ГЛАВА 34

Барак не возвращался более двух часов. Я ожидал его в гостиной, наблюдая через окно, как тени в саду становятся все длиннее. Я так и не оправился после кошмарных событий прошлой ночи, и глаза мои воспалились от усталости, однако уснуть я не мог. Тревожные мысли вихрем проносились у меня в голове. На что намекал Билкнэп? Что я должен был понять, если бы не мое, как он выразился, «прискорбное скудоумие»? И как мне поступить, если намерения мои увенчаются успехом и в одной их могил на монастырском кладбище я действительно обнаружу греческий огонь? Разговор с Гаем разбередил мне душу; теперь я не мог уже не думать о последствиях, к которым приведет моя находка. Несомненно, для человечества было бы лучше навсегда забыть о греческом огне. Однако кем бы ни был человек, нанявший Токи и Райта, он наверняка считает иначе. И это грозное оружие уже находится в его руках.

Наконец, утомившись от бесцельного хождения по комнате, я решил заглянуть в конюшню. Войдя туда, я невольно сморщился. В конюшне было еще жарче, чем в доме, и в этой невыносимой духоте моя обожженная рука, согбенная спина, усталая голова и воспаленные глаза разом напомнили о себе.

Сьюки отсутствовала, как и ее хозяин, а Предок мирно жевал овес в своем стойле. Увидев меня, он тихонько заржал в знак приветствия. Юный Саймон старательно сгребал навоз.

– Как себя чувствует Предок? – обратился я к мальчугану.

– Отлично, сэр. Славный меринок. Хотя, честно говоря, я скучаю по старине Канцлеру.

– Я тоже. Но я рад, что нрав у Предка спокойный.

– Это он сейчас успокоился, сэр. А поначалу никак не мог привыкнуть к новому месту, не хотел становиться в стойло, ржал и бил копытами. Я даже боялся, что он меня ударит.

– Неужели? – удивился я. – А под седлом он вел себя на редкость невозмутимо.

– Наверное, здесь, у нас, ему показалось тесновато. Уж конечно, у лорда Кромвеля конюшни куда просторнее.

Голос Саймона благоговейно дрогнул, когда он произносил имя графа. Он все никак не мог привыкнуть к тому, что я знаком со столь выдающимся государственным мужем.

– Скорее всего.

– Мастер Барак сказал, что волосы у него обгорели на пожаре, – произнес мальчик, и в глазах его вспыхнули искорки любопытства. – Он ведь солдат, да, сэр? По-моему, он очень похож на солдата.

– Нет, мастер Барак не солдат. Он, как и я, всего лишь один из мелких служащих графа.

– Мне бы очень хотелось стать солдатом.

– Вот, оказывается, о чем ты мечтаешь, Саймон.

– Когда я вырасту, обязательно поступлю в солдаты. Буду сражаться с врагами короля, если они посмеют вторгнуться в пределы нашей страны.

Судя по последним словам, кто-то прочел мальчику вслух одно из официальных воззваний. Я грустно улыбнулся и потрепал Предка по холке.

– Война – это кровавое дело, Саймон.

– Но ведь долг каждого из нас – дать отпор папистам, правда, сэр? Ох, скорее бы мне вырасти и стать солдатом или моряком.

Я уже готовился возразить, но тут со двора донесся цокот копыт. Барак, усталый и запыленный, спешился у дверей конюшни. Саймон побежал к нему и взял лошадь за поводья.

– Есть какие-нибудь новости? – спросил я.

– Пройдем в дом.

Вслед за ним я вернулся в гостиную. Барак провел рукой по своей остриженной голове, сморщил лоб и надул щеки.

– Граф был в ярости, – процедил он. – Едва увидел меня, принялся кричать, что мы натворили бед и что ему пришлось все утро убеждать коронера не устраивать дознания по поводу обгоревших тел, обнаруженных в Куинхите. А когда он узнал, что нам ничего не удалось вытянуть из Билкнэпа и прохиндей собирается пожаловаться Ричу, то и вовсе вышел из себя.

– Я и думать не думал, что Рич – это непробиваемый щит, которым можно укрыться даже от Кромвеля.

– Ну, это вы слишком загнули. На такой щит лучше не надеяться. Графа рассердило само предположение о том, что Рич может иметь на него влияние. Он считает, Рич распускает хвост перед Билкнэпом, преувеличивает свою власть. А Билкнэп сдуру принимает его слова за чистую правду. Граф уже послал человека за Ричем. Он сказал, если намеки Билкнэпа соответствуют истине и Рич действительно что-то знает о греческом огне, ему придется держать ответ. Так что нашему другу Билкнэпу не позавидуешь. – Что-то мне в это не верится, – нахмурившись, заметил я. – Билкнэп, бесспорно, продувная бестия, но в глупости его никак нельзя упрекнуть. Он ни за что не стал бы смеяться нам в лицо, если бы не был уверен в собственной безнаказанности. Я чувствую, в этом деле есть некие важные обстоятельства, которые до сих пор остаются для нас тайной.

– Знаете, что об этом сказал граф? Он сказал, что помнит о вашей привычке выяснять все обстоятельства до единого, раскладывать их перед собой на столе и на их основании строить умозаключения. И просил передать вам, что сейчас на это нет времени. И вам необходимо поторопиться.

– О том, что мне необходимо поторопиться, я слышу с того дня, как на меня взвалили это поручение, – невесело усмехнулся я. – Только последовать этому совету не так просто, когда сталкиваешься со столь запутанным делом и столь хитроумным противником. Или граф думает, что я способен творить чудеса?

– Если бы вы беседовали с ним лично, у вас вряд ли хватило бы духу задать ему этот вопрос. Он метался по своему кабинету в Уайтхолле, точно медведь, попавший в яму. У меня, признаюсь откровенно, поджилки тряслись. И я видел, что граф и сам испуган. Кстати, он хочет, чтобы мы отправлялись в монастырь Святого Варфоломея прямо сегодня, не откладывая. Рич как раз будет у графа, так что время самое подходящее. Поэтому нам надо побыстрее разрыть эту пресловутую могилу и посмотреть, чем монахи снабдили покойника.

Барак устало опустился на одну из подушек. Сквозь загар на его щеках проглядывала сероватая бледность. Несмотря на молодость и выносливость моего помощника, напряжение прошлой ночи не прошло бесследно даже для него.

– Как ваше плечо? – спросил я.

– Болит, – бросил Барак. – Но уже меньше, чем раньше. А ваша рука как?

– Точно так же. Болит, но терпеть можно.

Я на минуту задумался. Монастырь Святого Варфоломея я предпочитал посетить в одиночестве: если в могиле старого солдата и в самом деле обнаружится греческий огонь, я хотел отнести его к Гаю, для исследования. Барак же, разумеется, будет настаивать на том, чтобы безотлагательно доставить находку Кромвелю.

– Знаете, Барак, пожалуй, в монастыре я справлюсь один, – предложил я, чувствуя, как сердце мое бешено колотится. – Выглядите вы неважно, и я думаю, вам стоит отдохнуть.

– Можно подумать, сами вы выглядите лучше моего, – пробормотал удивленный Барак.

– Мы оба устали, но, пока вы беседовали с разъяренным графом, я немного поспал, – солгал я, – так что сейчас ваша очередь отдыхать.

– А что, если вас подстережет Токи?

– Уверяю вас, все обойдется благополучно. Барак явно колебался, однако усталость взяла верх, и он, к моему облегчению, поудобнее устроился на подушке.

– Будь по-вашему. Я не прочь вздремнуть. По-моему, никогда в жизни я не чувствовал себя таким разбитым. Кстати, граф сказал, что мадам Неллер дорого заплатит за свое предательство.

– Поделом ей. Я прикажу Саймону принести вам пива. Думаю, до темноты я вернусь.

– Хорошо. Знаете, по-моему, мальчишка воображает, что я бывалый солдат, заслуживший расположение лорда Кромвеля своими подвигами на поле брани. Он несколько раз спрашивал, в каких битвах мне довелось побывать.

– Переделка, в которую мы попали теперь, не уступит любой битве. Так или иначе, не позволяйте Саймону докучать вам своей болтовней.

– Да он мне вовсе не докучает. Забавный мальчуган. – Барак пристально посмотрел на меня. – Желаю удачи.

Я вышел из комнаты и остановился в холле. То, что Барак с такой легкостью согласился остаться дома, было для меня большой удачей; и в то же время я ощущал себя виноватым. Несомненно, теперь мой помощник всецело доверял мне: еще неделю назад он ни за что не допустил бы, чтобы я отправился по столь важному делу в одиночестве. Однако я обманул его доверие, а значит, обманул доверие Кромвеля. Стоило мне подумать об этом, по спине пробежали мурашки.

По пустынным в этот жаркий предвечерний час улицам я направился в Смитфилд. Когда я выехал на открытое пространство, со мной поравнялась телега; лицо возницы, управлявшего лошадьми, закрывала тряпка. Взглянув на телегу, я увидел, что она доверху полна полусгнившими костями. Бренные человеческие останки были пренебрежительно свалены в кучу, откуда выглядывали издевательски оскаленные черепа. На некоторых скелетах сохранились истлевшие лоскуты саванов; на меня дохнуло сырым запахом могилы. Я знал, что останки, извлеченные из могил на раскопанных кладбищах, свозят на Ламбетские болота и там топят. По всей видимости, такая же участь постигла и покойников, захороненных в монастыре Святого Варфоломея.

«Неужели я опоздал?» – пронеслось у меня в голове.

Ведь Рич сказал, что за больничное кладбище работники примутся лишь несколько дней спустя. Я пришпорил Предка и поскакал через пустошь, с наслаждением ощущая, как ветер бьет в лицо. Я заметил, что, хотя анабаптисты и отреклись от своих заблуждений, посреди поля уже был приготовлен шест, с которого свисали железные оковы, напоминающие о его зловещей цели.

У ворот меня остановил новый привратник, молодой парень из Палаты перераспределения. Он пожелал узнать, по какому делу я явился во владения лорда Рича. Я мысленно выругал себя за то, что не взял у Барака печать лорда Кромвеля. Однако упоминания имени графа и моей адвокатской мантии оказалось достаточно для того, чтобы бдительный страж не стал чинить мне препятствий. Прежде чем войти, я осведомился, начались ли уже раскопки на больничном кладбище. Привратник, которого мой вопрос немало удивил, ответил, что работы начались не далее как вчера. Он позвал еще одного сторожа, тощего хромоногого старикана, и приказал ему проводить меня на кладбище.

Сторож провел меня сквозь целый лабиринт зданий; некоторые из них были разрушены, а другие спешно перестраивались. Наконец впереди показалось кладбище, расположенное за монастырской больницей. Отсюда видна была зубчатая городская стена.

– Далеко продвинулась работа? – спросил я.

– Работники начали копать только вчера, – буркнул старик. – Такое кладбище быстро не перекопаешь, ведь могил здесь несколько сотен. К тому же занятие это опасное: всякому известно, что трупный запах распространяет чумную заразу.

– По пути мне встретилась телега, доверху наполненная костями.

– Да, сейчас к мертвецам относятся без всякого уважения. Это напоминает мне времена, когда я сражался во Франции. Тогда погибших тоже бросали на земле без погребения, – проворчал старик и осенил себя крестом.

– Мальчуган, который служит у меня в конюшне, мечтает стать солдатом, – с грустной улыбкой сообщил я.

– Экий глупый мальчишка, – усмехнулся старик. – Откуда ему знать, как тяжела солдатская доля.

Мы свернули за угол, и он прошипел, понизив голос:

– Вот оно, кладбище. Посмотрите только на этих землекопов, сэр. Сразу видно, что отпетые безбожники.

Зрелище, представшее нашим глазам, напоминало старинные картины, изображавшие Страшный суд. Вечернее солнце, опускаясь за здание больницы, бросало багряные отсветы на огромное пространство, густо усеянное могильными памятниками, многие из которых были уже повержены. Работы по уничтожению кладбища были организованы с завидной четкостью: каждый гроб, извлеченный из земли, два землекопа относили на особый стол, где восседали чиновник и клерк из Палаты перераспределения. Под их наблюдением гроб открывали, клерк заглядывал внутрь, проверяя, не находится ли там вместе с истлевшими останками что-нибудь ценное. Затем он кивал, гроб уносили, кости высыпали на стоявшую в отдалении тележку.

Некоторые работники, сидя поодаль, обедали; еще несколько человек играли в футбол, весьма ловко гоняя мяч ногами. Один из игроков нанес по мячу удар такой силы, что тот улетел далеко в сторону, ударился о могильный памятник и разлетелся на куски. Работники захохотали. Мой провожатый осуждающе покачал головой и подвел меня к чиновнику. Чиновник, низенький упитанный малый с брезгливо поджатыми губами и маленькими настороженными глазками, встретил меня холодным взглядом.

– Чем могу служить, мастер законник? – осведомился он.

– Я здесь по поручению лорда Кромвеля, сэр. Насколько я понял, вы наблюдаете за происходящими здесь работами?

– Да, сэр, – ответил он после недолгого колебания. – Я служу в Палате перераспределения. Мое имя Пол Хоскин, – сообщил он и добавил, кивнув старику: – Ты можешь идти, Хогги.

– Мэтью Шардлейк, из корпорации Линкольнс-Инн, – представился я.

Теперь, когда провожатый мой заковылял прочь, я ощутил себя одиноким лазутчиком во вражеском стане.

– Я ищу некую могилу, так как имею основания предполагать, что в ней содержится нечто, представляющее интерес для моего патрона.

Глаза Хоскина подозрительно сузились.

– Все извлеченные из могил вещи, имеющие ценность, доставляются сэру Ричарду, – отчеканил он.

– Мне это известно.

Я наклонился и скользнул взглядом по лежавшим на столе предметам. Золотые кольца и кокарды, маленькие кинжалы и серебряные шкатулки. Все они испускали тягостный аромат смерти.

– Вещь, о которой я говорю, не представляет собой ценности. Графу она нужна совсем по другой причине.

Чиновник не сводил с меня пронзительного взгляда.

– Должно быть, это весьма важная причина, если граф послал вас сюда, – заявил он. – Сэру Ричарду известно о вашем посещении?

– Нет. Граф приказал послать за ним, дабы обсудить несколько важных вопросов. Сейчас он, вероятно, у графа. Можете мне поверить, то, о чем я говорю, интересует графа лишь как историческая реликвия.

– Я никогда прежде не слыхал, что граф увлекается антиквариатом.

– Тем не менее это так. К вашему сведению, я тоже большой знаток старины, – с поддельным пылом заверил я. – Вот, кстати, совсем недавно мне удалось обнаружить в Лудгейте весьма интересные камни, покрытые древнееврейскими письменами, – добавил я для пущей убедительности. – Представьте себе, выяснилось, что это камни из стен древней синагоги. Всесвязанное с минувшими временами чрезвычайно меня занимает.

Чиновник пробормотал себе под нос что-то нечленораздельное. Подозрительные огоньки в его глазах так и не погасли.

– Мы с графом полагаем, что здесь похоронен некий иудей, прибывший в Англию из дальних стран, – меж тем продолжал я. – Очень может быть, вместе с ним захоронены предметы, имеющие ритуальную ценность. Теперь, когда чтение Ветхого Завета получило столь широкое распространение, история древних иудеев наполнилась новым смыслом.

– У вас есть какие-нибудь документы, подтверждающие ваши полномочия? – процедил чиновник.

– Я имею право лишь ссылаться на имя графа, – ответил я, глядя ему прямо в глаза.

Хоскин недоверчиво поджал свои тонкие губы, затем поднялся и двинулся через лужайку, поросшую пожелтевшей от зноя травой. Я следовал за ним, разглядывая по пути могильные памятники. Все они были сделаны из дешевого песчаника, надписи на самых старых уже полностью стерлись.

– Захоронение, которое я ищу, относится к середине прошлого века, – сообщил я. – Имя покойного – Сент-Джон.

– Могилы этого периода находятся у самой стены, – проворчал чиновник. – Там мы пока что не копали, – недовольно добавил он. – Работы ведутся по плану, и я не хочу его нарушать.

– Однако граф хочет ознакомиться с содержимым могилы безотлагательно, – изрек я непререкаемым тоном.

Чиновник окинул взглядом невзрачные памятники и указал рукой на один из них:

– Этот?

Сердце мое сжалось от волнения, когда я прочел скромную надпись: «Алан Сент-Джон, солдат, сражавшийся против турок, 1423-1454». Однако старый солдат умер тридцати одного года от роду. Вот уж не думал, что он был так молод.

– Да, этот, – едва слышно ответил я. – Вы не могли бы предоставить в мое распоряжение двух ваших землекопов?

– Еврея не стали бы хоронить на освященной земле, – нахмурившись, заметил Хоскин. – К тому же у этого вашего иудея христианское имя.

– В конце жизни он принял истинную веру, – возразил я. – В монастырских книгах существуют записи, подтверждающие, что именно так все и произошло.

Хоскин вновь недоверчиво покачал головой и направился к работникам, игравшим в футбол. Пока он разговаривал с ними, они бросали в мою сторону откровенно недружелюбные взгляды. Я знал, что все, кто имеет отношение к Палате перераспределения, терпеть не могут чужаков, в особенности тех, которые утруждают их дополнительными обязанностями. Наконец Хоскин вернулся в сопровождении двух крепких молодых парней с лопатами. Он указал на могилу Сент-Джона:

– Этот джентльмен хочет, чтобы вы вскрыли могилу. Как только вы это сделаете, позовите меня.

С этими словами Хоскин вернулся к своему столу, где его уже ожидали три гроба. Работники принялись долбить лопатами сухую затвердевшую землю.

– А что там, в могиле? – полюбопытствовал один из них. – Ларец с золотыми монетами?

– Нет, там нет ничего ценного.

– Мы работаем только до сумерек, – предупредил второй, глядя на небо, залитое красными отблесками заката. – Так указано в контракте. – Думаю, до сумерек вы вполне успеете раскопать одну-единственную могилу, – заметил я примирительным тоном.

Парень что-то пробурчал себе под нос и принялся за работу.

Могила Сент-Джона оказалась глубокой. Последние лучи заката уже догорали, когда лопаты землекопов ударились о деревянную крышку гроба. Наконец дешевый, грубо сколоченный гроб показался из-под земли. Работники, копавшие поодаль, приблизились к нам и внимательно наблюдали за происходящим.

– Хватит возиться, Сэмюель, – проворчал один из них. – Время кончать работу. Уже темнеет.

– Нет необходимости вытаскивать гроб из могилы, – сказал я. – Просто откройте его и помогите мне спуститься вниз.

Один из работников помог мне спуститься, а сам вылез из ямы и направился к Хоскину сообщить, что они выполнили поручение. Я с замиранием сердца наблюдал, как второй, тот, кого звали Сэмюель, сбивал крышку гроба лопатой. Наконец ему удалось это сделать, и он тут же отскочил назад, скорчив гримасу отвращения.

– Господи боже, что это так мерзко воняет?

Я ощутил, как волосы у меня на затылке встали дыбом. Это был тот же самый пронзительный запах, который прошлой ночью ударил мне в нос во время пожара в доме Гриствудов.

Медленно наклонившись, я заглянул в гроб. В багряном свете закатного солнца останки Сент-Джона выглядели до странности безмятежно. Скелет лежал на спине, скрестив руки. Череп, на котором сохранилось несколько каштановых волосков, был повернут набок, словно во сне, челюсти плотно сомкнуты, а не оскалены в жуткой усмешке. Погребальный саван полностью истлел. Лишь несколько заплесневелых лоскутов прилипло к днищу гроба. Среди этих лоскутов я разглядел небольшую, размером примерно с мужскую ладонь, оловянную банку. В крышке ее была щель, однако, бережно подняв банку, я убедился, что она почти полна.

«Предположения мои оправдались! – мысленно возликовал я. – Наконец я нашел то, что искал!»

– Что там такое? – спросил Сэмюель.

В голосе его звучало откровенное разочарование. Как видно, несмотря на все мои заверения, парень ожидал увидеть в могиле россыпи золота.

– Эй, принесите-ка факел! – крикнул он, обернувшись к своим товарищам. – А то тут ни черта не видно!

Какой-то человек с факелом в руке приблизился к краю могилы.

– Нет! – что есть мочи закричал я. – Немедленно уберите огонь!

– Почему это? – нахмурившись, осведомился Сэмюель.

– Все это здорово смахивает на колдовство, – проскрежетал чей-то голос. – Не зря здесь похоронен поганый еврей, соплеменники которого распяли Господа нашего Иисуса Христа.

Сэмюель перекрестился, среди собравшихся раздался враждебный ропот. Прижимая драгоценную находку к груди, я выбрался из могилы. Никто и не подумал мне помочь, так что пришлось вскарабкаться на край гроба и опереться о край могилы свободной рукой. С трудом переводя дыхание, я огляделся по сторонам, в поисках Хоскина. Однако тот как сквозь землю провалился: его не было ни за столом, ни во дворе. Человек десять работников обступили меня плотным кольцом. Выражение их лиц, злобных и испуганных одновременно, не предвещало ничего хорошего. Двое из них держали факелы. – Проклятый горбун, – донеслось до моего слуха. – Наверняка он замышляет какую-нибудь пакость.

Тут раздались чьи-то громкие уверенные шаги. Увидев идущего, работники расступились и согнулись в низком поклоне, точно колосья во время урагана. Передо мной появился сэр Ричард Рич в шляпе с пером и шелковой ярко-желтой мантии. За ним, подобострастно потупившись, семенил Хоскин.

– Прочь отсюда, бездельники, – отрывисто бросил Рич.

Работники исчезли мгновенно, точно по волшебству. Лишь Сэмюель, которому пришлось выбираться из могилы, немного замешкался. Однако и он без промедления последовал примеру товарищей. Оставшись наедине с Ричем и Хоскином, я спрятал за спину руку, в которой сжимал драгоценную банку. Рич посмотрел в могилу. Ледяной взгляд скользнул по бренным останкам Сент-Джона, а потом вперился в меня.

– Господи, ну и вонь, – процедил он. – Я вижу, мастер Шардлейк, вы дня не можете прожить, чтобы не наведаться в мои владения. Сначала залезли в мой сад, бродили среди мокрого белья, теперь разрываете могилы, ищете какие-то сокровища.

– Я здесь по поручению лорда Кромвеля… – начал я, набрав в легкие побольше воздуха.

Рич взмахом руки приказал мне молчать.

– Хоскин уже рассказал мне о том, что граф стал любителем всякой исторической чепухи. Должен признать, не слишком удачная выдумка. В этой стране любому известно, что граф предпочитает сжигать монастырские реликвии, а не коллекционировать их.

– Сэр, я искал вовсе не монастырскую реликвию. Я… я полагал, лорд Кромвель уже сообщил вам обо всем и попросил вашего содействия…

– Я ничего не слыхал о ваших поисках. К вашему сведению, я весь день занимался проверкой документов в Палате, – нахмурившись, отрезал Рич. – Вы на редкость докучливый малый, Шардлейк. Отделаться от вас трудно, но, можете не сомневаться, я сумею найти на вас управу. – Он кивнул в сторону могилы. – Если выяснится, что графу ничего не известно о вашем сегодняшнем подвиге, я закопаю вас вместе с этим бедолагой. Он здорово воняет, но, думаю, вместе вы будете смердеть еще сильнее.

– Сэр Ричард, – подбежал к нему запыхавшийся слуга. – Вам пришло срочное послание от лорда Кромвеля. Его гонец весь день не мог отыскать вас. Лорд Кромвель незамедлительно требует вас в Уайтхолл.

В холодном взгляде Рича на мгновение мелькнул испуг. Он поджал губы, затем бросил слуге:

– Седлай лошадь, – и вновь обратился ко мне: – Вы изрядно мне надоели, Шардлейк. – Его тихий голос дрожал от ярости. – Чертовски надоели. А я никогда не отличался терпением. Имейте это в виду.

С этими словами он повернулся и важно удалился. За ним торопливо следовал Хоскин. Некоторое время я неподвижно стоял, сжимая в потной руке заветную банку. Затем, с трудом переставляя ослабевшие от страха ноги, двинулся прочь с кладбища.

ГЛАВА 35

Я сидел в своей комнате, не сводя глаз с оловянной банки, стоявшей на столе. Из кухни я принес тарелку и вылил в нее немного содержимого банки; темно-коричневая жидкость поблескивала в свете свечи подобно лягушачьей коже. Стол пришлось придвинуть к открытому окну, ибо жидкость распространяла едкий пронзительный запах. Из соображений безопасности я поставил свечу как можно дальше от стола, хотя в столь слабом свете трудно было рассмотреть жидкость как следует. Откровенно говоря, я боялся своей находки. Завтра я намеревался обязательно доставить ее Гаю.

Стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Морщась от боли в спине, я прикрыл банку и тарелку подвернувшейся под руку салфеткой и крикнул:

– Подождите минуту!

– Это я, – раздался голос Барака. – Можно войти?

– Я… я как раз переодеваюсь. Подождите в своей комнате, я сам к вам зайду.

К великому моему облегчению, в коридоре раздались удаляющиеся шаги. Я обеспокоенно принюхался. На мою удачу, запах почти выветрился и наверняка не проникал в коридор. Оставив окно открытым, я выскользнул из комнаты и запер дверь.

Полчаса назад, когда я вернулся из монастыря Святого Варфоломея, Барак крепко спал, и я не стал его будить. Между сторонниками реформы, как известно, нередко вспыхивают споры по поводу толкования различных отрывков из Библии, которыми надлежит руководствоваться христианину.