– Да, Повелитель.
Иншарг не спешил уходить, хотя возле трона мрачными тенями уже возникли две молчаливые фигуры священников, готовых сопровождать Инквизитора, дабы подготовить его к предстоящему походу.
– Что-то еще? – спросил Мудрец, удивленно вскинув брови.
Очевидно, он считал, что их беседа окончена.
– Тебя что-то беспокоит, Повелитель, – Иншарг не спрашивал. Он утверждал. – И мне кажется, это связано с моим поручением.
Мудрец помолчал, словно не зная, что ответить стоящему перед ним воину, а когда, наконец, заговорил, его ответ смутил Иншарга, ибо был выстроен в форме вопроса. Странного вопроса:
– Ты когда-нибудь видел Начало Тьмы, Иншарг? – спросил властитель Силиорда.
– Нет, – ответил Инквизитор.
Мудрец закрыл глаза, тяжело и судорожно вздохнул, затем поднял тяжелые веки и пристально посмотрел на Иншарга. Глаза в глаза, как привык смотреть всегда. Только на сей раз, в его глазах отражались отчаяние и безысходность.
– Это чудовищно. Боль просто невыносима, – проговорил он вдруг страшным шепотом.
Шепотом, от которого Инквизитору стало не по себе. Никто не знал, способен ли Мудрец заглядывать в будущее, но предчувствовать грядущие события Повелитель Силиорда, несомненно, мог. И что он чувствовал сейчас, Инквизитор мог только предполагать.
Он хотел узнать ответ сейчас, пока еще было время отказаться, попросить себе замену и спасти Жизнь от грядущего Начала. Начала Тьмы. Но ответ Мудреца оказался еще более странным, чем предыдущий, ибо показался Иншаргу совершенно бессмысленным:
– На все воля Творца, Иншарг. Мы лишь шахматные фигуры в его игре. Пешки, слоны, короли. Белые, черные. Светлые, Темные. И только Он знает, как сделать правильный ход. Нельзя ставить на ту или иную фигуру, когда партия только началась. Ведь бывает и такое, что пешка доходит до края поля и становится ферзем, а белые не всегда начинают первыми. В нашей игре иногда право первого хода остается за Тьмой. И даже я ничего не могу поделать с этим. Иначе война завершилась бы давным-давно.
Неожиданное откровение Мудреца ошеломило Инквизитора. И, не удержавшись, пытаясь развеять все возрастающие сомнения, он задал еще один вопрос:
– Пока не знаю, – откровенно ответил Мудрец. – Ты доблестный воин, Иншарг, именно поэтому я выбрал тебя. Но партия только началась. Надеюсь, ты задашь мне этот вопрос еще раз, после твоего возвращения. Но я полагаю, к тому моменту спрашивать тебе будет ни к чему. Ты поймешь все сам. Иди, готовься к инквизиции. Священники проводят тебя.
Ждать бессмысленно. Надеяться глупо. Иншарг знал это и больше не спрашивал ничего. Мудрец сказал все, что считал необходимым.
Священники выступили из тени. Две безмолвные фигуры в богатых, расшитых серебром черных балахонах. Впрочем, богатство – мирской удел. Здесь это просто дань какой-то древней традиции, возникшей, возможно, даже не в Силиорде. Ведь священники тоже люди. Были когда-то таковыми…
– Помогите Иншаргу подготовиться к инквизиции, – обратился к ним Мудрец, сохраняя полную неподвижность и едва шевеля губами. – Пусть будет легок его путь.
Поклоны, шелест невесомых одежд. Тишина.
3
Борис не любил кладбища. И не потому, что они навевали воспоминания или угнетали своей безмолвной тишиной. Просто он не очень любил одиночество, а кладбище было как раз тем местом, где это чувство проявляется наиболее явно. Ведь только здесь, блуждая среди холодных камней и крестов, заключенных в стальные клети ржавеющих оградок, можно в полной мере ощутить отчужденность от жизни во всех смыслах этого слова. Это именно то место, где даже самое яркое произведение искусства, будь то мраморная статуя или великолепная лепнина, мгновенно тускнеет, теряя свой первоначальный эмоциональный тон, становясь безмолвным и невзрачным напоминанием о чьей-то давно покинувшей этот бренный мир душе. Пристанище смерти. Ее тихая обитель. Холод пустоты и пустота тишины. Нежное отчаяние одиночества.
Но иногда на кладбище Борис все же заходил. Редко.
Сегодня был именно такой случай.
Могилка была небольшая, в две трети действительного роста брата, со сколоченным на скорую руку крестом и фанерной табличкой – Норин Виктор Денисович. И годы жизни. Ни ограды, ни цветов.
– У него что, совсем никого не было в этом городе? – спросил Борис, глядя на расползшийся земляной холмик, уже порядком просевший, но пока еще сохранивший тот уровень, что позволял ему называться холмиком.
Участковый отвлекся от созерцания собственных ботинок и, подняв голову, ответил:
– Может, и были, но мы никого не нашли. Хоронили за счет городского бюджета. Сначала хотели кремировать, но потом решили, что это как-то не по-христиански. В общем, кто-то уговорил наших скупердяев раскошелиться на могилку.
– Ну не может же у человека совсем не быть друзей? – проговорил Борис.
– Он был отшельником. Жил на старом хуторе, километрах в двух от ближайшей деревни. Пару раз в неделю заезжал за продуктами в местный магазин, иногда ездил в город. И все. Мы и дом-то его еле отыскали. Часа три плутали, пока нашли. Там прямо заколдованное место какое-то. К счастью, местные старожилы подсказали. Есть там старикан один, вот он и проводил, – ответил участковый.
– А как же его тогда нашли? – удивился Борис – Я имею в виду Виктора. Зачем его вообще искали?
– Ночью позвонили, сказали, что в лесу стрельба какая-то, вроде даже взрывы. Ну, выслали наряд. Те ничего сразу не нашли, но людей порасспросили, им про этот хутор и поведали.
Борис тяжело вздохнул и вновь обратил взор на могилу брата. Они не виделись тринадцать лет, никогда не переписывались, не созванивались. Виктор однажды просто собрался и уехал, ничего не объясняя. Мать ездила к нему, но когда вернулась, была какая-то другая, словно уже похоронила его. Что произошло тогда, Борис так и не узнал. Возможно, узнает теперь, если мать захочет рассказать. Сюда она ехать отказалась, сказала, что уже оплакала сына давным-давно. Но Бориса отпустила сразу, хотя он и видел, как боится старушка этой его поездки.
– Я плохо помню брата, – сказал он участковому. – Когда Виктор из Михнево уехал, мне десять лет было, совсем пацан еще, а ему уже двадцать два. У нас и общих интересов-то не было. Так, не братья, а одно название. Но, кажется, он был неплохим человеком.
– Многое меняется. Вам не кажется странным, что вы приехали сюда почти в том же возрасте, что и ваш брат? – спросил милиционер без тени иронии.
– Ну, я-то здесь задерживаться не собираюсь. Улажу юридические вопросы и домой. Отшельничество не для меня. Я вообще одиночество плохо переношу. И дом, скорее всего, продам. Я хоть и считаю себя интровертом и домоседом, эмоциональную пустоту не люблю, так что какие уж тут дачные участки в глухом лесу.
– А я, наоборот, – люблю природу, лес, вообще большие пространства, – признался участковый. – Я даже в наш городок только по делам выбираюсь. День этой сумасшедшей городской суеты для меня как полоса препятствий будущих «краповых беретов». Только без мордобоя в конце.
Борис непроизвольно улыбнулся.
– Хотите, продам избушку Виктора вам? За полцены. Мне, как я уже сказал, летний домик здесь не нужен – в Михнево уже имеется. Да и четыреста километров до дома – все же далековато.
– Избушку, – участковый задумчиво хмыкнул. – Я, к сожалению, и за полцены вашу ИЗБУШКУ не осилю.
– Так ведь там вроде пожар был. Сколько же может стоить пепелище? – удивился Борис.
– Пожар-то был, – неуверенно согласился милиционер. – Только вот вам лучше самому все посмотреть. Поедемте, я вас отвезу, а то потом сами не отыщете. Я не шутил, дорога там и вправду как заколдованная. Надеюсь, на этот раз деда Андрея звать не придется. Четырежды туда ездил и ни разу сам путь не нашел. Поворот там хитрый, с основной дороги разглядеть трудно. Хотя сколько раз останавливался, приглядывался, вроде нет ничего странного. Обычная проселочная дорога. Довольно неплохо видна. А когда отъезжаешь чуток, словно стирают ее. Точно знаю, где поворачивать, а не могу. Одни деревья вижу, и все тут! Чертовщина прямо какая-то!
– В сказки я не верю, – усмехнулся Борис.
– Надеюсь, ваш оптимизм позволит нам добраться до хутора без проблем, – недоверчиво отозвался участковый.
Но без проблем не обошлось. Олег, так звали молодого участкового, сопровождавшего Бориса в его поездке, снова заблудился, долго и звучно загрязнял воздух многоэтажными нецензурными выражениями, стоя на краю дороги и высматривая «проклятый поворот», после чего сел в газик, извинился перед Борисом и отправился за упомянутым ранее дедом Андреем.
Спустя почти полчаса уговоров старый, как вечность, дед выполз из полуразваленной лачуги, которую и избой-то назвать нельзя, и, недовольно бормоча что-то себе под нос, погрузился в машину. Всю дорогу молчали. Своим присутствием старик создал непередаваемо гнетущую атмосферу, грозовой тучей повисшую в салоне газика. Но, несмотря на это, функцию проводника выполнил исправно, вовремя указав нужный поворот.
Действительно, как и говорил Олег, с шоссе его совершенно не было видно, однако стоило машине свернуть, и взору Бориса открылась довольно просторная лесная дорога, которую, как казалось теперь, не заметить было просто невозможно. Как только газик повернул в правильном направлении, участковый остановил машину и отпустил деда. Уже собравшись было уходить, тот вдруг повернулся к Борису и спросил густым, глубоким голосом, совсем не сочетающимся с щуплой скрюченной фигуркой старика:
– А ты кто будешь, милок? Из прокуратских али как?
– Из каких? – ошалело переспросил Борис.
– Нет, дед Андрей, не из прокуратуры он, – серьезно, но при этом явно сдерживая приступ смеха, ответил за Бориса участковый. – Это брат Виктора Норина.
– Брат? – Старик заинтересованно осмотрел Бориса с ног до головы мутными, подслеповатыми глазами. – Не знал, не знал… Старшой, что ли?
– Младший я, – неуверенно ответил Борис.
– Да? – Дед пожевал нижнюю губу, обдумывая услышанное. – А Витька-то помоложе выглядел. Годков на пять помоложе. Оно и понятно. Ты городской, небось? А он в лесу, на природе… Ну, ничего. Поживешь здесь годик-другой, быстро здоровье поправишь. Помяни мое слово, милок. Дед Андрей никогда не ошибается. Вот только братика твоего жаль. Хороший мальчик был, вежливый такой. Я иногда захаживал к нему, захаживал. Да-а. Ну и к тебе буду. Самогоночки принесу. Любишь самогоночку? А кто ж ее не любит? Так что когда обоснуешься, не забывай деда Андрея.
– Не собираюсь я… – начал было посвящать старика в свои планы Борис, но, поймав на себе молящий взгляд Олега, осекся.
То, что со стариком лучше не спорить, он понял сразу.
– Ладно, дед Андрей, пора нам, – проговорил участковый. – Спасибо, что не отказал. Уж не знаю, что бы я без тебя делал.
– Молод ты еще, смотреть не умеешь, потому и плутаешь в трех соснах. Вот доживешь до моих лет, тогда и поговорим, – молодецки хохотнул старик. – Ладно. Езжайте, ребятки. Пора вам. А я домой пойду.
И, опираясь на деревянную клюку, неизвестно откуда взявшуюся в его руках, побрел вдоль дороги, прихрамывая на правую ногу.
– Может, стоило его подвезти? – с сомнением спросил Борис, глядя вслед удаляющейся фигуре.
– Сам доползет, – небрежно отозвался участковый. – Я ему сколько раз предлагал прокатиться с нами до хутора, чтобы потом вместе назад доехать, но он отказывается. Не любит, мол, домов с покойниками. Хотя какой там покойник, месяц уже прошел, как Виктора убили. Но, с другой стороны, кто их, стариков, разберет. У каждого в голове свои тараканы. Да не переживайте вы так, Борис Денисович, не впервой ему. Он, говорят, к местному фермеру за молоком семь километров каждую неделю вышаркивает. А тут от силы два.
Борис спорить не стал. И спрашивать, откуда у старика вдруг появилась клюка, тоже. Не его это дело.
– Можно просто Борис, – разрешил он. – Мы ведь с вами почти одного возраста.
– Договорились, – обрадовался участковый, которого официальность общения с ровесником тяготила ничуть не меньше. – Тогда можно просто Олег. И на «ты».
– Идет, – согласился Борис.
Машина тронулась с места и углубилась в лесную чащу, чтобы уже через несколько минут остановиться возле хутора Виктора.
– Ничего себе хижина, – только и смог проговорить Борис, выбираясь из машины и осматривая наследство.
Посмотреть было на что. Нет, конечно, по меркам «новых русских», привыкших возводить пятиэтажные особняки с бассейном на крыше и тремя подземными гаражами, хибара была так себе. Но человеку, привыкшему все двадцать три года жизни созерцать стены своей двухкомнатной квартиры в спальном районе города, двухэтажный каменный дом, выполненный в непривычном для здешней глуши европейском стиле, показался настоящим чудом архитектуры. Особенно, если осознаешь, что чудо это скоро будет принадлежать тебе. Помимо этого имелись – два сарайчика, деревянный и каменный; кирпичный гараж на две машины, примыкающий непосредственно к дому, но построенный гораздо позже; приличных размеров огород, плавно переходящий в яблоневый сад; маленький бассейн, пускай не на крыше, но тоже неплохо. Все это хозяйство окружала низенькая, полуметровой высоты каменная оградка, выполняющая скорее декоративную функцию. От калитки, столь же низенькой и бессмысленной, к дому и всем постройкам пролегали аккуратные асфальтовые дорожки. Тропинка, ведущая в сад, была выложена каменной плиткой.
– Ну, как? – спросил Олег, понимая, какие чувства испытывает сейчас Борис.
Молодой человек даже забыл на время, какой ценой досталось это наследство. Однако забыл лишь на время. Восхищенный взгляд быстро наткнулся на воронку от взрыва, уродовавшую ведущую к крыльцу асфальтовую дорожку, и на пустые глазницы лишенных стекол окон с изрешеченными пулями занавесками.
– Виктор был связан с криминалом? – спросил он хмуро.
Вопрос был вполне понятен – на пьяную разборку деревенских мужиков данное побоище не тянуло. Впрочем, учитывая все обстоятельства, здесь скорее действовала не братва, а сектанты.
– Следствие еще ведется, – ответил участковый. – Но пока не ясно, кто убийцы и что побудило их так зверски расправиться с твоим братом. Этим занимается прокуратура, я не в курсе всего. Если хочешь, постараюсь выяснить что смогу. Вообще, здесь многое не ясно. Следователь только руками разводит. Пойдем в дом, я тебе самое интересное покажу. Как раз касается пожара, о котором ты недавно упомянул.
Пожар действительно был. Запах дыма и копоть на обоях явно свидетельствовали о нем. Однако на этом все заканчивалось. Мебель, ковры на стенах и полу, музыкальный центр и телевизор – все было цело.
– Не понимаю, – честно признался Борис, осмотрев первый этаж.
– И никто не понял. Пожар был, это точно. Эксперты установили, что все здесь полили бензином и подожгли. И горело, по всей видимости, хорошо, ибо пластик кое-где все же не выдержал и оплавился. Но не более того.
– То есть, если я правильно понимаю, ты хочешь сказать, что бензин выгорел, но ничего не поджег? Как такое возможно? – чувствуя себя полным идиотом, проговорил Борис.
– Ты бы видел наших экспертов. Вот у кого действительно физиономии вытянулись, когда они это поняли и попытались осознать. Кстати, в доме были тела людей, очевидно нападавших, тех, кого Виктор успел положить, прежде чем они добрались до него. Так вот они сгорели основательно. Все, кроме твоего брата. Его огонь не тронул. Впрочем, ему-то как раз и без того досталось.
– Его распяли на перевернутом кресте? – уточнил Борис, чувствуя, как по спине пробегает легкий неприятный холодок. Он уже знал, как умер его брат, и сам не понимал, почему переспрашивает сейчас. Думать об этом было жутко. Неудивительно, что дед Андрей отказался ехать сюда. Одно дело, когда человека просто убивают, и совсем другое, если его прибивают огромными гвоздями к деревянному столбу, да еще вгоняют в сердце серебряный клин. Хорошо, что Борис никогда не был особо набожным человеком.
– Да, его именно распяли. – Олег покосился на парня, обдумывая секунду, договаривать ли то, что еще не было сказано, и решил сказать – И эксперты говорят, что он все еще был жив, когда нападавшие вбивали гвозди.
– Черт! – выдохнул Борис.
– Кстати, крест, на котором умер твой брат, тоже порядком обгорел. Огонь не тронул его только в тех местах, где дерево соприкасалось с телом Виктора.
– Сплошная мистика, – недоверчиво хмыкнул Борис.
– Или кому-то очень хотелось, чтобы мы так думали, – поддержал его участковый. Он тоже был полон скепсиса, однако знал и видел больше, чем его собеседник, и оставаться равнодушным к происходящему ему было гораздо труднее. Сначала он, например, не мог понять, почему, проживая на отшибе, в лесной глуши, Виктор Норин не удосужился обзавестись собакой. Однако когда увидел, как ведут себя привезенные на хутор служебные ищейки, начал кое-что понимать. Собаки скулили, собаки подвывали, собаки катались по земле и растерянно бродили по двору, но своих прямых обязанностей так и не выполнили. Ни одна из трех. А периодический скрип половиц и тихое неразборчивое бормотание на чердаке слышали, по меньшей мере, два десятка человек, но, кроме двух изуродованных то ли взрывом, то ли чем еще тел, ничего там обнаружено не было.
– Ну, я уже говорил, что в мистику не верю…
Борис подошел к небольшому столику, на котором лежала фотография брата. В одной руке тот держал спиннинг, а в другой приличных размеров щуку. Более самодовольного лица он не встречал уже очень давно.
– Это он на рыбалке в прошлом году. Один из наших рыбачил с ним по соседству и вспомнил, как Виктор эту рыбину поймал, – пояснил участковый.
– В прошлом году?
Борис был действительно удивлен. Дед Андрей оказался прав, когда говорил о возрасте братьев. Будучи старше Бориса на тринадцать лет, выглядел Виктор довольно молодо. Не моложаво, а именно молодо. Двадцать пять, не больше. Заглянувший через плечо Олег понял, о чем думает его собеседник.
– Да, с генами ему явно повезло. Хотел бы я так выглядеть в тридцать пять.
– Ты знал его? – спросил Борис, возвращая фотографию на прежнее место.
– Нет. Я, если честно, и о хуторе этом впервые той ночью услышал, хотя всю жизнь здесь прожил. И на моей карте его нет. Один дед Андрей только и знает. Я ж говорю, заколдованное место, – отозвался Олег и, подумав немного, поинтересовался:
– Уверен, что хочешь ночевать здесь?
– Я, в отличие от деда Андрея, привидений не боюсь, – усмехнулся Борис.
– Как знаешь, – с безразличием пожав плечами, ответил Олег, заинтересованно разглядывая что-то в окно. – Интересно, а это кто?
Борис проследил за взглядом участкового и заметил девушку, одиноко стоящую вблизи ограды. Довольно симпатичную, надо сказать. Лет двадцати пяти, стройную, миниатюрную, с восточными чертами лица и длинными вьющимися волосами, укрывающими хрупкие плечи. В незнакомке не было холодной и броской красоты фотомодели, и от этого она выглядела еще притягательней и желанней. Вот только вела себя девушка странно, словно никак не могла решить, войти ей или убежать прочь. И, кажется, она чего-то ждала.
– Ты только приехал, а тобой уже интересуются привлекательные девушки, – усмехнулся Олег.
– Может, это твоя поклонница, – предположил в ответ Борис и, подумав, добавил:
– Или подружка Витька.
Последняя мысль показалась интересной обоим, и через несколько секунд они, не сговариваясь, выбежали на улицу. Если это действительно знакомая Виктора, она могла многое прояснить. Но как только девушка увидела на крыльце двух незнакомых ей мужчин, к нерешительности прибавился еще и испуг. Не панический ужас, а нечто, смешанное с удивлением. Минутное замешательство.
– Вы кто? – удивленно спросила она.
– Лейтенант Самирин, – представился Олег, небрежно поправляя фуражку, так что осталось неясным, отдает он честь или флиртует с незнакомкой. – А вы?
– Самирин… – растерянным эхом повторила девушка, игнорируя вопрос участкового. – А где Виктор?
– По-моему, ваша очередь отвечать, – справедливо заметил Олег.
Он совершенно не обязан был отчитываться перед незнакомкой. Пускай даже столь привлекательной.
Девушка неуверенно переступила с ноги на ногу, помолчала, после чего спросила решительно:
– Я могу пройти?
– Да, конечно, – позволил ей Олег. Действительно, зачем перекидываться фразами на расстоянии, когда можно спокойно поговорить в помещении.
Дальнейшее показалось Борису каким-то дурацким трюком. Девушка сделала шаг в сторону дома, еще один и вдруг оказалась на прежнем месте, разочарованно качая головой.
– Я могу войти? – тут же повторила она свой вопрос. Только теперь она обращалась к Борису, а в голосе явно чувствовалось легкое раздражение.
– Можете, – вновь разрешил ей Олег.
– Не ты! – грубо отрезала незнакомка. – Пусть он разрешит.
Участковый и Борис удивленно переглянулись. Олег улыбнулся, жестом показывая собеседнику, что тот может действовать. – Пожалуйста, проходите, – проговорил Борис, с любопытством наблюдая за реакцией девушки. Та снова, но уже не столь уверенно, двинулась вперед и снова, как и в первый раз, оказалась на прежнем месте.
– Идиотизм! – прошипела она. – В этом доме есть еще кто-нибудь, кто может впустить меня?! Где Виктор?
– Виктор Норин мертв! – устав от непонятного шоу, грубо ответил Олег. – Убит в собственном доме месяц назад. Идите сюда и прекратите разыгрывать спектакль. Я требую, чтобы вы немедленно представились и объяснили, что здесь делаете!
– Твари, – зло бросила девушка и, проигнорировав последние требования участкового, уверенным шагом направилась прочь от дома.
– Эй, стойте! – окликнул ее Олег, бросившись следом. За время их недолгого общения у него успели появиться к девушке несколько вопросов, которые он не желал оставлять без ответов. Но когда участковый уже добежал до калитки, он вдруг понял, что загадочной незнакомки больше нет. Растерянно повернувшись к Борису, он спросил:
– Где она? Куда делась?
– Понятия не имею, – не скрывая удивления, отозвался Борис.
Он мог поклясться, что смотрел прямо в спину уходящей девушке, а потом отвлекся всего на долю секунды, и она исчезла. Словно растворилась в воздухе.
– Ничего себе шутки, – выдохнул милиционер, проходя еще десяток метров и тщетно стараясь понять, куда делась беглянка. Затем он обернулся к Борису и произнес растерянно:
– Либо я медленно схожу с ума, либо мы только что пообщались с привидением. До сих пор уверен, что тебе не нужна гостиница? Место глухое. У тебя хоть телефон-то есть?
Последний вопрос Олега был вполне логичен. Случись что – даже на помощь позвать некого. Да и не услышит никто.
Борис отрицательно покачал головой. Так уж получилось, что свой мобильник он за неделю до поездки уронил с балкона четвертого этажа, а новый приобрести еще не успел.
– Рискну, переночую, – произнес он, но уже без прежней уверенности в голосе. Происходящее больше всего подходило под одно простое определение – «чертовщина». Оставалось надеяться, что рядом с хутором нет деревни с загадочным названием Диканька, и вечера здесь будут поспокойнее, чем в гоголевских ужастиках.
– А кстати, как называется ваша деревня?
4
Это был крах. Крушение всего. Дайлана брела по лесу, потерянная и опустошенная, пытаясь правильно осмыслить произошедшее. Виктор умер, и она уже ничего не может исправить. Вся ее подготовка пошла насмарку, и она не знает, что делать. Эти двое, новый участковый и брат Виктора, которого она узнала сразу, не были врагами. Но и помочь ей сейчас уже ничем не могли. Месяц. Целый месяц! Ну почему она не приезжала раньше, когда еще можно было что-то изменить?! Теперь же, когда до прихода Инквизитора оставались считаные дни, а возможно, даже часы, она понимала, что время больше не на ее стороне. Оставался последний человек, который еще мог прояснить ситуацию и, возможно, дать пару дельных советов. Надежды, конечно, было мало, но, кроме старика Андрея, ей просто не к кому было сейчас обратиться.
К ветхому домику, расположенному на краю деревни, Дайлана подошла уже вечером.
– Кого еще там несет на ночь глядя? – голос Андрея источал неприкрытое недовольство.
– Я это, – ответила девушка, ожидая реакции из-за запертой двери.
Андрей был довольно строптив и мог запросто послать любого гостя куда подальше. Впрочем, сейчас она была настроена крайне решительно, и хозяин дома почувствовал это еще издали, не рискнув спорить.
– Ну, заходи, коли вправду ты, – голос не стал мягче. Однако интонация незаметно изменилась. Появилось вынужденное смирение. Старик ожидал ее появления, но общаться с Дайланой явно не желал. Просто она не оставила ему выбора. Его дом не имел силы Убежища, и переступить порог этого жилища гостья могла так же легко, как и простой человек.
Внутреннее убранство одной-единственной комнаты не впечатляло. Ветхий стол, пара табуретов, обшарпанное кожаное кресло, перекосившийся гардероб с кучей ненужного тряпья, торчавшего из-за неплотно запертой дверцы, диван, он же постель, холодильник «ЗиЛ», непонятно как работающий до сих пор, газовая плита, заваленная кастрюльками и тарелками, и пара десятков книг на самодельной полке. Особо выделялся из всего этого убожества только телевизор «SHARP», примостившийся на низенькой тумбочке. Впрочем, Дайлана уже бывала в берлоге Андрея и к обстановке давно привыкла.
Андрей сел в свое любимое кресло, предварительно повернув его к столу, за которым разместилась Дайлана, и проговорил не без злости:
– Что, тетя Дайя, не уберегла своего Хранителя?
Дайлана грустно качнула головой и произнесла: – Я не знаю, что делать, Андрей. Виктора убили, а я не могу пройти в Убежище. Некому теперь открыть дверь. Ты знаешь, что там произошло?
– Знаю, все знаю, – скривился дед. – Подис на него натравили. На восьми машинах приехали, сам видел. И дархи были. Много, не меньше десятка. Обложили со всех сторон, мышь не проскользнет. Хорошо подготовились, Витьке ничего не светило, только пулю самому себе в лоб пустить.
– Мог бы помочь, – сухо прошептала Дайлана.
– Не помогал и помогать не буду, – жестко отрезал старик. – Сколько раз говорил вам, что Хранителем Убежища должен быть дарх! Нет, не слушали, думали, в игры играете!
А теперь вон он, Хранитель твой, лежит в земле, сердешный. Совсем извелся, небось.
– Как извелся? О чем ты говоришь? – ужаснулась Дайлана, сразу поняв, куда клонит Андрей, но не желая верить этому.
– А ты думала, они отпустят его? – Дед ехидно и от души рассмеялся. – Глупая девчонка. «Запечатали» твоего Хранителя, намертво закрыли. Так душа теперь и сгниет вместе с телом. Скажи еще спасибо, что там повсюду руны нерушимости начертаны, пожара не случилось. А то бы и от Убежища только пепелище осталось.
– Значит, никто ничего не знает!
Дайлана начала, наконец, в полной мере осознавать весь ужас происшедшего. Дура, безмозглая дура! Все шло слишком хорошо, давалось слишком легко. Да, все последние годы они действительно играли, Андрей был прав. И вот расплата. Инквизитора уже не остановить, он придет. Но что дальше?
– Я сниму печать, выпущу его и успею предупредить Мудреца, – решительно проговорила Дайлана. – Где могила Виктора?
– Сиди и не рыпайся, девчонка! – осадил ее дед. – Думаешь, я там не был? Не ходил? Мне плевать на вашу тупую войну, но и изводить так Витьку я бы не позволил. Не разбить тебе этой печати. Хорошая она, добротная, по всем правилам наложена и мощи неимоверной! Ведь не где-нибудь, прямо посреди Потока заклинание формировали. Только силы потратишь да боли Витьке добавишь. Нет, если кто и сможет его душонку высвободить, так это Инквизитор. Его силушки хватит. А сама даже не пытайся. Жди Воина.
– Он не успеет, – обреченно проговорила Дайлана. – Его некому предупредить, что дверь в Убежище заперта.
– А ты-то на что? – усмехнулся старик и неожиданно понял, что произошло. – Или ты уже прошла Осквернение? Ну-ну, тетя Дайя, загнала ты себя в угол! Молодец! Как выкручиваться будешь?
– Найду другого Проводника, – зло отозвалась Дайлана, хотя злилась она в большей мере не на Андрея, а на себя.
И было за что. Большей глупости она не совершала ни разу за всю свою жизнь.
– Ты сама-то в это веришь? – спросил старик, но поймал на себе пылающий взгляд девушки и притих, бросив напоследок небрежно: – Ищи.
Некоторое время девушка молчала, обдумывая ситуацию. Дед Андрей не вмешивался в ее размышления, но и советов давать не собирался. Пускай девчонка скажет спасибо, что он вообще разговаривает с ней, да и то в память о прошлом. Встреться они впервые сейчас, накануне Пришествия, и разговора не получилось бы вовсе.
– Помоги, Андрей, – попросила, наконец, Дайлана, понимая тщетность своей попытки. Андрей давно выбрал свой путь и не собирался сходить с него. – Я не Проводник, чем же я могу помочь? – иронично спросил старик. – Разве что помолиться за тебя. Так ведь сама знаешь, не услышит Он меня. – Ну и сиди здесь пнем! Гниешь и продолжай гнить вместе со своей лачугой. Старый козел! – в гневе бросила Дайлана.
Больше ей с Андреем разговаривать было не о чем. Зря она вообще пришла к нему, лучше бы поговорила с тем лейтенантом. И информации больше, и нервы спокойнее. Дверь распахнулась раньше, чем Дайлана коснулась рукой обшарпанной, засаленной ручки. В пылу ярости она уже плохо контролировала свою силу.
– Поосторожнее там со своими штучками, – предупредил дед Андрей. – Петли совсем старые, дверь сорвешь!
– Починишь, – прорычала Дайлана и исчезла в вечерних сумерках.
– Ну-ну, иди, ищи, – пробормотал вслед ей старик, тяжело поднимаясь и захлопывая за девушкой дверь, – Я тебе помогать не собираюсь. Это не моя война. Не была моей и не будет.