- Муж мой?
      Эмори со вздохом открыл глаза, выдавил из себяулыбку и осторожно опустился на постель рядом с женой.
      Эмма ответила ему такой же напряженной улыбкой и перевернулась на спину. То есть повторила все, что он велел ей в их первую брачную ночь. Она ждала, что теперь он навалится на нее и начнет их совокупление. Однако вместо этого Эмори слегка поднял брови, а затем скользнул взглядом по ее телу. Когда его взор достиг низа ее живота, Эмма вспомнила, о чем он просил ее в прошлый раз, и раздвинула ноги.
      Глаза Эмори быстро скользнули вверх: ему казалось, что для обуздания страсти безопаснее смотреть на ее лицо. Но там его взгляд наткнулся на соблазнительные движения ее языка, вновь облизнувшего губы.
      Застонав, Эмори упал лицом в подушку.
      - Муж мой, что с вами?
      - Ничего, я справлюсь!.. - пробормотал он в подушку.
      - С чем справитесь?
      - Не твое дело, жена, задавать мне вопросы! Просто лежи тихо.
      - Хорошо, муж мой, - с тревогой ответила Эмма.
      Ее неуверенность в себе росла с каждым мгновением. Он ее ненавидит! Вида ее вынести не может!.. Не то чтобы соединиться с ней... Вот и сейчас он явно убеждает себя, что сможет исполнить свои обязанности. Будь оно все проклято! Как бы ей хотелось вдруг стать красивой... Ну хотя бы на одну ночь!
      Эмори еще глубже уткнулся лицом в подушку и задержал дыхание. В надежде сдержать свой пыл, он стал считать до десяти, потом еще до десяти, вспоминая при этом самые неприятные вещи.
      Травяное пойло...
      Нет, это не годилось. От кружки с травяным чаем его мысли перешли на пухлые ручки жены, потом на нее, лежавшую рядом, обнаженную.
      Адская головная боль...
      Нет! Так дело не пойдет! Перед его мысленным взором тут же возникла жена, нежно склонившаяся над ним, чтобы пощупать его лоб.
      Проклятие! Образ Эммы буквально преследовал Эмори, и он никак не мог прогнать его!
      Сомнения мучили Эмму. Однако, видя, как Эмори все глубже зарывается лицом в подушку, она вдруг почувствовала гнев и разочарование. Похоже, ее муж хочет задохнуться! Неужто соединение с нею хуже смерти? Господи! Да как он смеет так ее оскорблять?!
      - Муж мой! - воскликнула она. - Я не просила вас убивать себя. В конце концов, просто закройте глаза и представьте себе, что я привлекательная женщина... и проделайте то... ну, что вы делали в прошлый раз! Нам нужен наследник, а в первый раз у вас ничего не получилось.
      Эмори замер, поднял голову и недоуменно посмотрел на нее:
      - О чем это ты?
      Эмма нетерпеливо проговорила:
      - О совокуплении, милорд.
      - Нет, что ты имела в виду, когда сказала, что в прошлый раз у меня ничего не получилось?
      Решив, что в нем говорит уязвленная мужская гордость, Эмма постаралась его успокоить:
      - Милорд, я не сомневаюсь, что это не ваша вина. Возможно, напряжение той ночи ослабило вашу... плодовитость... но...
      - Всему виной моя доброта! - вспыхнул Эмори. - Я не пролил в тебя свое семя.
      Недоумевающий взгляд Эммы показал, что она ничего не поняла. Тогда Эмори нетерпеливо объяснил:
      - Чтобы зачать дитя в утробе женщины, мужчина должен пролить в нее свое семя. Но в нашу брачную ночь на это не было времени: нас прервали, и после боли, которую я тебе причинил, я не мог снова... мучить тебя.
      - Семя? - пролепетала Эмма, бросив взгляд на свой живот.
      - Да.
      Она посмотрела на Эмори с явным подозрением и спросила:
      - Так где же это семя, которое ты должен посадить?
      Эмори разинул рот, тут же захлопнул его, покраснел, точнее побагровел так, что Эмма решила, что его сейчас хватит удар, и спрыгнул с кровати. Не обращая внимания на свою наготу, он подскочил к двери, распахнул ее настежь и, став во всей красе на пороге, взревел во весь голос, призывая оруженосца.
      Эмма поспешно укрылась простыней до того, как запыхавшийся юноша примчался на зов из большого зала.
      - Принеси мне эля! - рявкнул Эмори, когда испуганный оруженосец замер на безопасном расстоянии. Олден кивнул и ретиво бросился выполнять приказ, но был остановлен новым ревом хозяина: - Нет! Вина! И побольше!
      Захлопнув дверь, Эмори обернулся к оробевшей Эмме. На черных простынях постели она казалась алебастровой статуей. Он круто повернулся к двери и вновь распахнул ее. Ему было спокойнее ждать возвращения Олдена стоя спиной к жене: меньше был риск дальнейших вопросов. Черт бы побрал всех на свете! Не будет он объяснять ей, как делают детей! Не будет, и все тут!
      Эмма была в полной растерянности. Еще совсем недавно все, казалось, складывалось так удачно! Он быстро разделся и готов был уже совершить все, что следует. Но что-то его остановило. А теперь он хочет напиться для храбрости.
      Ее размышления прервало возвращение Олдена. Юноша выполнил приказание молниеносно, наверное, бежал опрометью в оба конца.
      - А где моя кружка?
      - Ваша кружка, милорд? - заикаясь под грозным взглядом хозяина, пролепетал Олден.
      - Впрочем, не важно! - нетерпеливо махнул рукой Эмори и захлопнул дверь перед носом оруженосца. Бросив недружелюбный взгляд на жену, он буркнул что-то себе под нос и, поднеся ко рту бутыль, одним долгим глотком опорожнил ее наполовину.
      - Прошу вас, милорд, не переусердствуйте! - воскликнула, соскакивая с постели, Эмма. Подбежав к Эмори, она попыталась выхватить из его рук бутыль. - Я слышала, что спиртное уменьшает мужскую... силу.
      - С моей мужской силой все в порядке, жена! - отрезал он и поднял бутылку повыше, чтобы Эмма не могла до нее дотянуться.
      Но Эмма не сдавалась. Подняв руки, она грациозно выгнула спину, стараясь поймать бутыль. Эмори как завороженный смотрел на ее пышную подрагивающую грудь. Наконец он с трудом отвел взгляд и выругался, вспомнив, как она обвиняла его в неспособности сделать ее беременной. Но в этот момент Эмма потеряла равновесие и упала на него. Ее груди, коснувшись его груди, обожгли его, как раскаленные угли.
      Они замерли, сразу утратив всякий интерес к дальнейшей борьбе. Эмма с изумлением заметила, что ее нежные соски напряглись и стали твердыми, как камешки. Такое с ней случалось раньше, когда она мылась холодной водой... Но сейчас, касаясь ими груди мужа, она испытала не холод, а необычайный жар. Щекочущая горячая волна прокатилась по ней от кончиков грудей до низа живота.
      Она еще пыталась сообразить, что с ней происходит, когда Эмори внезапно протянул руку и провел большим пальцем по торчащим бутонам ее сосков. Щекочущее тепло вновь окатило ее, пронзив жгучей стрелой наслаждения, от которого она содрогнулась и стала таять, растворяясь в странном жарком блаженстве. С ее губ слетел неудержимый стон восторга и ужаса.
      Эмори этот стон ошеломил: ведь женам не полагалось получать удовольствие от супружеской близости. Тем не менее этот нежданный отклик пробудил в нем ответный жар, и он захотел услышать ее стон снова. Эмори подхватил жену под локти и, приподняв повыше, так что груди ее оказались на уровне его лица, взялся губами за твердый розовый сосок.
      Глаза Эммы распахнулись на миг и тут же крепко зажмурились. Муж сосал ее грудь, как младенец, ласково потягивая, покусывая то один, то другой сосок. Это было так странно, она никогда о подобном не слыхивала, но так приятно! Волнующая щекотка превратилась в бушующее пламя, сжигавшее ее всю изнутри. Эмма затрепетала, находясь во власти необычных ощущений.
      Запрокинув голову, она вскрикнула и впилась пальцами в его плечи, чтоб не упасть, когда волны восторга бурной чередой покатились по ней, над ней, сквозь нее... Эмори приблизился к постели и опустился на нее, посадив Эмму себе на колени. Теперь его руки были свободны и могли беспрепятственно скользить по ее телу.
      Его горячие ладони накрыли ее груди, приподняли их, лаская нежными, дразнящими прикосновениями. Затем он погладил ее подрагивающий живот, медленно провел по ягодицам и притянул к себе, так что его восставшая мужская плоть оказалась прижатой к ее бедрам.
      Тело Эммы отозвалось новой вспышкой пожиравшего ее огня. Она вскрикнула, судорожно вскинув руки и погружая их в густые темные волосы Эмори, и самозабвенно прижала его голову к груди. Но тут рука Эмори скользнула вниз, и Эмма ахнула, ощутив его пальцы на внутренней стороне бедра.
      Эмори предупредил ее протестующий возглас своими губами и снова удивил ее, проникнув языком внутрь ее полуоткрытого рта. Какое-то мгновение Эмма перестала понимать, что с ней происходит: так она никогда ни с кем не целовалась. Этот странный и страстный танец его языка увлек ее. Ею вдруг овладело неуемное желание, которое требовало удовлетворения, но она не знала, как это сделать. Язык ее начал требовательно сплетаться с его языком, а тело отчаянно прижималось к нему, словно решив слиться с ним в единое целое.
      Однако Эмма продолжала ощущать какую-то пустоту внутри, требующую заполнения. Эта непонятная и необъяснимая пустота взывала к ней из самой глубины ее тела, и когда ладонь Эмори поднялась выше и легла на женственный холмик, Эмма почувствовала восторг, смешанный со смущением, и с губ ее слетела неясная мольба. В ответ Эмори раздвинул пальцами густые завитки между ее бедер и коснулся средоточия ее женственности, в то время как его губы, приникнув к нежной шее Эммы, покусывали и ласкали страстными поцелуями чувствительную кожу.
      Жар в ее крови нарастал. Тело напоминало тетиву натянутого лука Она стремилась к чему-то неизвестному, чего жаждала и страшилась. Ей казалось, что она сейчас умрет, если не достигнет этого неизъяснимого предела. В порыве отчаяния и неудовлетворенности она вонзилась ногтями в спину мужа, но недостижимая цель упрямо маячила вдали, не приближаясь. Эмори, словно в отместку, слегка укусил ее за мочку уха, продолжая настойчиво с нарастающей скоростью поглаживать влажную нежную складочку.
      Когда Эмма почувствовала, что больше не может, что сейчас в его руках разобьется на тысячу осколков, выдержка покинула доведенного до предела Эмори. Он высвободил обе руки и мягко опрокинул ее навзничь. Она ощутила, как приняла ее постель, а затем муж навис над ней, как в первую брачную ночь Рот его вновь яростно завладел ее губами, и мощным толчком Эмори вонзился в нее.
      Глаза Эммы широко распахнулись. Его вторжение, казалось бы такое же, как тогда, теперь потрясло ее до глубины души. На этот раз его движение не причиняло боли, а принесло невыразимое наслаждение. Его тело накрывало ее, окутывало, пригвождало к постели. Наконец, одним мощным толчком он достиг вершины экстаза, с победным радостным кличем вознес ее к звездам, и она рассыпалась среди них мириадами сияющих искр.
      Глава 8
      Эмма медленно открыла глаза. Простыня окутывала ее до талии, оставляя открытыми грудь и плечи, на которых виднелись легкие следы их страсти. Она залилась румянцем при воспоминании о прошлой ночи и заулыбалась при мысли о том, сколько выпила эля и травяных отваров, чтобы смягчить муки соития.
      - Почему ты улыбаешься, жена?
      Покосившись на него, Эмма вспыхнула еще сильнее: муж лежал на боку и наблюдал за ней. Интересно, долго ли он разглядывал ее спящую?
      - Я раздумывала над тем, что теперь мне понятно, почему у некоторых женщин так много детей, - призналась она.
      Самодовольная улыбка тронула губы Эмори. Он хохотнул низким звучным басом, и рука его накрыла ее грудь. Тело Эммы мгновенно откликнулось: сосок напрягся и отвердел еще до того, как он коснулся его ртом и начал игриво покусывать и посасывать. А когда она беспокойно задвигалась и выгнулась навстречу его ласкам, он не смог удержаться от удовлетворенного смешка:
      - Тебе нравятся мои прикосновения?
      Его уверенный тон задел Эмму, и пыл ее несколько поостыл.
      - Да, - сдержанно ответила она и, выждав минуту, приторным голоском добавила: - Как жаль, что мой первый муж не смог заставить себя исполнить супружеский долг. Подумать только, какой радости я была лишена!
      Эмори замер на миг и, приподняв голову, пронзил ее внимательным взглядом, прежде чем она успела скрыть свое торжество. Чуть прищурившись, он пристально всматривался в ее лицо, а сам продолжал нежно сжимать ее грудь. Затем с той же ястребиной быстротой рука его скользнула вниз, и, раздвинув ее бедра, он проник в тесное лоно.
      Эмма ахнула, плотно сжала ноги. Руки ее судорожно вцепились в его руку, стремясь остановить нежданное вторжение, но он не сдавался, решительно и невозмутимо продолжая движение среднего пальца, а большим потирая тугой узелок, где в этот миг сосредоточились все ее ощущения. Закрыв глаза, она пыталась побороть разгоравшиеся в ней чувства, но это оказалось невозможным. Отдавшись им полностью, Эмма вскрикнула и выгнулась навстречу его прикосновениям.
      - Считаешь, Фальк доставил бы тебе такое же наслаждение?
      - Не-ет. О, пожалуйста! - умоляла она, стеная и всхлипывая, в то время как палец его безостановочно продолжал свои движения, постепенно ускоряя их.
      Эмори удовлетворенно наблюдал за женой - ему нравилось смотреть на ее пылающее страстью лицо, горящие желанием глаза, извивающееся под его рукой тело, наслаждаясь ее стонами и вздохами. Однако внезапно его поразила неприятная мысль: настоящие леди - это все знают - не получают удовольствия от близости с мужчиной.
      Все глубже погружая в нее палец, Эмори смотрел, как она приподнимается в ритм его движениям, и хмурился все больше и больше. Бог свидетель, она вела себя не как благородная дама, тем более не как герцогиня. Голова ее отчаянно моталась по подушке, ноги широко раскинулись, чуть согнувшись в коленях, а пятки упирались в постель с каждым движением бедер, вздымающихся вверх в поиске обещанного удовлетворения.
      Хмурое выражение его лица сменилось мрачной гримасой, когда Эмма стала громко вскрикивать. Эмори остановился и откинулся на подушки, угрюмо разглядывая балдахин над кроватью.
      Эмма открыла глаза, потрясенная его поступком. Тело ее отяжелело и ныло от неудовлетворенного желания. При виде сердитого лица Эмори она сначала не поняла, в чем дело, но затем взгляд ее упал на его плоть, на этот его странный отросток. Он был большим и прямым как палка. Решив, что муж наказывает ее за упоминание о Фальке, Эмма неожиданно прильнула к нему, застигнув Эмори врасплох. Ей казалось, что она поступает очень разумно: в конце концов если конь не идет к всаднику, всадник должен сам вскарабкаться на коня. И она решительно оседлала его бедра.
      Мрачность Эмори исчезла, но ее сменила досада. Эмма на миг задумалась об этом, но затем инстинктивно потерлась о его плоть.
      - Что ты делаешь? - спросил Эмори возмущенным тоном и схватил ее за талию, собираясь стащить с себя, но Эмма вновь потерлась об него, и он замер, крепко сжимая ее, но не отдаляя. Лицо его окаменело.
      Постанывая от удовольствия, Эмма продолжала свои движения. Руки ее упирались ему в грудь, она наслаждалась ощущением твердой мужской плоти. Эмори лежал неподвижно, чувствуя невероятное возбуждение. Он попытался было снять с себя Эмму, но такой подвиг оказался ему не под силу. Вместо того чтобы угаснуть, желание его нарастало с каждым мгновением. Не выдержав, Эмори приподнял свою буйную женушку и опустил ее на копье своей страсти, затем перевернул на спину и овладел инициативой.
      Эмма с радостью приняла эту перемену, ведь ей было трудно поддерживать ритм движения, как ранее делал он. От напряжения ее удовольствие не увеличивалось, а скорее спадало. Она уже было решила, что все испортила, но Эмори вновь опустил руку и стал возбуждать ее.
      Когда Эмма возобновила стоны и вскрикивания, Эмори что-то буркнул. На миг она смолкла и сжалась, на пылающем лице проступили растерянность и робость. Но ее внезапная сдержанность не только не усилила его наслаждение, а напротив - резко ослабила. Тогда Эмори вновь стал ее возбуждать, и Эмма сразу откликнулась, вздрагивая и извиваясь и повторяя рыдающим голосом его имя, благоговейно и радостно, словно он был Богом. Эмори почувствовал себя мощным и великолепным, желание загорелось в нем неистово и яростно. Казалось, он может проскакать на ней всю ночь... И он мысленно возблагодарил небо и глупца по имени Фальк.
      - Доброе утро, милорды! День хорош, и вы прекрасно выглядите оба.
      Блейк не мог не ответить улыбкой на лучезарную улыбку Эммы, которой она одарила его, проходя на кухню.
      - Кажется, у нее сегодня отличное настроение?
      - Угу, - сумрачно пробормотал Эмори. Брови Блейка недоуменно взлетели: его друг со стуком опустил кружку и насупился.
      - Что-то неладно?
      - Да нет, - Эмори поднял кружку и, не донеся до рта, вновь грохнул ею об стол. - Наша первая брачная ночь была поспешной и для нее мучительной.
      Блейк понимающе кивнул:
      - Да уж, обстановка была напряженной.
      - Вот именно, - проворчал Эмори, отхлебнул эля и опять грохнул кружкой о стол. - Именно поэтому я и не стал потом к ней приближаться: хотел дать ей время освоиться... Чтобы воспоминания о том испытании несколько изгладилась из ее памяти.
      - Хм-м... - протянул Блейк, боясь неосторожным словом положить конец откровенному разговору. А он становился все интереснее и интереснее.
      - Так вот, прошлой ночью... - Эмори замолчал в нерешительности и нахмурился.
      - Угу, - кивнул Блейк, деликатно отводя взгляд в сторону. Затем он посмотрел на друга и уточнил: - Как я понял по ее сегодняшнему поведению, все увенчалось полным успехом?
      Эмори поморщился:
      - Она не перестает улыбаться с той самой ночи. Это непристойно.
      Укоризна, явно прозвучавшая в голосе Эмори, заставила Блейка расхохотаться. Он весело шлепнул друга по спине.
      - Ей-богу, дружище, мне бы твои проблемы! У тебя роскошное поместье... Никаких навязчивых родственников или родителей жены. За исключением, разумеется, лорда Рольфа. И в придачу жена, которая радуется и получает удовольствие, когда спит с тобой. По-моему, тебе грех жаловаться!
      Эмори недовольно передернул плечами и упрямо продолжил:
      - Но считается, что настоящие леди не получают удовольствия в постели.
      Блейк вздохнул.
      - Тебе с ней приятно? - Эмори удивленно посмотрел на друга. - Разве ее удовольствие умаляет твое? - терпеливо продолжал допытываться Блейк и ухмыльнулся, когда в ответ глаза Эмори радостно сверкнули.
      - Нет, не умаляет. По правде говоря, это меня разжигает...
      - Тогда тебе не стоит об этом беспокоиться, - беспечно заключил Блейк.
      Эмори снова свел брови:
      - Но истинные леди не получают удовольствия...
      - Да-да, - перебил его Блейк. - Я много раз слышал утверждения священников, что леди только терпят это и тому подобное. Но в конце концов священники всего лишь люди, а людям свойственно ошибаться. Так что же: ты будешь сидеть и стенать по этому поводу или наслаждаться выпавшим тебе счастьем?
      - Полагаю, и то, и другое, - честно признался Эмори.
      Блейк трагически закатил глаза и сухо заметил:
      - Тогда иди жалуйся кому-нибудь другому. У меня нет времени выслушивать нытье тупицы, не умеющего радоваться своей удаче.
      С этими словами он вернулся к трапезе, и Эмори ничего не оставалось, как последовать его примеру...
      - Миледи?
      - В чем дело, Сиберт? - осведомилась Эмма, продолжая помешивать варево, кипевшее в котелке над огнем. Она снова готовила отвар дамианы для мужа. По ее мнению, всем будет лучше, если его пыл не остынет до того, как они зачнут наследника. Король полагался на нее, рассчитывая, что она защитит его от Бертрана и его алчной матери. Тем паче прошедшая ночь показала ей, что на самом деле представляет собой "осуществление брака", то есть соитие. Оказалось, что Эмма вовсе не против его повторения.
      - Миледи!
      Эмма перевела взгляд на озабоченное лицо дворецкого. Вид у него был раздраженный, что случалось с ним крайне редко. Обычно он бывал невозмутим и спокоен, что бы ни произошло.
      - Там... некий господин... в холле, - мрачно доложил Сиберт, выговаривая слово "господин" с каким-то презрением.
      - Что за господин? - Эмма медленно выпрямилась, вытирая руки полотенцем.
      Пожевав губами, Сиберт помолчал, потом выпалил:
      - Надутый павлин! Говорит, что его зовут месье де Ласси и прислал его лорд Рольф. Расхаживает повсюду, как хозяин.
      - Это портной! - Эмма растерянно прижала руку к груди. Она совсем забыла о своей просьбе кузену прислать кого-нибудь, чтобы пошить платья для поездки ко двору.
      Сняв с огня котелок, дабы его содержимое не перекипело в ее отсутствие, она отправилась в большой зал. Там перед очагом стоял маленький человечек. При виде его Эмма удивленно подняла брови: он не просто стоял, а возвышался - иначе не скажешь, - всем своим видом показывая собственное превосходство над окружающими. Разглядывая большой зал, его обстановку и двух одетых в черное служанок, убиравших со стола остатки трапезы, незнакомец брезгливо морщился.
      Эмма впервые пожалела о своем решении перекрасить все в траурный цвет. В свое время она считала, что таким образом выразит свою печаль по утраченному счастью. Однако теперь, когда временное помрачение миновало, мысль вычернить все в замке показалась ей очень глупой. Можно было только удивляться тому, что добродушная челядь покорно подчинилась ее распоряжениям без единого возражения.
      Видимо, слуги сочли, что у нее повредился рассудок, и решили не спорить с хозяйкой. Она тяжело вздохнула, и де Ласси, повернув худое личико, с тем же выражением уставился и на ее черный наряд.
      - Месье де Ласси, как любезно с вашей стороны приехать сюда! - Несмотря на раздражение, которое вызывала у нее его манера держаться, Эмма старалась говорить как можно приветливее.
      Однако человечек с презрительной миной принял протянутую ему руку в вялую ладонь и проговорил с сильным французским акцентом:
      - Пустяки. Ваш кузен сказал, что вы с лихвой отблагодарите меня.
      - Разумеется, - сухо откликнулась Эмма. - Я понимаю, что вынудила вас предпринять трудное путешествие, и вознагражу соответственно.
      Де Ласси ответил надменным кивком и объявил:
      - Мне нужны три комнаты. Одна для примерки, другая для шитья и третья для меня. Мои слуги будут спать в двух других комнатах.
      - Слуги? - удивилась Эмма, но в этот момент парадная дверь большого зала распахнулась, и в замок с шумом ввалилось полдюжины женщин г охапками разнообразных тканей. Очевидно, Рольф сообщил портному, что ей потребуется много платьев и в самые кратчайшие сроки. - Сиберт, - обратилась Эмма к дворецкому. - Проводи месье де Ласси и его работниц в комнату лорда Рольфа и спальню, которую занимал лорд Фальк. И приготовь третью комнату, рядом с ними.
      Отдав распоряжения, Эмма покинула прибывших и вернулась на кухню.
      Спустя десять минут около нее вновь возник Сиберт. Одного взгляда на лицо дворецкого хватило Эмме, чтобы отставить горшок с дамианой и обратиться к нему со всем вниманием. Никогда не видела она его таким расстроенным.
      - Павлин требует вашего присутствия, - мрачно сообщил Сиберт.
      При этих словах Эмма гордо выпрямилась:
      - Требует?
      - Да, - кивнул Сиберт и процедил сквозь стиснутые зубы: - Сию же минуту.
      С недовольным видом Эмма направилась было к двери, но та распахнулась, и Эмма вынуждена была посторониться, пропуская на кухню четверых работниц де Ласси.
      - Просим прощения, миледи, - проговорила одна из них. - Месье де Ласси сказал, что мы можем пойти на кухню, чтобы утолить жажду. Поездка была долгой и...
      - Да, конечно. - Эмма улыбнулась и посмотрела на Сиберта.
      - Я позабочусь об этом, миледи, - поспешил уверить он хозяйку, не сводя глаз с женщины, обратившейся с просьбой.
      Эмма приподняла брови, заметив выражение лица дворецкого. Было ясно, что он очарован швеей. Эмма вдруг впервые осознала, что для своих лет он вполне привлекательный мужчина. Сиберт всегда держался с такой мрачной торжественностью, так тщательно выполнял свои обязанности, что она никогда раньше не обращала внимания на его внешность. Теперь, видя застенчивую улыбку на губах швеи, она должна была признать, что в своих черных одеждах он выглядел внушительно и даже щегольски.
      Незаметно покачав головой, Эмма вышла из кухни, пересекла большой зал и направилась к лестнице. Несомненно, важный "павлин" хочет приступить к работе немедленно, и она не могла винить его за это. Одежды требовалось много, а времени было мало. Однако Эмма подозревала, что если настроение его не улучшится в ближайшее время, ей предстоит несколько томительных часов.
      Эмма оказалась права в своих предположениях.
      Два часа провела она в душной спаленке, выбранной под примерочную, и за это время несколько раз была на грани срыва. Согласно снисходительному мнению де Ласси, ни одна из приглянувшихся ей тканей, ни один из понравившихся фасонов не годились! А что до ее фигуры... Он не мог пожаловаться на ее талию и бедра, но грудь!.. Эта часть ее тела вызвала особое раздражение у месье де Ласси. "Такой бюст не моден! - повторял портной. - Он может погубить любую линию платья. Его придется затянуть!"
      Было далеко за полдень, когда Эмма смогла наконец сбежать от портного. Голова ее раскалывалась, а челюсть ныла - так сильно и так долго стискивала она зубы, чтобы не закричать от досады. Шум и гам большого зала, в котором уже садились за дневную трапезу, лишь усилили ее недомогание.
      После трапезы Эмма почувствовала сильное желание не возвращаться в примерочную, а пойти прилечь, пока не пройдет голова, но она тут же передумала. Боль наверняка вернется, как только она вновь окажется в одной комнате с де Ласси. Но выбора не было - она должна получить новые одежды для поездки ко двору. Так что оставалось лишь покориться своей судьбе и поскорее покончить с этим делом.
      От грустных мыслей Эмму отвлекли странные звуки. Окинув недоумевающим взглядом зал, она увидела, что слуги сдвигают к стенам длинные обеденные столы на козлах.
      - Муж мой, что происходит? - озабоченно спросила она у Эмори.
      Тот замер, виновато глядя на жену: он не предупредил ее о своих планах на сегодняшний день.
      Не слыша ответа друга, Блейк слегка нахмурился и поспешил объяснить:
      - Освобождают место для суда, леди Эмма.
      - Для суда?
      - Да. - И при виде ее сведенных бровей смутился. - Разве вы не знали, что на сегодня он назначил суд?
      - Нет, не знала, - сухо отозвалась Эмма. Эмори поморщился от укора, прозвучавшего в ее голосе.
      - А почему освобождают столько места? - с еле сдерживаемой яростью осведомилась Эмма.
      Блейк посмотрел на нахмуренное лицо друга и опять ответил за него:
      - Эмори счел, что лучше освободить побольше места: ведь людьми пренебрегали так долго, что он уверен: наберется много жалоб.
      - Пренебрегали? - кипя от бешенства, повторила Эмма.
      - Ну да. Нам же известно, что Фальк подолгу отсутствовал и длительное время не занимался судом.
      - Это верно, не занимался. За два года нашего брака он ни разу никого не судил, - мрачно подтвердила она и после паузы добавила: - Судила я.
      У потрясенного Эмори прорезался голос:
      - Ты?!
      - Да. Я управляла всем в отсутствие мужа, - ледяным тоном разъяснила Эмма. - Я ведала хозяйством, подготовкой воинов и проводила суды.
      Блейк недоверчиво усмехнулся:
      - Вы занимались муштрой солдат?
      - Я позаботилась, чтобы у них был стоящий наставник, - поспешила уточнить Эмма.
      - Хм... - Эмори некоторое время молча смотрел на Эмму, обдумывая ее слова. Его приятно удивила отличная выучка ее людей. Он ожидал, что они окажутся мало к чему пригодными, а вместо этого столкнулся с ловкими и трудолюбивыми бойцами. Конечно, им было далеко до сноровки его собственных воинов, но ведь война была ремеслом его людей, считавшихся лучшими бойцами в королевстве.
      На мгновение Эмори подумал, не стоит ли похвалить Эмму за это, но решил не торопиться. Чего доброго, это ее смутит: женщины любят выслушивать комплименты своей внешности и умению вести хозяйство, а не таким мужским занятиям, как муштра солдат.
      Эмма молча наблюдала за подготовкой большого зала к суду. По обычаю, лорды раз в месяц устраивали суд для своих людей, на котором рассматривали их жалобы и решали споры между ними. До замужества Эмма помогала в этом деле отцу, а потом, переехав в замок мужа, взяла эту обязанность полностью на себя. Как верно заметили Эмори и Блейк, Фальк не обращал внимания на проблемы своих людей, как, впрочем, и на жену.
      Она могла бы сразу сообразить, что Эмори займется судом сам. В отличие от Фалька он не был равнодушен к своим подчиненным. Однако ее неприятно удивило, что он так вот сразу отберет у нее эту власть, во всяком случае, она никак не ожидала, что ее поставят об этом в известность последней. Даже слуги узнали эту новость раньше нее. Она почувствовала не злость, а большую обиду.
      Тяжело вздохнув, Эмма опустила глаза. Прошлая ночь была прекрасной и волнующей. Ей показалось, что между ними произошло нечто... особенное... нежное... Они с мужем стали ближе. Она надеялась, что теперь они станут больше разговаривать, лучше узнают друг друга, будут обсуждать общие дела. К ее огорчению, оказалось, что муж подобных чувств не испытывает. Посмотрев в его сторону, она увидела, что его нет на прежнем месте. Пока она собиралась с мыслями, они с Блейком встали из-за стола и перешли к огню. Поднявшись со стула, она присоединилась к ним.
      - Милорд... - обратилась она к Эмори и смолкла, когда он с сердитым лицом повернулся к ней. Тем не менее, переведя дыхание, она заставила себя продолжить: - Я подумала, милорд, что, поскольку я уже знаю прошлые споры и обиды селян и слуг, возможно, вы захотите воспользоваться моей помощью.
      - Мне не нужно твое вмешательство, жена! - раздраженно отрезал Эмори. Меня оскорбляет, что ты могла даже подумать об этом!
      - Я всего лишь хотела...
      - Неужели ты так мало веришь в меня и мои способности?
      - Нет-нет! - поспешила возразить Эмма, стремясь успокоить его уязвленную гордость. - Но...
      - Никаких "но", жена. Ты занимайся своим делом, а я буду заниматься своим, - Эмори круто повернулся и направился к столу, но неожиданно остановился. Он не хотел так резко обойтись с ней. По правде говоря, он прекрасно понимал, что должен был сам сообщить ей о своих намерениях, и сердился на себя из-за того, что забыл об этом. Не улучшило его настроения и то, что Блейк отвел его в угол и стал выговаривать за пренебрежение тонкими чувствами жены. В который раз! Эмори до смерти надоело выслушивать поучения насчет того, как надо с ней себя вести. Он обернулся к Эмме, собираясь извиниться, но она уже поднималась по лестнице, направляясь в примерочную.