Борис завороженно смотрел на преображение оборотня, не в силах оторвать взгляда. С одной стороны, Древняя осталась такой, как прежде, но немногочисленные изменения сделали ее похожей на вампиршу из фильма ужасов. Очаровательную и смертоносную. И самое удивительное, что, даже, несмотря на переполняющий его страх, он все еще чувствовал жгучее желание, глядя на обворожительного дарха. И от этого в общую какофонию его чувств вплеталась сейчас еще и растерянность.

– Странно, я совсем не чувствую тебя, – призналась вдруг Сатико, когда до замершего в нерешительности Бориса остался всего один шаг. – Ни боли, ни страха. Ничего. Ты совершенно закрыт. А это может значить только одно – «Глаз Мира» при тебе. Какая удача.

Сатико перевела взгляд на Дайлану, самодовольно и совсем по-детски потирая руки, и спросила у ведьмы:

– И ты еще на что-то надеешься? Глупышка. Теперь у вас не осталось ни одного козыря. Эту партию начали черные, они же ее и завершат.

Японка знала, о чем говорит. «Глаз Мира» мог многое, не имея при этом определенной полярности, относящей его к Свету или Тьме. Он позволял человеку видеть глазами дарха все грани мира, незаметные в Творении, но видимые в Тесиле. Он позволял дарху пить энергию Творения – слабенький бульончик природной Силы, которой не хватало для создания сильных заклинаний, но позволяющей существовать без использования Нитей Жизни довольно долгое время. И еще он был единственным в мире амулетом, используя который дарх Тьмы мог безболезненно приблизиться к Убежищу и использовать свою магию, не опасаясь Света Потока. Означало это лишь одно – попади амулет к темным, и Убежище перестанет быть убежищем, превратившись в простой дом, стены которого с легкостью сокрушит магия Древних. Борис, сам того не ведая, приготовил отступникам отличный подарок. Приятное дополнение к уже одержанным победам. Японка шагнула к Борису, безжалостно схватила его за горло, приподнимая над полом.

– Где амулет?! – требовательно произнесла она. Все дархи без исключения были чуточку эмпатами. Но оборотни в общей массе выделялись особо. Их способность чувствовать эмоции других людей была столь велика, что стала уже сродни чтению мыслей, ибо каждая эмоция всегда несет в себе скрытый образ. Нужно только уметь увидеть его. И оборотни это умели как никто другой. Именно поэтому их никогда нельзя было застать врасплох. Они моментально ощущали агрессию, направленную против них. Буквально видели занесенный за их спиной кинжал или направленный в их сторону арбалет. И они всегда были готовы к схватке. А уж узнать, где человек прячет ту или иную вещь, для них вообще было пустяковой затеей. Но отнюдь не с тем, кто носил при себе «Глаз Мира», способный не только показать своему владельцу истинный лик бытия, но и укрыть его чувства от любопытного всепроницающего взгляда дарха.

– Не получишь, – прохрипел Борис, прекрасно понимая, что с этим существом торговаться бессмысленно.

Но сейчас ему нужно было выгадать всего несколько секунд времени, чтобы окончательно стряхнуть с себя обаяние Древней. Иначе он просто не сможет сделать то, что собирается.

– Какой наивный ребенок, – нежно пропела Сатико и легонько отбросила свою жертву к гардеробу.

Разбив плечом хлипкую дверцу этого старья, Борис провалился внутрь, мгновенно оказавшись погребенным под ворохом одежды деда Андрея.

– И этого мальчика ты собиралась сделать Хранителем? – Сатико тихо засмеялась, обращаясь к раненой ведьме. – Несчастные святоши. Скоро начнете призывать в свои ряды младенцев. Впрочем, не думаю, что у вас будет на это время.

Японка вновь обратила взор на человека, вяло барахтающегося в куче пропитанного затхлостью тряпья. Она не чувствовала Бориса, не знала, что он задумал и задумал ли что-то вообще, но она видела страх и растерянность в его глазах, и этого было вполне достаточно. Несчастный понимал, что жить ему осталось недолго. Но он все еще хватался за жизнь, осознавая всю тщетность своих нелепых потуг.

Сатико спокойно подошла к Борису, улыбнулась, выставляя напоказ два ряда острых перламутровых зубов. Произнесла нежным шепотом:

– Тебе бы сейчас очень пригодилось ружье, что лежит на заднем сиденье твоей машины. Оно придало бы тебе некоторую уверенность. Добавило каплю решимости, отваги. Того, чего тебе сейчас так не хватает. Но, боюсь, ничего не выйдет.

Японка, словно карточный фокусник, сделала едва уловимый пасс левой рукой и показала Борису патрон от его дробовика, зажатый теперь в ее хрупких маленьких пальчиках. В следующую секунду патрон был безжалостно раздавлен, словно сладкая вафельная трубочка. На немытый дощатый пол посыпалась начинка – порох и алмазы.

– Как мило, алмазы, – проговорила Сатико, улыбнувшись.

В этот момент дверь в комнату приоткрылась и на пороге появилось новое действующее лицо. Молодой парень, лишь немногим младше Бориса. Из одежды лишь резиновые шлепанцы на ногах и шорты цвета хаки. В руках мобильник. В глазах – легкий пивной хмель и растерянность.

– Извините, есть кто… – взгляд остановился на Борисе, продолжающем беспомощно барахтаться в куче тряпья. Упав весьма неудачно, Борис никак не мог принять вертикальное положение. – Я только позвонить. У меня с мобилой что-то. Батарея, наверно, разрядилась, не пойму пока.

– Вали отсюда, придурок! – рыкнул на него Борис, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более грозно и (убедительно.

Бедняга, телефон которого, без сомнения, пал жертвой всплеска магического фона древнего оборотня, совершенно не замечал стоящей рядом улыбчивой Сатико и лежащей | на постели Дайланы. Лишь Борис, обладающий загадочным «Глазом Мира», мог сейчас видеть дархов, находящихся в смещенной реальности Тесила. И объяснять все это незадачливому гостю у него просто не было ни времени, ни знаний. Он сам едва разбирался в происходящем.

– Чего?!

Голос гостя посуровел. Он явно не ожидал от хозяев столь прохладного приема. И хамства в свой адрес никогда не терпел.

– Ты че сказал, козел?

В этот миг Сатико перешла из Тесила в Творение.

– Ой! – вздрогнул парень, уставившись на японку, выглядевшую более чем странно. Еще бы – эльфийские ушки, острые коготки на руках и частокол одинаково острых, отливающих перламутром зубов. Такие прелести увидишь отнюдь не у каждой девушки. – Я вас не заметил.

– Ты и не мог, – мягко произнесла Сатико. – А теперь убирайся, как тебе советовал этот милый молодой человек. Пока еще можешь.

– Мне бы только…

Несчастный идиот! Сама Акутагава даровала ему жизнь, но он не воспользовался шансом. И второго ему уже не полагалось.

Оборотня и жертву разделяло почти три метра, но разве это расстояние для Древнего дарха. Вскинув руки на уровень груди, Сати скрестила запястья, направив скрюченные когтистые пальцы в сторону человека, затем сжала их в кулаки, будто хватая что-то невидимое, и резко рванула в стороны, словно раздергивала тяжелые шторы на окне.

Такого Борису не доводилось видеть никогда в жизни. В груди несчастного гостя словно взорвалась граната. Сопровождаемая хрустом ломаемых ребер, треском рвущейся кожи и фонтаном крови, грудная клетка человека раскрылась, словно створки бельевого шкафа, обнажая уже разорванные в клочья дымящиеся легкие. Выплюнув приличную порцию крови, бедняга попытался зажать невероятную рану обеими руками, но сознание покинуло его на удивление быстро, и на пол упало уже бездыханное тело. Совершенно некстати вспомнилась старая шутка: «Вскрытие показало, что пациент умер от вскрытия». Очень некстати. Борис прекрасно понимал, что подобная участь может ожидать и его. Просто пока Сати играет с ним. Наслаждается его страхом и отчаянием. И он использовал каждое мгновение ее игры. Попытался использовать.

На расправу над несчастным гостем у оборотня ушло около секунды. Максимум полторы, после чего японка продолжила прерванную речь, словно ничего и не было.

– Алмазы. Слезы небес, – проговорила Древняя, наклоняясь и подбирая с пола один из камней, пристально разглядывая его на свет. – Всего лишь одна из многочисленных форм углерода, немногим более сложная, чем, скажем, графит, но почему-то невероятно эффективная против дархов. Ты случайно не знаешь почему? Вот и я не знаю. Загадка Творца. Одна из его прихотей, глупый каприз или, как обычно, очередная ошибка. Никто не знает. Но зато я точно знаю, как тебе сейчас, наверно, хочется взять в руки то самое ружье и, направив его ствол мне прямо в сердце, нажать на курок. Ответь, ведь хочется, не так ли?

Сати пристально взглянула на Бориса, и все прочла в его наполненных решимостью глазах. Вздрогнула, испугалась, но сделать что-либо уже не могла. В ту же секунду, сопровождаемый оглушительным грохотом выстрела, удар в грудь отбросил ее к противоположной стене комнаты.

– Спасибо, сука, мне хватит пистолета, – проговорил Борис, стараясь не смотреть на хлещущую из раны на груди Сатико алую кровь.

Рука с зажатым в ней «Пустынным орлом» уверенно поднялась, палец безжалостно нажал на курок еще раз. И еще.

Холодное серебро раз за разом вышибало из тела изумленной японки кровавые брызги.

Прошипев нечто совершенно неразборчивое, кажется, даже по-японски, Сатико бросилась на обидчика, трансформируя когти правой руки в длинные-длинные костяные иглы. Глаза осветились небесной синевой с огненно-красным зрачком по центру. Клыки вылезли из оскаленного рта изогнутыми саблями. Позвоночник «пророс» зубчатым гребнем, на локтях появились острые шипы. Волосы, прекрасные пышные волосы, забранные в два причудливых хвостика, обратились в змеящиеся щупальца.

Одним молниеносным прыжком преодолев расстояние, разделявшее ее и жертву, японка попыталась вонзить когти в сердце человеку, но раны, нанесенные ей, были слишком серьезны. Рука дрогнула, и толстые костяные иглы пробили левое плечо Бориса, пришпиливая его к задней стенке гардероба. Несчастный закричал, продолжая неистово жать на курок и, уже чувствуя, как юркие волосы-щупальца обвивают его шею, стягивая ее все сильнее и сильнее. Уже толком ничего не соображая, находясь на грани истерики и отчаяния, он неуклюже вывернул руку с зажатым в ней пистолетом, сам не понимая как ткнул его ствол в подбородок твари и трижды нажал на курок. Прогрохотало два выстрела, щелчок. В отнюдь не бесконечном магазине беретты закончились патроны. Но, кажется, именно эти выстрелы оказались решающими.

Путы на шее Бориса неожиданно ослабли, тело японки безвольно обвисло, медленно сползая вниз. Борис вновь застонал. Пронзившие плечо иглы прочно застряли в стенке гардероба за его спиной, и Сати буквально повисла на своих собственных когтях, проходящих сквозь его тело. Боль была просто невыносима. К счастью, длилось это совсем недолго – началась обратная трансформация. Исчезали все изменения, вызванные магией оборотня. Сузились и растворились когти. Именно растворились, а не втянулись обратно в пальцы, как это бывает в фильмах ужасов, коих Борис пересмотрел немало. Исчезли клыки, гребень, нежно рассыпались по плечам ароматно пахнущие жасмином волосы. Ничем больше не удерживаемое тело окончательно сползло на пол, обильно поливая его кровью из почти двух десятков ран. Грудь и живот Сатико представляли собой кровавое месиво. Из развороченного двумя выстрелами подбородка торчали обломки челюсти.

Борис едва не задохнулся от приторного запаха крови. Голова гудела, перед глазами стоял легкий туман. Последствия ранения сказывались быстро. Еще неизвестно, какую гадость источали когти оборотня. Вполне могла и отравить.

– Самоуверенная дрянь, – послышался едва слышный голос со стороны постели.

Дайлана медленно приходила в себя после увиденного. Поверить в то, что непобедимую Сатико Акутагаву, Древнего дарха, нефалима и могущественного оборотня, готового в любой момент принять Суть Асура, смог в итоге убить обычный человек, ей было крайне трудно. И Дайлана по-прежнему с подозрением смотрела на лежащую без признаков жизни японку, ожидая, что та снова окажется на ногах, готовая в яростном порыве растерзать свои жертвы. Но секунды шли, а ничего так и не происходило. Остатки магии стремительно утекали из мертвого тела дарха.

Оборотни были единственными существами сумеречного Тесила, способными поддерживать именно то обличие, которое было ими наиболее приемлемо. Однако теперь, когда чары рассеивались, японка возвращалась к своему истинному облику, стремительно нагоняя возраст. Скручивались кости, расползалась морщинами и покрывалась омерзительными цветастыми пятнами кожа, тускнели глаза, седели ставшие вдруг похожими на старую мочалку некогда прекрасные волосы, уродливо скрючились нежные пальчики на руках. Ножки, прелестные юные ножки красавицы в одно мгновение стали похожи на ветви старого сухого дерева, обтянутые серо-желтой кожей.

Теперь сомнений уже не возникало. Сатико была действительно мертва.

Убрав опустошенную беретту в карман насквозь пропитанной кровью джинсовки, Борис попытался подняться с пола. Как и ожидалось, первая его попытка не увенчалась успехом. Раны, оставленные Сатико, были несерьезные, зато весьма болезненные, и, неловко повернув рукой, Борис едва не потерял сознание, до хруста сжимая зубы, чтобы не закричать.

Отдышавшись и собравшись с силами, коих, кстати, осталось не так уж и много, он повторил попытку, на сей раз более удачно. Шатаясь из стороны в сторону, раненый медленно добрел до постели и осторожно присел на краешек рядом с Дайланой.

– Значит, «Глаз Мира» при тебе, – прошептала девушка, и Борис уловил в ее затуманенном взоре робкий проблеск надежды. – А я-то, дура, и не догадалась сразу. Ведь не мог ты увидеть меня без амулета.

– Да, хитрая штучка, – согласился Борис – Я вместо вас тряпье какое-то видел. И не слышал совсем.

– Это нормально. Дарх лишь частично принадлежит этому миру. Чтобы стать видимым для человека, ему необходимо сотворить заклинание. Выйти из Тесила в Творение, так сказать. Несложное заклинание, даже младенец способен сплести. Но сейчас у меня нет энергии даже для этого. Я умираю.

– Ничего подобного. Мы что-нибудь придумаем, – возмутился Борис.

– Мне нужен «Глаз Мира», – призналась Дайлана. – Сего помощью я смогу пить чистый сок Творения, не опасаясь изменить свою Суть. Это немного, но хватит, чтобы затянуть мои раны. Пожалуйста, дай его мне.

Непонятно почему, но Борис не сомневался ни секунды. Просто снял с шеи так ревниво оберегаемый артефакт и протянул его девушке.

Однако амулет ведьма так и не взяла. Вместо этого ее взгляд вдруг замер на ране человека, затем стремительно метнулся к плотно занавешенному окну, затем к двери. Борис снова почувствовал, что у него есть повод для беспокойства.

– Сейчас ночь? – спросила Дайлана взволнованно, если, конечно, Борис еще был способен разобрать за хриплым шепотом ведьмы хоть какие-то интонации.

– Наверно, – с безразличием промямлил в ответ он, продолжая тянуться к раненой с «Глазом Мира». – Так вы возьмете его или нет?

– Солнце уже зашло? – настойчиво уточнила Дайлана, игнорируя и его жест, и вопрос.

Понятно. Девушка обладает крайне непостоянным характером.

– Давно. Еще когда я только приехал сюда, – терпеливо ответил Борис – А что?

– Тебе срочно надо вернуться в Убежище!

В принципе, ничего нового ведьма не сказала. Борис уже порядком утомился от этой фразы, неоднократно произносимой и Андреем, и Дайланой. Его даже начало поташнивать от нее.

– Почему я не удивлен? – не сдерживая сарказма, отозвался он.

– Брось меня. У тебя не хватит времени, чтобы помочь мне. «Глаз Мира» нельзя оставлять здесь! За Сати могут прийти другие. Забирай его и немедленно возвращайся на хутор!

– Сначала найду способ, как быстро и безопасно забрать вас с собой, – спокойно ответил Борис, чувствуя, как у его подопечной начинается истерика. С чего бы это такой внезапный переполох? Что ее так напугало?

– Ты не понимаешь… Сейчас ты должен быть там как никогда раньше. Даже разговаривая сейчас со мной, ты теряешь драгоценные секунды. Поезжай немедленно, пока еще не слишком поздно! – прошептала Дайлана. – Сатико ранила тебя, а солнца нет. Света нет! Ты не успеешь очиститься!

Смысл фразы дошел до Бориса почти мгновенно.

– И что? Что случится? – испуганно пробормотал он. Кровотечение остановилось на удивление быстро, но теперь к обычной боли добавилось легкое жжение. Неужели действительно яд?! Вот только бесславной кончины после столь славной победы ему и недоставало.

– Ты… Тебя тоже… – Дайлана начала задыхаться. – Не пропу… стят..

Ну что за дешевый спектакль! Почему в самый ответственный момент надо обязательно потерять сознание?!

Борис осторожно шлепнул ведьму по щеке, но это не помогло. Девушка отключилась по всем правилам и теперь пробудет без сознания ровно столько, сколько требуется главному герою, дабы принять единственно правильное решение. Хорошо, если оно действительно единственное. А еще лучше, если правильное.

Осторожно надев амулет себе на шею, Борис доковылял до двери, выглянул на улицу. Тихо, спокойно, умиротворенно. В соседних домах горит свет. Люди смотрят телевизоры, читают газеты и книги, обсуждают проблемы дня. Кто-то уже спит, уткнувшись носом в подушку, а кто-то, помоложе и поактивнее, готовится к бурной ночи. И никому нет совершенно никакого дела до выстрелов и криков, прозвучавших совсем недавно в этом доме. Наверное, проделки Сатико. Наложила какое-то заклинание на деревню, или сам дом такой. Но теперь следует быть осторожнее. Вместе с дархом умерли и его чары. Любой шум со стороны Бориса привлечет незамедлительное внимание со стороны местных. Грустный взгляд упал на «Ниву». О том, чтобы тащить девушку до машины не могло быть и речи. У него просто не хватит сил, пускай даже она такая хрупкая и миниатюрная. Но вот машину поближе к дому он подогнать может. Когда ревущая «Нива» на довольно приличной скорости пробила ветхую стену хижины деда Андрея, практически полностью въезжая в помещение и волоча за собой остатки гнилого заборчика, попавшегося на пути, не проснулась, наверно, только самая ленивая и глухая собака в деревне. Но Борису было наплевать и на собак, и на соседей Андрея, и на дом самого колдуна. Время поджимало. По непонятной причине теперь он и сам знал, что ему нужно срочно оказаться в Убежище. Раны на плече горели огнем, под кожей вокруг каждого пореза вздулись огромные бордовые волдыри. Появилась легкая ломота в суставах. Яд или что-то там еще, введенное мерзкой тварью, распространялось слишком быстро. И Борис знал, что ни одно противоядие в мире ему не поможет. Но и бросать здесь умирающую ведьму он не собирался. Если молодой человек выживет, а она нет, ее образ постоянно будет всплывать в памяти. И всегда он будет думать, что пара минут ничего бы не решила. Не хватало ему еще чувства вины в нагрузку ко всему, что уже произошло.

Ладно, Борис на войне. Но пока он на той стороне, где своих не бросают ради спасения собственной шкуры.

К тому моменту, когда молодой человек в кромешной тьме добрался до хутора, сразу, кстати говоря, отыскав необходимый поворот, он уже едва мог поддерживать себя в сознании. «Нива» остановилась всего в нескольких шагах от ограды. Сначала Борис хотел протаранить хлюпкую преграду, подкатив поближе к дому, как сделал это у Андрея, но в последний момент вспомнил о невидимой, но вполне ощутимой дархами Бледной Границе и решил не рисковать. Неизвестно, что может случиться, если он попытается провезти умирающую ведьму через эту границу насильно. И рисковать парень не хотел.

Из машины Борис не вышел – вывалился, сразу упав на четвереньки. Затем, сделав над собой невероятное усилие, он схватился за открытую дверцу и поднялся, едва удерживаясь на слабеющих ногах. Плечо онемело, грудь пронзала острая боль, горло неприятно саднило, как при сильнейшей ангине, и дышать становилось все труднее. Времени оставалось очень мало, Борис это чувствовал. Нужно было действовать быстро. Даже если он едва мог передвигаться.

Пошатываясь из стороны в сторону и стараясь при этом не потерять равновесие, Борис осторожно обошел автомобиль и пошел к дому. Чтобы попробовать внести внутрь Дайлану, он должен был, для начала, хотя бы открыть калитку. Пытаться сделать это потом, с раненой девушкой на руках, желания не возникало. Но до ограды он так и не дошел. Когда до калитки оставалось всего несколько шагов, воздух вдруг предупредительно зазвенел, словно натянутая струна, неожиданно уплотнился, стал вязким, как кисель, и, прежде чем Борис успел хоть что-то понять, невидимые, но весьма ощутимые, пышущие жаром щупальца обвили его тело, рывком отбрасывая к автомобилю. И тут же исчезли, словно ничего не было.

– Нет! – прозвучал голос. Мрачный, бесстрастный. И Голос из ниоткуда, проникающий прямо в душу.

На ногах устоять не удалось. Упав на колени, Борис удивленно огляделся в поисках того, кто мог бы сотворить с ним подобное. Тишина. Спокойствие. Ночь. Лес притих, на небе беззвучно перемигиваются бесконечно далекие звезды, с ленивым безразличием взирает на происходящее бледноликая луна. И никого. Ни единой живой души. Сам не зная почему, теперь Борис чувствовал это, как никогда раньше. Лишь слабеющие удары уставшего сердца ведьмы наполняли сейчас все его существо. Удары, которых он не должен был слышать, но слышал так же отчетливо, как собственное хриплое дыхание, вырывавшееся из его отекшего, обжигаемого нестерпимой болью горла. Дайлана умирала. Теперь он даже мог сказать, сколько времени ей отпущено в этом жестоком мире, словно видел стрелки часов, отсчитывающих мгновения ее жизни. И он не мог позволить этим часам остановиться.

Сделав очередной рывок, от которого потемнело в глазах, Борис снова поднялся, делая несколько неуверенных шагов в сторону дома. Он не знал, какая сила отшвырнула его назад, но уже догадывался, что происходит. Яд, наполняющий и убивающий сейчас его тело, ощутила Бледная Граница Потока. И не впускала его, видя крупицы магической силы в его крови и воспринимая как оборотня. Как дарха! Именно этого, очевидно, боялась ведьма, умоляя Бориса как можно быстрее возвратиться на хутор. А он, дурень, не послушал. Решил стать героем. И что в итоге? Чего он добился? Кто теперь откроет дверь и впустит его, чтобы он потом смог впустить Дайлану?

Неудачник!

От обиды и отчаяния на глазах у Бориса проступили слезы. Идиот! Болван! Кретин! Все это и многое, многое другое!

Но сдаваться так просто он и не думал.

– Впусти! – прошептал он, решительно шагая к дому. – Это мой дом! Впусти, кто бы или что бы ты ни было! Или я найду способ и все равно войду!

Невидимые огненные щупальца вновь обхватили его. Но на этот раз жестоко и беспощадно, сжимая беспомощное тело человека и безжалостно отшвыривая его назад.

– Нет! – все тот же голос, лишенный эмоций. Голос, своей холодной бесстрастностью выворачивающий наизнанку душу.

– Ты не остановишь меня. – Борис снова поднялся с колен, пошатываясь и едва не падая. Голос срывался, тело превратилось в точку, пульсирующую нестерпимой болью. Яд делал свое дело, сжигая его беззащитную плоть. – Я все равно войду. Это мой дом! И я его Хранитель!