Вздохнув, он снял штаны, оставив их на полу, лег рядом с Розамундой и посмотрел на нее. Она лежала на спине с закрытыми глазами, надеясь, несомненно, что он решит, будто она спит, и оставит ее в покое.
      Но он не мог оставить ее в покое, не собирался делать этого.
      Слегка улыбнувшись, он засунул руку под покрывало и накрыл мягкое полушарие ее груди поверх рубашки. Она напряглась, дыхание ее внезапно участилось, когда он слегка провел большим пальцем по уже набухшему соску.
      Розамунда на мгновение крепко зажмурила глаза, борясь с наслаждением, охватившим ее при одном его легком прикосновении, и открыла рот, чтобы повторить мужу слова епископа Шрусбери о том, что ласка тоже грех. Но едва она открыла рот, как муж приник губами к ее губам, а его язык воспользовался возможностью и проник в ее рот.
      О, это неправильно, в панике подумала она. И похотливые поцелуи тоже грех, наверняка епископ счел бы такой поцелуй именно похотливым. И хуже всего то, с ужасом поняла Розамунда, что она наслаждается им, а епископ утверждал, что и это грех. О Господи, ей непременно гореть в аду, если она не остановит его.
      Розамунда судорожно уперлась руками в его плечи, пытаясь оттолкнуть, но с его мощным телосложением Эрик даже не заметил этого, а его язык творил с ней такие вещи, которые обещали и наслаждение, и место в аду.
      Розамунда застонала - не то от бессилия, не то от восторга, - когда его руки заскользили по ее телу. Она изо всех сил сопротивлялась наслаждению, даже когда ей хотелось еще крепче обнять мужа и выгнуться навстречу его рукам. Когда он прижал руку к средоточию ее женственности, она умоляюще застонала, мысленно моля Господа спасти ее от ее собственного похотливого желания. Но Господу, вероятно, сейчас было не до нее, и ее мольба осталась без ответа. Эрик же, казалось, не замечал ее попыток плотнее сжать ноги и не дать ему прикоснуться к ней.
      Когда Эрик оторвался от ее губ, она вдохнула побольше воздуха и открыла рот, чтобы предупредить его об опасности, угрожавшей его душе. Но вместо этого она ахнула - его пальцы проникли в нее, коснувшись самого сокровенного и чувствительного места. Розамунда тут же прикусила губу, пытаясь бороться с нахлынувшими ощущениями. А когда его губы внезапно обхватили ее напрягшийся сосок, она до крови закусила губу. Его зубы, играющие с чувствительным бутоном через влажную ткань рубашки, доставляли такое мучительное наслаждение, что она тяжело задышала.
      И только когда он убрал руку, чтобы снять с нее рубашку, она смогла заговорить.
      - Милорд, - выдохнула она, - епископ Шрусбери...
      Оторвавшись от ее груди, Эрик накрыл ее рот рукой и покачал головой:
      - Тише.
      - Но...
      - Нет, я не стану больше слушать ту ерунду, что говорил Шрусбери.
      - Но...
      - Нет, - твердо повторил он. - Я знаю мнение церкви о наготе. И я также знаю ее мнение о брачном ложе. Мне не нужны поучения ни от тебя, ни от Шрусбери.
      Розамунда смотрела на него во все глаза, не находя никаких доводов. В этом не было смысла; ведь он только что признал, что знает мнение церкви. И бесполезно было повторять ему это. И что же теперь делать? Епископ ясно сказал, что наслаждение в постели опасно для ее души, однако же отец велел подчиняться упрямцу, которому, похоже, нет дела ни до ее души, ни до своей собственной.
      Мысли Розамунды разбрелись, а Эрик вдруг взял ее за руку и потянул, вынуждая сесть. Затем он велел ей встать на колени, она подчинилась без разговоров, но все же накрыла его руки своими, пытаясь остановить, когда он стал поднимать рубашку. Она ничего не сказала, только смотрела на него полным мольбы взглядом.
      Эрик, заметив выражение ее глаз, почувствовал, что терпению его приходит конец, но решительно взял себя в руки.
      - Розамунда, ты помнишь свои клятвы во время венчания?
      Она удивленно заморгала и тоже несколько успокоилась.
      - Да, конечно.
      - Конечно. - Эрик неторопливо кивнул. - А разве среди них не было клятвы повиноваться мужу?
      На ее лице вновь появилось выражение настороженности. И хотя ей явно не хотелось признавать этого, она кивнула:
      - Да.
      - А если бы я приказал тебе позволить мне снять с тебя рубашку, чтобы выполнить твою клятву перед Богом и людьми повиноваться мне, тогда ты позволила бы мне, да?
      Она нахмурилась, немного подумала и кивнула:
      - Да, милорд. Поскольку я поклялась перед Богом и людьми повиноваться вам, то позволила бы.
      - Ну тогда я приказываю разрешить мне сделать это.
      Розамунда колебалась всего одно мгновение, а потом убрала руки. Она была молчалива и неподвижна, пока он поднимал рубашку, обнажая бедра, потом талию. Когда он задержался у ее груди, она подняла руки, чтобы он мог снять рубашку через голову, но он вдруг словно передумал. Вместо этого он наклонился и припал губами к тому же соску, который ласкал через ткань. Рубашка внезапно упала, накрыв его с головой, когда он обхватил Розамунду за талию и стал целовать одну грудь, свободной рукой зажав другую.
      - О Боже! - Розамунда словно молилась. Пальцы ее сжались, и ногти впились в ладони. Она пыталась бороться с внезапно нахлынувшими чувствами. Но тут Эрик пошевелился, раздвинул коленом ее ноги, и Розамунда решила, что уже можно не волноваться о том, что она попадет в ад. Что может быть хуже боязни испытать дарованное тебе наслаждение? Зажмурив глаза, она снова стала молиться, когда губы Эрика прикоснулись к другой груди, а рука проникла между ног. Ее глаза широко открылись, когда он нашел чувственный бутон. Она еще глубже вонзила ногти в ладони и стала кусать губы, чтобы не податься навстречу его руке, но уже ничего не могла поделать с жаркой влагой, вызванной его ласками.
      Эрик присел на корточки, и его лицо оказалось на уровне ее груди.
      Розамунда снова закусила нижнюю губу, произнося про себя Иисусову молитву. Это была отчаянная борьба со сладостной пыткой, которой он подвергал ее. Своими жаркими ласками он разбудил в ней огонь, грозивший спалить.
      Когда она уже решила, что больше не вынесет, он, запутавшись пальцами в ее волосах, запрокинул ее голову и жадно припал к губам. Розамунда была податлива в его руках, не сопротивляясь, но и не помогая ему, лишь временами ахая от удивления. Тихий возглас потонул в его поцелуе, когда он положил ее на постель и одним плавным движением овладел ею.
      Оторвавшись от ее губ, Эрик замер, вглядываясь в ее лицо, искаженное страстью, и заметив искусанную губу.
      Слегка нахмурившись, он выскользнул из нее, потом опять медленно вонзился, отметив то, как она снова закусила губу, а ее взгляд был устремлен куда-то за его плечо. Когда он повторил движение, она осталась неподвижной, хотя зубы еще сильнее впились в губу. Ее прежние вздохи, стоны и страсть исчезли. Сейчас в его объятиях была совершенно другая женщина, и он не понимал причину. И ему это чертовски не нравилось.
      - Что ты делаешь?
      Розамунда моментально взглянула на него.
      - Милорд? - растерянно спросила она.
      - Ты искусала губы, и тебя как будто здесь нет. В чем дело?
      Розамунда горестно вздохнула, отвела глаза и лишь тихо сказала:
      - Вы приказали мне не говорить об этом.
      - Шрусбери, - догадался Эрик и увидел подтверждение в ее виноватом взгляде. - Что еще он сказал тебе?
      - Он сказал, что грешно наслаждаться этим, - тихо призналась она, и Эрик почувствовал, что немного успокаивается. По крайней мере теперь были понятны ее молчание и безучастность. А то он уже начал опасаться...
      - Что еще? - поинтересовался он, решив выяснить все до конца.
      Розамунда отвела взгляд, вздохнула и начала перечислять все, что поведал ей священник.
      - Нельзя заниматься этим в нечистое время для женщины, когда она носит ребенка или кормит, никогда во время Великого поста, на Страстной неделе. Нельзя в постные дни, по воскресеньям, средам, пятницам или суб...
      - Хватит! - взревел Эрик и прижался лицом к ее шее, потом глубоко вздохнул и поднял голову. - Послушай меня внимательно, - велел он. - Я приказываю тебе забыть все это и наслаждаться моими прикосновениями. Ты поняла?
      - Да, милорд, - сказала она с таким облегчением, что Эрик невольно улыбнулся. - И моими поцелуями ты тоже должна наслаждаться.
      - Как пожелаете, милорд.
      - И всем, чем бы мы ни занималась вместе. Понятно?
      - О да, милорд.
      Розамунда улыбнулась, но глаза ее наполнились слезами, и Эрик нахмурился:
      - Что такое?
      Она помолчала, борясь с чувствами, переполнявшими ее. Он разрешал ей наслаждаться той радостью, которую дарил, и брал на свои плечи тяжесть ее вины. Он мог бы и дальше предоставить ей одной мучиться страхом, что она грешница. Или просто наслаждаться и не думать о ней. А вместо этого он нашел способ сделать так, чтобы они оба наслаждались их близостью - и ей не пришлось взваливать на себя бремя вины, о которой твердит церковь.
      - Жена? - растерянно пробормотал Эрик, ласково погладив ее по щеке.
      Дрожащая улыбка тронула губы Розамунды, и она прикоснулась к его лицу.
      - Я так рада, что мой отец выбрал вас мне в мужья. Вы действительно замечательный человек. Такой умный, милый и... - Ее слова иссякли, когда он накрыл губами ее губы, но чувства в ее душе не утихли, и Розамунда поняла, что в скором времени ей все равно придется задуматься о них. Она очень боялась, что влюбляется в этого ворчливого, упрямого, ревнивого, замечательного и милого человека. Ока не ожидала, что это случится, и ей очень не хотелось, чтобы это чувство было безответным.
      Глава 13
      - И как?
      Эрик вытер капли пота со лба и, повернувшись, взгля-нул на отца, который пришел посмотреть, как продвигается работа по постройке конюшни. И очень вовремя, потому что Эрик как раз в этот момент закончил навешивать двери с помощью Шамбли. Осталось лишь убрать строительный мусор, и конюшня будет готова. Наконец-то.
      Он мысленно улыбнулся. Строительство можно было бы закончить и раньше, если бы он торопил людей, как собирался поначалу. Но помешал дождь, а произошедшая три дня назад попытка покушения на Розамунду убедила его не очень торопиться, по крайней мере до тех пор, пока он не найдет замену Блэку для охраны их спальни. И Эрик нашел такую замену утром.
      Теперь он с удвоенной энергией принялся за строительство, не жалея людей. Этой ночью Блэк будет отдыхать в новой конюшне, и не потому, что Эрик имел что-то против коня - он любил этого жеребца, как любой мужчина любит своих лошадей, но рана Блэка уже зажила. Розамунда все еще кормила его мягкой пищей. Она утверждала, что такая пища отбирает меньше сил и ускоряет выздоровление. К сожалению, хотя из Блэка и получился хороший сторож, трудно было сказать, была ли это целиком его заслуга или же жуткий запах вокруг сыграл свою роль.
      Он отправит Блэка на конюшню, а рядом с Розамундой будет собака, которую он купил. И собака может везде ходить за ней днем, а Блэк этого не мог. Его оставляли в замке у камина, пока она работала на конюшне.
      Когда Розамунда отказалась от того, чтобы ее охранял рыцарь, Эрик пытался убедить ее брать с собой коня. Но она посмотрела на него так, словно он лишился рассудка, а потом просто ушла. И чтобы больше не настаивать, Эрик в первый день после нападения сам ходил за ней по пятам. Но это закончилось для него не лучшим образом.
      На Розамунде было серо-голубое платье, подчеркивавшее яркость глаз и светлые волосы. Однако оно явно было старое, возможно, подарок отца, когда тот временами навещал Розамунду. Платье было дорогое, но все же тесновато Розамунде, причем везде. Грудь была туго обтянута лифом и слишком приподнята, отчего казалась полнее. И хотя в талии платье было довольно свободно, оно подчеркивало изгибы фигуры, особенно когда Розамунда шла, покачивая бедрами.
      Вспомнив, что король велел купить ей новые платья, Эрик рассердился на свою забывчивость. Он должен был позаботиться об этом в первую очередь! Ему следовало приобрести для Розамунды по меньшей мере дюжину платьев, и все большие и свободные, чтобы материя не грозила затрещать по швам каждый раз, когда она двигалась или тянулась к чему-то. И приглушенные, скромные тона вроде коричневого или черного подошли бы лучше всего, решил он, глядя, как она порхает в своем старом платье. Она казалась яркой птичкой во дворе, в конюшне, в замке - повсюду, где он видел ее.
      И чем дольше тянулся день, тем мрачнее становился Эрик, наблюдая за ней. Ему казалось, что просто немыслимое число мужчин приходило к ней с больными животными, гораздо больше, чем женщин. Неужели у них нет другой работы? Они должны были послать вместо себя жен или дочерей, возмущенно думал он, окидывая сердитым взглядом любого, кто посмел улыбнуться Розамунде или выразить взглядом свое восхищение. И не важно, что это была скорее благодарность за ее помощь и способности. Нет, Эрик был уверен, что каждый взгляд был похотливым, и с каждым часом становился все более раздражительным.
      Розамунда терпела его поведение молча, но он знал, что оба они испытали облегчение, когда настало время ужина и они вернулись в замок. По крайней мере до того момента, пока с ней не заговорил лорд Спенсер.
      - Ах, миледи, - ласково сказал слепой старик. - Меня не перестает поражать, что, проработав целый день в жутком запахе конюшни, вы тем не менее умудряетесь в конце дня просто благоухать.
      Эрик, не дав себе времени даже задуматься, рявкнул:
      - Не суйте свой нос куда не надо!
      Едва слова прозвучали, Эрик тут же пожалел, что не прикусил себе язык. Боже милостивый, только что он был невероятно груб со старым слепым человеком! И все из-за ревности, понял он с растерянностью и сожалением. Но прежде чем он успел извиниться и загладить свою вину, Розамунда ударила кружкой по столу и яростно набросилась на него;
      - Ну, это уже сверх меры, милорд! С меня довольно вашей глупости на сегодня. Вам следует немедленно извиниться! Что касается меня, я не смогу есть в такой неприветливой компании. Я отправляюсь спать. Одна!
      Вскочив, она бросилась наверх, оставив Эрика терзаться угрызениями совести во внезапно наступившей тишине. Остальные смотрели на него в молчаливом осуждении.
      Он принес искренние извинения старику, но это не оправдало его в глазах окружающих, и Эрик понимал, что они правы. В последние дни он бывал груб и несдержан почти со всеми; с каждым воином, который посмел улыбнуться Розамунде и пожелать ей хорошего дня; с каждым фермером, который с улыбкой благодарил ее за помощь своему животному; даже с некоторыми слугами, которые застенчиво улыбались, когда она благодарила их за мелкую услугу.
      Эрик тоскливо просидел весь ужин, выпив больше, чем съел, и гадал, насколько рассердилась жена. Он узнал это, когда отправился спать. Она молча лежала в постели и, как только он приблизился, тут же отвернулась, явно демонстрируя ему свое недовольство. Она холодно отвечала на все его попытки примириться весь прошедший день. И не оттаяла даже утром. Наверное, он этого заслуживал.
      - Розамунда будет довольна,
      Отвлекшись от своих мыслей, Эрик взглянул на отца, потом снова посмотрел на новую конюшню.
      - Ты так думаешь?
      - Да, - улыбнулся лорд Берхарт. - Может, она начнет снова разговаривать с тобой.
      Сердито взглянув на подтрунивавшего над ним отца, Эрик взял тунику с лежавших в углу досок. Он работал с раннего утра. Наконец-то наступила настоящая летняя жара, и Эрик давно сбросил тунику. Сейчас он надел ее, взглянув на подходившего Шамбли.
      - Доски уже почти убрали. Когда ты собираешься сказать Розамунде, что она может переводить сюда лошадей?
      - Сейчас, - решил Эрик и направился к выходу. Его отец и Шамбли последовали за ним, и они втроем вошли в старую конюшню. Оглядев тускло освещенную старую постройку, Эрик скривился. Тут действительно царила водная разруха. Он решил, что прикажет снести старую конюшню, как только переведут лошадей в новую. Не увидев здесь жены, он нахмурился. Смизи тоже куда-то запропастился. В конце конюшни какой-то парнишка стоял к ним спиной и рылся в мусоре.
      - О, милорд, - Смизи вышел из ближайшего стойла. - Вы что-то хотели?
      - Да. Где моя жена? - прорычал Эрик. Он велел главному конюху присматривать за Розамундой. Если точнее, приказал следить за ней каждую минуту и не спускать глаз, иначе пригрозил свернуть ему голову, как хвостик у яблока. Но Эрик был раздражен, особенно потому, что Розамунда избегала его.
      Смизи растерянно посмотрел на него и указал на парнишку в конце конюшни:
      - Вот же она, милорд.
      Эрик тупо смотрел на обтянутый штанами зад, только теперь узнав знакомый силуэт. Он начал наливаться медленной яростью, но, когда открыл рот, чтобы закричать, у него лишь вырвался возглас удивления, потому что отец и Шамбли внезапно схватили его за руки и потащили из конюшни,
      - Только не это! Отпустите меня, черт бы вас побрал! - кричал Эрик, пытаясь освободиться и вернуться в конюшню, когда они остановились подальше от нее.
      - Только когда ты успокоишься, - заявил лорд Берхарт.
      - Успокоюсь? Ты видел мою жену?
      - Конечно. Но она не делала ничего предосудительного. Она...
      - Ты что, слепой? Ты разве не видел, что на ней надето?
      - Ах, штаны, - вздохнул лорд Берхарт. - Тебе не нравится, когда она надевает их для работы на конюшне, так я понимаю?
      - Они...
      - Удобны, - подсказал Шамбли Эрику, подыскивавшему подходящее слово. Он кивнул, когда Эрик сердито взглянул на него. - Да, именно так, Эрик. В конюшне гораздо удобнее работать в них, чем в платье.
      - Мне плевать, удобны они или нет. Они непристойны для дамы.
      - Непристойны? - рассмеялся Шамбли. - Когда это ты успел стать таким праведником?
      - Когда увидел жену в обтягивающих кожаных штанах и понял, что и все остальные видят то же самое.
      - Ревнуешь?
      Эрик замолчал. Одно дело понимать самому, что он слишком ревнив, и совсем иное, когда это понимает лучший друг. Как это унизительно!
      - Именно, - сказал его отец. - На твоем месте я бы действовал помягче. Нельзя врываться туда и орать, словно она совершила смертный грех.
      Эрик прищурился:
      - Нельзя?
      - Нет, конечно, - укорил его отец.
      Роберт попытался сам убедить друга:
      - Эрик, подумай. Она же не специально оделась так, чтобы привлечь внимание мужчин. Мы оба знаем, что она носила такую же одежду и в аббатстве, возможно, каждый день, и никто там не считал это непристойным.
      - Но там были одни монахини, - возразил Эрик.
      - Да, - неожиданно легко согласился лорд Берхарт. - И именно к этому она привыкла. Ей, наверное, и в голову не приходит, что твои люди - это сборище алчущих кобелей готовых гоняться за любой сучкой.
      - Мои люди не... - негодующе начал Эрик, но остановился, когда те усмехнулись. Он попал в ловушку. - А, понятно, - сказал Эрик. Розамунда, одеваясь в удобные для работы штаны, вовсе не стремилась привлечь мужчин. Она даже и не догадывалась, насколько соблазнительна. Но его люди преданы ему и не допустят никаких вольностей. А он вел себя так, словно они именно это и делали.
      Вздохнув, он закрыл глаза. Опять эта ревность. Он вел себя так, словно Розамунда была второй Делией, не заслуживала доверия. И это было несправедливо. Розамунда не дала никакого повода подозревать ее в неверности, а он собирался ворваться в конюшню, словно она уже сделала это.
      - Я буду говорить с ней спокойно, - наконец сказал он. - И скажу, что я предпочитаю, чтобы в будущем она одевалась, как это принято, чтобы не ставить в неловкое положение себя, меня и окружающих мужчин. Я буду благоразумен.
      - Очень хорошо! - Лорд Берхарт с гордостью похлопал сына по плечу.
      - Да, очень хорошо, - согласился Шамбли, даже не пытаясь скрыть смех. Тебе, может, еще удастся победить ревность, это зеленое чудовище. С небольшой помощью.
      - Заткнись, Роберт! - рявкнул Эрик и направился обратно в конюшню. Друг расхохотался за его спиной.
      Спокойствие Эрика длилось лишь до тех пор, пока он снова не увидел жену. Она все еще стояла на четвереньках, пытаясь вытащить что-то из кучи. И ее туго обтянутая кожаными штанами попка все еще была вызывающе приподнята.
      Проклятие, кого он пытается обмануть? Каждый раз, смотря на нее, он думал о том, как бы забраться ей под юбку - или в штаны, - и сейчас был тот самый случай. Более того, Увидев ее в подобной позе, он почувствовал неудержимое желание. Тугие штаны обтягивали ее словно вторая кожа, подчеркивая все изгибы тела. Он мог бы вытерпеть это, не будь совершенно уверен, что подобные мысли возникают и у других мужчин. И в данный момент Смизи стоял позади Эрика и сбоку от Розамунды, наслаждаясь, как был уверен Эрик, картиной, открывшейся его взору.
      Прежде чем вспомнить о желании быть благоразумным, Эрик начал рычать, словно цепной пес:
      - Жена! Встань с этих чертовых колен и...
      Услышав покашливание позади себя, он замолчал и, оглянувшись, увидел отца с приподнятыми бровями и многозначительным выражением лица. Подавив гнев, он увидел, что Розамунда выпрямилась и, усевшись на корточки, с удивлением смотрела на него через плечо.
      - Добрый день, жена, - выдавил из себя он, решив не договаривать то, что собирался сказать. И тут же нахмурился, когда услышал собственный голос, потому что, по прав-де говоря, он очень был похож на рык злобного пса.
      Глаза Розамунды настороженно прищурились:
      - Что-то не так, милорд?
      - Да! - Его слова звучали как удар кнута.
      Позади раздалось громкое покашливание отца и Шамбли. Скривившись, Эрик выдавил из себя улыбку. - Я... ты... твоя...
      - Я полагаю, - прервал лорд Берхарт бормотание сына, - что Эрика беспокоит ваше платье, моя дорогая.
      - Мое платье? - Розамунда растерянно посмотрела на свои штаны. - Но на мне нет платья.
      - Вот именно! - торжествующе заявил Эрик, но тут же замолчал и сердито посмотрел на Шамбли, больно ткнувшего его локтем в бок. Когда Роберт невинно взглянул на него, Эрик снова повернулся к жене, вздохнул и попытался говорить мягче: - Розамунда, я хочу... Ты должна... Твоя одежда...
      Когда он снова начал запинаться и замолчал, Розамунда посмотрела на свою одежду.
      - Вам не нравится, что я в штанах, милорд?
      - Да! - воскликнул он, довольный тем, что она поняла проблему и ему не нужно говорить об этом вслух.
      - Прошу прощения. Я сомневалась, что штаны - уместная одежда теперь, когда я стала леди. Но у меня мало платьев, и я боялась испортить их в этой старой конюшне. И потом, я была уверена, что это не так уж важно, потому что только Смизи видит меня.
      - О, - растерянно заморгал Эрик, и его гнев испарился. Оказывается, она и сама думала о неуместности подобной одежды, но надела штаны, чтобы сберечь платья, а вовсе не за тем, чтобы привлечь кого-то и искушать мужчин, как это делала Делия, надевая платья, слишком обнажавшие грудь. И Розамунда не рассчитывала, что кто-нибудь увидит ее в таком виде в конюшне, за исключением беззубого лысого старичка Смизи. Ведь не его же она пыталась завлечь!
      - Я велела всем сообщить, что сегодня не смогу принимать больных животных, кроме очень срочных случаев. Вы сказали, что новая конюшня будет готова сегодня, и я хотела проследить за переводом туда лошадей.
      - Конечно, тебе хотелось этого, - сказал он и даже сумел улыбнуться. И ты займешься этим. Конюшня готова.
      - Что? - спросила она, широко раскрыв глаза. - Правда? Так скоро?
      - Да, - улыбнулся он уже более естественно при виде ее явного восторга. - Пойдем.
      Повернувшись, он направился к новой конюшне. Ему и самому не терпелось теперь попасть туда. Он вдруг засомневался, одобрит ли Розамунда конюшню. Она, конечно, видела ее снаружи. За последние четыре дня она несколько раз проходила мимо, но внутри ни разу не была. Наверное, она была слишком сердита на него, чтобы проявить интерес. Сейчас он подвел ее к дверям, которые только что сам навесил, распахнул их и чуть отодвинулся, пропуская ее вперед.
      Она неторопливо вошла, оценивающе осматривая многочисленные стойла.
      Эрик ждал у дверей, провожая ее беспокойным взглядом. Он сделал новую конюшню в два раза длиннее прежней. В ней было в два раза больше стойл, и каждое просторнее прежних. Он установил полки, навесил крючки для упряжи и предусмотрел место для хранения сена. Он видел, что она заметила все это, но по-прежнему молчала.
      Разочарование уже почти охватило его, когда она медленно повернулась.
      - Муж?
      - Да? - растерянно откликнулся он.
      - Она великолепна.
      Он с облегчением улыбнулся:
      - Подойдет?
      - Подойдет? - звонко рассмеялась она, бросаясь ему на шею и целуя. Потом она отстранилась и закружилась, широко раскинув руки. - Она замечательна! Великолепна! Лошади будут в восторге. Я в восторге. И Блэку с Ромашкой понравится. Спасибо вам, милорд! - Она снова восторженно обняла его и поспешила к выходу. - Я приведу их прямо сейчас... и, кстати, переоденусь. - Остановившись у двери, она широко улыбнулась Эрику. - Здесь такая чистота, что штаны мне больше не понадобятся.
      Эрик со вздохом проводил ее, и лицо его приняло суровое выражение, когда он увидел насмешливые взгляды отца и Роберта. Сердито посмотрев на них, он сказал:
      - Она надела штаны, только чтобы не испачкать платье. Сейчас она переоденется.
      Мужчины с трудом сохраняли серьезное выражение на лицах и лишь сдержанно кивнули. От смущения Эрика спасло появление нового человека на пороге конюшни.
      - Я привел собаку, милорд.
      - А, отлично, Дженсен. - Подойдя, он взглянул на лохматого пса. Казалось, собака улыбалась ему, и вид у нее был не очень умный. Она была такой огромной, что уже один только ее размер мог напугать людей. Эрик очень надеялся, что это остановит того, кто недавно прокрался в их спальню. Дженсен заверил его, что животное воспитано так, что будет защищать кого прикажут, будь это овцы, лошади или люди. Эрику стало легче при мысли, что в течение дня Розамунда постоянно будет под присмотром. Теперь он может не волноваться так за нее.
      - А что это за порода? - с любопытством спросил Шамбли, разглядывая собаку.
      - Ну... - заколебался хозяин и растерянно почесал голову. - Он хороший пес, здорово выполняет свою работу, - ответил он и добавил: - Да, в нем есть что-то от ирландской борзой.
      - А, тогда понятно, почему он такой большой, - заметил лорд Берхарт, наклонился и погладил грязную, свалявшуюся шерсть собаки. Выпрямившись, он вопросительно посмотрел на Эрика; - А как ты собираешься убедить Розамунду водить его с собой?
      Эрик нахмурился.
      - Я просто прикажу ей, - твердо заявил он, но, увидев выражение лица отца, заволновался. - Ты думаешь, она ослушается меня?
      - Кто? Розамунда? - удивленно спросил лорд Берхарт. - Нет-нет, только не она. Ведь женщины - самые покорные создания, разве не так? - Он даже не пытался скрыть насмешку. - Удачи тебе, сынок.
      Эрик посмотрел в спину удалявшемуся отцу, потом перевел взгляд на свалявшуюся шерсть пса. Но должна же Розамунда взять с собой собаку, если он прикажет? Или нет? Она должна понимать необходимость этого. Кто-то напал на нее в спальне, и ей необходима защита. Конечно, она не поверила, что кто-то желает ей зла, и считала, что ночной визитер просто ошибся. А когда Эрик захотел, чтобы она днем водила за собой Блэка, Розамунда наотрез отказалась. Вернее, просто посмотрела на него, как на сумасшедшего, и сказала, что это невозможно и что конь может снова простудиться. Нет, она заявила, что Блэку лучше оставаться в замке, и Эрик не стал дальше давить на нее. Забота о животных - единственный вопрос, где она не всегда слушалась его.
      - Как жаль, что он не ранен.
      - Что такое? - переспросил Эрик, отвлекаясь от своих размышлений.
      - Я сказал, очень жаль, что он не ранен, - повторил Роберт. - Если бы пес был болен, она бы нянчилась с ним. И наверняка таскала бы его за собой по всему замку и двору. - Он пожал плечами. - Она явно неравнодушна к больным животным.
      - Да, это так, - задумчиво протянул Эрик и, повернувшись, посмотрел на пса. Но даже одного взгляда было достаточно, чтобы сказать, что можно лишь позавидовать его здоровью. Взглянув на хозяина собаки, Эрик спросил: - У вас, случайно, не найдется больной или раненой собаки, такой же большой, как эта?
      - Больной? - Мужчина уставился на него так, словно Эрик сошел с ума. Э... нет, милорд.
      - Я так и предполагал, - разочарованно вздохнул Эрик и потянулся к мечу.
      - Эрик! Что ты делаешь? - Роберт перехватил его руку, отводя ее от оружия.
      - Я только хотел порезать его немного. Знаешь, не очень больно, но так, чтобы Розамунда держала его рядом с собой. Она непременно захочет это сделать, чтобы не было заражения.
      Роберт мгновение потрясение смотрел на него и покачал головой.
      - Нет? - растерянно спросил Эрик.
      - Нет. Давай лучше посмотрим, может, у него уже есть где-нибудь ссадина.
      Опустившись на колени, Роберт начал раздвигать грязную шерсть пса на лапах, потом на спине и голове.
      -Ага!
      Эрик присел рядом с ним:
      - Нашел что-то?
      - У него царапина на ухе.
      Эрик подался вперед, приглядываясь. Увидев крошечную ранку, он скривился:
      - Да она даже и снадобья не вытащит из-за такой малости.
      - Рана может воспалиться, - возразил Роберт. - И это именно то, что тебе нужно: порез, из-за которого она будет держать собаку рядом с собой. Вот он.
      Эрик недовольно посмотрел на ссадину, постукивая по рукоятке меча, и наконец покачал головой:
      - Да ее едва видно, Роберт. Розамунда не будет волноваться из-за нее. Просто нужно... - Эрик стал снова вытаскивать меч, но хозяин собаки дернул за веревку, оттаскивая пса от Эрика и Роберта.
      - Теперь послушайте меня. Я сказал, что могу одолжить вам собаку, но не для того, чтобы вы ее убили, - сказал он, мрачно глядя на Эрика.
      - Оставь эту затею, Эрик, - стал уговаривать друга Роберт. - Ты же знаешь, что не сможешь ранить пса. Просто скажи, что тебя беспокоит эта ссадина, что она может воспалиться. Расскажи ей, что в детстве у тебя была собака с похожей царапиной, которая загноилась, и животное погибло. Что этот пес напоминает тебе ту собаку и ты не хочешь, чтобы с ним случилось то же самое,