ГЛАВА 21

Шарот оторвала взгляд от миниатюрного голографического экрана, мерцающего над браслетом глоска. Прислушалась. Кажется кто-то плакал. Вернее, даже не плакал – стонал. Тихо и беспомощно.

Встав со стула, девушка осторожно вышла из комнаты, осмотрелась. Звук исходил из соседней комнаты. Теперь она была уверена, что это был именно стон, и стонавшему, судя по всему, было очень плохо. Подавив в себе желание постучать, Шарот решительно открыла дверь, вошла, оказавшись в небольшой, пропахшей потом и затхлостью комнате, заваленной всяким тряпьем. В углу комнаты висел небольшой светильник с оплавленным плафоном, источающий ядовито-желтый свет, под ним деревянная тумбочка, заставленная чашками и тарелками, а рядом – узкая металлическая кровать, очевидно детская, больше напоминающая тюремную лежанку. На кровати, свернувшись калачиком, поджав ноги к груди и обхватив руками колени, лежала давешняя девушка, тихо постанывая. Ее лихорадило, на лбу проступили крупные градины пота. Рядом на полу стоял зеленый эмалированный тазик, на дне которого плавали рвотные массы с примесью крови. Судя по всему, девушке было очень плохо.

Шарот подошла ближе, тронула больную за плечо. Девушку перестало трясти, она открыла глаза, долго и пристально смотрела на незваную гостью, словно пытаясь понять, кто стоит перед ней.

– Пришла посмотреть, как мне плохо? – прошептала она наконец едва слышно. В голосе не было злости или нетерпения. Только боль и бессилие.

– С тобой все в порядке? – задала Шарот самый идиотский вопрос, на который только была способна. И дураку понятно, что все далеко не в порядке. К счастью, девушка не понимала лиитанийского.

– Не трогай меня, – попросила она, не сводя с гостьи наполненных болью глаз.

– Я могу как-то помочь? – спросила Шарот.

– Оставь меня, – снова попросила девушка. Ее тело содрогнулось, на лбу проступили крупные градины пота. – Не бормочи, уйди.

Шарот вышла. Что ж, возможно, это действительно не ее дело. Мало ли чем больна эта несчастная. Она ведь всего лишь человек, а люди так хрупки и беспомощны. Шарот, обладая совершенным наносинтетическим телом, уже давно забыла, что значит боль, лихорадка, слабость. Даже обычная тошнота при отравлении. Ее организм не может отравиться. Универсальная система пищеварения справляется со всем, что попадает в желудок, преобразуя любые продукты в необходимые питательные вещества. Даже если это смертельные яды или неорганические соединения. Потоптавшись за дверью, Шарот решила найти Нохта. Возможно, он что-то объяснит, подскажет, как можно помочь больной.

Но сибита она не нашла. Побродив по пустым коридорам, Шарот сделала круг и снова оказалась у двери, ведущей в комнату больной. Только теперь из-за двери не доносилось ни звука. Нерешительно потоптавшись на пороге, Шарот тихонько заглянула внутрь. Кажется, девушке стало лучше и она заснула. Разогнув ноги, больная вытянулась во всю длину кровати, кое-как накрывшись стареньким, плохо простиранным ватным одеялом. Дыхание у нее было ровное, тело больше не сотрясали судороги. Лицо бледное, но расслабленное, без маски страдания и боли.

Решив, что она здесь лишняя, Шарот уже собралась уходить, как вдруг слабый, слегка хрипловатый голос остановил ее:

– Подожди.

Шарот остановилась. Обернулась. Девушка больше не спала, да, очевидно, не спала она и до этого. Просто отдыхала после приступа лихорадки.

– Нохт сказал, что ты прекрасно понимаешь меня, хотя и не можешь ничего ответить, – проговорила она. – Прости, что прогнала тебя. У меня случается… такое. Когда очень плохо, не хочется видеть никого. Боль слишком сильная. Да и не помогла бы ты мне ничем.

Шарот подошла к постели, поискала глазами стул и, ничего не найдя, уселась на корточки рядом с лежащей девушкой. Та не пыталась подняться, наверное, была еще слишком слаба.

– Первые наши встречи были неудачными, – проговорила девушка. – Если ты действительно понимаешь, я хотела бы извиниться за свое поведение. Меня зовут Миала Камилина.

– Шарот Хелко, – представилась Шарот в ответ, приложив руку к груди и позволив себе слабую улыбку. Она не могла полноценно объясняться с девушкой, но ее имя звучало одинаково на любом языке.

– Очень приятно, – улыбнулась в ответ собеседница тусклой, вымученной улыбкой. – Прости, что не подаю руки и не позволяю тебе коснуться себя, но мое прикосновение действительно может убить. Я «транс», если ты, конечно, знаешь, что это такое.

Шарот отрицательно качнула головой, очень надеясь, что в этом мире жесты имеют такой же смысл, как и в Лиитании. Кажется, она угадала.

– Да, конечно, откуда тебе знать. Ты ведь не из этих мест, – грустно усмехнулась Миала и пояснила: – Я что-то вроде мутанта. После «Ночи хаоса» это случилось со многими в той или иной мере. Когда два мира стали единым целым, тела – людей слились с животными, растениями, бактериями, вирусами. Кто-то умер сразу, кто-то прожил дни, недели, а то и месяцы, проведя это время в боли и страданиях. Но были и такие, чьи тела адаптировались, приняли чужеродную материю. Я оказалась в их числе. В моем организме живет и развивается микроскопический грибок, благодаря которому мое тело сейчас насыщено ядом, токсичность которого так сильна, что даже микродозы, выделенной через поры вместе с потом, хватит, чтобы в считаные секунды убить здорового взрослого человека. Почему пока живу я, неизвестно. Возможно, потому что мой организм привыкал к яду постепенно, по мере роста и распространения грибка в тканях моего тела. Возможно, слияние вызвало мутацию на клеточном уровне. У наших ученых не было достаточного опыта, времени и технических возможностей, чтобы понять это. Но кое-что они выяснить все же смогли – этот яд убивает и меня. Только гораздо, гораздо медленнее. Это только в фантастических книжках мутации, все, как одна, полезные, добавляющие человеку способности супергероя. В реальности такого не бывает. И человек с аномалиями обречен либо на несчастное существование, либо на страдания и смерть. Природа не терпит, когда вмешиваются в ее планы. Тем более таким грубым способом. Я не знаю, сколько времени осталось у меня – недели, месяцы, годы… Приступы лихорадки становятся все чаще и болезненней. Конечно, как и любой на моем месте, я надеюсь на лучшее. Хочу жить. Хотя с другой стороны, разве это жизнь? Выживание. Ты даже не представляешь, как больно иногда бывает по ночам. Хочется сжаться в маленький комочек, закрыться, спрятаться от обжигающего плоть яда. Но он внутри. И мне некуда прятаться. Остается только стиснуть зубы и ждать, пока боль уйдет сама. А она иногда не уходит очень долго. Сразу после «Ночи хаоса» я прибилась к группе людей, затем мы попали в Бункер. Это здесь, недалеко, пешком дня три на север. Огромный военный комплекс, превращенный теперь в крепость для выживших после «Ночи хаоса». Долгое время я жила, не подозревая о заразе, поселившейся в моем теле. А когда узнала, было уже поздно. Люди начали умирать. Сначала медленно и мучительно.

Концентрации яда в моей крови и потовых железах были еще не столь велики, и токсин, проникая в тела других людей, начинал действовать далеко не сразу. Никто, в том числе и я, не мог понять, что происходит. Сама того не ведая, я успела убить девять человек! Затем меня вычислили. И даже не знаю, кого больше напугало известие о моей мутации – меня или других жителей Бункера. Меня не убили, просто изолировали от общества. Сперва изучали, проводили какие-то опыты. Один врач, профессор Тохага, даже обещал сделать вакцину и излечить меня. Удалить из тела грибок. Но, как оказалось, это были только слова. Думаю, он даже не пытался. Понимал, что это просто невозможно. Я стала одним целым с этим паразитом, и разъединить нас означало бы просто убить. В изоляторе, где меня содержали почти три месяца, у меня появился друг – прыщавый мальчуган лет шестнадцати по имени Баруа, работавший лаборантом у Тохаги. Представляешь, он влюбился в меня! По-настоящему. Приходил ко мне, садился рядом и часами рассказывал обо всем, что происходило в Бункере и за его пределами. Просто говорил, понимая, что никогда не сможет рассчитывать на что-то большее. А потом он узнал, что выдано распоряжение о моей ликвидации. «Трансов» в Бункере не жалуют. После тщательного изучения они становятся отработанным материалом, мусором, от которого нужно поскорее избавиться. Чтобы возродить цивилизацию, нужны здоровые люди. Я же не просто была больна, но и представляла потенциальную опасность для окружающих. Баруа попытался спасти меня. Вернее, он сделал это. Сумел вывести из Бункера. Но… Когда мы бежали, я случайно упала, а он, дурак, забылся и подхватил меня под руку. Коснулся моей кожи! – Миала зажмурилась на секунду, подавляя сильное желание расплакаться. – Проклятье! Я убила своего спасителя! Я не хотела, но я убила его!

Миала замолчала, и молчание это длилось довольно долго. Шарот ждала. Она ничего не могла сказать несчастной. Наконец девушка проговорила:

– Ты знаешь, я ведь и мужа своего тоже убила.

Шарот вопросительно посмотрела на больную.

– В «Ночь хаоса», – пояснила Миала. – Сразу после слияния. Он попался, стал частью ствола дерева. Когда я увидела ветки, которые росли прямо сквозь его тело, я думала, что сойду с ума. А он был еще жив, тянулся ко мне, молил о помощи! Но как я могла помочь ему?! Что сделать?! У меня был электрошоковый пистолет, и я выпустила в Кира всю обойму. Ты даже не представляешь, что я испытала в тот момент.

Шарот снова промолчала. Впрочем, она и не могла ничего сказать. Но теперь ей стало понятно, почему Миала вела себя так. В ее жизни было слишком много боли. Душевной и физической. И эта боль опустошила ее. Трудно даже представить, что чувствуешь, понимая, что твое прикосновение смертельно для любого живого существа. Что в твоей крови смертельный яд, который убивает других и медленно разрушает твой организм. Что до самой своей смерти, возможно довольно скорой, ты изгой. И что ты ничего не сможешь поделать с этим.

– Почему это произошло? – спросила вдруг Миала. – Ты ведь действительно из другого мира, Нохт не врет? Как получилось, что два мира стали одним? Ты не просто так появилась здесь. Ты должна знать.

Шарот снова отрицательно покачала головой. Она не знала, что сказать девушке.

– Я не знаю, – сказала она, уверенная, что Миала не понимает ее. – Но я обязательно узнаю. Кто-то ответит за то, что произошло.

– Я не понимаю тебя, – проговорила Миала. – Но догадываюсь, о чем ты говоришь. Знаешь, я ведь до «Ночи хаоса» психологом работала. Совсем немного. На работе и с мужем познакомилась. Он очень детей хотел, а я все откладывала, карьеру делала. Боялась лишней ответственности, нагрузки, суеты. Боялась располнеть, боялась потерять работу, боялась потерять свободу… Да чего я только не боялась. Дура! Дура и эгоистка. А теперь мой эгоизм возведен в высшую степень – я даже почувствовать прикосновение живого человека не могу. Разве что сквозь одежду. Возможно, я в чем-то не права, но, думаю, когда судьба дает тебе шанс, не надо отворачиваться. И откладывать на потом тоже. Иначе однажды судьба может наказать. Причем очень жестоко. Я слышала подобное раньше. Но всегда только улыбалась в ответ. Думала – уж меня-то подобная участь точно минует. А вот не миновала…

Шарот посмотрела на Миалу, обдумывая услышанное. Да, это действительно страшно. В обыденной жизни люди здороваются, обнимаются, целуются, просто касаются друг друга, не замечая этого. Они не задумываются, что может означать невозможность простого физического контакта. Даже на мгновение, ибо это мгновение превратит одного из двоих в жертву, а другого в убийцу. И изменить этого не сможет никто.

Впрочем…

Подумав секунду, Шарот нащупала на поясе округлый пенал медкомплекта. Конечно, наносинтону не требовались медицинские препараты – в большинстве случаев организм исцелялся сам. Но кое-чем СКОП своих агентов все же снабжала. Ситуации бывают разные. Никогда не знаешь, что может потребоваться в следующую минуту. Среди множества ускорителей и стабилизаторов различного уровня и интенсивности Шарот отыскала шприц-ампулу с прозрачной, немного отливающей серебром жидкостью. Некоторое время молча рассматривала ее сомневаясь в правильности своего решения. Жидкость не являлась вакциной и химическим препаратом вообще. Вода была вполне обычная, дистиллированная. Однако в данный момент она была насыщена наномедами – микроскопическими модулями медицинского обслуживания. Проблема состояла лишь в том, что разрабатывались наномеды для ускорения процессов регенерации в теле наносинтона. Как они поведут себя после внедрения в тело человека, предугадать было сложно. Шарот сильно рисковала. Причем на кону стояла отнюдь не ее жизнь. Препарат мог исцелить Миалу, очистив ее тело от спор грибка, мог не сделать ничего, отказавшись работать в условиях сдвоенной реальности, а мог и убить. Но последнее слово должна была сказать не она.

Объяснять, не зная языка, что это за ампула и к каким последствиям может привести внедрение наномедов в тело человека, пришлось довольно долго. Наконец Миала поняла.

– Это лекарство? – неуверенно спросила та.

Шарот радостно закивала.

– Только я не понимаю… Оно что, может и убить меня? Так?

Снова кивок. На сей раз без улыбки.

– И шансы на смерть и исцеление у меня примерно равны?

Умная девушка. Очень смышленая. Наверное, могла бы стать со временем хорошим психологом, если бы не пресловутая «Ночь хаоса», так резко перевернувшая ее жизнь.

Шарот снова кивнула, положила ампулу на постель рядом с рукой несчастной. Все, больше она ничего сделать не могла. Она предложила лекарство, объяснила последствия. Дальше пусть решает сама.

– Мне нужно подумать, – проговорила Миала спустя какое-то время, приподнимаясь на локте и протягивая ампулу Шарот. Та покачала головой, как могла, показала, что девушка может оставить наномеды себе.

– Спасибо, – проговорила Миала, пряча ампулу. – Ты только не подумай, что я испугалась. Еще вчера я сделала бы этот укол не задумываясь. Но теперь появилась ты, и я очень хочу узнать, чем все это закончится. А для этого нужно быть живой.

Она с трудом улыбнулась. Шарот улыбнулась в ответ.

В этот момент глобальный сканер пискнул, в очередной раз привлекая внимание хозяйки. Шарот вздрогнула от неожиданности, машинально провела пальцем по поверхности браслета, активируя его. Вспыхнул миниатюрный голографический экран. Побежали столбцы информации.

Шарот хватило лишь мимолетного взгляда, чтобы ее лицо стало сосредоточенным и серьезным, а сама она превратилась в пантеру перед прыжком. В правой руке появился пистолет. Поняв, что что-то не так, Миала встрепенулась, приподнялась на постели.

– Что случилось? – спросила она, понимая, что даже если получит ответ, не, сможет понять его.

– Мы не одни, – ответила Шарот, совершенно забыв, что фактически общается сама с собой, и направляя ствол «Килтрона» в сторону двери. – Кто-то движется в нашу сторону по коридору.

Ее взгляд снова скользнул по сияющему экрану глоска, отображающему сейчас точками множественные сигналы движения живых существ. И первая точка уже практически вплотную приблизилась к двери.

Большой палец Шарот снял пистолет с предохранителя. Ускоритель плазмы, расположенный в стволе «Килтрона», тихонько загудел, накапливая энергию для автоматического залпа, способного превратить любое живое существо в груду бесполезной плоти.

ГЛАВА 22

Антар Сибау, председатель совета НЭК, вошел в кабинет директора Института физики Спектра Легриана Нолли рано утром, задолго до начала рабочего дня.

– У тебя должны быть довольно веские причины, чтобы пригласить меня на совещание так рано. Обычно в это время я еще вижу сны, – проговорил Антар, усаживаясь за стол напротив Легриана. Выглядел председатель совета НЭК крайне недовольным.

– Ты все еще спишь по ночам? – наигранно, не без сарказма проговорил директор ИФС. Судя по всему, он был не в лучшем расположении духа. Впрочем, события последних дней располагали…

– Как младенец, – спокойно отозвался Антар, прекрасно чувствуя настроение собеседника.

– И кошмары не мучают? – осведомился Легриан.

– Были когда-то. Очень давно. Теперь нет, – ответил Антар.

– А вот у меня бессонница, – пожаловался директор ИФС, разглядывая что-то за окном. – И она, кстати, усилилась в последние дни.

– Обратись к психологу. Я вряд ли смогу помочь, – отмахнулся Антар, понимая, что прелюдия может затянуться. – Лучше скажи, что за сверхсрочное дело заставило тебя вытянуть меня из постели так рано.

– Не могу сказать, что дело действительно сверхсрочное, но ты не пожалеешь, уж поверь мне, – проговорил Легриан. – И еще будешь по-настоящему удивлен.

– Меня в этой жизни уже ничего не удивит, – вяло отмахнулся Антар. – Давай-ка покороче. У меня сегодня очень много дел.

– Можно и покороче, – согласился Легриан. – У нас вчера вечером произошел необычный прецедент. Наши маркераторы из группы глубокого поиска столкнулись в параллели семьсот шестьдесят один, тридцать пять с аборигенами. Один маркератор погиб, второму удалось активировать «возвратник» эллара. «Возвратник» – это программа, позволяющая без сложных манипуляций вернуться на базу НРП. Разработана на случай непредвиденных обстоятельств…

– Я все это прекрасно знаю. Что дальше? Ведь не ради этого ты выдернул меня из постели?! – нетерпеливо проговорил Антар.

– Напавших на наших маркераторов аборигенов было двое. Они неплохо вооружены, находятся в прекрасной физической форме и великолепно говорят на лиитанийском языке, – продолжил директор Института физики Спектра, словно не слышал, что сказал председатель совета. – В эллар они проникли самостоятельно, система защиты дала им допуск третьего уровня. И это неудивительно, учитывая их имена. Одного зовут Зоил Лоч, второго – Кондор Артоволаз. Оба – наносинтоны.

Наступила тишина. Легриан Нолли ждал реакции своего собеседника, но тот словно впал в ступор. Просто сидел и смотрел куда-то в пол. Так продолжалось довольно долго. Наконец директор ИФС не выдержал:

– Ну скажи хоть что-то, Антар!

Антар взглянул на него, почесал указательным пальцем переносицу, спросил скептически: