу откровенно, я здорово испугался. У меня душа ушла в пятки, когда я представил, что тот, кто сотворил такое с ребенком, может подойти к колодцу и застать меня там. Поэтому я так быстро выбрался, – добавил он дрогнувшим голосом.

– На вашем месте всякий испугался бы. Барак посмотрел на меня, словно пораженный внезапной мыслью.

– А что, если мальчика убила Элизабет Уэнтворт? – медленно проговорил он. – Вспомните, ведь после того, как к ней в Яму посадили эту маленькую нищенку, она окончательно свихнулась. Ей, похоже, совершенно расхотелось жить. И если тут, внизу, труп брата той девочки, значит…

– Нет, Элизабет не способна на подобное, – возразил я после недолгого колебания. – Кстати, у нее был кот, которого она обожала. Нидлер сказал, что кот куда-то убежал. Но я думаю, бедняга нашел свой конец здесь, в колодце. Нет, это не Элизабет, – уверенно повторил я. – Думаю, все это дело рук юного Ральфа. Сначала он издевался над животными, потом расправился с ребенком.

– Но тогда… Тогда понятно, почему Элизабет бросила этого малого в колодец! Скорее всего, она узнала о его злодеяниях и захотела его покарать…

– Тогда почему Нидлер, который вытащил Ральфа из колодца, ничего не рассказал о трупах животных и ребенка? – перебил я. – Он не мог их не заметить. Все это чрезвычайно подозрительно. Мне надо срочно увидеться с Элизабет. На этот раз я заставлю ее говорить.

– Если только она еще жива.

– Утром я первым делом отправлюсь в Ньюгейт, – заявил я. – Вы мне очень помогли, Барак, – добавил я с неожиданным смущением.

– Знаю, что вы считаете меня грубияном и невежей, – буркнул Барак, бросив на меня взгляд исподлобья. – Но я не из тех, кто может причинить вред беззащитным созданиям.

– В этом я никогда не сомневался, – веско произнес я. – Идемте скорее домой, Барак.

– Идемте, – кивнул он. – Богом клянусь, сегодня ночью мне будут сниться кошмары.

ГЛАВА 39

той ночью мы оба спали скверно. На Канцлер-лейн нас ожидала записка от Гая, в которой говорилось, что Элизабет чувствует себя лучше и жар немного спал. Гай также просил меня заглянуть к нему, дабы обсудить «один важный вопрос». С утра пораньше Барак отправился в меблированные комнаты, где остановился Джозеф, с просьбой встретиться с нами у ворот тюрьмы в девять часов.

Одеваясь, я размышлял о том, как много предстоит мне сделать в этот день, седьмого июня. Необходимо вытянуть правду из Элизабет, встретиться с Гаем, а потом предстать перед грозными очами Кромвеля. При мысли о предстоящей беседе с патроном сердце мое сжалось. В нашем распоряжении осталось всего три дня. Я надеялся, что Кромвель уже допросил Марчмаунта. Если леди Онор ничего не знает, а Рич и Билкнэп не имеют отношения к греческому огню, у нас остался лишь один подозреваемый. Вполне вероятно, его показания помогут отыскать того, кто приказал убить братьев Гриствудов. Не исключено также, что лорду Кромвелю удастся вырвать у него формулу греческого огня. Что ж, в таком случае с делом будет покончено без моего участия.

Барак пожелал отправиться в Ньюгейт вместе со мной. Он никак не мог отыскать свои сапоги для верховой езды и попросил меня подождать его. В полной готовности я стоял во дворе. Утро вновь выдалось жарким, однако ветер, довольно сильный, хотя и теплый, затянул небо легкими белыми облаками. Саймон вывел из конюшни лошадей.

– Снова спозаранку отправляетесь по делам, сэр? – спросил он.

– Да. Нам нужно побывать в Ньюгейтской тюрьме.

Мальчуган с любопытством посмотрел на меня из-под своих белокурых вихров.

– Скажите, сэр, а что, мастер Барак дрался с разбойниками? И они выдрали у него все волосы?

– Нет, Саймон, – ответил я со смехом. – Не надо быть таким любопытным.

Я перевел взгляд на его деревянные башмаки.

– Ты уже привык к ним?

– Да, сэр, благодарю вас. В башмаках я даже бегаю быстрее. А это очень кстати, ведь в последнее время мне частенько приходилось бегать по вашим поручениям, – многозначительно добавил он, и в глазах его мелькнули хитрые огоньки.

– И должен признать, со всеми этими поручениями ты справлялся превосходно, – кивнул я. – Вот тебе шесть пенсов. Отложи их на новые башмаки, ведь эти когда-нибудь износятся.

Мальчуган, просияв, зажал в кулаке монету и побежал в дом. Я с улыбкой смотрел ему вслед.

«А ведь я ровным счетом ничего не знаю о прошлом Саймона, – пришло мне в голову. – За исключением того, что однажды он постучался в дверь моего дома, и Джоан, плененная его миловидной наружностью, попросила меня взять мальчика в услужение».Несомненно, юный мой конюх – один из великого множества лондонских сирот.

Тут наконец появился Барак. Мы взобрались на лошадей и выехали со двора. Когда свернули на Флит-стрит, я сообщил Бараку, что ожог все еще сильно беспокоит меня и после беседы с Кромвелем я хочу показать больную руку Гаю. Я опасался, что Барак выразит желание сопровождать меня, но он лишь безучастно кивнул головой. Судя по мрачному выражению лица, он еще не оправился от ужаса, пережитого на дне колодца; про себя я подивился его неожиданной чувствительности. Впрочем, понятно, почему ужасная участь маленького нищего так глубоко задела его. Ведь когда-то Барак и сам просил милостыню на лондонских улицах.

Джозеф уже ждал нас. Вид у него был усталый, давно не бритые щеки ввалились.

«Пожалуй, этот человек на излете последних сил», – пронеслось у меня в голове.

Я сразу сообщил ему, что, по словам аптекаря, Элизабет идет на поправку, и Джозеф немного приободрился.

Мы постучали в дверь, и на пороге возник сам главный смотритель.

– Уильям! – позвал он, увидав нас.

На зов незамедлительно явился надзиратель.

– Мы хотим увидеть мистрис Уэнтворт, – сказал я.

Как она? – не дав мне договорить, выпалил Джозеф.

– Не знаю, – пожал плечами надзиратель. – Никто из нас к ней не поднимался. Сами понимаете, никому не хочется заразиться тюремной лихорадкой. Правда, черный аптекарь заходил к ней вчера. Наверное, для таких, как он, лихорадка не опасна.

– Вы проводите нас к ней?

Надзиратель что-то недовольно проворчал себе под нос, однако двинулся вверх по лестнице. Мысль о том, что сегодня нам не понадобится дышать смрадным воздухом Ямы, доставила мне невыразимое облегчение.

– У меня есть для вас новости, – сообщил я, обернувшись к Джозефу, который карабкался по винтовой лестнице вслед за мной. – Нам удалось узнать нечто весьма важное. Я рассчитываю, что сегодня Элизабет наконец заговорит.

Изможденное лицо Джозефа на мгновение осветила надежда.

– Разговор предстоит тягостный, – сказал я, пристально глядя на него. – Элизабет должна сообщить мне то, о чем ей не хочется вспоминать. Это касается семьи сэра Эдвина.

– Спрашивайте ее, о чем хотите, – с глубоким вздохом изрек Джозеф.

Надзиратель распахнул дверь в комнату Элизабет. Ветер, врываясь через зарешеченное окно, играл краями скатерти на столе. Элизабет пластом лежала в постели. Лицо ее покрывала смертельная бледность, но, по крайней мере, она больше не металась и не бредила. Я подвинул стул к кровати и уселся у изголовья больной. Джозеф и Барак стояли у меня за спиной, не сводя глаз с Элизабет. Я заметил, что порез у нее на губе до сих по не зажил, лишь затянулся страшной черной коркой.

Должно быть, наше вторжение разбудило больную: когда я наклонился над ней, она медленно открыла мутные глаза. Взгляд ее был тяжелым и неподвижным.

– Элизабет, – произнес я, – вчера Джек Барак спустился в колодец, который находится в саду вашего дядюшки Эдвина.

Глаза Элизабет расширились, но с губ не сорвалось ни звука.

– Да, минувшей ночью мы тайком проникли в сад и сняли с колодца крышку. Барак спустился вниз по веревочной лестнице и увидел то, что там скрывается. – Вы тайком проникли в сад моего брата! – с укором пробормотал Джозеф.

– Другого выхода у нас не было, Джозеф.

Я вновь повернулся к хранившей молчание девушке.

– Мы подвергали себя опасности ради того, чтобы узнать правду, Элизабет. И ради того, чтобы спасти вас.

Я немного помолчал и заговорил вновь:

– Мы видели все, Элизабет. Трупы замученных животных. Останки вашего кота. И несчастного мальчика.

– Ради всего святого, какого мальчика? Дрожащий от ужаса голос Джозефа прозвучал пронзительно и резко.

– Там, в колодце, лежит труп маленького мальчика.

– Господи боже.

Джозеф тяжело опустился на кровать. Я заметил, что на глазах Элизабет выступили слезы.

– Не сомневаюсь, что во всех этих злодеяниях виновны не вы, Элизабет…

– Нет, конечно нет, – с пылом перебил меня Джозеф. – Она не могла…

– Это сделал Ральф?

Элизабет закашлялась и наконец произнесла низким охрипшим голосом:

– Да. Да, это он.

Джозеф, с перекошенным от ужаса лицом, зажал рот руками. Я догадался, что он, подобно Бараку, сразу подумал о том, что у Элизабет был веский повод убить кузена.

– Во время своего визита в дом вашего дяди Эдвина я заметил, что из колодца исходит скверный запах, – поспешно проговорил я, – и вспомнил, что, по рассказам Джозефа, тело Ральфа, когда оно лежало на столе у коронера, тоже испускало зловоние. Элизабет, когда Нидлер, дворецкий вашего дяди, спускался за Ральфом в колодец, он непременно должен был увидеть трупы. Однако он ни словом об этом не обмолвился. А ваш дядя распорядился установить на колодце крышку с замком.

Я смолк, не сводя глаз с лица Элизабет. По щекам ее текли слезы, однако взгляд по-прежнему оставался тусклым и безжизненным.

– У меня имеются некоторые соображения на этот счет, – вновь заговорил я. – Если бы Нидлер сообщил о том, что в колодце лежит труп мальчика с признаками насильственной смерти, это неминуемо повлекло бы за собой судебное дознание. Но он предпочел молчать. Полагаю, он сделал это, стремясь выгородить кого-то из обитателей дома. Кого именно, Элизабет?

– Ради всего святого, девушка, прекрати томить нас молчанием, – с внезапной яростью выпалили Барак. – Ты что, не видишь, что твой дядя, того и гляди, лишится рассудка?

Элизабет устремила на меня мутный взгляд.

– Пусть свершится то, что предназначено свыше, – проронила она. – Вы не в силах помочь мне, сэр. И никто мне не поможет. Даже пытаться не стоит. На мне лежит проклятие, – произнесла она со спокойствием, от которого у меня мурашки пробежали по коже. – Раньше я всей душой верила в Бога. Верила, что Он неустанно печется обо всех своих созданиях и указывает человеку, как тому следует жить, дабы достичь спасения. Верила, что чтение Библии может наставить всякого на путь истинный. Ведь не зря король даровал всем нам возможность читать Библию. Да, я верила, что Господь всегда пребудет со своими чадами, даже если этот мир неотвратимо стремится к концу.

– Мы все в это верим, Элизабет, – ломая руки, воскликнул Джозеф. – Истинные христиане должны в это верить.

Элизабет устремила на него взгляд, исполненный жалости. Слезы попали в ранку у нее на губе, и она слегка поморщилась.

– А ты не думала, девушка, что в этом мире следует восстановить справедливость? – вновь подал голос Барак. – И что убийцы должны нести заслуженное наказание?

Элизабет лишь скользнула по нему равнодушным взглядом; на этот раз его слова не задели ее за живое.

– Я предупреждала: то, что вы увидите там, в колодце, может пошатнуть вашу веру в Господа, – проронила она, обращаясь ко мне. Немного помолчав, она заговорила вновь, и голос ее был исполнен муки и отчаяния: – Сперва в страшных страданиях умерла моя матушка. Опухоль в груди иссушила ее. Вскоре за ней последовал отец…

Элизабет закашлялась. Джозеф протянул ей чашку с водой, но она отмахнулась, по-прежнему не сводя с меня измученных глаз.

– Я искала утешения в книгах и в молитве, сэр. Я молила Господа просветить мою душу. Надеялась, Он поможет мне понять, зачем все эти страдания. Но ответом мне было безмолвие, бесконечное тягостное безмолвие. А потом мне сказали, что дом, в котором я выросла и была так счастлива, более не принадлежит мне. Я хотела найти приют в деревне, у дяди Джозефа, но он сказал, что я должна жить у дяди Эдвина.

– Я отправил тебя в Лондон во имя твоего же блага, Элизабет, – в отчаянии возопил Джозеф. – Я думал, так будет лучше для твоего будущего.

– Бабушка и дядя Эдвин не хотели, чтобы я жила у них, я это сразу поняла. Они думали, что деревенская девчонка с ее простыми непритязательными манерами – не слишком подходящая компания для их изысканных и благовоспитанных отпрысков. А то, что души этих детей полны жестокости и злобы, их ничуть не волновало. Им не было дела до того, что излюбленная забава Ральфа – мучить животных. Он был на редкость изобретателен по части разных способов, которыми можно причинить страдания беззащитным тварям. Сабина и Эйвис поймали моего бедного Гриззи и отдали ему.

– Сабина и Эйвис?! – В голосе Джозефа послышалось недоверие.

– Да, сестры постоянно приносили ему животных. Проделки Ральфа представлялись им очень забавными, хотя сами они не принимали в них участия. Но лишь потому, что им не хотелось пачкать свои роскошные платья кровью. А больше всего сестрам нравилось дразнить и изводить меня. Это помогало им разогнать скуку. Они часто повторяли, что жизнь у них невыносимо скучная.

– Но вы могли рассказать об этом вашему дяде Эдвину, – заметил я. – Или бабушке.

– Бабушка, хотя она слепая, все прекрасно видела. Она знала, как развлекаются ее внуки. И ничего не имела против. Только делала все возможное, чтобы сэр Эдвин пребывал в неведении относительно жестоких наклонностей своих детей. Ее саму волновало лишь одно: чтобы на людях девочки соблюдали правила хорошего тона и ничем не уступали отпрыскам знатных семей.