– Бьюсь об заклад, кости у них налиты свинцом, – прошептал он, наклонившись ко мне. – Видите вон того молодого парня с унылым лицом? Судя по запыленному платью, он недавно прибыл в город. А эти молодчики задумали его одурачить.

– Город знает множество способов одурачивать людей, – пожал я плечами. – Поэтому быть горожанином не слишком лестно. В деревнях люди куда честнее.

– Вы так думаете? – с откровенным удивлением взглянул на меня Барак. – За всю свою жизнь я ни разу не был в деревне. И, откровенно говоря, все деревенские жители, которых мне доводилось встречать, казались мне полными тупицами.

– В отличие от вас, я хорошо знаком с деревенской жизнью. У моего отца ферма неподалеку от Личфилда. Уверяю вас, деревенские жители отнюдь не тупицы. В некоторых вопросах они наивны, это правда, но далеко не глупы.

– Глядите только, он уже тянется за кошельком, болван тупоголовый. – Барак осуждающе покачал головой и вновь наклонился ко мне. – Вы собираетесь завтра встретиться с Марчмаунтом? И выяснить наконец, что связывает герцога с леди Онор?

– Да, обязательно. Завтра я первым делом отправлюсь в Линкольнс-Инн.

Я рассказал Бараку о новых загадках, которые породил мой разговор с барристером во время переправы через реку. Говорить об этом у меня не было большого желания. Однако я понимал: когда дело касается леди Онор, я не могу быть беспристрастен. Поэтому узнать постороннее, более трезвое мнение будет не лишним. Выслушав меня, Барак повторил, что я должен во что бы то ни стало выяснить у Марчмаунта, какие дела ведут меж собой леди Онор и герцог Норфолкский. Я согласился, хотя мысль о том, что придется вновь обсуждать с Марчмаунтом частную жизнь леди Онор, была мне отвратительна. – Возможно, завтра я узнаю наконец какие-нибудь новости от Билкнэпа, – добавил я, вспомнив, что этот пройдоха до сих пор так и не дал о себе знать. Вчера я получил лишь записку от Гая, где говорилось, что он наконец вернулся и ждет меня в любое время.

Взглянув на стол, где сидели игроки в кости, я заметил, что они убеждают свою жертву повторить игру. Судя по произношению, молодой человек, подобно Джозефу, прибыл из Эссекса. Воспоминание об обезумевшем от горя Джозефе и о чахнувшей в тюрьме Элизабет заставило мое сердце болезненно сжаться.

– Завтра мы обязательно должны выяснить, что скрывается на дне колодца, — прошептал я, нагнувшись к Бараку.

– Да, неплохо бы, – нахмурившись, кивнул он. – Но эти проклятые собаки могут сорвать все наши планы. Надо все хорошенько продумать, чтобы на этот раз не пришлось уносить ноги, так ничего толком и не узнав.

– Барак, я очень признателен вам за то, что вы согласились участвовать в такой рискованной авантюре.

– Кстати, я слышал, что анабаптисты, которых собирались сжечь, раскаялись, – никак не ответив на мою благодарность, сообщил Барак. – По крайней мере, так говорили на улицах.

– Люди, наверное, разочарованы, что лишатся столь впечатляющего зрелища?

– Некоторые разочарованы, это верно. Но, думаю, в большинстве своем люди не слишком любят смотреть на огненную казнь.

– Огненная казнь всегда внушала мне ужас, – признался я. – Когда я только прибыл в Лондон, все были увлечены церковными реформами. Обновление церкви поддерживал даже Томас Мор. А потом стали появляться запрещенные лютеранские книги, а Мора сделали лорд-канцлером, и на площадях запылали живые костры. Мор был убежденным поборником огненной казни, считал ее лучшим средством борьбы с ересью. К тому же, по его мнению, это поучительное зрелище пробуждало в людских душах благоговейный ужас. В этом он, без сомнения, был прав. И вскоре среди жителей этого города почти не осталось таких, кто хоть раз не присутствовал бы при сожжении человека заживо. Тот, кто пренебрегал этим душеспасительным развлечением, мог навлечь на себя нерасположение властей.

– Я почти ничего не помню о дореформенных временах, я был тогда ребенком, – заметил Барак. – Все, что осталось в моей памяти, – это запах дерьма, который распространял мой отец, – добавил он с невеселой усмешкой. – Запах этот проникал повсюду, так что делать уроки я убегал на чердак. Бедный мой старый папаша, ему так ни разу и не удалось погладить меня по голове.

– Вы ведь учились в школе монастыря Святого Павла?

– Да. Должен признать, старые монахи учили нас совсем неплохо. Но, конечно, жили они в свое удовольствие.

– О том, как жили монахи, я знаю не понаслышке. Я тоже ходил в монастырскую школу.

– Пару лет назад я видел, как один из моих старых учителей просит милостыню на улице, – задумчиво покачав головой, сказал Барак. – Он был в изодранных лохмотьях и, кажется, почти лишился рассудка. Смотреть на него было жутко. Да, далеко не все монахи, лишившись своего пристанища, сумели найти место в этом мире.

Он вперил в меня пронзительный взгляд и спросил:

– Скажите, а что происходит в нашем королевстве сейчас? Вы это понимаете?

– Нет, это выше моего разумения, – покачал я головой. – Я понимаю лишь одно – бесконечные перемены в церковной жизни, которые происходили в течение последних десяти лет, у многих людей подорвали веру.

Мне вновь вспомнилась леди Онор и возникшие у меня подозрения по поводу ее безверия.

– Признаюсь, я никогда не был особенно крепок в вере, – сказал Барак.

– А я был. Но с каждым днем вера моя все слабеет.

– Лорд Кромвель верует в Господа, – заметил Барак, расправив свои широкие плечи. – И он хотел бы помочь бедным. Но, похоже, планы его никогда не осуществятся, потому что их невозможно примирить с желаниями короля и устремлениями парламента.

– Странно. Не далее как сегодня днем леди Онор сказала мне почти то же самое.

Я бросил на Барака изучающий взгляд. Мой помощник повернулся ко мне дотоле неизвестной стороной. Выяснилось, что он не чужд серьезным размышлениям и, подобно многим жителям Англии времен короля Генриха, ощущает неуверенность в завтрашнем дне.

Барак кивнул на дверь.

– Думаю, нам пора идти.

Он встал и поправил меч, висевший на поясе. Вслед за ним я вышел в ночной сумрак.

Вечерний звон уже смолк, и на улице было пустынно. В горячем неподвижном воздухе не ощущалось ни малейшего ветерка. В некоторых окнах горели свечи, но дом Гриствудов был погружен в полную темноту. Перекошенный силуэт его, вырисовывавшийся в свете луны, казался мрачным и зловещим. Барак сделал мне знак остановиться на противоположной стороне улицы.

– Пусть эти олухи увидят, что мы одни, – прошептал он.

Я посмотрел на окна, плотно закрытые ставнями. Мысль о том, что сквозь щели в ставнях на нас смотрят Бэтшеба и ее братец, заставила меня поежиться.

– А где сторож? – спросил я.

– Понятия не имею. Сколько я ни высматривал, его нигде не видать. Видно, куда-нибудь смылся. С этим народом нужен глаз да глаз, иначе от них не добьешься толку. Ленивые болваны.

– А что, если это ловушка? Очень может быть, в доме притаилась целая шайка лодочников, приятелей Джорджа Грина. Мы войдем, и они на нас набросятся.

– На что мы им сдались? К тому же братец Бэтшебы вряд ли имел возможность собрать своих приятелей. Ведь им с сестрой приходилось прятаться, перебираться с места на место. Думаю, они понимают, что у них остался один разумный выход – открыться нам.

Как и всегда в минуты опасности, глаза Барака возбужденно блестели, лицо приняло сосредоточенное и серьезное выражение.

– Идем, – скомандовал он.

Барак быстро пересек улицу и тихонько постучал. Стоило ему прикоснуться к двери, как она приоткрылась, так что Джек даже отскочил от неожиданности. Я заметил, что новый, весьма ненадежный замок сломан. Барак тихонько присвистнул.

– Какова наглость! – пробормотал он. – И куда только сторож смотрел?

Со сжавшимся сердцем я вглядывался в густую темноту за полуоткрытой дверью.

– Мадам Неллер сказала, что Джордж Грин пробрался в дом через окно, – напомнил я шепотом.

– Да, – кивнул Барак и, решительно прикусив губу, распахнул дверь настежь.

– Эй! – крикнул он приглушенным голосом. – Есть здесь кто-нибудь?

Ответа не последовало. – Не нравится мне все это, – пробормотал себе под нос Барак. – Похоже, кто-то нас опять опередил.

Держа наготове меч, он осторожно переступил через порог. Я последовал за ним. В холле стояла кромешная тьма, но я помнил, что две двери, в гостиную и кухню, и лестница должны быть впереди. Где-то мерно капала вода. Барак извлек из кармана коробку с трутом и вручил мне две свечи.

– Зажжем-ка свет и посмотрим, что здесь творится, – пробормотал он и принялся высекать искру. Я по-прежнему вглядывался в темноту. Вода продолжала капать.

Наконец Бараку удалось высечь искру и зажечь свечи. В тусклом желтом свете мы смогли оглядеть холл, пыльные выцветшие гобелены на стенах, потертые циновки на полу, крутую лестницу, ведущую на второй этаж.

– Идем в кухню, – распорядился Барак и распахнул одну из дверей.

Кухонный стол был покрыт катышками мышиного помета.

– Поглядите-ка, – прошептал Барак и опустил свечу ниже.

Проследив за его взглядом, я увидел на пыльном полу множество следов разного размера.

– Тут было по крайней мере три человека, – выдохнул я. – Говорю вам, это ловушка.

Беспокойно озираясь по сторонам, я сжимал рукоять кинжала и корил себя за то, что не захватил меч.

– Сюда! – раздался приглушенный зов Барака. Он распахнул ставни и смотрел в заброшенный двор. Калитка была распахнута настежь, а у стены темнело нечто, на первый взгляд напоминающее бесформенную кучу тряпья.

– Это человек, – пробормотал я, как следует всмотревшись.

– Похоже, это сторож! Идем!

Дверь, ведущая во двор, подобно входной, была взломана. Выбравшись из дома, я вздохнул с облегчением: теперь мы, по крайней мере, могли беспрепятственно выскочить на улицу и спастись от злоумышленников бегством. Бросив настороженный взгляд на закрытые ставнями окна дома, я последовал за Бараком, который уже склонился над неподвижной фигурой.

В какой-то момент у меня мелькнула надежда, что сторож просто-напросто напился и заснул. Увы, в следующее мгновение я убедился, что на голове у него зияет огромная рана, сквозь которую просвечивают мозги. Барак выпрямился, сжимая пальцами свой талисман. Впервые за все время нашего знакомства лицо его выражало откровенный испуг.

– Вы правы, – едва слышно проронил он. – Это ловушка. Надо уносить отсюда ноги.

Тут из дома донесся звук. Никогда прежде мне не доводилось слышать ничего столь же ужасного. Начавшись как душераздирающий стон, звук этот перерос в пронзительный вопль, исполненный отчаяния и муки.

– Это кричит женщина, – прошептал я. Барак кивнул, озираясь по сторонам.

– Что будем делать? – спросил он.

Я разрывался между желанием бежать прочь из этого опасного места и сознанием того, что наш долг – прийти на помощь женщине, испытывающей невыносимые страдания.

– Наверное, это Бэтшеба, – сказал я. Барак поглядел на ставни.

– Может, она нарочно кричит, как будто раненая, чтобы заманить нас внутрь, – предположил он.

– Похоже, она не притворяется, – возразил я. – Мы должны посмотреть, что с ней.

Барак набрал в грудь побольше воздуху и вытащил из ножен меч.

Мы пересекли кухню и вновь оказались в холле. Старый обветшалый дом, казалось, замер. Лишь где-то вдали раздавалась мерное капанье.

– Капает где-то наверху, – прошептал я. – Господи боже, что это?

Я в ужасе отскочил, заметив, как четыре юркие тени стремительно скользнули вдоль стены и скрылись в дверях.

– Крысы, – пояснил Барак с хриплым смехом.

– А почему они бегут?

Тут душераздирающий стон повторился. На этот раз вопль перешел в прерывистые всхлипывания. Я поднял взгляд на тонувшую в темноте лестницу.

– Она там, в лаборатории Сепултуса.

Джек решительно сомкнул челюсти и, сжимая в руке меч, принялся подниматься по лестнице. Я медленно следовал за ним. В неровном свете свечи, которую держал Барак, наши тени, колеблющиеся на стене, принимали причудливые и пугающие очертания.

Дверь в лабораторию была полуоткрыта. Барак распахнул ее настежь, опасаясь, что за ней может притаиться злоумышленник. Однако в комнате стояла тишина, лишь мерное капанье стало более громким и отчетливым. Барак вошел, я за ним. В нос ударил отвратительный запах.

– О боже, – потрясенно прошептал Барак. – Господи милостивый!

В комнате по-прежнему не было никакой мебели, за исключением огромного стола. На этом столе лежал юный Джордж Грин. Широко открытые неподвижные глаза его поблескивали в свете свечей. Горло было перерезано; стол залит темной кровью, которая медленно и равномерно капала на пол. К телу брата, рыдая, припала Бэтшеба; платье ее было разорвано и насквозь промокло от крови.

Барак первым стряхнул с себя оцепенение. Он подошел к девушке, которая, увидев его, тихонько вскрикнула и содрогнулась.

– Не бойтесь, – произнес Джек, наклонившись к ней. – Мы не причиним вам вреда. Кто это сделал?

Бэтшеба попыталась говорить, но, к моему ужасу, на губах ее показалась кровавая пена; бедная девушка была смертельно ранена. Несмотря на все свои усилия, она не смогла произнести ни единого слова. Стараясь унять предательскую дрожь, я положил руку на ее липкое от крови плечо. В темноте трудно было понять, какую рану получила Бэтшеба, к тому же она по-прежнему прижималась к телу брата.

– Все будет хорошо, – произнес я по возможности твердым голосом. – Не надо ничего говорить, Бэтшеба. Мы вам поможем.

Она подняла на меня обезумевшие от боли глаза.

– Уходите… – удалось ей выдохнуть, и кровь ручейком заструилась по ее подбородку. – Уходите… быстрее…

Барак стремительно повернулся к дверям, но там никого не было. В доме стояла тишина. Мы обеспокоенно переглянулись. Голос Бэтшебы вновь перешел в пронзительный стон. А потом до нас донесся скрип открываемой двери. Я догадался, что кто-то вошел в гостиную на нижнем этаже. В следующее мгновение в нос мне ударил неприятный запах, такой резкий, что я закашлялся. Барак тоже почувствовал запах, и глаза его испуганно расширились.

– Черт! – воскликнул он. – Только не это!

Внизу раздался оглушительный хлопок, напоминающий взрыв. За ним последовал грохот сбиваемых ставен. Мы с Бараком одновременно бросились к окну. Я различил силуэты двух мужчин, со всех ног бегущих по улице. Без сомнения, то были Токи и Райт. Токи на мгновение замедлил бег, оглянулся, и я сумел разглядеть злобную ухмылку, игравшую на его рябом лице. Глядя мне прямо в глаза, он провел пальцем по горлу, затем бросился вслед за своим сообщником.

– О господи! Похоже, мы попали в серьезную переделку.

Я повернулся на голос Барака. Он стоял в дверях, глядя на лестницу. Проследив за направлением его взгляда, я увидел, что весь лестничный проем освещен отблесками танцующего пламени. Донеслось потрескиванье, и на меня пахнуло невыносимым жаром.

Отказываясь верить своим глазам, я бросился к дверям и встал рядом с Бараком. Дверь в гостиную была распахнута, а комната охвачена огнем, ярким, как тысяча свечей. Пол и все четыре стены уже запылали, языки пламени подбирались к холлу. Ветхие гобелены вспыхнули, как сухая бумага. Клубы темного удушливого дыма начали подниматься вверх.

– Господи, – выдохнул Барак, – это же греческий огонь. Они хотят уничтожить нас при помощи греческого огня! Бежим!

Он повернулся к Бэтшебе.

– Мы должны вынести ее отсюда. Помогите-ка!

Мы подошли к неподвижно распростертой девушке. Несмотря на то что силы почти полностью оставили ее, она пыталась сопротивляться, когда мы оторвали ее от тела брата. Взгляд страдальческих глаз был устремлен на меня, и сквозь бульканье, срывавшееся с окровавленных губ, я разобрал слово «нет».

– Ваш брат мертв, – мягко произнес я. – Ему уже ничем не поможешь.

Наконец мы подняли Бэтшебу. Стоило нам сделать это, из-под ее платья хлынул новый поток крови. Я с содроганием увидел огромную рану у нее в животе. Как видно, бедную девушку закололи кинжалом.

– Держите ее, – приказал Барак и бросился к дверям.

Огонь распространялся с невероятной скоростью, стены холла были уже охвачены пламенем, языки которого жадно лизали нижние ступени лестницы. Гудение и треск становились все громче. Густой дым, ударив в ноздри, заставил меня зайтись кашлем. Барак мгновение помешкал, затем с размаху вонзил свой меч в пол. Бросившись к двери, он невероятным усилием сорвал ее с петель.

– Идите за мной! Быстрее, пока не загорелась лестница!

– Но нам нельзя спускаться вниз! Там огонь! – крикнул я, отчаянно пытаясь удержать обмякшее, липкое тело Бэтшебы, которая, кажется, лишилась сознания. К счастью, девушка оказалась очень легкой.

– А что вы предлагаете? – рявкнул в ответ Барак. – – Вытащить ее через окно мы не сможем! А если прыгнем сами, наверняка сломаем шеи. Идем!

Выставив перед собой дверь наподобие щита, Барак вышел на лестницу и принялся спускаться. Теперь пылал уже весь нижний этаж, языки пламени лизали перила, дым становился все более густым и удушливым. Именно такого конца я всегда боялся больше всего. Что может быть страшнее и мучительнее смерти в огне?! Я невольно представил, как кожа моя чернеет и отделяется от тела, кровь закипает, глаза вытекают из орбит. На память пришли слова памфлета, где говорилось о сожжении. Поцелуй огня так легок и так мучителен. Парализованный ужасом, я замер, не в состоянии двинуться с места.

– Вы что, спите, старый вы болван?! – заорал Барак, обернувшись ко мне. – У нас остались считанные мгновения. Вон она, дверь на улицу, совсем близко.

Слова его помогли мне стряхнуть губительное оцепенение. В самом деле, дверь на улицу была открыта, черный проем зиял за бушующей огненной завесой. Вид двери, ведущей к спасению, вселил в меня силы, и, прижимая к себе девушку, я двинулся за Бараком. «Раз, два, три», – считал я про себя ступени. Внезапно снаружи раздался крик:

– Пожар! Господи боже, дом горит!

От дыма глаза мои слезились, я постоянно моргал. Воздух так раскалился, что обжигал легкие. И я, и Барак задыхались и беспрестанно кашляли. Я с содроганием думал о том, что ступени каждое мгновение могут обвалиться и мы рухнем в огненную пучину.

Наконец я оказался у подножия лестницы, со всех сторон окруженный пламенем.

– Бежим, – донесся до меня отчаянный голос Барака.

Я чувствовал, что вот-вот лишусь сознания, но тут огонь лизнул мне руку, я услышал, как затрещала ткань рубашки, и это придало мне решительности. Зажмурившись, я устремился вперед, к спасительной двери. В следующее мгновение я оказался на улице, губительный дым и жар исчезли. Я слышал голоса, чьи-то руки поддерживали меня. Кто-то взял у меня Бэтшебу. Потом меня осторожно опустили на землю. Я лежал, жадно хватая ртом воздух; каждый вздох давался мне с таким усилием, что я боялся задохнуться. Сквозь полузабытье доносилось потрескиванье пламени и испуганные крики: «Пожар! Пожар!»

Наконец дыхание выровнялось, воздух стал беспрепятственно проникать в мою грудь. Я с трудом сел и бросил взгляд на дом Гриствудов. Он превратился в огромный факел. Пламя уже добралось до крыши и вырывалось из всех окон. С содроганием я заметил, что оно перекинулось на соседние дома. Обитатели ближайших домов и завсегдатаи пивной высыпали на улицу. Они в отчаянии носились туда-сюда, кричали, требуя воды, пытались спасти свои жилища от столь внезапно разразившегося бедствия.

«Хорошо хоть ветра сегодня нет», – пронеслось у меня в голове.

Потом я увидал Барака, который тоже сидел на земле, сотрясаясь от кашля. Рядом с ним неподвижно, точно мертвая, лежала Бэтшеба. Когда Барак повернулся ко мне, я заметил, что лицо его почернело от копоти, а волосы на одной стороне головы почти полностью сгорели.

– Ну что, живы? – с усилием выдохнул он.

– Похоже, да.

К нам подбежал человек в костюме ночного сторожа, с посохом наперевес. Лицо его было искажено яростью.

– Как вам удалось за несколько мгновений запалить весь дом! – возопил он. – Наверняка вы оба – колдуны!

– Дом подожгли не мы, – процедил Барак. – Чем кричать, найдите лучше врача. Не видите, женщина при смерти.

Сторож перевел взгляд на Бэтшебу. Глаза его расширились от ужаса, когда он увидал ее промокшее от крови платье. Я потряс головой; крики, треск пламени, топот множества бегущих ног слились в единый гул, который доносился до меня словно издалека.

– Как вы это сделали? – вновь напустился на нас сторож.

– Это греческий огонь, – едва ворочая языком, пробормотал я. – Крысы знали, что дом обречен.

А потом все звуки внезапно стихли, и я лишился чувств.