14

Борис никогда раньше не догадывался, что чувство голода может быть столь нестерпимым. Впрочем, и голодать так долго ему раньше не приходилось. Измотанный стрессами последних суток, организм требовал немедленного восполнения энергии, но взять ее было совершенно неоткуда. Дабы не возникало искушения, Борис заблаговременно выскоблил холодильник и закопал подпорченные продукты в саду возле хутора, на радость червям и жукам. Теперь он был защищен от потенциального отравления, но легче не становилось. Присмиревший было к середине дня желудок, теперь дал о себе знать с новой силой, возмущенно клокоча и подавая сигналы в виде отвратительных голодных отрыжек. Стараясь хоть как-то убить время и отвлечься, Борис включил телевизор, но вскоре поспешил выключить, ибо словно по заказу в эфире шли передачи, рассказывающие о вкусной и здоровой пище.

Колдуна не было уже несколько часов. Уставшее наблюдать за происходящим внизу безумием солнце медленно клонилось к закату, не спеша погружая хутор и окружающий его лес, в сумрак. В довесок к основным неприятностям, коих уже было немало, появились комары. Орды комаров. Откуда эти кровососущие твари проведали о появлении на хуторе человека, Борис мог только предполагать, однако ночка обещала быть веселой. С задорным писком эти мелкие аэровампиры свободно влетали и вылетали в разбитые окна, нагло осваивая новую территорию. Почему их не было в первую ночь, гадать некогда. Нужно было срочно придумать способ, как дожить до утра и не превратиться в покрытый несметным количеством волдырей обескровленный труп. Дед Андрей сказал, что жизнь Бориса очень важна. Значит, нужно за нее побороться.

Занавешивать окна бессмысленно. Когда Борис осознал весь ужас комариного вторжения, внутри дома насекомых было уже ничуть не меньше, чем снаружи. Правда, не везде. Значит, нужно было просто отыскать комнату, в которую этих тварей набилось меньше, чем всюду, и подготовить ее к ночевке.

Но сделать этого парень не успел. Солнце наконец коснулось своим обжигающим краем верхушек деревьев на горизонте…

…Неожиданный порыв ветра рванул и без того растрепанные, изодранные пулями шторы на окнах, заставляя их биться в истерике.

Небо вдруг стало на секунду малиновым.

Затем сиреневым.

Затем зеленым, с искрящимися точками голубых звезд на нем.

Редкие облачка вспыхнули радужными разводами и исчезли.

Настороженно умолкли птицы.

Испуганно притихли кузнечики.

В деревне одна за другой в тоскливом отчаянии завыли собаки.

Дом внезапно наполнился тихими звуками и шепчущими голосами.

Откуда-то сквозь полумрак помещения начало пробиваться лиловое свечение, мягко разливавшееся по комнатам.

Борис испуганно озирался, не понимая, что происходит. Он уже насмотрелся чудес за сегодняшний день, но к их новым проявлениям готов был слабо. К тому же его никто не предупреждал о подобном. Дом словно сошел с ума. Пол стал зыбким, потолок навис тяжелой глыбой, готовой, как казалось, в любой момент рухнуть вниз, отчего совершенно неожиданно Борис оказался на грани припадка клаустрофобии. Воздух превратился в вязкий кисель. Пространство затрепетало.

Почувствовав легкое головокружение, Борис схватился рукой за стену и с ужасом увидел, как пальцы его руки легко погружаются в дерево, ставшее вдруг пластичным, словно теплый воск. Отдернув руку, молодой человек попятился, пока не наткнулся на противоположную стену. Вздрогнув, будто его ударили током, он обернулся, разглядывая довольно отчетливый отпечаток своей спины на обоях. Дом словно плавился. Свечение усилилось, бешено меняя цвет, пока не стало ровным золотистым сиянием. И без того неразборчивые голоса превратились в монотонный шум, шум стал гулом, гул – музыкой. Манящей и дурманящей одновременно.

Солнце еще секунду держалось на небе и вдруг рухнуло за горизонт, погрузив небеса во мрак. Да так быстро, что растерянные звезды, сиявшие голубым, мигнули и погасли, обнажив абсолютно черное полотно небес. И Борис даже не удивился, что видит это, будучи в доме, вдали от окон, на первом этаже двухэтажного дома. Он вообще забыл обо всем, пытаясь понять, как ему вырваться из внезапного безумия, бушующего вокруг. Ноги сами несли его прочь, но одна комната сменяла другую, та следующую, двери раскрывались перед ним и с грохотом захлопывались за его спиной. Одна, вторая, третья, пятая… Это было просто невозможно! Дом вдруг оказался бесконечным лабиринтом, из которого не было выхода. И каждый раз, когда Борису казалось, что за следующей дверью будет крыльцо, он понимал, что снова попал на кухню. Или в спальню. Или в гостиную. Он был заперт в кошмаре, и сам оказался частью этого кошмара. Он бежал, что было сил, спотыкался о какие-то предметы, опрокидывал стулья, столы, и все это повторялось снова и снова. Бесконечно…

Пока, наконец, он не увидел нужную дверь. И не остановился как вкопанный, опасаясь приблизиться к ней.

Дверь была тяжелая, массивная, сделанная из чего-то, больше всего напоминающего горный хрусталь с пульсирующими серебряными прожилками внутри. Словно вены, по которым текла ртуть. Странно, но дверь находилась там, где раньше стоял книжный шкаф. У Бориса была хорошая зрительная память. Он не мог ошибиться. Но не столько пугало сейчас появление необычной двери, сколько присутствие человека за ней. Таинственной темной фигуры, чьи контуры едва угадывались в золотистом тумане по ту сторону. И человек медленно приближался.

Борис ждал. Он хотел бежать, но понимал, вернее, знал, что какую бы дорогу он сейчас не избрал, она все равно приведет его сюда. Ибо не было для него сейчас в этом мире больше ничего. Только тяжелая хрустальная дверь.

Человек с той стороны подошел к преграде, разделяющей их, осторожно коснулся ладонью гладкой поверхности хрусталя и тут же отдернул руку, удивленно взглянув на Бориса. Самое поразительное заключалось в том, что Борис на самом деле не видел лица незнакомца. Только размытое золотым туманом пятно. Как же тогда он мог знать, какие эмоции отражаются на лице неожиданного гостя?

Тем временем, словно не веря самому себе, темный человек вновь протянул руку к двери и коснулся холодного хрусталя. Почему холодного? Борис не мог сказать. Просто знал это.

Дверь зашипела, пронизывающие ее сосуды начали пульсировать, быстрее перегоняя холодную ртуть. На том месте, где рука незнакомца коснулась хрусталя, появилась едва заметная проталина. Быть может, это и не хрусталь вовсе, а лед?

Незнакомец снова отдернул руку и пристально взглянул на Бориса.

– Мое имя Иншарг, – послышался вдруг вкрадчивый шепот. – Впусти меня.

Голос шел не из-за двери. Он звучал в голове Бориса, наполнял сознание, путал мысли, мешая сосредоточиться на чем-либо еще, дурманил, подчинял. Борис не мог сопротивляться. Даже сама мысль об этом сейчас исчезла куда-то. В один миг он стал рабом темного человека, его инструментом по ЭТУ сторону.

Его КЛЮЧОМ.

Но что-то все равно было не так.

– Впусти меня, Хранитель, – повторил гость, и Борис больше не мог молчать.

– Я не готов, – вдруг неожиданно даже для самого себя произнес он.

– Позволь мне войти, – Теперь в голосе темного человека послышались нотки нетерпимости.

Что-то было не так!

– Входи, Иншарг, – позволил Борис, уже зная, что будет дальше.

Хрустальная стена. Она окружала дом снаружи, она пронизывала его изнутри. Магическая преграда, рассекающая пространство. Бледная Граница Потока, разделяющая Миры. И у него пока не было Ключа, чтобы открыть ее.

Вот в чем было дело. Вот что было не так!

Гость в третий раз коснулся двери и в третий раз отдернул руку.

– Впусти меня, Хранитель! – потребовал он.

– Я не могу! – в отчаянии ответил Борис, чувствуя собственную беспомощность.

– Впусти меня!

Иншарг размахнулся и что есть сил ударил по двери сжатым кулаком. Та вздрогнула, покрылась цепью мелких трещинок, но не поддалась. Из разорванных сосудов пузырясь потекла ртуть, образуя большую уродливую гематому посреди двери.

– Я не могу вернуться, впусти меня!

Борис молчал, не в силах что-либо изменить. Он не Хранитель. Он не успел. Поток еще не вложил в его уста Ключ Бледной Границы. И, значит, никто не войдет в Убежище. Ни снаружи, ни изнутри. Дороги нет.

– Впусти же! – Теперь в голосе гостя звучало лишь отчаяние.

Контуры его фигуры внезапно задрожали, потекли. Снова, еще один, последний раз, собрав все свои силы, Иншарг ударил в дверь. Грянул оглушающий гром, посыпались хрустальные осколки, брызнула серебристая ртуть. На месте удара образовалась огромная выбоина, уродливая и обильно «кровоточащая». Но не сквозная. Гостю не было суждено пробить преграду. Это было выше его сил.

– Открой себя, прими Ключ! – в последний раз попросил он, но было поздно.

Золотой туман начал меркнуть, прорастать зеленой паутиной, темнеть. Испуганно озираясь по сторонам, Иншарг попятился. Дверь перестала истекать ртутью, выломанные из нее куски хрусталя расплавились и испарились, словно их никогда не было.

– Нет! – закричал гость, рванувшись к двери.

Неизвестно, на что он рассчитывал, но сделать что-либо так и не успел. Неожиданно слепящая вспышка фиолетового света резанула Бориса по глазам, заставляя зажмуриться и отпрянуть в сторону, но в последний миг он успел увидеть, как тот же фиолетовый свет окутал фигуру Иншарга, замершего в странной, неестественной для человека позе, словно что-то чудовищное рвалось из его набухшей огромным пузырем груди. А вот того, как его гостя, словно пушинку, приподняло в воздух и резко бросило в глубину изъеденного зеленой плесенью тумана, он уже не видел. Сознание Бориса наполнила уже знакомая безумная музыка, ноги бедняги подкосились, и он со всего маха рухнул на пол.

И… проснулся.

Словно переключили телевизионный канал. Мгновенный прыжок из одной реальности в другую.

Только в глупых фильмах ужасов увидевший кошмарный сон главный герой вскакивает с постели с диким криком, обливаясь холодным потом и содрогаясь от ужаса, вращая вылезшими из орбит глазами. В реальности у человека с нормальной психикой момент пробуждения намного банальнее. Возможно, именно поэтому маститые режиссеры так редко отображают его в своих творениях.

Лежать было твердо и холодно, поэтому, мгновенно открыв глаза, Борис приподнял голову и огляделся. Он лежал на полу в позе эмбриона, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. Причем лежал в той самой комнате, что приснилась ему во сне, прямо перед книжным шкафом, стоящим на месте таинственной хрустальной двери. Привычной утренней сонливости, что так часто мешает большинству людей радостно вставать с первыми трелями ненавистного им будильника, не было и в помине. Впрочем, кто сказал, что Борис именно спал? Скорее всего, просто потерял сознание, и все привидевшееся является бредом его воображения. По крайней мере, это самое разумное объяснение того, почему он лежит сейчас посреди комнаты, обнимая собственные колени. Вот так докатился. Всего сутки без еды, и уже голодный обморок. Неужели его так вымотали стрессы прошедшего дня?

Позволив себе насладиться всеми прелестями холодного и жесткого пола еще пару секунд, Борис решительно встал и огляделся. Стулья на месте, стол не сдвинут, телевизор, который он, кстати, умудрился разбить в своем бредовом кошмаре раз десять, пока метался по абсолютно одинаковым комнатам дома-лабиринта, стоит целехонек. И проклятой двери с венами, по которым течет ртуть, тоже нет. Значит, точно бред.

Медленно пройдясь по дому, он удостоверился в сохранности всех предметов, которые были им разбиты и опрокинуты во сне, после чего вышел на улицу.

Смеркалось. В ветвях яблони, готовясь ко сну, тихонько тренькали какие-то птички, робко трещали кузнечики, провожая уже почти завалившееся за край земли солнце. Где-то одиноко и лениво лаяла собака. Вдали у леса вились облачка мошкары. Настоящая идиллия засыпающей природы. Картина умиротворения и покоя. Вот только два десятка изуродованных тел и несколько сгоревших машин посреди поляны слегка эту картину портили. К счастью, пока без запаха. Дым уже выветрился, но, даже не смотря на дневную жару, тела еще не начали разлагаться.

Колдуна не было. Куда запропастился этот проклятый старикашка, вернее, не старикашка уже вовсе, Борис не знал. А волнение уже нарастало. Как и обещал Андрей, никто на хутор не заявился, стрельбой и грохотом взрывов не заинтересовался. Но легче не становилось. Без поддержки со стороны Борис чувствовал себя крайне неуютно. Весь прошедший день им помыкали, словно марионеткой, и он был постоянно недоволен этим. А теперь, когда ему предоставили свободу выбора, молодой человек растерялся. Впрочем, какая может идти речь о свободе выбора. Посадили в доме, запретили уходить куда-либо, да еще не кормят. Ничего себе свобода. Хотя, с другой стороны, кто его сейчас может остановить. Ведь всегда можно допустить то, что он не прочел письмо брата и, значит, никаких обязательств перед Виктором у него нет.

Постояв немного на крыльце, он вдруг почувствовал, что чего-то не хватает. А спустя еще несколько секунд понял, чего именно. Комаров. Их не было на поляне, не было рядом с домом, не было в доме. Ни единого живого вампирчика. А вот трупиков назойливых тварей оказалось предостаточно. Борис растерянно зашел в дом, пригляделся и увидел, что весь пол усыпан мертвыми насекомыми. Не только комарами, но и мухами, жуками. Все, что двигалось и шевелилось еще совсем недавно, теперь было мертво! Или спало, как он. И это уже пугало по-настоящему. Кошмар наяву продолжался.

– Закончится это когда-нибудь или нет?! – зло прошептал Борис и растерянно остановился, не смея оторвать взгляда от обшарпанной стены, на которой остался вплавленный в дерево отпечаток кисти его руки!

Осторожно, словно опасаясь увидеть нечто совершенно чудовищное, молодой человек обернулся и едва не застонал от отчаяния – на противоположной стене до сих пор со-хранился оттиск его спины!!!

Он либо продолжал спать, либо все произошедшее с ним вовсе не было сном.

– К черту! Все к черту! – прохрипел Борис и выскочил из заколдованного дома.

Он больше не мог находиться здесь ни секунды. И плевать он хотел на всех этих дархов с их фокусами и тайнами. Он никому ничего не должен. Он никому ничего не обещал. Он снова хотел вернуться к нормальной жизни.

15

Зал, укрытый тяжелым пологом тишины, пробудился, лениво приходя в движение. Зашептались по темным углам мрачные тени прошлого, заплясали меж колонн туманными светлячками отражения настоящего, ярко блеснули в вышине свода радужной пылью надежды вечно неуловимые блики будущего. Время в Храме всегда имело реальное воплощение, но никто, даже Мудрец, не мог прикоснуться к нему. Ибо Время было выше повелителя Силиорда. Время было выше всего. Даже выше Творца. Ибо Творец существовал вечно. Всего лишь вечно. А Вечность тоже была однажды рождена Временем.

Тогда еще не было Силиорда. Не было Первотворения. Тогда еще никто не воздвиг Храм в Мире над Миром. И первый Мудрец, молодой и неопытный, еще не вел легионы Сынов Света в бой, пытаясь уничтожить то, что, как оказалось, уничтожить невозможно. Единственную и ставшую роковой ошибку Творца.

ТЬМУ, рожденную в благословенном сиянии человеческой души.

С тех пор прошло много времени. Времени, закрутившего в своем ленивом потоке жизни и судьбы. Один Мудрец сменял другого. Новые победы затмевали своим величием предыдущие, новые поражения ужасали. На место погибших Инквизиторов всегда приходили новые, готовые защищать свое родное Творение от ужаса антисоздания. Кому-то везло. Кому-то нет. И никто не знал, что случится во время следующей инквизиции.

Священник бесшумным призраком возник из полумрака, быстро приближаясь к Трону Мироздания. Могучая фигура Мудреца даже не шелохнулась, и лишь тяжелые веки медленно приподнялись, позволяя повелителю Силиорда увидеть вошедшего. Он уже догадывался, что скажет священник.

– Итак, – спокойно проговорил Мудрец, едва разлепив губы.

Впрочем, этого было вполне достаточно. Повелитель Силиорда мог бы и промолчать, священник все равно бы услышал его вопрос.

– Иншарг не прошел, – ответил вошедший, едва скрывая волнение.

– Причина? – по-прежнему спокойно осведомился Мудрец.

– Бледная Граница Потока закрыта. В Убежище нет Хранителя.

– Как это могло произойти?

– По всей видимости, старый Хранитель мертв. И отступники нашли способ запечатать его душу в мертвом теле. Это единственный способ укрыть случившееся от нас.

– Согласен. Если бы Хранитель был жив, он нашел бы способ оповестить нас. А Проводник? Отыскали ее? Почему она молчит? Почему не сообщила о случившемся?

– Она тоже закрыта. Скорее всего, причина тому – Обряд Осквернения. Очевидно, она провела его раньше, чем узнала о смерти Хранителя. Это непростительная ошибка с ее стороны. Мы не знаем, где она, и не сможем с ней связаться.

– Очень плохо…

Мудрец осуждающе покачал головой.

– Прости, повелитель. Это и моя вина. Я должен был это предвидеть. Должен был проверить готовность Хранителя сам.

– Ты получишь свое наказание позже, – спокойно проговорил Мудрец. – Что с Иншаргом?

– Он жив, но… Вы ведь знаете, повелитель, что происходит, если Инквизитору приходится возвращаться по Потоку. Он полностью опустошен и не сможет пока исполнять свои обязанности.

– Сначала он потерял свое Творение, теперь потерял себя, – горестно вздохнул Мудрец. – Значит, такова его судьба. Пускай отдыхает. Я поговорю с ним позже.

– Ваша воля, повелитель, – произнес священник и осведомился: – Что нам делать дальше? Кого подготовить на замену Иншаргу? Вы выберете воина сами или предоставите право выбора нам?

– Любой выбор будет бессмысленным. Бледная Граница Потока до сих пор закрыта. И открыть ее пока некому. Ты сам прекрасно знаешь это.

– Знаю, повелитель, – смиренно отозвался священник. – Но не слишком ли мы рискуем, ожидая появления Хранителя? Времени практически не осталось. А ведь он может не появиться вовсе.

– Именно поэтому мы не будем ждать.

– Да, повелитель, – отозвался священник, по-прежнему спокойный и невозмутимый.

Хотя на самом деле он был немало удивлен решением Мудреца. Если не Инквизитор, тогда… Неужели повелитель Силиорда решил послать туда Легионера? Сына Света, Очистителя и Стража Великой Границы. Но почему? Ведь еще есть шанс. Маленький, но есть. И он исчезнет, если в Творение ступит дитя Чистого Света. Легионер одержит победу не только над Тьмой, но и над жизнью, ибо там, где ступает его нога, кипит расплавленный камень и горят небеса. Цена такой победы всегда слишком высока.

Но когда священник услышал продолжение речи Мудреца, он был изумлен не меньше.

– У нас уже есть Инквизитор. Тот, кто предназначался для этого Творения изначально, – проговорил повелитель Силиорда. – Только ему нужно вновь напомнить об этом.

– Лард? – уточнил священник, хотя прекрасно понял, о ком идет речь.

– Лард, – подтвердил Мудрец.

– Он еще не прошел Очищение, – робко напомнил священник, понимая необратимость выбора Мудреца. Его слово – Закон Силиорда. Выше только Творец. Но он всегда молчит. Или просто не всем дано слышать его.

– А я считаю, что он достаточно чист. Если в Убежище нет Хранителя, бесполезно посылать нового воина. Даже если он пройдет в Творение по Сумеречному Пути, вне Потока он будет не менее опасен для смертных, чем Сын Света. И за два дня принесет смертным Боли не меньше, чем Спасения. А это для нас неприемлемо. Лард сейчас подходит лучше, чем кто-либо другой. Он единственный, кто способен пройти в Творение через Воплощение.

– Обряд не позволит ему взять готовое оружие. И армы не успеют вызреть.

– Значит, будет биться без оружия, – констатировал Мудрец.

– Лард будет беззащитен против асура.

– Инквизитор, даже безоружный, отнюдь не беззащитен. Лард справится.

– Вы так уверены в нем?

– Я достаточно уверен в нем. Повелеваю открыть Ледяные Врата и привести Ларда. Немедленно.

Не смея больше оспаривать требование своего повелителя, священник удалился. Тихо и легко, словно сам превратился в безликую тень, одну из многих, что скользили сейчас и всегда среди гигантских колонн, едва касаясь пола. Мудрец устало закрыл глаза. Он был стар. Неимоверно стар. И ему уже неоднократно случалось разыгрывать подобные партии. Иногда выигрывая, иногда терпя чудовищные поражения.