За восемнадцать месяцев до памятной встречи в опере холодным и дождливым днем Кассандра подсела поближе к камину в гостиной. На руках у нее были митенки, плечи были укутаны толстой шерстяной шалью, а ноги укрыты пледом.
      Но несмотря на все ухищрения, нос у нее совсем замерз. Ей надо было работать, но пальцы закоченели уже через час, несмотря на перчатки, да и работа была не слишком захватывающей – перевод какого-то отрывка для одного профессора. За перевод обещали хорошо заплатить и могли в случае чего потребовать задаток обратно.
      Кассандра пила чай и уныло смотрела на высокие окна, залитые холодным мартовским дождем. Дождь, дождь и снова дождь. Обычно она любила ненастье, но солнце не показывалось уже почти месяц, и даже Кассандра потеряла терпение. Если так будет продолжаться и дальше, то вскоре они покроются плесенью.
      Светские матроны объявят зеленый цвет волос самым модным в сезоне. Кассандра забавлялась, представляя себе раут, переполненный красотками, демонстрирующими всем узоры из плесени на своих прическах.
      Сопение в коридоре разрушило веселую картинку как раз в тот момент, когда Кассандра собиралась завершить ее во всей красе: парчовые жилеты, шелк в зеленовато-серых разводах. Она вздохнула и обернулась. Джоан, горничная, была простужена уже неделю.
      – Вам только что принесли письмо, миледи.
      – Спасибо.
      Хоть какое-то событие нарушило монотонное течение времени. Кассандра надеялась, что письмо прислала ее сестра Адриана из Ирландии – раньше та писала довольно регулярно, но любовь сделала ее чрезвычайно невнимательной. Кассандра старалась не упрекать сестру.
      Сердце Кассандры подпрыгнуло, когда она увидела тонкий изящный почерк. Это гораздо лучше, чем известие от Адрианы! Она даже и не надеялась на письмо из Италии.
      После ухода горничной Кассандра отставила чай и перешла с письмом к стулу у окна. Там было холодно, но гораздо светлее.
      Мгновение она просто держала письмо и смотрела на свое имя, написанное его красивым почерком, давая письму возможность оживить этот день одним своим присутствием. Она почувствовала, что немного согрелась, как будто сама бумага впитала в себя лучи тосканского солнца, наполнившего теперь комнату своим сиянием.
      Кассандра понюхала письмо и вдохнула запах, напоминавший ей то ли океанский бриз, то ли его одеколон.
      Она провела пальцем по черным чернилам, которыми было выведено ее имя – леди Кассандра Сент-Ивз, чувствуя небольшие вмятинки, оставленные его пером. Большим пальцем она пощупала конверт, в этот, раз листов было много, а значит, и слов, которые она будет читать, потом перечитывать, уберет, потом снова достанет и перечитает.
      Граф ди Монтеверчи. Кассандра представляла себе полного близорукого господина средних лет. О его возрасте она судила на основании разнообразия его исследований и рассказов о путешествиях. Он писал просто восхитительно, посылая ей издалека замечательные рассказы.
      Эта переписка началась почти два года назад, когда он написал ей, чтобы похвалить ее эссе о Боккаччо. Кассандра очень гордилась этим, считая, что смогла уловить живые, остроумные и даже непристойные ощущения мастера. Граф Монтеверчи прокомментировал в своем письме каждое место, казавшееся ей особенно удачным. Он расточал похвалы, и это опьянило ее.
      Потом граф признался, что тосковал больше года из-за смерти брата и что ее эссе «пробилось сквозь облака печали над его сердцем и расчистило путь свежему ветерку смеха». Кассандра была тронута и отослала ответное письмо, приложив к нему новое эссе, которое, как она надеялась, покажется ему столь же веселым, как и первое.
      В ответ он прислал ей свои путевые заметки – яркие и чувственные рассказы об экзотических странах, опаленных солнцем. К сегодняшнему дню они обменялись уже дюжиной писем, которые иногда прибывали на почту почти одновременно – так торопились их авторы. Незаметно эти письма стали очень искренними. Граф был упрямым ученым, которому пришлось, вступив в права наследства, вернуться в провинциальный мир, в котором соотечественники не любили обсуждать поэзию. Хотя у Кассандры уже был определенный круг остроумных артистических друзей, она без труда раскрыла перед ним свои самые тайные мечты.
      Ей это ничем не угрожало, и в безопасности была своеобразная притягательность. Закоренелый холостяк, ученый, находившийся на расстоянии тысячи миль или даже дальше, уделял ей свое время. Это было такой редкостью. Еще граф непременно должен быть человеком с поэтической душой, ведь он отвечал только ее мыслям, а не физическому облику, и это качество делало его самым близким другом. Кроме того, он воплощал в себе некоторые качества, которые Кассандра с удовольствием развила бы в себе. Его пример поддерживал в ней храбрость на протяжении прошедших месяцев.
      В конце концов она перевернула письмо и сломала печать.
 
       Вилла ди Монтеверчи, Тоскана
       2 апреля 1787 года.
 
       Дорогая леди Кассандра!
       Я получил плохое известие и решил написать вам сегодня вечером. Мне придется уделить немного внимания одному неприятному для меня делу, но вам не стоит волноваться, что речь пойдет о чем-то ужасном – это просто утомительные обязанности.
       Я польщен, что вам понравилось мое эссе о Кипре. Теперь я смею настаивать на том, чтобы вы позволили себе осуществить то страстное желание, которое я чувствую в вас, – отправиться в путешествие самой. Почему бы не начать с приезда ко мне в Тоскану? Здесь вы могли бы проверить свою храбрость под руководством друга. По вашим письмам я чувствую, что вы смелее, чем вам кажется, а поскольку вы вдова, никто не скажет вам, что это неприлично. Может быть, именно в этом путешествии вы найдете больше вдохновения для вашей чудесной работы. Не сомневаюсь, что вас заинтересует моя небольшая коллекция рукописей Боккаччо. Смею надеяться, что она не оставит вас равнодушной. Вы испытаете огромное удовольствие от того, что сможете собственноручно потрогать их, не правда ли?
       Есть еще одна вещь, которая, без сомнения, заинтересует вас: по случаю вашего приезда я послал бы за вином из моих виноградников (по правде сказать, вы лишены многого, если не пили наших вин) и велел бы повару приготовить лучшие из национальных блюд, чтобы окончательно ошеломить вас. Мы могли бы поехать во Флоренцию послушать оперу или на пикник к морю. Моя страна красива, она вдохновляет людей; думаю, что пребывание в ней доставит вам истинное удовольствие.
       В последнем письме вы вновь писали о моих стихах. Это искусство дается мне с большим трудом и совершенно расстраивает меня. Как уловить волшебство мгновений? Как уловить совершенство, с которым падает солнечный свет, просто падает на серую ветвь оливы? И все же я снова и снова возвращаюсь к этому, как художники, которые приезжают сюда, чтобы наслаждаться светом, почти сведенные с ума попыткой прикоснуться к божественному совершенству. Святость невинной улыбки ребенка, прелесть того, как женщина нагибает голову и обнажает нежный, непорочный участок шеи, даже внезапная сладость сливы, сорванной с дерева, ее сочная сладость и жар солнца, взрывающиеся от нежного соприкосновения с моими губами! Даже сейчас я слышу музыку, доносящуюся из кухни, – слуги убирают остатки обеда, который они же и накрывали, и готовят посуду на завтра, а я думаю, как бы мне выхватить этот звук из воздуха и отослать его вам. Один человек поет, его голос подобен голосу оперного тенора, теперь к нему присоединяется другой, потом еще один, теперь поют четверо сразу, они стучат по горшкам, звенят ложками, размахивают и раскачивают ими в такт песне. У подножия холма, на дороге, пролегающей ниже виллы, смеется женщина, я представляю себе ее цыганкой, темные волосы беспорядочно падают на тонкое белое лицо, она собирается заняться любовью с мужем – я улыбаюсь от того, какие мысли мне пришли в голову. Порыв воздуха, пахнущего морем, колышет пламя свечи на моем столе и угрожает погрузить меня во тьму, но я все равно стараюсь уловить музыку вечера. Несовершенно. Всегда несовершенно.
       Да и непонятно, зачем все это, как говаривал мой отец.
       Ну вот, вы видите, какая меланхолия мучит меня сегодня. Помогите мне изгнать ее, сказав «да», дорогая храбрая леди. Вы достаточно смелы, чтобы найти в себе силы и отказаться от жизни, которую вы терпеть не можете, достаточно смелы, чтобы устраивать приемы и собирать вокруг себя такие же души, Как наши с вами, с таким же складом ума. Это талант, и я благодарю вас за то, что вы поделились со мной этим талантом.
       Приезжайте в Тоскану, миледи, пусть здешний воздух освежит вас.
       Ваш покорный слуга
       Бэзил.
 
      Когда Кассандра дочитала последнюю строчку, ее глаза неожиданно увлажнились. Она держала письмо на коленях и смотрела на серый мокрый мир за окном.
      Проверить свою храбрость! Осмелится ли она?

       Август 1787 года, Тоскана
      Равномерное цоканье лошадиных копыт и теплый солнечный свет навевали сон. Кассандра ощущала необъяснимое блаженство, приятную расслабленность, и это было так чудесно, что все вокруг казалось необычайно милым: коляска, в которой она ехала, и кучер – владелец коляски, одетый в жилет и рубашку, с потрепанной шляпой на голове. Когда они свернули с дороги, он запел какую-то песенку. Вдруг с каждой стороны промчались по нескольку мрачных всадников. Они пронеслись с такой скоростью, что горничная Кассандры вскрикнула от удивления. Высокие темные деревья, названия которых Кассандра не знала, казались ей часовыми, стоявшими между дорогой и полями, простиравшимися за ними.
      Кассандра прикрыла глаза, чтобы слушать происходящее вокруг. Наводящий уныние мотив возница пел слишком Весело, с присвистыванием, в пение вплеталось жужжание мухи, решившей попутешествовать вместе с ними. Муха кружилась вокруг щеки Кассандры, она лениво отгоняла ее. Со стороны поля послышались крики, коляска задребезжала.
      Настоящая музыка!
      Она подумала о том, та ли это дорога, по которой шла цыганка, чей смех летел к тому месту, где он сидел и писал, где он поймал этот звук и послал ей, Кассандре.
      – Вы счастливы, правда? – спросил кучер.
      Над верхней губой у него были черные густые усы, его глаза смеялись, когда он смотрел на нее.
      – Вам нравится наша страна?
      – О да! Она даже красивее, чем я себе представляла, наверное, это самое красивое место на свете.
      Возница подмигнул:
      – Она вам очень понравится.
      – Надеюсь.
      Кассандре захотелось узнать о хозяине виллы, графе Монтеверчи. Какой он – небольшого роста, полный, как хозяин коляски, или высокий и суровый, как охрана, назначенная для их сопровождения? Сколько ему лет? Возможно ли, чтобы глаза его были такими же прекрасными, как и его сердце, доброта которого отражалась в письмах?
      До вчерашнего дня Кассандре удавалось не задавать себе таких вопросов. Ей было достаточно того, что она покинула свой скучный пасмурный мир – послание графа придало ей достаточно смелости.
      Кассандра собрала воедино черты многих своих знакомых ученых, и у нее сложился образ человека средних лет с висками, тронутыми сединой. Он несчастен из-за своей судьбы, но подвержен вспышкам необузданного веселья – возможно, иногда резок, но этот недостаток компенсируется чуткостью, отражающейся в его бездонных глазах. Теперь она не могла вспомнить, почему представила графа именно таким. Он мог выглядеть как угодно и быть кем угодно.
      Коляска свернула, и перед ними выросла, словно из-под земли, высокая вилла, стоявшая на холме, с бледно-золотистыми стенами. У Кассандры голова закружилась от страха перед неизвестностью. Что на нее нашло?
      Она почувствовала удушье и прижала руку к груди. Хрустнуло лежавшее за корсажем письмо. От этого звука Кассандра очнулась.
      Не важно, как он выглядит: старый он или молодой, полный, худой или толстенький, как маленький тролль. Она приехала потому, что никогда в жизни не чувствовала ни с кем такой духовной близости. Она хотела сидеть и говорить, говорить с ним на любую тему, обмениваться мнениями – со своим Бэзилом, с дорогим другом.
      Ну вот! К ней опять вернулось прекрасное расположение духа.
      Длинная каменная лестница, выложенная в холме, вела от ворот виллы к дороге. Вот из ворот появился человек и начал спускаться по лестнице, его фигура отбрасывала четкую тень на золотые стены.
      – Это он? – спросила Кассандра у своего спутника. – Это граф?
      Возница посмотрел на нее, его большие темные глаза озорно блеснули, как будто он знал какую-то тайну.
      – Да.
      Кучер остановил коляску и проворно соскочил вниз, быстро повернувшись, чтобы помочь Кассандре выйти, потом поднял голову, чтобы проверить, смотрит ли она на графа.
      Солнце светило ей прямо в глаза, поэтому, даже подняв руку, чтобы заслониться от его ярких лучей, Кассандра почти ничего не видела, она смогла рассмотреть очень немногое.
      Высокий человек спускался по лестнице проворно и нетерпеливо, его сапоги стучали по камням.
      От волнения Кассандра подалась вперед и улыбнулась.
      – Дорогой граф, вы ли это? – воскликнула она.
      – Леди Кассандра?
      Он сделал еще шаг, замешкался, потом медленно сделал следующий, а потом еще один и оказался в полоске тени, где Кассандра смогла наконец рассмотреть его. Он замер, уставившись на нее. На его лице было написано то же потрясение, какое, вероятно, отразилось на лице Кассандры. Она представляла себе этот момент сотни раз, но все должно было происходить иначе: дружеское рукопожатие, возможно, даже целомудренный поцелуй в щеку, если бы граф оказался человеком преклонных лет.
      Вместо того они оба застыли как вкопанные. Ее улыбка постепенно угасала. Никакое воображение не могло подготовить ее к встрече с подобным совершенством – как физическим, так и духовным. Но он стоял перед ней – молодой, не старше тридцати лет, высокий, напоминавший своей грацией лирическое построение фразы, присущее ему. Волосы, густые и черные, свободно рассыпались по плечам. Казалось, что его лицо было вылеплено самим Микеланджело: широкие темные брови, крупный, с небольшой горбинкой нос, чувственный рот. Внезапно Кассандра подумала, что статуи почти всегда серые и холодные, Бэзил же впитал в себя все краски своей родины: губы цвета темного вина, розовые щеки, а глаза, ресницы и брови такие же черные, как и волосы.
      В этот момент сердце Кассандры сжалось от дурного предчувствия, да с такой силой, что ей чуть не сделалось дурно. Она почувствовала, что прольет море слез из-за того, что уже случилось или может произойти.
      Мгновение спустя граф продолжил спуск, Кассандра же устремилась ему навстречу с протянутыми руками. Наконец-то они встретились.
      – Бэзил, – прошептала Кассандра, испытывая легкое головокружение, потом снова открыла глаза и увидела, что была права: ее друг, растерянный и несчастный, стоял перед ней.
      Еще она почувствовала, как он обескуражен.
      Бэзил был необычайно смущен, его руки сжимали ее пальцы так крепко, будто те могли незаметно ускользнуть от него. У него были сильные пальцы и мозолистые ладони – Кассандра не думала, что поэт может быть таким мужественным и сильным.
      Он, закрыв глаза, поднес ее руки к губам и поцеловал, сначала одну, потом другую.
      – Я думал… вы вдова… я думал вы старше.
      Его голос был глубоким, как звуки виолончели. Он неуклюже пожал плечами и рассмеялся:
      – Вы так красивы, что я просто потерял дар речи.
      – Я не хотела вводить вас в заблуждение, – ответила Кассандра. – Если вам угодно, чтобы я поселилась где-нибудь в другом месте, то я так и сделаю.
      Она ожидала, что Бэзил рассмеется в ответ, но пухлые губы сжались, и Кассандра поняла, что он серьезно обдумывает такую возможность.
      – Нет, – почти печально произнес он, – я слишком долго ждал приезда моего друга. Пожалуйста, останьтесь.
      – Я думала, что вы седеющий человек средних лет за… – Кассандра опустила голову, пытаясь скрыть то, что уже готово было сорваться с ее губ. – Я представляла нашу встречу по-другому.
      Она закрыла глаза, сожалея об утраченных мечтах. Бэзил спустился на ступеньку ниже, чтобы их головы находились на одном уровне, и прижал ее руку к своей груди.
      – Нет, мой друг, ничего не изменилось. Ведь родство душ осталось, не правда, ли?
      Кассандра подняла голову:
      – Конечно.
      Он слегка улыбнулся:
      – Мы оба удивлены, но мы продолжим обращаться друг с другом как раньше. Простите, что я обратил все свое внимание на вашу внешность, ведь это всего лишь маска.
      Маска! Да. Это все еще был ее Бэзил, укрывшийся под маской красоты.
      – Только если вы простите меня.
      – Договорились.
      Он повернулся к вознице и приказал принести вещи Кассандры.
      – Пойдемте, вы, наверное, умираете от жажды.
 
      Бэзил провел ее во внутренний дворик, его сердце бешено билось от радости и страха, такого сильного, что ему казалось, оно вот-вот вырвется наружу. Она повернулась, чтобы посмотреть через стену. В фиолетовом дорожном пальто Кассандра была стройной и изящной, как птичка. Ее волосы – множество непокорных локонов цвета меди – волнами укрывали белую шею и щеки. Бэзил почувствовал боль при взгляде на эту удивительную женщину. Кассандра была наделена редкой внутренней красотой, чудесным образом дополнявшей внешнюю привлекательность. Это сочетание делало ее опасной. Следовало немедленно отослать Кассандру обратно, но вместо этого он подошел к ней, и они застыли, любуясь морем.
      – Именно так вы мне все и описывали, – сказала она.
      Ее голос был хриплым, но уверенным, в нем не было ни веселья, ни кокетства, которые он привык слышать в болтовне женщин.
      – Да.
      Бэзил снова растерялся и нахмурился, сцепив руки за спиной. Прочь сомнения! Он – джентльмен, а она – гостья в его доме, гостья, приехавшая по его приглашению. Но все же правильно ли он поступает?
      – Оно такое же яркое, как вы и обещали, – сказала Кассандра и подняла глаза к горизонту. – Я не ожидала такого аромата.
      Бэзил вдохнул и почувствовал запах моря, к которому примешивался сладковатый аромат прогретых солнцем листьев оливы.
      – А в чем разница?
      Кассандра кивнула в сторону неба и закрыла глаза, Бэзил почувствовал, что не может оторвать взгляд от ее изящной белой шеи.
      – Запах такой же… – она сделала паузу, потом нагнула голову, – как от ваших писем.
      Бэзил представил себе, как она подносит его письмо к лицу и вдыхает его запах серым английским утром. Он всегда так делал, когда приходили ее письма.
      – Ваши письма пахнут древесным дымом.
      Звон посуды заставил их оглянуться. Слуга толкал тележку на колесах по дворику, выложенному кирпичом. Бэзил указал на стол, покрытый белой скатертью, установленный под раскидистым деревом, так чтобы ветви дерева укрыли Кассандру от яркого тосканского солнца.
      – Не хотите ли чего-нибудь освежающего?
      – Так официально, – пробормотала она и кивнула: – Да, спасибо.
      На столе были чаша свежих зрелых оливок, вымытых до блеска, хлеб, растительное масло и мягкий белый сыр в глиняном горшке, чай и вино, а также хорошо охлажденная вода в кувшине.
      – Я не знал, захочется ли вам пить горячий напиток в жаркий день и не шокирует ли вас употребление вина в столь ранний час.
      Бэзил налил стакан воды, и Кассандра приняла его с благодарностью.
      Сделав большой глоток, она вздохнула от удовольствия:
      – Это изумительно!
      – У нас хороший горный источник. Еще?
      Она выпила еще один стакан, а он опять поймал себя на том, что смотрит на ее шею. Он мгновенно отвернулся и принялся нарезать хлеб.
      – Вы помните, как говорили, что ваша гостиная может меня шокировать?
      – Да, помню. А вы утверждали, что местная кухня может оскорбить мой чопорный английский вкус. Вы собираетесь поражать меня при помощи того, что находится сейчас на столе?
      Он мягко рассмеялся:
      – Нет, это только очень вкусно.
      Он достал из чаши оливку и подал ей, наблюдая за удовольствием, с каким Кассандра положила ее в рот и разжевала. Темные глаза расширились от удовольствия.
      – Когда вы написали о своей гостиной, была затронута моя честь, – продолжил он и обмакнул хлеб в лужицу оливкового масла на тарелке.
      – В самом деле? – улыбнулась Кассандра. – Так вот почему вы ответили вызовом?
      – Да, именно поэтому я и прислал вам картину из Венеции. Я надеялся, что она вас шокирует. – Он откусил хлеба. – Так и случилось?
      Кассандра рассмеялась, сняла шляпу и бросила ее на стул.
      – Меня не так просто шокировать, сэр.
      – Жаль. – Он прижал, руку к сердцу, – А я-то надеялся при встрече искупить свой поступок.
      – Но, – Кассандра достала оливку из чаши, – я немного покраснела, глядя на тот шедевр.
      Бэзил рассмеялся и почувствовал, как улетучивается щемящее чувство, испортившее ему всю радость от приезда Кассандры.
      Повинуясь внезапному побуждению, он перегнулся через стол и взял ее руку.
      – Я очень рад, что вы здесь, мой друг.
      Ее улыбка была такой же искренней, как и его, она крепко ухватилась за его руку. Резкий жар, сладкий и опасный, вспыхнул в нем, но Бэзил тут же погасил его.
      – И я так рада, что вы пригласили меня. Могу я звать вас просто Бэзил? – поинтересовалась Кассандра.
      Он улыбнулся:
      – Конечно.
      Бэзил начал успокаиваться: что бы ни произошло, он никогда не пожалеет о том, что затеял эту переписку много месяцев назад.
      После обеда Бэзил извинился и занялся каким-то делом, о котором его известил слуга, а Кассандру отвели в предназначенную для нее комнату. Она поблагодарила женщину, проводившую ее, и с облегчением закрыла дверь. От такого обилия событий у Кассандры слегка разболелся затылок. Она никогда не сталкивалась с такой разрушающей чувственностью, даже на Мартинике.
      Комната поражала великолепием и в то же время приносила облегчение своей тишиной. Кровать была с пологом на четырех изогнутых и расписанных золотом столбиках. На ней было разбросано множество подушек – красных, золотых, янтарных – в общем, цветов огня, гармонировавших с драпировками и покрывалом.
      Кассандра улыбнулась, провела рукой по ткани, подошла к дверям, ведущим на маленький каменный балкончик, выйдя на который можно было увидеть тот же вид, что и со двора. Вынимая шпильки из волос, она любовалась открывшейся перспективой: зеленые холмы близко подступали к постепенно исчезающим высоким синим горам, а до самого горизонта простиралось бесконечное море. Она никогда не видела ничего более прекрасного и живописного.
      Бэзил.
      Его имя было таким же прекрасным. Кассандра закрыла глаза, вспоминая его губы, роскошную шевелюру, изящные руки и то, как вспыхивали его глаза, когда он смеялся.
      Ей нужно уехать. Увидев ее, он явно ужаснулся, она почувствовала его нерешительность в тот момент, когда сказала, что могла бы остановиться где-нибудь в другом месте, как будто он тоже чувствовал, как опасна эта встреча.
      Распустив волосы, Кассандра повернулась и положила шпильки на маленький столик, потом начала раздеваться. Она налила воду из кувшина в фарфоровый таз и вымыла лицо, руки и шею, пребывая в замешательстве от странного предостерегающего чувства.
      Единственная угроза, которую она могла себе представить, состояла в том, что красивое лицо Бэзила скрывало тайные пороки. Это было совершенно неправдоподобно, но даже если бы это и оказалось правдой, она уже бывала в подобных ситуациях благодаря мужу, оставившему ее счастливой вдовой. Она вполне могла постоять за себя.
      От боли, никогда не оставлявшей ее, губы Кассандры исказила печальная усмешка. Какой же дурой она была, когда решала, за кого ей выйти замуж! Это не был романтический брак: она не доверяла любви. Наблюдая избыток романтизма у своей старшей сестры, Кассандра решила, что женщины никогда не должны позволять эмоциям руководить их жизнью: это верный путь к гибели. Доля женщины тяжела и без этих осложнений, так что она руководствовалась рассудком.
      Джордж казался идеальным мужем: граф из старинного рода, обладающий состоянием, с хорошими манерами, а также приятной внешностью.
      Она потерла шею. Состояние оказалось призрачным, поскольку он проиграл добрую его часть еще до их брака и постарался потерять остальное в течение года перед смертью. Манеры были хорошей игрой, но самым ужасным открытием стала извращенность его половых влечений – такого Кассандра не могла предвидеть или избежать в своем девственном неведении. Правдой из всего перечисленного оказалась только принадлежность к старинному роду.
      Что ж, отлично! Она узнала о мужских злоупотреблениях больше, чем хотела бы, но он любезно умер и оставил ее в покое. Были и худшие судьбы.
      Кассандра откинула покрывало, скользнула на шелковистую ароматную постель и устроилась среди подушек. Засыпая, она подумала об окружавшей ее роскоши, головная боль и долгие дни путешествия отошли на задний план. Закрыв глаза, Кассандра перебирала накопившиеся впечатления, промелькнули образы тосканского неба, зрелых оливок в пальцах Бэзила, поющего хозяина коляски.
      Образы двигались все медленнее и медленнее, как колебание маятника, пока не прекратили сверкать и не слились в одну ясную законченную картину: локоны Бэзила, упавшие ему на лицо, когда он наклонился, чтобы поцеловать ей руку. Согретая этим видением, Кассандра погрузилась в сон.
      Она проспала довольно долго. Проснувшись, Кассандра позвала горничную, которая все время жаловалась и предостерегала ее от всяких ужасных вещей, пока причесывала и помогала надеть платье из зеленой парчи, купленное специально для этого вечера. Кассандра слушала вполуха, ее взгляд был прикован к светлой дымке, покрывавшей холмы за ее балконом.
      Длинные золотые пальцы солнца ощупывали долины, скалы и высокие скопления белой горной породы, до этого незаметные; она почувствовала сильное волнение от того, что еще может открыться в другой день или час. Она прервала жалобы Джоан на слуг, спавших все время после обеда.
      – Джоан, взгляни. Ты когда-нибудь видела что-нибудь подобное?
      – Мне больше нравится вид из окна комнаты моей матушки.
      Кассандра отодвинула от себя руки девушки и подошла поближе к балкону, чтобы отдернуть занавеску. Ей в лицо дунул легкий ветерок. Он был прохладнее, чем несколько часов назад.
      – Думаю, мне понадобится шаль. Золотая.
      Когда Джоан принесла шаль, Кассандра подхватила ее и выскользнула из комнаты тем нетерпеливым шагом, какого не замечала за собой уже несколько лет. Она поняла, что способна на легкомысленные поступки. Это было удивительно приятное чувство, а когда она проходила по прохладному коридору в главный салон, то даже запела потихоньку. Дурные предчувствия, обуревавшие ее по приезде, казались такими же далекими, как и сама Англия.
      Уже наслышанная о слугах, Кассандра не встретила ни одного, пока шла по комнатам, заглядывала в салон, потом в библиотеку, которая так и притягивала ее – интересно, там ли он хранит рукописи? – но она все-таки заставила себя идти дальше. Комнаты располагались вокруг садов и внутреннего дворика, из каждого окна открывался изумительный вид на поля и рощи, тянувшиеся до самого моря.
      Кассандра вышла во двор. От камней, которыми он был вымощен, исходило тепло. У нее появилось ощущение, что не только луна соскользнет в море, как обещал Бэзил, но и солнце. Такого зрелища она не наблюдала уже много лет.
      Вокруг было пусто, и Кассандра подумала, не следует ли ей вернуться в свою комнату до возвращения Бэзила. Но она была слишком нетерпелива и любопытна, чтобы вынести скучную тишину, – лучше осмотреть сад.
      Но как раз в тот момент, когда она повернулась к тропинке, послышался смех и между деревьями появился сам Бэзил, державший в руках рубиново-красные фрукты. Рядом с ним шагал какой-то человек, по-видимому, слуга, но Кассандра не могла отвести взгляд именно от Бэзила. Его камзол и жилет были распахнуты, давая возможность рубашке простого покроя раздуваться вокруг тела, шейный платок был завязан достаточно свободно. Она с восторгом смотрела на его торс, который, казалось, был вылеплен искусным скульптором. Тонкий материал рукавов вздымался белыми волнами и опадал на предплечья.
      Ей захотелось помчаться к нему навстречу и поприветствовать его. Но Кассандра заставила себя остаться у стены, как будто ее внимание опять привлекло великолепие красок пейзажа, но на самом деле она видела только Бэзила. Слова из его писем, то и дело всплывавшие в ее памяти, приобрели теперь небывалую яркость: «Я стараюсь уловить музыку вечера. Несовершенно. Всегда несовершенно».
      Когда Бэзил увидел ее, его лицо просияло. Он радостно закричал:
      – Кассандра! Идите посмотрите, что я принес вам!
      Не в силах скрыть счастливую улыбку, она двинулась к нему, заставляя себя не торопиться. Он устремился к ней. Кассандра наконец рассмотрела то, что он придерживал длинными пальцами.
      – Сливы! – радостно воскликнула она и взяла одну.
      – Возьмите еще! Минуту назад они были на дереве. Я сорвал их для вас.
      Кассандра взяла несколько штук.
      – Она еще теплая!
      Он рассмеялся и откусил сливу, его белые зубы раскроили кожицу, сок брызнул на губу.
      – Попробуйте!
      Мгновение Кассандра смотрела на него, сгорая от желания слизать этот сок с его губ. Она поднесла плод ко рту и откусила. Слива взорвалась под ее зубами, пролив в рот горячий темный сок, теплый, как солнечный свет, и более сладкий, чем сахар.
      – Ой! – воскликнула она.
      Стараясь, чтобы сок не потек по подбородку, она наклонилась вперед, смеясь и обсасывая пальцы.
      – Великолепно! – воскликнула она и отбросила косточку, чтобы с жадностью поглотить следующую сливу. Крошечная струйка сока потекла по руке, и она снова засмеялась: – Грязнуля!
      Его глаза сверкали.
      – Вот для чего мы живем. Сливы!
      Он протянул руку, и она увидела, что его пальцы тоже запачканы соком.
      – Пойдемте, давайте соберем еще для других. Вам больше понравится срывать их с дерева.
      Не было сил противиться ему, и, хотя это было совершенно не в ее духе, Кассандра накинула шаль на одно плечо и вложила свои перепачканные пальцы в его ладонь.
      Только теперь, когда он останавливался на короткое время, крепко держа ее руку в своей, когда она двигалась рядом и видела солнечный свет в его волосах, видела, как колеблется в такт дыханию, казавшемуся ей слишком быстрым, его грудь, только теперь ее опять посетило дурное предчувствие, смешанное с острым желанием.
      Но Кассандра уже не могла остановиться. Отпущенное им время она будет жить только теми мгновениями совершенства, которые он ей предложит.

      Бэзил умывался и переодевался к обеду, чувствуя напряжение каждого нерва. Одеколон опалил ссадину на свежевыбритом подбородке. Кожу головы раздражала щетина щетки, ноги покалывало от соприкосновения с бриджами; даже ноги в обуви ощущали более обычного чулки, кожу и твердые каблуки.
      Опасность! Одевшись, он направился к выходу, но остановился в дверях, выходивших во двор, и замер в нерешительности. Там, внизу, находилась причина его страданий – Кассандра, окутанная необыкновенной тишиной. Она спокойно смотрела на долину, только ветерок играл густыми прядями волос. Ему захотелось дотронуться до этой тишины так, как человек опускает руку в воду, чтобы та замерцала.
      Что же привлекло ее внимание? У Бэзила перехватило дыхание, едва он вспомнил, как в ее глазах, таких недоверчивых, появилась радость, когда он предложил ей сливы. Это прибавило ему уверенности и защищенности, отодвинув в прошлое недоверие и уязвимость. В ее письмах были намеки на мрачные времена, но какими именно они были, ему неизвестно. Он совсем не знал ее. Какая часть жизни отразилась в нескольких строчках на листе бумаги?
      Кассандра подняла голову навстречу ветерку, и Бэзил поймал себя на том, что вдыхает этот ветерок одновременно с ней.
      Что ей известно о его жизни? Очень мало. Но в тех письмах, стихах и эссе, которые он отваживался ей отправлять, присутствовала его душа. Пожалуй, она знала его лучше всех в мире. А поскольку в словах Кассандры было много сдержанности, он верил, что она подарила ему то же самое – знание ее тайных желаний, ее работы, ее мира.
      И если она была именно такой женщиной, какой он ее себе представлял, его Кассандрой из писем, писавшей такие земные и остроумные эссе, то тревожиться не о чем. Кассандра из писем была женщиной средних лет с бочкообразной грудью, любящей посквернословить и поязвить. Она самостоятельно нашла себе место в мире, настроенном против нее.
      Этот образ заставил Бэзила улыбнуться. Такой она бы ему понравилась; ему бы доставило радость показывать ей этот мир, зажигать ее смех, поддерживать ее и вовлекать в приключения, о которых она бы написала впоследствии. Он не знал, как получилось, что она так захватила его, но Кассандра из писем сделала его самим собой в большей степени, чем он был в последние пять лет, с тех пор как отец настоял, чтобы Бэзил оставил учебу и занялся делами. Никто из его братьев не владел иностранными языками, так что выбора не оставалось.
      За эти годы он повидал в мире много чудесного и открыл в себе склонность к сочинению путевых заметок, а стихи, напротив, стали слабыми, пустыми и были забыты.
      Забыты до тех пор, пока не началась переписка с Кассандрой. Бэзил не знал, почему они вернулись к нему. Стихи просто заструились в нем как ручеек: слово там, образ здесь, пока музыка поэзии не начала сопровождать каждое мгновение приходившего дня, как это было в детстве, придавая блеск обычным мгновениям, глянец тягостным обязанностям.
      Да, это он получил от Кассандры, из ее писем. Реальная женщина была еще удивительнее. Не только ее красота, поражавшая его, как, наверное, и большинство мужчин. Дело было в уравновешенности, так редко встречающейся в молодых людях; наносная грубость свидетельствовала о разочарованиях и страхе, скрытых глубоко-глубоко в душе.
      Ее молодость и красота испугали его. Даже если бы не было писем, его потянуло бы к такой женщине. То, что душа и ум его возлюбленного друга оказались заключены в прелестную оболочку, было гораздо опаснее, чем он мог себе представить. Если бы Бэзил знал об этом, то никогда не послал бы приглашения. Он не представлял, как сможет противостоять соблазну поглотить ее, обласкать эту тонкую кожу, дать страсти возможность влиться в него. Он не верил, что сможет удержать себя от того, чтобы не заниматься любовью с женщиной, завладевшей его умом и теперь похитившей его душу. Но он должен устоять. Ради своей чести.
      Его сжигало чувство обиды. Обиды на Бога, на отца, из-за которых он оказался там, где не должен был быть, взвалив на плечи то, что предназначалось его брату. Обиды на то, что он теперь потеряет то счастье, к которому так стремился. В этом он не лгал себе. Бэзил перевернул бы землю, чтобы иметь возможность претендовать на Кассандру. Но его свобода была украдена, и вместо этого он проведет жизнь с женщиной, с которой его обручил отец. Брак из политических соображений, объединяющий две семьи, брак для продолжения гордого и древнего тосканского рода, к которому он принадлежал. Бракосочетание должно состояться через месяц.
      Несмотря на чувство обиды, Бэзил знал, что должен поступать так, как ему приказывали. Не ради отца, которого он всю жизнь ненавидел, а ради матери, которая всегда любила и защищала ту девушку, Аннализу. Странная девочка, «не от мира сего», которой являлись видения до того, как ей исполнилось шесть, и которая была слишком красива, чтобы ей разрешили стать монахиней, поскольку отец мог извлечь большую выгоду из ее брака. Аннализа нуждалась в защитнике. Мать Бэзила почти заставила отца обручить старшего сына Джованни с Аннализой. Когда брат умер, эта обязанность легла на плечи Бэзила.
      Хотя он и не был религиозным человеком, но перекрестился и попросил помощи у Девы Марии в том, чтобы устоять перед искушением. Идти и смеяться, отдавать весь свой ум и всю свою душу, если захочет, но не более.
      Не более.
      Бэзил и Кассандра пообедали одни во дворе, слуги появлялись только затем, чтобы удостовериться, что на столе достаточно вина, хлеба, мягкого сыра и тонко нарезанного мяса. Все это они лениво ели руками.
      Кассандра удивлялась всему – простому удовольствию от пищи, теплому запаху в воздухе, самому Бэзилу. Пока они сидели за столом, солнце клонилось к морю, яркий фиолетово-желтый шар опускался все ниже и ниже к водной дали. Кассандре не хотелось двигаться. Ей было достаточно просто сидеть и слушать пение птиц, пить вино и благодарить за пир, устроенный Бэзилом.
      – Взгляните на птиц, – сказал он, указывая на них. – Они натягивают полог ночи.
      – Порыв вдохновения!
      Его глаза сверкнули.
      – Может быть.
      Он отодвинул тарелку и уютно откинулся на спинку стула, положив ногу на ногу.
      – Но я подумал, что это наш первый день и, может быть, нам следует начать с того, зачем мы встретились здесь, – с того, чтобы рассказывать друг другу разные истории.
      – Мм… – произнесла Кассандра, польщенная ссылкой на Боккаччо. – К сожалению, у меня нет в запасе никакой занимательной истории. Я приехала, обуреваемая любопытством, из-за того, что мне обещали показать редкие рукописи.
      – Никаких историй у женщины, зарабатывающей на жизнь пером? Хотел бы я знать, откуда такая страсть к сочинительству?
      Она улыбнулась его вызову, потом отхлебнула вина, всматриваясь в море.
      – Я не видела, как солнце пропадает, проглоченное Нептуном, с тех пор, как была ребенком.
      Она взглянула на него, чтобы понять, заметил ли он, что и она может ухватить образ. Большие темные глаза сверкнули в знак признания.
      – А почему нет?
      Он поднял свой бокал и опять откинулся на стуле.
      – Когда я была маленькой, моя мать умерла на островах, на Мартинике. Отец не захотел возвращаться в Англию, где был с ней счастлив, и послал за моим братом, моими двумя сестрами и двоюродным братом, который жил с нами.
      – Сколько народу!
      – Кроме того, появились еще две сестры и брат. Большое счастье, что все мы выжили, несмотря на лихорадки и тяготы переезда.
      В его темных глазах отразилось спокойствие, за которым скрывалась глубокая печаль.
      – Да.
      Слишком поздно Кассандра вспомнила, что лихорадка совсем недавно отняла у него братьев и мать. Не задумываясь она взяла его за руку:
      – О, я поступила необдуманно! Простите меня.
      Он посмотрел на ее руку, и Кассандра подумала, не следует ли убрать ее, возможно, этот жест был чересчур фамильярным. Но она эгоистично хотела дотронуться до него, почувствовать тепло его тела под тканью камзола. Маленькое грешное удовольствие!
      А поскольку Бэзил казался поглощенным созерцанием ее руки, лежавшей на его рукаве, Кассандра смогла наконец рассмотреть каждую черточку его лица, не опасаясь того, что он заметит ее чрезмерное любопытство к своей персоне и у него сложится о ней неверное впечатление.
      Бэзил положил руку поверх ее руки.
      – Не только печаль приходит на ум, когда я их вспоминаю, – тихо сказал он, – мы были счастливы здесь вместе. Вот почему мое сердце трепещет, когда я думаю о них.
      Его глаза, слишком большие для мужчины, были выразительными и глубокими. Кассандра всматривалась в них, не чувствуя ничего необычного в потребности смотреть в них, не чувствуя необходимости отвернуться, даже когда это мгновение длилось дольше, чем требовалось. В мире все было спокойно, можно было просто смотреть ему в глаза и позволять ему смотреть в свои. Его указательный палец обвел ноготь ее большого пальца. Потом она заметила, как в его взгляде промелькнуло нечто неуловимое, и забрала руку, положив ее на колени.
      – Расскажите мне вашу историю, Кассандра, а я потом расскажу вам свою.
      Она рассказала ему о долгом ужасном путешествии на Мартинику. Тогда ей было шесть лет и она верила в морских чудовищ. Три дня бушевал ужасный шторм, корабль опасно раскачивался и трясся, ежеминутно грозя выбросить их в жадные волны. Но они выжили и добрались до острова, на котором нашли остатки семьи отца – Монику, рабыню, бывшую его любовницей, пока он не вернулся в Англию и не женился. Теперь его сердце разрывалось от горя, он потерял жену, умершую во время родов, но были еще дети Моники: Гэбриел, самый старший из детей, и Клеопатра, самая младшая.
      На Мартинике Кассандра открыла для себя чтение, слова, литературу и удовольствие от пребывания наедине с собой. Вдали от серости английской сельской жизни Кассандра решила, что тоже будет писательницей.
      – Как видите, у меня иногда возникают хорошие воспоминания, когда я вижу, как солнце садится в море.
      – Браво! Для начала очень хороший рассказ. Спасибо.
      – Теперь ваша очередь, сэр.
      Она позволила ему подлить вина в свой бокал, хотя и думала, что скоро надо будет остановиться. Это было опьяняющее вино, сильное и пряное, Кассандра чувствовала, как оно горячит ее кровь.
      – Почему вы сидите здесь сегодня вечером? Как поэт нашел свои слова?
      Он грустно рассмеялся:
      – Я не поэт, мадам.
      Она спокойно посмотрела на него:
      – А! Значит, я должна протестовать и настаивать, что вы не знаете цены своим талантам. Мне нужно просить вас прочесть рифмованное двустишие?
      Он приложил руку к груди.
      – У леди острый язык! – Его глаза блеснули. – Острый, как спрятанный кинжал.
      – Острый, как удар кредитора в дверь поэта.
      – Острый, – он помолчал, его глаза сияли, – как голубой горный хребет, сверкающий в лучах уходящего солнца в летний вечер.
      Кассандра рассмеялась и почувствовала, как будто в ней что-то высвобождается, как будто смех смывал все неприятности и дурные предчувствия.
      – Ваш рассказ, хвастун!
      – Он очень простой и печальный.
      – Иногда даже приятно погрустить.
      – Да. Я самый младший из трех братьев. Джованни был самым старшим, он был на пять лет старше меня. Потом Теодоро, любимец отца. Потом я, любимец мамы.
      – Бедный покинутый Джованни! – сказала она.
      – О нет! Он был любимцем женщин.
      – А, ясно.
      – Мы выросли очень богатыми, очень счастливыми. Джованни гордился тем, что он наследник, потому что любил цифры и счет. А Тео был очень умным. Вместе с отцом он удвоил наше состояние в тяжелые времена. – Бэзил нахмурился. – Боюсь, он был безжалостным, но очень хорошим дельцом.
      – Привычное сочетание.
      – Это относится и к моему отцу, – продолжал Бэзил, зябко передернув плечами. – Первое, что я помню, – это как я лежу в кровати и слушаю, как мама читает мне стихи при свете свечи. Каждый вечер она позволяла мне открывать книгу на странице, которая мне нравилась, и читала стихотворение вслух. – Он посмотрел на Кассандру. – Она хотела таким образом убаюкать меня, но часто вместо одного читала три, четыре или пять стихотворений.
      Кассандра представила его себе маленьким мальчиком с темными глазами, казавшимися, еще крупнее на нежном детском личике, копной небрежных локонов, и поняла, почему мать так любила этого мальчика.
      – Это не нравилось моему отцу. Я не знаю, почему он ненавидел меня, но я чувствовал это, даже когда был маленьким.
      – Ненавидел? – переспросила Кассандра. – Это, наверное, слишком сильно сказано.
      Бэзил покачал головой и слегка вздрогнул.
      – Нет, это правда. – Он потер руку. – Это не причиняло мне боли, я тоже не любил его.
      Кассандра улыбнулась:
      – У вас была мать.
      – Да. Она старалась не оставлять меня с ним, когда уезжала путешествовать, а поскольку их брак не был счастливым, она часто уезжала во Флоренцию или Милан, забирая меня с собой. Мы ездили в оперу, драматический театр и на лекции, а когда пришло время решать, какую профессию выбрать, именно мама отстояла для меня возможность учебы в университете. Там я был очень счастлив, но отец пожелал, чтобы я работал с ним и разъезжал по заданию фирмы. – Бэзил взглянул на Кассандру. – Понимаете, к чему я клоню?
      Она печально кивнула.
      – Лихорадка скосила всю округу. Первым заболел отец. Потом Джованни, потом мама, потом Тео. Отец долго был без сознания, а когда очнулся, то обнаружил, что от всей его семьи остался только ненавистный сын.
      – Вы болели?
      Бэзил нагнул голову и вздохнул:
      – Нет, я был в Венеции по поручению отца.
      Он выпрямился, указывая этим на то, что рассказ подошел к концу.
      – После тех страшных дней прошел год. Когда я прочитал ваше эссе, то обнаружил, что еще могу смеяться. – Он улыбнулся. – Я написал вам, а теперь сижу в темноте рядом с вами.
      – Вы помирились с отцом?
      Бэзил встал и зажег свечи в железном канделябре.
      – Мы не разговариваем, если в этом нет необходимости. В конце концов, у него должен быть наследник, а другого, кроме меня, у него нет. – Он указал на виллу и двор: – Эту виллу он приберегал для Тео, и его бесит то, что пришлось отдать ее мне и что я, очевидно, получу все его состояние. Но что он может с этим поделать?
      Кассандра вспомнила одно из его писем, полное горечи, его неприятие собственных богатств и титула.
      – Вы питаете к этому такое отвращение?
      Пламя свечей трепетало, сгущая тени над его бровями, заостряло его нос, когда он смотрел на горизонт, погрузившийся в темноту.
      – Эта земля принадлежала моей матери. Это было ее приданое, поэтому я рад позаботиться о нем за нее. Еще я любил братьев. Если я не оправдаю доверия, значит, их жизни не имели никакого смысла.
      Бэзил вздохнул и как будто отмахнулся от всего.
      – Хватит! Сегодня вечером я не хочу думать о грустном. Разрешите мне показать вам одну из рукописей Боккаччо в благодарность за ваш интересный рассказ.
      Повинуясь интуиции, Кассандра не стала задавать никаких вопросов, она просто встала, подошла к нему и положила руку ему на грудь.
      – Они бы гордились вами, Бэзил.
      Он так крепко прижал ладонь Кассандры к своему сердцу, что на ней отпечаталась пуговица его жилетки. Бэзил тихонько застонал и дотронулся до пряди ее волос другой рукой.
      – Вы слишком привлекательны, моя Кассандра, – мягко произнес он, – Я стараюсь думать только о том, что находится за маской красоты, но эта маска завораживает меня.
      Кассандре захотелось поцеловать его. Желание охватило ее внезапно, неистово и с такой силой, что у нее мгновенно закружилась голова. Нет. Она не перенесет, если окажется, что Бэзил такой же, как все мужчины. Лучше сохранить иллюзию, что он благороден и прекрасен. Она закрыла глаза и отступила, убрав руку.
      – Превратиться из друзей в любовников легко. Снова стать друзьями, – сказал он тихо, – почти невозможно.
      – Да, – ответила она дрожащим голосом. – Простите.
      Кассандра помолчала, удивляясь собственной смелости, но это был Бэзил, близкий друг, и если она не могла быть честной с ним, значит, в мире вообще не было места откровенности.
      – Друг – гораздо большая ценность, чем любовник. Я не хочу потерять вас.
      – Да! Конечно. – Он схватил ее руки и радостно поцеловал их. – Мы начали с дружбы, друзьями и останемся. – Бэзил нагнул голову, слегка флиртуя. – Хотя я надеюсь, вы понимаете, что я не откажу себе в удовольствии отразить вашу красоту в своих стихах.
      – Полагаю, мне просто придется примириться с бессмертием.
      Он весело рассмеялся, держа ее за руку.
      – Пойдемте. Нас ждет божественный Боккаччо.
      В просторном прохладном помещении, наполненном полками с книгами, из мебели присутствовали только большой тяжелый письменный стол, два стула и сундук, в котором Бэзил хранил свои сокровища. На одной из стен висела его коллекция рапир. Кассандра заинтересовалась ею.
      – Вы фехтуете?
      Он зажег пару сальных свечей от свечи, принесенной с собой.
      – Да.
      – Мой брат Гэбриел – мастер фехтования, некоторые считают его одним из лучших фехтовальщиков Европы.
      – Возможно, мы однажды встретимся, мне такой вызов пришелся бы по душе.
      Бэзил указал Кассандре на тяжелый стул, стоявший возле письменного стола. С надменным видом она опустилась на него как королева, ожидающая подданных. Ее одеяние, зеленое с золотом, переливалось при свете свечи, грудь и шея поражали белизной. Пряди блестящих волос выбились из прически. Он запечатлел все это в своем воображении, чтобы воссоздать на следующий день. Какой оттенок у этого белого цвета? Какого тона ее рыжие волосы?
      Бэзил отогнал навязчивые мысли и открыл сундук, вынул маленький пакет, завернутый в ткань, развязал его, неся Кассандре, и положил перед ней, торжественно убрав ткань.
      Кассандра слегка задержала дыхание и прикрыла рот рукой. Она смотрела ему в лицо и колебалась, глаза искрились от возбуждения.
      – Можно мне потрогать? Им это не повредит?
      – Я бы не позвал вас, чтобы просто посмотреть на них.
      Кассандра положила два пальца на верхнюю страницу осторожно, почти не касаясь слов, написанных чернилами. Бумага слегка потемнела, края в некоторых местах были ломкими и крошились, но изящный сильный почерк оставался без изменений, его легко было разобрать.
      – Подумать только, – тихо произнесла она, – эти страницы написаны его рукой.
      – Да.
      Кассандра подняла первую страницу и, держа так, чтобы не повредить края, поднесла ее к носу, вдыхая аромат времени. У Бэзила помутилось в глазах, когда он взглянул на нее, затаив дыхание. Свет окаймлял ее прямой точеный нос и тонкие изящные веки. Он представил себе, как дотрагивается до них губами, представил нервные движения глаз под ними и то, как ресницы щекочут ему губы.
      Он отошел и притворился, будто что-то рассматривает в сундуке, но в душе остался рядом, тихонько положив руку ей на плечо, касаясь растрепавшегося локона. Его дух отважился на то, на что не решался он сам.
      Кассандра начала читать вслух на итальянском языке, ее грудной голос подчеркивал невообразимую чувственность произносимых ею слов. Бэзил закрыл глаза и слушал, она читала вслух отрывок о том, как женщина целовала своего любовника Аникино. Когда повествование дошло до того места, где Аникино пробирается в комнату женщины, Бэзил подумал, что Кассандра остановится, потому что любовник разбудил свою возлюбленную тем, что положил руку ей на грудь.
      Но она не остановилась. Кассандра прочла все, ее голос не изменился, в нем не слышалось смущения, и Бэзил с удивлением повернулся. Она подняла глаза:
      – На итальянском языке это гораздо красивее. Переводы часто искажают суть написанного… – не видя его за пламенем свечи, она прищурилась, – эту сочность. Я так люблю непристойности, – призналась она.
      Кассандра улыбнулась мягкой, задумчивой и сдержанной улыбкой. Больше всего на свете Бэзилу хотелось преодолеть расстояние, разделявшее их, и запечатлеть на ее губах поцелуй, похожий на поцелуй женщины и ее любовника. Она была пиршеством для глаз, губ, рук и ушей. Но если бы он дал себе волю, то смертельно оскорбил бы ее, оскорбил бы ту свободу, которую она чувствовала, беседуя с ним так откровенно. Так что Бэзил не глядя взял что-то из сундука и небрежно опустился на соседний стул.
      – Да, – сказал он, – я люблю страсть, страсть утверждения жизни после стольких смертей во время чумы. Это самая естественная вещь – прославлять то, что приносит новую жизнь.
      Ее улыбка в дополнение к сказанному и счастье, светившееся во взгляде, были достаточным вознаграждением.
      – Именно! Наверное, казалось, что наступил конец света. Я не могу это себе даже представить.
      Она подняла следующую страницу и улыбнулась, потому что на ней была часть историй, рассказанных в третий день, – именно о них она написала эссе, рассмешившее Бэзила. Она прочитала страницу вслух и опять покачала головой:
      – Это просто взывает к лучшему переводу! Вы согласны?
      – Я не читал переводов на английском языке, – признался Бэзил.
      – О, конечно, но я могу привести вам пример.
      Она взяла страницу и начала читать на очень высокопарном английском, имевшем мало сходства с плавностью итальянского языка.
      – И так далее, и так далее, и так далее… – Кассандра вздохнула. – Ужас! У вас бы это получилось гораздо лучше.
      Бэзил притворно содрогнулся:
      – Я терпеть не могу переводить.
      – Да, но вы бы не удержались и перевели стихи.
      – Как и вы.
      Она кивнула, улыбнулась, опять дотронулась до слов на пергаменте, следя глазами за пальцем.
      – Я просто способная, Бэзил, во мне нет поэтического огня, дара слагать песни.
      – В вас больше поэзии, чем вы признаете.
      Она раздраженно вскочила:
      – Нет! Я достаточно талантлива, чтобы прокладывать себе дорогу пером, но меня всегда интересовало исследование.
      Он кивнул, насмешливо усмехаясь.
      – Существует момент, когда у кого-то, кто стойко собирал какую-то вещь из деталей, находится одна-единственная деталь, она попадает в нужное место, и внезапно возникает полная картина, озарение. Понимаете, что я имею в виду? – продолжала Кассандра.
      Его сердце переполнилось чувствами. Боже! Какая умная женщина, какая редкость! Он наклонился вперед и оперся локтями о колени.
      – Я хотел быть великим ученым, – произнес он, – но я не могу абстрагироваться от моей работы, от собственных мыслей о ней, чтобы составить целую картину, о которой вы говорите. Но иногда, когда я пишу, я чувствую нечто похожее.
      – Да? А из-за чего это возникает?
      Бэзил прищурился и задумался.
      – Я точно не знаю. Частично это то, о чем вы говорите, – нужно быть настойчивым, преданным, не поддаваться моментам, которые кажутся крушением надежд, когда безнадежны все попытки. – Он внимательно посмотрел на нее. – Возможно, дело в деталях. Одно-единственное слово или фраза собирает все.
      – А вы видите все целиком в такие моменты? Или что-то еще?
      – Радость, – ответил он, удивившись самому себе, и рассмеялся. – Я вижу радость. Внезапно я улавливаю мгновение, и что бы ни появилось на листе бумаги, это будет не только для меня, но и для какого угодно читателя.
      – Совсем как ваши письма. – Ее юбки зашуршали, когда она повернулась к нему. – Они приносили мне тосканское солнце в холодные зимние дни.
      Он улыбнулся:
      – Я надеялся, что у меня получилось.
      Она опустилась на пол у его ног – ее наряд казался золотисто-зеленым водоемом – и подняла к нему лицо:
      – Вам это прекрасно удается.
      Кассандра была так близко, такая расслабленная и естественная. Бэзил представил себе, как прижимается лбом к ее шее и вдыхает запах ее кожи.
      – Чего бы вам хотелось больше всего? – спросил он и сам же ответил: – Ах, уже знаю: вам не терпится перевести Боккаччо.
      – Да, – призналась Кассандра. – Боюсь только, что не смогу сделать это правильно, а даже если и сделаю, то этот перевод вызовет насмешки, потому что это работа женщины.
      Бэзил задумчиво провел пальцем по ее щеке, потом резко отдернул руку.
      – Переведите, – мягко сказал он. – Я убью тех, кто будет клеветать на вас, когда вы закончите.
      Внезапно его глаза стали опасными. Жар полыхнул из их коричневой глубины. Он обнял плечи Кассандры, кровь его заволновалась, и он вновь поднял руку к ее лицу.
      По сравнению с его ладонью щека была маленькой, скула и челюсть хрупкими, как кости птицы, очевидность того, что она смертна, причинила ему боль. Кассандра сощурилась, медленно, как кошка, и так же легко прижалась щекой к его ладони.
      Бэзил почувствовал, что должен признаться ей в том, что обручен и что не может подарить ей себя, хотя и хочет этого больше, чем дышать. Может быть, когда она узнает, они смогут украсть это время, соединив сердца. Может быть, она не станет возражать, если поймет, что его вынуждают жениться обязательства.
      Но Бэзил быстро понял, что Кассандра не согласится: она так же серьезно относится к обещаниям, как он чтит свои обязанности по отношению к стране и семье. Он не мог поставить ее перед таким выбором.
      Кассандра мягко оперлась о его руку, предложенную ей с той же внутренней дрожью, с какой юноша впервые дотрагивается до женской груди. Бэзил горько пожалел, что жизнь преподнесла ему любовь только тогда, когда он вынужден от нее отказаться.
      Если бы он был сильнее, то свел бы все к шутке. Вместо этого он прошептал:
      – Спасибо, Кассандра, меня осчастливил ваш приезд.
      Молчаливо соглашаясь, она только улыбнулась, как самый близкий друг, и встала.
      – Я очень устала, – произнесла она, приглаживая юбки. – Я пойду.
      – Конечно, завтра нам предстоит многое увидеть.
      – А до моря отсюда очень далеко?
      – Вы хотите туда поехать?
      – Очень.
      – Считайте, что уже едете.
      Кассандра взяла его под руку, и они пошли, занятые каждый своими мыслями.
      Подойдя к двери отведенной ей комнаты, она остановилась, встала на цыпочки и целомудренно поцеловала его в щеку.
      – Спасибо, Бэзил, что разделили со мной все это. Я провела чудесный день.
      Он заставил себя похлопать ее по руке и отступить, учтиво кланяясь.
      – Не стоит благодарности, миледи.

      На следующее утро Кассандра поднялась рано, с нетерпением ожидая обещанной поездки к морю. Свет за балконом был серым, и она уже была готова разочароваться, но потом распахнула двери и замерла от восхищения. Она выбежала на балкон в ночной рубашке и оперлась о плотный камень балюстрады, вдыхая приятный воздух, наполненный новыми экзотическими запахами.
      Кассандра никогда не видела такого тумана. Он был тонким и серебристым, клоками окутывавшим ветви деревьев. Шарфы тумана скрывали вершины гор, а зеленые и голубые краски пейзажа стали глубже и интенсивнее. Но таким прекрасным пейзаж был из-за того, что все это ненадолго. Нагретое масленое солнце надавливало на эту дымку, пробиваясь через нее то здесь, то там мягкими ручьями, освещавшими дерево, скрытую долину или тропинку к морю, блестевшую в ярком солнечном свете.
      Ее внимание привлек шум внизу, она наклонилась и увидела, как Бэзил выходит из дома в белой рубашке простого покроя с нелепо широкими рукавами и бриджах.
      – Доброе утро! – крикнула она взволнованно.
      Он удивленно поднял голову, и Кассандра увидела, как он обрадовался, улыбнулся и помахал ей:
      – Спускайтесь! Позавтракайте со мной.
      Она почувствовала себя Джульеттой – вызывающей, сумасбродной и свободной в ночном платье с разбросанными по плечам волосами. Она перегнулась через перила, чувствуя, как волосы свешиваются через их край.
      – А вы меня угостите вашими сливами?
      Он рассмеялся:
      – Да! И кое-чем еще. Поторопитесь!
      Она побежала в комнату, брызнула водой в лицо, стягивая ночную рубашку в поисках какого-нибудь простого платья. Кассандра натянула через голову сорочку и надела поверх нее платье пастушки. Позже она позовет горничную, чтобы та помогла ей надеть все детали туалета леди – корсет, чулки и прочую мишуру.
      Сейчас Кассандра оставила волосы распущенными, сунула босые ноги в комнатные туфли, взяла шаль, чтобы не простудиться, и поторопилась вниз, на встречу с ним.
      Ощущение ничем не сдерживаемой груди, колыхавшейся под сорочкой, пока она бежала вниз по ступеням, давало ей восхитительное чувство свободы. Кассандру охватило озорное удовольствие от развевающихся распущенных волос и свиста юбок вокруг босых лодыжек. Когда она, задыхающаяся и счастливая, влетела через стеклянные двери во двор, внезапная вспышка солнечного света разорвала туман и пролилась золотым ливнем – как одобрение в ней этой новой легкости, нового духа радости. Она остановилась и подняла лицо к солнцу.
      – Откройте рот, – сказал ей Бэзил в самое ухо.
      Она испугалась и уронила шаль, повернувшись к нему. Он стоял рядом, на его губах играла легкая улыбка, он оценивающе рассматривал ее лицо, шею и грудь. Кассандра неожиданно поняла, что мечтала увидеть этот взгляд, то, как его глаза потемнели и затрепетали ноздри.
      «Я хочу его!»
      Она даже не ответила мысленно на этот горячий шепот, просто смотрела на него долгим взглядом, давая ему понять, как ей хочется запустить руки в блестящую копну черных локонов, как ей хочется почувствовать вкус его губ. Потом она закрыла глаза и открыла рот. Кассандра надеялась почувствовать вкус его языка, и мысль об этом поразила ее и ввергла в восхитительное ожидание.
      Вместо этого он прижал к ее губам что-то мягкое и круглое, она откусила от сливы и радостно засмеялась.
      «Он тоже хочет меня».
      – Вы, наверное, разбили немало мужских сердец, – с трудом произнес Бэзил.
      Кассандра содрогнулась от разочарования. Почему он не целует ее, а отделывается банальными фразами, хотя она так явственно продемонстрировала свое желание? Выбитая из колеи, она наклонилась за шалью и отодвинулась.
      – Мужчины не любят женщин умнее их самих.
      Он подбоченился:
      – Вы не умнее меня.
      Она ухмыльнулась:
      – Это мы еще посмотрим.
      Он нагнул голову, окидывая ее оценивающим взглядом:
      – Посмотрим.
      После завтрака они поскакали верхом вниз к морю по узкой проселочной дороге. Солнце ярко светило. Бэзил настоял, чтобы Кассандра надела шляпу и накинула шаль на плечи, дабы защитить бледную кожу от жгучих лучей. Ей было жарко, но она терпела, ожидая обещанный пляж.
      Когда они проехали рощу и перед ними открылось бесконечное белое песчаное пространство, когда плеск волн впервые донесся до ее уха, Кассандра мгновенно соскочила с лошади и побежала к воде по мягкому песку. Она остановилась и стала слушать море и вдыхать его запах.
      – Здесь так пустынно! – сказала она. – Почему вдоль пляжа нет никаких деревень? Здесь что, бывают жестокие шторма?
      Бэзил пожал плечами:
      – Иногда, но эта земля принадлежит принцам, они тут охотятся и развлекаются.
      – Значит, мы поступаем безнравственно?
      Его глаза блеснули, когда он наклонился к ней.
      – Очень!
      – Хорошо. – Кассандра повернулась и села на песок, протянув руку к туфлям. – Тогда вы не будете шокированы, если я сниму чулки и туфли? – Говоря это, она разувалась. – Если уж я поступаю безнравственно, то мне хочется насладиться этим сполна.
      Бэзил взялся за шейный платок и развязал его, бросив рядом с ее туфлями и чулками, потом снял камзол.
      – Мы могли бы быть очень, очень безнравственными и просто поплавать голышом. Однако следует поберечь ваше нежное тело.
      Но Кассандра сняла шляпу, вызывавшую отвращение, и шаль.
      – Вы, разумеется, можете веселиться голышом, если вам так нравится.
      Он сел рядом с ней, лукаво усмехаясь.
      – Я бы, конечно, так и сделал, чтобы доставить вам удовольствие, миледи.
      – Удивительно великодушное предложение!
      Граф выразительно пожал плечами:
      – Я только хочу доставить вам удовольствие.
      Криво улыбаясь, Кассандра встала и стала смахивать песок с юбок.
      – Минутку, пожалуйста, – сказал он, поднимая ногу. – Жалко было бы испортить хорошую обувь.
      – Да, в самом деле.
      Кассандра, умело ухватившись за каблук и носок, стянула с него один сапог, потом другой и бросила их на песок.
      Он снял чулки, и Кассандра чуть не упала от необъяснимого приступа желания, охватившего ее при виде его босых ступней и голеней. Они были довольно красивыми, с высоким подъемом и шелковистыми темными волосками. Кассандра видела достаточно лодыжек и пальцев ног, но никогда раньше они не возбуждали в ней желания. Она смущенно покачала головой:
      – Думаю, вы внесли свою долю в разрушение, граф.
      Он недоуменно поднял голову и увидел, с каким восхищением она рассматривает его ноги.
      – А, вам они нравятся?
      Он пошевелил пальцами ног, потом взялся за рубашку.
      – Я был бы счастлив снять и остальное. Только чтобы доставить удовольствие гостье, конечно.
      Кассандра рассмеялась. И что из того, что смех был хриплым? Она протянула руку:
      – Идем, мой безнравственный Бэзил. Окунем наши нагие ноги в воду.
      Он взял ее руку и позволил ей помочь себе подняться, потом с криком устремился к воде. Кассандра побежала за ним, подняв юбки, и задохнулась от удовольствия, когда первая рябь волн омыла ее лодыжки. Она остановилась, вошла в воду и посмотрела на пену внизу. Сквозь воду были видны ее ноги бледного зеленоватого цвета. Песок струился между пальцами, а из тысячи потаенных уголков ее сознания выплывали воспоминания.
      Она слышала вдалеке резкие крики братьев и Адрианы, как будто они раскачивали деревья и играли в пиратов. Она услышала тихое бормотание их няни и Моники как раз за ними и смех маленькой девочки.
      – Скажи, – сказал Бэзил, направляясь к ней, – отчего у тебя такое выражение лица?
      Рядом с ним постоянно хотелось улыбаться. Она плеснула ногой немного воды в его направлении, хотя это ничего бы и не изменило. В отличие от Кассандры, он не ходил с осторожностью по линии прибоя, а с удовольствием бросился ему навстречу, его бриджи были наполовину мокрыми. Влажная одежда липла к его телу, показывая, какой он сильный и мускулистый. Тонкие серебряные капли повисли во взлохмаченных локонах вокруг лица.
      – Я вспоминала, какой я была, когда мне было семь лет, – ответила Кассандра. – В семь лет я была очень смелой.
      – Слишком серьезной, с большими глазами.
      Она кивнула.
      – Я любила стоять прямо у кромки воды и представлять себе, что стою на краю мира. Я старалась увидеть далекие страны – как там звучит речь, как в них одеты люди и каких странных созданий я бы там увидела.
      – А что ты себе представляла? Слонов, Индию, специи и блеск?
      Она улыбнулась:
      – Совершенно верно.
      Он нагнулся, поймал красивую розовую раковину и протянул ей мокрой рукой.
      – А красивые камни и браслеты?
      – О да! У меня их было множество, полные коробки.
      Она осмотрела спиральную форму раковины с таким вниманием, как будто внутри было привидение. Ей вспомнился отец, но не такой, каким он был в последние дни перед смертью от туберкулеза, а такой, каким он был тогда, когда она была маленькой девочкой.
      – Отец, бывало, привозил их специально для меня. Мы вместе составляли их каталог.
      – Значит, он был ученым?
      – Не совсем, только я считала его таковым. Остальные братья и сестры дружили между собой. Трое старших детей, потом двое маленьких девочек и мой двоюродный брат с Фебой, которая младше меня. Никому не нравилось то, чем занималась я.
      – Ты была одинока?
      Ветер бросил волосы ему в лицо, он нетерпеливо стряхнул их.
      – Нет.
      Море вокруг них металось и шелестело размеренно и как-то успокаивающе.
      – Мне нравилось оставаться наедине с самой собой, но отца тревожило, что я проводила так много времени одна.
      – И он составлял тебе компанию.
      Эта была очевидная подсказка, Кассандра была тронута и широко улыбнулась ему. Он очень хороший слушатель.
      – Да, у него хватало времени на всех нас. Он был очень снисходительным отцом.
      – Это от него у тебя рыжие волосы?
      Бэзил небрежно дотронулся до ее волос.
      – Никто не знает, откуда у меня такие волосы. Они такие у меня одной.
      Она зажала раковину в ладони и опять посмотрела на свои ноги.
      – Нет, он был обычным человеком во многих отношениях.
      – А ты – нет.
      Она довольно рассмеялась.
      – Он беспокоился напрасно. У него были красивые синие глаза и чудесный смех. Женщины всегда любили его, потому что он был добр к своим детям. Думаю, что он и к женщинам хорошо относился.
      – Хотел бы я, чтобы моя мать нашла такого мужчину.
      Бэзил бросил камень в море.
      – Я тоже, – сказала Кассандра.
      Бэзил повернулся к ней, ветер сдувал волосы ему на лицо, рукава его рубашки трепетали, он замер по колено в воде. Он стоял на фоне ярко-голубого неба. В течение длинного опасного мгновения казалось, что они вот-вот бросятся друг к другу в объятия, но тут послышался собачий лай. Они оглянулись.
      У собаки была коричневая с белым шерсть, неровная и густая. Во рту она держала палку, с надеждой поглядывая на людей. Обрадованные этой переменой, они играли и бегали с собакой, разбрызгивая воду, танцуя в прибое, смеясь и выкрикивая шутки.
      Наконец Кассандра, чувствовавшая приятную усталость, рухнула на песок, умоляя о сыре и вине, которые Бэзил прихватил с собой. Пока он ходил за ними, примчалась собака, легла рядом с ней и весело пыхтела, когда она гладила ее за ушами. Кассандра уже очень давно не чувствовала себя такой расслабленной. Может быть, это было первый раз с тех давно прошедших дней на Мартинике.
      – Я люблю прогулки, – сказала она. – Я всегда забываю обо всем.
      Бэзил опустился рядом с ней, небрежно бросив седельную сумку.
      – Я тоже. – Он закрыл глаза и подставил лицо солнцу. – Мир таков, каким его создал Бог.
      – Да.
      Ее манили его волосы и румянец на щеках. Кассандра испытывала непреодолимое желание дотронуться до его кожи, видневшейся в расстегнутом вороте рубашки. Дотронуться до него. Поцеловать его. Лежать с ним, ее Бэзилом, который был так потрясающе красив.
      Мужчина, каким его создал Бог!
      Бэзил думал о том, что происходящее – суровое испытание для него. С того самого мгновения, когда Кассандра появилась утром на балконе со сверкающими распущенными волосами, одетая только в легкий газ, его жизнь превратилась в пытку. Увидев ее во дворе в простом платье, с неприбранными волосами и не стянутой корсетом грудью, он потерял покой.
      Сейчас они поглощали ломти хлеба, отломленные от свежей булки, и толстые куски белого сыра, запивая все это вином, принесенным в мехе. Кассандра быстро освоилась с этой манерой питья, хотя поначалу вино потекло красной струйкой по ее щеке и шее. Она со смехом вытерла его.
      Воздух, соленый и тяжелый, льнул к коже Бэзила, а язык горел от приятного вина. Солнце пекло голову, ему хотелось сбросить всю одежду с себя и с нее и лечь рядом с ней, тело к телу. Он изнывал от желания. И хотя это было пыткой, но очень приятной. В конце концов, она была здесь, перед ним. Так будет не всегда. Бэзил вздохнул и оперся на локоть.
      – Вот мгновение, которое я уловлю.
      Кассандра вгрызалась в хрустящую корку хлеба и, казалось, совершенно не беспокоилась о том, что ей на колени падали крошки.
      – Вы собираетесь подарить мне сейчас двустишие, сэр поэт?
      – Не сегодня.
      Он откинулся назад и закрыл глаза.
      – Когда вы вернетесь в вашу холодную комнату, свернетесь у камина, тогда вы получите от меня письмо, и там будет поэма о солнце, мире и сирене.
      – О, значит, я буду сиреной?
      Бэзил открыл один глаз.
      – Не вы, собака.
      Кассандра рассмеялась:
      – Мне это понравится!
      Взяв шаль из кучи вещей и разложив ее так, чтобы в полосы не попал песок, она легла. Бэзил спокойно взял протянутую руку, довольный ощущением ее расслабленности рядом с собой.
      Ее пальцы были тонкими и изящными, он поборол и себе желание погладить их по всей длине. Бэзил лекал под теплым солнцем, слушая крики чаек и плеск волн, близкий и далекий, похожий то на шепот, то на дыхание.
      Прищурившись он впитывал цвета, которые он сохранит для того далекого зимнего дня, для Кассандры, – синеву холмов вдали, бледный песок, блеск ее волос. Медных? Слишком прозаично. Тициановских? Слишком тускло. Он перебрал впустую дюжину вариантов. Ни один из них не передавал сути. Бэзил повернулся, чтобы снопа взглянуть на них, и сощурился так, чтобы видеть только блеск волос Кассандры. Золотые пряди блестели среди очень темного рыжего и других оттенков охры. Некоторые пряди были ярко-оранжевыми, некоторые – светло-морковными. Невозможно было как-то обозначить все целиком.
      Бэзил улыбнулся, заметив, что Кассандра слегка отодвинулась, и вынул свою руку из ее руки, чтобы опереться на локоть. Она расслабилась, ее губы были полными и не такими сжатыми, как обычно, пропало отчуждающее чувство собственного достоинства, отражавшееся в ее глазах. Он оглядел ее грудь и бедра, потом стал пристально рассматривать поджатые ноги, запорошенные песком. Длинные, очень белые ступни. Он дотронулся до ногтя, овального и слегка изогнутого. Потом Бэзил позволил себе еще раз взглянуть на ее шею, туда, где над корсажем мягко вздымалась грудь, и ниже, на плоский живот. На него нахлынуло непрошеное видение неприкрытой кожи и того, как его рот оставляет отметину у нее на шее.
      Кассандра повернула голову, и оказалось, что он смотрит прямо в ее большие спокойные глаза.
      – Я чувствовала, что ты разглядываешь меня, – тихо произнесла она и подняла руку к его волосам. Этот жест означал приглашение и разрешение, такое естественное и простое. Бэзил почувствовал, что думает только о ее губах.
      Он вовремя вспомнил, что не должен целовать ее, и просто уткнулся носом ей в щеку. Он закрыл глаза, пользуясь возможностью ощутить ее аромат – тонкий запах мыла, смешанный с морским бризом. Ее рука небрежно скользнула по его волосам.
      Он хотел ее так, как никогда не хотел ни одну другую женщину. Чистота и неистовство этого порыва ощущались в крови как поэзия, полная волшебства. Сила, заставившая его затаить дыхание, теперь сражалась с его долгом.
      Долг. Всегда долг.
      Бэзил некрасиво и слишком поспешно отпрянул от нее и поднялся на ноги. Лицо Кассандры исказилось от боли, но лучше так, чем причинить боль, обманув ее. Бэзил повернулся к морю и взглянул навстречу солнцу, блестевшему в волнах.
      Успокоившись, он с улыбкой повернулся, как будто ничего не произошло.
      – Идем, – сказал он, протягивая руку, – пора возвращаться на виллу. В деревне сегодня вечером праздник в честь святой Екатерины и ее особого покровительства городу, нам нужно отдохнуть и восстановить силы до того, как отправиться туда.
      Выражение ее лица не изменилось, только темные глаза смотрели на него оценивающе. Ее рот был красным полумесяцем, который ему хотелось попробовать. Узнать ее вкус. Ярость желания заставила его отступить, когда Кассандра встала, смахивая песок с юбок.
      Но его подлинное «я» устремилось вперед, швырнув ее на песок, покрыв своим телом, ртом, руками. Он тихо застонал и опять расстроенно повернулся к воде, представляя, как прохладные волны остудят его жар. Бэзил вдохнул, потом выдохнул, заглатывая соленый воздух, собираясь с силами для неизбежного объяснения.
      – Бэзил, простите меня. Я вдова, я не думала, что это оскорбит вас.
      – Оскорбит? – Он повернулся к ней, качая головой: – Я не оскорблен.
      Честь спеленала его могильным саваном.
      – Но мне необходимо кое-что разъяснить вам.
      Она кивнула так спокойно, как будто ожидала этого.
      – Вы помните вечер, когда я писал вам о цыганке на дороге, когда я был в отчаянии и сказал, что существует некое дело чести, угнетающее меня?
      – Да, это мое любимое письмо.
      – В тот день ко мне приезжал отец, – слова застревали у него в горле, – чтобы напомнить мне о моих обязанностях…
      Бэзил долго задумчиво молчал, потом выпалил все, что хотел сказать:
      – Кассандра, я обручен, через месяц я женюсь.
      Казалось, черты ее лица были сделаны из воска, а глаза из стекла, потому что ничто в ее лице не изменилось.
      – А, – протянула она, – понимаю.
      – Это политическое решение. Она очень молода и провела всю жизнь в монастыре. – Он задержал дыхание. – Я ничего не могу предложить вам, поэтому из наших отношений не выйдет ничего хорошего.
      – Шшш! Какая редкость – мужчина отказался от физического удовольствия в пользу чести. – Легкая улыбка тронула ее губы. – Думаю, теперь вы нравитесь мне еще больше.
      Честь. Бэзилу показалось, что его жизнь кончена.

      На крошечном островке у побережья Италии девушка встала на колени рядом со своим жилищем. В сумеречной тишине послышалась вечерняя молитва монахинь, от которой сладко щемило сердце Аннализы ди Канио. Это были звуки мира и радости, она страстно желала присоединить к их голосам свой собственный голос и пропеть хвалу Богу. Это все, о чем она когда-либо мечтала.
      Но этому не суждено было сбыться. Утром к ней придет отец и похитит ее отсюда, отвезет на их виллу во Флоренции, где ей надо начинать приготовления к свадьбе с графом ди Монтеверчи. Она не помнила его, но мать написала ей пустое письмо о красоте молодого графа и о том, что Аннализа получила прекрасную возможность вступить в брак с таким очаровательным, симпатичным и богатым молодым человеком. Она убеждала так долго, что Аннализа сдалась, но потом в отчаянии сожгла это письмо.
      Она не собиралась выходить замуж. Никогда. Ни за кого. С раннего детства Аннализа хотела только одного – стать монахиней. Служить Богу настолько преданно и честно, насколько она была способна.
      Отец утверждал, что ее красота пропадет в монастыре. Мать сказала, что Аннализа может служить Богу как хорошая жена и хорошая мать, как это делала сама Дева Мария. Аннализа сжала руки в кулаки и подняла глаза к маленькому простому распятию, украшавшему чистую белую стену. Она знала, что это правда; она могла служить Богу в браке, став матерью хороших детей. И, если Бог не совершит чуда, она так и сделает.
      Но ее сердце жило здесь, на этом острове, в стенах этого монастыря, где она просто радовалась росе в огороде, за которым помогала ухаживать сестре Марии, где все дни были похожи, где молитвенные песнопения возносились в чистой гармонии и так глубоко пронизывали ее счастьем, что из глаз ее текли слезы.
      Аннализа не говорила вслух о своей уверенности в том, что рождена для того, чтобы занять место в этом монастыре, потому что было гордыней и грехом думать, что она знает желания своего сердца и свое место в мире лучше, чем отец. Она не решалась говорить о своей страсти с другими сестрами, хотя и подозревала, что они знали и стремились ей помочь. Дружеское плечо сестры Катарины, на котором она могла выплакаться в минуты отчаяния, ее ласковый, веселый голосок поддерживали Аннализу, укрепляя ее веру. Господь справедлив, он тоже знает о ее сокровенном желании. Неужели он накажет ее за гордыню и нежелание повиноваться воле отца?
      – Мое место здесь! Пожалуйста, позволь мне остаться, – умоляла Аннализа.
      Пение сестер на вечерне окутывало ее, обнимало, как теплые руки.
      – Помоги мне, Господи!

* * *

      Кассандра, утомленная утренней прогулкой, вернулась в свою комнату, чтобы вздремнуть. Лежа в постели, она смотрела через открытую дверь маленького балкона на зеленые холмы, походившие на груди, покрытые рукой неба. Ее одежда и волосы пахли морем, тело с непривычки ломило от обилия движений. К ее ногам прилип песок, хотя она и пыталась стряхнуть его до того, как лечь в постель. Позднее Кассандра пожалеет об этом, но сейчас ею овладели расслабленность, вялость, голову она положила на гору подушек с золотой бахромой.
      Кассандра думала только о Бэзиле. Бэзиле, смеявшемся, полном жизни и счастья, когда он бегал в прибое с бездомной собакой. О Бэзиле, смотревшем на нее так печально и одновременно с такой жаждой, когда думал, что она спит. Бэзиле, нагнувшемся, но не поцеловавшем ее.
      И он помолвлен. Помолвлен!
      Кассандру ужасала сила обуревавших ее страстей. Чего же именно она хотела? Она думала о своих руках, зарывшихся в его блестящие волосы, о черных локонах, обвившихся вокруг ее пальцев, о его густых опущенных ресницах, о переносице, покрасневшей на солнце.
      Кассандра пошевелилась, ее одежда прошуршала по атласу покрывала, когда она поворачивалась на бок. По вине своего мужа она никогда раньше не понимала, что такое желание. Она слышала слишком много сплетен, слишком много признаний в незначительных, изменчивых и поверхностных увлечениях. Она стала свидетелем того, как ее сестра Адриана оказалась замешанной в скандале, не понимая, почему та согласна была рискнуть всем ради мужчины.
      Теперь, томясь от неудовлетворенности, Кассандра удивлялась, как ей прежде удавалось избегать этого чувства. Ей всегда нравилось флиртовать, она считала, что это льстит умным мужчинам. Но до сих пор она избегала вожделения.
      Ее подруги говорили, что она постоянно сравнивает окружающих с отцом и братьями, что ее запросам не может соответствовать ни один мужчина. Возможно, это было правдой.
      Правдой было и то, что с физической стороной любви ее познакомил человек с противоестественным и грубым вкусом. Воспоминания о его притязаниях защищали Кассандру от соблазна завести себе любовника после его смерти.
      Но сегодня она почувствовала желание, пробившее брешь в ее страхе. Какая ирония – Кассандра воспылала страстью к человеку, который не мог помочь ей постичь ее!
      Она нетерпеливо поднялась и вышла на балкон. Когда Кассандра облокотилась на каменные перила, ей вдруг захотелось, чтобы вернулся ее прежний Бэзил – одинокий поэт средних лет, присылавший тосканское солнце и океанские ветры в ее холодный городской дом в Лондоне, который привносил такую музыку и удовольствие в ее замкнутый мирок. Если бы она не приехала в Тоскану, она могла бы найти другое применение своей недавно открытой смелости: может быть, написать что-нибудь, что ей нравилось, или начать изучать что-нибудь доселе неизвестное. И с ней все еще был бы старый Бэзил. Чувствуя себя опустошенной, Кассандра уронила голову на руки. Как можно скучать по человеку, который никогда не существовал?
      Но он существовал, в этом-то и было все дело. Кассандра испуганно вспомнила чувство предостережения и страха, которое она почувствовала, увидев его в первый раз. Наверное, вся эта затея с путешествием была их общей ошибкой. Возможно, все еще изменится, если она сократит свое пребывание здесь. Похоже, ей следует уехать.
      Не домой – мысль о собственном садике, размеренной, тихой жизни и пустых салонных разговорах заставила ее содрогнуться. Может быть, отправиться в Венецию? Она уже заехала достаточно далеко, так почему бы и нет?
      Кассандра поспешно выпрямилась, вернулась в комнату и принялась вынимать вещи. Сундук можно отправить позднее, сейчас она возьмет с собой только самое необходимое: пачку его писем, перевязанных лентой, гребень и щетку. Кассандра свалила вещи в кучу, едва позволяя себе думать и дышать.
      В дверь постучали, и Кассандра неожиданно почувствовала, что дрожит. Она сложила руки и уставилась на дубовую панель, защищавшую ее от опасности, но ничего не ответила. Может быть, тот, кто там стоит, подумает, что она спит, и уйдет?
      Постучали еще раз. Ее пальцы нервно сжались.
      Под дверь просунули письмо, оно тихонько зашуршало.
      Кассандра вскочила и поторопилась поднять письмо, ее руки так дрожали от страха и отчаяния, что она едва смогла его распечатать – на теплом воске виднелся отпечаток кольца Бэзила. Страницу испещрял его знакомый изящный почерк.
 
       Кассандра!
       На странице все еще только ты и я. Так как я знаю тебя и твою честность, то, знаю, что ты думаешь сейчас, что должна покинуть мой дом.
       Я умоляю тебя – не уезжай. Останься только на день или два, как тебе будет удобно, но не уезжай сейчас, до того, как я покажу тебе корзину с небольшими сувенирами, которую я хотел отдать тебе, когда ты будешь уезжать. Пока я подарил тебе только сливы и море. Еще есть луна, праздник в деревне сегодня вечером и опера, которую я приберег напоследок, – богатая пища для твоего воображения. Есть еще вино, чтобы его пить, Кассандра, и смех, чтобы разделить его.
       Пожалуйста, мой друг, останься ненадолго. Мы благородные люди, и наша встреча произошла в умах, правда? Мы ничему не позволим лишить нас этого…
       Б.
 
      Кассандра открыла дверь, сдерживая биение сердца, – он стоял там и ждал. Один взгляд его темных, печальных глаз привел ее в чувство. Кассандре страстно захотелось поцеловать его. От безрассудности этого желания уши ее запылали, и она быстро отошла к кровати, чтобы прикрыть собранные вещи.
      – Бэзил, я получила большое удовольствие от вашего гостеприимства, но я думаю, что будет лучше, если я все-таки уеду сейчас.
      Он обогнул большую кровать и поймал ее трепещущую руку.
      – Завтра наступит быстро, если уж ты так решила, – сказал он. – Сегодня же позволь показать тебе деревню и праздник.
      Он отпустил ее и улыбнулся. Кассандра поняла, что не хочет с ним расставаться. Даже сейчас, когда спокойствие окутывало его как плащ, когда было тщательно скрыто все, что он чувствовал на пляже, душа Кассандры устремилась к нему с одержимостью безумия.
      – Бэзил, я…
      – Тише! – Он медленно раскрыл ладонь и протянул ее Кассандре.
      Обещание! Его ладонь была сильной, ее – мягкой и податливой, ей казалось, что их соединенные руки сейчас воспламенятся, такой пожар полыхал между ними.
      – Только сегодняшний вечер, Кассандра, – тихо попросил он. – Еще несколько часов, и все.
      Кассандра увидела в его глазах доброту и страсть. У нее мелькнула предательская мысль: зачем ей брак? Она хочет только иметь любовника. Почему бы не взять то, что нашла, и не оставить, прежде чем грех сделает их несчастными?
      Боясь взглянуть на него и раскрыть происходившее в ее безнравственном сердце, она смотрела на его руку, желание пульсировало в каждой клетке ее тела. В воздухе потрескивали искры. Это становилось опасным. В этом было некое предзнаменование для них обоих, но вдруг она почувствовала, что кивает.
      – Хорошо, я останусь на день или два.
      Его рука скользнула по ее руке.
      – Ты не пожалеешь, моя Кассандра. Я обещаю.
      Она убрала руку и спокойно ответила на его пристальный взгляд:
      – Не обещайте того, чего не можете сделать, сэр. Вы даже не можете знать правду о том, что творится в чужом сердце. Только о том, что происходит в вашем собственном.
      – Да, это так, – согласился он.
      Он спрятал руки за спиной, отвесил короткий поклон и удалился.
      Кассандра опустилась на кровать, ее ладонь странно горела, она подняла ее, ожидая увидеть след ожога, но там ничего не было. Только снежно-белая кожа ее руки, как и всегда. Кассандра сжала пальцы, как будто хотела сохранить это ощущение, и снова подумала, что зря позволила уговорить себя.
      Чуть позже она успокоилась. К чему все так драматизировать? Что может произойти за день или два?
      В сумерках они верхом и быстро добрались до деревни. Высокие тонкие деревья отбрасывали на фоне неба резкие тени, легкий ветерок отгонял дневную жару. Птицы пели вечернюю песню, откуда-то из укрытия мычала корова. Кассандра дышала с удовольствием, ощущая, что благодаря мягкой силе этого покоя спадает напряжение, чувствовавшееся между ними.
      – Вот она – прелесть путешествия, я ее чувствую именно сейчас, – произнесла она.
      – Расскажи мне.
      – Я не знаю, как называются птицы, поющие эту песню. Я понятия не имею, что мы увидим, когда свернем за поворот. Я впитываю запахи, которых никогда не чувствовала в воздухе раньше.
      Бэзил быстро и широко улыбнулся ей:
      – Да, но это то, что пугает многих людей, находящихся далеко отсюда. За этим поворотом может скрываться банда разбойников или отвратительный городишко. Еда может оказаться непривычной и не понравиться вам.
      – Но может быть и настолько восхитительной, что мне захочется готовить это всегда самой.
      – В жизни всегда один и тот же выбор – страх или радость. Мы просыпаемся с волнением или готовыми к объятиям? Мучаемся мы или празднуем?
      – По-моему, – медленно произнесла Кассандра, – я уже достаточно намучилась и наволновалась. Именно твои письма показали мне, что можно не только бояться.
      – Мои письма могли напомнить тебе об этом, но у тебя всегда был этот дар. – Он поднял голову. – Тот ребенок на краю мира мечтал о красоте, правда?
      – Да, о красоте, – ответила она, – но не как об источнике радости.
      – Как может красота не приносить радость?
      – Она пугала меня, – честно призналась Кассандра. – В те часы, когда я вечерами мечтала на Мартинике, все окрашивалось в малиновый цвет, а воздух кипел от пения птиц, жужжания насекомых и звуков моря. Там было столько жизни, столько энергии, что я убегала обратно в свою комнату и закрывала голову подушкой.
      – Ты?
      Внезапно смутившись того, что рассказала так много, Кассандра пожала плечами.
      – Иногда.
      – Нет-нет, ты не должна убегать от этого. Чего ты боялась?
      – Я не знаю, Бэзил, – стесняясь, ответила она. – Может быть, я боялась только потому, что там умерла моя мать.
      – Может быть.
      Какое-то время он ехал молча, и Кассандра надеялась, что теперь эта тема закрыта. Бэзил уже и так слишком много знал о ней.
      – Но позволь спросить тебя: что в действительности видела та маленькая девочка?
      Ей было не отвертеться, и она, прикрыв ненадолго глаза, призналась:
      – Тогда я во всем видела чудовищ. Везде. Цветы иногда казались мне домами злых волшебниц, а птицы указывали им, где я скрываюсь.
      – Почему?
      – Венеция – богиня любви, украшенная богатейшими тканями и самыми земными запахами; она – цыганка, выбирающая любовников по своему вкусу, соблазняя всех, кто вдохнул однажды запах ее духов.
      У Кассандры перехватило дыхание.
      – Тогда это очень опасное место!
      – Очень опасное и очень возбуждающее. – Что-то привлекло его внимание. – Ты слышишь?
      Они услышали музыку.
      – Праздник?
      – Да, он тебе очень понравится, я обещаю.
      Они свернули последний раз, и перед ними открылась деревня. Потом они остановились на улице во время захода солнца, свет которого дополняли десятки фонарей и факелов, установленных квадратом. Лавочки и дома окружали с трех сторон широкую площадку, выложенную золотистыми камнями. С четвертой стороны располагалась красивая церковь, сверкавшая сотнями свечей, при свете которых цветные стекла в ее окнах казались ожившими сполохами. Жители деревни толпились на улице. У маленьких девочек были красные кружевные ленты в волосах, некоторые женщины были одеты в красные юбки. Все они торопились к центру площади, на которой горел большой костер.
      Кассандра была очарована.
      – Как красиво! – воскликнула она. – Что они празднуют?
      – Ночь огня. Много лет назад жители деревни умирали от чумы, в большом горе они молились святой покровительнице деревни – святой Екатерине Сиенской. Ты знаешь о ней?
      – Немного. Она писала. – Кассандра улыбнулась. – Я специально собирала сведения о женщинах-писательницах, живших в разные времена.
      – Понятно. Святая Екатерина – это местная легенда, поскольку она побывала в нашей скромной деревушке и омыла в источнике ноги, говорят, что она благословила ее. Так что когда пришла чума, жители деревни молились и молились в церкви, которую они построили в ее честь.
      – И произошло чудо?!
      – Конечно, но не так, как ожидалось. Ты видишь, что эта деревня не такая старая, как те, что ты видела по дороге, проезжая по стране?
      До этого момента Кассандра не обращала на это внимания, но это было именно так. Многие деревни могли похвастаться средневековыми башнями и древними домами. Местные же строения были старыми, но не старше ста или двухсот лет.
      – Да. А почему?
      – Потому что святая Екатерина наслала на деревню огонь. Он разрушил здесь все, поглотил здания и окружил деревья. Люди, убежавшие далеко в поля, не смогли остановить этот пожар – они стояли и смотрели, как все горело целых два дня. Огонь поглотил тела умерших от чумы, поглотил сено и траву и даже больных, которых они оставили.
      – Как ужасно!
      Он поднял палец с улыбкой:
      – Нет-нет, это было чудо, потому что поля огонь не тронул, так что было что с них убирать. А чума никогда больше не возвращалась в нашу деревушку: святая Екатерина спасла ее, спалив дотла.
      Кассандра взглянула на площадь. Там зажгли огонь под громкие крики и опять послышалась музыка. Красные ленты трепетали в темных волосах, пламя взлетало до неба, и она подумала о крестьянах, наблюдавших за тем, как сгорает их деревня.
      Кассандра была растрогана.
      – Спасибо, Бэзил.
      – Я знал, что тебе понравится. Пойдем, здесь не только огонь, но и море еды, приготовленной в честь спасенного урожая, и мы обязаны ее съесть.
      Весь вечер Бэзил испытывал боль гордости и желания.
      Кассандра с удовольствием погрузилась в праздник. Она брала все лакомства, которые ей предлагали, и выражала по этому поводу буйный восторг. Она танцевала с женщинами и слушала долгий бессвязный рассказ очень древнего старика, которого очаровал цвет ее волос. Им всем понравились ее волосы, и маленькие девочки просили ее распустить их.
      – Для святой Екатерины! – кричали они. Его глаза жег этот мерцающий огонь.
      Бэзил пил очень мало, боясь, что не сможет контролировать себя, если в его крови будет бродить вино. Он и так был опьянен ею, слишком опьянен, когда Кассандра подбежала к нему, взяла за руку и вовлекла в круг танцующих, пьян, когда прядь ярких волос скользнула по рукаву его камзола, пьян, когда она откинула голову и засмеялась, а его взгляду открылась ее шея, белая и ровная в ночи. Он любил эту длинную, нежную шею.
      Танец унес ее прочь; терзаемый потерей, Бэзил отступил к скамье в темном углу и наблюдал за ней оттуда.
      Как мог он вернуться к своей прежней жизни, взвалить на себя груз чести и обязанностей, а ее оставить здесь – навсегда запечатлеть ее в своей памяти танцующей? Она казалась ему воплощением всех стихов, которые он когда-либо слышал, каждого сонета, который он страстно желал написать, каждого красивого слова и слога, произнесенных когда-либо.
      Кассандра смеялась, и этот смех, казалось, звенел над площадью. Бэзила обуревали крамольные мысли. Почему нет? Она благородного происхождения, вполне подходящая жена. Она красивая, образованная и даже говорит по-итальянски. Почему он просто не может отказаться от жены, которую навязал ему отец?
      Это было сумасшествием, Бэзил знал ответ. Какое бы отвращение он ни питал по отношению к своему долгу, он исполнит его. Этот брак свяжет две семьи и образует для всех них сильный процветающий союз. Уже богатые, они станут еще богаче. Уже сильные, они станут равными принцам. Но главное, Бэзил не мог разрушить мечты своей матери. Она любила Аннализу, защищала ее и уже на смертном одре напомнила отцу Бэзила о необходимости поддерживать девушку.
      Если бы кто-нибудь из братьев Бэзила выжил, один из них вступил бы в этот брак вместо него. Бэзил должен был выполнить обещание, потому что остался в одиночестве. Глядя на Кассандру, он думал о том, что это – жертвоприношение, а не смерть, Бэзилу придется устоять перед ней ради Джованни, Тео и матери.
      Седая женщина в красной юбке опустилась на скамью рядом с ним, тяжело дыша.
      – Я не так молода, как прежде, – сказала она, смеясь и прикладывая руку к груди, – но вы, красивый господин, вы молоды! Что вы сидите здесь в темноте и грустите? Идите танцевать!
      Он покачал головой:
      – Я люблю смотреть.
      – Она красивая, ваша женщина.
      – Она не моя женщина. – Он произнес это грубее, чем хотел, и добавил уже мягче: – Она только мой друг.
      В темноте сверкнули глаза старухи, темные и большие, Бэзил увидел в ней красавицу, какой она была раньше.
      – Друг! – воскликнула она с неподдельной искренностью.
      Бэзил неохотно улыбнулся, пытаясь вспомнить, как ее зовут.
      – Да, друг. Мы переписывались в течение долгого времени. Она приехала только в гости, посмотреть округу, потом отправится в Венецию.
      В этот момент маленький мальчик с копной густых черных волос потянул Кассандру за юбку. Она нагнулась и подняла его кружа, ее волосы и юбки образовали вокруг нее яркий водоворот. Мальчик рассмеялся и дотронулся руками до ее лица. Она поцеловала его пальцы легко и просто. Этот невинный жест поразил Бэзила. Он обхватил голову руками.
      – Она только мой друг, – повторил он.
      Старуха, он внезапно вспомнил ее имя – Люсия, осторожно положила руку ему на спину и ничего не сказала.
      Рассвет поднялся над горизонтом прежде, чем они тронулись в обратный путь. Презрев свои благие намерения, Бэзил выпил много вина, как, впрочем, и Кассандра, но опасаться было нечего. Лошади знали дорогу и шли иноходью в тумане. Туман клубился вокруг их ног, спускаясь к роще.
      – Следовало ли нам уезжать так надолго? – прошептала Кассандра, когда показалась вилла. – Не выскочат ли из-за деревьев разбойники и не перережут ли они нам глотки?
      Она жалась к Бэзилу, на губах ее расцвела озорная усмешка, в глазах сверкала решимость, которой он раньше в ней не замечал.
      Он ухмыльнулся:
      – Они все спят!
      – Мне понравилась твоя деревня, – сказала она, счастливо вздохнув. – Я собираюсь написать об этом празднике прекрасное эссе.
      – Обязательно пришли его мне.
      – Ты об этом тоже напишешь? О, как ты сможешь удержаться от этого? Все эти маленькие девочки с красными лентами!
      И мальчик, пальцы которого она поцеловала!
      – Я так рад, что тебе понравилось.
      – По-моему, – сказала она, резко запрокидывая голову, что свидетельствовало о том, что она выпила несколько больше, чем следовало, – это была самая лучшая из ночей в моей жизни.
      – Самая лучшая?
      – Да.
      Их взгляды встретились, и Бэзил подумал, что непонятно, кто из них ведет себя более безрассудно. Из озорства он решил испытать Кассандру:
      – Лучше, чем брачная ночь?
      – А, это! – Она махнула рукой. – Нет, мне это не понравилось.
      Она никогда не написала и не произнесла ни слова о муже, Бэзила это внезапно удивило.
      – Ты никогда не говоришь о своем муже. Ты так горюешь, что он умер?
      Кассандра издала непристойный звук.
      – Нет! Он был ужасен. Я ненавидела его.
      Сначала Бэзил обрадовался, а потом, наоборот, заревновал.
      – Теперь ты женщина и можешь свободно выбрать себе следующего. Так будет лучше.
      – Вы закидываете удочку, сэр?
      – Удочку?
      Она хитро прищурилась:
      – Спрашиваете, есть ли у меня кто-нибудь на примете?
      – Нет. – Он нахмурился. – А есть?
      Она рассмеялась:
      – Нет. Я счастливейшая из вдов и никогда не выйду замуж. Никогда. Брак – это тюрьма для женщины.
      – Не всякий брак.
      – Ну, следует признать, что моя сестра довольна своим браком, но я не ценю удовлетворенность. – На ее лице появилось упрямое выражение. – Я ценю свободу и смелость. Сегодня вечером у меня есть и то и другое!
      – Ты пьяна, Кассандра?
      – Немного. Думаю, достаточно, чтобы проснуться завтра с головной болью. – Она наклонила голову. – Я тебя шокирую?
      – Ты же знаешь, что это не так просто сделать.
      Он был одурманен.
      – Я не часто позволяю себе это. Но мне кажется, что вино изобретено для того, чтобы мы могли хоть на один вечер отложить в сторону все темное, печальное и тревожное. Сегодня вечером мы все пили больше обычного, танцевали и весело смеялись. Твои крестьяне умеют это делать. В моем мире пьянство дело обычное, но облегчения оно не приносит.
      – Думаю, ты права, моя Кассандра. Может, мне следует устраивать вечерние пирушки каждые полгода.
      – Наверное, мне тоже следует их устраивать, настаивая на том, чтобы сестры раз в год приезжали ко мне на праздник с танцами. Думаю, моему брату Джулиану необходимо выпить, – добавила она, – его сердце нуждается в лечении.
      Беспечно болтая, они не заметили, как добрались до конюшен.
      – Мы приехали, – сказал Бэзил. Он быстро соскочил с лошади и подошел к Кассандре: – Позвольте вам помочь, миледи.
      – Помочь мне? – мягко повторила она и вытянула руку.
      Бэзил обнял ее за талию и, когда она легко повернулась в седле, ощутил ее движение под своей рукой. Он закрыл глаза.
      Она соскользнула с лошади, очень близко, ближе, чем нужно было, но вместо смятения Бэзил почувствовал, как все в мире встало на свои места. Конечно, это должно было произойти именно так – с рассветом, нависающим у края ландшафта, с тишиной, заглушённой туманом вокруг них, так, что мир будут освещать только ее волосы. Он чувствовал ее рядом с собой, ее грудь, ее волосы, ее дыхание на своей шее. Рядом с ним Кассандра почувствовала себя очень маленькой.
      Бэзил посмотрел вниз, его голова кружилась от вина и страсти. Он увидел белый овал ее лица в ночи и ее глаза: большие, темные и спокойные. Он поднял палец и дотронулся до ее очень красных губ.
      – Не говори ничего, Бэзил, – хрипло произнесла она. – В это мгновение я выбираю радость. Я выбираю смелость.
      Он почувствовал, как давит на него ее грудь, почувствовал жесткость корсета, когда Кассандра поднялась на цыпочки и обняла его лицо руками.
      – Я выбираю одно воспоминание, – прошептала она и прижала свой рот к его рту.
      Только один раз – очень легко и целомудренно, но тем слаще было это мгновение.
      Бэзил только начал вдыхать запах ее волос, когда она, улыбаясь, отодвинулась.
      – Утром я буду раскаиваться в своей несдержанности и очень обижусь на тебя, если ты напомнишь мне о моем опрометчивом поступке.
      – Ни намека, – сказал он очень осторожно.
      Отодвинувшись, чтобы ослабить искушение, Бэзил взял ее за руку и потянул по направлению к вилле.
      – Но взамен обещай не быть чопорной англичанкой, сгорающей со стыда, и не прячь лицо.
      Она рассмеялась:
      – Честное соглашение!
      Во дворе Кассандра остановилась и посмотрела на фруктовый сад.
      Солнечный свет теперь тихо и мягко перетекал в день, полный забот.
      – Думаю, я останусь здесь ненадолго, мне бы хотелось побыть одной.
      Он отпустил ее руку.
      – Конечно.
      Она шагнула, потом оглянулась.
      – Большое спасибо, Бэзил.
      Кассандра провела рукой по спутанным волосам, и Бэзил почувствовал, как сильно ему сдавило грудь, сильнее, чем когда-либо.
      – Это – дело моей чести, – тихо сказал он.
      Прежде чем что-то предпринять, прежде чем испытать стыд за них обоих, он повернулся и оставил ее одну.
      Наконец-то в его сердце все было ясно. Он устремился в свою комнату, сбросив по дороге шляпу и плащ у подножия лестницы.
      Конечно, ответ был таким простым.

      Перепрыгивая через ступени, Бэзил добежал до своей комнаты.
      Он швырнул на кровать камзол, сел к столу, обмакнул перо и написал:
 
       Отец!
       Я не могу жениться на Аннализе.
       Я знаю, как ты воспримешь эту новость, поэтому поверь, что я имею в виду именно то, что говорю. Я не женюсь на ней. Я должен сделать честный выбор.
       Пожалуйста, извести ее отца и уведоми, что я буду рад компенсировать это так, как он сочтет нужным. Поскольку она молода и, судя по всеобщим отзывам, красива, то не составит никакого труда найти ей другого мужа.
       Бэзил.
 
      Он часто дышал, а его рука тряслась, запечатывая письмо. Бэзил достал еще один лист бумаги.
 
       Моя дорогая Аннализа!
       Вы должны немедленно постричься в монахини. Я не могу на вас жениться, но мне известно, что вы всегда искренне желали провести жизнь в монастыре. Даже ваш отец не сможет нарушить обет, данный вами Богу.
       Сделайте это незамедлительно, Аннализа, ради вашей безопасности. Когда все будет улажено, я навещу вас, и мы сможем обсудить это не торопясь.
       Ваш слуга Бэзил,
       граф ди Монтеверчи.
 
      Он запечатал письмо, потом выбежал из комнаты в поисках слуги. Он сунул письма в руку лакея:
      – Отправить немедленно.
      Его отец был в Генуе и не получит письма неделю или две, но Бэзил не мог действовать до тех пор, пока не освободится от обязательств. Его мать хотела только того, чтобы девушка находилась под защитой, но не говорила какой.
      Потом он направился на поиски Кассандры. Его сердце сильно билось, а бурление крови буквально сжигало его. Кассандры не было там, где он ожидал найти ее – в ее комнате. Ее не было и во дворе, там был только садовник.
      – Ты видел леди Кассандру? – спросил Бэзил.
      Старик усмехнулся и кивнул в направлении фруктового сада. Бэзил хлопнул его по спине и побежал. Он увертывался от веток и перепрыгивал через корни и камни.
      Потом он увидел ее, тянущуюся за сливой на дереве. Ее волосы были растрепаны танцами и руками маленьких девочек. Кассандра увидела его и, должно быть, почувствовала его напряжение. Она с беспокойством шагнула ему навстречу:
      – Бэзил, что случилось?
      Он подумал, что влюбленный поэт должен наконец увековечить самый красивый из первых поцелуев. Но сейчас в нем не было изящества. Он молча подошел к ней, его пронизало нечто большее, чем жар и желание. Ему казалось, будто воздух потрескивает, а она светится. Бэзил обхватил лицо Кассандры ладонями, наклонился и поцеловал ее.
      Он поцеловал ее в, губы, вложив в этот поцелуй все свое страстное желание. У него зашумело в ушах от того, как он желал ее, от вкуса ее губ, от ее запаха и от ощущения ее рук, обвившихся вокруг его шеи.
      Он хотел выглядеть искусным, терпеливым и мягким, но это было невозможно. Поцелуй пламенел, зажигая его и ее, они целовались жадно и неистово. Когда у него закружилась голова и нужно было снова вдохнуть, Бэзил откинулся назад. Ее руки упали на его запястья, он услышал ее дыхание, почувствовал его на своем подбородке.
      Он закрыл глаза и тут же открыл их, но она все еще стояла рядом, и его переполнило чувство счастья, а чувство облегчения было столь велико, что подгибались ноги.
      – Я еще не женат, – сказал он, думая о ее отношении к неверным мужьям, – и у нас мало времени, да? Никто не пострадает от того, что мы любовники. – И он опять прижался к ее губам. – Я не могу дать тебе уехать.
      Кассандра тихо вскрикнула.
      – Бэзил, есть вещи, которые ты должен знать обо мне, если мы становимся на этот путь.
      – Нет, все, что мне надо знать… – он нагнулся, чтобы опять поймать ее дрожащую нижнюю губу, – это то, что я искал тебя всю мою жизнь и Бог привел тебя ко мне.
      Слова были слишком мелки, они не могли отразить суть произошедшего, поэтому Бэзил молчал и только целовал, целовал ее, а она целовала его в серебристой предрассветной дымке.
      Неожиданно Кассандра отодвинулась.
      – Бэзил, – протестующе прошептала она, отступая и прижимая дрожащую руку к груди. Она замерла перед ним, в ее глазах было нечто непонятное, скулы окрасил лихорадочный румянец. – Я… – Она покачала головой. – Это необдуманно, нам нужно отдохнуть.
      Бэзил сглотнул, едва сдерживаясь.
      – Конечно, – наконец произнес он. – Прости, я окончательно потерял голову.
      – Мне нечего прощать, – прошептала она. – Я… только… Сейчас мне необходимо поспать.
      Прежде чем он обрел способность говорить, она убежала, просто растворилась в тумане. Бэзил смотрел ей вслед до тех пор, пока шлейф ее юбки не исчез за кустарником.
      Был ли этот поступок слишком необдуманным? С его стороны это было слабостью. Он гулял между деревьями, срывая листья, как потерявшийся ребенок. Она не ответила на его чувства? Может быть, вино и страсть сделали из него дурака? Он пришел во двор с опущенной головой и поднял глаза к балкону ее комнаты.
      Она стояла там с волосами, распущенными по плечам, одетая в халат, и смотрела вниз, на него. Она была изящная и бледная, как свеча. Бэзил остановился, пораженный этим зрелищем.
      Кассандра долго пристально вглядывалась в его лицо, потом перегнулась через балюстраду и протянула к нему руку. Это был приглашающий жест.
      Он напугал ее! Так просто. Какой же взрослый мужчина так набрасывается на женщину? Он мог подождать, дать сну немного охладить свой жар.
      Приложив руку к сердцу, Бэзил послал ей воздушный поцелуй. Она сделала то же самое. Бэзил стоял под балконом до тех пор, пока она не ушла внутрь, к той кровати, украшенной золотой вышивкой, в которой он так мечтал оказаться.
 
      Кассандру разбудила птица, щебетавшая на балконе. Эта птичка, маленькая черная красавица, поющая на каменной ограде на фоне зелени, казалось, прилетела из ее сна. Кассандра долго смотрела на нее, вытянувшись на кровати.
      Бэзил!
      По ее телу пробежали мурашки, как эхо неистового желания, которое она почувствовала, увидев, как он бросился к ней с холма. Потом Кассандра вспомнила его сильные руки с мозолистыми ладонями, крепко прижатые к ее лицу, и его горячий рот, торопливо искавший ее губы. За всю свою жизнь она не встречала человека, который смотрел бы на нее так, как будто умрет, если не поцелует.
      Уютно завернувшись в покрывала, которые находились в таком беспорядке, как будто в ее беспокойной постели был любовник, Кассандра наслаждалась странным возбуждающим ощущением, которое принесли с собой воспоминания, снова и снова оживляя их в воображении.
      Нанежившись в постели, она умылась и позвонила, чтобы принесли завтрак. Слуга принес шоколад в серебряной чашке и свежий хлеб. Все это она перенесла на столик у окна.
      Было очень тепло, несмотря на ветерок, дувший через открытую балконную дверь. Чувствуя себя абсолютно свободной, Кассандра сбросила халат и уселась завтракать в одной ночной рубашке. Из окон она видела холмы и висевшее над ними тусклое марево, подернутое дымкой. Она вспоминала о празднике, о том, как Бэзил целовал ее в фруктовом саду, о сливах, которые он принес ей с тех деревьев… вдруг она ощутила такое восхитительнейшее чувство счастья, что ей захотелось громко петь и танцевать. Это было простое счастье, просившее воспользоваться им сегодня.
      Напевая себе под нос, Кассандра нашла свою шкатулку с письменными принадлежностями. Прихлебывая шоколад и откусывая хрустящий сдобный хлеб, она начала писать, собираясь только уловить впечатления, чтобы позднее можно было собрать записки в нечто более или менее связное. Сейчас она и не думала, во что именно, – возможно, письмо или статью или даже в простой дневник.
      Но, делая наброски, она углубилась в них. Морская вода, кружащаяся над пальцами ее ног, воспоминания об отце, восхитительная еда, которой кормил ее Бэзил, и потом праздник прошлой ночью, который был одним из самых ярких и возбуждающих зрелищ в ее жизни.
 
       Я чувствую себя здесь иначе, – писала она, – и эта перемена захватила меня целиком. Я чувствую, что могу делать все, быть тем, кем захочу. Или, может быть, я впервые за многие годы полностью чувствую себя самой собой, как будто я и есть тот смелый ребенок, которым была когда-то. В тот момент, когда кралась через лес, чтобы увидеть, как танцуют рабы, при этом готовая ко всему, что могло произойти.
       Она, эта девочка во мне, заключает в себе сдержанность, красоту, свет и даже возможность любви и плотских радостей. Тех, о которых я когда-то мечтала, а не тех, которые мне открылись.
 
      Кассандра остановилась, дотронулась до губ, размышляя, достаточно ли она смела, чтобы написать о том поцелуе. Откинув назад густую прядь волос, она обмакнула перо.
 
       А теперь Бэзил. Что я буду вспоминать о нем, когда придется покинуть это прекрасное место? Его красивые волосы, свободно спадающие на лицо, когда он играл с собакой на пляже, изгиб его босых ног. Вкус его поцелуя, похожего на сливы, на утро, на все чудеса, когда-либо происходившие в мире. Я не знала, что поцелуй может быть таким.
       Именно Бэзил, дитя того золотого света и праздника чувств, тот, кто освободил меня и открыл мне новую сторону меня самой. Как он узнал, что она пряталась все это время во мне, да так, что я об этом не подозревала?
 
      Очень-очень довольная, Кассандра улыбнулась, посыпала написанное песком, положила перо и с наслаждением потянулась в теплой комнате. Уже начиналась дневная духота, и Кассандра попросила горничную приготовить ванну.
      И опять это стало для нее чудесным открытием, открытием собственного тела. Она все больше ощущала его так, как не ощущала с юности, когда страшное костлявое уродство превратилось в нечто нежное и поразительное. Купаясь, Кассандра чувствовала белизну своих бедер и тяжесть груди, она взглянула на изгиб локтей и разглядела суставы пальцев на ногах. Под ее кожей как будто все время двигалось нечто странное и волнообразное, от чего она чувствовала радость и беспокойство одновременно.
      Когда Кассандра села, чтобы Кейт привела в порядок ее волосы, она посмотрела в зеркало на собственные губы и увидела, что они, оказывается, очень красные и сочные. Это навеяло опьяняющий образ нагого Бэзила – сильные плечи, обнаженные лодыжки и…
      Она вся затрепетала от нетерпения и раздраженно дернулась так, что Кейт потянула ее за волосы.
      – Простите, – пробормотала она.
      Будучи вдовой, Кассандра могла завести к этому моменту дюжину любовников, и никто из них не сплоховал бы. У нее наверняка было бы достаточно кандидатов, достаточно привлекательных и остроумных мужчин. Но ее не заинтересовал ни один из них. Она не хотела чувствовать на себе их руки, не хотела, чтобы ее пачкали их мокрые губы, не хотела слышать их стоны.
      Но когда Бэзил поцеловал ее так, как она страстно хотела поцеловать его, Кассандра не почувствовала отвращения, а лишь мгновенную потребность прижаться к нему как можно ближе. Его язык ворвался внутрь, ее разум помутился от желания, их дыхания слились, и все происходящее казалось удивительно естественным.
      Но он обнимал ее все сильнее, и она внезапно почувствовала животом твердость его желания, ее горло сдавил холодный ужас, уничтоживший все удовольствие. Она убежала, зная, что смутила его. Но когда он вошел во двор и подошел к балкону, ее снова обдало жаром, желанием, в первую очередь из-за унылого выражения его лица.
      Жар и холод. Но по крайней мере жара была многообещающей. Она обещала излечение.
      Горничная причесала Кассандру, и та отпустила ее. С бьющимся сердцем она выглянула на балкон; чтобы выяснить, не ждет ли ее там Бэзил или он еще спит. Когда она увидела, что двор пуст, ее охватило глубокое разочарование.
      Кассандра отвернулась от балюстрады, приложив руку к неистово бившемуся сердцу. Желание – нежелание, то безрассудное – то пугающее. Может, она влюбилась? Правда ли, что она влюбилась в него?
      Ответ был до смешного очевиден: да. Кассандра полюбила его задолго до их встречи. Он привлек ее сердечностью и редкой красотой души. Задолго до того, как она услышала его голос, задолго до того, как ей жадно захотелось дотронуться до его волос, она любила человека, с которым познакомилась по переписке. И даже если бы она не была раньше с ним знакома, что же странного в том, чтобы влюбиться, находясь в Италии?
      Он был помолвлен. Кассандра почувствовала себя немного виноватой, но лишь чуть-чуть. Если бы он уже был женат, она и не подумала бы о флирте, но если она уедет до того, как приедет его невеста, то с его стороны не будет никакого проступка, безусловно, с точки зрения политического союза. И честно говоря, брак, нависший над ним, делал все гораздо безопаснее.
      Свобода! Молодая вдова, находящаяся на отдыхе искушенная и образованная женщина, может завести любовника и, естественно, считать это одним из больших удовольствий, которые приносит путешествие.
      Если бы она и впрямь могла выбирать любовника по собственному усмотрению!
      Кассандра в задумчивости натянула шаль на живот, впервые поняв, сколько шрамов оставил ей муж, оставил в темных уголках, там, где их никогда не заметят. А что, если эти шрамы навсегда? Что, если он разрушил ее будущее?
      Все, что у нее было с Бэзилом, – несколько счастливых недель здесь, в этом волшебном прекрасном мире. Эта мысль вызвала у Кассандры легкий приступ уныния. Даже теперь было трудно представить, каково ей будет вернуться к прежней жизни. Кассандра чувствовала, что сильно изменилась за эти несколько дней. Много ли еще изменений произойдет в ближайшие недели? И сколько еще изменений и каких она претерпит от рук любовника?
      Бэзил говорил о мгновениях. Она заберет эти мгновения с собой, спрячет их надежно в памяти, там, где никто не сможет до них дотронуться.
      Мгновения. Она будет наслаждаться тем, что принесут с собой эти мгновения, именно эта ночь. Она не позволит воспоминаниям о муже украсть радость от прикосновений Бэзила.
      Она не позволит страху перед скорым отъездом запятнать красоту этого места. Сейчас она будет думать только как поэт, ясно понимающий свои ощущения и красоту мгновений.
      Спустившись вниз, Кассандра почувствовала аромат свежеиспеченного хлеба и жареного мяса, и у нее тут же проснулся аппетит. Выглянув во двор, она разочарованно обнаружила, что он все еще пуст. Из комнаты, расположенной слева, доносились разговоры слуг и звон стекла. Она пошла к этой комнате и заглянула в нее.
      Из двери в конце коридора вышла женщина.
      – Добрый вечер! – сказала она Кассандре. – Граф приказал мне провести вас в библиотеку.
      Потом показался сам Бэзил, отдавая через плечо какое-то распоряжение. Он был одет в темный камзол и жилетку, бриджи и высокие сапоги. Волосы были зачесаны назад. Уверенный, владеющий собой, серьезный, он выглядел графом от головы до пят, его выдавали лишь чернильные пятна на пальцах. Кассандра усмехнулась.
      Когда Бэзил заметил ее, выражение его лица сразу же изменилось, он явно не знал, как ему себя вести и чего ожидать от своей эксцентричной гостьи.
      – А, хорошо, что ты проснулась, – протянул он.
      Кассандре хотелось броситься ему на шею, но она стеснялась продемонстрировать свой порыв. Почувствовав неловкость, возникшую между молодыми людьми, служанка удалилась, качая головой. Кассандра смотрела на Бэзила, не зная, что сказать.
      – Добрый вечер.
      Он вежливо поклонился.
      Кассандра могла поклясться, что видела, как он покраснел.
      – Кассандра, я надеюсь, ты простишь мне мое необдуманное поведение прошлой ночью, скорее, нынче утром.
      – Простить тебя? Нет, я не могу этого сделать.
      Бэзил резко поднял голову:
      – Нет?
      – Это означало бы признать, как безнравственно я себя вела, а ты обещал, что мне не придется этого делать.
      Бэзил расслабился и с облегчением вздохнул. Он всю ночь боялся, что Кассандра все-таки сбежит.
      – Я подумал, что сегодня вечером мы могли бы поесть в доме, – он слегка кивнул, – не обязательно оставаться наедине.
      – Ты имеешь в виду слуг?
      Он сжал руки за спиной.
      – Мне кажется, что так благоразумнее.
      В его глазах была серьезность, смешанная с чувственностью, сочетание, приводившее Кассандру в замешательство.
      – Какой ты хороший, мой Бэзил, – тихо произнесла она. – Я чувствовала это в твоих письмах, но я не знала, что в мужчине может быть столько доброты.
      – Это не доброта, – сказал он. – Я не хочу пугать тебя, никогда. Идем! Ты, наверное, очень проголодалась.
      – О да! И запах восхитительный.
      – А голова не болит?
      Она слегка хлопнула его веером по руке:
      – Вы не должны были упоминать о моей несдержанности, сэр.
      – Где же тогда та отчаянная женщина, которая говорила, что иногда стоит напиваться? Она мне понравилась. Немедленно верните ее ко мне.
      Когда они вошли в большую мрачную комнату, украшенную темным деревом, тяжелыми портьерами и огромной хрустальной люстрой, Кассандра хихикнула:
      – Вот это да! В этой комнате ты мог бы принять всю Тоскану.
      – Да, – сказал он, устало вздохнув. – Мне здесь никогда не нравилось. Иногда мы приезжали сюда, когда я был ребенком. Мне всегда казалось странным, что праздник и бал должны начинаться в темной комнате без вида на горы или на море.
      – Но мы все-таки здесь!
      – Подходящая комната.
      Слуги разложили еду – мягкую рыбу, сваренную в бульоне, которую Кассандра не узнала, но тем не менее восхитительную.
      Некоторое время они молча наслаждалась едой.
      – У тебя замечательная повариха, Бэзил. Уезжая, я обязательно подкуплю ее, чтобы она отправилась со мной.
      Он улыбнулся и поднял глаза:
      – Она не поедет. Она обожает одного меня.
      И тут Кассандра увидела норов, который он умело сдерживал. Он сознавал, что нравится женщинам.
      – Сегодня вечером, – сказал Бэзил, – нам следует завершить рассказ о приключениях счастливым концом.
      Кассандра засмеялась:
      – Но это – истории второго дня, а у нас пошел третий день.
      – Но мы вчера ничего не рассказывали.
      – Нет, рассказывали! Ты мне рассказал о святой Екатерине.
      – Я рассказал правду, но ты ничего мне не поведала в ответ, поэтому второй день еще не закончился.
      – Тогда у нас будет десять дней, да? – спросила она, наклонив голову.
      – Теперь нужно, чтобы их было одиннадцать, если только мы не пропустим какой-нибудь день – тогда их понадобится двенадцать.
      Кассандра, смеясь, взяла со стеклянного блюда пригоршню ягод.
      – Я подумаю о рассказе, о приключениях со счастливым концом. А! Я знаю один.
      Его глаза сверкали. Она старалась не смотреть на его губы, но они притягивали ее взгляд, и ей вспомнилось то сладкое удовольствие, которое они ей доставили. Видя ее пристальный взгляд, Бэзил медленно сощурился и дотронулся до ее руки:
      – Пожалуйста.
      – Это рассказ о моих братьях, которые, вступившись за честь нашей сестры, убили на дуэли человека и покинули Англию, опасаясь за свои жизни.
      – Дуэль? Правда?
      – Разве я не писала тебе об этом?
      – Нет. Ты только время от времени немного рассказывала о семье.
      – Может быть, я боялась, что сравнение будет не в мою пользу.
      – Никогда!
      – Вы еще не слышали эту историю, сэр.
      Он рассмеялся:
      – Значит, не слышал. Пожалуйста, продолжай.
      Кассандра рассказала ему о своей сестре Адриане, испорченной девчонке, которая завела любовника и шокировала тем самым весь высший свет, и о своих братьях, которые вызвали этого любовника на дуэль и убили, а потом бежали на пять лет из Англии, опасаясь виселицы. Она рассказала то, что знала об их приключениях, о том, что они пережили восстание на островах и неприятности от работорговцев, которые чуть было не украли Гэбриела, и о том, как они жили среди индейцев.
      – А потом они вернулись домой, целые и невредимые, чтобы опять попытаться спасти сестру, но она уже была замужем.
      – Спасти от брака? Адриана не хотела выходить замуж?
      – Поначалу нет. Теперь она живет с мужем в Ирландии.
      – А твои братья?
      – О, Джулиан стал настоящим английским джентльменом. Гэбриел… – она помолчала, – он всегда сам решал, что ему делать.
      Довольная и сытая, Кассандра вздохнула и откинулась на спинку стула.
      – Почему я рассказываю истории о своей жизни, а ты – о жизни в мире? Думаю, вам следует рассказать что-нибудь о своей жизни, сэр.
      Он поджал губы:
      – Наверное, я не знаю ни одной.
      – Ни одной со счастливым концом?
      Он поднял брови, выражение его лица было унылым.
      – Это очень печально, не правда ли?
      – Да, – сказала она. – Очень.
      Бэзил встал.
      – Идем, эта комната угнетает меня. Давай вернемся в библиотеку и посмотрим на рукописи. Это порадует тебя?
      Кассандра смотрела в сад.
      – А мы можем прогуляться вместо этого? Я люблю ночь.
      – Конечно.
      Это было сказано спокойным тоном гостеприимного хозяина.
      – Я оскорбила тебя, Бэзил?
      Он вздохнул и тихо рассмеялся:
      – Нет, Кассандра. Я просто очень стараюсь быть воспитанным.
      – А это обязательно? – Она нахмурилась. – Я устала от цивилизации. Может быть, нам стоит убежать в самую дикую часть Африки, отбросить одежду и титулы и жить как туземцы.
      Его позабавило ее предложение. К ней снова вернулся ее прежний Бэзил.
      – Думаю, мне бы это понравилось.
      Он предложил ей руку, она подхватила его под локоть, и, миновав несколько дверей, они вышли на просторный двор.
      – Но я слышал, что в Африке живут очень большие насекомые. Может быть, стоит оставить на себе немного одежды?
      – Хорошо, но только совсем чуть-чуть.
      Кассандра огляделась по сторонам и подумала, что умнее будет держаться подальше от сада. Она указала в другую сторону:
      – Куда ведет эта тропа?
      – К оливковой роще, потом в сад. Там есть фонтан. – Хочешь взглянуть?
      – Да.
      Свет был мягче, чем предыдущим вечером, – наверное, приближался дождь.
      – Будет дождь?
      – Скорее всего. Ты будешь очень возражать?
      Кассандра покачала головой. Она не будет возражать, пока он рядом с ней. Они спустились к подножию холма по тропинке, которая извивалась вокруг оливковой рощи и была окружена теми же высокими деревьями, похожими на темные пальцы, какие она видела везде.
      С каждым шагом Кассандра все больше осознавала то, что хочет, чтобы Бэзил опять поцеловал ее. От его кожи исходил запах мыла, казавшийся ей соблазнительно пряным. Она поймала себя на том, что пристально разглядывает его ноги в сапогах, вспомнила, как выглядят его ступни, и испугалась жара внизу живота. Кассандpa отвернулась и задержала дыхание. Рядом с ним она чувствовала себя немного натянуто и постоянно пыталась угадать, о чем он думает.
      Ей хотелось спросить, но вместо этого она болтала, интересовалась названиями трав, деревьев и цветов, свободно росших на камнях. Он отвечала с вежливым восторгом, а когда они пришли в сад, он отпустил ее к фонтану, который бил из зеркального пруда, заключенного в большое гранитное основание.
      Вокруг него росла лаванда, цветки которой издавали пленительный аромат.
      – Какая красота! – сказала Кассандра и сорвала стебелек, чтобы понюхать.
      Он стоял там, где отпустил ее, и смотрел вокруг, как будто никогда раньше не видел этого места.
      – Думаю, да.
      Сбоку в холме был выложен камнем уединенный уютный уголок с парой каменных скамеек. Кассандра, слишком нервничавшая, чтобы просто сидеть, прислонилась к стене и протянула руку к виноградной лозе, оплетавшей ее.
      – Это место тоже содержит неприятные для тебя воспоминания?
      – О моем брате Тео.
      – Дельце?
      Бэзил смущенно улыбнулся:
      – Да, этот сад – его работа. Он сделал его для матери. Она любила приходить сюда, ее друзья приносили ей цветы, чтобы посадить здесь. Но все-таки я думаю о Тео.
      Так вот что это было – темный колодец эмоций, который он скрывал, горе, которое все не проходило.
      – О чем ты думаешь? – спросила она.
      Он повернулся к ней.
      – Я не думаю, Кассандра, – ответил он и быстро взмахнул руками. – Не сегодня, сейчас я только чувствую.
      Он закрыл глаза и подставил голову ветру. Может быть, он молился о том, чтобы быть сильным?
      Подумав об этом, Кассандра улыбнулась. Когда она смотрела на него при звуках воды, на фоне неба и сочной зелени, ее наполняли радость и ощущение света. Она подумала о Пане, о Боккаччо, о мгновениях, украденных из долгой жизни.
      – Чувствую, – повторил он и направился к ней, сверкая глазами. – Я не буду целовать тебя, если ты не хочешь, но сегодня вечером я думаю только об этом.
      Кассандра качнулась ему навстречу, ее дыхание колебалось как пламя свечи, он поймал ее и пристально посмотрел ей в глаза, затем дотронулся до ее лица. Его пальцы касались ее век, носа, щек, рта. Повинуясь инстинкту, она прижала губы к его большому пальцу, когда тот коснулся ее губ.
      Он издал тихий низкий стон и поцеловал ее. Кассандра обвила его шею рукой, чувствуя, как ее грудь прижимается к его груди, ее голова упирается в изгиб его руки. Она откинула голову, чтобы приспособиться к движениям его языка. В ее теле разрасталось трепещущее беспокойство, устремлявшееся к рукам и позвоночнику, пульсировавшее в ягодицах и под коленями, мерцало в руках, обвивавших его плечи.
      Они одновременно раскрыли губы, а затем словно растворились в огне. Стараясь не упасть, Бэзил оперся о стену, крепко прижавшись к ней. Кассандра мечтала, чтобы это мгновение длилось вечно. Она хотела только Бэзила, она жадно дотрагивалась до него, до его рук, лица, волос и спины. Он немного приподнял Кассандру, чтобы поцеловать ей шею.
      – Твоя шея завораживает меня, – пробормотал он и поцеловал подбородок и ключицы, медленно, пробуя, проводя языком туда и обратно, боясь пропустить хоть маленький изгиб.
      Кассандра почувствовала, как потяжелела и налилась грудь, и сделала то, чего не могла себе и представить, – схватила его руку и прижала к своей груди.
      Его рука двигалась аккуратно, его чуткие пальцы гладили тело над корсажем, его большой палец был именно там, где ей хотелось, – над упругими горящими сосками. Не удержавшись, Кассандра издала негромкий стон и закрыла глаза, испытывая мучительное головокружение. Бэзил снова поцеловал ее, его губы мягко и усердно поддразнивали ее губы, его язык разгоряченно трепетал в уголке рта, у изгиба, в самом центре нижней губы, он ласкал ее грудь, все больше распаляя Кассандру.
      – Бэзил, сними камзол!
      Он подчинился, стряхнул его и бросил на землю, а затем и жилетку. Она развязала его шейный платок и засунула руки ему под рубашку, поглаживая обнаженную кожу.
      Их поцелуи становились все горячее, дыхание участилось, руки нетерпеливо изучали тела друг друга, они скользили и исследовали. С нежным стоном Бэзил наклонился, чтобы поцеловать ее шею, его рука скользнула под сбившуюся юбку и опустилась на ее неприкрытое бедро, его тело при этом настойчиво прижалось к ней.
      Кассандра застыла. Желание уступило место панике, она начала отбиваться кулаками, колотя его по голове и плечам.
      Бэзил тут же отпустил ее и отступил. Кассандра смотрела на него, ее захлестнула дрожь, такая сильная, что она не могла даже стоять.
      Колени подогнулись, и она опустилась на землю, закрыв лицо трясущимися руками.
      – Прости, – прошептала она.
      – Господи, Кассандра!
      Бэзил сделал шаг вперед, протянул к ней руку, потом опустился на корточки, не дотрагиваясь до нее.
      – Я больше не хочу пугать тебя, я только обниму, чтобы ты не дрожала. – Он придвинулся ближе. – Хорошо?
      Кассандра еще сильнее прижала руки к лицу, испуганная тем, что он увидит ее такой, что узнает ее секрет.
      Она не плакала и не заплачет. Кассандра еще сильнее прижала руки к глазам и удержала крик, готовый вырваться из горла, а когда Бэзил дотронулся до нее, стремительно вздрогнула и задела локтем стену.
      Бэзил очень осторожно обнял ее, когда она не отодвинулась – ей отчаянно хотелось прижаться к нему, – он издал тихий горестный вскрик.
      – Любимая, – прошептал он, подставляя ей плечо, – должно быть, он был очень жесток. Мне так жаль, Кассандра. – Он обнял ее. – Мне очень, очень жаль, – прошептал он.
      Она задрожала еще сильнее и возненавидела себя за это. Она была так слаба, а он был таким мягким, она была не в силах заставить себя встать, поправить одежду и забыть о том, что произошло.
      Бэзил как будто понял это, продолжая сидеть на траве, обнимая и укачивая ее как ребенка.
      – Хочешь рассказать мне про него? Это был твой муж?
      Кассандра никогда не говорила об этом, даже со своими сестрами.
      Она никогда не позволяла себе быть такой уязвимой, как в этот момент. Вдохнув, Кассандра сказала себе, что надо успокоиться.
      Она боролась, воздвигая вокруг себя бастионы, но проиграла. Его рука была слишком ласковой, его голос слишком мягким. Его рука снова и снова гладила ее волосы, напомнив ей прикосновения матери. Кассандра медленно приходила в себя.
      – Это был мой муж, – сказала она после долгого молчания.
      Бэзил откинул волосы с ее виска.
      – Он причинял тебе боль?
      – Да. – Зажмурившись, она отогнала воспоминания о яростных руках. – У него не получалось… со мной очень часто. Это приводило его в бешенство, поэтому он поступал… иначе.
      Руки Бэзила были очень нежными. Он касался ее виска, ее щеки. У Кассандры не было слов, чтобы описать то, что творил ее муж, даже мысль об этом вызывала тошноту и дрожь.
      – Было даже хуже, когда получалось, – у него было жестокое воображение.
      Она вспомнила о синяках на груди и ногах, об издевательском смехе и своем всепоглощающем ужасе. Не было никого, к кому она могла бы обратиться за помощью.
      – Мой отец умирал. – Кассандра говорила спокойно. – Мои сестры не могли мне помочь, они бы только потеряли рассудок. Братья сбежали из Англии.
      – Ах, дорогая! – Бэзил погладил ее руки. – Я не вспыльчивый человек, но сейчас чувствую себя кровожадным. Хотелось бы мне иметь возможность убить его ради тебя.
      Успокаивающие движения его рук не прекращались.
      – Я ненавижу его за то, что он заменил любовь страхом, за то, что заменил удовольствие болью, – тихо произнес Бэзил, нагнувшись к ней поближе. – Я хотел бы забрать у тебя эту боль, чтобы ты никогда больше ее не чувствовала. Мне так жаль, что я вызвал эти воспоминания.
      Она прижалась к его груди, крепко зажмурив глаза.
      – Теперь мне так стыдно из-за этого.
      – О нет! – Он склонился ниже. – Нет, Кассандра! Ты поступила правильно. Он украл у тебя нечто очень ценное.
      – Я не должна была позволять ему это.
      Бэзил взял ее лицо и терпеливо держал за подбородок до тех пор, пока Кассандра не осмелела достаточно, чтобы взглянуть на него.
      – Он украл у тебя радость, которую ты обрела бы, не будь его. – В его глазах была печаль. – Я чувствую твою страсть, когда ты целуешь меня, чувствую волшебство внутри нас, но он украл удовольствие, которое ты могла бы получить.
      – Я не совсем невежественная. – Кассандра подняла голову, найдя в себе силы выпрямиться. – Я читала… кое-что, – сказала она. – Откровенные описания интимных отношений в книгах из Франции и о том счастье, которое они приносят, у Боккаччо, но я никогда не испытывала страсти, – она нагнула голову, у нее горели щеки, – до сегодняшнего дня… и ты видишь, каково это.
      – Он украл это, моя Кассандра.
      Бэзил взял ее руку и прижал к своим губам, его глаза были полны решимости.
      – Это похоже на сливы, правда? Те горячие сливы из сада. Иди, оливки, которые тебе так понравились в первый день. Такие восхитительные, роскошные. Прошлой ночью я наблюдал за тобой в деревне, ты была такая свободная и счастливая! И на пляже, когда ты опускала ноги в воду, ты была удивительно счастлива.
      Кассандра не понимала, что именно он пытается ей втолковать, и нахмурилась:
      – Но может быть, боль разрушила это во мне. Я никогда не чувствовала боли, когда ела сливы.
      – В этом не должно быть боли.
      Его глаза были очень темными и напряженными, когда он проводил ее рукой по своему жезлу, мягкому и нестрашному под бриджами, хотя и немного вибрировавшему под ее рукой.
      – Это должно приносить только удовольствие. Большее, чем сливы, большее, чем океан, большее, чем что-либо иное, – Бэзил убрал ее руку и дотронулся до лица Кассандры. – Твой муж похитил у тебя величайшее из всех удовольствий.
      Смотря на него, Кассандра почувствовала волнообразное кружение, кружение, которому она теперь могла дать имя – желание.
      – Ты можешь научить меня этому, Бэзил? Ты вернешь мне это?
      Он закрыл глаза.
      – Боюсь… что мой пыл слишком силен, что моя страсть причинит тебе боль. – Он поднял ее руку и поцеловал. – По правде говоря, Кассандра, мне нелегко удовлетворяться только поцелуями, но я согласен на все, лишь бы не причинять тебе новой боли.
      – Я верю тебе, только тебе.
      Бэзил спокойно и внимательно посмотрел на Кассандру:
      – Тогда я попытаюсь. Но ты должна обещать мне, что никогда не зайдешь дальше, чем захочешь. Не важно, насколько сильно мое желание, не важно, как далеко мы зашли, ты должна обещать мне, что скажешь, когда испугаешься. Я не обижусь.
      Ее сердце терзали боль, гордость, ожидание и страх.
      – Я обещаю.
      – Ну хорошо. – Он наклонился вперед, дотронулся губами до ее губ и тихонько рассмеялся. – У всех учителей должны быть такие ученики.
      – Почему ты смеешься?
      Он кивнул, его глаза сияли.
      – Ожидание, – прошептал он, поднимаясь и протягивая ей руку. – Идем.
      – Мы начнем сегодня вечером?
      – Только первый урок. – Он поднес ее руки к своим губам. – Мы будем смаковать мгновения, да?
      Кассандра сглотнула:
      – Да.

      Пока они поднимались на холм, где находилась вилла, Бэзил держал ее руку и размышлял, что ему делать с этой прекрасной ученицей, которая так глубоко доверяла его любовному мастерству.
      Он посмеялся над ее доверием. Он не был столь искусен, как она себе это вообразила. В университете Бэзил обычно имел дело со шлюхами, а иногда – с похотливыми лавочницами, связь с которыми длилась не больше месяца или двух. Однажды он был одурманен и тосковал по замужней матери семейства, которая была гораздо старше его и год удерживала под каблуком, пока не одержала победу над другим юношей. Иногда во время путешествий он брал себе любовниц, как того требовало его тело, но быстро забывал их.
      Бэзил никогда не встречал девственницы, а это было бы лучшей подготовкой для выполнения сегодняшней задачи. Ему было бы проще, если бы он понял основное в плохом обращении мужа Кассандры. Ненависть снова вспыхнула в нем. Он все время подавлял ее, потому что сегодня вечером ему не было нужды ни ненавидеть, ни сердиться. Ему необходимо было состояние чистой, незамутненной страсти, вся мягкость и самообладание, которые он мог проявить, все терпение, на которое он был способен. Войдя внутрь виллы, Бэзил остановился, вдохновленный одной идеей.
      – Подожди здесь, я сейчас вернусь.
      Кассандра покорно кивнула. Взглянув на ее губы, Бэзил занервничал. Он задержался, чтобы поцеловать ее.
      – Я знаю, ты любишь целоваться, подумай об этом. Мы можем целоваться часами, если захочешь.
      – Часами? – Ее глаза блеснули.
      – Даже днями.
      Наконец она улыбнулась:
      – Бэзил, я бы не смогла целовать тебя целый день, от страсти моя кожа просто полопалась бы.
      Он расхохотался:
      – Это очень, очень хорошо! Подожди, я сейчас вернусь.
      Он пошел в кухню, взял там вино, сыри, оливки, сложил все это в корзину вместе с краюхой свежего хлеба, лежавшей на тяжелом деревянном столе, стоявшем в центре кухни. Повариха нахмурилась, скрывая улыбку.
      – Что вкусного ты мне можешь дать, помимо этого? – поинтересовался Бэзил.
      Она покачала головой, но все же встала, пошла к буфету и открыла его ключом с большой связки. Из темноты появилась тарелка, полная шоколада и марципанов, отлитых в виде крошечных фруктов. Бэзил удовлетворенно улыбнулся:
      – То, что надо!
      Проходя мимо библиотеки, он вдруг понял, что совсем не важно, насколько он опытен и является ли величайшим любовником в мире. Это была его Кассандра, та, что издали похитила его сердце, поэтому ему просто нужно быть самим собой и доверять своей интуиции. Он взял с полки книгу и положил ее в корзину.
      Кассандра стояла на том же самом месте, где он ее оставил, – рядом с открытой стеклянной дверью, выходившей в сад. Бэзила захлестнула новая волна желания. Он подошел к ней, глядя поверх ее плеча.
      – Из моей комнаты открывается чудесный вид на море, – произнес он, порывисто нагнулся к Кассандре и легонько поцеловал в шею.
      – Мне бы хотелось это увидеть, – хрипло ответила она.
      В ее глазах уже не было прежней боли, в них светилось откровенное желание.
      Но когда они поднялись по множеству каменных ступеней в его апартаменты и закрыли дверь, постель тут же приняла угрожающие размеры, дразня и маня одновременно. Воцарилась неловкая тишина. Кассандра обмахивалась рукой, Бэзил застыл на месте, держа в руке корзину и разглядывая свои вещи так, как будто никогда их прежде не видел. На письменном столе царил беспорядок, часть бумаг была сложена в стопки, часть – разбросана по столу: Бэзил не позволял слугам убирать их. Стопка книг на столе. Предметы, собранные им во время путешествий, придавали комнате вид восточной лавки: резная слоновая кость, которую он купил на Кипре, красивое стенное украшение в красных тонах, найденное им в Египте, медные подсвечники из Индии.
      В одной из стен комнаты были прорезаны высокие окна, выходившие на запад, к морю, а рядом несколько дверей открывались на каменный балкон. Кассандра с облегчением вздохнула и направилась туда. Бэзил поставил корзину на стол и начал разгружать ее, закончив, он подошел к Кассандре.
      Балкон был шире и глубже, чем в ее комнате, а вид с него был гораздо проще: беспорядочное нагромождение холмов и мерцающее море вдали. Бэзил облокотился на перила, позволяя ветерку остужать его разгоряченное лицо.
      – Я люблю этот вид, – произнес он, – меня вдохновляют его цвета, образы и запахи.
      Кассандра кивнула и аккуратно положила руки на камень перед собой.
      – Я поставила тебя в очень неловкое положение, правда?
      Он подвинулся и оперся на один локоть с таким расчетом, чтобы видеть ее лицо.
      – Немного, но скорее я виноват в создавшейся ситуации, – ответил он со всей честностью, на которую был способен.
      Бэзил улыбнулся ей.
      – Теперь ты видишь, что я околдован тобой, – Кассандра. – Он протянул руку и дотронулся до пряди золотистых волос. – С того момента, как ты приехала по этой дороге, я не могу думать ни о чем, кроме тебя, а теперь я боюсь, что не смогу быть для тебя достаточно мудрым и искусным.
      – Со мной происходит то же самое, Бэзил, Я не могу даже спать из-за мыслей о тебе. – Она прижала его ладонь к своему лицу. – Я чувствую себя так, как будто спала всю мою жизнь и проснулась только сейчас.
      – Да, – повторил он, очарованный движениями ее губ.
      Бэзил осторожно наклонился поближе:
      – Думаю, ты любишь целоваться. Можно мне поцеловать тебя, моя прекрасная Кассандра?
      Она дотронулась до его губ:
      – Да, мне бы этого хотелось.
      Бэзил не торопился, а продолжил смотреть на ее губы, давая волю своему воображению. Только после этого он нагнулся, не прикасаясь к Кассандре. Бэзил почувствовал ее нежность и самоотверженность, почувствовал, как ее рот мгновенно приоткрылся для него. Но он не откликнулся на приглашение. Вместо этого Бэзил дразняще провел кончиком языка по внутреннему краю ее нижней губы. Дыхание Кассандры участилось, его язык танцевал внутри сладких губ, проскальзывая у самых зубов к кончику ее языка. Каждые взмах и отступление исторгали из ее горла слабый стон. Подчиняясь его указаниям, Кассандра совсем чуть-чуть высовывала язык; а Бэзил ловил этот острый кончик и засасывал его.
      – Теперь твоя очередь, – произнесла она прерывающимся голосом.
      Кассандра обвела одним пальцем линию его губ, а затем любовно погладила его нижнюю губу. Ее глаза сверкали от нервного возбуждения. Бэзил осторожно втянул в рот ее палец, обхватив его языком. Она вскрикнула и немного продвинулась в глубь его рта. Бэзил видел, что ее соски затвердели, ему нестерпимо хотелось нагнуться и ухватить ртом и их; но он только смотрел ей в глаза и делал с ее пальцем то, что ему хотелось сделать с ее сосками.
      – О! – выдохнула Кассандра, внезапно убирая руку и нерешительно отступая. Она спрятала руку сзади в складках юбки.
      Бэзил мягко рассмеялся и взял ее за другую руку.
      – Идем, дорогая, – сказал он. – Мы почитаем, поедим и, не будем больше думать о поцелуях сегодня вечером.
      – Не уверена, что смогу не думать о них. – Кассандра слегка нахмурилась.
      Бэзил изогнул бровь:
      – Я даю тебе разрешение на тот случай, если тебе захочется поцеловать меня.
      Сидя рядом на диване, они читали вслух Боккаччо, откусывая друг у друга марципаны и шоколад, которые он раздобыл в кухне.
      Они поцеловались, потом еще раз. Когда Бэзил понял, что больше не может сдерживаться, то рассмеялся под влиянием ошеломляющей чувственности, отразившейся в ее глазах, и отослал Кассандру прочь из комнаты. Даже когда она с неохотой остановилась у двери, чтобы поцеловать его еще раз, он ничего не предпринял.
      В ту ночь, когда он лежал один в постели, а луна освещала его холодным белым светом, Бэзил понял, что Кассандра нуждается в ухаживании, что ей нужен мужчина, который помог бы пробудиться ее чувственности. В тихой темноте он сочинил для своей Кассандры стихи об откровении.
      Утром, когда Кассандра проснулась, на подносе с завтраком ее ждало письмо. Она нетерпеливо раскрыла его и увидела несколько строчек, написанных Бэзилом.
 
       Луна управляет женщинами, ее круглое белое лицо находит отголосок в круглой белой плоти женской груди. Любимая, сегодня вечером мы поскачем на лошадях по белому песку у моря и узнаем, что нам подарит полная луна.
       Б.
 
      Кассандру бросило в жар. День она провела в беспокойном ожидании. Когда солнце стало клониться к закату, она пришла в состояние сильного возбуждения, потому что никак не могла решить, – какую одежду и украшения ей надеть и как причесаться.
      Наконец она была готова и, смеясь, побежала вместе с Бэзилом к конюшням. Все это время ее сердце учащенно билось.
      Когда они скакали верхом по пляжу, который посещали пару дней назад, воздух был теплым, как вода для купания, а запах моря увеличивал возбуждение, бушевавшее у нее в крови. Полная луна, яркая, круглая и роскошная, освещала мир бледным светом. Глядя на нее, Кассандра почувствовала, что ждет чего-то необычного. Казалось, ее грудь набухла под корсажем. Интересно, станет ли она думать о груди каждый раз, когда увидит луну?
      Бэзил помог ей спешиться, его глаза озорно блестели.
      – Я бы с удовольствием сбросил ради тебя все украшения цивилизации, – произнес он, указывая на свою одежду, – или, может быть, тебе хочется получше изучить мои ноги?
      Кассандра рассмеялась:
      – Разуйтесь, сэр, остальное оставим до другого раза.
      – А что снимешь ты, моя Кассандра? – поинтересовался Бэзил, подходя ближе.
      Мгновение они оба молчали.
      – А что бы ты хотел, чтобы я сняла?
      – Повернись спиной, – сказал он, – я покажу.
      Кассандра нервничала: ночь светла, но они были одни. В ней боролись страх и желание.
      – Это меня пугает.
      – Мне бы хотелось, – произнес Бэзил, дотрагиваясь до ее плеча, – поцеловать твою грудь, Кассандра. Только твои губы, шею и грудь. – Его темные глаза были ясными и честными. – Думаю, тебе это понравится. Если нет, обещаю, что тут же остановлюсь.
      Ее сердце затрепетало. Не говоря ни слова, она повернулась, чтобы он мог немного распустить шнуровку платья. Бэзил медленно целовал ее шею сзади, одновременно отодвигая руками рукава платья; он ласкал ее плечи краткими влажными прикосновениями. Кассандра вытянула из узких рукавов сначала одну руку, затем другую. Корсет стягивал ее грудь под тонкой сорочкой с завязкой у горла. Она вздрогнула, когда Бэзил открыл ее шею и осторожно отодвинул ткань. Он стоял у нее за спиной и целовал ее шею, мочки ушей и плечи. Он касался ее груди, открытой навстречу ночи, терпеливо, как соленый морской бриз и лунный свет. Кассандра поняла, что ей это очень нравится.
      Она захотела большего, когда его красивые длинные пальцы скользнули вверх по ее талии и принялись ласкать обнаженную плоть. Его руки порхали над поднявшимися вершинами, находя склоны и нежные изгибы.
      – Что ты думаешь? – прошептал он. – Да? Нет?
      Она прислонилась к нему, ее голова покоилась на его плече, так что ничто не мешало ему дотрагиваться до ее тела.
      – Да, – прошептала она.
      Он увлек ее за собой на песок.
      – Закрой глаза, – попросил он.
      Кассандра закрыла. Она дышала свободно и ждала первого поцелуя. Ожидание тянулось невыносимо долго, время наполнилось шумом моря, лаской ветра и сладостным изумлением от того, что она слегка обнажена.
      Наконец Кассандра дождалась поцелуя в правую грудь, горячего и мягкого. Бэзил обхватил губами набухший сосок. Она вскрикнула от удовольствия и в знак поощрения дотронулась до его волос.
      – Мм… – произнес он, – мне хотелось проделать это вчера вечером, когда ты положила палец мне в рот. Я думал о том, что целую твою грудь, целую эти прелестные розовые соски… – он, дразня, дотронулся сначала до одного из них, потом до другого, – вместо твоего пальца.
      Его темные глаза встретились с ее глазами.
      – Тебе нравится?
      Кассандра молча притянула его к себе, потому что хотела, чтобы он продолжал ласкать ее. Раньше она и представить себе не могла, что в простом интересе к ее груди может быть столько чувства. Она чуть было не расплакалась от переполнявших ее эмоций, а когда Бэзил остановился, Кассандре захотелось попросить его начать все сначала. Но она заметила то усилие, которое ему пришлось сделать над собой, чтобы остановиться, хотя и не подумала, что почти готова к дальнейшему.
      – Бэзил, сними, пожалуйста, рубашку. Ты не против?
      Его пальцы потянули галстук так стремительно, что Кассандра тихонько рассмеялась и поднялась, чтобы помочь. Он издал тихий звук, похожий на смех, и ухватил Кассандру за волосы.
      – Ты – богиня, любимая.
      Он поцеловал ее. Кассандра стянула с него рубашку через голову, и они замерли на коленях, уставившись друг на друга.
      Удивленная собственной несдержанностью, Кассандра медленно прижалась к Бэзилу и обняла его. Было так чудесно чувствовать его кожу своей кожей.
      – Думаю, мне бы понравилось целоваться так, если тебя это не слишком затруднит, – сказала Кассандра.
      – Нет того, что было бы слишком трудным, – прошептал он.
      Они целовались, целовались и целовались, мягко поглаживая друг друга. Наконец Бэзил взял ее руки трясущимися руками и слегка отодвинул их.
      – Я должен сейчас остановиться, – с сожалением объявил он.
      Он встал и ринулся к воде, не дожидаясь ответа. Кассандра расхохоталась, когда он нырнул с громким криком и вынырнул, похожий на выдру, капли воды в его волосах блестели как бриллианты, луна сделала из его лица шедевр. Не торопясь, Кассандра привела свою одежду в порядок и дала ему, уже мокрому и спокойному, возможность затянуть ее корсет. Они молча скакали обратно к вилле. Бэзил оставил Кассандру у двери ее спальни, подарив долгий, глубокий, горячий и многообещающий поцелуй; Повинуясь нахлынувшему чувству, Кассандра задержала его, когда он уже уходил.
      – Бэзил, – прошептала она, – идем ко мне в постель. Теперь я готова.
      Он нагнулся и еще раз поцеловал ее.
      – Пока нет, – сказал он, – спокойной ночи.
 
      Этого не произошло ни на следующий день, ни позже. Они ездили верхом, пока было прохладно и пока солнце не сжигало туман. Они смеялись и разговаривали, устраивая множество пикников, наслаждаясь природой и обществом друг друга. Жаркие послеобеденные часы они проводили в прохладных внутренних покоях виллы, иногда просиживая рядом долгими тихими часами и занимаясь чтением или письмом, совершенно довольные тишиной и обществом друг друга. В такие часы Бэзил испытывал редчайшее, глубочайшее чувство счастья, которое он когда-либо испытывал, – эта женщина, как и он, наслаждалась задумчивой тишиной, не требуя каждую минуту никаких заверений.
      По вечерам они ели то, что он специально заказывал: тонко приправленные местные блюда из морских продуктов, роскошные вина и греховные сладости. Потом сидели на террасе, очень близко друг к другу, и восхищались, стрекотанием цикад и запахами, исходившими от листьев оливковых деревьев. Они обвивали друг друга руками, смеялись, целовались и обменивались рассказами о своей жизни. Бэзил рассказывал ей о том времени, когда был студентом, и об одном преподавателе, который его особенно хвалил.
      Кассандра рассказывала о своих сестрах – сумасбродной Адриане, красавице Офелии, Клео, о судьбе которой они все так тревожились, и Фебе – простодушной, честной и доброй. Еще она рассказывала о братьях – белом и мулате, – об их необыкновенных приключениях в Новом Свете. Было ясно, что она очень любит их всех.
      Каждую минуту Бэзил жаждал заняться с ней любовью. Каждый день он позволял себе целоваться с ней только чуть более часа.
      Кассандре очень понравилось целоваться. Он открыл для нее ее собственное тело – ступни, ладони, внутренний изгиб запястий. Бэзил медленно обнажал ее колени и целовал под коленями, заставляя при этом извиваться от удовольствия. Одновременно его пальцы застывали на внутренней поверхности бедер, немного не доходя до того места, куда она настойчиво звала его.
      Кассандра, в свою очередь, стала смелее. Однажды утром, спустившись к завтраку и нагнувшись к цветку с видимым простодушием, она поразила его своей белоснежной грудью, открывшейся всего на мгновение. Выпрямившись, она, смеясь, ускользнула от него. Бэзил знал, что Кассандра почти готова для него, но решил подождать еще немного.
      Когда его начинали переполнять чувства и желания, он смеялся потихоньку и, глубоко дыша, отодвигался. Каждый вечер он укладывался спать с ощущением тяжести в паху. Иногда Бэзил сам ослаблял напряжение; иногда на это работали его мечты, и это поддерживало в нем терпение.
      Подождать стоило.
      Кассандра была совершенно одурманена. Несколько дней назад она потеряла рассудок, потеряла себя в опьяняющем удовольствии его поцелуя, во вспышках страсти – ту часть, которая изголодалась за прошедшие годы и теперь была просто ненасытной.
      Однажды вечером Бэзил подсунул под ее дверь записку, приглашая пообедать у него. Кассандра быстро оделась и появилась на пороге комнаты немного запыхавшись. Все пространство было заполнено цветами: вазы рядом с вазой, розы, папоротники, фиалки и другие цветы, какие только она могла себе представить; ароматы наполняли воздух, а краски дополняли эти ароматы опьяняющей чувственностью. Бэзил убрал свои книга и распорядился; принести обеденный стол.
      – Здравствуй, – сказал, он, жестом приглашая ее войти и присесть к столу. – Угощайся, – произнес он, озорно подняв бровь.
      Кассандра рассмеялась. Она слегка наклонила голову и улыбнулась:
      – Не могли бы вы снять рубашку, сэр?
      – Прямо сейчас?
      Кассандра посмотрела ему в глаза:
      – Сейчас.
      Бэзил вдохнул и взялся за воротник рубашки.
      – Это доставило бы мне удовольствие, – продолжила Кассандра.
      Он дернул, но волосы запутались у него в галстуке и мешали снять его, поэтому Кассандре пришлось ему помочь. Бэзил уныло улыбнулся:
      – Я не всегда такой неуклюжий.
      Стоя рядом с ним, она отрицательно покачала головой:
      – Совсем наоборот. Ты просто красавец. Я никогда раньше не видела такого красивого мужчины.
      Он не пошевелился, когда она дотронулась ладонями до его груди, изучая ее.
      Темный треугольник волос, соски, руки. Этот простой жест вывел, его из оцепенения, Бэзил надеялся, что не испугает Кассандру. Он не смог бы закрыть глаза и подумать о чем-то другом, потому что увидел в ее глазах такое зачарованное выражение, что казалось, будто она в первый раз открывала для себя мужское тело.
      – У тебя очень нежная кожа, – сказала она, не отрывая от него глаз. – Мне нравится это ощущение.
      – Мне нравится чувствовать твое прикосновение.
      – Понятно, – сказала она невозмутимым тоном. – Можно мне еще тут дотронуться?
      Он усмехнулся:
      – Пожалуйста, миледи, трогайте везде, что угодно. Это смиренное тело ваше, и вы можете делать с ним все, что пожелаете.
      Ее руки скользнули к его животу и ниже. Бэзил задержал дыхание. Кассандра взволнованно взглянула на него:
      – Тебе тяжело?
      – Нет.
      Она улыбнулась.
      – Да, тяжело.
      Но Кассандра не убрала руку, а посмотрела на то, что давило на ее ладонь.
      – Только плоть, – произнесла она.
      Бэзил кивнул.
      Кассандра отпустила его и повернулась спиной.
      – Бэзил, распусти, пожалуйста, шнуровку. Я хочу снять платье.
      Он был так возбужден, что пальцы не слушались его. Бэзил с трудом справился с привычным делом. Наконец он расшнуровал низ корсета. Под корсетом на ней была длинная сорочка, настолько тонкая, что просвечивала кожа. Сбросив платье и корсет, Кассандра переступила через одежду, лежавшую на полу, и отодвинула ее в сторону.
      – А теперь – твои волосы, – грубовато произнес Бэзил.
      Кассандра подняла руки. Он наблюдал, как вместе с руками под тонким покровом тяжело и свободно поднялась ее грудь. Потом золотистый водопад укрыл руки, плечи и грудь стоявшей перед ним женщины.
      Он нагнулся и припал ртом к ее соску, легонько посасывая его через ткань, потом поднял голову:
      – Тебе нравится?
      – Да, – настойчиво произнесла она, и Бэзил вернулся к своему упоительному занятию.
      Она запустила пальцы в его волосы и гладила их, пока он теребил языком ее сосок, обхватив его губами. У него закружилась голова, он продолжал ласкать ее, положив руку ей на живот. Кассандра громко застонала от удовольствия. Бэзил принялся ласкать другой сосок, чувствуя, как его плоть пульсирует в том же ритме.
      Немного погодя он снова выпрямился, вздохнул и посмотрел на Кассандру. От чувств ее глаза стали прозрачными, рот приоткрылся, но он не поцеловал его. Бэзил взял ее за руку и подвел к столу.
      – Думаю, пора выпить вина, – сказал он, наполняя бокалы.
      – Но…
      Бэзил озорно усмехнулся:
      – Что?
      Она посмотрела на него, а потом на себя в прозрачном одеянии.
      – Разве мы не занимались чем-то?
      Он подал ей бокал.
      – Мы все еще этим занимаемся.
      Он отпил вина, нагнулся и поцеловал ее. Его поцелуй имел вкус вина. Бэзил выпрямился и рассмеялся изумлению, появившемуся на лице Кассандры.
      – Но мне нравилось то, чем мы занимались.
      – Я видел, что тебе нравилось.
      Он выпил еще, достал оливку и отделил мякоть от косточки. Бэзил чувствовал в своем теле необычные ощущения, вероятно, потому, что Кассандра так разглядывала его. Он чувствовал, как волосы спадают на плечи, как жмут сапоги, чувствовал дуновение воздуха на груди и животе, чувствовал горячие и нетерпеливые толчки внутри своего жезла. Он протянул ей марципан в форме клубники.
      – Это тебе тоже понравится.
      – Не так сильно.
      Он рассмеялся:
      – Какая мятежная студентка!
      – Чему ты меня учишь?
      – Ожиданию.
      Бэзил выбрал себе другую оливку, зажал ее между губами и принялся сосать.
      – Чувственность есть везде.
      Кассандра облизнула нижнюю губу. У него появилось ощущение, что она сделала это нарочно и добилась своего.
      – Ты думаешь, она в том, чтобы смотреть на мой язык, как ты сейчас? – спросила Кассандра.
      Бэзил отобрал у нее бокал и поставил свой рядом.
      – Я тебе покажу.
      Он взял Кассандру за руку и подвел к кровати. Бэзил сел и прижал ее к себе так, что ее чувственное местечко плотно прижалось к его жезлу.
      – Так хорошо?
      – Да, – ответила она. – Мне нравится.
      – Замечательно!
      Бэзил заставил Кассандру высунуть язык и провел по нему своим языком. Когда она последовала его примеру, он тихонько застонал, почувствовав, как ее язык скользит по его губам. Бэзил толкнул Кассандру на груду подушек и склонился над ее грудью, развязывая тесемки сорочки. Она застонала, и он поднял голову.
      – Пожалуйста, Бэзил, – прошептала Кассандра. – Мне это очень нравится, не останавливайся.
      – Есть еще кое-что, любимая.
      Она слегка отодвинулась, когда его рука неожиданно коснулась ее бедра, но он провел языком по ее соску – сначала быстро, а потом медленно, и Кассандра опять успокоилась. Он дразняще поглаживал ее повлажневшее тело, потом медленно скользнул пальцами между ее ног. С минуту Кассандра лежала неподвижно, Бэзил тут же замер, хотя и не убрал руку. Он оперся на локоть, чтобы видеть ее лицо. Когда он склонился над ней и слегка поцеловал, она открыла глаза.
      – Кассандра, ты такая красивая. Я едва дышу от такой красоты.
      Бэзил поцеловал ее и чуть-чуть шевельнул пальцами; Кассандра напряглась под его ласками. Он дал ей передохнуть. Она закрыла глаза, ее сердце билось учащенно. Бэзил поцеловал ее шею, грудь и стал водить рукой вдоль тела Кассандры долгими ленивыми движениями, пока не почувствовал ее трепет.
      – Мне перестать? – прошептал он.
      – О нет! Нет! Нет!
      Ее тело напряглось, голова откинулась, и она неистово впилась зубами в его плечо в то мгновение, когда воспарила, оставив его далеко внизу.
      Когда Кассандра вернулась на землю, Бэзил упал рядом с ней, тяжело дыша. Когда Кассандра захотела убрать его руку, он не позволил ей это сделать.
      – Еще нет, – прошептал Бэзил, чувствуя толчки, все еще сотрясавшие ее тело.
      Ему было хорошо знакомо это состояние, Бэзил знал, как продлить его. С изумлением он обнаружил, что они постепенно ослабевают, но потом напряжение вернулось, и Кассандру накрыла новая волна, почти такая же сильная, как и в первый раз. Ее пальцы как тиски сжали его запястья.
      – Подожди, – дразняще произнесла она.
      – Как знаешь, – дразняще ответил он, в пылу глотая слова, – Но хочу сказать тебе прямо сейчас, когда ты такая нежная и трепещущая: тебе понравится то, как я почувствую себя внутри тебя. Ты готова попробовать это?
      – Не уверена, – ответила она. – Нет.
      Кассандра порывисто села. Бэзил упал на подушки, чуть не плача от разочарования. Его гнев утих, когда она подобрала сорочку и натянула ее на себя, небрежно расправив. Ее волосы рассыпались в восхитительном беспорядке по рукам, плечам и груди. Не смущаясь, Кассандра пододвинулась к нему и склонилась над ним так, как он склонялся над ней.
      – Разреши мне сначала дотронуться до тебя, – прошептала она и поцеловала его. – Ты вынесешь еще немного ожидания?
      У Бэзила кружилась голова от ее красоты и волшебных рук, ласкавших его тело. Он кивнул:
      – Для тебя – все, что угодно.
      Кассандра дотронулась до него так же, как и раньше, провела руками по его телу, коснулась его шеи и сосков и ощупала руки по всей длине. Он смотрел на нее, его рука покоилась на изгибе ее бедра, он знал, что это мгновение навсегда сохранится в его памяти – всю свою жизнь он будет писать стихи о ее груди, слегка колеблющейся в движении; его поэзию будет освещать огонь ее волос и укрывать темнота ее глаз, смотревших на него с любопытством и восхищением. Руки Кассандры стали смелее, они двигались по его бедрам, жезлу и наконец добрались до застежек на его бриджах.
      – Помочь тебе? – предложил Бэзил.
      – Да.
      Бэзил приподнялся, быстро скинул свой последний покров и отбросил его ногой в сторону. Потом опять лег. Кассандре стало страшно.
      – Грозная штука, правда? – сказал Бэзил, указывая на свое копье. Он подмигнул ей с ухмылкой: – Все мы, мужчины, так думаем.
      Ответом было подобие улыбки. Повинуясь инстинкту, Бэзил уверенно дотронулся до себя.
      – Это только глупая плоть. – Он взял ее руку и прижал к себе. – Видишь?
      Их руки сплелись над его жезлом, когда ее соски покрылись каплями пота, похожими на жемчужины, и у Бэзила перехватило дыхание. Он слегка приподнялся и поймал ртом одну из этих жемчужин.
      – Мы можем трогать его вместе, видишь?
      Ее рука нерешительно провела по стержню сверху вниз.
      – Горячий, – прошептала она.
      – Да, – самодовольно усмехнулся Бэзил.
      Он прижался к ее груди, его рука скользнула по ее бедру, он опять разжег в ней огонь, и она тихонько вскрикнула. Вдруг Бэзил вспомнил, что Кассандра не боялась, когда до этого раздвигала его ноги, и сел.
      – Ты будешь госпожой, а я только твоим слугой, – небрежно произнес он и мягко придвинул ее к себе. – Помни, я могу остановиться в любой момент. Тебе только нужно приказать.
      Кассандра растерянно кивнула. Бэзил почувствовал, как напряглись ее руки, когда он усадил ее поверх себя так же, как и раньше, но в этот раз между ними не существовало никаких преград. Ее грудь, мягкая и податливая, прижалась к его груди, он целовал ее, гладя Кассандре спину. Ее руки обвились вокруг его шеи.
      – Я готова, Бэзил, – выдохнула она.
      Кассандра легла на спину, обвив ногами его бедра.
      Когда он склонился над ней, ее глаза были открыты. Бэзил поцеловал Кассандру и, контролируя себе настолько, насколько мог, вошел в нее, совсем чуть-чуть, следя за ее реакцией на каждое движение. Это была агония. Это был рай.
      Трепеща, он умирал и воскресал от сладостного жара. Внезапно Кассандра изогнулась вперед с низким стоном и рванула его в себя. Ее руки и ноги действовали неистово и уверенно.
      – О! – задыхаясь воскликнула она. – Ты был прав – это чудесно.
      Бэзил наконец позволил себе двигаться. Когда Кассандра радостно приняла его, ему удалось ненадолго сохранить контроль, пока он не вознес ее снова к вершинам блаженства. Теперь он был наконец-то свободен.
      Это не походило ни на что, испытанное им ранее. Бэзил чувствовал во всем теле почти мучительное удовольствие. Он с рычанием поцеловал Кассандру, она крепко обняла его руками и выгнулась, впитывая его всего, без остатка, и выкрикивая его имя.
      Совершенно разбитый, тяжело дыша! Бэзил рухнул на кровать. От напряжения, от волнения, бушевавшего в нем, он прекрасно понимал, что чуть было не упустил Кассандру, свою Кассандру, – он никак не мог успокоиться.
      Кассандра лежала напротив него, истощенная и пресыщенная, она ощущала во всем теле такую усталость, какой не могла себе и представить. Его рука покоилась на ее груди.
      – Никогда в своей жизни я не чувствовал ничего подобного, Кассандра.
      – Я тоже, – прошептала она, пытаясь унять бешеное биение сердца.
      Кассандра перевернулась на бок и поцеловала его в лоб.
      – Бэзил… – Она замолчала. – Когда писателю не хватает слов, это ужасно, – наконец произнесла она, – но я не знаю, как передать то, что я сейчас чувствую.
      Он погладил ее по щеке.
      – С этого момента все слова, которые я произнесу или напишу, будут о Кассандре. – Его губы слегка дрожали, он оперся на локоть и склонился над ней. Волосы закрывали его лицо. – О ногах Кассандры и поцелуе Кассандры…
      Она не любила крайностей.
      – Ты любишь пускать пыль в глаза.
      – Нет, – спокойно ответил он и положил руку ей на живот. – Я самый серьезный поэт, который болтает, чтобы выразить то, что невозможно высказать. Если мы живем ради мгновений совершенства – значит, я наверняка скоро умру, поскольку не могу себе представить более совершенного.
      – Бэзил…
      – Кассандра, я говорю совершенно искренне. Мое сердце ожило от песен, моя душа плачет от удовольствия, а тело не может думать ни о чем другом. Ты необыкновенная, а я счастлив.
      Ее сердце, и без того переполненное, защемило от этих слов. Кассандра запустила пальцы в его волосы и притянула к себе, чтобы выразить обуревавшие ее чувства с помощью рук и губ.
      – В мире нет другого такого мужчины, – наконец произнесла она. – Ни одного.
      – И такой женщины, как ты.
      Они опять занялись любовью. В этот раз Кассандра не почувствовала и тени страха. Наслаждаясь свободой, она упивалась им, и даже вскрикивала, да так, что Бэзил смеялся. Потом они хохотали вместе, и это было еще лучше.
      Наконец, устав, они уютно устроились среди покрывал и подушек, прижались друг к другу и подкрепились сыром и холодной водой из источника.
      – А теперь мы будем рассказывать друг другу разные истории, – сказал Бэзил.
      – Истории?
      Он озорно поднял бровь:
      – Мы еще не добрались до третьего дня. Или четвертого?
      – Мы точно дошли до пятого или шестого.
      – Расскажи мне что-нибудь, Кассандра. – Его руки неторопливо и спокойно гладили ее спину. – Я не помню, какие истории нужно рассказывать на пятый или шестой день.
      Ей тоже почему-то не удалось это вспомнить. Она немного пододвинулась к нему и поцеловала его в губы.
      – Жила-была в Лондоне женщина, потерявшая радость в ужасном браке и решившая, что единственными хорошими мужчинами, которых когда-либо сотворил Бог, были ее братья и отец.
      Бэзил пристально посмотрел на нее, его глаза, обрамленные густыми ресницами, были спокойны.
      – И что с ней случилось?
      – Она получила письмо от незнакомца из далекой страны, пропитанное ароматом моря и оливковых деревьев. Образы и слова в этом письме были столь прекрасны, что женщине захотелось узнать побольше о человеке, способном воспринимать такую красоту. Она представляла его себе ученым средних лет с лысеющей головой и чистым сердцем.
      Бэзил прищурился:
      – Она и представить себе не могла, что он окажется самым мужественным и красивым из всех мужчин?
      – Совершенно верно. На самом деле это было довольно глупо, она по опыту знала, что мужественные и красивые мужчины редко могут похвастаться чем-нибудь еще, кроме внешности.
      – Бедняжка! Ей следовало посетить Италию, там она нашла бы себе прекрасного жеребца.
      Кассандра рассмеялась:
      – Ты рассказываешь мою историю?
      – Нет-нет, продолжай, пожалуйста.
      – Поэтому она написала своему лысеющему ученому и описала себя так, чтобы он ни о чем не волновался: она вдова, которая сама пробила себе дорогу в жизни и которую мало волнуют условности общества. Они писали друг другу письма в течение нескольких месяцев, делясь друг с другом самыми потаенными мыслями, и доверяли секреты, которые не доверили бы никому. Знаешь, им было нечего опасаться.
      – Да, – прошептал Бэзил.
      – Но все изменилось, когда он пригласил ее посетить его страну, а она отважно приняла это приглашение.
      Бэзил, дурачась, пододвинулся к ней:
      – А потом она познакомилась с мужественным жеребцом!
      Кассандра покачала головой:
      – Она познакомилась с удивительным человеком, красивым и внутренне, и внешне, именно тогда, когда уже отчаялась его встретить.
      Бэзил поцеловал Кассандру, она поцеловала его в ответ, одновременно лаская его спину, руки и бедра.
      – Спасибо, Бэзил, – прошептала она.
      Он прижал ее к себе. Они заснули, совершенно изнуренные.

      Кассандра не сразу поняла, что ее разбудили потоки масленого света, заливавшего комнату. Постепенно она осознала, что лежит на постели совершенно обнаженная, что лежит не одна, и повернулась, испугавшись воспоминаний. Бэзил спал на животе. Его большое сильное тело было полностью обнажено. Одно колено было подогнуто, руки раскинуты над головой, волосы, густые и черные, загораживали лицо.
      В Кассандре поднялась такая буря эмоций, что пришлось закрыть глаза, вздохнуть и снова открыть их. На подбородке Бэзила появилась легкая щетина, старившая его. Роскошные волосы и ресницы свидетельствовали о том, каким он был в детстве. Его тело, так нравившееся ей, было здоровым и сильным, с мускулистыми плечами и длинной гибкой спиной. Изгиб между ягодицами и бедрами вдруг показался ей таким уязвимым, что Кассандре захотелось закрыть его, чтобы защитить, но она поняла, улыбнувшись, что сама столь же обнажена и беззащитна, как и он. Их разоблачат вместе.
      Ей понравилась быть обнаженной, и, испытывая странное ощущение по отношению к самой себе, она встала и подошла к столу, прикрытая только ниспадавшими волосами. Она никогда в жизни не ходила обнаженной, даже в своей комнате, находясь в одиночестве. Кассандра почувствовала себя дикой, свободной и достаточно смелой, чтобы стоять у стола, рассматривать собственную грудь, обласканную солнечным светом, и даже рассматривать, как красиво переливаются и отливают золотом волосы, прикрывавшие живот и бедра.
      Она налила воды и выпила ее, борясь с голосами, нашептывавшими ей, что она слишком распутна и безнравственна, чтобы наслаждаться, чтобы получать удовольствие от ощущения собственной плоти. Не обращая на эти голоса никакого внимания, Кассандра поставила стакан и вытянула руки над головой, подставляя себя поцелуям солнца.
      Когда она возвратилась к постели, Бэзил перевернулся. Теперь его голова покоилась на руках. Он улыбался.
      – Не представляю себе более великолепного зрелища.
      Она снова подняла руки и покружилась, чтобы доставить ему удовольствие, потом прыгнула обратно к нему и в порыве счастья обняла его.
      – Я богиня! – воскликнула она. – Вот что ты сделал со мной.
      Бэзил рассмеялся и заерзал, когда она провела пальцами по его боку. Кассандра с восторгом заметила, что он боится щекотки.
      – Перестань!
      – Ты что, один из тех мужчин, которые всегда просыпаются в плохом настроении?
      – Нет, – он взглянул на нее поверх локтя, – просто я очень боюсь щекотки. Сегодня мы поедем во Флоренцию слушать оперу, и, может быть, после обеда у нас останется время для работы.
      – Работы? Я совершенно не хочу работать, особенно во Флоренции!
      – Но мы должны! – Он поднял темную бровь. – Я обязан проследить за тем, чтобы ты проводила время с Боккаччо, пока путешествуешь по этому миру.
      Бэзил откинул волосы с ее лица.
      – А я постараюсь выразить в моих скромных стихах чудо по имени Кассандра.
      – Нам обязательно сидеть в доме? Здесь нет какой-нибудь уютной веранды?
      Кассандра вздрогнула, внезапно осознав, что ведет себя неблагоразумно.
      – Ой! Ты хочешь, чтобы я продолжала прятаться? Приехала твоя нареченная?
      В его глазах что-то промелькнуло. Он смотрел на их переплетенные руки.
      – Кассандра, она больше не моя нареченная.
      – Что?
      – Я не мог поступить бесчестно – отдать тебе мою любовь, в то время как другая думала бы, что я верен клятве. – Взгляд его темных глаз был спокоен. – Она хочет быть монахиней, и я написал ей, что советую принять постриг, а отца попросил отменить помолвку.
      Кассандра затихла.
      – Я не собираюсь становиться твоей женой, Бэзил, я буду только твоей любовницей.
      Он поджал губы, поднял ее руку и поцеловал ладонь.
      – Я знаю.
      Но Кассандра видела, что он не верит ей, что он считает, что она рано или поздно сдастся.
      – Не заставляй меня повторять это, Бэзил.
      – Не стоило тебе ничего рассказывать.
      – Возможно.
      Они долго молчали, испытывая неловкость. Кассандра думала, не накинуть ли ей на плечи простыню, но продолжала сидеть спиной к нему. Она сосредоточилась на великолепном виде, открывавшемся сквозь большие окна, и подставляла лицо ветерку, шевелившему занавески. Солнце к этому моменту уже немного померкло, но ей не хотелось терять ни одного луча. Она повернулась с озорным смехом:
      – Вы хотите сохранить свою любовницу, сэр?
      Бэзил усмехнулся и откинул назад волосы.
      – Да, миледи. Что я должен совершить, чтобы подтвердить свои слова?
      – Возьмите меня во Флоренцию и угодите мне оперой и открытыми верандами.
      – Поехать во Флоренцию нетрудно, но надвигается дождь. Наверное, мы будем вынуждены найти себе занятие в стенах моего дома.
      – Дождь? Откуда ты знаешь?
      Он откинулся назад, роскошно красивый в своей наготе.
      – Я чувствую по запаху.
      Кассандра вдохнула и почувствовала этот запах – мягкий и соленый. Она положила голову на его руку и вздохнула:
      – Ну, я полагаю, награда достаточно высока. Я склоняюсь к тому, чтобы поработать.
      – А! Ты задумала что-то определенное?
      – О да, – прошептала она, придвигаясь поближе, чтобы поцеловать его, – совершенно определенное.
      Его глаза повеселели.
      – Я буду ожидать этого с нетерпением.
 
      Поездка во Флоренцию длилась недолго. Они ехали в удобном экипаже. Рядом скакал всадник для охраны, а Кассандра выглядывала из окна в совершенном восторге от происходившего.
      Она упивалась пейзажем, деревушками, готическими церквами, деревьями и дикими цветами, которых никогда раньше не видела, и даже переменой света, когда небо стало темным и зловещим перед дождем, а облака тяжело нависли над холмами.
      – Посмотри, как далеко можно оглядеть эту долину, – заметила она, пораженная сменой света и тени.
      – Однажды ты напишешь об этом, – сказан Бэзил, взяв ее за руку.
      – А ты?
      Он отрицательно покачал головой.
      – Я буду писать о лице Кассандры, освещенном радостью от того, что она видит.
      Кассандра нахмурилась:
      – Ты такой сумасброд!
      Бэзил изобразил удивление:
      – Тебе не нравится?
      – Нет, экстравагантность – характерная черта повес.
      Он рассмеялся:
      – Я итальянец и поэт!
      – Это слишком.
      – Тебе нужно только привыкнуть к этому, – сказал он, поднося ее руку к своим губам. – Честно говоря, нет таких слов, чтобы в полной мере отдать должное твоей красоте, Кассандра.
      Его возбуждение выдавали только расширившиеся ноздри.
      Кассандра повторила то, что делала уже сотню раз и течение часа: она ухватилась за эту деталь его внешности и покачала головой удивленно и притворно огорченно:
      – Я вижу, мне придется учить тебя английскому этикету.
      – Если потребуется. – Что-то привлекло его внимание. – Смотри! Шпили Флоренции.
      К тому времени когда они подъехали к его городскому дому, очаровательному зданию времен Ренессанса, построенному вокруг внутренней веранды, начался сильный дождь, помешавший Кассандре увидеть остальное. Они нашли пристанище в библиотеке, богато и пышно украшенной.
      – Это библиотека моего отца, – сразу объявил Бэзил.
      – Нам обязательно работать? – спросила она в последний раз, когда он достал перья, которые надо было очинить, и чернильницы. Ее вовсе не увлекала перспектива каких-то исследований.
      Как будто зная об этом, Бэзил сбросил камзол и повесил его на спинку стула. Его глаза искрились от смеха.
      – Я хотел, чтобы ты начала свой перевод. Если ты повезешь обратно в Англию что-то еще, тем лучше, но я совершенно серьезно предлагаю тебе сделать эту работу.
      Обратно в Англию. Внутренний голос подсказывал Кассандре, что оставить Бэзила будет не так просто, как она себе поначалу представляла. Чтобы не выдать замешательства, она пожала плечами с притворной скукой:
      – Как хочешь!
      Он рассмеялся, положил руки ей на плечи и усадил в большое кожаное кресло, вручив очиненное перо.
      – Однажды ты поблагодаришь меня за это.
      Кассандра подняла голову, осознав, что ни один мужчина в ее жизни не вкладывал ей в руку перо с такой энергией и не говорил, что она должна писать. Преисполненная благодарности, Кассандра схватила его руку и поцеловала ладонь:
      – Благодарю вас, сэр. – Она отпустила его и жестом попросила удалиться. – Дай мне возможность начать.
 
      Серая сетка дождя висела над городом все время после обеда.
      Бэзилу нужно было изучить счета – это оказалось непростой задачей, так как его внимание все время привлекала Кассандра, сидевшая за столом у окна. Она работала неаккуратно.
      Единственная страница оригинала Боккаччо лежала для большей сохранности на столике, стоявшем рядом с письменным столом – ее могли повредить книги, которые она брала с полок, чтобы найти то одно, то другое; на столе росла беспорядочная стопка листов бумаги с ее собственными пометами, привезенными с виллы в кожаном футляре; Бэзил подумал, что переплетенная книга на столе скорее всего ее дневник.
      Его удивило, насколько сильно ему захотелось распахнуть эту книгу и прочитать ее личные записи. Его страсть, которую невозможно было утолить мгновенно, превратилась в нечто новое и неистовое. Он ощущал это с такой силой, что казалось, его тело не выдержит напряжения.
      Он молчал, напрягая всю свою волю, давая ей возможность с удовольствием окунуться в работу. Бэзил знал, что Кассандра достаточно серьезно относится к работе, к миру букв и знаний, но все-таки удивился тому, как быстро она сосредоточилась при первой же возможности, какое удовлетворение она получала от этого. Ее плечи, обычно такие прямые, сейчас расслабились. Она опиралась руками на колени, скрестив ноги под столом.
      Вот в чем заключалась главная страсть Кассандры. Бэзил почувствовал легкую ревность по поводу того, что эта страсть может похитить ее у него.
      Но когда Бэзил говорил о том, что хочет помочь ей сделать перевод, о котором она давно мечтала, он делал ставку именно на ее страсть к работе и теперь наблюдал за ней, когда думал, что она ничего не замечает.
      В ее движениях чувствовалась большая энергия. Ей мешали рукава, она расстегнула манжету и небрежно завернула ее. Она повернулась, чтобы проверить какую-то запись, сделанную ранее, потом возвратилась обратно и начала писать быстро и решительно. Ее перо скрипело.
      Однажды Кассандра подняла голову, ее лицо было задумчивым и отстраненным, и спросила, что он думает о том, какая из двух фраз лучше.
      – Вторая, – ответил он.
      – Да. – Она серьезно кивнула. – Я тоже так подумала.
      И снова погрузилась в работу.
      Наконец Бэзил оставил попытки заняться бухгалтерией и попытался написать стихи. Конечно, это было невозможно. Его мозг затянуло туманом страсти, он был наполнен медленно движущимися образами, четкими и глубокими, но еще слишком свежими, чтобы с ними можно было что-то сделать.
      Следовало подождать несколько дней, поразмыслить над фразами – яркими фрагментами, которые примут однажды окончательную форму. Подождать, пока он перестанет быть горящим сгустком чувств, когда снова обретет способность думать.
      Опершись рукой на подбородок, Бэзил улыбнулся при мысли о том, что Кассандра растерялась так, как он. Он надеялся, что ее чувство будет равно его собственному.
      – Бэзил, если ты не перестанешь глазеть на меня, я буду вынуждена бросить притворяться, что работаю, и начну целовать тебя, – сказала Кассандра, не вставая из-за стола. Говоря это, она смотрела на книги. – И вообще, это ты решил, что мы должны поработать сегодня.
      – О чем мне было думать?
      – Напиши мне письмо, а сейчас подожди, пока я закончу, или мне не придется спать сегодня ночью.
      – Может, отправить это письмо по почте? – Он лениво восхищался округлостью ее щек. – Или прочитать тебе его… потом?
      – Это уж как ты решишь, – ответила Кассандра и взглянула на него, подняв бровь.
      Бэзил внезапно понял, что это именно то, чем он в состоянии сейчас заниматься. Он обмакнул перо, замер над чистым листом бумаги и начал торопливо писать: «Моя дорогая Кассандра…»
      Закончив, он с улыбкой посыпал страницу песком и отложил перо.
      Кассандра была погружена в свою работу и не подняла головы, когда он выходил. Она не слышала ни стука его шагов, когда он складывал и запечатывал письмо, ни того, как он вынес его слуге, чтобы тот отправил его. Она подняла голову только тогда, когда Бэзил вернулся в библиотеку: Выражение ее лица немного напоминало удивление ученого.
      – Ты написал письмо?
      – Да. Ты его не получишь, пока не вернешься домой.
      Кассандра заинтригованно наклонила голову. Ему нравилось смотреть, как поднимаются уголки ее ярко-красного рта.
      – Ты даже не намекнешь о том, что в нем?
      Теперь Бэзил увидел сияние ее глаз, освещавшее ее шею, грудь и губы. Он ощутил новый мощный прилив желания, закрыл дверь и запер на замок.
      – Я написал о страсти.
      – Да? – мягко выдохнула она.
      – Да. – Он склонился над ней и дотронулся губами до изгиба ее шеи. – Я написал об этих локонах, этом изгибе.
      Его рука опустилась на ее гладкое плечо, скользнула по телу над корсажем, обводя нежные выпуклости груди. Кассандра закрыла глаза.
      – О чем еще?
      Он, лаская мочку ее уха, вздохнул и скользнул рукой ниже, в тайну корсажа.
      – Я писал о коже, похожей на атлас.
      – Атлас? Оригинальная метафора, – проговорила Кассандра, обнимая его.
      – Может, это был и не атлас.
      Он обнял ладонями ее грудь внутри корсажа, его большой палец нащупал и теребил поднявшийся сосок. Бэзил закрыл глаза.
      – Нет, – прошептал он, – я написал о мягкости облаков, о нежности ветра, шепчущего что-то все утро, и о большой тяжести… – Ему больше ничего не приходило в голову. – Я писал, – прошептал он, опускаясь на колени и обнимая ее, – о любви.
      Она обняла его лицо ладонями и поцеловала.
      – Ты очаровал меня, Бэзил. Мне не нравится этот нелепый разговор и чрезмерные телодвижения. Но я не могу представить, что жила без тебя.
      Больше не было сказано ни слова, было только страстное соединение любящих людей в сером свете дождливого дня.
 
      День превратился в вечер. Дождь не останавливался, превращая улицы в месиво луж и грязи. Кассандра осторожно приподняла юбки, Бэзил помог ей добраться из кареты до здания оперы. Это было роскошное здание, заполненное людьми, несмотря на дождь. Кассандра прищурилась, услышав, что все говорят только по-итальянски, и вдруг ощутила, насколько далеко от дома она находилась. Женщины были восхитительно испорченны – этакие бессовестные сексуальные создания. Когда они прохаживались по холлу под ярко горевшими люстрами, она рассматривала их украдкой, изумленная и слегка шокированная, но главным образом ошеломленная тем, как они прижимались к мужчинам. Ее восхитили сияние их украшений и покрой их платьев, подчеркивавших каждый дюйм чувственного, стройного или даже полного тела.
      Бэзил придвинулся к ней:
      – Видишь? Мы все сумасбродны.
      – Это понравилось бы моей сестре Адриане, – не раздумывая ответила Кассандра.
      Бэзил ухмыльнулся:
      – Твоей сумасбродной сестре, да?
      Кассандра рассмеялась:
      – Да. Она… очень страстная, здесь Адриана чувствовала бы себя как дома. К сожалению, я сурово осуждала ее, – призналась Кассандра, удивившись сама себе, и слегка нахмурилась.
      – Ты ее не понимала, только и всего.
      Она кивнула и решила про себя, что напишет сестре и расскажет ей обо всем увиденном. Адриана поймет.
      У Бэзила было много знакомых, Кассандру постоянно знакомили с кем-то, однако имена тут же смешались у нее в памяти. Эти люди были изысканны, энергично официальны и все-таки сумасбродны. Они рассматривали Кассандру с любопытством, но не враждебно, многие из них высказывались по поводу предстоящей свадьбы, которая, насколько Кассандра смогла понять из разговоров, должна была стать огромным событием в обществе.
      Одна из матрон, низенькая и полная, многозначительно поинтересовалась, когда услышала что Кассандра находится в гостях у Бэзила, не приехала ли та на свадьбу.
      – Да, я жду ее с нетерпением, – весело ответила Кассандра.
      Когда дама удалилась, Бэзил нагнулся к Кассандре и взял ее за руку.
      – Я не подумал, как это будет выглядеть, Кассандра. Прости.
      – Этого и следовало ожидать. Я ничего не имею против.
      Кассандра солгала и подозревала, что Бэзил понял это, казалось, он чувствовал все, что происходило в ее душе. Было чрезвычайно болезненно слышать о его невесте, находясь в таких пылких отношениях, разглагольствовать о чужой свадьбе. Она расстроилась.
      – Мы с самого начала знали, чем кончится эта история.
      Бэзил потупился, дотронувшись до ее руки большим пальцем.
      – Знали? – мягко спросил он.
      Ей не пришлось отвечать на этот трудный вопрос, потому что показалась другая компания и Бэзил встал и вежливо поклонился, приветствуя их.
      Кассандра также вежливо улыбнулась в ответ на представления, но это была лишь маска, за которой скрывались переживания. Она не ожидала, что полюбит его так сильно. Ей казалось, что каждая вена ее тела связана с его сердцем. Наблюдая, как звонко он смеется, разговаривая с людьми, которые оказались давними друзьями семьи, Кассандра спрашивала себя, как сможет после этого прожить без него хотя бы день.
      Но ответа не было! Он должен был жениться. Несмотря на всю свою вновь обретенную смелость, Кассандра не смогла бы занимать в его жизни положение любовницы вдали от дома и семьи. Она не смогла бы таким образом расстаться с независимостью.
      Когда Бэзил сел, то заметил ее волнение.
      – Это было ошибкой, – сказал он. – Давай вернемся в наш мир.
      Она уныло улыбнулась:
      – Похоже, я не хочу тебя делить.
      – Но как мы будем развлекаться совершенно одни? – спросил он, растерянно нахмурившись.
      – Думаю, мы найдем чем заняться.
      Кассандра оперлась на его руку, и они вышли из зала. У подъезда пришлось подождать, пока подъедет карета. Несколько опоздавших театралов вбежали под козырек, прячась от дождя. Все люди были одеты роскошно, кроме одной молодой девушки, выглядевшей на их фоне нищенкой.
      – О Боже! – прошептал Бэзил, и Кассандра почувствовала, как напряглась его рука.
      – Что такое?
      Один из мужчин, худой и тонкий, как лезвие бритвы, с тяжелым лицом сластолюбца, заметил Кассандру, и его глаза заскользили по ней с почти оскорбительной откровенностью. В ответ она вызывающе прищурилась.
      – Я потом тебе все объясню.
      Бэзил отвернулся от компании и крепко взял Кассандру за руку. Двигаясь с торопливостью, которой она не понимала, он толкнул ее в тень и поцеловал. Кассандра знала, что он пытается скрыть их лица, и чувствовала его отчаяние.
      – Бэзил, что произошло?
      Он закрыл глаза, прижимаясь лбом к ее лбу.
      – Катастрофа, любовь моя.
      Он не шутил.
      – Почему…
      – Подожди.
      Он посмотрел через плечо. Группа людей задерживалась, беседуя со знакомыми. Кассандра посмотрела на девушку, обиженно топтавшуюся у двери, – все ее тело выражало собой протест.
      Бэзил крепко держал Кассандру.
      – Не показывай лицо.
      Он прижимал ее к стене руками и телом.
      – Кто она? – поинтересовалась Кассандра и тут же поняла. – Твоя нареченная?
      – Да, а раз она здесь, значит, не получила моего письма. – Он тяжело вздохнул. – Что я наделал?!
      – Бэзил, не все так печально, как кажется! Мужчины заводят себе любовниц, когда уже женаты, так насколько меньшее преступление завести любовницу до женитьбы?
      – Это нечестно, Кассандра.
      Люди вошли внутрь, и Бэзил наконец отпустил ее.
      – Она не получила моего письма, – резко повторил он.
      Между ними пролегла глубокая пропасть. Кассандре захотелось прикоснуться к нему, однако ей казалось, что ее рука натолкнется на препятствие.
      – Кто она?
      Он сжал кулаки и зажмурился. Казалось, внутри его происходит жестокая борьба.
      – Ее зовут Аннализа.
      Когда он открыл глаза, в них полыхали страстное желание и печаль.
      – Она должна была стать моей женой, но ее отец, наверное, слышал…
      – Что у тебя есть любовница? – предположила Кассандра.
      – Моя мать была права, – печально произнес он, – ее отец продаст Аннализу тому, кто больше заплатит.
      – Но ты женишься на ней, – смущенно сказала Кассандра.
      Он покачал головой, но, прежде чем Кассандра успела спросить что-то еще, подъехала их карета, и им пришлось пробираться к ней под проливным ливнем.
      – Расскажи мне об этом, – сказала Кассандра, когда они уже были внутри.
      Но вместо этого он прижал ее к себе, обнял и поцеловал.
      – Не сегодня. Нынешний вечер все еще принадлежит нам.
      Он прижался лбом к ее волосам.
      – О Боже!
      – Бэзил, я не понимаю, почему это вызывает у тебя такое отвращение.
      Он с трудом поднял голову.
      – Я обязался защищать ее, обещал это моей матери. Если я не женюсь на ней, ее отец продаст ее тому, кто больше заплатит, но он не должен получить ее. Он жестокий человек, и у него уже были три молодые жены. – Бэзил поджал губы. – Она не должна выйти за него.
      От ужаса у Кассандры побежали мурашки по телу, она вспомнила боль и унижение.
      – Бэзил, ты не можешь допустить этого. – От страха она заговорила резким тоном. – Я сказала тебе, что никогда не выйду замуж. Зачем ты это сделал?
      Он взял ее руку и прижал к губам. Кассандра думала, что от радости он вел себя по-мальчишески, но сейчас увидела, что он отнюдь не мальчик, а мужчина, живущий страстями, мужчина, связанный долгом и честью.
      – Потому что я верю в любовь с первого взгляда, – тихо ответил он. – И ты тоже.
      Она бросилась ему на грудь.
      – Да, – прошептала она, – я тоже.
      Его большая рука обняла ее за плечи.
      – Утром я подумаю, что можно сделать, чтобы вернуть все обратно. Сегодняшний вечер принадлежит нам.

      Бэзил медленно и томительно любил ее в холодной сырой ночи. Дождь равномерно стучал по окнам и крыше. Он как будто хотел запечатлеть Кассандру в своей памяти: сплетение их пальцев, озаренное мягким светом свечи; контур ее уха у его губ; изгиб ее бедер под его руками.
      Они молчали, боясь разрушить иллюзию того, что им так хотелось сохранить: мечты, что это не последние часы их слишком короткой идиллии. После они лежали, прижавшись друг к другу и укрывшись тяжелым стеганым одеялом.
      – Это было так прекрасно, Бэзил, – тихо произнесла Кассандра.
      Она приподнялась на локте, и улыбка тронула ее губы.
      Волосы беспорядочно падали ей на лицо и спину, его сердце поразила незамысловатая красота ее стройного белого плеча.
      – Мы были великолепно безнравственны, правда?
      – Да.
      – Подумай вот о чем: теперь я всегда буду совершенством, а ты навсегда останешься для меня богом.
      – Думаю, жеребцом.
      Кассандра рассмеялась:
      – Богом жеребцов!
      Он принял эту игру.
      – И мне не придется переживать отказ, когда у тебя в животе будет ребенок.
      Бэзил мечтал увидеть ее такой, с грудью, отяжелевшей от молока. Его потрясло осознание того, как сильно ему этого хотелось.
      – Или смотреть, как ты смеешься, когда у тебя не будет зубов, – быстро добавил он.
      Кассандра чуть не задохнулась от возмущения.
      – А мне… – она ущипнула его за бок, – не придется смотреть на тебя, когда ты разжиреешь, как рождественский гусь.
      – А мне не придется терпеть, что ты постоянно сварливо зовешь меня: «Бэзил! Бэзил!», – провизжал он.
      – Бр-р!
      Кассандра шлепнула его по руке:
      – Даже когда я стану совсем страшной, то не буду издавать такие звуки!
      – Нет? А какие будешь?
      Кассандра мгновенно высунула язык, дотронулась им до губы и убрала. Она заговорила грудным голосом, полным страсти:
      – Бэзил, иди сюда…
      – Иди… куда? – поинтересовался он, скользнул рукой вниз по ее спине, провел по ягодицам и усмехнулся.
      Она рассмеялась и, вздохнув, прижалась к нему.
      – Не стоит, Бэзил. Мне будет ужасно не хватать тебя.
      – А мне – тебя.
      Он с сожалением подумал о письме, которое не получила Аннализа и которое сейчас лежало в монастыре на столе. Агония упущенных возможностей!
      – Если я задам тебе вопрос, ты обещаешь ответить правду?
      Кассандра взглянула на него:
      – Да.
      – Ты бы вышла за меня замуж?
      – Нет, – ответила она, потупилась и снова подняла глаза. – Я говорю неправду. Это испугало бы меня, но думаю, что вышла бы. Кажется, я не создана для замужества.
      Она печально улыбнулась.
      – Может быть, теперь ты поймешь, что существует такой мужчина, который может быть твоим мужем.
      Бэзил сглотнул и накрутил ее локон себе на палец.
      – Я не хочу думать, что ты будешь старой и одинокой. У тебя должны быть дети.
      В ее глазах что-то дрогнуло.
      – Для меня важна моя работа, – произнесла она. – Ни один мужчина, кроме тебя, никогда даже не предпринимал попытки понять это. В браке женщина теряет себя, теряет все, чего она достигла. Зачем мне сковывать себя цепями?
      Бэзил не знал, что ей ответить.
      – Я не умею подыскивать нужные слова, Бэзил. Я не умею выражаться так же красиво, как ты.
      Она поднялась и села, обнаженная, укрытая волосами как плащом, со сложенными на груди руками. Очень долго Кассандра пристально смотрела на него со странным спокойствием, потом вытянула руку и дотронулась до его лица. Она затаила дыхание, ее лицо было печальным и кротким.
      – Но я любила тебя еще до того, как увидела. Мы как будто были двумя сторонами одной монеты. Такого больше не повторится, и, зная это, я не соглашусь на меньшее.
      В углу темного глаза сверкнула единственная слеза. Кассандра нагнула голову.
      – Я рада, что познала это с тобой. Я нисколько не сожалею о случившемся.
      Бэзил проснулся, чуть только рассвело, проснулся внезапно и окончательно, а потом лежал и не понимал, что же его разбудило.
      Кассандра лежала в его объятиях, ее волосы рассыпались по его груди. Он положил раскрытую ладонь на рассыпанные пряди и был ошеломлен удовольствием, которое почувствовал. Ее нога была закинута на его бедро, а голова покоилась на его плече. Он никогда так не любил женщину.
      Тут Бэзил услышал крик снизу. Нет, не только крик, грохот и удары. Он напрягся, узнав голос еще до того, как тот полностью проник в его сонное сознание.
      Он сел и торопливо усадил Кассандру.
      – Проснись! – воскликнул Бэзил, наклоняясь за бриджами, лежавшими на полу, – руки отказывались ему повиноваться.
      Кассандра сонно уставилась на него:
      – Что случилось?
      Он рывком поднял бриджи, услышал, что шум приближается, и перепуганно огляделся вокруг в поисках чего-нибудь из одежды.
      – Кассандра, бери одеяло и беги на балкон.
      Он услышал из-за двери яростные крики отца и торопливо толкнул ее.
      – Кассандра, иди, прячься.
      – Я не…
      – Давай! – закричал он.
 
      Кассандра схватила покрывало и инстинктивно спряталась за кроватью в тот самый момент, когда дверь распахнулась и в комнату с криком ворвался мужчина огромного роста. Его лицо было багровым от ярости.
      – Ты осмелился! – воскликнул он и вцепился огромными ручищами в волосы Бэзила. – Ты осмелился бросить мне вызов?
      Бэзил ухватил отца за руки:
      – Отец! Послушай!
      Мужчина сбил Бэзила с ног:
      – Молокосос!
      Один из огромных кулаков ударил Бэзила по лицу.
      Кассандра вскрикнула:
      – Прекратите!
      Бэзил вывернулся и оттолкнул отца.
      – Выслушай меня!
      Но отец со всей силы снова ударил его кулаком в лицо, и Бэзил покачнулся. Кассандра увидела, каким яростным огнем сверкнули его глаза, когда он выругался.
      – Ты все еще бьешь меня как ребенка? – не веря, воскликнул он, вытирая кровь с губы. – Ты не видишь, что я мужчина, который моложе и крепче тебя?
      Ответный жест отца не нуждался в переводе, его пальцы недвусмысленно приближались к шее Бэзила. Большой рот открылся, и Бэзил ринулся с криком через всю комнату, толкнув отца плечом в грудь.
      – Бэзил, не надо! – воскликнула Кассандра, испуганная разницей их фигур.
      Отец был настоящим медведем – большим, сильным и далеким от рассуждений человеком. Он взревел, как затравленный медведь, и ударил Бэзила огромным кулаком.
      Кассандра поднялась, прижимая к себе покрывало. Бэзил заметил это движение и, глядя прищурившись на отца, вытянул руку, как будто хотел задержать ее. Его голос был безжизненно спокоен.
      – Ты можешь бить меня, можешь даже убить, но ты не сможешь заставить меня подчиняться. Отец, я сам решу, женюсь я на Аннализе или нет.
      – Что?!
      Лицо отца Бэзила пошло пятнами, и Кассандра подумала, что его вот-вот хватит удар. Он рванулся к сыну.
      Она никогда в жизни не видела такой явной, нескрываемой ненависти. Кассандра не верила Бэзилу, когда тот говорил о том, что отец его ненавидит; теперь она убедилась в этом воочию. На голову, плечи и лицо Бэзила обрушились громадные кулаки. Ответные удары Бэзила были не такими частыми, хотя и ложились гораздо плотнее – в челюсть и в живот, из-за размера перевес был на стороне отца. Этот медведь забил бы Бэзила до смерти.
      – Довольно! – закричала она.
      Не раздумывая, Кассандра обмоталась одеялом и бросилась к ним, смутно осознавая, что в комнату прокрались слуги. Один из них сделал попытку удержать ее, но она увернулась.
      – Довольно! – снова закричала она, чуть не разрыдавшись от страха, что разъяренное чудовище убьет Бэзила прямо у нее на глазах. Она бросилась между ними…
      И была встречена страшным ударом, пришедшимся точно под глаз. Ошеломленная ударом, Кассандра растянулась на полу, ухватившись за одеяло, едва покрывавшее ее.
      – Шлюха! – заорало чудовище и сделало движение по направлению к ней.
      Бэзил пришел в ярость. Он с криком бросился на отца, отталкивая его яростными и сильными ударами кулаков.
      – Остановите их! – крикнула Кассандра слугам. – Они убьют друг друга!
      Комната наполнилась народом – слуги, привлеченные шумом, вбежали и разняли обезумевших отца и сына. Кассандра прижалась к ножке кровати, натягивая одной рукой одеяло на плечи и приложив другую руку к лицу, уже опухшему и мокрому от слез.
      Бэзил тяжело дышал, удерживаемый слугами, его глаза пылали от возбуждения.
      – Я вызываю тебя! – сказал он и плюнул отцу под ноги.
      У старшего графа тоже текла кровь; но его ярость уже утихла.
      Его глаза на свиноподобном лице сощурились.
      – И почему только умер твой брат и оставил мне лишь самого никчемного из сыновей?
      Он стряхнул с себя руки слуг.
      – Ты женишься на Аннализе, вот мое последнее слово.
      Он стремительно покинул комнату, слуги последовали за ним.
      Поравнявшись с Бэзилом, один из слуг прошептал тому что-то по-итальянски. Он сделал это так тихо, что Кассандра ничего не расслышала. Бэзил покачал головой, и слуга ушел.
      Они остались вдвоем, после недавнего хаоса, рева и криков тишина показалась им очень странной. Бэзил подошел и упал рядом с ней на колени, Кассандра беспомощно вскрикнула, омыв слезами его руки. Она почувствовала, что он дрожит, и покрепче обняла его.
      – Ты тяжело ранен?
      – Все скоро заживет, – прошептал он, прижимаясь к ней. – Он уже бил меня до этого.
      – Господи, Бэзил, я думала, он убьет тебя.
      Она, как и он, дрожала, утратив на некоторое время способность думать.
      – Дай я посмотрю, что у тебя с лицом, – мрачно сказал он.
      – Ничего страшного.
      Но его пальцы скользнули ей под подбородок, и она подняла голову. Увидев синяки, разбитую губу и остальные раны, которые отец нанес собственному ребенку, она заплакала.
      Бэзил осторожно поцеловал ее в щеку.
      – Прости, Кассандра. Я знал, что он разозлится, но не ожидал, что он придет сюда.
      Она обняла его, спрятав лицо в его волосах, желая лишь того, чтобы все хорошо закончилось.
      И все же Кассандра не могла позволить Бэзилу отвернуться от предназначавшейся ему в жены девушки. Отказаться тем самым от права первородства, от своего места в мире. Пока им будет править их страсть, он не будет думать о матери и братьях. Но суть его души и сердца, смысл его существования составляла честь. В этом состоял его долг, долг перед матерью, земля которой была поручена его попечению. Матерью, которую он так сильно любил, и братьями, безвременная смерть которых наложила на него тяжелые обязанности. Придет время, и вина поглотит радость, которую они познали, поглотит все, что есть хорошего. В конце концов потеря чести уничтожит его.
      Ощущая одновременно горе и любовь, Кассандра нагнулась и прижалась лицом к его плечу. Ее слезы были горячими и искренними.
      – Я не плачу, Бэзил. Ты ведь знал об этом, правда? – Она обняла ладонями его лицо. – Я никогда не плачу. А с тобой я плакала от любви и радости, а теперь плачу от горя. Я не хочу покидать тебя, но я не настолько эгоистична, чтобы разрушить твою жизнь.
      Бэзил закрыл глаза. Кассандра осыпала его лицо поцелуями.
      – Со временем мы снова научимся переписываться как друзья, любовь моя, – прошептал он.
      Кассандра знала, что всю жизнь будет помнить все подробности этого мгновения. Она будет помнить его плечи, обнаженные и горячие на ощупь, помнить его темные глаза, полные любви и боли.
      – Я никогда не буду любить другую женщину так, как любил тебя, Кассандра.
      – Я знаю.
      Она мягко улыбнулась и прислонилась к нему. Они долго оставались в таком положении, покачиваясь и успокаиваясь.
      Наконец Кассандра разогнулась.
      – Мне нужно посмотреть твои раны, – прошептала она, – и найти лед.
      Бэзил с трудом сглотнул, в его спокойных красивых глазах появилась тревога.
      – Мой отец не останется здесь, спрячься в своих комнатах, пока он не уйдет.
      Бэзил замолчал, дотрагиваясь до ее лица.
      – Сегодня утром я должен показаться в обществе.
      Они оба знали почему.
      Кассандра кивнула, потом с большой осторожностью нагнулась вперед и прижалась губами к его губам, стараясь запечатлеть это мгновение в уме, в сердце, в душе. Ей хотелось выплеснуть на него свою любовь, хотелось поблагодарить за все то, что он дал ей, хотелось сказать, что никогда не будет раскаиваться в их кратковременной идиллии. Вместо этого она лишь еще раз погладила его по голове.
      – Ты изменил во мне все, Бэзил. Благодарю тебя! Теперь помоги мне подняться и вернуть себе достоинство. Мне бы хотелось принять ванну и обновить мое чувство юмора, – произнесла Кассандра, заставляя себя говорить легко и непринужденно.
      В его смехе послышалось облегчение.
      – Это будет зависеть от того, смогу ли я сам подняться.
      – Тогда давай поможем друг другу.

* * *

      Кассандра умылась, оделась и не спеша поела. Это было ей просто необходимо. Она отдала распоряжения девушке, которая принесла ей завтрак, и принялась писать письмо. Когда через час девушка вернулась, чтобы сказать, что Бэзил покинул дом, Кассандра отдала ей письмо и попросила передать его позже Бэзилу.
      Нужно было действовать быстро.
      Организовывать отъезд из Флоренции было неудобно: все, что у нее было с собой, Кассандра оставила на вилле. Она послала Джоан распоряжения, за выполнением которых очень внимательно присмотрит Бэзил, она это знала. У нее остались смена платья и кожаный чемоданчик с бумагами – этого было достаточно на первое время. Она поедет в Венецию и успокоится, прежде чем вернется в Англию.
      Кассандра надела фиолетовый дорожный костюм, который придал ей смелости. Она расправила плечи и направилась на поиски отца Бэзила. Она почувствовала страх и дрожь в коленях, найдя его в библиотеке.
      – Мне бы хотелось сказать вам несколько слов, сэр, – сказала она по-итальянски.
      Он посмотрел на нее, потом кивнул слуге, который торопливо удалился.
      – Я говорю по-английски, – произнес он. – Вы что, думаете, что единственный образованный человек – мой сын?
      – Отнюдь, – ответила Кассандра, прикрываясь щитом английского хладнокровия. – Я просто старалась быть вежливой.
      – Что вам угодно?
      – Я пришла сообщить вам, что покидаю Тоскану.
      Он пожал плечами. Что еще она могла сделать? Злость подстегнула Кассандру.
      – Я уезжаю, сэр, – она произнесла это слово с большой иронией, – потому что люблю его, и если я не уеду, то его уничтожит его честь. Но я уеду только в том случае, если вы мне кое-что пообещаете.
      Он фыркнул:
      – Обещать? Вы осмеливаетесь…
      – Пожалуйста, не надо опять шуметь. Вы должны выслушать то, что я хочу вам сказать. Я не осмеливаюсь выяснять, почему этот брак так важен для вас, но я понимаю, что дело не только в вашем желании.
      Он бросил бумаги на стол.
      – Продолжайте.
      – Я уеду, только если вы будете уважать талант вашего сына и поддерживать его желание писать в той же мере, в какой вы заботитесь о вашей собственности. Вы не уважаете этот дар, но это и в самом деле великий дар. Я имею в виду не только легкий кивок вашей головы. Вы никогда не переступите его порога, за исключением случаев, когда это будет крайне необходимо. Совершенно очевидно, что вы ненавидите его.
      Во взгляде отца Бэзила мелькнуло невольное уважение.
      – А если нет?
      Она подняла голову и посмотрела ему в глаза:
      – Тогда я вернусь в Тоскану и разрушу этот брак, даже если при этом мы втроем погибнем. – Она помолчала. – Если вы думаете, что я не в состоянии этого сделать, то вы совершенно не знаете вашего сына.
      Он прищурился, поджал губы и легко пожал плечами.
      – Сколько вы хотите?
      – Хочу?
      Она покачала головой, пораженная тем, что такой человек, как Бэзил, мог быть сыном такого отца.
      – Ничего.
      У двери Кассандра остановилась.
      – Он давно решил жениться на Аннализе, так что не думайте, что выбили из него повиновение.
      Она отправилась на конюшню, где ее ожидала карета. Кассандра позволила спокойному усатому кучеру подсадить себя.
      – Поехали, пока его отец не придумал еще какую-нибудь причину, чтобы убить его, – резко проговорила она.
      Экипаж тронулся. Кассандра сидела очень тихо и прямо, чувствуя себя так, как будто сердце вырвали из ее груди. Ей очень хотелось оглянуться, но она боялась, что тут же обратится в соляной столб, как жена Лота.
      Но она не могла сдержать слез, текших по ее лицу. Кассандра никогда в жизни не плакала на людях, но сейчас ей было все равно. Ее жизнь никогда не станет прежней.
 
      Жарким августовским утром Бэзил подошел к вилле графа Диканио. Он нес букет цветов, срезанных в саду: поздние розы, какие-то белые цветы, запах которых ему нравился. Его голова болела, а на сердце было тяжело от ужаса, но он нашел в себе силы улыбнуться, когда слуга открыл ему дверь. Он был только нетерпеливым женихом, стремящимся успокоить свою юную невесту.
      Мать Аннализы щебетала и суетилась вокруг него, но Бэзил все-таки заметил выражение облегчения в ее глазах. Отца его суженой не было дома, но Аннализа спустилась к ним, одетая в черное платье с кружевной косынкой поверх корсажа.
      – Вы не получили мое письмо, – сказал Бэзил.
      – Нет. Там было что-то важное?
      Он покачал головой и слегка улыбнулся:
      – Это было всего лишь приветствие.
      Она была такой несчастной и робкой, что Бэзил решил не задерживаться. Какая суета! От этого голова болела еще больше, а к тому моменту, когда он вернулся домой, у него заболел желудок, а сердце превратилось в мертвый камень в груди. Сегодня ему придется проститься с Кассандрой. Он не знал, как сумеет это вынести.
      К нему подошла молоденькая служанка. На ее лице было написано сочувствие.
      – Это для вас, – произнесла она, приседая.
      Девушка быстро вложила ему в руку письмо и стремительно удалилась. Узнав почерк Кассандры, Бэзил открыл конверт, и сердце его сжалось от страха.
 
       Дорогой Бэзил!
       Мне горько оставлять тебя, но самое лучшее для нас – это быстрое расставание, которое можно пережить гораздо проще, чем плакать, смотря друг на друга.
       Я прилагаю список распоряжений относительно моего багажа. Я знаю, что ты внимательно проследишь за тем, как их выполнят.
       Прошу тебя, женись на той девушке и живи с ней, это не изменит ничего из того, что мы с тобой познали, будучи вместе.
       Этого никому у нас не отнять. Я хочу думать, что ты счастлив.
       Спасибо тебе за то, что придал мне смелости, за то, что вернул мне сердце и душу. Я всегда буду думать о днях, проведенных в Тоскане, как о лучших в моей жизни. В каком-то смысле мы получили от любви все самое лучшее и должны ценить это.
       Если ты любишь меня хоть немного, не пиши мне больше. Если ты напишешь, я сожгу твои письма, не читая. Позволь мне найти утешение в моем достоинстве. Позволь мне остаться незапятнанной в наших общих воспоминаниях.
       Я никогда не забуду тебя.
       Кассандра.
 
      – Нет! – Бэзил смял письмо в кулаке, ринулся за служанкой и довольно сильно ухватил ее за руку: – Когда она уехала? С кем?
      Глаза девушки округлились от страха.
      – Три часа назад, ее отвез Гвильельмо.
      – Спасибо.
      Бэзил повернулся и побежал к дверям, направляясь в конюшню, чтобы разыскать кучера. Тот расскажет ему, куда поехала Кассандра. Прошло всего три часа – он успеет догнать ее. Из библиотеки появился отец и преградил ему дорогу.
      – Нет, отец, – сказал Бэзил. – Сейчас мне не до объяснений с тобой.
      Старик покачал головой.
      – Нет, сын, – произнес он, поразив Бэзила тем, что назвал его сыном.
      Бэзил нахмурился, ошеломленный этим неожиданным ответом.
      – Тогда отступите, сэр, и позвольте мне следовать за ней, у нас остались нерешенные вопросы.
      – Сначала ты должен выслушать меня.
      – И что же ты мне скажешь? – с горечью спросил Бэзил. – Я только что из дома графа Диканио. Там я подарил цветы своей невесте. Что еще ты хочешь, чтобы я сделал?
      Темные глаза были серьезными, и Бэзил невольно заметил, что морщины на лице отца углубились.
      – Ты поступил правильно.
      – Разве?
      Он подошел ближе.
      – Она ребенок, она не хочет выходить замуж. Она хочет жить в монастыре с тех пор, как мы были детьми. А я не хочу жениться на ребенке.
      Пока Бэзил говорил, старший граф тяжело повернулся к галерее окон.
      – Твоя мать очень любила ее, эту хорошенькую девочку, которая навещала тебя во Флоренции. Думаю, тогда ей было не больше шести. Твоей матери нравилось, когда она приходила, потому что она была такой светлой и мягкой, полной решимости стать монахиней, даже будучи ребенком.
      В душе Бэзила зашевелился страх. Он помнил очень маленькую смеющуюся девочку с длинными черными волосами, сидевшую рядом с его матерью летними вечерами. Она очаровала их обоих.
      – Я помню.
      – Твоя мать боялась, что она вырастет слишком красивой, чтобы быть спрятанной в монастыре, а ее отец – алчный игрок. Даже тогда уже все было решено в пользу несчастья, грозящего теперь Аннализе. Твоя мать… – Его голос стал грубым, он стоически сцепил руки за спиной и вновь обрел контроль над собой. – Твоя мать просила меня защитить ее, когда придет время.
      Бэзил нетерпеливо вздохнул.
      – Я знаю! Зачем ты мне все это повторяешь после того, как я согласился на этот брак?
      – Англичанка. Как вы познакомились?
      Бэзил покачал головой, не понимая, какое отношение это имеет к их разговору.
      – Она писательница, я прочитал кое-какие ее, работы. – Он устало подсел к столу и обнял руками голову. – Я думал, что она вдова средних лет.
      – Она угрожала мне.
      Бэзил поднял голову как раз вовремя, чтобы уловить, как дрогнули губы отца. К его удивлению, отец улыбнулся.
      – А что это были за угрозы?
      Отец пожал плечами:
      – Не важно. – Когда он повернулся, в его лице не было жестокости. – Любой мужчина в состоянии понять, почему ты влюбился в нее, Бэзил. Горячая, сильная, красивая женщина.
      Это было слишком эмоционально, Бэзил протестующе поднял руку:
      – Пожалуйста, отец, не продолжай.
      – Если ты не женишься на Аннализе, отец отдаст ее Тортесси.
      Бэзил с трудом встал.
      – Я знаю, извини меня.
      Он поднялся по лестнице в комнату, в которой они жили вместе с Кассандрой. Когда он открыл дверь, на него пахнуло ее запахом – мускусом, полевыми цветами и гвоздикой. Запах вызвал в его памяти картину: ее волосы, укрывающие его руки.
      Бэзил чувствовал себя так, словно ему в грудь вонзился нож. Его плоть горела от чувственных воспоминаний о ее гладкой коже, сладости ее поцелуя, гортанности ее смеха. Он подумал об их долгих разговорах, о том простом, редким, безграничном удовольствии, которое он получал от общения с умом, очаровавшим его. Его сердце болело от уверенности в том, что она была его единственной любовью, что она навсегда останется единственной женщиной, которую будет признавать его душа. Это было больше чем страсть, это было больше чем дружба, это был союз, предназначавшийся небесами.
      Как он мог отпустить ее?
      Но, даже глядя на синеву и зелень тосканских холмов, Бэзил понимал, что уже отпустил ее. Единственное, что могло разрушить красоту, которую они разделяли, было чувство вины, а если Аннализа выйдет замуж за Тортесси, совесть никогда больше не позволит ему заснуть.
      Поэтому он исполнит свой долг. Но, даже приняв решение, Бэзил не мог сдержать горя, наполнявшего все вокруг него. Он взялся за бокал, размышляя о том, как вынесет все это.

      Аннализа позволила облачить себя в необыкновенно красивый наряд, заказанный ее матерью в Риме. Она не возражала, не плакала и не улыбалась. Она поднимала руки, когда ее просили, поворачивала голову, когда ее подталкивали локтем, стояла прямо, пока на ней зашнуровывали корсет. Женщины вокруг нее издавали возгласы восхищения, то затихавшие, то раздававшиеся с новой силой.
      За окнами виллы шел ливень, потоки которого низвергались на зеленые холмы Тосканы. Аннализа смотрела на них и фантазировала, что это ангелы плачут вместе с ней.
      В руке она сжимала письмо, полученное только этим утром, письмо, которое было переслано ей во Флоренцию из монастыря.
      Это было то самое письмо, о котором Бэзил спрашивал ее сегодня утром, когда навещал. В тот момент его глаза метали искры. Теперь она поняла почему.
      Аннализа сгорала от стыда за свою слабость. Она чувствовала, что должна принять постриг, но слишком боялась открыто не повиноваться отцу. Если бы это письмо пришло вовремя, то оно придало бы ей достаточно смелости.
      Теперь она осознала, что молодой красивый граф был такой же пешкой, как она. Как можно было надеяться, что такой брак принесет счастье? Но было слишком поздно. Она струсила и поэтому выйдет сегодня замуж за человека, который не хочет на ней жениться. Она решила исполнить свой долг, вступив в этот брак, но ангелы знали, что творится в ее сердце. Они плакали вместо нее, потому что она не могла плакать, чтобы, не огорчать мать и отца.
      Деревенская девушка-служанка, нанятая специально для того, чтобы помочь Аннализе перед свадьбой, прошептала: «Великолепно!» – и сцепила пальцы под подбородком.
      Аннализа повернулась к высокому дымчатому зеркалу. Она бесстрастно рассматривала свою красоту: очень густые темные волосы, гладкая оливковая кожа и самое лучшее, что в ней было, – синие глаза, удивительно смотревшиеся рядом с темными волосами. Ее фигура походила на фигуру матери – такие же полные грудь и бедра. Платье было сшито так, что грудь неприлично ниспадала в квадратный корсаж светлого платья.
      – Косынку, – твердо произнесла Аннализа и протянула руку.
      Девушка запротестовала, когда Аннализа накинула ее.
      – Ты знаешь графа? – поинтересовалась она.
      – О да! Он вам понравится, миледи. Он молод, здоров и красив.
      Девушка аккуратно расправила сзади кружевную косынку.
      – Говорят, что он добр к своим слугам. Такой мужчина не бьет жену, правда?
      – Спасибо.
      Девушка принесла Аннализе успокоение, в котором та так нуждалась.
      – Они ждут.
      Аннализа колебалась, рассматривая через плечо темные облака.
      Время для чуда еще оставалось.
      – Пожалуйста, – тихо молилась она, – позволь мне вернуться!
 
      Девушка была молода, слишком молода. Бэзил повернулся к ней в тишине комнаты, которую приготовили для них, и ощущение несчастья поглотило его. Что бы он ни чувствовал, в мире не было несчастья большего, чем несчастье его юной невесты.
      Она стояла, невысокая и прямая, украшенная облаком темных волос, и смотрела ему в глаза. Он ожидал страха девственницы, но в огромных необыкновенно синих глазах было что-то другое. Огонь, темный и непокорный, – такого невозможно было ожидать от шестнадцатилетней девушки, воспитанной в смирении.
      – Мы согрешили сегодня, сэр, – неожиданно произнесла она, подняв подбородок.
      – Согрешили? – Он перестал развязывать галстук.
      Аннализа вынула из-за корсажа сложенную бумагу. Бэзил узнал свой почерк.
      – Оно пришло слишком поздно, – сказала она, поджав губы. – Приди оно хотя бы на день раньше, я бы внимательно отнеслась к его содержанию. Оно прибыло сюда за мной с Корсики.
      Бэзил горько рассмеялся, нагнув голову.
      – Если бы я сразу действовал в соответствии с тем, что мне приказывало мое сердце, ты получила бы письмо на день раньше.
      Раскаяние пронзило его.
      – Теперь Божья воля исполнена, мы связаны.
      – Воля Божья? – повторила Аннализа с иронией. – Правда?
      Сегодня Бэзил дважды получил свидетельства ее незаурядного ума. Конечно, в монастыре она узнала то, чего не узнала бы нигде более.
      – На этот вопрос я не могу ответить.
      Внезапно приняв решение, Бэзил закрыл дверь, чтобы им не помешал никто из слуг. Потом он решительно повернулся, она отшатнулась, но он покачал головой:
      – Не бойся меня, Аннализа. Я хотел этого не больше, чем ты.
      Он взял со стола нож и порезал палец – не так, чтобы это было заметно, но достаточно для того, чтобы пошла кровь. Аннализа тихо смотрела, как он подошел к кровати и запачкал кровью простыни немного в стороне от центра.
      – Ну вот, – сказал он, обернувшись, – готово.
      Она закрыла глаза и заслонила лицо руками, ее напускная храбрость превратилась в дрожь длинных белых пальцев. Бэзил мягко подвел ее к кровати и укрыл одеялом.
      – Будет лучше, если ты не будешь раздеваться, – спокойно сказал он. – Спи.
      – Спасибо, – прошептала она, протягивая ему руку.
      Бэзил кивнул.
      – Спи, – повторил он.
      Бэзил снял камзол и устроился за столом, выглядывая из окна на дождь, моросивший за окнами. При свете единственной тонкой свечи, отбрасывавшей на страницу мерцающий свет, Бэзил достал перо, и слова, застывшие в нем месяц назад, свободно полились на бумагу. Он писал и плакал, один раз он настолько переполнился чувствами, что ему даже пришлось положить голову на согнутый локоть и подождать, пока эти чувства утихнут. Но он писал. В каждом слове было дыхание Кассандры, изгиб груди Кассандры, смех Кассандры.
      Бэзил писал до тех пор, пока перо не выпало из его рук, поставив на листе небольшую кляксу, похожую на звезду. Изнуренный, он заснул за столом.

      Холодным дождливым ноябрьским вечером Кассандра открыла дверь своего лондонского дома. Только теперь, глядя на знакомые вещи новыми глазами, она поняла, насколько изменилась сама.
      Слуги зажгли огни, а повар приготовил привычную английскую пищу – ростбиф, картофель и морковь. Кассандра похвалила еду и поела, потому что была голодна, но ее рот жаждал оливок.
      В большой корзине с письмами, которая набралась за время ее путешествия, было три письма от Бэзила. Она достала их и положила на стол, уговаривая себя, что их нужно сжечь. Так будет лучше.
      Но Кассандра истосковалась по его голосу в своем сознании, поэтому открыла первое письмо.
 
       Моя дорогая Кассандра!
       Когда я пишу это, ты сидишь, склонившись над переводом, а я одурманен видом твоей белой шеи, маленьких локонов, которым удалось избежать твоей попытки приручить эти свободолюбивые волосы, серьезностью твоих бровей в тот момент, когда ты склонилась над работой. Я не осмелюсь выразить словами то, что творится в моем сердце, – это слишком ново для меня, я чувствую, что тебя тяжело ранили и потребуется время, чтобы понять, что я не такой.
       Но здесь, в этом письме, которое я отправлю так, чтобы оно дожидалось твоего возвращения на Пиккадилли-стрит, я признаюсь тебе: я отказался от помолвки и хочу только одного – чтобы мы провели наши дни вместе – все дни.
       Конечно, это непросто. Мой отец очень разозлится, когда узнает эту новость. Похоже, в эти мгновения он читает мое письмо – у него такое страшное лицо, когда он сердится.
       Да, это будет непросто. Об этом я рассказываю тебе только в этом письме, которое ты не увидишь до возвращения, но знай, что ты – мое сердце, моя любовь, сама моя кровь, что течет по моим венам. То, что мы найдем друг друга, несмотря на громадное расстояние, было предопределено, предопределено, что наши сердца сольются воедино.
       Я совершенно уверен, что нас связывает не просто страсть, хотя, возможно, и сладость этой страсти, но союз душ, рожденных для объединения, и я хочу, чтобы ты покинула меня, вернулась домой и поняла, что я говорю правду. Ни время, ни расстояние, ни реальность не затуманят то, что родилось здесь в эти драгоценные дни.
       Я совершенно уверен, что ничто не затуманит то, что я говорю сейчас: приезжай, Кассандра, или, если ты не можешь, я приеду к тебе. Будь моей любовью, будь моей женой. Давай вместе соберем мозаику из радости наших дней.
       Ни в одном языке не найти слов, которые смогли бы выразить всю глубину моих чувств к тебе, поэтому я оставляю тебе самые простые из них: «Я люблю тебя».
 
       Твой Бэзил.
 
      Кассандра сгребла письма и с плачем швырнула их в камин.
      Все было кончено. Все кончено.

       Англия
       Май 1788 года
      Был один из тех дней самого начала весны, когда, неизвестно откуда, появляется чувство, что что-то должно произойти. Проснувшись, Кассандра почувствовала, что грядут перемены. Ведомая чем-то, чему не было названия, она вышла во вновь зазеленевший сад с чашкой шоколада и вздохнула, чувствуя, что покидает зимний кокон. До этого мгновения она не понимала, насколько долгим и глубоким был ее летаргический сон.
      Казалось, что она просто переселилась в темные короткие зимние дни. Кассандра принимала посетителей, вернулась к странному расписанию салонов, работала, но все это выполнялось механически, в то время как сама она находилась в состоянии зимней спячки.
      Может быть, поэтому Кассандра согласилась, когда к вечеру приехал Джулиан, пойти с ним в оперу слушать новую певицу. Сидя в ложе и ожидая, когда заиграет музыка, она с радостью наблюдала, как одна мамаша за другой старались опутать подходящего жениха – красивого и знатного брата Кассандры, графа Элбери. Одна за другой они находили предлоги, чтобы остановиться, разумеется, в сопровождении дочери на выданье, и перекинуться с ним несколькими словами. Джулиан был не только безупречно вежлив, остроумен и очарователен, но и в равной степени искусно отделывался от них.
      После того как их покинула очередная мамаша со своей неловкой и явно обиженной дочерью, Кассандра рассмеялась:
      – Я думаю, ни за одним холостяком Англии не идет такой яростной охоты, как за вами, лорд Элбери!
      – Именно поэтому я и взял тебя сюда, дорогая, – для защиты. Если бы тебя не было, я был бы вынужден развлекать их и весь вечер слушать глупую болтовню. – Джулиан нахмурился. – Я не собираюсь жениться ни на одной из этих дур.
      Кассандра улыбнулась:
      – Может случиться так, что тебя заставят. Ты ведь наследник.
      – Нет, – ответил он, – я не женюсь.
      Он убрал волос с рукава. Улыбаясь, Кассандра любовалась его длинными изящными пальцами.
      – Нет? – переспросила она. – А кто тогда будет следующим графом?
      Джулиан равнодушно пожал плечами:
      – Ты, конечно, понимаешь мое желание избежать брака?
      Его светло-серые глаза были слишком проницательными.
      Кассандра отвернулась.
      – У меня был ужасный муж, я не тороплюсь передать себя другому.
      – Именно. – Он улыбнулся, холодное аристократическое выражение его лица, несомненно, заставило бы всех мамаш упасть в обморок. – В конце концов, вокруг полно любовниц.
      Кассандра весело рассмеялась:
      – А я и не знала! Ты скрываешь какую-то красавицу?
      – А почему, ты думаешь, мы сидим в опере?
      – О, Джулиан, какая избитая фраза! Оперная певица?
      – Вообще-то она танцовщица.
      Кассандра наклонила голову:
      – Пожалуй, это неплохая новость. Мы волновались за тебя, когда ты вернулся один после всяких приключений.
      В его глазах промелькнула холодность, сменившаяся печалью, которая, впрочем, тоже быстро исчезла.
      – Мы тоже волновались, когда ты вернулась из-за границы. Ты никогда не расскажешь о том, что там произошло, Кассандра?
      Ей удалось пожать плечами с выражением легкой скуки.
      – Это была только глупая любовная история, окончившаяся ерундой, больше ничего.
      – Сегодня вечером ты гораздо веселее.
      – Как я могу подвести тебя?
      Она заметила, что на них с надеждой смотрит очередная мамаша, и рассмеялась, указывая на нее:
      – Я приехала в оперу с самым популярным джентльменом Лондона.
      Джулиан, чуть улыбаясь, встал, чтобы поприветствовать вновь прибывших.
      Наконец музыканты начали настраивать инструменты, и поток девиц на выданье иссяк. Кассандра устроилась поудобнее, чтобы слушать оперу, которая ей всегда нравилась.
      Когда она взглянула на другую сторону театра, он оказался там. Его появление было таким неожиданным, что она некоторое время изумленно рассматривала его, прежде чем поняла, что не ошиблась.
      Бэзил здесь, в опере. В Лондоне.
      Было темно, и Кассандра смогла увидеть немногое. В какой-то момент она осознала, что затаила дыхание, и глубоко вдохнула, не в силах отвести взгляд.
      Рядом с ним находился человек, с которым Кассандра была немного знакома, – румяный лорд из графства, расположенного неподалеку от ее имения, но это ничего не проясняло. В переднем ряду ложи расположились две дамы, однако мужчины так увлеклись разговором, что были видны только их головы, склоненные одна к другой, – седеющая и иссиня-черная.
      На Кассандру словно повеяло воспоминаниями: ее рука, призрачно белая в лунном свете, касается его черных блестящих волос, пряди скользят между ее пальцами…
      – О Боже! – прошептала она.
      Джулиан придвинулся к ней поближе:
      – Извини, я не расслышал.
      Кассандра ухватилась за его руку и глубоко вздохнула, пытаясь вернуть себе самообладание.
      – Нет, ничего, – успокоила она брата.
      В ложе на другой стороне зала, заполненного шумной толпой, Бэзил серьезно кивал в ответ на то, что говорил ему собеседник, и при этом успокаивающе поглаживал по плечу женщину небольшого роста, сидевшую перед ним. Казалось, женщина едва замечала его ласку, но даже на таком расстоянии Кассандре удалось рассмотреть неловкость за ее холодностью.
      Кассандра резко встала, с трудом сдерживая дрожь.
      – Джулиан, я себя плохо чувствую, пожалуй, я пойду.
      Он вскочил и обнял ее за плечи:
      – Что такое?
      Она махнула рукой, нагнулась за шалью и уронила ее – пальцы отказывались повиноваться. Кассандра посмотрела на шаль: на одной из сторон переливался бисер. Она отстраненно, как в тумане, подумала, что эти переливы на темном полу ложи похожи на воду, переливающуюся в омуте. Кассандре вспомнилась другая шаль, другой пол, и глаза закрылись от болезненных воспоминаний.
      Они пробыли вместе всего одну неделю. Что же произошло с ее жизнью? С тех пор минуло сорок раз по неделе, но ни одна из них ничего не изменила. В душе, казалось, на веки поселились одиночество и холод.
      Джулиан взмахнул шалью и плотно укутал ее плечи.
      – Ты дрожишь как мокрый щенок! Я провожу тебя домой, – сказал он, беря сестру под локоть.
      – Да.
      Кассандра поклялась себе не поднимать глаз, но искушение было слишком велико, и она все-таки решилась посмотреть на него еще разок.
      Конечно, это было опасно! Но она взглянула через зал, через толпу на галерее, и именно в этот момент Бэзил поднял голову.
      Их взгляды встретились, и сердце Кассандры наполнилось болью.
      Ей показалось, что он побледнел и так поспешно отдернул руку от плеча женщины, находившейся рядом с ним, как будто обжегся.
      Это придало ей смелости. Кассандра встряхнула блестящими отливавшими медью волосами и спокойно сказала:
      – Пожалуйста, проводи меня, Джулиан.
      Позади них заиграл оркестр – скрипки и флейты начали тихое печальное вступление. Кассандре захотелось заткнуть уши. Она устремилась в коридор, расположенный за ложами, торопясь попасть на лестницу. Только бы удалось выйти на улицу.
      Она почти бежала по лестнице, догадываясь, что Джулиан, вероятно, захочет услышать какие-то объяснения и ей придется что-нибудь сочинять, но это не заставило ее замедлить шаги. Юбка развевалась за ней, дыхание участилось, она пересекла очередную лестничную площадку и выбежала в коридор первого этажа.
      – Кассандра!
      Она застыла, вскрикнув, и обернулась, чтобы увидеть его собственной персоной – о Господи! – такого красивого и привлекательного. Кассандра приподняла юбку и так помчалась к последнему пролету лестницы, как будто речь шла о спасении ее жизни.
      – Нет, Кассандра, подожди!
      Бэзил побежал за ней. Она услышала его шаги и поразилась тому, что может слышать что-то еще, кроме тихого всхлипывающего звука собственного дыхания, шума крови в ушах. Но она действительно слышала звук его шагов.
      Бэзил крепко схватил ее за руку.
      – Подожди, – мягко сказал он. – Пожалуйста, Кассандра, выслушай меня.
      Она прижалась к стене в промежуточном пролете лестницы, скрывая лицо, чувствуя, что у нее нет сил смотреть на него. То место на руке, до которого он дотронулся, горело, она отпрянула, закрыв лицо дрожащими руками.
      Бэзил наклонился, и ее тело запульсировало от тоски.
      – Кассандра, о Господи…
      – Ты женат.
      – Да.
      Она уже знала ответ. Конечно, этот бледный ребенок и был той женщиной, с которой его связал отец.
      – Бэзил, пожалуйста, уходи, – прошептала Кассандра. – Оставь мне хотя бы частицу моей чести.
      Она не удержалась и расплакалась. Кассандра почувствовала, как его рука, такая нежная и до боли знакомая, дотронулась до ее обнаженного плеча. Пальцы Бэзила тоже дрожали.
      – Я могу только думать и произносить твое имя, – прошептал он и наклонился ближе, – Кассандра, Кассандра.
      Он коснулся своим дыханием ее шеи.
      Кассандра зажмурилась, заставляя себя не шевелиться, противостоять желанию, или, точнее, мучительной потребности, повернуться и броситься в его объятия, поцеловать его губы, услышать его голос. Она не верила, что кого-то может так не хватать. Она скучала не только по его дыханию, его любви, окружавшей ее, она потеряла друга, друга, который сделал прошедшую зиму такой ценной.
      – Не надо, – прошептала она, – я не вынесу этого, Бэзил.
      Он убрал руку.
      – Ну хорошо, – сказал он. – Я уйду, если ты повернешься и посмотришь на меня, дай мне просто взглянуть тебе в лицо.
      – Нет.
      Она еще глубже забилась в угол, не желая смотреть в это любимое лицо.
      – Кассандра, – тихо позвал Бэзил.
      Она беспомощно убрала руки и повернулась, давая ему возможность увидеть свое опустошенное лицо с потупленными глазами.
      – Посмотри на меня, – попросил он, и Кассандра услышала в его голосе отчаяние и печаль.
      Она подняла подбородок, потом открыла глаза и ощутила желание поцеловать его, его губы, веки, брови. Она увидела, что он тоже страдает. В конце концов Кассандра не удержалась и подняла руку к его щеке.
      – Бэзил, тебе не стоило приезжать. Никогда. Разве это не было ясно с самого начала?
      – Это доставило мне удовольствие, – горячо возразил он, его глаза горели.
      Наконец над ними раздались шаги – ей на помощь шел Джулиан. Они отодвинулись друг от друга. Кассандра торопливо вытерла лицо, надеясь, что на нем не осталось следов слез.
      Джулиан забеспокоился:
      – Все в порядке?
      Ей удалось кивнуть. Бэзил отступил на шаг и отвесил короткий чопорный поклон.
      – Мы просто старые друзья, сэр, – проговорил он.
      Кассандра поняла, что Бэзил принял Джулиана за ее любовника.
      – Это мой брат, – устало представила она, – лорд Элбери. Это граф ди Монтеверчи, Джулиан.
      Мужчины холодно раскланялись, Бэзил собрался уходить.
      – Меня ожидают мои спутники, приятного вечера.
      Его глаза, пылавшие от невысказанных слов, прожигали лицо Кассандры. Потом он резко повернулся и двинулся вверх по лестнице, а Кассандра почувствовала, что не в силах не смотреть на него, не смотреть, как свечи отбрасывали золотистый отблеск на его черные локоны, собранные на затылке в элегантный хвостик, не восхищаться шириной его плеч под камзолом, силой его бедер…
      – Идем, – произнес Джулиан, – я провожу тебя.
      Кассандра кивнула. Она вдруг почувствовала себя такой истощенной, что с трудом вдохнула. Она была очень благодарна брату за то, что тот, не проронив ни слова, взял ее под руку, вывел на улицу, подозвал ее карету и устроился там рядом с ней. Когда лошади тронулись, он достал из кармана чистый носовой платок и молча протянул ей.
      Только когда они уже были в гостиной и он налил ей бренди, подождав, пока она сделает большой глоток, Джулиан проговорил:
      – Итак, его зовут ди Монтеверчи?
      Кассандра подняла голову и нахмурилась:
      – Да. А почему ты, собственно, спрашиваешь?
      Джулиан сложил руки за спиной.
      – Может быть, ты знаешь, что он издал сборник стихов. Гэбриел сказал мне об этом сегодня вечером. Я запомнил имя.
      Кассандра не знала, что можно практически не дышать.
      – Стихов?
      Он кивнул.
      – Гэбриелу они очень понравились, поэтому я купил экземпляр для себя. Я уверен, что он здесь по приглашению своего покровителя мистера Джеймса.
      Сборник стихов! Кассандра закрыла глаза. Его имя будет на устах всех ее знакомых. Если стихи хорошие – а стихи Бэзила не могут быть плохими, – то ему станут делать бесконечные комплименты. Даже если стихи посредственные, о них будут говорить из-за новизны события: тосканский граф публикует свои сочинения. Кассандра испуганно вскочила:
      – Я должна уехать за границу.
      – Тебе придется бегать всю жизнь, если ты сейчас отступишь.
      Кассандра замерла:
      – Но… я не готова к этому, Джулиан. Я не настолько сильна.
      – Я попрошу его не приближаться к тебе, если хочешь.
      Кассандра почувствовала, что улыбается.
      – Милый Джулиан, ты всегда готов поддержать нас. – Она покачала головой. – Он не опозорил меня и даже не предал. Так все было бы намного проще. – Кассандра страдальчески посмотрела на брата: – О, Джулиан, как так можно жить?
      – Мгновением, – ответил он.
      Это было так похоже на то, что ответил бы Бэзил! Она кивнула.
      Тихо утешая, Джулиан положил руку ей на плечо, и она была ему очень благодарна за то, как он все понял. Адриана стала бы настаивать на подробностях, Кассандра бы этого не вынесла.
 
      Аннализа умылась перед сном и отослала служанку. Она чувствовала облегчение от того, что вернулась в высокий красивый городской дом, найденный для них Бэзилом, облегчение от того, что пребывает в тишине, вдалеке от хора голосов и беспорядочных вопросов, которые она не понимала. Она перебрала четки, накинула халат и пошла искать мужа.
      Сегодня вечером в опере что-то произошло. Он выбежал из ложи, не сказав никому ни слова, а когда вернулся, у него был такой мрачный вид, будто его подвергли пытке. Аннализа тут же заметила это. За прошедшие несколько месяцев она много раз замечала, что Бэзил вдруг неожиданно задумывается о чем-то грустном. В такие минуты он уходил куда-нибудь, и она чувствовала, что Бэзил переживает какую-то трагедию. Сегодня вечером это ощущение усилилось. Аннализа не хотела ложиться спать до тех пор, пока не удостоверится, что он не нуждается в ее поддержке.
      Она с самого начала чувствовала, что их путешествие в Англию имеет какую-то подоплеку. Приглашение поступило от известного английского писателя, который пожелал познакомить Бэзила со своими друзьями, и Бэзил был очень доволен, когда рассказывал об этом Аннализе. Тогда она в первый раз увидела на его лице выражение удовольствия и радости и, разумеется, настояла на поездке.
      Но старший граф настаивал на том, что если уж Бэзил поедет в Англию, то Аннализа должна сопровождать его. Она была в ужасе – она не знала языка, не понимала их обычаев, она не любила бывать в свете даже в собственной стране. Насколько же хуже все будет в Англии?
      За три дня Аннализа познала новые глубины страдания. Ее воспринимали как нечто странное, глупое и отсталое. Мало кто говорил по-итальянски, а она не говорила по-английски, и хотя Бэзил внимательно относился к ней, она часто оставалась наедине с еще одним блюдом печенья или еще одной чашкой чаю, в то время как остальные шумно смеялись и обсуждали такие серьезные вещи, которые она не поняла бы, даже если бы о них говорили на ее родном языке.
      Она отчаянно скучала по дому. Но все же сегодня вечером ей хотелось удостовериться, что с Бэзилом все в порядке. Аннализа нашла его в библиотеке, стоящим у камина с опущенными руками и склоненной головой – явным свидетельством поражения.
      – Бэзил, хочешь, я распоряжусь принести тебе чего-нибудь?
      Он поднял голову и повернулся.
      – Нет, спасибо.
      – Могу ли я чем-нибудь облегчить твое беспокойство, муж мой?
      Он ненадолго закрыл глаза и покачал головой:
      – Ты очень добрая девушка, Аннализа, и терпеливая. Этого достаточно.
      Она не была терпеливой; именно он продемонстрировал величайшее терпение.
      – Ты уверен? Может быть, вина или чаю, чтобы быстрее уснуть?
      Бэзил улыбнулся:
      – Нет, мне ничего не нужно.
      – Тогда я оставлю тебя, – сказала она, – спокойной ночи.
      Его внимание было опять приковано к тому, что он видел в огне камина.
      – Спокойной ночи.
      Аннализа остановилась, ощущая внезапный порыв вдохновения, парящий у края ночи.
      – Ты не хочешь рассказать мне о своем горе, Бэзил? Может быть, я смогу тебе как-нибудь помочь.
      Он выпрямился, вздохнул и с большим трудом изобразил на лице мягкую улыбку.
      – Меня тревожит лишь тьма в сердце поэта, привидения и тени. Больше ничего.
      Как он был красив! В Италии, а сейчас и в Лондоне женщины жадно рассматривали ее мужа. Аннализа видела, что у него было все, чего могла желать женщина. Ниспадающие локоны, чувственный рот, а больше всего – доброта в его глазах превращали его в объект страстных желаний.
      Почему же тогда она ничего не ощущала? Он вызывал в ней такие же теплые чувства, как цветок или закат. В ее женском начале был один недостаток – она не испытывала потребности спать с ним, а он до сих пор не настаивал на этом.
      Может быть, следует помочь ему в этом.
      – Муж мой, если тебя это успокоит, ты можешь разделить со мной постель, – тихо произнесла она, сложив руки на груди.
      Аннализа мгновенно поняла, что ее слова были ненужными. Изменение в атмосфере комнаты, более того, изменение ее собственного ощущения связи с духовными силами мира объяснило ей это еще до того, как он заговорил.
      Бэзил подошел к ней и взял ее за руку.
      – Щедрое предложение, мужчина должен быть сумасшедшим, чтобы отвергнуть его, – ответил он, легко поцеловав ее пальцы.
      Он улыбнулся, в этот раз в его глазах блеснули искорки.
      – Но сейчас мы целомудренны, и я не буду просить тебя об этом. У нас есть время, Аннализа. Ты поймешь, когда будешь к этому готова.
      Она не была достойна такого внимания, но почувствовала, как ее переполняет облегчение.
      – Тогда спокойной ночи.
      Он отпустил ее.
      – Спокойной ночи.
 
      Кассандра шла по Лондону. Было около десяти часов утра.
      Вокруг нее сновали лоточники, торговавшие всем, начиная от фруктов и кончая лентами, шли клерки, торопившиеся в конторы. Все они напоминали ей о том, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. К тому времени, когда она добралась до квартиры Гэбриела, находившейся на Сент-Джеймс-стрит, ощущение, что несчастья опутали ее с ног до головы, отступило.
      Кассандра всегда отличалась способностью здраво мыслить, да и разве не она прожила долгие серые осенние дни в подавленном состоянии? Этого было достаточно. Разум – союзник женщины, а эмоции – враг. Получилось так, что ей пришлось открывать эту истину заново.
      Именно благоразумие послужило причиной того, что она стучала в крашенную синей краской дверь дома своего брата Гэбриела. Он говорил, что этот цвет напоминает ему о Мартинике, а соседи быстро перестали обращать на это внимание, потому что он был таким великодушным и очаровательным – явно утонченным джентльменом, несмотря на то что был мулатом.
      Кассандра пришла сюда потому, что поняла, что должна подготовиться к мучениям нескольких предстоящих недель. Она выяснит, где брат купил сборник стихов Бэзила, пойдет туда сегодня утром и купит экземпляр для себя.
      Сидя в гостиной, она прочтет его слова одна. Его стихи. Она сделает это одна, рассудок говорит ей, что она непременно расстроится, и ей хотелось преодолеть это. Она должна была укрепить нервы перед будущими обсуждениями стихов. Появление любой новинки – книги, полотна, спектакля или оперы не оставалось без внимания в ее салоне. Рано или поздно дойдет очередь и до новой книги тосканского графа.
      Стоя в коридоре и ожидая, пока слуга откроет ей дверь, Кассандра представляла себе, как невозмутимо говорит небольшому обществу, собравшемуся на диване в ее голубой гостиной: «Да, конечно, я это читала. Это удивительно, не правда ли?» – и поворачивается, чтобы налить кому-то из гостей чаю или портвейна.
      Эта фантазия немного успокоила ее сердце, и Кассандра подняла голову, удивляясь, почему ей так долго не открывают. Она нетерпеливо постучала еще раз.
      Наконец дверь распахнулась. За ней стоял не слуга, а сам Гэбриел, одетый в одни бриджи. Его изумительные волосы были разбросаны по плечам и спине, а в светло-зеленых глазах отражались удивление и смущение.
      – Кассандра! – Он отступил, жестом приглашая сестру войти. – Кто-нибудь заболел?
      Уже стоя посреди просторной, залитой солнцем комнаты, Кассандра сообразила, что для Гэбриела сейчас было еще довольно рано. Дверь в его спальню была приоткрыта, через щель она заметила волосы и плечи спящей женщины.
      Кассандра отвернулась и смутилась. Да, конечно, для такого поведения у нее был прекрасный предлог – она пришла, чтобы разбудить брата в то время, которое было для него зарей!
      – Прости, Гэбриел, я не подумала… я вернусь.
      Он потянулся и ухватил ее за рукав.
      – Идем, сестрица. – Его глаза искрились весельем. – Ты же не думаешь, что я живу монахом.
      Он усадил ее в кресло, тихо пересек комнату и закрыл дверь в спальню.
      – Нет.
      Кассандра занялась перчатками. Прошлым вечером – Джулиан и танцовщица из оперы, сегодня – Гэбриел и его любовница. Это было больше того, что ей хотелось знать о жизни братьев.
      – Я просто смутилась, что потревожила тебя так рано по такому пустяковому делу.
      – Мм…
      Он налил из кувшина стакан воды и молча предложил его ей. Кассандра отрицательно покачала головой, и он выпил его сам.
      – И что это за дело?
      Он потянулся за рубашкой, криво висевшей на спинке стула.
      Освещенный солнечным светом, лившимся через высокие окна, Гэбриел выглядел поразительно экзотично – светло-коричневая кожа на его груди и руках была такой же шелковистой и идеальной, как тогда, когда они были детьми, когда он часто ходил с шарфом, обмотанным вокруг головы, шпагой, заткнутой за пояс на талии, и в брюках, в которых выглядел гораздо старше. Кассандра улыбнулась, вспомнив об этом.
      – Ты выглядишь точно так же, как когда тебе было тринадцать.
      Он натянул через голову рубашку, вынул из вазы апельсин, сел и принялся чистить его. По его лицу пробежала шаловливая улыбка.
      – Я не часто чувствую себя по-другому. Это, наверное, ужасно?
      – Вовсе нет.
      – Так что это за загадочное дело?
      – А, это.
      Кассандра взяла перчатки, потом положила их обратно.
      – По правде говоря, речь идет о книге. Джулиан сказал, что ты хвалил ее вчера.
      Он наклонил голову, его взгляд стал внимательным.
      – Ты пришла спросить о книге?
      Кассандра выпрямилась и уселась поудобнее.
      – Да, о сборнике стихов некоего графа Монтеверчи.
      – Я не думаю, что он граф.
      Гэбриел положил в рот дольку апельсина и встал, направляясь к столу, на котором лежали разбросанные в беспорядке книги, листы бумаги и аккуратно рассортированные обломки породы. Он достал тряпку из стопы, которая, казалось, вот-вот свалится, и тщательно вытер пальцы, прежде чем достать книгу с самого низа.
      – А! Я был прав. Бэзил ди Монтеверчи. Он граф?
      У него был экземпляр книги. Здесь, в этой комнате.
      Ее ладони неожиданно вспотели, и Кассандра снова схватилась за хлопчатобумажные перчатки.
      – Думаю, да.
      – Я прочитал не все, но написано очень хорошо.
      Гэбриел перенес книгу через комнату и почти небрежно вручил Кассандре.
      – Несколько более эмоционально, чем я люблю, но у него яркие, очень мощные образы. Мне было бы интересно услышать твое мнение.
      Он снова принялся за апельсин и откинулся в кресле непринужденно и изящно. Кассандра подержала книгу всего мгновение, дотронулась до уголков и корешка, не в силах даже смотреть на нее. Она показалась ей теплой, почти горячей, чтобы держать ее так близко от себя.
      – Тогда можно я возьму ее почитать?
      – Конечно.
      Гэбриел не сводил с нее глаз, его мысли скрывало приятное выражение лица. Кассандра поняла, что должна раскрыть книгу – он ожидал, что ей не терпится полистать страницы, ведь ради нее она прошагала ранним утром две мили и подняла его с постели.
      Кассандра вздохнула и склонилась над книгой. Жар, исходивший от нее, растекался по рукам и всему ее телу. Книга была в красном переплете. Она называлась «Ночь огня».
      Как и накануне в опере, Кассандра не заметила, что задержала дыхание, и почувствовала это только тогда, когда у нее начало темнеть в глазах и ей пришлось сделать глубокий вдох. Голова кружилась от образов, она не знала, сможет ли прочесть то, что он написал.
      Было абсолютно ясно, что она не сможет прочесть ни строчки в присутствии брата. Тогда он поймет слишком многое.
      – Ты с ним встречался? – спросила Кассандра, довольная тем, что ее голос прозвучал совершенно непринужденно.
      Она водила пальцами по названию, трогая каждую букву.
      – Пока нет. Сегодня вечером он читает свои стихи у Чайлда. Я, пожалуй, пойду. Хочешь отправиться со мной?
      Кассандре удалось улыбнуться.
      – Пока нет, я сначала прочту их.
      – Как хочешь!
      Она встала.
      – Спасибо, Гэбриел, оставляю тебя в покое. Прости, пожалуйста, что разбудила.
      – Ничего страшного.
      Он проводил ее до двери, подождал, пока она натягивала перчатки, зажав книгу под мышкой.
      – Я люблю, когда ты приходишь.
      Она посмотрела по сторонам и еще раз обратила внимание на тишину.
      – А где твоя экономка?
      Он скрестил руки на груди.
      – У нее заболела мать, пришлось уехать на неделю в Североукс. Она вернется в следующий понедельник.
      – Ты всегда можешь пообедать у меня, если до этого устанешь от трактиров.
      – Спасибо.
      Гэбриел наклонился и легко поцеловал ее в голову.
      – Береги себя, прекрасная Кассандра. Ты всегда так осторожна и полна собственного достоинства, но свет не удивится, если ты будешь время от времени позволять нам увидеть то, что творится в твоем сердце.
      – Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
      Он только улыбнулся:
      – Надеюсь, тебе понравятся стихи.

      Бэзил собирался читать свои стихи в первый раз. Он обнаружил, что эта перспектива странным образом влияет на его нервную систему. Это была не работа, а просто намерение прочитать собственные стихи перед несколькими англичанами, которые, возможно, одобрят его работу, а возможно, и нет. Женщины одобрят, насчет мужчин он не был уверен.
      И все же это была честь, от которой нельзя было отказываться. Чтобы придать себе смелости, Бэзил расхаживал по комнате, служившей ему кабинетом, и тренировался, читая вслух. Его беспокоил акцент.
      Аннализа появилась на пороге, как будто откликнувшись на его состояние. Она принесла корзину с рукоделием.
      – Тебе нужна аудитория? Я не понимаю по-английски, но могу по крайней мере присутствовать.
      Она улыбалась сердечно и мягко. В этой слишком юной девушке было что-то, что ему очень импонировало, – глубокая безмятежность, окутывавшая ее подобно свету. Куда бы она ни шла, покой следовал за ней вместе со всевозможными домашними животными. Как раз сейчас вокруг ее ног крутился толстый серый кот, а лопоухая собака, слишком старая для охоты, хромала за ней на больных артритом лапах, ожидая, пока она сядет.
      Этот ребенок был очень красив. Аннализа любила простые, скромные платья, скрывавшие ее чувственные формы, и всегда покрывала темные волосы чепцом. Бэзил уговорил ее снимать его, когда они шли куда-нибудь.
      Несмотря на кроткую улыбку, он заметил тени, образовавшиеся под ее глазами. Она ненавидела Лондон, шум, его жителей, их язык и привычки, смущавшие ее. Бэзил почувствовал вину и раздражение одновременно.
      – Что ты сегодня шьешь? – вежливо поинтересовался он.
      – Я всего лишь вышиваю носовые платки. – Она достала из корзинки квадратный кусок тонкого полотна. – Фиалки.
      – Очень красиво.
      – Мне остаться или уйти?
      Он поколебался.
      – Останься, пожалуйста.
      Бэзил указал на кресло у окна, освещенное солнцем.
      – Спасибо. – Она улыбнулась, в ее улыбке была мудрость, хотя она и была очень молода.
      – Не за что.
      Она сложила руки на коленях.
      – Можешь шить, если хочешь.
      – Нет-нет, я буду слушать очень внимательно.
      Бэзил улыбнулся, думая, что нуждается не во внимательном слушателе, а в публике, чтобы привыкнуть к звуку собственного голоса. Он открыл книгу и начал читать первые строчки, поначалу не задумываясь над значением слов, а лишь пытаясь услышать, как при чтении звучит его акцент, сосредоточиваясь на трудных согласных звуках.
      Бэзил начал двигаться вокруг большого костра и вдруг ощутил Кассандру в каждом слоге стихов. Он почувствовал себя погруженным в ее аромат, как это случилось той ночью. Это ощущение было настолько сильным и ярким, что Бэзил остановился, ошеломленный силой воспоминаний: он вспомнил ее лицо, такое бледное и ошарашенное, когда в опере перед ней разверзлась зияющая бездна.
      Бэзил ни о чем не задумывался. Теперь это его испугало. Ничего не изменилось с тех пор.
      И в то же время изменилось все.
      Здесь, в кресле, сидела его жена, послушная и тихая. Она была не женщиной, которую он мог бы желать, как надеялся, а невинным ребенком, вызывавшим в нем потребность защищать. Эта поэма, если говорить точнее, была не поэмой о любви, а лишь данью той ночи, изображенной так, как он видел ее глазами Кассандры. Но Бэзил сомневался, что стоило ее читать, даже если Аннализа не понимает ни слова.
      Он поднял голову от страницы:
      – Прости, мне что-то не хочется этим заниматься.
      Ее большие синие глаза смотрели на него тихо и терпеливо.
      – Мне нравилось, как это звучит. Когда ты читал, это было похоже на песню, исполненную любви.
      Бэзила обуял стыд. Он склонил голову и отвернулся.
      – Бэзил, не надо стыдиться любви ни в чем. Ведь это – величайшее благословение Божье, правда?
      – Или проклятие, – пробормотал он.
      – Я не расслышала.
      Он покачал головой:
      – Нет, ничего.
      Бэзил слегка нахмурился:
      – Ты совершенно уверена, что не хочешь сопровождать меня сегодня вечером?
      – Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?
      Ее волнение выдали руки – Аннализа скрутила свое рукоделие в тугое кольцо.
      – Аннализа, ты должна научиться говорить, что ты думаешь обо мне. Я не буду возражать. Если тебе что-то не нравится, просто скажи об этом.
      Она задумалась.
      – Мне бы хотелось быть там только ради того, чтобы поддержать вас, сэр. По правде говоря, мне очень не нравится этот город.
      Бэзил кивнул:
      – Тогда останься здесь и займись чем тебе будет угодно. Надеюсь, я справлюсь самостоятельно.
      – А я тебя не подвожу?
      – Нет, – искренне ответил он. – Я бы избавил тебя от всего этого.
      – Да, я знаю.
      Снова успокоившись, она разгладила материю, которую держала в руках, и ободряюще улыбнулась ему.
      – Пожалуйста, продолжай репетировать. Это – самое меньшее, что я могу сделать, – сказала она.
      Аннализа подумала, что он очень великодушен. Бэзил ощутил в происходящем горькую иронию. Но сегодня вечером ему придется общаться с большим количеством народа, и желательно, чтобы это общение прошло хорошо, поэтому он вздохнул и начал читать. В этот раз он позволил эмоциям полностью овладеть собой, его язык ласкал звуки, в которых была Кассандра. Все это было написано для нее. И он прочтет это для нее сегодня вечером.
 
      Кассандра отнесла сборник стихов Бэзила в гостиную, туда, где так часто читала его письма, и распорядилась подать чай.
      Она стояла в ожидании чая у высокого широкого окна и держала книгу в руках, ощущая боль от близости к словам, которые были поначалу написаны его изящным наклонным почерком. Тем самым почерком, который однажды изменил ее судьбу. День, в который она получала письмо от Бэзила, просто не мог быть плохим.
      «Ночь огня». Она вдохнула и выдохнула. Это необычный оборот, необычное торжество. Поэтому он так и назвал свои стихи.
      Кассандра так же назвала свое эссе.
      Она очень много работала с того момента, как вернулась. Посвятила много времени переводу Боккаччо и изучению других форм письма, отваживаясь использовать те из них, которые до этого считала недоступными для себя. Ощущала все по-своему, стараясь понять, что именно изменилось в ней самой и в ее работе. Она ощущала в себе прилив храбрости, когда переходила на новую страницу, и поэтому нравилась самой себе гораздо больше. Женщина, которой она была раньше, казалась ей тенью, боявшейся яркого дневного света.
      Разумеется, она писала об Италии. Кассандра долго ощущала подавленность, и это занятие было самым лучшим укрепляющим средством. Она писала о Венеции как о соблазнительной куртизанке – именно так назвал ее Бэзил. Ей понравился этот город. Даже переживая глубокое горе, она почувствовала его неотразимый шарм.
      Еще Кассандра написала эссе о восхитительном необыкновенном празднике и назвала его «Ночь огня». Его опубликовали только на прошлой неделе в числе других эссе о путешествиях. Ее знакомые прочтут его одновременно со стихами Бэзила.
      Она издала тихий испуганный возглас и прислонилась к стеклу. Все прочтут и то и другое и всё поймут. Если в его сборнике есть стихи о любви, весь Лондон поймет, кому они посвящены. Мысль о таком страшном посягательстве на личную жизнь оскорбила ее.
      В комнату вошла Джоан с подносом, и Кассандра торопливо выпрямилась.
      – Поставь на стол, – приказала она.
      – Вы просили только чай, но повариха прислала еще несколько ячменных лепешек. Она сказала, что вы мало поели.
      Кассандра улыбнулась:
      – Я почувствовала, что мне очень хочется оливок. Тебе их тоже не хватает?
      Джоан удивленно взглянула на нее. Кассандра никогда не спрашивала о чужих тайнах и не рассказывала о своих.
      – Да, время от времени, – осторожно ответила Джоан.
      – Мне там понравилось. Мне бы хотелось когда-нибудь вернуться туда, – тихо проговорила Кассандра, глядя на горизонт.
      Джоан стояла у двери, нервно переминаясь с ноги на ногу. Кассандра отпустила ее:
      – Спасибо, Джоан.
      Кассандра никак не решалась раскрыть книгу. Она отнесла ее к столу, налила чаю и положила в дымящуюся чашку лимон и сахар. Она сделала глоток, надеясь, что это придаст ей смелости, но лишь обожгла губу.
      Кассандра достаточно осмелела во время путешествий, но, как оказалось, осталась трусихой, когда дело дошло до эмоций. Она держала книгу на коленях, крепко сжимая ее пальцами, и вспоминала разговор, который произошел у них с сестрой в этой самой комнате. Кассандра предостерегала Адриану от слишком сильных чувств, от страсти, уже не раз приводившей сестру на край гибели. Разумеется, Адриана не слушала – похоже, она была просто не способна жить без страсти.
      До сегодняшнего дня Кассандра считала достаточно привлекательными интеллектуальные обоснования, и если бы она только обратила внимание на собственные предостережения, то ей не пришлось бы теперь сидеть и переживать боль, ужас и мучительное ожидание.
      Променяла бы она безопасность на необычайные перемены, понимание которых пришло к ней от Бэзила? Изменила ли бы она хотя бы мгновение из того времени, что они провели вместе?
      Нет. Кассандра была достаточно честна. Она любила его в его письмах, еще больше – во плоти. Она могла любить его всегда.
      По всем этим причинам и еще ради собственного сердца, которое сегодня истекало кровью и было переполнено печалью, Кассандра просто не могла раскрыть книгу. Пока не могла.
      Она держала ее, слегка дотрагиваясь, довольная тем, что знает, что его, как и ее, изменила их встреча; довольная тем, что этой книги не существовало бы, если бы она не приехала в Тоскану. Эта книга появилась в те чистые и прекрасные дни. Ей не в чем было упрекнуть себя.
 
      Чтение на публике прошло удивительно хорошо. Бэзил понял это чуть позже, когда стоял, слегка ошеломленный, в окружении почитателей. Джордж Джеймс – тот самый писатель, по чьему приглашению Бэзил приехал в Англию, – стоял в стороне и улыбался. Он слегка кивнул Бэзилу, и Бэзил улыбнулся в ответ. Внимание было достаточно опьяняющим, он отвечал на многочисленные вопросы весело, с изрядной долей остроумия, чем заслужил одобрение окружающих.
      Когда ряды его доброжелателей слегка поредели, к нему подошел какой-то мужчина. У него были золотистая кожа, высокие скулы и чуть раскосый разрез глаз. Его внешность напомнила Бэзилу то время, когда он путешествовал по Испании, но его язык свидетельствовал о том, что перед Бэзилом – джентльмен, рожденный и воспитанный в Лондоне.
      – Браво, – с улыбкой проговорил он, – мне очень понравилось.
      Бэзил наклонил голову:
      – Благодарю вас.
      – Несколько человек собираются отправиться в салон моей сестры. Я знаю, что она будет в восторге, если вы придете с нами.
      В миндалевидных глазах этого человека было нечто странное – то ли любопытство, то ли задумчивость.
      – Вы не хотели бы присоединиться к нам? Время от времени там собирается кое-кто из самых талантливых людей города.
      Бэзил смерил этого человека ответным взглядом, думая, не затевается ли тут какая-то шутка.
      – А вы?..
      – Ах, простите! Гэбриел Сент-Ивз, сэр. Мою сестру зовут леди Кассандра Сент-Ивз, вы можете узнать о ее салоне от кого угодно. Уверяю вас, ее все хорошо знают.
      Бэзил молча смотрел на этого человека, остальной мир перестал для него существовать. Гэбриел – это, наверное, тот самый брат, которого чуть не украли работорговцы. Бэзил подумал, что брат и сестра похожи, хотя брат и был менее скованным, чем сестра. Бэзил почувствовал в Гэбриеле ту же настороженность, какую он часто замечал в Кассандре.
      Бэзил подумал о причинах, по которым ему не стоит никуда ходить, о том, что ему следует избегать соблазна, но у него не было сил бороться с искушением. Он только посмотрит на нее, а потом извинится и уйдет.
      – Это большая честь для меня, сэр. Благодарю вас.
 
      Они вышли из кареты на Пиккадилли, по тому самому адресу, который когда-то доставлял Бэзилу огромную радость при одном только взгляде на конверт. Было ровно девять – церковный колокол как раз отбивал время, когда Сент-Ивз приказал кучеру остановиться.
      Бэзил воспользовался возможностью осмотреть дом. Высокий и узкий, с невысокой лестницей, он был точной копией дома, находившегося на другой стороне улицы. В нем было три высоких этажа с большими окнами, выходившими на улицу и показавшимися Бэзилу совершенно в английском стиле – правильными и опрятными. Он ожидал от Кассандры чего-то другого.
      А может быть, и нет! Он вспомнил ее спокойствие, уравновешенность, самообладание и неприятие экстравагантности и улыбнулся.
      – Вы готовы? – поинтересовался Сент-Ивз, постукивая по мостовой резной тиковой тростью.
      Бэзил кивнул, и они поднялись по лестнице. Слуга открыл дверь и принял у них шляпы и пальто. В прихожей пахло корицей.
      – А, миссис Хейс приготовила свой знаменитый винный пунш, – одобрительно произнес Сент-Ивз. Он с наслаждением вдохнул и отпустил знаком слугу. – Спасибо, я знаю дорогу.
      Бэзил услышал голоса, смех и даже музыку, доносившиеся откуда-то сзади. Коридор был хорошо освещен, и он мельком заметил комнату, обставленную тяжелой мебелью из темного дерева, в которой явно нечасто убирались. Одну из стен коридора украшал золотистый пейзаж – группа деревьев и замок, расположенные далеко на холме.
      При виде этой картины Бэзил почувствовал небольшое облегчение. Ее вещи. Ее комнаты. Было так просто увидеть, как она живет. Ему нравились небольшие цветовые пятна, использованные ею в обстановке, – всплеск красного в стеклянном кувшине, яркая желтая картина в темном углу.
      Вдруг сзади донесся разноголосый смех. Его сердце предостерегающе сжалось. Ему не надо было приходить. Это было нечестно. Это было…
      Но его увлекли в салон прежде, чем он успел отступить, извиниться, да и какое извинение он мог придумать? Комната была ярко освещена. Стены были голубыми с белым отливом. У окна в горшке пышно цвело огромное растение с белыми цветами и темно-зелеными листьями в форме удлиненного сердца. Мебель была обита скромным, но ярким материалом.
      Бэзил ожидал, что увидит ее, как только войдет в комнату, но там было слишком много народу. Дюжины две гостей или даже больше сидели и стояли маленькими группами. У открытых стеклянных дверей, за которыми виднелся сад, стоял мужчина и курил трубку. Когда Гэбриел задержался у двери, явно оценивая собравшихся, Бэзил остановился вместе с ним.
      Ее салон. Насколько часто они его обсуждали? Она постоянно писала об этих сборищах, занимательно рассказывая ему о платье женщины, которая надела его, чтобы вызвать ревность любовника, или о протесте по поводу памфлета, прибывшего контрабандой из Франции. Живя уединенно на своей тосканской вилле, оторванный от товарищей по университету, Бэзил завидовал этим сборищам.
      Он увидел на подставке картину в узкой деревянной раме: изображение обнаженной куртизанки с рыжими волосами, расположившейся на диване в стиле барокко; ее тело было пышным и нежным. Длинная рука касалась груди, как будто приглашая, проницательная улыбка скрывалась в уголках губ. Бэзил ухмыльнулся, вспомнив, что пытался шокировать ее, посылая ей эту картину. Смущенный воспоминаниями, он увидел теперь на картине саму Кассандру и снова обратил внимание на собравшихся, делая еще одну попытку найти ее.
      Здесь не было той пышности, которую ожидал увидеть Бэзил: фатов и красавиц в атласе и парче он не заметил. Люди были одеты достаточно просто: большинство мужчин в темных камзолах, одежда из простой ткани и сношенная обувь. Женщины были одеты также скромно: никаких смелых декольте, никаких ошеломляюще дорогих украшений, никаких нелепых причесок. Это были ученые и «синие чулки», зависевшие от собственного ума, великодушия покровителей и капризов публики.
      Было и несколько исключений: высокий мужчина с непередаваемо благородным выражением лица, красивая брюнетка в рубиновом шелковом платье, демонстрировавшая огромную грудь мужчинам, столпившимся у ее кресла. Сент-Ивз, находившийся рядом с ним, тоже выделялся своей элегантностью. Он заметил, как Бэзил внимательно рассматривает женщину, одетую в красный шелк.
      – Она восхитительна, не правда ли? Это актриса.
      Бэзил кивнул без особого интереса. Изо всех этих лиц он жаждал увидеть только одно. Вдруг рядом с ним кто-то расхохотался. Бэзил повернулся, и люди расступились, открывая Кассандру.
      Он застыл как вкопанный. Она перекидывалась шутками с мужчиной, не желавшим ее отпускать, и не видела Бэзила. У него еще было время сослаться на зубную боль или проблемы с желудком.
      Но Бэзил не двинулся, он просто не мог этого сделать. Он впитывал ее смех, ловил быстрый, нетерпеливый жест, которым она убрала прядь волос. Мужчина сказал ей на ухо какую-то остроту, и Бэзил подумал, что это, может быть, распутник. Боже! Ревность жалит глубоко! Кассандра осуждающе подняла бровь и слегка хлопнула собеседника веером. Бэзил успел заметить разочарование, отразившееся на лице мужчины, когда она прошмыгнула мимо него, завершив разговор.
      У него еще было время повернуться, прийти в себя и удалиться.
      – А, вот она где! – Рядом с ним стоял Сент-Ивз. – Кассандра! – Он приветственно поднял руку.
      Она взмахнула юбкой и проворно повернулась. Большой красный камень, гранат густого цвета, переливался темным на фоне ее соблазнительной белой груди. Капля крови. Она улыбнулась брату. Только тогда Кассандра увидела Бэзила.
      Он заметил недолгое, не больше чем полусекундное колебание, прежде чем она прищурилась и подняла голову. Ее губы сурово сжались. Она подошла к ним, оставаясь необычайно спокойной. Встав на цыпочки и поцеловав брата в щеку, она отступила, избегая взгляда Бэзила.
      – Кассандра, раз уж ты не могла присутствовать на сегодняшнем вечере, я привез тебе поэта. Это граф ди Монтеверчи.
      – Мы знакомы, Гэбриел. Я уверена, ты догадался об этом, – ответила она.
      В ее темных глазах был лед. В ее взгляде, обращенном к Бэзилу, не было ни искорки тепла.
      – Добрый вечер.
      Сент-Ивз издал короткий тихий смешок, полный озорства и чего-то еще, чему Бэзил не нашел названия.
      – Правда? Ты мне не рассказывала, сестричка.
      – Мой брат – большой шутник, когда ему это удобно, – спокойно заметила Кассандра. – Надеюсь, вас не напугало наше общество.
      – Совсем нет, – ответил Бэзил и важно наклонил голову. – Я надеялся, что вы уделите мне несколько минут.
      – Конечно. – Она взяла его под руку. – Не прогуляться ли нам по саду?
      – Не занимайте его слишком надолго, – сказал мужчина где-то у локтя Гэбриела. – Вы ведь прочтете нам что-нибудь, не правда ли?
      Бэзил вопросительно взглянул на Кассандру, но она сурово молчала. Ему оставалось только согласиться.
      – Конечно, – проговорил он, слегка поклонившись. – Это будет большой честью для меня.
      Они отправились в сад в полном молчании. Бэзил не знал, как говорить с ней, не имея возможности узнать ее чувства. Еще хуже было то, что он не знал, что именно собирается сказать.
      В неловком молчании они шли от дома при неярком свете полной луны. Ее юбки касались его лодыжек. Луна освещала ее плечи, молочно-белые и абсолютно гладкие. Внезапно у Бэзила закружилась голова. Он остановился, положив руку поверх ее пальцев, туда, где они покоились на его локте.
      – Я тебе писал.
      – Я знаю.
      Она была не в силах смотреть на него. Кассандра просто стояла рядом, рассматривая что-то находившееся слева от них. Она резко отвернулась и – заговорила рассудительным тоном:
      – Все было кончено, я не видела смысла в нашей переписке.
      Он обиженно вздохнул:
      – Кассандра…
      – Нет! – Это слово причиняло боль. – Не надо ворошить прошлое, все кончено. Я успокоилась, думаю, что ты тоже, с этого момента мы просто будем жить дальше.
      – Успокоилась?
      Бэзил вспомнил, какой несчастной она была в опере, когда убегала от него по ступенькам.
      – Да.
      Он не думал, что она может лгать с таким хладнокровием. Разумеется, это было ей свойственно. Как же иначе она смогла бы достигнуть столь многого в мире, где господствовали мужчины?
      – Тебе было легко, Кассандра?
      Она подняла голову, и на мгновение он увидел, как в них всколыхнулась нежность. Потом она вдохнула и выпрямилась.
      – Нет, – отчетливо произнесла она. – Это было… это… это было ужасно.
      – Я отправил в Англию человека с письмом, когда ты не ответила.
      Он протянул к ней руку. Она уклонилась.
      – Я не поехала домой. Я отправилась в Венецию и провела там Рождество, к тому времени ты уже женился.
      Венеция… Его пронзила внезапная боль.
      – И что ты подумала о ней?
      Его вопрос, заданный мягким голосом, взволновал ее как ничто другое. Он услышал тихий вздох, даже когда Кассандра отступила от него.
      – Она напомнила мне, что страсть может быть интеллектуальной и что женщина не должна терять благоразумия, если хочет выжить.
      Бэзил не смог сдержать скептического смеха:
      – Не Венеция научила тебя этому!
      Он вспомнил то, на что опиралась их дружба и что он сейчас мог использовать.
      – Ты, должно быть, была в каком-то другом городе.
      Кассандра вскинула голову:
      – Все мы видим то, что хотим видеть.
      Лунный свет омывал ее покатые плечи, и Бэзилу страстно захотелось положить на них руку, еще раз почувствовать тепло ее тела. Но вместо этого он сцепил руки в замок за спиной. Ему не хватало друга.
      – Должно быть, Венеция произвела на тебя глубокое впечатление, если ты не хочешь мне рассказывать о том, что она дала тебе, – ответил он, придав своему голосу соответствующее случаю веселье.
      Она устремилась вперед, но потом решительно повернулась к нему лицом.
      – То, что когда-то было между нами, умерло, Бэзил. Я согласна быть любезной по отношению к тебе, если ты будешь сдержанным, но только если ты не будешь говорить со мной или пытаться оживить мои умершие чувства.
      Теперь Бэзил видел, что именно она пытается скрыть, – об этом свидетельствовали слезы, блестевшие в ее глазах, и то, как взволнованно поднималась ее грудь. Ее пальцы были сжаты так крепко, что казалось чудом то, что они до сих пор не сломаны. Он долго смотрел на нее, его тело горело от желания, превращавшего в насмешку его попытки возродить их дружбу. И то, что могло бы быть в данный момент между ними, лучше, чем совсем ничего.
      – Нам больше не быть любовниками, это верно, – сказал он. – Но это не убивает любовь. То, что было между нами, бессмертно.
      Она цинично фыркнула:
      – Только поэт может поверить в такой идиотизм. Бессмертной любви не бывает.
      – Говори что угодно, я знаю тебя, Кассандра.
      – Бэзил, ты женат! Я не хочу становиться участницей предательства.
      Бэзил разволновался:
      – Но мне не хватает моего друга, не забирай у меня и это.
      – Мы не можем быть друзьями, Бэзил.
      Кассандра закрыла глаза и покачала головой. Он ждал, зная, что она через мгновение поднимет голову и будет сильнее. Так и случилось.
      – Боюсь, что если ты в дальнейшем захочешь посещать мои салоны, в чем я уверена, я должна просить тебя брать с собой жену, в противном случае я не смогу принимать тебя, – произнесла она, смотря ему прямо в глаза.
      Она направилась к двери.
      – А теперь я должна идти. Я передам твои извинения.
      Бэзил насмешливо поклонился:
      – Как вам угодно, мадам.
      Он ждал, пока она гордо шествовала рядом с ним. Да, они были друзьями. Она и Аннализа могли бы стать подругами. Это была дурная страсть, но он возобновил бы дружбу с Кассандрой. Простой разговор с ней облегчил его печаль по поводу ее отъезда, облегчил так, как ничто другое.
      Он вернется сюда с женой, милой изящной Аннализой, которая не говорит по-английски. Кассандра будет вынуждена по доброте душевной говорить с ней по-итальянски. И может быть, Кассандра начнет замечать…
      Что? Что этот ребенок никогда не должен был выходить замуж? Что где-то должен быть ответ, как покончить с создавшимся положением, делавшим их всех такими несчастными?
      Нет. Они обе нравились ему, и Бэзил думал, что они понравятся друг другу. Аннализа обретет родственную душу в этой холодной туманной стране.
      Бэзил почувствовал то же самое непонятное дурное предчувствие, как в тот момент, когда впервые увидел Кассандру. В этом крылась какая-то опасность, которой он не понимал.
      Направляясь к калитке в стене, он нахмурился, пытаясь понять причину происходящего. Что же он накликал? Что за катастрофа разразится, если он пойдет по этому пути?
      На улице Бэзил остановился и взглянул на луну, подобно Меркуцио. Она лишь бесстрастно взглянула на него в ответ, не раскрывая никаких секретов. Не смерть ли ожидает его в конце пути?
      Бэзил оглянулся, чтобы еще раз взглянуть на дом, и увидел в окне второго этажа силуэт женщины, освещенный мерцающим светом свечи.
      Она закрыла лицо руками, и Бэзилу не требовалось освещение, чтобы понять, что это была Кассандра. Он знал изгиб этой шеи и движения этих рук. Он прочел в ее позе отчаяние и чуть было не взобрался на ближайшее дерево, чтобы добраться до нее.
      Перед его глазами возникла яркая картина: то утро, когда она вертелась в его комнате, обнаженная, радующаяся солнечным лучам, гладившим ее кожу. Он готов был отдать жизнь за то, чтобы вернуть ей эти мгновения, в которые она не знала печали.
      Кассандра резко пошевелилась, широко шагнув на железный балкон.
      Бэзил спрятался в тень, которую отбрасывало дерево. Он оперся о ствол, взглянул на нее сквозь ветки и почувствовал, что стал ближе к ней в тот момент, когда она протянула руку, сорвала лист и стала теребить его в руках.
      Кассандра была его самым близким другом в целом мире. Он не сможет жить без нее. Улыбаясь, Бэзил поцеловал пальцы и прижал их к стволу, посылая ей таким образом свою любовь. Насвистывая, он направился домой, наконец почувствовав бодрость и обретя хоть какую-то ясность.

      Аннализа не смогла бы объяснить, почему она проснулась. Вообще на ее сон благотворно действовала прохлада мягкого воздуха Англии. Именно это ей больше всего понравилось в чужой стране.
      Климат казался ей более мягким, непохожим на итальянскую жару.
      Было очень поздно, наверное, недалеко до рассвета, потому что в каком-то укромном месте пел черный дрозд, его пение было печальным и в то же время прекрасным. Аннализа накинула халат и открыла окно, выходившее в сад, чтобы разглядеть птицу, но та пряталась где-то под покровом темноты.
      Она не ощущала усталости, а лишь с удивлением поняла, что проголодалась, и решила, что ее день начнется прямо сейчас с шоколада – еще одной вещи, которая ей понравилась в этом мирском обиталище. Специально для нее повар изготавливал нежные булочки.
      Аннализа не стала заниматься своим костюмом в такой ранний час. Даже слуги еще не проснулись. Спускаясь в шлепанцах по лестнице, покрытой ковром, она почувствовала себя слегка испорченной и странно добродетельной одновременно. Как всегда, ее сопровождали собака и кот. Они, казалось, не возражали, когда она вдруг вернулась обратно. Иногда Аннализа думала, что их преданность очень похожа на преданность людей Богу. Или, может быть, даже Бога людям. Ей нравилась эта послушная вера, она всегда ощущала, когда на нее снисходило легкое благословение.
      Из кабинета, в котором Бэзил проводил так много времени, на ковер в холле падал свет. Тихо, не желая ему мешать, она подошла к двери и заглянула туда. Как уже случалось не раз, Аннализа увидела, что Бэзил спит, склонившись над своей работой. Мягко улыбаясь, она вошла в комнату и вынула перо из его пальцев, запачканных чернилами. Он не пошевелился.
      Даже во сне он выглядел беспокойным, и Аннализе захотелось узнать, в чем причина его боли, и облегчить ее. С тех пор как они приехали в Лондон, эта боль усилилась, и она подозревала, что причиной тому была женщина.
      Если это так, если он любил другую женщину, то их брак был даже большим грехом, чем она думала. За эти месяцы Аннализа привязалась к нему, но не испытывала плотской любви. Подобные вещи не были частью ее натуры, а Бэзил ни на чем не настаивал.
      Он много и упорно работал, Аннализа видела, как его четкий изящный почерк покрывает страницу за страницей, сокращает стихотворные строчки, составляя на бумаге прекрасный волнистый узор. Ей очень хотелось прочитать их, но он писал только по-английски. Может быть, со временем она смогла бы присутствовать на чтении вместе с ним и кто-нибудь смог бы сделать для нее перевод на итальянский язык. Аннализа не хотела просить об этом самого Бэзила.
      Она отстраненно подумала, что он очень красив. Густые черные локоны, яркие губы и густые ресницы придавали ему сходство с архангелом. Его руки, изящно изогнутые и элегантные, были произведением искусства. Она подумала, что, пожалуй, способна даже солгать ради него, ради того, чтобы облегчить ему жизнь. И все же не могла даже думать об этом без содрогания.
      И честно говоря, он сам, наверное, не захотел бы этого. С самого начала Бэзил никогда так не волновал ее.
      До их брачной ночи Аннализу интересовало лишь собственное отчаяние. Он молча уложил ее в свою кровать, но она заметила его глубокую печаль. Они оба были пешками, судьба каким-то немыслимым образом объединила их.
      Теперь Аннализа жаждала понять его отчаяние. Именно отчаяние заставляло его писать иногда всю ночь напролет о том, о чем он не мог говорить. Она взяла одеяло, лежавшее в углу, и набросила ему на плечи, погасила пальцами свечу и закрыла за собой дверь.
 
      Кассандра принесла чашку с шоколадом в гостиную и села у письменного стола в этой уютной и спокойной комнате. Через окна в комнату лился солнечный свет, падавший на белые цветы гардении, которую она выкрала из оранжереи их семейного дома. Единственным человеком, который мог бы это заметить, был ее двоюродный брат Леандер, но лишь небесам было известно, когда он вернется.
      Она утащила растение после возвращения из Италии, когда зима казалась ей бесконечной, когда солнечный свет страны, которую она так полюбила, был очень далеко. Этим утром, в тот момент, когда яркий солнечный свет озарил темные блестящие листья, подчеркивая при этом тяжелый аромат цветов, Кассандра почувствовала странную жажду.
      Как она ни старалась забыть дни, проведенные в Тоскане, воспоминания никак не хотели оставлять ее. Разволновавшись, она вспомнила о дорожных заметках «Ночь огня».
      Раньше она часто использовала в качестве псевдонимов мужские имена – иногда по настоянию издателя, иногда для избежания проблем с публикацией. Но это эссе было опубликовано под ее настоящим именем. До этого она не стремилась писать именно как женщина, а теперь это забавляло ее. Как раз сейчас публика сходила с ума от путевых заметок, и книге был обеспечен успех.
      Кассандру удивило то, что на ее работу просто посыпались рецензии – несколько от предсказуемых насмешников мужчин, попечителей влиятельных литературных кругов, но большинство критиков высоко оценивали ее работу. Кассандра была польщена этим и начала раздумывать над тем, не совершить ли ей еще несколько путешествий и не продолжить ли работу в этом направлении.
      Все же Бэзил выбрал крайне неудачный момент для того, чтобы появиться на поэтическом небосклоне. Ее брат Гэбриел быстро сделал соответствующий вывод, хотя и не без ее помощи.
      Внутреннему взору Кассандры предстала картина: Бэзил – такой, каким она видела его вчера вечером, стоящий в саду, его волосы собраны в изящный хвостик. Лунный свет освещал его локоны и застревал в них, двигаясь вдоль широких бровей, и мягко спадал с его римского носа. Его пылающие глаза, живые и полные решимости.
      – О Боже! – прошептала она.
      Даже после его ухода у нее несколько часов тряслись руки. Ей хотелось быть воплощением благоразумия, но она выглядела в этой роли просто жалко.
      Прищурившись, Кассандра взяла перо и, сильно нажимая на него, написала в дневнике:
 
       Я не позволю ему стать причиной моей гибели. Я зашла слишком далеко и узнала слишком много. Я, женщина, завоевала положение в мужском мире, и я не могу позволить мужчине уничтожить все, что я сделала. В то время мне улыбалась удача, и в те неосторожные дни я не задумывалась о ребенке, позволяя себе вновь наслаждаться собственной чувственностью.
       Какая женщина не поддалась бы очарованию тех дней? Солнцу, сочным цветам пейзажа и чувственной красоте самого мужчины? Я всего лишь человеческое существо. Я оказалась во власти собственных чувств.
       Я не раскаиваюсь в этом сейчас и никогда не буду раскаиваться впоследствии. Даже теперь я не могу сожалеть о том, что он так легко подарил мне себя, свой мир и даже более.
       Если честно, я знаю, что в те волшебные дни мы нашли там истинную и большую любовь. Хотя было бы проще назвать это магией страны, но это будет неправдой. Мы обрели гармонию: совершенное соединение сердец, умов и тел. Мне жаль, что жизнь не позволила этому совершенному союзу стать брачным, но, в конце концов, именно таким и должен быть брак.
       Все было бы по-другому, если бы он женился до нашей с ним встречи или если бы между ними существовали настоящие чувства. Невозможно представить, чтобы благородный Бэзил злоупотребил таким доверием. Напротив, мы все, Бэзил, я и эта девочка, которая хотела быть только монахиней, являемся жертвами политики – другого вида брака.
       Именно поэтому я не собираюсь раскаиваться и ни на мгновение не забуду те прекрасные часы. Я буду радоваться каждому дню, вспоминая о его подарке, буду помнить каждый день, что отпустила его потому, что так было лучше всего для него. Он бы не перенес явления ему матери и братьев.
       В конечном счете, честь не привилегия мужчин.
 
      Кассандра остановилась, чувствуя себя сильнее, мудрее и смелее, а затем продолжила:
 
       А сейчас я должна постоянно работать ради сохранения этой чести, работать каждый день, каждый вечер. Может быть, мне стоит написать Фебе и пригласить ее навестить меня. Или даже обсудить с Джулианом возможность приезда Офелии и Клео и их представления ко двору. Уже пора думать о том, как выдать их замуж.
       Да, это неплохая мысль.
 
      – Миледи? – Джоан просунула голову в комнату. – Там пришел какой-то джентльмен, он говорит, что непременно должен вас увидеть сегодня утром. Это мистер Уиклоу. Вы его примете?
      Роберт. Кассандра задумалась. Этот наследник известного торгового дома недавно был у нее в салоне вместе с Джулианом. Высокий, внешне привлекательный и изысканный в разговоре – его родители, выбившиеся в свет, не пожалели сил на его воспитание, – он был прекрасным дополнением ее салона, поэтому Кассандра убедила его в том, что он может приходить к ней, когда ему вздумается.
      Теперь же Роберт решил прочно обосноваться здесь. Совсем не потому, что его интересовал мир образованных людей, а потому, что он был совершенно очарован Кассандрой. Она не поощряла его, хотя и не отваживала. Его внимание действовало на ее израненную душу как бальзам. Он смешил ее. Он был любезен. У него были хорошие манеры. Он был приятным собеседником. Кассандра осознала, что он появился очень вовремя в это грустное утро.
      – Пошли его ко мне, Джоан. Я уже почти закончила.
      Она аккуратно отложила исписанные листы и встала, чтобы приветствовать посетителя.
 
      Довольная тем, что этим утром здравый смысл взял верх над эмоциями, Кассандра согласилась на предложение прогуляться по парку. Роберт развлекал ее рассказом о сентиментальной и смешной дуэли, произошедшей прошлым вечером после того, как закончилась опера. Он весело болтал об их общих знакомых. Его замечания были острыми и озорными. Кассандра смеялась над его шутками.
      – Сэр, как я могу не сожалеть о том, что вы не посещаете мой салон, если вы приносите мне такие забавные рассказы?
      – Да, я понимаю, мне надо было быть здесь прошлым вечером потому, что я упустил того живого поэта, который просто очаровал литераторов, – ответил Роберт.
      Он шевельнул бровями, всем своим видом выражая насмешку.
      – Я в полном отчаянии от услышанного.
      Кассандра усмехнулась, удивляясь тому, как легко он притворился.
      Роберт совершенно не интересовался поэзией, считая ее чем-то надуманным, для этого его мир был слишком реален.
      – Вы мало что упустили.
      – Он прочел что-нибудь?
      – Нет.
      – И его так просто отпустили?
      – Думаю, у него была другая договоренность, – ответила Кассандра.
      Она держала его под руку, когда они шли, наслаждаясь первыми весенними цветами и свежей зеленью окрестностей. По тропинкам прогуливалось много людей, привлеченных приятной погодой, и Кассандра весело кивнула в сторону матери семейства с маленьким ребенком.
      – Мне нравится это время года, – прокомментировала она, надеясь таким образом сменить тему.
      Но Роберт словно не слышал ее слов.
      – Ему, наверно, нужны были серьезные основания, чтобы все отменить. Это все эмоции. Думаю, это уже слишком.
      – Ой! – Кассандра моргнула, чтобы унять подергивавшееся веко. – Значит, вы читали его книгу?
      – Разумеется, не хотелось показаться болваном. – Он криво усмехнулся. – А вы?
      – Еще нет.
      – По-моему, там все слишком тщательно описано, хотя, думаю, дамам это понравится.
      – Значит, это любовная поэзия?
      Может быть, если она сможет таким образом узнать достаточно много, ей не придется ничего читать самой.
      – Сонеты и тому подобное?
      Он поджал губы в задумчивости:
      – Не стихи о любви или, во всяком случае, не совсем. Сонеты посвящены природе, праздникам и сливам.
      Кассандра тут же разволновалась от слишком живого воспоминания.
      – Сливам? – повторила она. Это прозвучало довольно иронично.
      – Должен вам сказать, что тот сонет мне понравился. Он живой.
      Кассандра взмахнула ридикюлем:
      – Что ж, думаю, скоро в моду войдет новое лицо. Публика очень переменчива, особенно, когда речь заходит о поэтах.
      – О да! Этот собрат Овидия просто невыносим.
      Она рассмеялась, внезапно обрадовавшись тому, что согласилась на прогулку с ним.
      – Мне нравится ваше общество, мистер Уиклоу. Я все время чувствую себя так, как будто вы сдули паутину с моих слишком серьезных мозгов. Благодарю вас!
      Возникла легкая пауза.
      – Мне бы хотелось, чтобы вы и дальше радовались этому, Кассандра.
      Она подняла глаза, скрывая тревогу за веселой улыбкой.
      – Что же я могу еще предложить? – спросила Кассандра довольно грубо.
      Он не улыбнулся, а лишь серьезно посмотрел на нее.
      – Я не делал секрета из моего увлечения вами, но если не учесть те небольшие знаки внимания, которые вы мне оказываете, в вашем отношении ко мне мало ободрения.
      – После смерти мужа я стала счастливой вдовой, – проговорила Кассандра, глядя ему прямо в глаза. – Я не тороплюсь снова принести себя на этот алтарь.
      – Не торопитесь или решили никогда этого не делать?
      – Раньше я бы сказала, что никогда, но это не может быть правдой.
      Он серьезно кивнул и отступил в сторону, пропуская мальчика, бежавшего по дорожке за мячом, а потом снова поднял голову:
      – Вы знаете, я не требую объяснения в любви. Я не жду этого.
      Кассандра почувствовала себя виноватой.
      – Роберт, я…
      Он поднял руку и печально улыбнулся:
      – Простите меня, не отвечайте.
      – Я не хотела вводить вас в заблуждение, Роберт. Мне очень жаль, если это случилось, – тихо ответила Кассандра, обеспокоенная его словами.
      – Вы ничем никогда не показывали, что мы больше чем добрые друзья. – Он предложил ей руку. – Надеюсь, моя стремительность не подвергла опасности нашу дружбу. Наверное, этот поэт взволновал меня больше, чем мне хотелось.
      – Иногда поэзия имеет силу.
      Он улыбнулся, вернувшись к своему обычному веселому настроению.
      – Идемте, миледи. Не поискать ли нам чего-нибудь освежающего?

* * *

      Кассандра бросилась в водоворот работы, принимая каждое приглашение. Она присутствовала на всех раутах, сборищах, обедах. Казалось, что она вошла в моду. Отчасти благодаря собственным заслугам, отчасти благодаря своей сестре Адриане, которая стала легендарной личностью из-за истории с дуэлью.
      Кассандра подозревала, что люди приглашали ее или ее сестру в надежде, что их будет сопровождать брат Джулиан. Бывало, он сопровождал сестер, но это случалось нечасто.
      К своему собственному изумлению, Кассандра открыла для себя удовольствие делать покупки: до этого она считала такое времяпрепровождение занятием для невежд. Но теперь поняла, что может избегать мыслей о Бэзиле в течение всех послеобеденных часов.
      В один из таких дней, проведенных у модисток в бессмысленных примерках, она вышла на улицу ярким и теплым вечером и, заметив через улицу чайную, решила подкрепиться чашкой чаю и пирожным. Она оставила свертки в карете и отослала кучера домой. После чая у нее будет много времени на то, чтобы прогуляться до дома, а прогулка успокаивала ее так же или даже лучше, чем что-либо другое.
 
      Войдя в чайную, Кассандра остановилась, привыкая к полутьме после яркого дневного света. Шум голосов становился то тише, то громче, слышались тихий шепот женщин, занятых болтовней, женский смех и звон фарфора и серебра. Пахло сахаром и дрожжами.
      И чем-то еще. У нее зашевелились волосы на затылке, когда она почувствовала запах Бэзила – намек на солнечный свет, воспоминание о листьях оливковых деревьев. Слегка качнув головой, Кассандра сказала себе, что воображает невесть что. Но когда ее глаза привыкли к свету в помещении, она увидела, что не ошиблась.
      Бэзил сидел один за столиком, стоявшим у окна. Перед ним лежала стопка бумаги, стояли пустая чашка и остатки пирога. Как будто он сидел и ждал ее. Его рука была откинута на спинку стула, а темные глаза пригвоздили ее к месту.
      Кассандра застыла на месте. Одна ее половина двинулась навстречу ему, вторая убегала. Его улыбка все решила. Она никогда не смогла устоять против этого простого, почти что проказливого выражения его лица.
      – Я присоединюсь к моему другу, – сказала она официантке. – Принесите чай и что-нибудь сладкое.
      Бэзил встал, чтобы приветствовать ее.
      – Ты часто сюда приходишь?
      – Я здесь первый раз.
      – Я тоже. – Его глаза блеснули. – Наверное, это судьба.
      – Или случайность, – резко ответила Кассандра, усаживаясь. – Но я хочу есть, и мне приятнее пить чай с другом, чем одной.
      – Значит, мы остались друзьями?
      – Думаю, да.
      – Вчера вечером я не был в этом уверен.
      Он сел и собрал свои бумаги.
      – Это новые стихи?
      – Да.
      Он протянул их ей:
      – Хочешь почитать?
      Его лицо опасно осветилось, а ноздри слегка раздулись. Она отрицательно покачала головой:
      – Нет, спасибо. Ты много написал, – добавила она, подняв бровь.
      – Меня вдохновляет… – Он прищурился, пристально разглядывая ее губы, потом ее брови, затем улыбнулся дразнящей невинной улыбкой: – Твоя страна.
      – Понимаю.
      Официантка принесла поднос, и Кассандра подождала, пока она расставит все на столе: множество маленьких пирожных с джемом и великолепную клубнику с горшочком сливок к ней. Кассандра одобрительно хмыкнула, она внезапно почувствовала, что в ее желудке так же пусто, как и в пересохшем колодце.
      – Вам понравился пирог, сэр? – поинтересовалась она, беря ягоду и погружая ее в горшочек.
      – Очень.
      Бэзил внимательно смотрел, как она подносит клубнику ко рту.
      Его губы слегка раскрылись, Кассандра увидела кончики его нижних зубов. Желание пронзило ее насквозь. Она ощутила извращенное и сильное желание просто слизывать сливки с ягоды, показывая ему язык.
      Но чем это могло закончиться? Еще более разрушительным желанием? Вопроса, желают ли они друг друга, никогда не возникало.
      Бэзил пристально наблюдал за ней, наклонившись над столом, и внезапно их взгляды встретились. Прежде чем она смогла как-то отреагировать, она очутилась в том мире, в котором были только они одни.
      Бэзил почувствовал то же самое. Кассандра задержала дыхание, поняв, что означал ее жест, сделанный мгновение назад. Она медленно посмотрела на клубнику в своей руке и, вздохнув, положила ее.
      – Попробуй. Они не такие восхитительные, как твои сливы, но все же, – спокойно сказала она, пододвигая к нему блюдо.
      Кассандра смотрела, как он взял с блюда ягоду, окунул в сливки и поднял глаза. Красная ягода приблизилась к его красивым губам, он втянул ее ртом, сжигая Кассандру взглядом. Под столом встретились их ноги, безопасно спрятанные в обувь. Между ними был луч солнечного света. Они по очереди ели клубнику и молчали.
      Когда осталась только одна ягода, они оба потянулись за ней, коснулись друг друга пальцами и отдернули руки.
      Вдруг на окно с лаем прыгнула собака. Она как будто улыбалась им. Ее пасть была широко раскрыта, а язык свесился на сторону.
      – Твоя сирена! – смеясь, проговорила Кассандра.
      Так же быстро собака заинтересовалась чем-то другим и побежала по улице, сделав все, что могла, – они уже покинули свой опасный мир.
      Бэзил улыбнулся, когда Кассандра взглянула на него.
      – Не могу быть печальным, когда смотрю на тебя, а, наверное, надо. Мне следует бить себя в грудь и выть от печали. Но ты заставила меня воспрянуть духом. Я думал, что никогда больше не увижу тебя.
      Кассандра улыбнулась в ответ.
      – Я не люблю трагедии.
      – Это слишком эмоционально?
      Она рассмеялась:
      – Да.
      Кассандра взяла пирожное, покрытое тонким слоем сахарной глазури.
      – Тебе понравился мой брат?
      – Гэбриел? Да, я вижу его достаточно часто. Он довольно интересный человек.
      – Это он хорошо фехтует. Я уверена, тебе бы понравилось поупражняться с ним.
      – Он сказал то же самое. Еще он сказал, что ему доставило бы удовольствие победить меня.
      Кассандра рассмеялась:
      – Боюсь, это действительно доставило бы ему удовольствие.
      – Ты придешь, чтобы завязать ленточку у меня на рукаве?
      – Нет, это должна сделать Аннализа.
      Его лицо поскучнело.
      – Да, Аннализа.
      Бэзил встал и кивнул, его нижняя челюсть дрожала от злости.
      – До свидания, Кассандра.
      Она отпустила его. Именно этого Кассандра и добивалась. На блюде осталась последняя ягода. Она взяла ее и стала рассматривать, но уже безо всякого интереса. Когда Кассандра держала ее, пальцы дрожали, выдавая сильные эмоции, которые она испытывала. Кассандра уронила ее обратно на блюдо, желая причинить ей такую же боль, какую испытывала сама на протяжении последних месяцев.
      Друзья! Она хмыкнула про себя: они не могут быть друзьями. Было нелепо даже и думать об этом в то время, как у нее вызывало дрожь то, что он находится рядом с ней, когда у нее в памяти всплывали опасные видения и воспоминания, в которых она была с ним. Как ужасно сидеть с ним рядом, таким близким, но в то же время совершенно недоступным!
      Кассандра надеялась, что Бэзил пробудет здесь не долго. Пожалуйста, не долго!

* * *

      Кассандра окунулась с головой в работу. Она пригласила к себе свою сестру Фебу и написала кучу писем друзьям, двоюродным братьям, сестрам и знакомым филологам. Она гуляла быстрым шагом. Она погрузилась в перевод Боккаччо, когда поняла, что это отвлекает ее от собственных переживаний.
      Пришло письмо от Фебы. Она извинялась, что не сможет приехать, объясняя это тем, что с приближением лета у нее появилось множество дел. Ни от Леандера, ни от Адрианы никакого ответа не последовало.
      Всюду о Бэзиле говорили как о талантливом поэте и очаровательном графе. Женщины трепетали, мужчины старались не замечать этого. В бульварных газетах появлялись карикатуры на него.
      Отчаявшись как-то отвлечься от этого, Кассандра начала обсуждать с Джулианом возможность представления Офелии и Клео ко двору. Он обещал обсудить это при первой же возможности, но не понимал, почему так важно планировать события такого рода.
      Чтобы как-то продвинуться в этом вопросе, Кассандра настояла на том, чтобы они присутствовали на одном из придворных вечеров, надеясь, что он поймет, что от него требуется, когда увидит девиц на выданье, соперничающих между собой в выборе мужа. Джулиан согласился.
      Она оделась соответствующим образом – в платье из шелковистой темно-синей парчи с глубоким декольте – и теперь сидела, укрыв плечи полотенцем, пока Кейт укладывала ее волосы в искусную прическу и пудрила лицо.
      .. Повинуясь собственной прихоти, Кассандра вынула коробку с мушками, которыми она редко пользовалась, и украсила себя звездочкой под глазом и сердечком над губой. Великолепное сапфировое ожерелье, водопадом стекавшее с ее шеи, серьги и браслет, обвивший запястье, дополнили картину. Она отступила, чтобы полюбоваться на себя в зеркале. Кассандра сказала себе, что выглядит очень элегантно.
      Что подумал бы Бэзил, если бы увидел ее во всем этом? Она печально улыбнулась самой себе. Каждый раз, выходя из дома, она одевалась так, чтобы ошеломить его, если он вдруг появится. Его имя было на устах у всего света – во время официальных обедов, в небольших группках, собиравшихся во время раутов, за карточным столом в собрании; ходили слухи, что его стихи читала сама королева. То, что Кассандра не встречала его за каждым поворотом, было просто удивительно. Она не встречала его, но именно так и должно было быть.
      Вошел лакей и доложил, что приехал Джулиан. Кассандра очнулась от задумчивости и поторопилась к нему вниз.

      Аннализа никогда не видела ничего более величественного, чем дворец короля Англии и людей, находящихся в нем. Людей было так много, что она не знала, куда ей смотреть в первую очередь. Яркие краски и сияние были везде – на стенах и гобеленах, в украшениях женщин и парче, в которую были одеты мужчины. Слышался шепот, который нарастал и затихал, переплетаясь со звуками квартета, игравшего в стороне на возвышении. Сквозь множество окон лился теплый солнечный свет, из открытых дверей, за которыми виднелись роскошные сады, дул ветерок.
      Бэзил крепко держал ее пальцы, лежавшие на сгибе его локтя, придавая ей тем самым смелости. Когда прибыло приглашение, он тут же послал за портнихой, чтобы заказать для Аннализы подходящее платье, и хотя Аннализа никогда до этого не носила ничего подобного, она была рада тому, что Бэзил настоял на своем.
      Поначалу платье показалось ей довольно вызывающим: у него был глубокий квадратный вырез, оно было облегающим и подчеркивало бедра, грудь и талию. Но Аннализе понравился яркий бирюзовый цвет, напоминавший ей небо над монастырем, в котором она была так счастлива. Платье очень шло ей, оно подчеркивало золотистый оттенок ее кожи, темноту волос и блеск глаз.
      Она бесстрастно заметила, что очень красива в этом платье, а раз возможность быть представленными королеве так много значила для ее мужа, то она будет довольна. Аннализа надела бриллианты, которые он нашел для нее, и уложила волосы в простую прическу.
      Рядом с ней Бэзил затмевал всех мужчин, находившихся на приеме. Он держался как истинный граф, его итальянский стиль одежды был романтичнее, чем одеяния английских джентльменов.
      Но прием показался ей немного страшным. Аннализа пыталась выучить с помощью повара несколько английских фраз и думала, что уже кое-чего добилась, пока не вошла в этот громадный зал и не услышала, как вокруг нее жужжит многоголосый хор.
      Бэзил опустил глаза, когда они приблизились к монархам.
      – Не бойся, – шепнул он. – Мы не настолько важные персоны, чтобы нам было гарантировано больше двух слов.
      Она кивнула.
      Так и оказалось. Их представили полному королю и королеве – женщине с добрыми глазами. Аннализа ничего не поняла из тех немногих предложений, которые были сказаны, хотя королева и приветствовала ее на итальянском языке. Она улыбнулась и сделала глубокий реверанс, как ей и советовали.
      Они были свободны. Бэзил отвел ее в сторону и принес бокал вина.
      – Теперь мы должны побыть здесь немного, а потом можно уходить.
      Он сжал ее руку:
      – Спасибо.
      – Не за что.
      Аннализа успокаивалась и с любопытством смотрела по сторонам, стараясь запомнить этих людей на будущее.
      – Все выглядит так, как будто комната полна бабочек, – сказала она.
      Аннализа пришла в восторг от стройной блондинки, которая была лишь немногим старше ее и двигалась с такой грацией, что казалось, еще немного – и она поплывет.
      – Взгляни на нее! – мягко произнесла она.
      – И сюда тоже, – ответил Бэзил, кивая джентльмену, одетому в блестящий атлас желто-зеленого оттенка. Аннализа никогда не видела столь вызывающего наряда. С его рукавов и галстука спадали километры кружев, он возвышался на опасно высоких каблуках.
      Аннализа рассмеялась и закрыла рот рукой.
      – Смеяться над тщеславием других грешно.
      Его глаза блеснули.
      – Боюсь, что на сегодня я обречен.
      Аннализа усмехнулась. Она хотела любить такого мужчину, который был так добр и с которым ей было так легко. Но она не чувствовала ничего, даже когда пыталась.
      Чтобы немного успокоиться, Аннализа подняла голову и стала рассматривать толпу. У входа стоял лакей в роскошной ливрее и объявлял имена входивших. Все они останавливались в дверях, хотя никто не обращал внимания, когда он выкрикивал их имена скучающим голосом.
      В дверях появились мужчина и женщина, ожидавшие, пока их представят. Аннализа затаила дыхание. Женщина была поразительно красива. У нее были большие темные глаза, овальное лицо и настоящий нимб рыжих волос, поднятых кверху. Ее шею украшали три ряда сапфиров. Она говорила с мужчиной, стоявшим рядом с ней, и указывала куда-то веером. Он кивнул.
      Но несмотря на всю красоту этой женщины, внимание Аннализы привлек мужчина. Он был довольно высоким, одетым в достаточно скромный костюм темно-зеленого цвета без всяких украшений. Его бриджи были заправлены в высокие ботинки. Он был не так красив, как многие в этом зале, но на его лице отражался характер, и это понравилось Аннализе гораздо больше, чем просто симпатичные лица других мужчин. В морщинках, проступивших вокруг его глаз из-за долгого пребывания на солнце, чувствовалась жизнь, а решительные губы свидетельствовали об отсутствии иллюзий.
      – Бэзил, посмотри на ту пару. Там рыжеволосая женщина. Чем не поразительная пара?
      – Где?
      Она взглянула на него, удивленная некоторой поспешностью в его голосе.
      – Вот там, они входят. Вон тот высокий блондин.
      Бэзил сделал глубокий вдох, который тут же скрыл.
      – А, да! – Он улыбнулся. – Они сводные брат и сестра. Я с ними знаком. Хочешь, я тебя представлю?
      – О, Бэзил; я не знаю, – у Аннализы пересохло в горле, – я чувствую себя так глупо.
      – Леди Кассандра говорит на нескольких языках. Думаю, что итальянский – один из них.
      Он не дал ей времени на новые возражения, а поторопил ее так, как будто боялся, что они исчезнут.
 
      Кассандра увидела Бэзила. В его взгляде была решимость, за его руку держалась очень молодая и очень красивая девушка небольшого роста. На какое-то мгновение Кассандре захотелось убежать, но ее остановило что-то в испуганном выражении лица этой девушки. Она почувствовала сострадание и тронула руку Джулиана.
      – Не выдавай меня, – тихо сказала она.
      Он взглянул и в мгновение ока оценил ситуацию.
      – Боже, Боже! Она просто ребенок.
      Кассандра встретилась взглядом с приближавшимся к ним Бэзилом и взглянула на его жену. Будучи ростом не более пяти футов, она выглядела как китайская кукла. Ее волосы были совершенно черными, кожа медового цвета, в огромных синих глазах застыл ужас. Ее красота могла удовлетворить самый изысканный вкус.
      – Добрый вечер, – поприветствовала их обоих Кассандра, сжимая руку Джулиана, чтобы придать себе силы.
      Бэзил ответил по-итальянски:
      – Леди Кассандра, мне бы хотелось представить вам графиню Аннализу Монтеверчи. Аннализа, это моя знакомая, лингвист, она очень любит Боккаччо.
      Графиня улыбнулась, протягивая руку, и Кассандра была покорена. В этих красивых глазах сквозила древняя мудрость, а в улыбке нежная ласка.
      – Какое облегчение встретить кого-то, с кем можно поговорить, – сказала она.
      Кассандра сжала маленькую руку.
      – Могу себе представить, как вас смутило все это. – Она указала на брата, который тихо стоял подле нее. – Позвольте представить вам моего брата, лорда Элбери. – Она перешла на английский: – Джулиан, это графиня ди Монтеверчи, жена поэта.
      Джулиан в высшей степени изящно склонился над ее рукой, одетой в перчатку.
      – Очень рад.
      На них обрушилось несколько щеголей, приветственно обнимавших Бэзила за плечи, немного шумных и пребывавших навеселе. Кассандра смотрела, как они пытались увлечь его за собой, а он отталкивал их и смеялся, хотя его лицо пылало от ужаса.
      – Подождите, пожалуйста.
      Но их было не так-то легко убедить.
      – Они везде, куда мы ходим, – тихо сказала Аннализа. – Вот так обстоят дела. Они очень хотят… – Она нахмурилась. – Это больше чем болтовня. Я почти уверена, что они хотят откусить от него кусочки и забрать их себе.
      Пораженная такой проницательностью, Кассандра взглянула на нее.
      – Вы ближе к истине, чем думаете. Они не в состоянии делать то, что делает он, но часть из них надеется, что сможет, если получит его частицу.
      – Да, – ответила Аннализа. – Очень печально, что они не видят ничего, кроме внешней стороны дела.
      Бэзил вернулся к ним, убирая с лица растрепавшуюся прядь. Глядя на Кассандру, он взял ее руку и руку Аннализы и прижал их друг к другу. Рука Кассандры слегка дрожала. Она надеялась, что ни Бэзил, ни Аннализа этого не заметили.
      Что он делает? Она свирепо взглянула на него, но Бэзил притворился, что ничего не видит.
      – Они думают, что она странная, и жестоки по отношению к ней. Пожалуйста, – очень тихо произнес он по-английски.
      Кассандра чуть было не вскрикнула из-за нелепости происходящего, но Бэзил говорил правду. Она почувствовала, что кивает и кладет руку этой маленькой девушки на свой локоть.
      – Не найти ли нам какой-нибудь тихий уголок? – поинтересовалась она у Аннализы по-итальянски. – Идите и раскланяйтесь с публикой, – сказала она Бэзилу.
      Он быстро кивнул, слегка дотронулся рукой до плеча Аннализы и вернулся к группе людей; нетерпеливо ожидавшей его.
      Джулиан наблюдал за происходящим, не проронив ни слова, его серые глаза подернулись серебристой дымкой, и по ним невозможно было понять, о чем он думал. Теперь он взглянул на сестру:
      – У тебя все хорошо?
      Она кивнула:
      – Все нормально.
      Он внимательно отнесся к Аннализе, его теплота удивила Кассандру. Мгновение он просто смотрел на нее.
      – Мне нужно поговорить с одним человеком, извините, – резко объявил Джулиан.
      Женщины остались вдвоем, они стояли рука об руку посреди переполненного зала. Что будет, если Аннализа догадается, что мысли Кассандры по отношению к Бэзилу не слишком целомудренны? Что будет, если Аннализа выскажет какое-нибудь замечание, которое возобновит в Кассандре побежденное чувство ревности?
      Девушка как будто почувствовала неловкость Кассандры и подняла голову:
      – С вашей стороны так любезно взять меня под свое крыло, но если у вас есть какие-то договоренности, то, пожалуйста, не беспокойтесь обо мне. – Она улыбнулась, легко подшучивая над собой. – Я научилась быть невидимкой в таких местах.
      Кассандра подумала, что ей не больше шестнадцати лет. Ее кожа излучала сияние, а губы выражали невысказанное смущение.
      – Я почту за удовольствие развлечь вас, пока эти щеголи задерживают вашего мужа. Невозможно вообразить, как волнуешься в такие моменты. Это, наверное, ужасно.
      – Муж позволяет мне не присутствовать при этом в большинстве случаев. Но он подумал, что мне захочется увидеть короля и королеву.
      – А вы хотели?
      Аннализа рассмеялась, ее смех походил на звук колокольчика.
      – Немного, хотя я не поняла ни слова.
      Уголком глаза Кассандра увидела, что Бэзил наблюдает за ними. Она не могла этого вынести. Она указала на открытую дверь:
      – Давайте прогуляемся по саду. Он довольно красив, хотя и не похож на сады в вашей стране.
      – А вы там были?
      Кассандра нахмурилась, ругая себя за опрометчивость.
      – Очень недолго в Венеции. Вы бывали там?
      – Да, когда была ребенком. Я думала, что там красиво, как в сказке. А вы? Вам там понравилось?
      – Да, я… – Кассандра замялась, тщательно подбирая слова. – У меня было горе, и я поехала туда, чтобы забыться. Этот город напомнил мне, для чего мы живем, как изысканна и редка красота и как важны для нас праздники. – Удивленная этим внезапным словоизлиянием, она взглянула на девушку. – Простите, я сказала больше, чем следовало.
      – Нет-нет! Не извиняйтесь. Это было прекрасно. – Аннализа слегка наклонила голову. – Вы вдова?
      – Да.
      Кассандра не сказала, что горевала в Венеции вовсе не по мужу.
      – А сколько времени вы женаты?
      – Полгода, – просто ответила Аннализа.
      – А, вы молодожены. – Они присели на каменную скамью, стоявшую под раскидистыми ветвями огромного дуба. – Время блаженства.
      – Думаю, да. Он очень добрый.
      Аннализа смотрела на горизонт и печально улыбалась.
      – Он… – Она мотнула головой и подняла чистые глаза. – Простите, в моей стране женщины говорят свободно. Иногда я забываю, что здесь это не принято.
      Со стороны Кассандры это было совершенно безнравственно, но она не смогла подавить желания послушать то, что скажет Аннализа.
      – У меня четыре сестры, – произнесла она улыбаясь. – В этом мире мы не соблюдаем обет стоического молчания, как это делают многие мужчины и женщины из нашего общества.
      – Четыре! Как прекрасно! Именно это мне больше всего нравилось в монастыре, там я постоянно была в обществе других женщин. Они были моими сестрами, и мне их очень не хватает.
      – Монастыря?
      – Да.
      Ее лицо осветилось необычным мягким сиянием.
      – Я попала туда, когда мне было шесть лет. Именно мать Бэзила сломила сопротивление моего отца и дала мне возможность оказаться там. Знаете, я всю свою жизнь думала, что стану монахиней. – Девушка печально улыбнулась. – Но мой отец чувствовал, что от моей красоты будет больше толку, если я останусь в миру.
      Кассандра знала об этом, но ей не терпелось услышать все от самой Аннализы.
      – Значит, вы не хотели выходить замуж?
      – Нет. – Она слегка пожала плечами. – По крайней мере святые увидели меня переданной человеку, который достаточно сердечен, чтобы понять мое желание быть связанной с Богом. Это так необычно.
      – Остаться связанной с Богом? Вы хотите сказать, что вы все еще девственница?
      Аннализа весело рассмеялась:
      – Вы так потрясены! Думаю, мне не стоило сознаваться в этом, ведь мой отец и все остальные думают, что брак консумирован. Но я остаюсь непорочной, потому что Бэзил никогда не настаивал на нашем… слиянии.
      Кассандра сглотнула. Странный жар разлился от ее щек к ушам, и она сама расслышала в своем голосе успокоение, когда ответила Аннализе:
      – Я слышала, что он – человек чести, но вы правы: это совершенно необычно. Как вы можете не любить такого мужчину?
      – Потому что я люблю Бога, – ответила Аннализа таким тоном, как будто это было совершенно очевидно. – Я не хочу любить мужчину.
      – Я понимаю.
      – Нет, не понимаете. – Аннализа нежно улыбнулась. – Но я чувствую, что вы относитесь к страстным женщинам, и ничего не имею против того, что вы не понимаете моей страсти к Богу. Мало кто понимает. – Она помолчала. – Честно говоря, по-моему, даже Бэзил этого не понимает. Он слишком мирской человек.
      Как будто вызванный звуком своего имени, Бэзил возник в дверях, ведущих в сад. Он выглядел обеспокоенным.
      – Вот видите? Он не оставит нас надолго.
      Сердце Кассандры сжалось. В ее памяти возникли неприятные воспоминания, от которых она плохо почувствовала себя, сидя рядом с этим милым ребенком. Как невероятно было то, что он был к ней так внимателен!
      Кассандра с отчаянием поняла, что любит его из-за этого еще сильнее. Она держала спину очень прямо, пока он приближался к ним.
      – По-моему, – тихо призналась Аннализа, – его сердце принадлежит другой женщине. Он никогда не говорил об этом и никогда не выказывал ни к кому ни малейшего интереса, насколько я могу судить, он очень осторожен. Но я иногда думаю, что Бэзил плачет, сочиняя стихи.
      Кассандра не решалась заговорить.
      – Разве не трагедия, что мы оба преданы кому-то другому и объединены в семью деньгами?
      – Да, – прошептала Кассандра.
      Заставив себя взглянуть на Аннализу, она взяла ее руку:
      – Но вы должны верить, что все будет хорошо. Бог дал вам доброго, хорошего мужа, со временем вы научитесь любить его.
      – Научусь ли?
      Кассандра заставила себя улыбнуться:
      – Конечно.
      Она указала на мускулистую фигуру, грациозно двигавшуюся по газонам. Его волосы блестели от света, и женщины повернулись, чтобы посмотреть на него.
      – Посмотрите на него, Аннализа, здесь любая женщина хотела бы оказаться на вашем месте.
      Девушка прищурилась и оглянулась.
      – О, – тихо произнесла она.
      – Поэт! Сэр поэт! – Этот возглас издала почтенная матрона, туго затянутая в платье, в котором не умещалась сильно напудренная грудь. – Вы должны нам что-нибудь прочесть!
      Кассандра автоматически перевела эти слова, и Аннализа рассмеялась:
      – Не думаю, что она жаждет именно поэзии, а вы как думаете?
      Удивленная ее ответом, Кассандра рассмеялась. Было приятно ощутить свободу, слишком долго она этого не, чувствовала.
      Кассандра знала, что должна встать и уйти, убежать, пока это возможно, но что-то удерживало ее на месте. Скорее всего странное чувство покровительства, вызванное миниатюрной рукой девушки, находившейся в ее руке. Наверное, тяжело видеть, как за Бэзилом охотится целая толпа женщин, и Кассандра не могла оставить Аннализу на растерзание.
      Или, может быть, дело было в том, что Кассандра ощущала потребность смотреть на него, хотя это и было ошибкой. Сидя в лучах вечернего солнца, она поразилась тому, какую волну эмоций он в ней вызывает. Эта волна не ослабевала ни на миг. Ей была дорога каждая черта его облика: мочки ушей, форма рта, красивые ясные глаза с густыми ресницами, направленные прямо на нее. «Видишь?» – говорили ей его глаза.
      Кассандра кивнула, как будто между ними шел разговор без слов.
      Бэзила окружала группа женщин, но он продолжал идти по направлению к Кассандре и Аннализе, одновременно слушая, смеясь и прикрываясь маской очарования. Он знал, что благодаря этим женщинам станет более известным, и воспринимал это с трудом. Одна из женщин вложила ему в руки экземпляр книги.
      – Вы читали его книгу? – поинтересовалась Аннализа.
      – Нет, у меня еще не было такой возможности. А вы?
      – Я слышала, как он читает, но все написано по-английски.
      Бэзил добрался до скамьи. Женщины в широких юбках просили его почитать что-нибудь. Они висли на его руках и заискивали перед ним.
      Кассандра подавила улыбку, и он обратился к ней:
      – А вы что скажете, мадам? Стоит ли мне читать?
      Внезапно для нее стало невозможным притворяться в том, что то, что было между ними, никогда не существовало. Она улыбнулась:
      – Как пожелаете.
      – Вы переведете их для моей жены? – спросил он по-итальянски.
      Она кивнула, тронутая мольбой, которую прочла в его глазах. От страха ее руки стали липкими.
      – Не могу вам обещать, что мой итальянский будет так же хорош, как его английский, – объявила она Аннализе, – но надеюсь, я уловлю дух стихов.
      Бэзил открыл книгу явно наугад. Шепот и шорох прекратились, были слышны только пение птиц и звуки музыки Генделя.
      Для Кассандры мир уменьшился до размера его рук, свободно перелистывавших страницы книги, размера его шеи и места над верхней губой, которое он так чисто брил, до веера его ресниц над скулами.
      Наконец Бэзил с оживлением начал читать. Кассандра слушала, не уверенная в том, что сможет уловить тот ритмический рисунок, который он использовал, и внезапно решила, что это не обязательно.
      Она начала переводить спокойно и серьезно:
      – «Как уловить волшебство мгновений? Как уловить совершенство, с которым падает солнечный свет, который просто падает на серую ветвь оливы?»
      Бэзил поднял глаза, обращаясь только к Кассандре. Захваченная взглядом его пылающих глаз, она понизила голос.
      – «И я снова и снова возвращаюсь к этому, – тихо произнесла она по-итальянски, – как художники, которые приезжают сюда, чтобы наслаждаться светом, сведенный с ума попыткой прикоснуться к божественному совершенству, уловить нежную коричневую морскую волну, клубящуюся вокруг босых ног, то, как женщина нагибает голову и обнажает нежный, непорочный участок шеи…»
      Кассандра делала точный перевод, ее сердце разрывалось после каждого слова, после каждого образа, орошенного тосканским солнцем и вкусом поцелуев Бэзила. Он говорил об оливках, сливах и нежности женских губ.
      Глаза женщин, собравшихся вокруг него, наполнились слезами понимания, их губы стали нежнее от удивления и острой тоски. Они отвечали на его страсть. Они мечтали о таких возвышенных отношениях со стороны мужчины больше, чем об обольщении. Кассандра болезненно осознала, что Бэзил был исключением именно потому, что его страсть не была иллюзией.
      Кассандра закрыла глаза, шепча Аннализе по-итальянски, давая возможность образам, которые он создавал, промелькнуть в ее сознании.
      – И всегда, – мягко закончил он, – я работаю несовершенно. Всегда несовершенно.
      Кассандра перевела шепотом последние слова, чувствуя, как пальцы Аннализы крепко сжимают ее руку. Она открыла глаза. Бэзил был здесь, его губы были спокойны, а глаза смотрели лишь на Кассандру.
      – Благодарю вас, – произнес он, поклонился и отвернулся. – На сегодня довольно, леди, у меня вдруг разболелась голова.
      Не дожидаясь Аннализы и того, что женщины расступятся, он быстро ушел, почти бегом добравшись до дверей.
      Обмахиваясь веерами, женщины разошлись. Аннализа и Кассандра долго сидели, не проронив ни слова.
      – Вы слышите в его голосе музыку любви? Я думала, что это была любовь к женщине, но он, наверное, просто любит мир и все, что в нем находится, – произнесла наконец Аннализа.
      Горло Кассандры сжалось от чувства вины, любви и невыплаканных слез.
      – Возможно, – тихо ответила она.
      – Раньше я никогда не думала так о мире – рука Господа видна во всем. Это делает его гораздо менее грешным.
      Она встала и слегка нахмурилась.
      – Это Божье творение.
      – Как и вы, – сказала Кассандра, напоминая о себе.
      – Наверное, мне надо пойти к нему. Большое спасибо, леди Кассандра. Для меня было счастьем познакомиться с вами. Надеюсь, вы как-нибудь навестите меня.
      – С удовольствием.
      Кассандра встала и по итальянскому обычаю поцеловала Аннализу в обе щеки, а потом отступила.
      – Теперь идите к нему.

      Бэзил весь горел. Ливень, пролившийся во время ужина, сделал воздух свежим, принеся с собой аромат лета. Это вызвало у него настолько мучительные воспоминания о Кассандре, августе и сливах, что он опасался сойти с ума, если останется в стенах городского дома.
      Он проводил Аннализу домой, пробормотал какие-то извинения и мгновенно удалился. Он бродил по улицам Лондона несколько часов, проходя мимо пабов, магазинов одежды, домов и церквей, пересекал скверы и бульвары. Он шел, шел и шел, чтобы получить то небольшое успокоение, которое дает движение.
      Приехав в Лондон, пусть даже ради своей работы, он совершил ужасную ошибку. Бэзил не придумал, что будет делать, когда приедет, а просто предоставил страсти нести себя подобно морскому прибою. А теперь он задыхался на берегу, как умирающая рыба, не способная ни дышать, ни думать, ни действовать самостоятельно.
      Его грехом всегда была излишняя эмоциональность; это волновало даже его снисходительную мать. Он слишком любил видеть, пробовать на вкус, чувствовать, слишком печалился, слишком страстно наслаждался едой, напитками и женщинами. Она неоднократно предостерегала его о том, что невоздержанность ведет к краху.
      И как иначе, если не невоздержанностью, можно было назвать чувство, владевшее им? Это было более чем невоздержанно.
      Бэзил неделями не ощущал себя самим собой, его сознание жаждало лишь одного поцелуя Кассандры, одного мгновения в ее объятиях. День и ночь в его мозгу роилось множество образов – ее волосы, ее глаза, ее смех. Ему снилось, что их тела переплетены; он просыпался от ощущения того, что это было на самом деле. Во тьме ночи он лелеял мечты, которым не суждено было сбыться. Его обязанности, ее обязанности, Аннализа и даже их переписка – все это разделяло их.
      Их разделяло все.
      И ничего.
      Казалось, не имело значения, что именно было препятствием, разделявшим их, – страсть оставалась прежней. Он ощущал боль каждый раз, когда вспоминал ее глаза, какими они были сегодня вечером – спокойными, твердыми и блестящими от слез в тот момент, когда она слушала его чтение и переводила слова Аннализе.
      Стоило их глазам встретиться, и они тут же заговорили на тайном языке, который был в его стихах и символы которого не понял бы никто, кроме нее. Он заметил, как заколыхалась ее грудь, когда она не отрываясь смотрела на него, и подумал, что Кассандра услышала их в первый раз.
      Его ноги сами принесли его к ее высокому дому на Пиккадилли-стрит. Он был погружен в темноту – Бэзил и представить себе не мог, как долго там обычно горит свет, – и тишину. Вдали залаяла собака, Бэзил услышал отдаленный стук лошадиных копыт и грохот кареты. Карета не повернула на эту улицу, и Бэзил оглянулся на дом Кассандры. Со стороны фасада света не было.
      Бэзил стоял и думал, может ли он просто подойти к двери, разбудить ее слугу и настоять на том, чтобы его впустили, чтобы поговорить с нею. Но ни один дисциплинированный слуга не впустит его. И что он скажет ей, даже если его впустят?
      Повинуясь внезапному сумасшедшему порыву, Бэзил подошел к калитке, ведущей в сад, и взглянул на дерево, ветви которого доходили до ее балкона. Он подумал о Боккаччо, о его рассказе о человеке, который в темноте залез по дереву в комнату к своей возлюбленной. Это был первый отрывок, который Кассандра прочитала ему в тот вечер на его вилле.
      Бэзил подергал калитку и обнаружил, что она оставлена по небрежности открытой. Он очутился в темноте и прохладе ее сада, вдыхая ночные запахи желтофиоли и роз. В ее комнате не было света, и Бэзил представил себе, как подползает в темноте к ее кровати, подобно Аникино – любовнику из рассказа Боккаччо, – но тогда он напугает ее.
      И все же он уже был там, его сердце тяжело билось, ощущая безрассудство и свободу, которых он не чувствовал с тех пор, как она покинула его. Бэзил сбросил камзол, снял ботинки и чулки, чтобы было удобнее лезть, ухватился за развилку дерева и пополз по толстой ветке. Это было больше чем безрассудство, больше чем страсть, его любовь довела его до полного сумасшествия. Какой мужчина мог позволить собственным чувствам довести себя до такого ужасного, бесчестного поступка? Как он сможет заниматься с ней любовью, когда женат на другой? Нет, Бэзил чувствовал бы отвращение к мужчине, поступающему таким образом.
      Чувствуя, как пылают его щеки, он спустился и сел на холодную влажную землю у корней дерева в полном отчаянии. Ему надо было немедленно покинуть Лондон, возвратиться в Италию и попытаться наладить жизнь с Аннализой. Он не думал, что желание когда-нибудь станет частью их союза, но, возможно, им обоим стоит преодолеть отвращение к плотскому слиянию и предаться удовольствиям, чтобы завести детей. Она стала бы хорошей, нежной и доброй матерью.
      Бэзил понял, что перед ним простирается спокойная и обыденная жизнь. Он будет управлять поместьями и воспитывать наследников. Он потолстеет так же, как и его отец, и будет каждую летнюю ночь проводить за стаканом вина, думая о прекрасном времени, вспоминая о стихах, которые лились тогда из-под его пера подобно воде из источника.
      Наверное, все закончилось. Все было не так уж плохо. Он знал большую любовь; он написал прекрасные стихи. И он не возвращался к бедности и сварливой жене, которая превратит его жизнь в сплошное несчастье. Он был богат, у его жены был мягкий характер, а ведь на свете множество мужчин, которые никогда не знали такого блаженства.
      Но ему все еще хотелось выразить в крике все свое неистовство по поводу потери красоты, слов и любви. Бэзил встал и нагнулся, чтобы поднять обувь. Шум, донесшийся сверху, заставил его замереть, а затем спрятаться в тень.
      На балкон медленно вышла Кассандра. Она была одета во что-то белое, развевавшееся от ночного ветерка, ее распущенные волосы спадали на плечи, руки и спину. Она подошла к перилам, оперлась на них локтями и подняла лицо навстречу ночи. Вокруг нее царила полная тишина. Она сложила руки и стояла совершенно спокойно.
      Ее лицо осветила луна, и Бэзил заметил, что она бесшумно плачет. Слезы текли по ее щекам.
      Он вышел из тени и начал тихонько говорить:
      – Вот мгновения в сердце поэта: слива, звезда, плечо женщины, сияющее в лунном свете.
      Кассандра вздрогнула всем телом и вгляделась в темноту.
      – Бэзил?
      Он был здесь не случайно. Отбросив все сомнения и ощущая прилив радости, Бэзил снова взобрался на дерево. Он почти взбежал по ветке, чувствуя, как опасно она раскачивается на конце, потом прыгнул и опустился на твердую опору ее балкона. Теперь он безмолвно стоял там, вглядываясь в нее.
      Бэзил не знал, как она поступит – рассмеется или рассердится. Внезапно она рванулась навстречу ему, Бэзил крепко обнял ее, Кассандра коротко вскрикнула. Он думал, что никогда больше не сможет прижать ее к себе.
      Потом они целовались – страстно, сильно, со слезами, чувствуя соль на губах и языках друг друга, испытывая радость и страстное желание.
      Тяжело дыша, они прервали поцелуй.
      – Я пришла домой и стала читать твои стихи, – тихо сказала Кассандра. – Раньше я не могла заставить себя их прочесть, а сегодня не могла не читать. – У нее из глаз текли слезы. – Они такие красивые, Бэзил.
      Бэзил трогал ее лицо, гладил ее кожу и впитывал глубину ее темных глаз.
      – И каждое слово посвящено тебе, любовь моя.
      Она провела рукой по его лицу и волосам.
      – Я знаю, – прошептала она.
      Кассандра наклонилась вперед и прислонилась лбом к его шее, издав долгий, прерывистый вздох. Этот вздох потряс его до глубины души. Бэзил очень осторожно поцеловал ее макушку, погладил спину, чувствуя, как ее волосы проскальзывают у него между пальцами. Его тело было настолько переполнено эмоциями, что было трудно дышать.
      И даже если ничего больше не будет, этого достаточно, чтобы облегчить его боль. Но их объятия становились все горячее и горячее, он чувствовал ее грудь, не скованную ничем, кроме ночной рубашки, и прижимавшуюся к его ребрам, ощутил, как ее спина слегка выгнулась под его руками.
      Внезапно Кассандра застыла, и у него в памяти всплыло лицо Аннализы. Она слегка оттолкнула его, и он отпустил ее, ощущая стыд в глубине сердца.
      – Кассандра…
      Она покачала головой:
      – Мы не должны пачкать наше прошлое чем-то дешевым. – В ее глазах светилась печаль. – Я люблю тебя, Бэзил, но не стоит этого делать.
      Он наклонил голову.
      – Я знаю. – Бэзил не мог просто отпустить ее. – Я скучаю по тебе. В мире нет никого подобного тебе, мы не должны так расстаться. Мы можем просто посидеть здесь при свете луны и поговорить?
      Она вздрогнула.
      – Даю тебе слово, что больше не дотронусь до тебя.
      Она вздохнула и мягко улыбнулась:
      – Нет, Бэзил. Не так.
      Кассандра повернулась, ее поза выражала решимость.
      – Иди домой, любимый, чтобы мне больше не было стыдно преследовать тебя.
      – Она не любит меня, Кассандра.
      Она печально улыбнулась:
      – Так говорят все женатые мужчины, когда хотят завести любовницу.
      Он рассердился:
      – Ты говорила с ней, ты знаешь, что я не лгу.
      – Да, – ответила Кассандра, – и я знаю, что ты не выносишь лжи. А если мы оба это знаем, то чувство вины погубит тебя, да и меня заодно.
      Бэзил повернулся, чтобы уйти, но ее слова пробудили в нем волну неистового сопротивления, и он остановился.
      – Нет.
      Он прислонился спиной к балюстраде и скрестил руки.
      – Стой здесь, с другой стороны. Кассандра, мы друзья, не больше. Мы не будем потворствовать нашим страстям.
      Она печально улыбнулась:
      – Наверное, ты сильнее меня, для меня будет слишком трудно, слишком опасно смотреть на тебя при искушающем свете луны. Я не настолько благородна.
      – Тогда я перейду на ветку, подальше от твоих жадных рук, и мы сможем поговорить, да? – сказал он, перелезая через перила.
      Кассандра тихо рассмеялась:
      – Ну хорошо. Осторожно!
      Она подавила возглас испуга, когда он перелезал через ограждение балкона. Бэзил уселся на изгибе ветки и ухватился за соседнюю.
      – Итак… будем сочинять письма?
      – Письма?
      – Да.
      – Дорогая Кассандра, я хотел написать тебе, как чудесен твой город. Он не похож ни на одно место, в котором я побывал до этого, – сказал он, ощущая тепло в своем сердце. – Этот город – не женщина, – продолжал он, подняв голову. – Он – аккуратный старый полковник с густыми усами, который курит слишком много сигар.
      – Дорогой Бэзил, я никогда раньше не думала так о Лондоне, но вы в какой-то степени правы, хотя я представляла себе Лондон женщиной. Она загадочна, мудра, очень стара и давно хранит множество тайн, ее непостижимая мистическая воля разрешает нам услышать лишь небольшие отрывки этих тайн. Если хорошенько прислушаться летней ночью, то можно услышать, как она поет на берегу реки.
      – Я бы с удовольствием послушал.
      – Да, тебе бы понравилось.
      Она облокотилась на ограду балкона, ее волосы свесились через перила.
      – Дорогой Бэзил, – тихо произнесла она, – я хотела написать тебе о Венеции.
      Он сидел тихо и ждал, чувствуя в сердце тупую боль от того, что она увидела Венецию без него.
      – Когда я думаю о ней, – продолжила Кассандра, – я вспоминаю небо, покрытое в час заката красными полосками. Кажется, что огонь повис в небе и танцует на воде. И еще. Я думаю о тебе, размышляя о Венеции. Каждое мгновение ты следовал за мной по пятам.
      Он сжал руками ствол дерева.
      – Хотелось бы мне быть там, хотелось бы посмотреть на вашу первую встречу.
      Но он был тогда с женой в Тоскане.
      – Это просто безумие, Бэзил.
      Между ними возникло слишком сильное напряжение, и он согласился:
      – О да, безумие! Сегодня вечером я чуть было не влез в твою спальню и уже наполовину поднялся по дереву, когда остановился и подумал, что, наверное, сошел с ума.
      – Правда?
      – Я думал об Аникино, – сказал Бэзил и невесело рассмеялся. – Помнишь? Ты читала мне этот рассказ по-итальянски в первый вечер, а я хотел тебя до головокружения, но еще мне хотелось, чтобы ты свободно говорила о плотской любви.
      – Да, помню.
      Он посмотрел на нее.
      – Я сидел под этим деревом и думал, что должен вернуться в Тоскану, хранить в сердце воспоминания и жить жизнью обычного мужчины. А потом вышла ты, на твоем лице блестели слезы, я знал, что эти слезы обо мне. Разве это не знак?
      – Возможно, знак нашего позора, – сказала Кассандра, прерывисто вздохнув. – Или того, что нас искушал дьявол, потому что твоя жена принадлежит Богу. Даже я заметила это всего за один час.
      – Так и есть, временами это давит на меня.
      – Давит? Каким образом?
      – А что, если моей задачей было устоять против брака с ней и выступить против сил, которые поступали вопреки воле Господа? Что, если ты была послана мне, чтобы удержать от брака с ней, а у меня не хватило сил воспрепятствовать этому?
      – Ты пытался.
      – Недостаточно, надо было действовать тут же, как только я узнал об этом.
      Он все еще переживал.
      – Мое письмо к ней опоздало всего лишь на один день.
      – Значит, она не должна была получить его.
      Он пожал плечами.
      – Знаешь, Бэзил, думаю, ты расстроил своей страстью весь Лондон, – продолжила Кассандра более веселым тоном, как будто это ее тоже беспокоило. – Даже у моего брата в эти дни странно светятся глаза, в них искры того, чего ему не хватает.
      – Развлечение сезона, – не желая продолжать тему, сказал Бэзил.
      – О нет, это нечто большее!
      Она оперлась на локоть с серьезным видом.
      – Гораздо большее. До этого вечера я действительно не читала твоих стихов, я боялась. Но сегодня, придя домой, я прочитала их все. – От волнения у нее срывался голос. – Они такие красивые.
      – И все они посвящены тебе, Кассандра, – сказал Бэзил.
      – Я знаю, – прошептала она. – Теперь тебе нужно идти, Бэзил, спокойной ночи.
      Она торопливо ушла в комнату и закрыла за собой дверь.
      Бэзйл смущенно спустился вниз. А что, если его догадки были верны? Аннализа должна была принять постриг, он должен был пойти против воли их отцов, а Кассандра была послана ему именно для этого?
      Он надел камзол, обулся и вышел из сада через калитку. А если все было именно так, то что ему делать сейчас? И как ему узнать, чего именно хочет Бог, имея собственные желания и эгоистичные потребности?
      Он бродил всю ночь, ломая над этим голову. К утру Бэзил знал только то, что должен стараться.
 
      Аннализа была в саду. Ее голову покрывал чепец, на локте висела корзина, а в руках были ножницы. Хотя для ухода за садом и был нанят садовник, Аннализа попросила его предоставить ей возможность самой срезать цветы и подстригать траву. Каждое утро она выносила корзину и аккуратные круглые четки, срезала цветы и подбирала их, чтобы поставить в вазы. Это доставляло ей большое удовольствие и напоминало о днях, проведенных в монастыре, когда она могла остановиться и помолиться святым, оберегавшим этот сад. В саду никого не было, но Аннализа положила к подножию фонтана подношения святой Екатерине. Иногда ей казалось, что это место находилось под благосклонным взглядом святого Франциска, потому что там было полно птиц и мелких животных, которые перестали ее бояться, даже тогда, когда с ней были кот и собака, а так было почти всегда.
      Она встала на колени, чтобы придать кустикам лаванды форму шара, когда белки неожиданно с шумом бросились прочь. Она поняла, что кто-то пришел. Аннализа подняла голову и увидела Бэзила, который вошел в сад через калитку, залитую золотым утренним светом.
      Таким она не видела Бэзила никогда.
      Его растрепанные волосы свободно спадали на спину, он перекинул через плечо камзол и небрежно придерживал его одним пальцем. Он не видел ее, и Аннализа не стала обращать на себя внимание, пораженная необыкновенным мистическим светом, исходившим от него и напоминавшим золотистый нимб. Он двигался свободно, медленно, останавливаясь для того, чтобы поднять голову навстречу солнечному свету, его глаза были закрыты, а прекрасное лицо светилось добротой.
      Не осознавая того, что делает, он сорвал розу и поднес ее к носу, продолжая думать о чем-то своем.
      Аннализа улыбнулась про себя. Вот тот Бэзил, которого она помнила с детства. Несмотря на то что он вырос и в нем не было мальчишеской мягкости, в выражении его лица было нечто ошеломляюще чудесное, подчеркнутое контрастом с темной щетиной на его небритом подбородке.
      – Доброе утро! – окликнула она. – Если тебе нравятся запахи, иди понюхай лаванду.
      Она вывела его из того состояния, в котором он пребывал, и тут же пожалела об этом. Чудо исчезло под маской умеренности. Бэзил вежливо улыбнулся и подошел к ней, но уже не так независимо.
      Аннализа обрадовалась еще больше. Хотя мир склонялся к тому, чтобы путать выбранную ей непорочность с глупостью, она кое-что знала об отношениях между мужчинами и женщинами.
      Животные, птицы и люди искали себе пару, и она была достаточно умна, чтобы понять по выражению лица Бэзила, что он был этим утром мужчиной, который провел ночь с любовницей. Он думал, что она будет возражать?
      Аннализа встала и протянула ему три цветка лаванды.
      – Ты выглядел очень счастливым, когда вошел через калитку, Бэзил. Надеюсь, ты останешься таким же довольным.
      Он не мог смотреть на нее. Она отстраненно любовалась рельефной формой его носа под широкими бровями. Его лицо было необыкновенно красивым.
      – Нет-нет, – сказал он. – Я… я… я гулял всю ночь.
      Аннализа подавила улыбку, иначе он почувствовал бы себя смертельно оскорбленным. Вместо этого она обратила внимание на сильные побеги руты и отломила пригоршню прошлогодних стручков.
      – И это тоже, – сказала она. – Понюхай. Я люблю, как они пахнут.
      Он понюхал их, держа на ладони измельченные стручки.
      – Приятный запах.
      – Как хорошо видеть тебя не таким печальным, Бэзил, – улыбаясь, сказала Аннализа.
      – Я не должен был привозить тебя в Англию.
      – Какая ерунда, – живо возразила она. – Я все время узнаю что-то новое, это приносит мне пользу.
      Она подняла корзину и направилась к дверям.
      – Идем. Я уверена, что ты проголодался.
      На этот раз она не смогла сдержать двусмысленную улыбку. Мгновение он недоуменно смотрел на нее.
      – Сейчас ты озадачиваешь меня так же, как и тогда, когда мы были детьми.
      Она покачала головой:
      – Единственная загадка состоит в том, что здесь нет никакой загадки, Бэзил. Я именно такая, какой кажусь.
      – Думаю, да.
      – Тебе не нужно искать ничего другого, кроме того, что есть, уверяю тебя.
      Он улыбнулся и по-братски обнял ее одной рукой за плечи.
      – Да, я очень хочу есть, Аннализа. Мне бы хотелось получить завтрак настолько обильный, чтобы его хватило и кабану.
      – Это можно устроить, – ответила она довольно.

      Кассандра спала так крепко, словно провела без сна несколько месяцев. Когда она проснулась, ее комнату заливало полуденное солнце. Кассандра почувствовала аромат роз и увидела букет цветов, лежащий на подушке, именно в то мгновение, когда раздался стук в дверь.
      Кассандра испуганно поняла, что проснулась от стука.
      – Уходите! – крикнула она, не желая возвращаться к обыденности.
      Дверь распахнулась.
      – Я проделала кошмарное путешествие и не уйду.
      Кассандра юркнула под одеяло, и в комнату влетела ее сестра – величавая и полная Адриана.
      – Риана! – воскликнула она наполовину обиженно, наполовину обрадованно. Радость победила, и Кассандра протянула сестре руку, придерживая другой одеяло.
      Риана обняла ее и подняла бровь:
      – Ты голая? А твой любовник только что ушел через дверь?
      Адриана сделала вид, что собирается подойти к окну и выглянуть.
      – Он, наверное, совершенно очарователен.
      Кассандра устыдилась своей наготы.
      Разгоряченная желанием, она сняла ночную рубашку и спала обнаженной, как это было с Бэзилом, наслаждаясь восхитительным чувством греховности и свободы.
      – Нет никакого любовника, – сказала она.
      Адриана повернулась:
      – Нет есть! – Она наклонила голову. – Я никогда не видела тебя такой красивой, Кассандра. Кто бы он ни был, мне нравится то, что он с тобой сделал.
      Кассандру захлестнула волна эмоций, и, к собственному ужасу, она почувствовала, что может расплакаться и рассказать все сестре.
      Она с усилием опустила глаза и искусно изогнула бровь, прижимая большой палец к шипу розы.
      – Понятно, ты, как всегда, неразговорчива, – сказала Адрианах легким раздражением. – Я пришлю служанку, тебе нужно позавтракать. Я приехала только на один день.
      – А что у тебя за дело?
      Улыбка Адрианы потускнела.
      – Я приехала за Фебой, хочу, чтобы она съездила со мной в Ирландию. Мне писал Джулиан, он так беспокоится о ней.
      – Ясно.
      Она и впрямь слишком эгоистична, потому что не поняла, что с Фебой что-то происходит. Та была немногим младше Кассандры.
      Около года назад Феба упала с лошади и долго пролежала в постели, пока не срослась сломанная нога. Кассандра думала, что сестра уже вернулась к своей обычной жизни.
      – Джулиан мне ничего не рассказывал. – Она откинула одеяло. – Думаю, это я не дала ему такой возможности.
      – Ты не должна себя винить.
      Адриана пересекла комнату и уселась на край кровати.
      – Ты прекрасно знаешь, что Фебе не понравится твой лондонский образ жизни. Джулиан думал только обо мне, потому что знал, что Фебе очень понравится у меня. Ты это знаешь.
      Кассандра нахмурилась:
      – Но если она будет такой же напряженной, какой была тогда, когда я ее видела в последний раз, то путешествие не пойдет ей на пользу.
      – Думаю, она будет против до тех пор, пока я не скажу ей про ребенка.
      – Ребенок! – воскликнула Кассандра. – Когда?
      Адриана отодвинула плащ и повернулась боком, чтобы показать, как вырос ее живот.
      – Я весьма искусно скрываю этот факт, но это уже ненадолго. Думаю, ребенок родится осенью.
      Кассандра рассмеялась и вскочила, завернувшись в одеяло, чтобы обнять сестру.
      – Как же это здорово, Адриана! Я уверена, что твой муж вне себя от счастья.
      Вдруг она вспомнила, что у Тайнона есть близнец.
      – О Боже! А что, если у тебя будут близнецы?
      Адриана махнула рукой:
      – Что будет, то будет. – Она рассмеялась и дотронулась до обнаженного плеча Кассандры. – Теперь прекрати меня смущать… – Адриана озорно подняла бровь – в свое время она сама так шокировала всех своим поведением, что этого хватило бы на десятерых женщин, – и спускайся вниз.
      – Хорошо.
      Когда Адриана ушла, Кассандра осталась стоять посреди комнаты, завернутая в одеяло. Через стеклянную дверь в комнату лился солнечный свет, и она вспомнила другое утро: утро в комнате Бэзила, расположенной на самом верху виллы.
      Она закрыла глаза и отпустила одеяло, которое тут же соскользнуло на пол. Ее обнаженное тело купалось в солнечном свете, и она вспомнила, как любовь тогда лилась на нее, проходила сквозь нее и заливала все вокруг. Единственный поцелуй, полученный прошлой ночью, оставил у нее на руках и теле его запах, который ей не хотелось смывать. Но было бы безнравственно не смыть его. Его не надо было целовать, сегодня утром ей было стыдно, что вчера она утратила контроль над собой. Кассандра заколола вверх волосы, оделась и аккуратно спрятала тайну о Бэзиле в комнате, там, где никто не смог бы ее потревожить.
      Она больше не увидит его.
      То, что произошло, было совершенно невозможным и неправильным и погубит их обоих, если не закончить все сейчас.
      Может быть, ей стоит уехать ненадолго к сестре в Ирландию или провести несколько недель в Брайтоне? Джулиан сказал, что если она убежит, то будет бегать всю жизнь, но правдой было и то, что у нее не было сил противостоять Бэзилу и желания предавать Аннализу. При одной мысли об этом милом серьезном ребенке Кассандру одолевали угрызения совести.
      Она закрыла глаза и прижала руку к сердцу. Замкнутый круг!
      Если бы она относилась к женщинам, которые могли молиться, то попросила бы прощения за свою слабость, проявленную прошлой ночью, за то, что не смогла заставить его уйти.
      Она уедет из Лондона уже сегодня, но до отъезда ей нужно кое-что исправить. Она научит Аннализу любить мужчину. Нет, не мужчину, а Бэзила. Аннализа красивая и добрая, а Бэзил со временем забудет то опьяняющее чувство, которое объединило их на некоторое время, но Кассандра будет счастлива, потому что будет знать, что о нем заботится преданная жена.
      Она придала своему лицу непроницаемое выражение и пошла вниз, чтобы отпраздновать с сестрой радостное событие.
 
      Послали за Джулианом и Гэбриелом, и те присоединились к Кассандре и Адриане за чаем. День был ласковым, солнечным, а небо голубым, как шелк. На лужайке накрыли белый железный стол.
      В воздухе весело пели птицы и жужжали пчелы, и Кассандра почувствовала себя слишком довольной, сонной и ленивой, чтобы восхищаться миром и всем, что в нем есть, а в особенности своими прекрасными братьями и сестрой.
      Странствия наложили на красивую внешность Джулиана печать загадочности, никто толком не знал, что с ним произошло, но после возвращения его серые глаза никогда не улыбались. Бурная жизнь Адрианы никак не отразилась на этой светловолосой и сияющей женщине. Гэбриел был очаровательным щеголем – у него были пышные волосы и лицо цвета карамели, а зеленые глаза одного тона с изумрудно-зеленым камзолом.
      Кассандра пила чай и вспоминала о том, как они с Бэзилом проводили время на пляже в Италии, как волны лизали их пальцы и как она рассказывала ему о своих братьях и сестрах.
      Потом она вспомнила те долгие часы, которые они провели за бесконечными разговорами. Сейчас ей не хватало этих долгих праздных бесед. Она вспомнила, как он вскрикивал, притворяясь оскорбленным, когда они обсуждали какое-нибудь литературное произведение, и темпераментно не соглашался с ней, в то время как они угощались оливками и виноградом под мягким небом, усеянным звездами.
      – Посмотрите на нее, – проговорила Адриана. – Как вы думаете, наша сестра влюблена?
      Кассандра подняла голову, осознав, что только что улыбалась и предавалась воспоминаниям. Она выпрямилась и сделала удивленные глаза:
      – Не говори ерунды, сестрица.
      Гэбриел рассмеялся и нагнулся к Адриане:
      – Представляешь, она заявилась ко мне на рассвете, чтобы попросить книгу стихов!
      Кассандра почувствовала, как запылали ее уши и понадеялась, что они не такие красные, как она подозревает.
      – Едва ли это был рассвет, поскольку было половина одиннадцатого!
      – Стихи? – поинтересовалась Адриана. – Что за стихи?
      Кассандра перешла в наступление.
      – Бэзила ди Монтеверчи, – сказала она, – итальянского графа. Он сейчас в большой моде. – Избегая их взглядов, она дернула нитку на юбке. – Это на самом деле очень красивые стихи. Вчера я слышала, как он читал их при дворе.
      Только теперь Кассандра решилась взглянуть на Джулиана. Он подбадривающе кивнул ей.
      – Я и сам читал их. Риана, тебе они понравятся поскольку это то, от чего ты всегда была без ума.
      Но Адриане было известно слишком многое, ее глаза засверкали.
      – Это тот самый поэт, к которому ты ездила в Италию?
      Кассандра спокойно подняла подбородок:
      – Да, именно поэтому мне так захотелось иметь эту книгу, когда я узнала, что она напечатана.
      Гэбриел откинулся назад и закрыл рот руками. Кассандра не была уверена, что Джулиан и Адриана читали ее путевые заметки, но она знала, что Гэбриел их прочел. Он хвалил их. Теперь его взгляд стал задумчивым.
      Проклятие! Джулиан все понял, потому что был с ней в опере и видел, как она совершенно потеряла голову. Адриана этим утром застала ее голой, и хотя на самом деле никакого любовника не было, убедить сестру в обратном не было никакой возможности.
      Кассандра сощурилась.
      – Не надо, – сказала она, – не стоит воображать себе то, чего нет в моей жизни. Я этого не потерплю.
      Гэбриел подмигнул, а Адриана хихикнула. Казалось, только Джулиан понял по ее голосу, что она в панике. Он спокойно наклонился и взял с тарелки крошечный сандвич.
      – Сменим тему: Кассандра настаивает на том, чтобы я осенью представил девочек ко двору. Что ты об этом думаешь, Риана? Пора?
      – Я скажу, что давно пора, – ответила Адриана.
      – Объясни ему, Риана, что для этого надо сделать. Меня он не слушает.
      – Я навел справки, – сказал Джулиан, – думаю, мы начнем со следующего месяца.
      – А как ты собираешься поступить с Клео? Они не могут быть представлены как равные друг другу, и ее это оскорбит, – поинтересовался Гэбриел с притворной ленью в голосе.
      – Я уже подумала над этим, – ответила Кассандра. – Думаю, мы найдем ей хорошего мужа среди твоих друзей, дорогой братец. Мы пригласим их в мой салон, и там она встретит светских мужчин, занимающих в обществе хорошее положение.
      – Не думаю, что все пройдет так гладко, как ты задумала, – ответил Гэбриел и, разозлившись, поджал губы, что случалось с ним очень редко. – Ее всю жизнь баловали, с ней обращались как с принцессой. Ей будет непросто смириться с торговцем, если Офелия выйдет замуж за герцога или графа.
      – Наверняка существует кто-то более подходящий, чем торговец, – запротестовала Кассандра. – Ученый или викарий, например.
      Гэбриел удивленно посмотрел на нее:
      – Клео – жена викария?
      – Ну, наверное, нет.
      Клео была глупой красоткой, знавшей толк в одежде.
      – Гэбриел, тогда посоветуй нам что-нибудь.
      – Не знаю, – ответил он и встал, повернувшись к ним спиной. – Я не вправе ругать нашего отца за его доброту, но было бы лучше, если бы Клео была подготовлена к той жизни, которая ей предстоит.
      Адриана вздохнула:
      – Мы все знали, что этот день когда-нибудь настанет. Ей поможет советом ее мать: Моника не глупая женщина. Нам следует ее выслушать. – Она поставила чашку. – Во всяком случае, это неизбежно. Они должны найти себе мужей, и лучше сделать это побыстрее.
      Гэбриел кивнул, но выражение его лица оставалось мрачным.
      – Я волновался по этому поводу с тех пор, как мы вернулись. Я не хочу, чтобы она пошла моим путем.
      Джулиан встал.
      – У нее есть мы все, Гэбриел. И у тебя тоже – Он указал рукой на дом. – Если мы собираемся приехать в Хартворд-Холл до того, как стемнеет, нам нужно отправляться. Ты идешь, Кассандра?
      – Не сегодня, я приеду завтра утром. Сегодня вечером у меня есть кое-какие дела.
      Джулиан кивнул. Проходя мимо Кассандры, он дотронулся до ее плеча в знак понимания и поддержки. Кассандра так же быстро коснулась его пальцев в знак благодарности.
 
      Она не лгала, у нее действительно было дело. Вечером Кассандра надела темно-синий шелковый плащ с капюшоном, скрывшим ее волосы, и направилась по адресу, который узнала при знакомстве.
      Стоя в тени дома напротив, она терпеливо дождалась того момента, когда Бэзил выйдет и сядет в ожидавшую его карету. Когда экипаж скрылся из виду, Кассандра быстро вышла из укрытия и пересекла шумную улицу, скинув на ходу капюшон.
      Дверь открыл слуга в красной ливрее.
      – Добрый вечер, – произнесла Кассандра, – я леди Кассандра Сент-Ивз, я хотела бы видеть графиню.
      Слуга впустил ее в дом. Внутри пахло апельсинами и неизвестными ей специями. Она вошла в маленькую скромную гостиную, бестолково обставленную в китайском стиле.
      – Подождите здесь, – сказал слуга, – я поищу графиню.
      Как Кассандра и ожидала, вошла Аннализа. Она очень обрадовалась.
      – Леди Кассандра! – воскликнула она, подходя к ней и целуя в обе щеки. – Я так рада вас видеть! Не хотите ли выпить вина или поесть чего-нибудь? Пожалуйста, проходите в сад.
      До этого момента Кассандре удавалось разделять в себе чувство вины и любовь. Но сейчас сама мысль о том, чтобы позволить себе любить Бэзила, казалась ей чудовищной. Одетая этим вечером в самое скромное платье из серого шелка, с волосами, покрытыми чепцом, эта девочка была так болезненно молода и полна энергии, что у Кассандры разрывалось сердце.
      Она постарается сделать все правильно и будет молиться, чтобы ее вероломство никогда не было обнаружено. Она широко улыбнулась и взяла Аннализу за руку:
      – Большое спасибо.
      Двор был выложен кирпичом между аккуратными цветочными клумбами, на мгновение Кассандра остановилась.
      – Совершенно по-итальянски, не правда ли?
      – Да! Думаю, именно поэтому мой муж и выбрал этот дом. Я много раз рассказывала ему о садах при монастыре, а этот очень похож на них.
      – Он очень добрый человек.
      Они присели, и Кассандра с благодарностью приняла бокал вина.
      Они весело болтали о садах, о путешествии Кассандры по Италии и прочей ерунде.
      – Надеюсь, вы не сочтете меня слишком бесцеремонной, графиня, но я пришла к вам сегодня по делу – наконец произнесла Кассандра.
      – Я так и подумала.
      Аннализа сложила на коленях свои маленькие руки.
      – Пожалуйста, говорите, я не сочту это бесцеремонностью.
      Кассандра вздохнула.
      – Мне бы хотелось поговорить о вашем муже.
      Аннализа удивилась:
      – Почему?
      – Я подумала о том, что вы мне рассказали. О том что он не желает делить с вами брачное ложе.
      Аннализа улыбнулась:
      – Но у него, по-моему, есть любовница Я почувствовала ее присутствие сегодня утром, когда он вернулся.
      Грех, грех и снова грех!
      – О, я уверена, что нет.
      – Я не возражаю против этого, – спокойно ответила Аннализа. – У мужчин ведь есть свои потребности правда?
      – Думаю, что да.
      Это было не то, чего она ожидала.
      – Но почему это не вы? Из всех мужей, которых мог дать вам Господь, такие, как он, – большая редкость.
      Девушка нахмурилась, разглядывая цветы перед собой.
      – Его сердце отдано другой, – ответила она. – Я знала это с самого начала, с первой ночи, когда он порезал палец и пролил кровь на простыни, а потом всю ночь писал стихи. Иногда я чувствую, что он в отчаянии, когда пишет подобным образом.
      Кассандра тяжело вздохнула, ее сердце болело при мысли о Бэзиле – отчаявшемся, печальном и думающем о ней. Могло ли случиться так, что все они стали жертвами одной чудовищной ошибки? Что это, ужасный каприз богов? Что, если своим поступком она исправит содеянное? И все же есть ли у нее выбор?
      – А что вы делаете в то время, когда он в отчаянии? – осторожно поинтересовалась она.
      – Оставляю его в покое. Если я нахожу его спящим, то накрываю одеялом. Иногда я приношу ему еду.
      – По-моему, тогда вы должны идти к нему. Он обратится к вам в своем горе, – тихо сказала Кассандра.
      Аннализа вскочила:
      – Я не могу!
      Она достала четки из кармана юбки и стала их перебирать, расхаживая взад-вперед перед маленьким искрящимся фонтаном.
      – Я не хочу…
      – Это пугает вас? Когда-то я тоже очень этого боялась. Позднее я узнала, что нежный мужчина способен создать из этого нечто прекрасное, Бэзил кажется мне нежным.
      – Нет, он слишком страстный. Мне бы этого не хотелось.
      Кассандра поняла, что ей предстоит преодолеть не страх этой девочки, а упрямство.
      – Вы не будете против, если я спрошу, почему вы так хотели стать монахиней? – неожиданно поинтересовалась она, понаблюдав, как девушка двигается.
      Аннализа остановилась и обернулась.
      – Вы не поверите, – сказала она, слабо улыбнувшись.
      – Отчего же?
      Аннализа выразительно пожала плечами.
      – Когда мне было года четыре, мне явилась Богоматерь. Мне никто не поверил, и я перестала рассказывать об этом. Она являлась мне еще два раза и всегда говорила, что я должна уйти в монастырь на острове.
      Кассандра внимательно следила за выражением своего лица. Она не верила в видения.
      – Третий раз она явилась, когда мне было шесть лет. Это было летом, – сказала Аннализа.
      Она простерла руки, четки обвились вокруг ее запястья. Ее ладони были белыми и на удивление сильными.
      – Мои руки кровоточили три дня. Отец был в ярости, а мать отвела меня к священнику, который сказал, что это чудо и они должны благодарить небеса за то, что они призывают меня.
      Стигматы! Кассандра почувствовала испуг и беспокойство. Она не верила в чудеса так же, как не верила в видения.
      – Разве вы не испугались?
      Аннализа нагнула голову, от нее исходило сияние.
      – Нет. Я знала, что святые хотят убедить таким образом моего отца, чтобы он позволил мне стать монахиней. По крайней мере, это убедило его отдать меня в школу при монастыре.
      – Но… – Кассандра нахмурилась. – Почему именно вы?
      – Не знаю. Как кто-то избирается для чего-то? Почему мой муж пишет такие прекрасные слова? Почему один прекрасно поет, а другой заботится о детях? Все мы призваны к какому-то служению. Это мое.
      Кассандре не понравилась покорность судьбе, выразившаяся в этих словах.
      – Но я не была рождена для чего-то особенного, – возразила она.
      – Нет, были, все мы рождаемся для чего-то.
      – Мужчины, может быть, но не женщины, Аннализа. Мы находимся под властью мужчин.
      – Но власть Бога сильнее власти мужчин.
      Аннализа произнесла это с такой уверенностью, что Кассандра смутилась.
      Она больше не управляла разговором. Она ощущала в груди странный комок, состоявший из напряжения и смущения, и старалась вспомнить то, зачем, собственно, она и пришла, – убедить Аннализу стать Бэзилу настоящей женой. Кассандра расправила плечи.
      – Если так, если Бог ведет вас к браку, который он не предотвратил, то разве это не его воля, что вы должны стать женой, а не монахиней?
      В глазах Аннализы появилось беспокойство.
      – Я не знаю. Я много думала над этим, но у меня нет ответа. Если я должна была стать женой, то почему мой муж не настаивал на этом?
      Кассандра смутилась еще больше.
      – Но если этот муж знает, что вы не желаете поощрять его, и он добр, то откуда вы знаете, что не препятствуете исполнению Божьей воли?
      Кассандра нахмурилась, ощущая изъяны в своей логике, но не знала, как их устранить, Аннализа снова принялась расхаживать.
      – Я хочу быть покорной моему долгу, но от кого я завишу больше всего? – Она остановилась. – Наверное, это Бог, но я не знаю, что именно такова его воля. Так кому я должна подчиняться? Отцу? Мужу? – Она возбужденно провела большим пальцем по четкам. – Да и осмелюсь ли я выбирать?
      – Вы замужем, Аннализа, – произнесла Кассандра сквозь ком, застрявший в горле. – Бог допустил этот брак, и в этом должен быть какой-то смысл. Поэтому вы должны подчиняться вашему мужу в обмен на то, что являетесь его женой.
      Аннализа покачала головой:
      – Я думала по-другому.
      Этот ребенок заставил Кассандру почувствовать себя так, как будто ей миллион лет и она измучена до предела.
      – Подумайте об этом, – сказала она, – обсудите со священником.
      – Я хотела так мало, – внезапно проговорила Аннализа, ее голос оказался сильнее, чем ожидала Кассандра. – Я хотела проводить дни в служении Богу. Почему мне не дарована такая простая вещь?
      – Не знаю, – честно ответила Кассандра. Она вытянула руку: – Идемте, не будем больше говорить об этом.
      У нее появилась идея.
      – Есть еще одна вещь, которую я бы хотела обсудить. Мне хотелось бы получить ваш совет. Вы кажетесь такой мудрой для своего юного возраста.
      – Буду рада выслушать вас, – ответила Аннализа. – О чем пойдет речь?
      И Кассандра рассказала ей о своих сестрах Офелии и Клеопатре – блондинке и самой красивой женщине Лондона и о другой, прекрасной, как полночь, но мулатке и потому обреченной пережить разочарование в лондонском обществе.
      С этого они перешли на другие темы, пока не стало совсем темно. Кассандра собралась уходить, размышляя о том, что ей хотелось бы познакомиться с этой умной и необыкновенной девушкой при других обстоятельствах.
      К утру все могло бы разрешиться. Чтобы подавить предчувствие беды, Кассандра шагала все быстрее и быстрее, ее плащ развевался за ней. В своих действиях она руководствовалась любовью, настолько большой, что та не могла быть эгоистичной, и она находила в этом небольшое утешение.
      Почему же она чувствовала себя так мерзко?
 
      Бэзил занимался весь день поиском выхода из сложившейся ситуации. Он должен был продолжать защищать Аннализу, иначе не смог бы жить. Это означало, что Кассандра никогда не сможет стать его женой.
      Но он не мог поверить, чтобы такая любовь посетила его лишь для того, чтобы исчезнуть. Ответ был, ему лишь нужно убедить Кассандру, что он правильный.
      Подходя к ее дому, Бэзил весь извелся от ожидания. Он чувствовал себя легкомысленно глупым и радовался тому, что живет на свете.
      Перед дверью дома стояла карета, и Бэзил увидел, как Кассандра выходит из дома, одетая в дорожное пальто фиолетового цвета. Он устремился к ней, не задумываясь о том, как это может выглядеть со стороны.
      – Кассандра!
      Она увидела его и застыла. Потом приказала слуге отнести багаж в карету и спокойно пошла навстречу Бэзилу. Он начал раздражаться – как она могла так умело прятать свои переживания? Так просто то любить, то бросать его?
      – Куда ты бежишь, Кассандра? – резко поинтересовался он.
      – Мы не можем обманывать твою жену, Бэзил. Я не вынесу этого греха.
      – Мы никого не обманываем! Ты знаешь это, ты слышала об этом от нее самой. Я не сплю с ней. Она не стала моей женой на самом деле. Я женился для того, чтобы защитить ее, и буду продолжать защищать. Но ты… – Он взял ее за руку. – Ты моя настоящая жена, и тебе это тоже отлично известно.
      – Так что ты предлагаешь, Бэзил?
      – Ты вдова. Я связан семьей с женщиной, которая никогда не будет мне настоящей женой. Наша ситуация столь обычна, что выхода нет. Кто сможет нас в чем-то обвинить?
      – Ты хочешь, чтобы я стала твоей любовницей.
      – Мне не нравится это слово – оно слишком грязное. А наша встреча – нечто совсем другое.
      Она убрала руку и покачала головой:
      – Еще до того как спросить, ты знал, что я не соглашусь на это.
      Бэзил заметил, какие усилия она прилагает, чтобы оставаться спокойной.
      – Я не стану твоей любовницей, Бэзил, в глубине души ты всегда понимал это.
      Бэзил закрыл глаза: да, он всегда знал об этом.
      – Уходи, Бэзил, – сказала Кассандра.
      – Не делай этого, останься, – умолял он.
      – Я не настолько сильна, чтобы просто смотреть на тебя, Я уезжаю ради нашего спокойствия.
      Бэзил чувствовал себя оскорбленным.
      – Ответ есть, Кассандра, должен быть.
      – Да, – сказала она, натягивая перчатку, – тебе надо вернуться в Италию.
      Он упрямо набычился:
      – Я этого не сделаю.
      Кассандра молча повернулась и торопливо пошла к карете, слуга помог ей сесть в нее. Проезжая мимо, она даже не взглянула на него из окна.

      Бэзил вернулся домой пешком, пытаясь изгнать обуревавших его демонов гнева и неудовлетворенной страсти. Когда он поднимался по лестнице собственного дома, упрямство и гнев уже улетучились, остались только беспокойство и сомнение в нормальном состоянии собственного рассудка.
      С их первой встречи все пошло наперекосяк. Им овладело безумие.
      Разрастающаяся страсть, музыка и красота заставили его жить словно юноша – не задумываясь о последствиях своих поступков. Бэзил нахмурился, вспоминая, как мчался вниз по холму, чтобы в первый раз поцеловать ее в фруктовом саду.
      Он вспоминал и то мгновение, когда увидел ее на дороге, пролегавшей внизу, как сверкали на солнце ее волосы, а лицо было столь красиво, что у него чуть не остановилось сердце. Уже тогда он знал все.
      Ему следовало отослать ее в первый же день. Тогда они все еще писали бы друг другу. Он все еще улыбался бы, читая ее письма, и писал свои. Они не испытывали бы сейчас всех этих страданий, если бы у него хватило мужества отослать ее прочь в первый же день. Но тогда они не познали бы радости! Радости, от которой жизнь стала казаться бесценной. Радости, которая осветила ее лицо и тело. Даже сейчас он видел, как се изменило знакомство с ним – она стала сильнее, смелее, в ней было больше жизни. Бэзил забрал ее демонов и подарил ей смелость, необходимую для достижения подлинной свободы.
      Значит, он был всего лишь пешкой в игре, в которую играл Бог? Он был всего лишь орудием?
      Нет! Потому что в эти же дни рождались и стихи. Может быть, и это было частью Божьего замысла: предоставить ему возможность писать красивые стихи, чтобы продвинуть его еще дальше вперед – к совершенству. Кассандра стала его музой.
      Но что будет теперь? Что?
      Придя домой, он с удивлением заметил, что в гостиной Аннализы все еще горел свет. Он остановился в дверях и увидел, что она склонилась над вышиванием при слабом свете свечи. Ее волосы были заплетены в длинную черную косу, спадавшую через плечо, он понял, что никогда прежде не видел всего богатства этих волос. Он подумал, что они очень красивы.
      Аннализа не обрадовалась его приходу, или, может быть, ему так показалось? Ее лицо было бледным, под глазами залегли тени.
      – Что-нибудь случилось? – спросил он.
      – Нет. А что-то должно было случиться?
      Он слегка улыбнулся.
      – Здесь слишком темно для вышивания. Ты будешь щуриться как колдунья, когда состаришься.
      – Я всего лишь размышляла, вышивание помогает мне думать.
      Он сел в кресло рядом с ней, радуясь тому, что есть что-то, чем можно занять ум.
      – Думать о чем?
      – О многом.
      Аннализа опустила вышивание на колени.
      – Почему я сижу здесь, а не в своей комнатке в монастыре Святой Екатерины? Разве я когда-нибудь мечтала побеседовать с английской королевой? – Она сделала паузу и пристально посмотрела на мужа. – Еще мне было интересно, что ты думаешь об этом. Я никогда тебя не спрашивала.
      В его груди шевельнулось нечто предостерегающее.
      – Ты имеешь в виду что-то определенное?
      – Нашу договоренность.
      Бэзил вскочил:
      – Я не думаю об этом.
      Он прошел через всю комнату к буфету, на котором стоял графин с портвейном, и налил себе вина.
      – Ты недовольна?
      – Нет. Мне кажется, что ты недоволен.
      Бэзил пил так, чтобы обжечь себе горло и выжечь свой грех.
      – Наверное, нам стоит вернуться в Италию, – сказал он, отважно наливая следующий стакан. – Тебе бы этого хотелось?
      – Конечно, но готов ли ты вернуться так быстро?
      – Да.
      Он убежит от искушения. Через год, когда все успокоится, когда он привыкнет ко всему, он опять начнет писать Кассандре.
      Они не обязаны ничего забывать. Он будет благополучно жить в Тоскане, а она останется в Англии, и их любовь будет отражаться только на бумаге.
      Бэзил закрыл глаза. Он не слышал, как Аннализа встала, и вздрогнул, когда она дотронулась до его руки.
      – Бэзил?
      В ее голосе было нечто, чего он никогда прежде не слышал. Он открыл глаза, посмотрел на нее и увидел в ее глазах робкое предложение.
      Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы. Это был сухой, целомудренный, холодный поцелуй. Поцелуй ребенка.
      И хотя Бэзил почувствовал ее налитую грудь, ее приглашающую улыбку и дрожь тела, единственной его реакцией на это был ужас, как будто его поцеловала сводная сестра.
      Он резко отпрянул и увидел в ее глазах боль. Он потянулся к ней, но было уже поздно. Аннализа ускользнула, ее склоненная голова указывала на то, что она испытывает унижение.
      – Прости, – прошептала она, – я думала, что могу…
      Какая же он скотина! Бэзил торопливо схватил ее и крепко прижал к себе.
      – Аннализа, это я нуждаюсь в прощении. Я не хотел оскорбить тебя.
      Она заплакала, и это стало последней каплей, переполнившей чашу его терпения.
      – Прости меня.
      Бэзил целомудренно поцеловал её в щеку. Она издала тихий короткий звук, означавший облегчение или печаль – он не понял. Аннализа оттолкнула его.
      – Нет, это я не права, Бэзил. Я хотела бы быть правой, но не могу. Это меня пугает.
      В ее синих глазах были обида и испуг.
      – Это несправедливо, как же так?
      – Я не знаю.
      Он повернулся, налил ей портвейна и указал на кресло.
      – Выслушай меня.
      Она взяла бокал, села, выпрямившись в кресле, и посмотрела ему в глаза.
      – Ты любишь женщину, которая отвергла тебя, – сказала она. – Я вижу это по твоим глазам. Я слышу это в твоих стихах.
      – Вот почему…
      – Нет. – Она быстро и странно подняла руку и взглянула на ладонь. – Нет.
      Бэзил опустил голову.
      – Твои подозрения верны, но я больше не выдержу. Мы должны вернуться домой. Рано или поздно нам придется примириться с тем, что уготовано нам нашими отцами. Нам нужно будет стать супругами лишь для того, чтобы завести ребенка или двоих.
      Она лишь смотрела на него своими огромными синими глазами.
      – Не думаю, что я смогу.
      Бэзил улыбнулся: хоть в этом он разбирался лучше.
      – Не думай об этом сейчас, торопиться не стоит.
      – Бэзил, а как же твоя любовь?
      Он мрачно смотрел на рубиновую жидкость в бокале, наблюдая за тем, как в глубине его светится пламя свечи.
      – Я не могу говорить об этом сейчас. Возможно, не захочу обсуждать это никогда.
      Аннализа выглядела встревоженной.
      – Но я хочу, чтобы ты был счастлив.
      – Что такое счастье, Аннализа? Разве не мы сами выбираем для себя счастье или горе? Мы найдем способ стать счастливыми.
      Она неуверенно кивнула.
 
      На рассвете Аннализа выехала со двора в карете. Она искала церковь. Девушка всю ночь не сомкнула глаз – ее мучила совесть. Снова и снова она переживала тот момент, когда потянулась, чтобы поцеловать Бэзила, и снова и снова видела на его лице ужас в тот момент, когда целовала его, и опять испытывала облегчение.
      Облегчение, но не смущение. Интуиция подсказывала ей, что все не так просто Она чувствовала, что за прошедшие несколько недель произошло множество событий, и чувствовала, что надвигается какая-то трагедия, но не могла точно определить, в чем именно она состоит.
      Наверное, дело в ее гордыне: она думала, что знает путь, уготованный ей Богом. Разве не ужасный грех гордыни – стремиться выяснить промысел Божий? А если не думать об этом серьезно, разве это не еще больший грех?
      Безропотно ли приняла она путь, уготованный ей Богом, или начала ночами сомневаться? Струсила ли она, когда узнала о своем предназначении? Наверное, ее призвание состояло в том, чтобы бороться за возможность стать монахиней и, став ей, бороться за других, желавших ступить на эту стезю.
      Аннализа вспомнила о жизни своих любимых святых: Марии, святой Екатерины и Магдалены. Как бы они поступили на ее месте?
      Все эти юные девушки и сильные женщины боролись за право идти своим путем. Аннализа совсем не боролась, она лишь подчинилась и впала в грех и отчаяние. Гордыня, отчаяние, отсутствие смелости. Аннализа не знала, как разрешить конфликт, и не могла самостоятельно найти выход из лабиринта.
      В церкви она преклонила колени на свободной скамье и начала горячо молиться. Уже то, что она находится под сводами церкви, принесло ей огромное облегчение. Запах пыли, свечей и фимиама мягко окутал ее и сгладил напряжение, которое она чувствовала. Услышав стук шагов в нефе, она подняла голову и увидела священника – стройного человека с седыми волосами и добрым лицом.
      Аннализа снова склонила голову, повинуясь какому-то внутреннему побуждению, и тут на нее снизошло то, что она назвала «великим озарением». Она была уже не просто Аннализой, стоящей на коленях в церкви, находящейся в Англии. Она снова была частью великого пространства, великой вечности без начала и конца. Она почувствовала себя полной света и любви, снова увидела то, что манило ее сюда, когда она была еще ребенком: мир и людей, из которых и состоял этот великий свет. В каждом человеке переливалась радуга возможностей, каждый был столь же совершенен, как и предыдущий. Это было больше, чем она могла выразить словами, и Аннализа чувствовала великолепие Бога и его царствия.
      Со временем она получит ответы на свои вопросы.
      Наконец видение поблекло, Аннализа подняла голову и увидела, что рядом с ней стоит пожилой священник и его синие глаза светятся, как подумала Аннализа, от слез. Благословляя, он дотронулся до се головы узловатой рукой.
      – Вокруг тебя разливается священное сияние, дитя мое. Благослови тебя Бог!
      Аннализа улыбнулась, чувствуя себя абсолютно спокойной. Каким-то образом у нее нашлись силы залечить начавшую раскрываться рану, предотвратить назревавшую трагедию. Она отчетливо увидела любовную неразбериху, похожую на неправильно высаженные цветы в саду, – все они прекрасны, но ни один из них не способен развиваться до тех пор, пока всех их не разделят и не пересадят должным образом. – Сегодня ей предстояла трудная работа.
 
      Бэзил проснулся поздно. Он ощущал в себе странные силы, побуждавшие его к действиям. Он мог бы сойти с ума, но не сошел и не сойдет, он так просто не сдастся. А этим утром ему показалось, что существует множество решений дилеммы, перед которой он спасовал.
      Бэзил плотно позавтракал, узнал, что Аннализа отправилась рано утром в церковь и еще не вернулась, приказал оседлать лошадь и поскакал галопом, предоставляя ветру возможность остудить огонь внутренней борьбы, расплести паутину его спутанных мыслей.
      Если подходить к делу спокойно, то все очень просто: Аннализа нуждается в защите. Кассандра не будет его любовницей, но он не сможет жить без нее.
      Какой ответ мог устраивать всех троих? При мысли об этом у него начинала болеть голова. Казалось, что он не думал ни о чем другом на протяжении нескольких месяцев, двигался по кругу и не находил ответа. Беззаботная молодость требовала аннулировать брак, и как можно быстрее! Мужчина, которым он стал, знал, что такой возможности просто не существует. Он впитал с молоком матери обязательства перед семьей, родом и его историей. На нем кончался род, и его обязательства перед страной и собственным именем были слишком велики, чтобы можно было пренебречь ими. Мать, братья, Аннализа, обязанности, Кассандра… Все тот же замкнутый круг.
      Чего хотела Кассандра? Бэзил верил, что она любит его, но выйдет ли она за него замуж, если он будет свободен? Захочет ли она связать свою жизнь с человеком, который сможет предложить ей лишь сердце и перо? Если он аннулирует брак, у него не останется ничего. У него останутся только титулы, потому что отец не может отнять их, но не будет ни гроша, кроме того, что он сможет заработать своим пером.
      Бэзил скакал на лошади при ярком свете английского полдня и думал, что должен узнать мнение Кассандры до того, как начать действовать.
      А чтобы сделать это, следовало выяснить, куда она уехала.
 
      Кассандра укрылась от хихиканья, шума и болтовни сестер в старом кабинете отца. Она была рада тому, что приехала в Хартворд-Холл, но ее мрачность уже была замечена и обсуждалась. Она пришла сюда, сославшись на головную боль.
      В комнате все еще немного пахло отцом – в тяжелых бархатных портьерах сохранился привычный запах табака. Между двумя длинными полками висел портрет матери Кассандры, написанный, когда той было двадцать два года и она была поразительно красива. Вернувшись домой после четырехлетнего пребывания на Мартинике, маленькая Кассандра часто интересовалась, возражает ли Моника против того, чтобы этот портрет висел там, где Джеймс Сент-Ивз мог видеть его каждый день.
      Обойдя комнату и дотронувшись до любимых книг отца, она поймала себя на том, что опять думает о Монике, матери Гэбриела и Клео. Она была любовницей графа с небольшим перерывом больше двадцати лет и, казалось, совершенно не возражала против этого. Еще будучи маленькой и переживая потерю матери, Кассандра поняла, что Моника каким-то образом спасла ее отца. Еще она поняла, что он любил ее.
      Каждый из них казался совершенно довольным заключенным соглашением и не просил у общества того, чего то просто не могло им дать. Кассандра подумала с грустью, не была ли она неблагодарной.
      Но разница существовала: у отца Кассандры не было любовницы, пока была жива его жена. Он действительно любил двух женщин, но не двоих одновременно. До встречи с женой он любил Монику, подарил ей сына и даровал им обоим свободу. Вернувшись в Англию, чтобы принять титул, доставшийся ему после смерти брата, Джеймс отказался от Моники ради своей красавицы жены – матери Кассандры. Он вернулся к Монике, обезумевший от горя, после того, как ему пришлось похоронить жену.
      Кассандра опустилась в кожаное кресло и принялась рассматривать портрет матери. Она рассеянно подумала, что Офелия унаследовала внешность матери.
      В дверь постучали.
      – Кассандра? – Адриана заглянула в комнату. – Ты хорошо себя чувствуешь, дорогая?
      Кассандра убрала с лица прядь волос.
      – Я очень раздражительна, не хотелось бы портить такой день скверным юмором.
      – Понятно, к тебе пришли.
      – Ко мне? Кто?
      Только теперь она заметила озорное выражение глаз сестры и то, что эти глаза прямо-таки горят от любопытства. Ее сердце сжала ледяная рука еще до ответа Адрианы.
      – Очаровательный итальянский поэт.
      Кассандра вскочила, оглядываясь в поисках укрытия.
      Ее сердце грозило вырваться из груди, тело кричало, что ей надо немедленно бежать, но вот куда?
      – Меня нет, – ответила она, – скажи ему, чтобы убирался. Я не буду с ним разговаривать.
      – Уже поздно, – ответил Бэзил из-за плеча Адрианы.
      Кассандра бросилась бежать. Она промчалась через помещение для слуг, кухню и бросилась в угловой лестничный колодец, поднимая юбки, чтобы побыстрее преодолеть старинные каменные ступени. На третьем этаже она вбежала в крошечную переднюю, рванула дверь и обнаружила, что ее заело. Кассандра ударила дверь ногой, издав при этом расстроенный возглас. Дверь открылась, за ней была кладовка, опустевшая и предназначенная для забытых чемоданов. Инстинкт беглеца мгновенно подсказал ей, что делать: Кассандра рухнула на один из сундуков и, задыхаясь, прислонилась головой к стене.
      Только теперь она поняла, насколько безумным поступком был этот побег от него. И надо же такому случиться прямо на глазах у Адрианы, которая не преминет высказаться по этому поводу. Кассандра действовала совершенно импульсивно. С тех пор как он появился в ее жизни, это происходило довольно-таки часто.
      Гибель женщины заключена в ее эмоциях. Кассандра повторила литанию про себя, думая о том, сколько раз Бэзил уже разрушал ее добрые намерения. Он пробудил в ней великолепие страстей, дал возможность совершить нечто необдуманное, например, промчаться по коридорам и старым лестницам старого замка.
      Кассандра начала смеяться над своим поведением все еще задыхаясь от бега. Она сидела и хихикала, но потом появился Бэзил. Он тяжело дышал, на щеке лежала растрепавшаяся прядь волос.
      Увидев ее, он прислонился к дверному проему.
      – Слава Богу! Для меня было бы довольно унизительно потерять сознание перед твоими сестрами.
      Изображая эту сцену, он с размаху повалился на пол, прижимая руки к сердцу.
      – Вот, я должен унижаться только перед тобой и ни перед кем другим.
      Кассандра продолжала смеяться, и к тому моменту когда он упал на пол, она уже стонала, прикрывая рот рукой. Она не понимала, что именно так рассмешило ее, но просто содрогалась от хохота.
      – Знаешь, ты выглядела как коза, – произнес он лежа на полу.
      – Нет-нет – овца! – воскликнула она и заблеяла.
      Бэзил оперся на локоть и расхохотался:
      – Никогда не видел более прекрасной овцы! – Он сладострастно изогнул темную бровь. – Но я был бы счастлив стать волком для этой овцы.
      Кассандра задержала дыхание и вздохнула, вытирая глаза.
      – Не понимаю, почему я так неслась.
      – У меня есть власть над женщинами, ты это знаешь.
      – И они бегут?
      – Они теряют голову.
      – А, значит, мне не стоит особенно волноваться по породу того, что я потеряла свою.
      Он сел, обнял руками колени и посмотрел на нее прямо и честно. Он был здесь – ее Бэзил, собственной персоной. У Кассандры перехватило дыхание.
      – Ты и представить себе не можешь, как мне не хватало тебя все эти месяцы.
      – Представляю.
      – Зачем ты приехал сюда?
      – Чтобы поохотиться на тебя. – Он слабо улыбнулся.
      Кассандра замерла.
      – Мои сестры умрут от любопытства, если мы не сойдем немедленно вниз.
      – Пусть подождут немного. Я не двинусь отсюда, пока ты не выслушаешь меня.
      Она презрительно хмыкнула:
      – С паутиной на голове тебя трудновато воспринимать всерьез, да и задняя твоя часть пыльная, как у младенца, возившегося в песочнице.
      – Ты хочешь помочь мне привести себя в порядок?
      С ним она чувствовала себя так просто и привычно. Покачивая головой, Кассандра опустилась на пол рядом, взяла его красивую руку с длинными пальцами и положила к себе на колени, продолжая удерживать ее в ладонях. Она дотронулась до каждого полукруглого ногтя и провела по каждой линии на его ладони.
      – Я вольна быть самой собой лишь рядом с тобой, Бэзил. Какой поворот судьбы стал тому причиной?
      – Не знаю. Сейчас я понемногу прихожу в себя, а то совсем одичал после того, как ты покинула Тоскану. – Он скривил губы. – У меня нет ответов, но если я знаю, что ты находишься настолько близко, что я могу взглянуть тебе в лицо, у меня нет сил не делать этого.
      – Вот мы и вернулись к началу.
      Ей очень хотелось убрать с его щеки растрепавшуюся прядь, но она устояла перед искушением.
      – Не совсем. Я понял, что нет никакого преступления в том, что мы любим друг друга, до тех пор, пока мы остаемся целомудренными. Мы свободны в рамках нашей чести.
      – Так просто, – сказала Кассандра, – и так сложно.
      – Сейчас я целую тебя, – мягко произнес он, – а ты целуешь меня в ответ. Наши глаза целуются. И наши руки тоже. Ты знаешь об этом.
      – Да, – прошептала Кассандра.
      – Придет время, и я должен буду вернуться в Италию, но до тех пор, Кассандра, разве мы не можем быть целомудренными телом и страстными в душе? Я не вынесу разлуки, мы не должны терять отпущенные нам дни.
      Кассандра думала, что невозможно любить его сильнее, чем любит она. От переполнявших ее чувств у нее закружилась голова.
      – Сколько времени у нас есть? – Его лицо стало печальным. – Наверное, неделя или две.
      – Хорошо, не будем терять времени.
      Он улыбнулся и встал, помогая ей подняться.
      – Идем. Будет лучше, если мы не будем проводить слишком много времени в укромных уголках. Представь меня твоим красавицам сестрам.
      – Ты можешь остаться здесь на ночь?
      Он помолчал, заложив ей за ухо прядь волос.
      – Нет, но у нас есть целый вечер. Ты можешь показать мне твой дом.
      – С удовольствием.
      – Здесь хранится твоя коллекция раковин?
      Она рассмеялась, удивленная тем, что он все еще помнит об этом.
      – Да.
      – Тогда покажи мне ее после того, как твои сестры удовлетворят свое любопытство.
      Если бы это было в ее власти, Кассандра поцеловала бы его в это мгновение, но она лишь сжала его руку, и они пошли обратно тем же путем, каким и пришли.

      Работая в тот день в саду, Аннализа все время думала над тем, как узнать, кто же эта тайная любовь Бэзила, и с чего ей стоит начать, чтобы соединить части мозаики воедино. Она подозревала, что ключ к разгадке кроется в его поэзии. Но как ей расшифровать текст на английском языке, если ее знаний этого языка едва хватало на приветствие? Кто переведет его для нее?
      Первое и самое очевидное решение завело ее в тупик: леди Кассандры не было дома. Аннализа сидела в карете, поджав губы и держа на коленях книгу стихов Бэзила, она старалась придумать, что ей делать дальше. Разумеется, в этом городе достаточно много людей, говорящих на итальянском и испанском языках, почему бы кому-то из них не перевести для нее стихи.
      Кучер терпеливо ждал, а пока Аннализа раздумывала, к дому подъехал на лошади какой-то мужчина – высокий, смуглый, с довольно необычной внешностью. С ним был еще один мужчина, которого Аннализа узнала, – это был брат Кассандры, лорд Элбери, такой же сильный и стройный, его светлые волосы блестели даже в сером свете дня. Он легко соскочил с лошади, отдал поводья тому, кто был с ним, и быстро направился к двери дома Кассандры. Вспомнив о том, как спокойно он вел себя при дворе, Аннализа открыла дверь кареты.
      – Сэр!
      Лорд Элбери повернулся, когда она выходила из кареты. Ее поразило простое изящество его движения. Она задумалась, чтобы понять, почему это так привлекло ее. Пока Аннализа приближалась, он не двинулся и не произнес ни слова, а только стоял и ждал. Она подумала, что он поглощен самим собой, своим спутником, похоже, приходившимся ему сводным братом, людьми, сновавшими мимо, и запахами, которые доносил до него ветер. Для лорда это было такой редкостью – большинство из них не имело склонности к созерцанию.
      Аннализа старательно вспоминала английские слова.
      – Здравствуйте, – сказала она.
      Его рост и убийственная грация немного напугали ее. В то же время его глаза были спокойными, как вода в пруду.
      – Вы говорите по-итальянски?
      – Совсем немного, – ответил он уже по-итальянски, указывая на своего спутника, который тем временем спешился и подошел к ним с непринужденной грацией.
      Улыбнувшись про себя, Аннализа подумала, что он способен на озорство. Он ей сразу понравился. Темноволосый мужчина улыбнулся и коротко поклонился.
      – Чем я могу вам помочь? – поинтересовался он по-итальянски.
      Аннализа показала ему книгу, которую держала в руках.
      – Мне нужен кто-нибудь, кто мог бы прочитать мне эти стихи на моем языке. Где я смогу найти такого человека?
      Его лицо оживилось.
      – Вы жена поэта? Графиня?
      – Да. – Аннализа улыбнулась. – Вы знакомы с его произведениями?
      Он медленно кивнул, потом посмотрел на брата. У Аннализы было такое чувство, что оба слегка взволнованны.
      – А он сам не читает вам?
      – Прочитал бы, если бы я попросила, – спокойно ответила Аннализа, – но есть причины, по которым я хочу ознакомиться с ними сама.
      – Понятно, подождите, пожалуйста.
      – Конечно.
      Мужчины отошли немного и наклонились друг к другу. Лорд Элбери свободно сцепил руки за спиной, а его брат изящно жестикулировал одной рукой. Они были похожего телосложения, у обоих были длинные ноги и широкие плечи, Аннализа уловила сходство их скул и ртов красивой формы, разным был лишь цвет их кожи. Она улыбнулась. При виде их женщины должны падать в обморок.
      Наконец лорд Элбери кивнул, и они вернулись.
      – Скажите вашему кучеру, чтобы ехал за мной, – сказал темноволосый брат. – Я знаю женщину, которая может вам помочь.
      Он обратился к кучеру, назвал тому адрес и вернулся обратно к Аннализе.
      – Скажите ей, что вас прислал Гэбриел Сент-Ивз.
      – Благодарю вас! Вы тоже брат леди Кассандры? – поинтересовалась она, пока он не ушел.
      – Да. Как вы догадались?
      – Она рассказывала о вас.
      В его светло-зеленых глазах появилось любопытство.
      – Вы знакомы?
      – Она знакома с моим мужем. Вы знаете, они оба писатели.
      – Да, – ответил Гэбриел и слегка шевельнул бровью, – я знаю.
      За это мгновение Аннализа поняла все. Это было настолько очевидно, что она почувствовала себя полной дурой, потому что не распознала этого раньше. Кого мог любить Бэзил, кроме женщины, такой же страстной, как и он сам, которая любила слова и любила мир так же, как любит их он?
      Аннализа подавила эмоции, сдавившие ее грудь, и заставила себя улыбнуться:
      – Благодарю вас за помощь, сэр.
      В ответ он учтиво поклонился:
      – Рад вам помочь.
      Карета двинулась, и Аннализа откинулась на плюшевые подушки, пытаясь разобраться в своих чувствах. Что это? Предательство? Горе? А может, ревность?
      Нет, ничего подобного она не чувствовала. Это был страх. Непривычное, острое и ужасное чувство страха. Она-то представляла себе некое слабое создание, какую-нибудь итальянскую красавицу актрису, женщину, неравную Бэзилу по положению в обществе.
      Аннализа позволила кучеру отвезти себя по адресу, названному братом Кассандры, и внесла книгу в дом встретившей ее на пороге женщины средних лет, показавшейся ей слишком суровой. Когда Аннализа назвала имя Гэбриела, хозяйка заволновалась, ее желтоватые щеки слегка порозовели, и Аннализа не смогла сдержать улыбки.
      Они сидели в комнате, восполнявшей красоту, которой не хватало хозяйке, – ее основными цветами были ярко-красный и блестящий черный, дополненные кое-где медью и золотом. Это было очень чувственное место, а когда женщины начали читать и переводить стихи Бэзила, Аннализа поняла, что это превосходный фон для их занятия.
      Если у нее и оставались еще какие-то сомнения, была ли именно Кассандра той женщиной, которая владела сердцем Бэзила, то стихи развеяли ее сомнения. Каждое слово было насыщено красками этой женщины – красновато-коричневым, рыжим и золотым оттенками ее волос и белизной ее лица. И хотя ни в одной строчке не говорилось о плотских радостях и вообще не упоминались женщины, в стихах было столько страсти, что Аннализа почувствовала, как горят ее уши.
      – О Боже, – выдохнула переводчица, – все это так необычно!
      Аннализа кивнула:
      – Да, конечно.
      В тот же миг она почувствовала, как ее переполнила ничем не выразимая радость от того, что все встало на свои места.
      Да. Она любила их, они любили ее, они любили друг друга. Их жизни переплелись каким-то непостижимым образом. Аннализа не верила, что это простое совпадение. Существовала еще какая-то причина, и Аннализа должна была ее выяснить.
 
      В этот вечер Кассандра забыла про чувство вины и печали и наслаждалась обществом человека, который бесповоротно изменил ее жизнь. Они гуляли по Хартворду, поднимались на холмы, и пересекали зеленые луга с овцами и наконец остановились на вершине холма под древним дубом, о котором говорили, что он волшебный. Бэзил уперся в него ладонями и присвистнул от восторга.
      – Никогда не видел такого дерева!
      – Когда я была маленькой, то думала, что оно живое и я могу услышать, как оно говорит.
      – Прямо как кресло моего дедушки!
      – А что оно говорило?
      – Ой, не знаю, что-то теплое и нежное.
      Кассандра запрокинула голову и посмотрела вверх.
      Листва дуба была такой густой, что напоминала крышу, через которую пробивались лишь крошечные лучики солнца. Она опустилась на траву.
      – Я думала, что если когда-нибудь убегу из дома, то буду жить здесь.
      Бэзил тоже лег на траву лицом вверх. Его тело было далеко от нее, а голова настолько близко, что Кассандра чувствовала, как до ее уха дотрагиваются его локоны.
      – Ты хотела убежать?
      – Не особенно. Но в романах, которые я читала, побег напоминал увлекательное приключение.
      – А я хотел убежать вместе с цыганами и танцевать всю ночь.
      – Ты не написал стихов о цыганах, теперь тебе надо будет это сделать.
      – Мм…
      Кассандра знала, что Бэзил хочет спать так же сильно, как и она. Она закрыла глаза. Щебетали птицы, жужжали насекомые, она услышала раздавшийся издалека крик человека, который, наверное, работал на своем поле.
      Бэзил говорил о мгновениях. Эти мгновения просто восхитительны! Она запомнит, как они с Бэзилом лежали в траве, его волосы касались ее уха, а одно его присутствие давало ей ощущение уюта. Кассандра порывисто протянула руку, их пальцы соединились, и они почувствовали то, что осталось недосказанным.
      Не поднимая век, Кассандра представила себе сливы, а потом лишь их цвет. Бэзил провел большим пальцем по ее указательному пальцу. В ней всколыхнулось чувство любви, чистое, как утро, и каким-то образом приобрело оттенок сливы.
      – По-моему, – сказала Кассандра, не открывая глаз, – Боккаччо очень понравились бы такие денечки.
      Ответа не последовало, и Кассандра повернула голову, чтобы посмотреть, не заснул ли он. Бэзил не заснул. Его темные бархатистые глаза смотрели ей прямо в лицо. Они были спокойными, глубокими и полными любви.
      Они пошевелились одновременно – она поднялась на ноги с бьющимся сердцем, а он высвободил свою руку. Кассандра отряхнула юбки, давая ему тем самым еще немного времени. За каждым поворотом их ожидали опасность и соблазн. Чувствуя новую потерю, Кассандра отвернулась, стараясь найти слова, чтобы отослать его обратно ради его же блага. Она чувствовала за спиной его теплое дыхание, хотя он и не дотрагивался до нее. Когда Бэзил говорил, его дыхание касалось ее шеи.
      – Любимая, – нежно прошептал он ей. – Любимая любимая, моя единственная любовь.
      – Не продолжай.
      – Не могу, это самое правдивое из того, что можно сказать.
      – Это не делает тебе чести.
      – Значит, я больше не переживаю из-за нее так сильно.
      Кассандра отрицательно покачала головой:
      – Если бы это было правдой, я бы не любила тебя. А Бог свидетель, Бэзил, что я люблю тебя всем сердцем.
      – Какая обыденная фраза!
      – Она такая добрая, такая хорошая, такая… святая. А еще она красива, Бэзил, само совершенство. Как ты можешь разочаровывать ее?
      Он прямо взглянул ей в глаза.
      – Вчера вечером она поцеловала меня.
      – И?
      – Я почувствовал ее грудь и ее запах. Я делал все что мог, чтобы мне захотелось запустить пальцы в ее волосы и дотронуться до ее тела…
      – Мне не нужно таких подробностей.
      – Слушай, раз уж затеяла этот разговор. Аннализа красивая, добрая и… необыкновенная. Она мне нравится. Но, дотронувшись до нее, я почувствовал, что поцеловал сестру. Это испугало меня.
      – Так будет не всегда.
      – Наверное. Наверное, я смогу привыкнуть. Я хочу иметь детей. Я хочу делать то, что должен, и если бы ты не появилась тогда в моем мире, то все это было бы вполне терпимо. – Он покачал головой. – Но теперь это непереносимо, и я не знаю, как поступить, Кассандра. Я рассмотрел происходящее с разных сторон и вижу, что любое из решений означало бы беду для одного из нас.
      Он медленно пропустил траву сквозь пальцы.
      – Втроем мы затянуты в какую-то сеть. Я не могу оставить ее волкам, и мне невыносима мысль о том, что в моей жизни нет места для тебя.
      – Это я отправила ее к тебе, – неожиданно призналась Кассандра. – Я приходила к ней, чтобы убедить ее стать тебе настоящей женой. Я сказала, что ей не надо бояться, что ты будешь с ней нежным.
      – Ее не интересовал поцелуй.
      Бэзил взглянул на пятна золотого и зеленого света у них над головами и нахмурился:
      – Думаю, моя мать была права, когда волновалась за нее, и я не понимаю, почему Бог сотворил такой красавицей женщину, призванную служить ему.
      – Но разве не все мы – прекрасные творения Божьи?
      – Должны быть такими, но Аннализа была создана для того, чтобы доставлять удовольствие мужчинам, одному мужчине. Бог должен был знать об этом.
      – Наверное, Бог хотел преподать мужчинам урок: нужно прекратить наживаться на внешних данных женщин.
      Бэзил удивленно открыл рот. Кассандра не смогла сдержать улыбки.
      – Ты никогда не думал об этом, – сказала она.
      – Нет. Но ты, наверное, права. А если это так, то в чем состоит наш урок? Урок мне?
      – Не знаю, – ответила она, – но какой-то урок должен быть и для нас.
      – Я не религиозный человек. Я не люблю полагаться на уроки и судьбу.
      – Но все началось с тебя, – сказала Кассандра, напоминая ему то, что он сказал до этого, – а теперь нужно все тщательно обдумать.
      Бэзил смотрел, как свет отливает в волосах Кассандры красным и золотым, и пытался найти ответы. Урок состоял в том, что мир для Аннализы был потерян, что она хотела служить лишь Богу, поэтому Бэзил не мог защищать Божью собственность.
      – Не знаю, что и ответить. Может, ты была послана мне, чтобы сказать, что я могу сочинять гораздо лучше, чем сочинял? Вот мой урок. Но что можно сказать о тебе?
      Ее лицо просияло.
      – Я научилась быть свободной, Бэзил. Я узнала, что, помимо моих родственников, на свете существуют хорошие, добрые и честные мужчины. Я научилась тому, что красота существует и в мгновениях.
      Бэзил вздохнул.
      – Я узнала, что занятие любовью может быть прекрасным.
      – Хотел бы я, чтобы это было так, Кассандра.
      – Боюсь, что мы проведем наши жизни, переписываясь и вспоминая эти мгновения, пережитые вместе.
      Он сложил руки перед собой, чтобы не поддаться искушению и не дотронуться до нее.
      – У нас будут дети от других людей, мы научимся быть счастливыми, но часть нашей жизни всегда будет существовать отдельно. При мысли об этом я прихожу в уныние.
      – А может быть, это часть твоего урока – принимать данные мгновения.
      – Я усвоил этот урок.
      Внезапно посерьезнев, Кассандра шагнула вперед.
      – В основном я не очень высокого мнения о мужчинах, мне не нужен муж, – над бровью у нее появилась легкая складка, – но мне бы тоже хотелось иметь детей. Пообещай написать мне о своих.
      – Значит, это конец? Я вернусь в Италию с Аннализой, заведу с ней детей и буду писать тебе летними ночами?
      – Думаю, мы оба знаем, что другого ответа не существует.
 
      В тот час, когда день начал клониться к вечеру, Кассандра стояла с ним возле его лошади. Помня о том, что чересчур любопытные сестры могут наблюдать за ними из окон, Кассандра все время держала руки сцепленными за спиной. При расставании губы Бэзила исказились от страдания. Ей хотелось лишь одного – зайти в дом, лечь с ним в постель и лежать там всю ночь, занимаясь любовью, поглощая пищу и болтая.
      – Тебе пора, – сказала она, отступая назад. – В темноте дорога небезопасна.
      – Кассандра, я не знаю, смогу ли…
      – Ничего не говори, мы оба знаем, что должны это сделать.
      Он нахмурился:
      – Что у меня останется ценного, если я потеряю тебя? Ничего!
      – Я не буду значить для тебя ничего, если ты утратишь честь, – терпеливо объяснила она. – Мы уже достаточно долго обсуждали это, любимый.
      Бэзил кивнул, но Кассандра с тревогой заметила, что не убедила его.
      – Навести меня в Лондоне до отъезда, – пригласила она. – Приводи с собой Аннализу, у нас будет прощальный обед.
      Бэзил вздохнул и печально поднял брови:
      – Как можем мы оба заботиться о женщине, которая разделяет нас?
      Кассандра улыбнулась, согласная с его иронией.
      – Поезжай, она будет волноваться, если ты задержишься.
      Наконец Бэзил сел на лошадь, махнул рукой и поскакал по дороге. Кассандра смотрела ему вслед, вздыхая и чувствуя тоску и одновременно радость от тех часов, которые они провели вместе. Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду, потом повернулась к дому. На пороге стояла фигура, позолоченная солнцем. Это была ее сестра Феба, она опиралась на трость, ее светло-коричневые волосы были щедро расписаны золотом солнца.
      Кассандра не захотела отвлекаться от своих чувств, и, будь это какая-нибудь другая из сестер, она прошла бы мимо нее в дом, не говоря ни слова. Но Феба всегда была не такой, как все. Она больше остальных походила на отца, и не только внешне. Она понимала людей так же глубоко и была такой же доброй, как и он. Пройти мимо нее было невозможно.
      Кассандре было больно видеть морщины вокруг рта Фебы, когда та стояла, опираясь на палку и прижимая руку к пояснице. Она упала с лошади и довольно опасно сломала ногу, которая все еще болела, хотя врачи и говорили, что все со временем пройдет. Гораздо серьезнее было то, что у нее болела спина; Кассандра подозревала, что эти боли были постоянными. Она не могла ни стоять, ни сидеть подолгу, но говорила, что ей помогают прогулки, а поэтому бродила по окрестным полям, опираясь на палку, в окружении собак, когда боль особенно одолевала ее.
      – Ты собираешься на прогулку? – поинтересовалась Кассандра.
      – Да, мне не хотелось мешать тебе расставаться с твоим поэтом.
      Она улыбнулась, и Кассандра увидела, как отец подмигнул ей.
      – Какой переполох! Я чуть не упала в обморок. Офелия все еще ищет нюхательную соль.
      Кассандра хихикнула, благодаря тем самым за тонкую иронию.
      – Офелия падает в обморок от чего угодно, а вот ты ни разу не падала в обморок за всю твою жизнь. – Она махнула рукой в сторону поля: – Тебе составить компанию?
      – Если хочешь.
      Феба спустилась по лестнице, опираясь на локоть Кассандры, и отпустила ее, когда уже стояла на земле.
      – Когда вы с Адрианой уезжаете?
      – Ну да, конечно, ты же ничего не слышала. – Она радостно улыбнулась. – Сегодня после обеда мы получили письмо от Леандера. Он возвращается домой, поэтому я не поеду в Ирландию.
      Леандер и Феба очень дружили в детстве и часто писали друг другу длинные письма.
      – Феба, но это же замечательно! Когда он приедет?
      – Не знаю.
      Спину сестры свела судорога, и, хотя она старалась сохранить свое обычное выражение лица, Кассандра почувствовала, как вдруг напряглось ее тело. Когда судорога прошла, Феба перевела дух.
      – Он говорит, что знает, как лечить эту болезнь и что научился этому в Индии.
      Они дружно расхохотались – у Леандера вечно появлялись какие-то идеи.
      – Это будет похоже на взрыв.
      – Да.
      Феба посмотрела на Кассандру:
      – Так ты хочешь поговорить об этом красавце поэте который явно без ума от тебя?
      Кассандра взглянула на дорогу и почувствовала угрызения совести.
      – Мне нужно выйти замуж, – произнесла она вслух понимая, насколько это правильно, только тогда, когда эти слова уже слетели с ее губ.
      – За твоего поэта?
      – За Роберта Уиклоу. Если я этого не сделаю, Бэзил откажется от всего, что ему так дорого, возненавидит себя, потом меня, и мы будем еще несчастнее, чем сейчас.
      Феба прикоснулась к ее руке:
      – Ясно.
      – Ты испытаешь большое потрясение, если узнаешь что именно произошло между нами, – с вызовом произнесла Кассандра.
      – Да? – последовало в ответ. – Ты хочешь, чтобы я испытала потрясение?
      Кассандра улыбнулась, поняв, что ее поймали на слове.
      – Единственный раз в жизни я отвечу «нет» Я хочу, чтобы все было по-честному, чтобы мы могли просто обнимать друг друга и любить всем сердцем. Но это невозможно, поэтому моя честь требует, чтобы я отпустила его.
      – Значит, ты решила выйти замуж?
      – Да.
      – Но честно ли это по отношению к тому человеку, за которого ты собираешься выйти?
      Кассандра вспомнила о том, что говорил ей Роберт, и пожала плечами:
      – Я скажу ему правду и предоставлю возможность решить, примет ли он мои условия сделки.
      Феба помолчала.
      – А ты сможешь быть верной женой?
      Кассандра взяла ее руку.
      – Смогу.
      – Тогда это очень… разумное решение, Кассандра. Надеюсь, это сделает тебя счастливой.
      Ответом ей была горькая улыбка.
      – Мое счастье исчезнет вместе с Бэзилом.
      – Никогда не думала, что увижу тебя когда-нибудь влюбленной.
      – Я тоже, – последовал тихий ответ.

      Кассандра вернулась в Лондон всего лишь на полчаса позже Бэзила и немедленно послала к Роберту слугу с запиской. Она приняла ванну, переоделась, и к тому моменту, когда прибыл Роберт, совершенно растерянный и сгорающий от любопытства, к ней вернулось самообладание.
      – Что случилось, Кассандра? Я пришел, как только смог. Вы хорошо себя чувствуете?
      – Пожалуйста, присаживайтесь, – сказала она. – Не хотите ли портвейна или чаю?
      – В это время дня лучше пить портвейн.
      Его присутствие не поколебало ее намерения, скорее наоборот.
      Он был высоким и красивым на английский манер. Она любила его общество и его противоречивый юмор. Поначалу ей будет немного неловко делить с ним ложе, но он не будет жесток, в этом Кассандра была уверена. Она села напротив него и сложила руки на коленях.
      – У меня к вам предложение, – сказала она и рассмеялась: – Мне так неловко, я просто скажу все сразу.
      Он кивнул, все еще ничего не понимая.
      – Недавно вы говорили, что надеетесь, что я, может быть… – Это оказалось труднее, чем она думала. Это было просто ужасно. – Что у вас ко мне чувства!
      Его глаза сверкнули.
      – Я открыл вам свое сердце и попросил вас подумать о браке.
      Он попробовал портвейн, с осторожностью поглядывая на нее.
      – Могу ли я надеяться, что вы размышляли над моим предложением?
      – Еще вы сказали, что не требуете от меня объяснения в любви. Вы именно это имели в виду?
      – У вас какие-то неприятности?
      Она рассмеялась:
      – Не того рода, что вы думаете. Мне грозят неприятности, и я стремилась их избежать.
      – Понимаю, – Роберт осторожно поставил бокал на стол, – это связано с поэтом?
      Кассандра уставилась на него с откровенным изумлением:
      – Да, как вы узнали?
      – Он смотрит на вас так, будто сейчас сгорит, но вас выдало то, как вы с ним разговаривали. Вы любите его.
      – Да, – тихо призналась Кассандра, – и я предчувствую, что все закончится трагедией, если это не остановить. Он благородный человек. Если мы с вами поженимся, он вернется в Италию со своей женой, и все мы будем в безопасности.
      – А вы будете привязаны к человеку, которого вы не любите.
      Кассандра заволновалась.
      – Кажется, с моей стороны было наивным полагать, что вы найдете это привлекательным. – Она покачала головой. – Простите меня.
      – Вы неправильно поняли меня, миледи. Я имел в виду то, что сказал, а именно: что не потребую от вас признания. Для брака между нами было бы достаточно уважения друг к другу. Но я довольно консервативен, чтобы требовать настоящей преданности. Вы больше не увидите его.
      – Конечно, я не хочу его видеть.
      – Я буду настаивать на том, чтобы это был настоящий брак. Ты будешь спать в моей постели.
      Кассандра мягко улыбнулась:
      – Это будет нетрудно.
      Ответ ему понравился, Роберт опустил глаза, как будто для того, чтобы скрыть удовольствие.
      – Возможно ли, что у тебя будет ребенок от любовника?
      – Нет.
      – Хорошо, я принял бы его как своего, но нас могла бы выдать его внешность.
      Благослови его Бог!
      – Так ты согласен?
      На его губах появилась улыбка.
      – Кассандра, меня мучили сны о тебе с того мгновения, как я впервые тебя увидел. Ради того, чтобы провести с тобой хотя бы одну ночь, я спрыгнул бы с лондонского моста.
      Кассандра заморгала:
      – Я не… что… я…
      – Я шокировал тебя.
      Она рассмеялась, приложив руки к разгоряченным щекам:
      – Немного, но это к лучшему. Я не хочу, чтобы сделка была односторонней.
      – Думаю, я выиграю в любом случае.
      У Кассандры кружилась голова от чувства благодарности, она решила, что у него никогда не должно появиться повода думать по-другому. Она встала и уверенно протянула руку:
      – Тогда, сэр, вы будете лежать в моей постели уже сегодня.
      Его глаза горели, когда он вставал.
      – Честный человек настаивал бы на том, чтобы подождать.
      Она улыбнулась очень медленно и подняла одну бровь. Он взял ее руку, поцеловал и отпустил.
      – О нет, – с сожалением произнес он. – Я подожду.
      Он нежно провел руками по ее лицу. Кассандра удивилась, что они слегка дрожали.
      – Сегодня я прошу только поцелуй.
      Она с радостью позволила ему поцеловать себя. Это был ни поцелуй Бэзила, ни поцелуй ее мужа. Поцелуй был глубоким и искусным, со временем он бы ей понравился. Этого будет достаточно.
      Жизнь – это то, чего человек добивается.
 
      Аннализа верила в знамения. Они руководили всей ее жизнью, а сейчас она усердно молилась о том, чтобы получить ответ, как разрешить возникшую перед ними проблему. В первую очередь провинилась она сама, побоявшись поговорить с отцом.
      Мир мало ценил видения, молитвы и знамения, но Аннализа знала, что они существовали и были важным средством общения. Она помнила видение, которое явилось ей, когда она была маленькой девочкой, так же ясно, как будто это произошло сегодня утром. Она стояла на коленях в саду и клала цветы к ногам Девы Марии, когда все озарилось мягким желтым светом. Ослепленная им, Аннализа подняла голову и увидела женщину необыкновенной красоты, сидевшую на камне рядом с ней. Она совсем не походила на привидение – Аннализа помнила, что детали ее одежды были такими же реальными и прочными, как кольца на ее собственных руках. На маленьких загорелых ногах женщины были кожаные сандалии, ее пояс был искусно сплетен из конопли, на одном пальце поблескивало серебряное кольцо. Ее распущенные темные волосы были длиной до бедер, ветер шевелил их кончики так же, как и кончики волос Аннализы. Женщина улыбнулась самой мягкой, самой доброжелательной улыбкой из тех, что видела Аннализа, и спросила ее, знает ли она, кто находится перед ней.
      Аннализа знала. Это была Богоматерь, Дева Мария. Все эти имена показались ей слишком ничтожны, чтобы заключать в себе мудрость, силу и радость, исходившие от нее, поэтому она стала просто Богоматерью.
      Богоматерь сказала, что на Аннализу возложена особая миссия. На ее пути будут испытания и искушения, ей надо быть очень сильной и благочестивой, но если она останется верна своему призванию, то послужит великой цели. Для начала Аннализа должна была поехать в монастырь Святой Екатерины, находящийся на Корсике. Аннализа плакала от радости – подумать только: стать монахиней!
      Когда она натолкнулась на сопротивление родственников, Богоматерь сделала так, что из ее ладоней пошла кровь – прямо перед деревенским священником, который, увидев это, сказал, что она должна поехать в монастырь, чтобы получить там образование.
      Богоматерь так много сделала для Аннализы, а чем ответила ей недостойная? Струсила как ребенок, когда увидела, что отец недоволен этим.
      Быстро шагая по оживленной улице, Аннализа спрашивала свое сердце, было ли правдой то, что она видела. Многие думали, что она сумасшедшая, но это было не так. Она не придумала это видение, для этого оно было слишком детальным. Нет, даже спустя все эти годы Аннализа верила в реальность случившегося. На ящике у края тротуара стоял какой-то мужчина и выкрикивал что-то, чего Аннализа не понимала, но ее внимание привлекла сила, с которой он это делал, отвлекая ее от собственных размышлений. Она остановилась, раздумывая, что могло так рассердить его.
      Женщина с тугим пучком волос на затылке сунула Аннализе лист бумаги. Та отрицательно мотнула головой в знак протеста – она все равно не смогла бы прочесть, что там написано, – но женщина быстро удалилась, было видно, как вздымается над плечами ее шляпка. Аннализа рассеянно взглянула на листок. Там были какие-то английские слова, потом, к ее радости, цифры, написанные таким образом, что она поняла их, – конечно, это были номера стихов в Библии.
      Знамение!
      Она устремилась домой, крепко сжимая листок бумаги.
      Евангелие от Иоанна (15:13).
 
      Бэзил волновался, у него все валилось из рук. Он знал, что должен продумывать возвращение в Италию, но никак не мог решиться на это. Он не мог лишить себя надежды увидеть Кассандру, нет, не только увидеть, дотронуться до нее, поцеловать ее еще раз. Это глупое желание удерживало его в Лондоне. Он надеялся, что она появится в парках, на каком-нибудь рауте, балу или обеде. Он не решился посещать ее салоны, хотя и испытывал мучительный соблазн.
      Все эти дни Аннализа казалась ему такой же странной и отдалившейся. Он мог подойти к ней и увидеть, что она нахмурилась и смотрит в окно, как будто встревоженная неприятной мыслью, но, сколько бы он ни спрашивал, она лишь нежно улыбалась и уклонялась от ответов. Еще он заметил, как она мало ест.
      Однажды вечером Бэзил принял приглашение в оперу, чтобы доставить ей удовольствие. Аннализа любила музыку и ценила ее красоту, опера исполнялась на итальянском языке, и это тоже должно было ей понравиться. Повинуясь условностям, она надела платье, которое он заказал для нее, позволила служанке уложить волосы и даже украсить свою шею рядом изящных сапфиров, горевших на ее великолепной коже.
      – Сегодня ты очень красива, дорогая, – сказал Бэзил, хотя и был обеспокоен тем, что ее лицо и плечи заметно похудели.
      Платье уже не так облегало ее грудь, как раньше. Он нахмурился:
      – Ты вообще-то ешь, Аннализа?
      Она махнула рукой:
      – Конечно.
      Аннализа провела по платью щеткой.
      – Я рада, что тебе нравится. Я хотела, чтобы ты гордился тем, что нас увидят вместе.
      Он положил ее маленькую руку на свой локоть.
      – Даже если бы ты надела самые старые лохмотья, я все равно гордился бы тобой, Аннализа.
      Внезапно что-то изменилось в ее лице. Печаль и рассеянность исчезли, необыкновенно синие глаза засверкали.
      – А что, я могу!
      Ничего не понимая, он повел ее к ожидавшей их карете.
      Казалось, в опере Аннализа воспрянула духом, она наклонилась вперед, поглощенная драмой, разыгрывавшейся на сцене. Бэзил не испытывал этого, он поймал себя на том, что все время ищет голову с волосами цвета пламени, старается услышать знакомый громкий смех.
      Наконец он нашел ее – Кассандра уютно устроилась в ложе рядом с человеком, знакомым Бэзилу по салону, – высоким англичанином, обладавшим странным чувством юмора. Тот наклонился к своей спутнице.
      – Кто это там, с леди Кассандрой? – спросил Бэзил у их соседа по ложе.
      – Это Роберт Уиклоу. Они только что объявили о своей помолвке. Прекрасная пара, не правда ли? Конечно, он всего лишь торговец, но у нее ничего нет, кроме красоты, – ответил тот.
      Бэзил услышал лишь слово «помолвка». Он издал тихий стон, но тут же заставил себя успокоиться и кивнул с небрежной улыбкой:
      – Замечательно!
      Но Аннализа почувствовала его беспокойство и, проследив направление его взгляда, увидела Кассандру и ее жениха. На мгновение лицо Аннализы стало отрешенным, почти прозрачным.
      – Об этом следует написать поэму, – сказала она Бэзилу, – посмотри, как она светится в темноте.
      Бэзил испуганно взглянул на жену, но она лишь простодушно подняла на него свои огромные синие глаза. Он вспомнил, как Аннализа ему говорила, что ее единственная загадка состоит в том, что она является именно тем, кем кажется.
      – Она тебе понравилась? – спросил он.
      – Да, Кассандра кажется очень сильной и чуждой условностей, правда? Но в то же самое время она очень мягкая и добрая. Думаю, она не была счастлива, ну если только иногда.
      Бэзил кивнул и заставил себя улыбнуться:
      – Какая мудрость в таком юном возрасте! Этот мужчина – ее жених, – добавил он неожиданно для себя.
      – Что?
      – Да, Джеймс только что сказал мне, что они собираются пожениться.
      – Нет! – Аннализа встала. – Не думаю.
      Он встревоженно взял ее за руку:
      – Куда ты?
      Она улыбнулась странной мудрой улыбкой и освободилась от его пальцев.
      – Всего лишь попудрить нос, сэр, не волнуйтесь.
      Она шлепнула его по руке веером, как это делали женщины гораздо старше ее, и покинула ложу, шурша юбками. Бэзил заставил себя смотреть только на сцену, но он все же следил за Кассандрой уголком глаза. Его снедало чувство вины за то, что Аннализа увядала у него на глазах, а он не мог заставить себя вернуться в Италию, вины за то, что он так ужасно вел себя.
      А теперь свобода, которую он подарил Кассандре вместе с любовью, будет потеряна из-за его эгоизма. Чтобы быть уверенной, что он не совершит никакого опрометчивого поступка, чтобы потом всю жизнь ненавидеть себя за это, Кассандра хочет променять свою свободу на брак.
      Он должен остановить ее.
 
      Аннализа тихонько двигалась при свете факелов, освещавших коридор за ложами. Она истово молилась о руководстве, замедляя шаги у каждого входа в ложу, задернутого занавеской и казавшегося ей тем, который она искала, пока что-то не заставило ее остановиться. Немного отодвинув занавеску с одной стороны, она заглянула внутрь и увидела сияние волос Кассандры.
      – Сэр, – прошептала она, – на минутку, пожалуйста.
      Англичанин испуганно оглянулся. Кассандра повернулась и, увидев Аннализу, широко раскрыла глаза от удивления. Опасаясь, что Бэзил догадается, для чего она здесь, Аннализа нахмурилась и махнула Кассандре, чтобы та отвернулась. Мужчина смущенно встал и вышел в коридор.
      Только сейчас Аннализа поняла, что ей не хватает английских слов, чтобы рассказать ему то, что он обязательно должен услышать, – ему не следует жениться на этой женщине. Она умоляюще смотрела на него, а он вежливо оглядывался и терпеливо ждал.
      – Леди Кассандра, – наконец произнесла она, – Бэзил ди Монтеверчи, граф.
      Она крепко переплели пальцы рук, подняла их к губам и поцеловала. Потом прижала сложенные руки к сердцу.
      В его глазах отразилось понимание. Роберт тихонько дотронулся до ее рук, улыбнулся и кивнул.
      – Спасибо, – сказал он и повернулся, чтобы идти.
      – Нет! – свирепо прошептала Аннализа.
      Ему только показалось, что он понял ее. Она потянула его за рукав.
      – Вы, – сказала она и вытянула руку с растопыренными пальцами, потом подняла другую руку. – Леди Кассандра. – Она яростно покачала головой, держа руки на большом расстоянии друг от друга: – Нет.
      Он поджал губы, и она увидела, что ему кажется, что она сошла с ума.
      – Да, – сказал он и нырнул обратно в ложу до того, как Аннализа успела удержать его.
      Расстроенная, но не смирившаяся, она медленно вернулась на свое место рядом с Бэзилом и мрачно посмотрела на мужчину, находившегося в ложе на другой стороне зала. Тот ничего не заметил.
      С каждым мгновением Бэзил волновался все сильнее и сильнее. Наконец он наклонился к Аннализе:
      – Ты не возражаешь, если мы вернемся домой, дорогая? Мне не хотелось бы здесь оставаться.
      – Конечно, не возражаю. Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила она уже в карете.
      – Мне вдруг наскучило это место, – ответил он с легкой усмешкой. – Как ты думаешь, не будет ли это слишком поспешным, если мы уедем в Италию завтра утром?
      Он ожидал, что она просияет от счастья, услышав об этом, но она лишь пристально смотрела на него.
      – Я надеялась попрощаться перед отъездом с леди Кассандрой.
      – А!
      Что он может сказать на это?
      – Тогда ты, наверное, можешь послать ей утром записку. До этого мы вполне можем подождать. Таким образом, мы оба получим возможность поздравить ее с помолвкой.
      – Да.
      Это было сказано несколько странным голосом. Бэзил придвинулся к ней:
      – Я слышу недовольство?
      Аннализа нахмурилась и опустила глаза.
      – Просто я вспомнила кое-что, что она мне как-то сказала. Она не сможет найти мужа по душе. Грех!
      – Я не знал этого.
      – Наверное, она изменила свое мнение, – спокойно сказала она.
      – Я уверен, что так оно и есть.
      В голове Аннализы роились планы дальнейших действий: может быть, ей стоит поговорить с самой Кассандрой, убедить ее, что эта помолвка была ошибкой. В этом было нечто несправедливое, несущее гибель им всем.
      Но оказалось, что Аннализа не единственная, кто ломал себе над этим голову, потому что Бэзил оставался в доме до тех пор, пока ему не показалось, что жена пошла спать, а затем снова устремился в темноту улиц. Повинуясь чему-то свыше, Аннализа прокралась за ним, прячась за домами, радуясь, что на ней мягкая вечерняя обувь, не издававшая никаких звуков.
      Она молилась много дней, чтобы получить это знамение. Ее охватил страх, что она может ошибаться. Когда Аннализа нашла стих, указанный на том листе бумаги, который дала ей неизвестная женщина, то прочла следующее: «Больше всего любит тот, кто готов пожертвовать жизнью ради друзей».
      Аннализа очень испугалась. Если бы можно было просто удалиться, чтобы все вернулось на свои места, она бы с радостью так и поступила. Но самоубийство – смертный грех, а единственное наказание, которого Аннализа не вынесла бы, – оставаться в загробном мире навечно, отринутой Богом и Богоматерью.
      Поэтому она провела много часов в молитвах и ожидании нового предзнаменования. Если жертва истинная, честная и справедливая, Богородица вступится за нее перед Богом и все будет в порядке.
      Аннализа очень боялась принимать такое ответственное решение.
      Она с большим сожалением думала о том, что ей не хватило смелости постоять за себя перед отцом; при мысли об этом она нахмурилась. Теперь он казался ей незначительным препятствием.
      Как же она повзрослела за эти несколько месяцев!
      Подойдя к дому Кассандры, Бэзил прислонился к стене под деревом, росшим в саду, и стал что-то рассматривать. В доме было темно, и Аннализа, находившаяся в тени, не видела ничего, что могло бы привлечь его внимание.
      Он как будто решил подождать, поэтому Аннализа устроилась поудобнее, достала из кармана четки и пропустила их сквозь пальцы.
      – Укажи мне дорогу, – прошептала она, – подай мне какой-нибудь знак.
 
      Кассандра вернулась из оперы с тяжелым сердцем.
      Роберт не рассказал ей, о чем они говорили с Аннализой, и это беспокоило ее.
      Все это было сродни сумасшествию. Казалось, с того момента, когда ее жизнь была надежной и обыденной, прошло сто лет. Выйдя из кареты, она откинула капюшон и направилась к лестнице, ведущей в дом. Неожиданно она услышала голос, исходивший из тени. Однажды так уже было.
      – Кассандра.
      Сделав глубокий вдох, она взяла себя в руки. Слуга сделал шаг вперед, готовый прийти ей на помощь, если это потребуется, но при свете факела она разглядела Бэзила и махнула слуге:
      – Все в порядке.
      Кассандра подождала, пока отъехала карета и пока не остались лишь она и Бэзил, и луна светила для них, подчеркивая спокойную печаль его лица. Будто повинуясь каким-то силам свыше, они двинулись навстречу и остановились в шаге друг от друга. В его глазах была мука.
      – Прости меня за то, что толкаю тебя на такие опрометчивые поступки, – сбивчиво начал он.
      – Бэзил, я хочу, чтобы ты был счастлив. Я знаю, это кажется безумием, но такую возможность предоставляет мой брак. Ты должен мне поверить.
      – Ты не должна приносить себя в жертву. Я уеду завтра утром, ты будешь свободна.
      – Уедешь?
      Он угрюмо кивнул:
      – Мы возвращаемся в Италию, Кассандра. Я никогда не вернусь в Англию. Тебе больше не нужно будет бояться того, что наш обман раскроется.
      У нее сдавило горло.
      – Я уже дала ему слово.
      Он сделал полшага вперед.
      – Если ты выйдешь замуж, то все, что ты приобрела, будет потеряно. – Он взял ее руку и приложил к своему лицу. – Ты хочешь, чтобы я был счастлив, а я хочу того же самого для тебя.
      Церковный колокол начал отбивать время. Кассандра слышала этот отдаленный звук. Зазвонил другой колокол.
      Он звонил на пол-удара медленнее, поэтому всегда казалось, что так отбивается некое дополнительное время.
      – Значит, это настоящая любовь. Ты должен уехать и забрать с собой жену. Я должна выйти за Роберта и начать новую жизнь. Это не катастрофа, любимый, это выбор жизненного пути.
      Бэзил огорченно вздохнул и закрыл глаза.
      – Да, я всего лишь схожу с ума от ревности.
      Кассандра порывисто дотронулась до его волос.
      – Я знаю, – прошептала она, – я знаю.
      Он быстро обнял ее, и Кассандра почувствовала, что у нее нет сил вырваться из его объятий. Она обвила руками его шею, чувствуя, как его сильные руки гладят ее спину. Глаза Кассандры наполнились слезами.
      – Я так люблю тебя, Бэзил.
      Он обнял ее еще крепче, прижимая к себе и тихонько дыша ей в затылок.
      – Я никого так не любил, кроме тебя, – произнес он, поднимая голову, его глаза сияли на прекрасном лице.
      Они долго смотрели друг на друга. Кассандра почувствовала, как ее окружает яркий свет и неразрывно связывает их навсегда. Она знала, что он поцелует ее, задолго до того, как он наклонился, и ее тело переполнилось от желания почувствовать его губы и язык. У нее закружилась голова при взгляде на его жадные губы, и она откликнулась на их призыв. Как только их губы дотронулись друг до друга, их объял золотистый свет, окутавший ее сердце, ум и душу. В ответ Кассандра поцеловала его с благоговейной нежностью, потом вздрогнула и опустила голову.
      Он прижался лбом к ее лбу и крепко обнял руками ее лицо.
      – Кассандра, я люблю тебя больше всего на свете. Я никогда не перестану любить тебя.
      Колокола прозвонили тринадцатый раз, это прозвучало как несчастливое предзнаменование – и Кассандра позволила себе дотронуться до его лица в последний раз и разомкнула объятия.
      – Ты должен написать тысячу стихотворений.
      – И все их я посвящу тебе.
      – Напиши мне о своих детях.
      – Обязательно.
      Бэзил вздохнул, опустил руки и отступил назад. Теперь они стояли друг против друга.
      – Будь счастлива, – наконец сказал он.
      – Ты тоже, – прошептала она.
      Кассандра повернулась и заторопилась прочь, чтобы не поддаться соблазну и не позвать его обратно, не умолять его остаться с ней в последний раз. Все началось честно, честно должно и закончиться.
 
      Аннализа наблюдала за тем, как они прощались, из своего укрытия. Каждая линия их тел была наполнена горем, они оставались вместе, потом кинулись друг к другу с такой страстью, что у Аннализы выступили слезы.
      Когда она наблюдала за ними, ей казалось, что она видела вокруг них золотую ауру красоты, и это напомнило ей Богородицу.
      Они целовались нежно и без похоти; Аннализа почувствовала страстное желание подобного единения. Такое единение она познает только с Богом.
      На нее легко снизошло озарение. Только Аннализа могла все исправить: спасти Кассандру от брака, который разрушит ее душу, спасти Бэзила от смирения, которое все яснее и яснее читалось в его глазах, спасти себя от дальнейших ошибок.
      – «Больше всего любит тот…», – прошептала она и поторопилась домой, не переставая горячо молиться.
      Она молча возносила молитвы, прося Богоматерь о посредничестве перед Богом. Внезапно все разъяснилось. Самоубийство – смертный грех, но только в том случае, если оно не совершено ради кого-то. Богоматерь обязательно вступится за Аннализу перед Богом или будет посредницей на земле, если Аннализа отклонится от цели.
      А потом – о радость успокоения! – она попадет в рай, освободится от земных пут и будет направлять этих двоих, которых так полюбила.
      Аннализа торопливо шла по темным улицам, ее сердце было совершенно спокойно.

* * *

      Бэзил вернулся к себе, почти ослепнув от горя. Его печаль переросла в странную радость, и он удивился, как можно чувствовать такое облегчение от того, что причиняло столько боли.
      Но он вспомнил, что Кассандра всегда была права, и улыбнулся. Они оба ценили честь выше, чем потакание своим прихотям. Нигде не было написано, что он не может любить ее, и он будет любить. Всегда!
      Бэзил устало поднялся по лестнице к своей комнате. Наверху лестницы он остановился, ощутив сильную дрожь. Бэзил почувствовал какой-то непонятный запах. Нахмурившись, он подошел к спальне Аннализы и тихонько постучал в закрытую дверь.
      Дверь распахнулась, на пороге стояла Аннализа, бледная и одновременно сияющая. На ней была лишь сорочка, ее роскошные волосы спадали ей на спину и свешивались ниже бедер. О Боже! Ее левая рука была перевязана, но сквозь повязку уже просочилась кровь.
      – Бэзил! – воскликнула она, закрывая правой рукой левую. – Я так рада тебя видеть, мне так много нужно тебе сказать.
      – Что стряслось?
      Он схватил ее и положил руку поверх ее руки.
      – Я подумала, – сказала она с легким придыханием, – что мое предназначение состоит в том, чтобы покончить с собой.
      Его объял ужас, он схватил и поднял ее руку над головой. Она потеряла сознание. На его сюртук упала капля крови. Бэзил позвал слугу. Из алькова выбежала девушка-служанка, завизжала, увидев кровь, и замерла на месте.
      – Приведите помощь, быстрее! – Бэзил обернулся: – Аннализа!
      Ее голова склонилась. Он с ужасом коснулся ее рук и торопливо потащил ее вниз по лестнице, держа пораненную руку высоко над головой. Аннализа была очень легкой, а на его ногах точно выросли крылья, когда он выбежал в сад и погрузил ее в ледяную воду фонтана.
      Аннализа пришла в сознание, она растерянно смотрела на него и мигала.
      – Ты ей сказал?
      – Кому? – спросил он, нежно дотрагиваясь до ее лица. – Сказал что?
      – Кассандре, – четко проговорила она. – У меня действительно было видение. Богоматерь призывала меня стать монахиней, но я была слишком слаба, чтобы противостоять отцу.
      Она закрыла глаза, но ее дыхание было достаточно ровным.
      – «Больше всего любит тот…»
      – О Боже! – воскликнул Бэзил и уткнулся лицом в ее шею. – О Боже, прости нам всем!
      Но теперь Аннализа встала сама.
      – Нет, Бэзил, ты не слушаешь. – Она отодвинулась от него и сорвала повязку. – Я всего лишь ослабела от поста, который соблюдала, чтобы понять правду.
      Она показала ему руку, ранка еще кровоточила, но не настолько сильно, как казалось.
      – Видишь? Я приложила к руке бритву, тут мне явилась Богородица и сказала, что все не так ужасно, как кажется.
      Опять видения! Бэзил нахмурился:
      – Что ты такое говоришь, Аннализа?
      Она встала из воды и приложила руку к его лицу.
      – Мы должны поехать во Францию и аннулировать брак. Я знаю человека, который сделает это быстро. Потом я найду убежище в монастыре, а ты вернешься сюда и будешь бороться за ее любовь.
      Она выбралась из фонтана, волосы прилипли к ее спине и бедрам.
      – Идем, мне нужно поесть, чтобы восстановить силы.
      – Ты знаешь такого человека? – спросил Бэзил. – Откуда?
      Она посмотрела на него через плечо и ответила медленно, словно разговаривала со слабоумным ребенком:
      – От Богородицы, Девы Марии, я же тебе сказала. – Увидев, как он изменился в лице, она рассмеялась: – А, я забыла! Ты не веришь в видения. Но это не важно, достаточно того, что я верю. – Она помолчала и продолжила уже серьезным тоном: – Друг мой, нам нужно действовать быстро, и ты должен сделать нечто особенное, чтобы защитить меня от моего отца. Ты мне доверяешь?
      Он нахмурился:
      – Думаю, да.
      – Это будет непросто, но нам нужно выехать уже сегодня.
      – Но…
      – Доверься мне, Бэзил, доверься Богородице. Она еще никогда нас не подводила. Это твой удел.

      Роберт Уиклоу приехал к Кассандре рано утром. Та еще не вставала, но когда Джоан передала ей, что он настаивает на разговоре с ней, то приказала проводить его в гостиную и быстро оделась.
      Кассандра приказала принести шоколад и поторопилась к нему, встревоженная этим ранним визитом. Увидев его серое осунувшееся лицо, свидетельствовавшее о том, что он не спал всю ночь, она разволновалась еще больше.
      – Господи! Кто-то умер?
      Он повернулся к ней с печальным видом.
      – Присядь, Кассандра. Твои братья будут здесь с минуты на минуту, но я хочу извиниться за свою неприглядную роль в случившемся.
      – В чем? – Страх обуял ее, она обхватила себя руками. – О чем ты говоришь?
      – Я не могу жениться на тебе, именно это она пыталась втолковать мне вчера вечером, и, если бы мне не показалось, что затронута моя честь, я бы послушался ее.
      – Кто говорил? Ты имеешь в виду Аннализу?
      В этот момент поднялась суматоха, и, увидев лица обоих братьев в этот ранний час, Кассандра поняла, что случилось нечто ужасное. В окно пробивался солнечный свет, подчеркивая мрачные выражения их лиц, так похожие на выражение лица Роберта.
      Она подбоченилась.
      – Что? – воскликнула она, думая, что с Фебой или Адрианой что-то случилось. – Карета перевернулась, напали бандиты или…
      – Присядь, – мягко сказал Гэбриел. – Я налью тебе шоколаду.
      – Нет! – Она осталась стоять. – Говори! Что случилось?
      Джулиан взял ее за руку и подвел к дивану.
      – С твоими сестрами все в порядке, – сказал он.
      Ее глаза перебегали с одного лица на другое. О Боже, нет!
      – Бэзил? – прошептала она, готовая вырвать у него ответ.
      – Нет, – Джулиан тяжело вздохнул, – его жена. Вчера вечером она пыталась покончить с собой.
      – Аннализа?
      Кассандра почувствовала в груди холодный ком. У нее задрожали руки.
      – Но она… это смертный грех.
      – Да, но она очень молода и решила…
      Джулиан замолчал и оглянулся на Гэбриела в поисках поддержки. Гэбриел налил шоколаду и сунул чашку Кассандре.
      – Она решила, что совершит доброе дело. Она решила, что была не права, когда не пошла против воли отца и не стала монахиней.
      Он взглянул через плечо.
      – Я не послушался ее, – произнес Роберт.
      Кассандра согнулась в три погибели.
      – Замолчите! – закричала она, закрыв лицо руками. Кассандра вскочила, чувство вины грозило поглотить ее целиком, ее и Бэзила. Она откинула с лица растрепавшиеся волосы, расхаживая при этом взад-вперед, чтобы успокоиться.
      – Она жива?
      – Да, Бэзил появился вовремя и спас ее.
      Перед ее глазами возникали беспорядочные видения, она окунулась в них, продолжая расхаживать.
      Это не помогло. У нее в уме то и дело рисовалась картина: милое, прекрасное, невинное лицо, почти смертельной белизны. В этом виновата она. И Бэзил. Потому что они… Она остановилась и застонала, прижимая руки к глазам.
      – О Боже! – воскликнула Кассандра. – Что мы наделали?!
      Она опустилась на пол, снедаемая чувствами печали и вины, ее глаза оставались сухими. Кассандра не знала, что сказать, и лишь подняла на братьев глаза, полные страдания.
      – Что мы наделали?! – прошептала она.
      Гэбриел подошел к ней и обнял за плечи. Его объятия были нежными, мягкими и успокаивающими. Он гладил ее по волосам.
      – Она сказала ему, что хочет быть монахиней. Сказала, что если бы не ее слабость, каждый получил бы то, что хотел. Вы вините во всем себя, но никто не виноват.
      – Он достоин любви, Кассандра. Я всегда знал, что если ты влюбишься, то это будет большая страсть. Ты не должна раскаиваться в этом. Он любит тебя. Она любит тебя. Ты любишь их обоих.
      Услышав это, Кассандра съежилась. Первый раз в жизни кто-то стал свидетелем ее боли, горя, печали и вины, смешанных с облегчением – все-таки Аннализа не умерла – и огромной необычайной любовью. Когда она успокоилась и почувствовала усталость, брат подвел ее к дивану, смочил платок холодной водой и положил ей на глаза.
      – Видишь ли, – произнес он, держа ее за руку, – вы оба поступили честно, и это спасло ей жизнь. Если бы он не появился вовремя, она истекла бы кровью.
      – Не могу поверить в то, что она пыталась покончить с собой. Она такая набожная!
      Гэбриел печально улыбнулся:
      – Она молода, а молодые девушки хотят стать мученицами во имя чего-нибудь.
      Кассандра расплакалась и крепко сжала его руку.
      – Что было бы, если бы ей это удалось?!
      – Но не удалось же!
      Кассандра старалась вспомнить свои прежние ощущения, которые она испытывала до того, как ее жизнь так сильно изменилась.
      – Я никогда не думала, что любовь может быть такой мучительной.
      – Я знаю, ему так же трудно, как и тебе.
      – А ты, Гэбриел? Я думала, что трудно будет именно тебе.
      – Я люблю всех – высоких и низких, блондинок и брюнеток, белых и черных, богатых и бедных. Вот мое место в жизни.
      Кассандра слабо улыбнулась.
      – Где она сейчас? Я имею в виду Аннализу.
      – Он увозит ее домой, в Италию.
      – Хорошо, – выдохнула Кассандра. Это показалось ей недостаточным, и она повторила, все еще ощущая последствия сильного волнения: – Хорошо.
 
      Несколько часов спустя, когда она окончательно успокоилась, Джоан вошла в ее комнату на цыпочках.
      – Миледи? – спросила она и повторила уже настойчивее: – Миледи, вам письмо, его принес его слуга.
      Кассандра села и взяла письмо, ее руки немного дрожали, когда она взламывала печать. Письмо было написано не Бэзилом. Оно было написано по-итальянски решительным и четким почерком, таким же красивым и удивительным, как и та молодая женщина, которая прислала его.
 
       Дорогая Кассандра!
       Не слушайте, если Вам будут говорить, будто я пыталась покончить с собой. Все совсем не так, как кажется, но люди должны поверить ради нас всех, что это было именно так. Мой отец должен поверить, что это чистая правда.
       Вы не должны выходить замуж. Подождите Бэзила, он любит Вас больше, чем солнце, так же сильно, как Вы любите его и как я люблю Бога.
       Аннализа.
 
      Гэбриел поднялся, услышав, как резко она вдохнула. Его раскосые глаза сверкали как у кота.
      – С тобой все хорошо?
      Кассандра аккуратно сложила письмо и спрятала его за корсаж, поближе к сердцу.
      – Да, – ответила она, – мне очень хорошо.