– И что же было внутри? – спросил я.
– Темнота, – последовал ответ. – Ничего, кроме темноты, еще более густой, чем та, которая царит здесь, в подземелье. И эта темнота испускала отвратительный запах. Никогда прежде я не ощущал ничего подобного. Запах был на редкость пронзительный и в то же время сладковатый, подобный аромату гниения. У меня сразу защипало в горле, и я закашлялся.
– Да, запах был именно таким, – подал голос Барак. – Вы хорошо его описали, старина.
Кайтчин судорожно вздохнул.
– Я взял свечу, которую захватил с собой, и поднес ее к бочонку. Представьте себе: его содержимое отразило свет! Это было так удивительно, что я едва не уронил свечу в бочонок.
– Богом клянусь, вам повезло, что вы этого не сделали, – расхохотался Барак.
– Я понял, что в бочонке какая-то жидкость, и окунул в нее палец. – При этом воспоминании Кайтчин слегка вздрогнул. – Она оказалась густой и маслянистой. Какова природа этой жидкости, я не имел даже отдаленного понятия, и сказал об этом мастеру Гриствуду. Тогда он показал мне дощечку, на которой было написано имя Сент-Джона. Судя по надписи, бочонок находился в склепе более ста лет. Я сказал, что поищу в библиотеке какие-нибудь записи относительно человека по имени Сент-Джон, а также относительно этого бочонка и его содержимого. Признаюсь вам, сэр, мне хотелось выбраться отсюда как можно скорее, – сказал Кайтчин и беспокойно огляделся по сторонам.
– Я прекрасно вас понимаю, – кивнул я. – Итак, бочонок был полон темной густой жидкости. Теперь понятно, почему в древние времена это вещество называлось «темный огонь».
– Да, жидкость была темной, словно бездонные глубины ада. Мастер Гриствуд приказал своему подчиненному вновь закрыть бочонок и вместе со мной отправился в библиотеку.
– Нам тоже стоит туда подняться, – решил я. – Вижу, мастер Кайтчин, вам здесь не по себе.
– Не скрою, сэр, это так. Я бы предпочел отсюда выйти.
Мы поднялись в церковь и вышли во двор, залитый ярким солнечным светом. Стоило Кайтчину увидеть жалкие руины, в которые превратились монастырские здания, на глаза у него навернулись слезы. Глядя на старика, я предавался невеселым размышлениям. В прошлом, когда монах входил в стены монастыря, он умирал для мира, отказывался от прошлой жизни, от всех прав и притязаний. Ныне парламент принял указ, восстанавливающий бывших монахов в законных правах. В Линкольнс-Инне шутили, что лорд Кромвель «возродил монахов к жизни». Но что ожидало их в этой жизни, вот в чем вопрос.
– Идемте, мастер Кайтчин, – мягко сказал я. – Проводите нас в библиотеку.
Мы прошли через лишившийся крыши дом собраний, потом пересекли сад у дома настоятеля, где по-прежнему играли дети. Горничная, снимавшая с веревок белье, бросила на нас любопытный взгляд.
Когда мы вошли в сад, дверь дома распахнулась, и на пороге появился невысокий человек в роскошной шелковой рубашке. У меня перехватило дыхание, ибо то был сэр Ричард Рич собственной персоной. Не так давно, на торжественном собрании в Линкольнс-Инне, я имел случай быть ему представленным.
– Черт, – едва слышно пробормотал Барак и склонил голову в поклоне, так как Рич направился прямиком к нам. Я тоже поклонился, а испуганный Кайтчин последовал моему примеру.
Рич остановился напротив нас. Красивое, изящно очерченное лицо его выражало недоумение, брови сердито хмурились. Пронзительные серые глаза, казалось, хотели просверлить нас насквозь.
– Брат Шардлейк? – произнес он так, словно увидал бог весть какую диковину.
– Неужели вы помните меня, сэр? Для меня это большая честь.
– Горбуна трудно забыть, – пожал плечами Рич.
По губам его скользнула холодная улыбка, я вспомнил, что он пользуется репутацией чрезвычайно жестокого человека. Поговаривали даже, что, допрашивая еретиков, он собственными руками вздергивал их на дыбу. К моему удивлению, все три девочки бросились к нему, раскинув ручонки.
– Папа, папа! – кричали они.
– Подождите, девочки, я занят. Мэри, уведи их в дом.
Служанка поспешно выполнила распоряжение, Рич проводил детей взглядом.
– Мой маленький выводок, – снисходительно проговорил он. – Моя жена вечно ворчит, что я мало их секу. А теперь скажите, что вам понадобилось в моем саду? О, вы тоже здесь, бывший брат Бернард! Эта белая сутана идет вам куда больше, чем черное доминиканское одеяние.
– Сэр… я… – только и мог пролепетать бедный Кайтчин.
От страха язык отказывался ему повиноваться. Я пришел ему на помощь, стараясь говорить так же спокойно и невозмутимо, как и сам сэр Ричард.
– Мастер Кайтчин собирался показать нам библиотеку. Лорд Кромвель дал мне разрешение ознакомиться с ней.
– В библиотеке не осталось ни одной книги, брат Шардлейк, – усмехнулся Рич. – По моему распоряжению люди из Палаты сожгли весь этот хлам.
Сообщив это, он с насмешливой улыбкой поглядел на потупившегося Кайтчина.
– Я имел в виду здание, милорд, – уточнил я. – Мне доводилось слышать, что это здание весьма интересной архитектуры, и я хотел всего лишь…
– Уж чего-чего, а зданий в этом городе предостаточно, – усмехнулся Рич. – И по моему разумению, намного интереснее осматривать те, у которых есть крыша. Клянусь богом, брат Шардлейк, вы наверняка преуспеваете в своей корпорации. Служить лорду Кромвелю очень выгодно, не так ли? Насколько я понимаю, он вернул вам свое расположение? – Рич прищурился и вперил в меня пронзительный взгляд. – Что ж, если граф дал вам разрешение осмотреть библиотеку, я не стану чинить вам препятствий. Только будьте осторожны, а то вороны, которые свили гнезда на балках, нагадят вам на головы. Раньше здесь гадили только паписты, а теперь вот гадят птицы. Так-то, бывший брат Бернард.
Он вновь с усмешкой посмотрел на Кайтчина, который по-прежнему не поднимал головы. Рич сурово поджал губы и повернулся ко мне.
– В следующий раз, когда вам понадобится пройти через мой сад, не забудьте спросить у меня позволения, брат Шардлейк, – процедил он и, не проронив более ни слова, направился к дому.
Лишь когда за Ричем закрылась дверь, Кайтчин вышел из оцепенения и торопливо зашагал к воротам.
– Я с самого начала говорил, нам не стоит сюда ездить, – проворчал Барак. – Граф предупреждал, что Рич ничего не должен знать.
– Он ничего и не узнал, – неуверенно возразил я. – Мы ни словом не обмолвились о том, что действительно привело нас сюда.
– И все же Рич что-то заподозрил. К тому же он очень любопытен. Наверняка он сейчас наблюдает за нами из окна. Только не оглядывайтесь! Я и так это знаю.
Выйдя из сада, мы оказались на вытоптанной лужайке, которую с трех сторон окружали полуразрушенные дома.
– Библиотека там, – указал Кайтчин на одно из зданий. – Рядом с лазаретом.
Мы вошли в помещение, где прежде располагалось богатое обширное книгохранилище. Теперь полки, в несколько рядов тянувшиеся вдоль стен, были пусты, на полу валялись обрывки рукописей и обломки книжных шкафов. Я поднял глаза вверх, к потолочным перекрытиям, бросавшим на пол косые тени. Целая стая ворон, напуганных нашим появлением, с пронзительным карканьем взмыла в воздух. Запустение, царившее здесь, в библиотеке, произвело на меня даже более тягостное впечатление, чем полуразрушенная церковь. Сквозь окна с выбитыми стеклами я увидел маленький внутренний дворик с пересохшим фонтаном посередине. Во взгляде Кайтчина светилась такая безысходная скорбь, что на него больно было смотреть.
– Итак, вы пришли сюда с мастером Гриствудом и принялись за поиски, – напомнил я. – Что же вам удалось найти?
– Мастер Гриствуд попросил меня отыскать какие-нибудь упоминания о наемном солдате по имени Сент-Джон. Все бумаги и документы, принадлежавшие людям, умершим в больнице, хранились здесь, в библиотеке. Мне удалось без труда найти те, что оставил Сент-Джон, и мастер Гриствуд забрал их с собой. На следующий день он опять пришел в библиотеку и провел здесь несколько часов, просматривая книги по истории Византии. Он искал сведения о греческом огне.
– Откуда вы знаете, что его интересовал именно греческий огонь?
– Он обратился ко мне за помощью, сэр. Без меня он не смог бы отыскать нужные книги. Некоторые из них он унес с собой, да так и не вернул. Впрочем, в этом не было нужды. Вскоре все книги вытащили во двор и сожгли, как ненужный хлам. – Кайтчин горестно покачал головой. – Здесь хранилось много старинных книг, сэр. Очень редких и очень красивых.
– Что ж, сделанного не воротишь, – только и мог сказать я.
Вороны вновь подняли шум. Они кружили над нашими головами, каркая и громко хлопая крыльями.
– Что это они так переполошились? – пробормотал себе под нос Барак.
– Значит, вы помогали мастеру Гриствуду искать книги и документы, – продолжил я свои расспросы. – А сами вы в них заглядывали?
– Нет, сэр. У меня не было ни малейшего желания в них заглядывать.
Кайтчин пристально посмотрел на меня. По лицу его стекали капли пота. В помещении, лишенном крыши, было жарко, солнце припекало нам макушки.
– Чужие дела меня не касаются, сэр. Все, что я хочу, – чтобы мне позволили спокойно предаваться молитвам. – Понимаю. Вам известно, что случилось с бочонком?
– Мастер Гриствуд куда-то увез его на повозке. Он не говорил мне, куда именно, а я не спрашивал.
Кайтчин глубоко вздохнул и опустил воротник своего стихаря.
– Простите меня, сэр, но здесь так жарко… Кайтчин сделал шаг в сторону, и в то же мгновение до слуха моего донесся негромкий щелчок.
Неожиданное движение старика спасло мне жизнь. Внезапно он дернулся и испустил жалобный вопль. К своему ужасу, я увидел, как в руку бывшего библиотекаря выше локтя впилась стрела и по белому стихарю потекла алая струйка крови. Бедняга прислонился к стене, содрогаясь от боли и испуга.
Барак выхватил из ножен меч и бросился к разбитому окну. Там стоял рябой незнакомец, который преследовал нас несколько дней назад. Голубые невозмутимые глаза его были устремлены прямо на Барака. Он вставлял в свой арбалет новую стрелу. Барак, однако, был уже всего в нескольких шагах от негодяя, и тот, не успев выстрелить, бросил свое оружие и пустился наутек. Барак выскочил в окно, не обращая внимания на острые осколки стекла, торчавшие из рамы. Но злоумышленник успел добежать до монастырской стены и принялся на нее карабкаться. В несколько прыжков Барак пересек двор, однако было уже поздно – рябой перебрался через стену. Джек подбежал к стене, подтянулся на руках и, взглянув вслед негодяю, убедился, что дальнейшее преследование не имеет смысла. Тогда он спустился, вновь влез в окно и подошел к нам. Лицо его было мрачнее тучи.
Я наклонился над Кайтчином, пытаясь его успокоить. Тот скорчился на полу, зажимая рану рукой и жалобно всхлипывая. Кровь ручейками стекала меж его пальцев.
– Клянусь, сэр, я не заглядывал в эти документы, – простонал он. – Я ничего не знаю, ровным счетом ничего.
Барак присел на корточки перед Кайтчином и с удивившей меня осторожностью оторвал его руку от раны.
– Потерпите малость, старина. Дайте мне взглянуть, сильно ли вас задело, – пробормотал он. – Ничего страшного, головка стрелы вышла с другой стороны. Надо отвезти вас к хирургу, он мигом вытащит стрелу, и рана быстро заживет. Поднимите-ка руку, я попытаюсь остановить кровь.
Дрожащий Кайтчин безропотно повиновался. Барак вытащил из кармана носовой платок, сделал из него жгут и перетянул руку повыше раны.
– А теперь идем, дружище. Здесь, поблизости, живет отличный хирург, для которого вылечить такую рану – пара пустяков. Держите руку повыше.
С этими словами он помог бывшему монаху подняться на ноги.
– Кому понадобилось меня убивать? – пролепетал старик. – Я ничего не знаю, сэр, клянусь.
– Думаю, стрела предназначалась мне, – медленно произнес я. – Когда убийца выпустил ее, Кайтчин внезапно сделал шаг в сторону, и стрела досталась ему.
– Вам повезло, – заметил Барак, серьезно взглянув на меня.
Вся его обычная насмешливость исчезла.
– Господи боже, но откуда этот ублюдок узнал, что мы здесь?
– Возможно, он преследовал нас от самого дома, – предположил я.
– Мы совсем позабыли об осторожности, – угрюмо проронил Барак. – Ладно, я отведу беднягу к хирургу, а потом как следует потрясу кого надо. Думаю, наш рябой приятель больше не вернется, но на всякий случай не подходите к окну. Я скоро вернусь.
Я был так потрясен, что счел за благо повиноваться. Прислонившись к стене, я наблюдал, как Барак почти тащит на себе бледного, жалобно стонущего Кайтчина. Сердце мое так колотилось, что казалось, оно вот-вот выскочит из груди, одежда насквозь промокла от пота. Тишина, стоявшая в заброшенной библиотеке, внезапно показалась мне зловещей. До дома сэра Ричарда было слишком далеко, и случись что, никто не услышит ни криков, ни призывов о помощи. Я невольно испустил тяжкий вздох. Вот уже во второй раз Кромвель подвергает мою жизнь опасности. Я взглянул на арбалет, по-прежнему валявшийся на полу, там, где его бросил злоумышленник; даже сейчас смертоносное оружие показалось мне угрожающим. Внезапный шум заставил меня вздрогнуть. Но то были всего лишь вороны, вернувшиеся в свои гнезда.
Несколько минут спустя до моего слуха донеслись голоса: Барака и чей-то еще. Затем в дверь с воплем влетел здоровенный привратник, напутствуемый толчками Джека. Несмотря на могучее сложение сторожа, Барак обращался с ним как с тряпичной куклой. Он с легкостью заломил руку парня за спину, затем дал ему пинка, так что тот волчком завертелся по комнате и рухнул на пол посреди мусора.
– Вы не имеете права! – орал привратник. – Когда в Палате узнают о ваших выходках…
– Плевать я хотел на твою Палату! – отрезал мой помощник, потом сгреб парня за одежду и вновь поставил на ноги.
Меч Барак спрятал в ножны, однако сейчас в руках его оказался наточенный кинжал, который он приставил к толстой шее привратника.
– Слушай хорошенько, жирный олух, – процедил он. – Я служу графу Эссекса, и мне дана власть действовать по собственному усмотрению. Так что, если я сочту нужным вспороть тебе глотку, я сделаю это не откладывая, понял?
Привратник судорожно сглотнул, глаза его буквально лезли на лоб от ужаса. Барак свободной рукой схватил его за волосы и повернул в мою сторону.
– В человека, который был здесь с нами, попала стрела, предназначенная вот этому господину, доверенному лицу лорда Кромвеля. Преступник мог попасть сюда одним только путем – через ворота. Значит, впустил его ты, жирная задница. Говори, ты его видел?
– Нет, – прохрипел привратник. – С чего вы взяли, что он проходил через ворота? Может, он нашел какую-нибудь лазейку и…
Барак замахнулся и со всей мочи ударил привратника в пах – тот заверещал от боли.
– Я все скажу, – простонал он. – Я все скажу…
– Так говори, не тяни… И не пытайся одурачить меня! Не на того напал.
– Вскоре после вашего приезда, сэр, к воротам подошел какой-то человек, – с трудом переведя дух, сообщил привратник. – По виду он походил на клерка, а все лицо у него изрыто оспой. В руках он вертел золотую монету. Он спросил у меня, зачем вы сюда приехали. Я сказал, что у вас здесь назначена какая-то встреча. Тогда он протянул мне монету и попросил пропустить его за ворота. Я бедный человек, сэр… я не смог устоять…
– Покажи-ка монету, ублюдок.
Привратник дрожащими пальцами полез в кошелек, висевший у него на поясе, и извлек золотую монету. Барак схватил ее и сунул в карман.
– Деньги мне очень кстати, – заявил он. – Будет чем заплатить хирургу. А ты не заметил, у этого рябого было какое-нибудь оружие? Например, арбалет? – Клянусь, никакого арбалета я не видел! – пролепетал привратник. – У него с собой была большая кожаная сумка, это правда. Но я понятия не имел, что в ней лежит.
Барак усмехнулся и выпустил привратника.
– Ладно, мешок с дерьмом, так и быть, я не буду пачкать о тебя руки. Убирайся прочь. И не вздумай никому даже словом обмолвиться о том, что здесь было. А если будешь распускать язык, лорд Кромвель мигом до тебя доберется.
При упоминании о лорде Кромвеле здоровенный привратник, казалось, съежился.
– Сэр, клянусь, я ничего не замышлял против Крама, то есть, я хочу сказать, против его светлости графа…
– Прочь! Как ты мне надоел, безмозглый олух! – взревел Барак и, схватив привратника за шиворот, угостил его напоследок крепким пинком.
Когда привратник скрылся из виду, Барак повернулся ко мне.
– Не представляю, как это я потерял бдительность и позволил рябому подойти так близко, – вздохнул он. – Не надо было считать ворон.
– Вы не можете все время быть настороже, – пожал я плечами. – Судя по всему, рябой следил за Кайтчином. Возможно, собирался разделаться с ним, так же как он разделался с Гриствудами.
– Да, похоже, он следил за Кайтчином, – кивнул Барак. – Проводив его сюда, он затаился, чтобы узнать, с кем старик намерен встретиться. А потом спрятался среди развалин церкви. Богом клянусь, шельмец знает свое ремесло. Хорошо, хоть вы целы и невредимы.
– Да, – со вздохом кивнул я и принялся очищать свою пыльную мантию.
– Я должен немедленно сообщить обо всем графу. Он сейчас в Уайтхолле. Думаю, вам лучше поехать со мной.
– Я не могу, Барак, – покачал я головой. – У меня назначена встреча с Джозефом. Я не могу ее пропустить, ведь я по-прежнему веду дело Элизабет. А после я собирался заглянуть к Гаю.
– Хорошо. Давайте встретимся у аптеки вашего приятеля, скажем, часа через четыре. А после вместе отправимся в Саутуорк, на поиски подружки Майкла. Сейчас на церковных часах девять, значит, я буду ждать вас возле аптеки в час.
– Договорились.
– Помните о том, что вам угрожает опасность, – предупредил Барак, с сомнением поглядев на меня. – Вы уверены, что вам стоит разъезжать по городу в одиночестве?
– Господи боже, Барак, я сумею за себя постоять, – раздраженно проворчал я. – Если мы будем повсюду ездить вместе, словно пришитые друг к другу, мы потеряем пропасть времени. Давайте не будем тратить его на пустые разговоры, – добавил я более мягким тоном. – Мы можем вместе проехать через Чипсайд.
Барак кивнул, но в глазах его по-прежнему металась тревога. Я думал о том, что скажет Кромвель, узнав, что сегодня едва не произошло третье убийство.
ГЛАВА 15
Мы уже подъезжали к Элдергейту, когда Барак заговорил вновь.
– Зря мы сунулись в этот монастырь, – сердито бросил он. – Чего мы добились, скажите на милость? Из-за нас этого старого олуха едва не отправили на тот свет, а Рич насторожился.
– Этот человек с арбалетом преследовал Кайтчина, он так или иначе намеревался его застрелить. Убийца не хотел, чтобы библиотекарь что-нибудь рассказал нам.
– Да старикан ничего и не знал толком, – пробурчал Барак. – Я же говорю, мы ничего не добились.
– Я бы так не сказал. Мы получили подтверждение того, что греческий огонь был открыт именно так, как рассказал Гриствуд лорду Кромвелю. Все, что он говорил о бочонке с загадочной жидкостью и о старинной формуле, – чистая правда.
– Значит, вы наконец в это поверили. Что ж, тогда мы действительно продвинулись вперед, – саркастически заметил Барак.
– Когда я изучал законы, один из моих учителей часто повторял, что существует вопрос, ответ на который не изменяется, какое бы дело нам ни довелось расследовать, – заметил я. – Вопрос этот звучит так: «Какие обстоятельства наиболее важны для расследования?»
– И каков же ответ?
– Все. Когда распутываешь дело, необходимо учитывать все обстоятельства без исключения. Прежде чем приступить к дознанию, необходимо выяснить все факты, все предшествующие события. Вчера, на заброшенной пристани, и сегодня, в монастыре, я немало узнал, хотя едва не поплатился за это жизнью. Зато теперь в моих руках несколько нитей, и, надеюсь, разговор с Гаем поможет мне отобрать наиболее важные из них.
В ответ Барак молча пожал плечами, всем своим видом давая понять, что по-прежнему считает нашу поездку пустой и к тому же чрезвычайно опасной тратой времени. Мы ехали молча, и я размышлял о том, что опасность нависла над всеми, кто знает о греческом огне, – над Марчмаунтом, Билкнэпом и леди Онор.
– Мне придется рассказать графу о том, что Рич видел нас в монастыре, – прервал молчание Барак. – Это известие его вряд ли обрадует.
– Не сомневаюсь, – заметил я, прикусив губу. – Меня очень тревожит то, что все трое подозреваемых связаны с наиболее влиятельными и могущественными вельможами этой страны. Марчмаунт близко знаком с Норфолком, Билкнэп, несомненно, имеет общие дела с Ричем. Что касается леди Онор, она, похоже, пользуется покровительством едва ли не всех сильных мира сего. Но какая связь может существовать между Ричем и Билкнэпом? – добавил я, нахмурившись. – Я уверен, что Билкнэп что-то скрывает.
– Это еще надо выяснить, – пробурчал Барак. Мы въехали на Чипсайд.
– Я вас покидаю, – заявил мой спутник. – Встретимся в час дня в аптеке старого мавра.
Он свернул на юг, в Сити, а я двинулся через Чипсайд. Проезжая между лавками, где кипела оживленная торговля, я постоянно озирался по сторонам.
«Разумеется, никто не решится напасть на меня в таком людном месте, – убеждал я себя. – В густой толпе преступнику невозможно скрыться, его моментально схватят».
Однако же, заметив невдалеке констеблей с дубинками, я вздохнул с облегчением. Повернув на Уолбрук, я оказался в окружении пышных особняков, принадлежавших богатым купцам. Впереди взад-вперед по улице прогуливался Джозеф. Мы пожали друг другу руки, и я отметил, что вид у него утомленный и обеспокоенный.
– Сегодня утром я навестил Элизабет, – сообщил он, печально покачав головой. – Бедная девочка по-прежнему ничего не говорит и тает на глазах.
Он пристально взглянул на меня.
– Я вижу, мастер Шардлейк, вы тоже чем-то расстроены.
– Новое дело, которое я расследую, доставляет мне немало хлопот, – сообщил я с глубоким вздохом. – Что ж, думаю, настала пора встретиться с семьей вашего брата.
– Я готов, сэр, – сказал Джозеф, решительно выдвинув вперед челюсть.
«Хотел бы я разделять подобную решимость», – вздохнул я про себя.
Ведя Канцлера за поводья, я вслед за Джозефом вошел во двор роскошного нового дома. На наш стук в парадную дверь вышел высокий темноволосый малый лет тридцати, одетый в тонкую белую рубашку и новую кожаную куртку без рукавов. Увидев нас, он пренебрежительно вскинул брови.
– О, это вы! Сэр Эдвин говорил, что вы зайдете сегодня.
Столь бесцеремонное обращение заставило Джозефа залиться краской.
– Он дома, Нидлер?
– Да.
Наружность дворецкого произвела на меня не слишком благоприятное впечатление. Выражение его широкого, обрамленного длинными черными волосами лица свидетельствовало о хитрости и коварстве; костистое плотное тело начинало обрастать жирком.
«Наглости и дерзости этому парню не занимать», – решил я про себя, чувствуя, как в душе поднимается волна раздражения.
– Не будете ли вы столь любезны поставить мою лошадь в конюшню? – осведомился я подчеркнуто, вежливым тоном.
Дворецкий позвал мальчика-слугу и приказал ему увести лошадь, а сам провел нас через просторный холл и поднялся по широкой лестнице, на перилах которой были вырезаны изображения геральдических животных. Мы вошли в богато обставленную гостиную, стены которой сплошь покрывали гобелены. В окно был виден сад, достаточно большой для городского дома. Я разглядел ухоженные цветочные клумбы и посыпанные гравием дорожки, ведущие к лужайке; трава на ней пожелтела от недостатка влаги. Под старым развесистым дубом стояла скамья, а рядом – круглый кирпичный колодец, покрытый запертой на замок крышкой. В комнате, сидя в мягких креслах, нас ожидали четверо членов семьи. Все были одеты в черное, что меня очень удивило, ибо со дня смерти Ральфа миновало почти две недели и срок глубокого траура истек. Сэр Эдвин Уэнтворт остался в своей семье единственным мужчиной. Увидев его вблизи, я сразу же отметил разительное сходство с Джозефом, которое проявлялось не только в чертах пухлого румяного лица, но и в присущих обоим несколько суетливых манерах. Взгляд его, устремленный на меня, полыхал откровенной неприязнью.
Чуть в стороне сидели две его дочери; взглянув на них, я убедился, что рассказы Джозефа о красоте его племянниц вполне соответствовали истине. Природа наградила сестер нежнейшей молочно-белой кожей и густыми белокурыми волосами, которые свободно падали на плечи. Глаза у обеих были на редкость огромные, ярко-василькового цвета. Девушки занимались вышиванием, однако при нашем появлении одновременно воткнули иголки в подушечки и одарили меня быстрыми, застенчивыми улыбками. После этого сестры вновь потупились и, как положено благовоспитанным юным леди, замерли в изящных позах, сложив на коленях ослепительно белые руки.
Третья женщина, находившаяся в комнате, составляла с юными леди разительный контраст. Матушка Джозефа сидела в своем кресле прямо, словно аршин проглотила; седые волосы были убраны под черный чепец, руки, покрытые синими прожилками вен, опирались на набалдашник трости. Она отличалась крайней худобой, кости, казалось, просвечивали сквозь бледную, истончившуюся кожу лица, изборожденного сетью морщин и рубцов, оставшихся после оспы. Морщинистые веки почти полностью прикрывали ее мутные глаза. Эта жалкая фигура могла бы вызвать только сострадание, однако с первого взгляда чувствовалось, что она обладает над своими домочадцами непререкаемой властью.
Именно старуха первой нарушила молчание, повернув ко мне голову.
– Это тот самый законник? – изрекла она с ощутимым деревенским акцентом, обнажив крупные белоснежные, как жемчуг, зубы.
«Зубы-то наверняка вставные», – подумал я и невольно вздрогнул, ибо подобная попытка обмануть природу, используя зубы мертвецов, прикрепленные к челюсти деревянной пластиной, представлялась мне отвратительной.
– Да, матушка, – ответил Эдвин и бросил на меня злобный взгляд.
По губам старухи скользнула кривая улыбка.
– А, искатель правды. Подойдите сюда, господин законник, я хочу понять, как вы выглядите.
Она подняла унизанную кольцами руку, сухую, как птичья лапа, и я догадался, что она хочет ощупать мое лицо. Слепые зачастую поступают так с незнакомыми людьми, точнее, с теми из них, кто стоит ниже их на общественной лестнице. Со стороны женщины, которая некогда была женой простого фермера, то была явно излишняя вольность, однако я счел за благо повиноваться, медленно приблизился к креслу старухи и наклонился. Глаза всех собравшихся устремились на меня, а пальцы мистрис Уэнтворт быстро, с неожиданной мягкостью скользнули по моей голове и лицу.
– Да он гордец, – пробормотала она. – И наверняка склонен к меланхолии.
Руки ее спустились ниже и скользнули по моим плечам.
– Ага, он притащил с собой сумку с книгами. Она мгновение помолчала и добавила:
– Мне сказали, что вы горбун.
Я глубоко вздохнул, решая, пытается ли старуха меня унизить или же в силу преклонного возраста не утруждает себя деликатностью.
– Так оно и есть, сударыня, – ответил я. Старуха улыбнулась, обнажив свои деревянные челюсти.
– Что ж, можете утешаться тем, что лицо у вас незаурядное, – изрекла она. – Вы ведь библейский христианин, не так ли? Я слыхала, вы служили самому графу Эссекса, Господь да защитит его от всех врагов и напастей.
– Да, я имел честь исполнять поручения лорда Кромвеля.
– Эдвин никогда не допустил бы, чтобы порог этого дома переступил папист. Он позволяет девочкам читать книги религиозного содержания и даже настаивает, чтобы они изучали Библию. По моему разумению, это уж чересчур.
Она махнула рукой в сторону старшего сына и заявила не терпящим возражений тоном:
– Ты ответишь на все его вопросы, Эдвин. Расскажешь все, что знаешь. И вы тоже, девочки.
– Матушка, но мне кажется, нам стоит пощадить чувства Сабины и Эйвис, – умоляющим голосом возразил Эдвин.
– Нет, – отрезала старуха. – Девочки тоже ответят на все вопросы.
Дочери сэра Эдвина устремили на бабушку совершенно одинаковые синие глаза. Несомненно, они, подобно своему отцу, находились у старухи в полном подчинении.
– Мы должны покончить с этим делом, – заявила мистрис Уэнтворт. – Вы не можете себе представить, мастер Шардлейк, каким несчастьем для нашей маленькой семьи стала смерть Ральфа от руки Элизабет. Три недели назад все мы были счастливы и полны радостных ожиданий. Вы видите сами, в каком унынии мы пребываем сейчас. Джозеф принял сторону убийцы, и это сделало наше горе еще более безысходным. Я не хочу говорить о чувствах, которые мы испытываем к Джозефу. Скажу лишь, что сегодня он в последний раз переступил порог этого дома.
Старуха говорила спокойно, размеренно, даже не поворачивая головы в сторону своего младшего сына. Джозеф, подобно провинившемуся ребенку, потупил голову.
«Какой же смелостью надо обладать, чтобы выказать неповиновение этой старой карге», – подумал я.
– Насколько я понимаю, – осведомился сэр Эдвин глубоким и звучным голосом, чрезвычайно напоминающим голос его брата, – в случае, если вы решите, что Элизабет виновна, вы откажетесь представлять ее интересы в суде? Ведь именно таковы правила вашего ремесла?
– Это не вполне так, сэр, – осторожно возразил я. – Я откажусь представлять ее интересы лишь тогда, когда буду располагать неопровержимыми доказательствами ее вины. В таком случае отказаться от защиты преступницы – моя обязанность. Вы позволите мне рассказать о том, каким образом я сам представляю это прискорбное происшествие? – спросил я после небольшой паузы.
– Да, разумеется.
Я перечислил все известные мне обстоятельства: сестры погибшего мальчика услышали пронзительный крик, выглянули в окно и выбежали в сад. Нидлер выбежал вслед за ними и обнаружил в колодце тело Ральфа. Повторяя все подробности, я искренне сожалел о том, что юные девушки вынуждены переживать эту жуткую историю еще раз. Они обе сидели, опустив головы, с непроницаемыми и безучастными лицами.