Каждый шкаф содержит в себе отдельный класс голов и снабжен, как вы изволите видеть, особенною надписью на шести известных и шести неизвестных языках, изображающею общее наименование класса. Наконец, мой наставник и я после долгих и томительных опытов с помощью бесчисленных наук и преимущественно умозрений имели счастие изобрести магнитный жезл чудесных свойств, которого прикосновение мигом заставляет эти головы говорить Совершенно так, как говорили они при жизни, когда ездили верхом на людях. Смотрите же теперь, милостивые государи и государыни! Вот шкаф 1. Я не из тех шарлатанов, которые начинают свои представления мелкими, обыкновенными фокусами, чтобы утомить внимание зрителей для удобнейшего расположения их к дальнейшим производствам. С первого слова я открываю шкаф 1 и показываю все, что у меня есть лучшего и достойнейшего любопытства... Теперь вы убедились, что это в самом деле головы?.. Прошу взглянуть на них поближе: я не боюсь близкого осмотра; у меня нет обмана. Все головы - там, где прежде были книги! Если вы охотники до чтения, то можете вместо книг читать эти головы: они раскладываются и читаются подобно книгам, как вы в том скоро удостоверитесь сами. Но взгляните только на их мины: какая осанка! какая важность! сколько благородной гордости! Как они свежи, румяны, вымыты, завиты, причесаны, напудрены! Как настроены на глубокомысленную ноту, величавы, казисы! Да как хорошо пахнут!.. Славные головы! Редкие головы! Они высоко ценились в Голконде и употреблялись для суждения о всех других сортах голов. Таких голов не увидите вы нигде на свете! Это головы так называемые пустые , как о том свидетельствует и надпись шкафа на двенадцати языках; а если угодно, можно справиться и с моим каталогом: я не люблю морочить. Но вот лучшее доказательство: беру с полки наудачу которую-нибудь из них, дую ей в ухо - пуф! - ветер выходит в Другое ухо. Теперь дую в ноздри - их! - ветер вылетает в оба уха. Следственно, совершенно пусты! Тут нет никакого подлога. Можно еще постучать в них пальцем: слышите? - звенят как стаканы. Совершенно пусты! Теперь беру мой волшебный жезл, и, как скоро проведу им по их устам, произнося известные халдейские слова, которым выучил меня незабвенный мой наставник, они тотчас станут рассуждать, как рассуждали на шее у голкондпев. Шамбара-мара-фарабам-баламбалыку! почтенные головы 1, рассуждайте!.. О, видите! все вдруг развевают рты! Слушайте со вниманием. Г о л о в ы н а п о л к а х. А! - Э? - Мм! - Э! - Вот все опять закрыли уста, ничего не сказавши! Жаль!.. Не приписывайте этого, однако ж, милостивые государи и государыни, недействительности моего магнетического жезла: он тут нисколько не виноват, и я не стану вас обманывать. Хотя это очень дорогие головы, однако ж они именно столько умели сказать и при жизни. Оно, конечно, немного, но что прикажете делать!.. Поэтому они всегда подавали мнения свои письменно. Теперь прошу почтенное собрание подойти поближе к шкафу и читать ярлыки, прилепленные к носам: вы увидите, кому они принадлежали. Прошу без церемонии!.. Постойте: одна из них, па верхней полке, хочет сказать что-то любопытное. О д н а и з г о л о в. А я согласна с мнением тех, котирыо сказали: О! - Видите ли, как славно рассуждает! Погодите: я сейчас сниму ее и скажу вам, чья она. Ах, какое несчастие!.. ярлычок куда-то отвалился, и я теперь не припомню имени почтеннного мужа, на чьих плечах она процветала. Но знаю наверное, что она украшала какого-то почтенного мужа; в этом шкафу все порядочные головы, все 1, которые то и дело подавали мнения свои о других головах. А между тем как эти господа изволят любоваться на со кровища моего первого шкафа, за который лет шесть тому назад давали мне два миллиона наличными в Бельгии - там тогда нужно было рассуждать о разных высоких предметах и был большой запрос на головы, - между тем я покажу собранию шкаф
      2, с надписью - г о л о в ы-к у к у ш к и, с умом, сзерновавшимся в одно неподвижное понятие. Вот они. Редкие головы! на вид они похожи на обыкновенные головы; но отличаются от всех прочих тем удивительным свойством, что всю жизнь кукуют одною какой-нибудь идеей, которая свила себе гнездо в их мозгу и при всяком случае, высунув сквозь рот голову, поет всегдашнюю свою песенку. Я бы заставил их показать свое искусство, но это не очень любопытно: о чем бы вы ни рассуждали с ними или в их присутствии, одна из них регулярно, всякую четверть часа пропоет вам: куку, мануфактура! - другая: куку, акупунктура! - иная: куку, Шеллинг! - эта: куку, Бентам, куку!.. Вы можете поверить мне па слово: тут нет обмана. Вся занимательность в том, что они здесь подобраны все одинакового свойства: в Голконде, где часы еще не были изобретены, их употребляли вместо стенных часов, и у мудрого султана Шагабагам-Балбалыкума в каждом углу бесчисленных его палат стоял один голкондец с такою головой; в Европе я продаю их довольно выгодно в разные комитеты и ученые общества. Лучше перейдем к следующему шкафу. Шкаф 3, г о л о в ы в с е о б щ и е , иначе называемые г о л о в ы-м е л ь н и ц ы, с умом о двенадцати жерновах. Я в двух словах изображу вам их необыкновенное устройство, но наперед сниму с одной из них череп и попрошу вас взглянуть на их ум. Он состоит весь из зубчатых колес, поршней и вертящихся камней. Теперь он в бездействии, и вы не видите в нем ни следа мысли; но заговорите только с этого рода головою' все идеи, какие в них ни бросите, хоть бы они были тверже алмаза, мигом будут раздавлены и смолоты. И чем более станете подсыпать понятий, своих или из какой-нибудь книги, тем быстрее вертятся в них жернова, производя страшный стук и шум мельницы в полном дви жении. Превратив все предметы, попавшиеся под их тяжелые камни, в крупу, в муку, которая кругом сыплется из них на пол; запылив вас ею с ног до головы, выбросив все из себя, они опять останавливаются: загляните в них в то время, и вы опять не найдете ни одной щепочки мысли или материала к рассуждению. Ужасные головы! Они ничего не создают, ничего не в состоянии создать, но все портят, ломают, уничтожают. В Африке они вторглись в словесность под предлогом беспристрастных критиков и переломали все идеи, все таланты, все вдохновения таланта; ничего благородного, ничего прекрасного не оставили они в своей отечественной литературе; все истерли, превратили в пыль; когда мой бессмертный учитель туда приехал, в книжных магазинах на полках стояли только мешочки отрубей, которые продавались вместо изящного. Ужасные головы! Но вот отделение, достойное всего вашего внимания: г о л о в ы м е х а н и ч е с к и е , иначе г о л о в ы-я щ и к и, с умом на пружине. Это головы знаменитых хронологов, историков, лексикографов, грамматиков, законоведцев и биб лиографов Голконды. Возьмем одну из них, например эту, с большим красным носом, и для удобнейшего объяснения снимем также с нее череп, примечательный своею толщиной. Господа, прошу сюда поближе! Это голова славного африканского библиографа. Извольте заметить, что она внутри имеет вид шкатулки со множеством перегородок и ящиков, которые битком набиты заглавиями и форматами книг, книжечек, брошюр, уставов, уложений, положений и учреждений всех известных и неизвестных народов. Эти заглавия теперь перемешаны и лежат в беспорядке по разным ящикам, потому что в таком же виде они всегда лежали в голове и при жизни глубокоученого законоведпа. Вы, может статься, думаете, что подобные головы ни к чему не годятся?.. Вы ошибаетесь: в нужных случаях с ними делают чудеса. Так, например, этот глубокоученый библиограф имел обыкновение сверлить пальцем в ухе при всяком затруднительном случае: ему довольно было повернуть палец известным образом, и эти заглавия и форматы вдруг приходили в брожение, ворочались, шевелились с шепотом, как раки в кастрюле, перескакивали из ящика в ящик, строились в шеренги, укладывались дивными узорами. Я могу показать вам это на опыте. Вот кладу палец в ухо этой голове и как скоро поверну им в одну сторону - крак! - смотрите, все издания ра сположились в голове по алфавитному порядку!.. Что ж вы скажете о такой голове? Теперь поверну пальцем в одну сторону - крак! - ну что, видите ли?.. те же издания построились в хронологический порядок, по годам своего выхода в свет. Посверлю ей в ухе еще иначе: вот хронологический порядок оборачивается вверх дном, и все книги ложатся отделениями, по содержанию. Удивительная голова! Однако ж обманывать вас не стану: она способна только к таким фокусам; в дело употребить ее никак невозможно. Подобным образом и эта плоская, тощая, бледная голова голкондского грамматика и лексикографа. Позвольте снять с нее очки и парик... Теперь вскройте ее и посмотрите: она верхом насыпана голкондскими словами разной длины, толщины и всех возможных видов и теперь кажется вам четвериком, наполненным рубленою соломой; эта солома - весь запас ее сведений... Голова умом не богатая, но, когда я захочу, она представит вам чудеса еще удивительнее тех, которых уже были вы свидетелями. Пожмите ее под правым ухом! - все слова пришли в алфавитный порядок, и вы имеете словарь. Потащите за левое ухо! - они жужжат, движутся, перепрыгивают и становятся под своими корнями. Не угодно ли кому-нибудь покачать ее тихонько в обе стороны?.. Вот они начинают склоняться: Сей, сия, сие; сего, сей; сего... оный, оная, оное; оного, оной... Какой шум, гам! Вы слишком сильно ее качнули. Теперь не удержишь ее ничем в свете: беда раскачать грамматическую голову!.. Как она раздувается! Увидите, что она лопнет! Где буравчик? дайте скорее буравчик!.. Надо спасать голову! Вот как их лечат в Голконде: как можно скорее сверлят им во лбу дырочку... дырочка готова, и сквозь дырочку сыплются на стол исключения и изъятия. Посмотрите, какая куча грамматических неправильностей навалилась из нее в одну минуту! Не открой я им отверстия, они разорвали бы ее вдребезги, и я лишился бы лучшей в моем собрании машины для чески языков и наречий. Прошу, господа, поосторожнее с моими головами; не шевелите ими так сильно: ведь это людские головы!.. Но я вам покажу голову еще любопытнее этой. Вот она. Голова тяжелая, плоскодонная, как всегда грамматические головы. Она совсем похожа на предыдущую, с тем только различием, что кроме рубленой соломы, составляющей единственно ее богатство, есть здесь еще разные презлые ухищрения механики. Посмотрите в этот уголок... самый томный уголок головы, которая, впрочем, вся не очень светла. В нем стоит чудная машинка... Это модель машины для битья по карманам, потому что голова эта принадлежала главному из голкондских карманников. В противоположном уголку, как вы изволите видеть, висит мешочек с ядом, выжатым из злобы и мщения для смазки колес и пружин машины. Жаль, что у вас, милостивые государи, нет с собою ни одного лишнего кармана, а то бы я просил вас одолжить меня им и показал на опыте образ действования этой машинки. Впрочем, он так безнравствен и отвратителен, что вы немного потеряете, если его и не увидите. Две другие головы того же сорту, находившиеся в моем собрании, были вместо рубленой соломы набиты такими мерзостями, что, когда мои почтенный наставник выбросил их в море, даже акулы гнушались ими и не хотели пожрать их. Открываю шкаф 4 - г о л о в ы-ш и ф о н ь е р к и, с задним умом, не совсем приятного вида, немножко похожие на филинов, но тем не менее достопримечательные. Приподняв крышку, вы видите в них... Об чем изводите вы спрашивать? где ум этой головы?.. Ум остался пазади, за семь столетии отсюда: его никогда нет дома... Вы видите в ней только кучу обломков и лоскутков; но если вступите в разговор с нею, она вам с точностью скажет, к чему принадлежал такой-то обломок, от чего оторван лоскуток и какое было назначение их во время оно. В Голконде люди складывали в эти головы все изношенные, вышедшие из моды или негодные к потреблению понятия. Если, копая землю, случайно отрывали старый горшок, кусок башмака или вилки, то и это прятали туда же. Головы этого рода очень полезны для опрятности общественного разума, который без них был <бы> загроможден изломанною рухлядью прошедшей образованности или прошедшего варварства, был бы засорен черепками давно оставленных прихотей. Я продал несколько этих шифоньерок в Германии: к сожалению, там цена на них теперь упала, а здесь даже не знают их достоинства; но в Голконде, где очень любят порядок, головы такие были расставлены по всему протяжению общества в известных дистанциях, как у нас по деревням бочки с водой, и жители сбрасывали в них все вещественное и умственное старье. Благодаря этому заведению никакая человеческая глупость не терялась в том краю, и казна не издерживала ни копейки на археологические поиски. Люди, смышленые подобно нам, вытаскивали из них потихоньку эти тряпки и, промыв их, подкрасив, продавали тем же жителям за новые идеи: этот порядок водится и теперь во многих африканских землях и называется там бесконечным совершенствованием человечества . Ах, милостивые государи и государыни, сколько дивных вещей, которыми вас здесь морочат мои почтенные собратия шарлатаны, узнали бы вы настоящим образом, если б решились съездить летом в Голконду!.. Я открываю вам чистосердечно все тайны ремесла, потому что у меня нет обмана. В этом шкафу под 5 хранятся г о л о в ы-с о б а ч к и, с передовым умом, который тоже никогда не бывает у себя дома; но он но тащится за своей головою в тысяче верст назади, как предыдущий, а обгоняет ее несколькими ветками или, по крайней море, одним столетием - и мчится вперед не оглядываясь. Страшные головы! Они совершенно противоположны тем, которые имел я честь показывать вам недавно: всегда в движении, всегда забегают вперед своему веку, скачут ему па шею и лают, подобно моськам, опережающим бегущих лошадей. Они не помнят и не знают ни того, что есть, ни того что было; все рвутся вперед, все силятся поймать зубами за пяту будущность, которая от них уходит. Вам, может статься, никогда не приводилось заметить, - теперь вы видите собственными глазами! - что родятся на свете головы с таким умом, из которого для настоящего времени нельзя даже сварить каши: он пли будет годен к употреблению через тысячу лет, или бы годился десять веков тому назад. Шифоньерки смирные и полезные головы, но собачки ужасно скучны и несносен. Они беспрерывно лают на настоящий век, кусают ноги своего общества и предсказывают ему будущее, обделанное по их желаниям и понятиям. В Голконде не знали, что с ними делать. Наконец, мудрый султан Шагабагам-Балбалы-кум, видя, что они напрасно тратят время на пророчиние того, что сбудется едва за сто тысяч лет, а может быть, и никогда не сбудется, пожелал употребить их прорицательный дар на чтонибудь полезное и велел им предсказывать погоду. Плохо шли их предсказания в Голконде. Мудрый султан велел их высечь по пятам, и с тех пор, если случалось, что он страдал бессонницею, то призывал их к себе и заставлял рассуждать под своею кроватью о будущем возрождении мужчин посредством женщин, что всегда усыпляло его через пять минут. Вы изволите видеть два пустые места в этом шкафу: здесь были две головы этого разбору; я продал их почти за бесценок: одну господину Морфи в Англии, а другую профессору Штифелю в Германии: они надели их себе на плеча и сочиняют теперь календари с означением на целый год вперед хорошей и дурной погоды. Вот новый класс голов. Головы, технически называемые у нас б а л а г а н а м и. Позвольте поставить несколько их на этом столе и снять с них крышки для вашего удовольствия, потому что это чрезвычайно любопытные головы. Прошу посмотреть в середину. Они пусты внутри; в этой пустоте туго натянута ниточка наподобие каната в балагане Лемана; но это не ниточка, а идея... и всегда чужая идея. В этой, например, голове натянута идея - умственное движение; во второй средние века; в третьей - время и пространство; в четвертой - новая драма; в пятой - промысел народов, и так далее. Умов теперь но видно, потому что они за кулисами; но как скоро я подам знак своим жезлом, они вдруг выскочат, наряженные паяцами, и начнется представление. Шамбара-мара-фара!.. смотрите в эту голову! Натянутая в ней ниточка названа в моем каталоге, кажется, германскою философией. Видите ли этот маленький, бледный, худощавый ум? Видите ли, как он ловко вскочил на свою идею и как проворно пляшет по ней без шеста?.. Как прыгает, ломается, кувыркается?.. Какие делает сальто-мортале?.. Вот он берет стул и столик, ставит их на этой паутинной ниточке и будет завтракать! Вот схватил скрипку и пустился плясать вприсядку на канате! Вот поскользнулся и свалился на землю - ив два прыжка опять очутился на своей идее - и танцует по-прежнему! Это голова одного отчаянного писателя: когда, бывало, станет он прыгать по какой-нибудь тоненькой чужой идее, вся Голконда не может налюбоваться на его искусство. Теперь, господа, пожалуйте в эту сторону: я представлю вам самую богатую часть моего собрания - четыре шкафа голов, названных в моем каталоге г о р ш к а м и, с умом водянистым. Он жидок, прозрачен и безвкусен как вода и стоит в них тихо, пока вы не приведете их в соприкосновение с теплотою какой-нибудь модной идеи. Я могу показать вам небольшой опыт с ними: у меня есть для этого полный прибор, очаг с длинною плитой, в которой поделаны отверстия как для кастрюль. Беру из шкафов двадцать четыре головы-горшка и ставлю их в эти отверстия. Сперва вскрываю черепа, чтоб вы удостоверились, что все они налиты чистым умом из холодной воды и что тут нет обмана. Потом высекаю огонь, зажигаю один роман Вальтера Скотта и подкладываю его под плиту. Прошу обратить внимание: по мере того, как огонь согревает, вода б олее и более шевелится - и вот все горшки вдруг закипе ли историческим романом! Слышите ли, как в них клокочет исторический роман?.. Теперь надо скорее закрыть горшк и крышками и поставить назад в шкафы: а то будут кипеть, кипеть, пока весь их ум не испарится, и в другой раз нельзя будет употребить их для опытов! Это, изволите видеть, голов ы голкондских подражателей. Вот еще любопытные вещи: г о л о в ы-м о р т и р ы, с умом параболическим. По ним все дрянь: они знают, как все лучше сделать. Но они не так глупы, как кажутся, и дела свои умеют обделывать прекрасно: чтобы казаться глубокомыс леннее, они порицают и унижают все, что в них не вмеща ется. Первое их правило - ничему не удивляться. Приведите их под Тенериф, и они вам мигом проглотят Тенериф как пилюлю и спросят: Где же Тенериф? И что находили вы в нем высокого или удивительного? А если им не удастся проглотить, то вот как они действуют. Они никогда не прицеливаются умом прямо в предмет, но стреляют им вверх, как бомбою, и стараются попасть в цель вертикально, описав наперед по воздуху огромную параболу; само собою разумеется, что они никогда в нее не попадают - всегда или заходят далее, или лопаются с треском в половине пути, исчертив воздух лентами серного пламени и наполнив его умозрительным дымом. В Голконде это называется - бросать высшие взгляды; не знаю, как здесь?.. Но смотреть на это очень забавно, особенно в темную ночь, когда эти головы, ополчившись, осаждают другую голову, которой ума они боятся. Мудрый султан Шагабагам-Балба-лыкум чрезвычайно любил тешиться этим зрелищем: он готов был оставить самый великолепный фейерверк и ехать смотреть на бомбардировку высшими взглядами, чтобы хохотать над самонадеянностью этих мортир и над их бесконечными промахами. Обезглавив все свое царство, он вовсе не раскаивался в этом ужасном поступке, и когда мой незабвенный наставник возвратил ему подданных, султан всего более радовался тому, что они возвращены ему без голов. Однако ж при расставании он сказал ему со вздохом: Увы! теперь моим голкондцам не из чего даже бросать высшие взгляды!.. Ну, да они народ смышленый и, спохватясь, что у них нет голов, наверное, придумают средство стрелять высшими взглядами из сапога . Показывать ли вам еще разные другие редкости моего кабинета, головы, называемые п л а в и л ь н ы м и п е ч а м и, с умом белокаленым, на который всякое брошенное понятие мигом испаряется в газ, и вы видите от него только туман, мглу, умозрение; г о л о в ы-н а с о с ы, с умом из грецкой губки, которою вбирают они в себя всякие чужие мыс ли: наполнившись ими, они выжимают их в грязный ушат своей прозы, чтоб опять вбирать другие мысли и сделать из них то же употребление; г о л о в ы-в е р е т е н а, которые бесконечно навивают одну и ту же идею; г о л о в ы- ш а м п а н с к и е р ю м к и, которые без всякой видимой цели быстро пускают со дна искры пьяного газа и пенятся шумным слогом; г о л о в ы-л у ж и, с студенистым умом, который беспрерывно трясется, - это называют они по-голкондски юмористикой, - ни к чему не способен, ничего не производит, а только если чужая репутация ступит на него неосторожно, он тотчас поглощает ее в свою нечистую бездну или забрызгивает своею грязью; головы-мешки, которые, выбросив из себя мысли, насыпаются фактами; г о л о в ы-в о л ы н к и, на которых играют похвалу только всем глупостям; головы-туфли, г о л о в ы-в ер е т е л а, б а р а б а н ы, т е р м о м е т р ы, к р ы с ы, и прочая, и про чая?.. Я думаю, вы утомились их осмотром и ожидаете от меня новых доказательств моего искусства. Собираю все мои головы в корзины и высыпаю их перед вами на средину залы. Вы имеете перед собою огромную груду голов разного разбора и свойства; груду голов сваленных, перемешанных, перепутанных, опрокинутых, теснящих, давящих одна другую, - точный образ благоустроенного и просвещенного общества или кучи яиц. Что из них сделать? К чему годятся людские головы?.. Из туловища можно сделать важного человека; из головы - ничего!.. Вот три большие колпака: прошу посмотреть - в них ничего нет! Из этой груды беру три головы - три какие-нибудь - для меня все равно: одну, например, из балаганов , другую из мортир , третью из плавильных печей . Каждую из них накрываю одним колпаком. Все вы изволили видеть, что под каждый колпак положил я по одной голове; теперь назначьте сами, под которым колпаком должны эти три головы очутиться: под первым, под вторым или под третьим?.. Под вторым? Извольте! Поднимаю второй колпак: вот все три головы под одним колпаком... Ах, да это не головы! Это - книги!.. Головы превратились в книги!.. Какое странное явление! Так из людских голов можно по крайней мере делать книги? Кому угодно раскрыть эти толстые, прекрасные сочинения и посмотреть их содержание? Вы помните, что я взял три головы: в одной из них ум, наряженный паяцем, прыгал по тоненькой идее, натянутой в виде каната; другая стреляла высшими взглядами; третья, с умом белокаленым, мигом превращала понятия в пар, в туман. Поэтому если я не подменил голов благовременно приготовленными книгами, если я действительно в состоянии делать чудные превращения, эти три книги должны соединить в себе свойства трех умов, вынутых мною на выдержку из груды. Милостивые государи!.. Позвольте спросить... нет ли здесь между вами читателя?.. Никто не откликается?.. Вот это досадно! Кто ж будет читать книгу, которую мы состряпали?.. Господа! скажите по совести... не стыдитесь... кто из вас читатель? Нет ни одного? - Есть один... Я читатель. - Ах, как вы нас обрадовали! Великодушный человек!.. Благосклонный читатель, пожалуйте сюда поближе; благо волите прочитать почтенному собранию заглавие этого со чинения. - История судеб человеческих ... - История судеб человеческих ? Какое замысловатое заглавие! Эти голкондские головы как будто нарочно созданы для заглавий!.. Загляните теперь в содержание: вы найдете там и пляску на одной идее, и высшие взгляды, и туман, и разные разности, о которых и говорить нечего в такой честной и благородной компании. Ну, что, есть ли?.. Есть! Тем лучше. Видите, что я не обманываю. Кто хочет купить у меня эту Историю ? Господа, не угодно ли - подписываться на эту любопытную историю? Теперь у меня только один экземпляр; но вы видите, какая здесь куча голов: все это литература!.. я в минуту сделаю из любой головы точно такую же историю. Прошу подписываться! Кто желает?.. Никто?.. Так надо приняться за другой фокус. Прикажите же теперь сами, что должен я сделать из этой истории. Сударыня, что вам угодно, чтоб я из нее сделал. - Роман. - Хорошо. А вы, почтенный и добродетельный муж, что желаете из нее сделать? - Нравоучение. - Очень хорошо! А вы, прекрасный юноша? - Портфель с деньгами. - Бесподобно! Я получил от вас три различные требования; но всех их невозможно вдруг исполнить: одно даже совершенно неудобоисполнимо. Из истории вы хотите сделать нравоучение этого и сам Великий Алберт, постигший все тайны природы, никогда не делывал. Видно, что почтенный и добродетельный муж, который предложил мне это требование, никогда сам лично книгами не занимался, а производил чтение посредством секретарей. Согласитесь, что история и нравоучение две вещи слишком противоположные, чтоб одну из них можно было превращать в другую: если б люди действовали по нравоучению, истории не было б на свете было бы только нравоучение; и, обратно, если б они вели себя по истории, нравоучение было бы наукою совершенно излишнею: довольно б было поступать по истории. Таким образом, простите меня, почтенный и добродетельный муж, если я предпочту приказание этой дамы: прошу пожаловать мне сочинение, которое сделал я из трех голкондских голов. У кого оно?.. Прошу также посмотреть, что у меня нет ничего в руках и рукава засучены: беру эти три книги, которые вы уже видели, и как скоро на них подую... Раз, два, три! - Пх!.. Извольте читать, сударыня! - Судьбы человеческие. Роман в трех частях . - Подменил заглавие! Подменил заглавие! - Кто говорит, что я подменил заглавие? Как вам не стыдно, господа, клеветать на меня так ужасно! Вы изволили быть свидетелями, что у меня ничего не было в руках. Разумеется, что самое простое средство сделать из истории роман это переменить заглавие; но я не такой человек... Я не употребляю таких грубых обманов. Это волшебные превращения, искусство делать из людских голов разные вещи, и вы сами видите, что с помощию этого искусства сочинение чрезвычайно улучшилось и усовершенствовалось, потому что теперь вы читаете его с любопытством, тогда как за историю не хотели мне дать ни копейки... Прошу, однако ж, отдать мне мой роман: я хочу показать его прекрасному юноше... Прекрасный юноша, вы от меня чего-то требовали: извольте взять в свои руки этот роман и держать его крепко, а когда я на него подую... Раз, два, три! - Пх! Посмотрите, что у вас в руках? - Ах!.. Толстый портфель!.. с ассигнациями! - Ведь вы требовали портфеля с деньгами! Чему же тут удивляетесь? Все это превращения людских голов и ума человеческого; превращения странных образов мыслей в историю, - истории в роман, - романа в деньги, - а денег... Пожалуйте мне портфель обратно. Почтенный и добродетельный муж благоволит взять этот портфель и положить его себе в карман. Берите смело; не бойтесь... ну, так! Хорошо! Застегните плотно платье, чтоб кто-нибудь не вытащил у вас этого клада. Я между тем, милостивые государи и государыни, покажу вам новое чудо моего искусства. Видите ли эту груду голов? Все это головы, принадлежащие моему собранию редкостей: их должно быть двенадцать тысяч без трех голов, которые употребил я для вашей потехи на выделку разных творений... Почтенный и добродетельный муж, возвратите мне портфель с деньгами: он мне крайне понадобился. - С удовольствием. - С удовольствием? Я не думаю! Деньги никогда не возвращаются с удовольствием, даже чужие. Что ж вы это мне возвращаете?.. Ведь это не портфель, а какая-то книжка? Посмотрим заглавие... Искусство брать взятки, нраво учительная повесть . Прекрасно! Вы кладете в карман деньги и из того же кармана вместо денег вынимаете и дарите почтеннейшей публике нравоучительное слово против взяток! А, господа! Если вы так составляете литературу, то я удивляюсь, как еще находите вы читателей! Теперь для удостоверения вас, что здесь не было никакого обмана, я сожигаю эту книжечку, обращаю ее в золу, подливаю немножко воды, делаю из всего этого тесто, разделяю его на три шарика, беру три стеклянные трубочки, конец каждой из них упираю в один шарик и, соединив во рту моем три другие конца, при ваших же глазах начинаю дуть... Смотрите, смотрите, как мои шарики раздуваются, растут, растут, растут!.. Вы думаете, может быть, что это мыльные пу зыри?.. Нет! Погодите, позвольте мне еще немножко по дуть... Узнаете ли теперь, что это такое?.. Три человече ские головы! Извольте рассмотреть их со вниманием: вы опять имеете перед собою те же самые три престранные головы, которые недавно превратили мы в историю судеб человечества, которая превратилась в роман, который пре вратился в деньги, которые превратились в нравоучение, которое превратилось в прах, который превратился опять в авторские головы. Здравствуйте, мои любезные головы! Наконец вы возвратились ко мне из своего литературного путешествия! Наконец я вижу вас снова целыми, здоровыми, свежими, румяными! Но что проку! Мы из вас выработали было кучу денег, толстый портфель, набитый ассигнациями; а теперь за вас же почтеннейшая публика не даст мне и трех рублей, зная внутреннее устройство ваше!.. Идите же, бедные головы мои, опять в груду; дополните собою число двенадцати тысяч голов, над которыми обещал я показать последний и самый удивительный пример моего искусства... Милостивые государи и государыни! Вы видите эту груду голов? При третьем ударе по ней моим волшебным жезлом все они исчезнут, а вы извольте тотчас смотреть на эти шкафы... Сказав это, синьор Маладетти Морто взял жезл спой обеими руками, отвесил им три удара по груде голов - два первые слегка, а третий изо всей силы - и в то же самое мгновение головы разлетелись во все стороны и начали укладываться на полках шкафов с страшным шумом и стуком. Род грома раздался по всему зданию. Казалось, будто обрушилась крыша. Все спавшие в доме выскочили из постелей. Александр Филиппович Смирдин вбежал в залу через боковую дверь в халате и ночном колпаке. Он показался мне ужасно испуганным и несколько времени стоял как окаменелый, не будучи в состоянии произнести ни одного слова. Производитель фокусов продолжал: - Где же мои головы? Их нет! Головы пропали! Вы видите только шкафы, а в шкафах полки, а на полках книги. Это книги почтенного здешнего хозяина, Александра Филипповича Смирдина, которого имеем честь приветствовать здесь лично. И теперь, как представление кончилось, я должен объявить почтенному собранию, что головы, которые вы здесь видели, были головы не голкондцев, а самих сочинителей двенадцати тысяч творений, красующихся на полках этого магазина. Мы силою нашего волшебного искусства сперва превратили книги в головы, потом показали вам тайное устройство этих голов и, наконец, снова повелели быть им книгами. Теперь, милостивые государи и государыни, наслаждайтесь ими. Желаю вам много удовольствия и спокойной ночи. Во время этого последнего монолога я подбежал к Алек сандру Филипповичу, который все еще в изумлении стоял у боковых дверей.