Семенов Г. Г.
      Наступает ударная
      На фронт!
      1
      Шел второй месяц Великой Отечественной войны. Быстро пустели аудитории Военной академии имени М. В. Фрунзе: слушатели один за другим получали назначение в действующую армию. Сначала отправились кавалеристы, затем авиаторы и артиллеристы. Дежурный по нашему общежитию в Хамовниках ежедневно вызывал по утрам несколько человек, которым надлежало явиться в строевой отдел.
      Занятия на втором курсе "Б", где я учился, прекратились. По ночам, заслышав сигнал воздушной тревоги, мы бежали в главное здание академии на заранее отведенные места. Наша пожарная команда несла службу на шестом этаже.
      Медленно наступал хмурый рассвет, начинался рабочий день. Многие слушатели, и я в том числе, уезжали на окраину города: мы руководили оборонительными работами на подступах к столице. Мой участок - территория одного из подмосковных совхозов, там возводился батальонный район обороны. С утра и до позднего вечера в две смены трудились женщины, девушки, подростки. На прибрежных кручах, устремив в небо тонкие стволы, стояли зенитные пушки. За рекой поблескивали в туманной дымке серебристые туши аэростатов воздушного заграждения.
      Москва стала фронтовым городом. Москва воевала. А мы, кадровые командиры, томились в ожидании. Бороться с пожарами, строить укрепления москвичи могли и без нас. Наше место было на передовой. И когда 17 сентября дежурный по общежитию среди других фамилий назвал мою, я искренне обрадовался.
      В строевом отделе нам объявили: отъезд в одиннадцать. Иметь при себе личное оружие, шинель, походный чемодан. Лишние вещи и книги сдать на склад.
      "Быстрым шагом успею еще попасть на Шаболовку, к знакомым, - сразу прикинул я. - Надо предупредить, что уезжаю, А главное - там может ждать меня письмо от жены".
      Когда в 1939 году я поступил в академию, Лида с маленькой дочкой осталась у своей матери в Днепропетровске: в Москве было трудно с жильем. Но в конце концов мне удалось снять комнату на Шаболовке, мы с женой и дочуркой провели вместе счастливую весну. На лето жена снова уехала в Днепропетровск. В июле я послал ей большое письмо, томик стихов Симонова и свое стихотворение, навеянное войной. Ответа не получил. А через некоторое время стало известно: Днепропетровск захвачен фашистами...
      И в этот раз на Шаболовке не оказалось хороших вестей. У хозяев квартиры свое горе, получили извещение о гибели сына. Им явно было не до меня. Я заторопился в академию.
      У главного входа, возле двух автобусов, собралась большая группа отъезжающих. Здесь были не только фрунзевцы, но и слушатели других академий. Всем нам - одно направление.
      Автобусы выехали на Ленинградское шоссе. К ночи добрались до Калинина и разместились в гостинице "Селигер". Едва рассвело - двинулись дальше.
      За Вышним Волочком началось бездорожье. Моросил дождь. Автобусы буксовали на размытых проселках.
      Мокрые, грязные, усталые, добрались мы до небольшой деревушки близ Валдая, где размещался отдел кадров Северо-Западного фронта.
      Отступая под натиском фашистов, войска Северо-Западного фронта вели тяжелые оборонительные бои и понесли большие потери. Чтобы восстановить боеспособность соединений, Ставка срочно направила в район Валдая пополнение и оружие. В числе пополнения были и слушатели академий.
      Вечером 19 сентября каждого из нас принял командующий войсками фронта генерал-лейтенант П. А. Курочкин. В его кабинете находился представитель Ставки армейский комиссар 1 ранга Л. З. Мехлис.
      - Капитан Семенов прибыл в ваше распоряжение! - доложил я.
      - До академии вы служили в частях связи, - сказал генерал Курочкин. - Мы решили назначить вас начальником связи дивизии. Справитесь?
      - Постараюсь справиться и оправдать доверие.
      - Хорошо, идите.
      Утром в отделе кадров мне вручили предписание: отправиться в распоряжение командира 33-й стрелковой дивизии. Кроме меня в дивизию было послано еще десять офицеров. В том же автобусе мы поехали в район формирования.
      В пути я ближе познакомился с несколькими новыми сослуживцами. Молчаливый капитан А. П. Крылов, назначенный начальником разведки дивизии, почти не выпускал изо рта папиросу. Он участвовал в боях у озера Хасан и был награжден орденом Красного Знамени.
      Энергичному, подвижному капитану Е. А. Костинскому - слушателю академии химзащиты - предстояло вступить в должность начальника химической службы дивизия. Военный врач 3 ранга Н. М. Иваницкий ехал в дивизию командиром медсанбата.
      Автобус медленно тащился по размытой дороге, с трудом обгоняя колонны людей и повозки с оружием. Среди попутчиков в машине оказался пожилой интендант 2 ранга Г. А. Шевелев, давно служивший в 33-й стрелковой дивизии. Человек он был знающий, словоохотливый, и мы с интересом слушали его.
      Дивизия, как выяснилось, считалась одной из старейших в Красной Армии. Создали ее в 1922 году на Волге из частей, участвовавших в гражданской войне на Южном фронте.
      Летом 1940 года дивизия вошла в состав 16-го корпуса 11-й армии и была переброшена на территорию Литвы, в район Мариамполя (ныне Капсукас), на границу с Германией.
      Главный удар фашистских войск на каунасско-даугавпилсском направлении, где против 18 советских дивизий враг имел 34 соединения, пришелся и по 33-й стрелковой дивизии. Сдерживая напор гитлеровцев, она вела ожесточенные бои, несла большие потери и вынуждена была отходить на северо-восток черва Каунас, Ионаву, Себеж, Холм, Молвотицы.
      На этом трудном пути дивизия трижды попадала в окружение, два раза получала пополнение и снова вводилась в бой. Как на границе, так и, особенно, под Ионавой, на реке Вилия, где дивизия в течение трех дней (с 25 по 27 июня) прикрывала отход тылов 11-й армии, ее личный состав сражался упорно и самоотверженно. Здесь все, от солдата-повара до генерала - командира дивизии, находились в снопах и сдерживали натиск врага. Боевая задача была выполнена. Многие воины в том бою пали смертью храбрых...
      Утром мы представились генерал-майору К. А. Железникову, командовавшему 33-й стрелковой дивизией с 1939 года. Одет он был в солдатскую шинель с петлицами защитного цвета. Выглядел усталым, но разговаривал спокойно, не повышая голоса. Чувствовалось, окружающие относятся к командиру дивизии с уважением. Железников спросил каждого, откуда и на какую должность прибыл. Когда очередь дошла до меня, генерал сказал:
      - Наш начальник связи капитан Тихонов, которого мы считали погибшим, недавно вышел из окружения. Он имеет некоторый опыт организации связи в боевых условиях. Для его замены нет никаких оснований. Вас мы можем назначить помощником начальника оперативного отделения штаба дивизии. Если не согласны, отправим в отдел кадров фронта.
      Я не хотел расставаться с товарищами по академии, с новыми знакомыми, с которыми сблизился за время дальней дороги. Известно ведь, что легче начинать службу, когда есть с кем посоветоваться, на чье плечо опереться... Короче говоря, я получил назначение в оперативное отделение штаба дивизии.
      Начальником оперативного отделения оказался майор М. П. Медведев - человек очень серьезный и очень спокойный. До войны он окончил военную академию, хорошо знал свое дело и заслуженно пользовался в штабе большим авторитетом. По штату отделению полагалось иметь трех помощников. Одним из них был грамотный, энергичный танкист старший лейтенант Н. В. Шульжицкий. Вторым - старший лейтенант И. С. Винокуров, у которого исполнительность самым причудливым образом сочеталась с рассеянностью. Третьим помощником стал я.
      Начальника штаба не было. Его обязанности временно исполнял начальник артиллерии дивизии полковник Г. А. Александров, который, как и майор Медведев, с первого дня войны участвовал во всех боях дивизии. Александров прекрасно знал артиллерию, был награжден орденом "Знак Почета", отличался здоровым оптимизмом и хорошим характером.
      Комиссаром дивизии был в ту пору полковой комиссар И. И. Лыткин, комиссаром штаба дивизии - старший батальонный комиссар Н. С. Юрков. Оба успели повоевать, имели большой опыт политической работы. Мы, новички, с большим вниманием относились к каждому их слову.
      В дивизию непрерывно шло пополнение: средний и младший комсостав, рядовые. Поступало оружие, различное имущество. Всю эту массу людей и вооружения необходимо было как можно быстрее распределить по частям и подразделениям, поставить каждого человека на свое место. Сложность заключалась в том, что все полки пришлось создавать практически заново. От дивизии сохранились (да и то не полностью) только управление, разведывательная рота, батальон связи, медико-санитарный батальон и некоторые тыловые подразделения.
      Времени для формирования стрелковых полков было в обрез. Задачу эту дивизия выполнила за несколько суток.
      К 21 сентября части дивизии заняли оборону на рубеже озер Березай и Шлино и приступили к инженерному оборудованию местности. Одновременно продолжалось укомплектование полков. Численность дивизии возросла до 12 тыс. человек.
      Людей хватало, а вот с оружием было туго. Личный состав в основном получил самозарядные винтовки. В каждом стрелковом полку насчитывалось лишь 4 станковых пулемета, 40 - 45 ручных пулеметов и 20 - 25 автоматов. Еще хуже было с зенитными средствами, минометами, артиллерийскими орудиями. Дивизия располагала всего-навсего тремя зенитными пулеметами, тремя зенитными пушками, 18 минометами и 16 пушками образца 1902 года. Из транспортных средств мы имели 618 лошадей и 167 автомашин.
      Не хватало и средств связи, особенно радиостанций. Все это я узнал, едва приступив к новым обязанностям. Дел сразу навалилось много. С группой работников штаба участвовал в выборе запасного командного пункта дивизии. Вел записи в журнале боевых действий, запущенные в связи с тяжелой обстановкой. Засиживаться в четырех стенах не пришлось. Мне поручили проверить, как идут оборонительные работы. С этой целью побывал в 82-м и 73-м стрелковых полках, где осваивались на должностях начальников штабов мои товарищи по академии капитаны Д. М. Лелеков и М. И. Гольдберг.
      Встреча была радостной. Расстались мы несколько дней назад, но за это время все как-то подтянулись, изменились даже внешне. Товарищи помогли мне быстро справиться с поручением.
      Все наши полки занимали оборону, не имея соприкосновения с противником, и находились вне досягаемости огня его артиллерии. Поэтому работы на позициях велись днем, причем чередовались с занятиями по изучению оружия и с политической подготовкой. Люди постепенно осваивались в подразделениях, узнавали друг друга.
      26 сентября к нам в штаб, разместившийся в деревне Бель, приехал новый командир дивизии полковник А. К. Макарьев.
      Ветераны дивизии были огорчены, что генерал-майора Железникова понизили в должности: он получил полк в 27-й армии. Вызвано это было тем, что в сентябрьских боях дивизия понесла большие потери. В случившемся вряд ли был повинен Железяиков. Обстановка создалась тогда сложная, враг имел очень серьезное превосходство.
      Через три месяца доброе имя генерала было восстановлено, ему снова доверили дивизию, которая потом успешно громила фашистов в составе нашей же армии.
      Новый командир, Александр Константинович Макарьев, перед войной окончил Академию Генерального штаба. Он оказался человеком очень энергичным, обладал самостоятельными суждениями, но был, пожалуй, резковат.
      Вместе с комиссаром Макарьев объехал полки, принял у себя начальников служб и отделений штаба и сразу же оказался в курсе дел и событий, происходивших в дивизии.
      29 сентября поступил приказ совершить марш к озеру Селигер, сменить там части 4-й дивизии народного ополчения и занять Оборону в первом эшелоне 27-й армии. При этом особо надежно требовалось прикрыть район Турская, Заплавье межозерное дефиле на левом фланге оборонительной полосы.
      Немецкая воздушная разведка в связи с нелетной погодой не действовала, поэтому марш совершался в спокойной обстановке. К вечеру 1 октября наши полки вышли в назначенные районы.
      На новом месте работники штаба сразу провели ряд рекогносцировок, наметили, с учетом рельефа местности, начертание позиций, чтобы части могли взяться за инженерное оборудование обороны. Строительный батальон НКВД, работавший на этом 40-километровом рубеже до нашего прихода, соорудил 110 деревоземляных огневых точек, отрыл более 12 километров противотанкового рва, поставил 13 километров проволочного забора и установил свыше 2000 различных мин. Это облегчало нам оборудование местности. Однако полоса обороны была слишком велика, а огневых средств мы имели мало.
      73-й стрелковый полк под командованием майора С. Я. Лободы занял участок Быковщина,
      Городец, Гославль, имея перед собою озеро Селигер. Лободу поддерживал артиллерийский дивизион. 82-й стрелковый полк с артиллерийским дивизионом и ротой фугасных огнеметов вышел на участок Городец, Заплавье, Красуха. 3-й батальон этого полка занимал предполье и был выдвинут далеко вперед в район Павлиха, Задубье. Полком командовал подполковник И. Ф. Букреев.
      164-й стрелковый полк майора В. В. Алтухова оставался во втором эшелоне дивизии и занимался оборудованием опорного пункта Новосел и рубежа Красуха, Мошенка.
      Правее нас оборонялась 28-я танковая дивизия, к тому времени уже не имевшая танков. Слева занимали оборону части 4-й дивизии народного ополчения. Непосредственного соприкосновения с противником наши полки не имели. Гитлеровцы западнее озера Селигер периодически занимали населенные пункты отдельными гарнизонами, несли между ними патрульную службу и вели разведку. Активных наступательных действий на этом участке фронта они не предпринимали.
      Основным препятствием для противника в полосе нашей дивизии было, естественно, озеро Селигер. Растянуть дивизию на таком широком фронте иначе было бы просто немыслимо.
      Селигер - это две цепочки озер, связанных между собою сужениями, проливами и протоками. Одна цепочка тянется на 90 километров с севера на юг, другая пересекает ее с запада на восток, простираясь более чем на 50 километров. Глубины достигают пяти метров, а ширина в некоторых местах доходит до трех километров и более.
      Расположено озеро среди отрогов Валдайской возвышенности. Места эти изумительно красивы. Не случайно их называют жемчужиной русской природы.
      В этих краях начинает свой путь матушка Волга. В 20 километрах от деревни Свапуша, расположенной на западном побережье Селигера, среди лесных зарослей бьет из-под земли небольшой родничок. Над ним стоит бревенчатый домик. Здесь и рождается главная река России. Через реку Селижаровку Селигер пополняет Волгу своими водами.
      Берега озера холмисты и местами довольно высоки. Недалеко от северной оконечности Селигера на 300 метров над уровнем моря поднялась гора Ореховна. Ее вершина - наивысшая точка Валдайской возвышенности. Почти рядом с этой высотой проходила правая разграничительная линия нашей дивизии. Немцы имели на горе свой командный пункт, позволявший просматривать местность на десятки километров.
      Извилистость береговой линии и большое количество островков придавали озеру определенное своеобразие с военной точки зрения. Глубокие заливы и полуострова, далеко вдающиеся в воду, затрудняли организацию обороны на побережье, требовали дополнительных сил, чтобы выставить на эти участки надежное боевое охранение.
      Значительная часть прилегающей территории была занята лесами, в которых преобладали ель и сосна. Через каждые два-три километра прямо у воды стояли небольшие деревни. Все население было на месте, уходить никто не хотел. Люди надеялись, что мы защитим их, не пустим фашиста дальше на восток.
      Некоторым товарищам, прибывшим в дивизию вместе со мной, пришлось начинать работу, как говорится, с азов, с формирования и сколачивания подразделений. В гораздо лучшем положении оказался наш дивизионный разведчик Анатолий Поликарпович Крылов.
      Дело в том, что в предыдущих боях сохранилось ядро разведывательной роты. Красноармейцы и командиры роты, отходившие от самой границы, не раз прорывавшиеся из вражеского кольца, воевали не только отважно, но и грамотно, хорошо владели своей трудной военной профессией.
      Бойцы разведроты с гордостью называли себя бабанинцами, по фамилии своего командира - лейтенанта Бабанина.
      Александр Афанасьевич Бабанин был человеком незаурядным. Родился он в 1915 году в Курской губернии. Отец Саши погиб на русско-германском фронте. Мать, воспитавшая четырех сыновей, умерла в 1934 году. Через три года ее младшего сына Александра призвали в Красную Армию и направили в Орловское бронетанковое училище.
      Я не знаю, как началась для Бабанина война. К нам он прибыл из разведотряда 3-й танковой дивизии.
      Сероглазый, улыбчивый, с крупными чертами лица, оказался на первый взгляд даже несколько флегматичным. Простотой, мягкостью, внутренним обаянием Бабанин быстро располагал к себе окружающих. В деле был тверд и решителен, а его собранности, умению быстро и правильно оценивать обстановку мог позавидовать любой.
      Большой популярностью пользовался в дивизии и лейтенант Борис Михайлович Аврамов, командир одного из взводов разведроты. Отличительными чертами этого юноши-комсомольца являлись смелость и точный расчет. Высокий, ладно скроенный, лейтенант был сдержан, немногословен и не по возрасту суров. Разведчики доверяли ему, как и Бабанину, охотно шли с ним на любое задание.
      Повезло не только капитану Крылову, принявшему под свое начало таких подчиненных. Повезло и самим разведчикам, получившим такого командира. Человек это был вдумчивый, неторопливый. Он отлично понимал, что такое ответственность за порученное дело, за судьбы людей. К сожалению, рана, полученная еще на озере Хасан, довольно часто напоминала о себе, и Крылов не всегда мог работать в полную силу.
      Наша разведка, располагавшая такими кадрами, довольно скоро добилась успеха на новом рубеже. 7 октября группа лейтенанта Аврамова проникла в тыл врага. В результате успешного налета на небольшой отряд гитлеровцев, двигавшихся по лесной дороге из Боровского в Полесье, разведчики уничтожили пять вражеских солдат и захватили в плен унтер-офицера.
      Недавно я встретился со своим однополчанином полковником Н. И. Гутченко. Осенью 1941 года он, совсем молодой техник-интендант 2 ранга, служил переводчиком в 82-м стрелковом полку. Николай-то и поведал мне некоторые подробности той успешной вылазки.
      Вскоре после того, как мы заняли оборону на озере Селигер, рассказал он, ПНШ-1 82-го стрелкового полка капитан Пилипенко, бывший пограничник, прибывший в полк из академии Фрунзе, подготовил разведывательную группу для выхода в тыл противника, чтобы захватить "языка". Я тоже напросился, и он меня взял. Это была моя первая вылазка...
      Мы подходили к намеченному для засады району, когда заметили на опушке вдалеке какую-то группу, которая разворачивалась в боевой порядок. Капитан Пилипенко тоже скомандовал "К бою!". Но наш мнимый противник сориентировался быстрее и понял, что здесь недоразумение. Мы увидели вставшего во весь рост человека в танковом шлеме. Он махал руками. Оказалось, что это - лейтенант Аврамов. Он возвращался из разведки. Его группа несла тяжелораненого пленного. Увидев таков дело, я предложил Аврамову тут же допросить пленного на случай, если он не выдержит пути до штаба дивизии. Это был первый допрошенный мной немец, унтер-офицер Эрих Шарф. Я до сих пор отлично помню все обстоятельства. Когда кончился допрос и был составлен протокол, Аврамов попросил Пилипенко, чтобы тот отпустил меня в штаб дивизии, иначе там могут не поверить, скажут, что протокол - липа. Пилипенко, поколебавшись, отпустил меня. Мы ехали на полуторке, и голова пленного лежала у меня на коленях. Он все время просил пить.
      Мы как раз проезжали мимо озера. Я попросил остановить машину. Кто-то из разведчиков принес котелок воды. Унтер-офицер стал жадно пить. Но как только сделал несколько глотков, голова его запрокинулась, глаза остановились, сильно расширились и будто остекленели. У меня на руках впервые умирал человек, хотя он и был врагом. У пленного была насквозь прострелена грудь, рана кровоточила, и полы моей новенькой шинели были в крови...
      Командир дивизии полковник Макарьев и комиссар Лыткин выслушали нас с Абрамовым. Когда я доложил результаты допроса, Макарьев сказал начальнику разведки капитану Крылову Анатолию Поликарповичу, что, дескать, нам надо было бы иметь в штабе своего переводчика. Но по штату не было для дивизии такой должности, и меня решили прикомандировать к штабу дивизии за счет 82-го стрелкового полка. Так состоялся мой перевод.
      Сведения, которые получил от пленного унтера переводчик Гутченко, оказались очень ценными для нашего штаба. Мы узнали, какие части противника находятся против нас, какова их численность и вооружение. Например, 3-й батальон 418-го пехотного полка состоял из трех пехотных рот, пулеметной роты и роты тяжелого оружия. В батальоне насчитывалось четыре орудия, четыре миномета и шесть станковых пулеметов. По тому времени это была немалая огневая сила. Да еще каждая пехотная рота при численности 120 человек имела 12 ручных пулеметов.
      Вывод напрашивался сам собой: по силам и средствам немецкий батальон резко превосходил любой стрелковый батальон нашей дивизии. Мы не ощущали этого только потому, что обе стороны вели пока пассивную оборону. Решительно и успешно действовали лишь наши разведчики, ободренные первым успехом.
      Пользуясь тем, что противник не создал сплошной линии обороны, а занимал только отдельные пункты, наши разведывательные группы (силой до взвода) почти ежедневно проникали в расположение гитлеровцев и устраивали засады на дорогах. Наши бойцы уничтожали мелкие группы солдат, повозки, автомашины, захватывали пленных, нарушали линии связи.
      Немцы вынуждены были принять срочные меры, чтобы обезопасить свои тылы и пути сообщения. Например, командир все того же 418-го пехотного полка запретил солдатам появляться на дорогах в одиночку и мелкими группами, а обозам двигаться из гарнизона в гарнизон без усиленной охраны.
      Чтобы приспособиться к новым условиям, нам тоже пришлось изменить тактику. Дивизия начала посылать в тыл врага более крупные разведывательные группы, силой до роты, и с пулеметами. Кроме того, для прикрытия отхода этих групп заранее подготавливался артиллерийский и минометный огонь по тем гарнизонам неприятеля, которые могли помешать возвращению наших разведчиков.
      Командование дивизии уделяло огромное внимание деятельности разведки. Особенно - новый начальник штаба полковник И. С. Юдинцев.
      Иван Семенович Юдинцев прибыл к нам с понижением, До этого он являлся начальником оперативного отдела штаба 34-й армии. Судьбу его решили неудачные бои, проходившие в районе Демянска в начале сентября.
      Полковник Юдинцев имел хорошую подготовку в вопросах тактики и оперативного искусства, отлично знал работу штаба, смело доверял молодым командирам. В его характере удачно сочетались требовательность, вежливость и заботливое отношение к подчиненным. Новый начальник штаба не собирал нас для знакомства. Он вошел в коллектив постепенно, в ходе повседневных дел и забот. Но разведкой занялся буквально с первого дня. Сам подбирал разведчиков, заботился об их снабжении и вооружении, ничего не жалея для них. Приучал к этому и нас, работников штаба. Вместе с капитаном Крыловым Юдинцев ставил задание каждому командиру разведывательной группы.
      Наш участок фронта считался пассивным. Но мы не сидели сложа руки. Отправляя в расположение фашистов группу за группой, дивизия держала противника в непрерывном напряжении. Он нее ощутимые потери. А мы получали ясное представление о силах и средствах гитлеровцев, действовавших против нас.
      3
      В конце октября командующий 27-й армией генерал-майор Берзарин дал полковнику Макарьеву предварительные указания на подготовку боевых действий. Дивизии предстояло частью сил форсировать озеро Селигер, очистить от противника западный берег, овладеть населенным пунктом Залесье и вести разведку в северо-западном направлении. Основными силами дивизия должна была прочно оборонять занимаемую полосу.
      К подготовке форсирования командиры частей приступили без промедления. За короткий срок в прилегающих к озеру деревнях удалось собрать большое количество различных лодок (табельных переправочных средств дивизия не имела).
      Вечером 28 октября из штаба армии поступил боевой приказ, подтверждавший указания командарма. Операцию назначили на 30 октября. Справа переходила в наступление частью сил 28-я стрелковая дивизия нашей армии с задачей овладеть Осинушкой. Слева продолжала обороняться 249-я стрелковая дивизия 22-й армии.
      По нашим данным, Залесье было занято разведывательным отрядом 32-й пехотной дивизии противника. Небольшие группы немцев периодически заходили в населенные пункты, расположенные по западному берегу Селигера. К юго-западу от Залесья, в Заозерье и Тереховщине, располагался батальон 418-го полка 123-й пехотной дивизии гитлеровцев.
      Полковник Макарьев решил привлечь к выполнению задачи по две стрелковые роты от каждого полка, а также саперные подразделения и пять артиллерийских батарей двухорудийного состава. Это решение легло в основу боевого приказа, который был разработан штабом и рано утром 29 октября подписан командиром дивизии. Офицеры связи немедленно отправились в полки. К приказу были приложены распоряжения по инженерному обеспечению форсирования озера и план боя на двое суток, выполненный в виде таблицы.
      В батальоны, выделенные для наступления, для контроля и оказания помощи были направлены на период боя работники штаба и политического отдела дивизии. На передовом командном пункте в Городце вместе с командиром дивизии находились майор Медведев и капитан Крылов.
      В ночь на 30 октября подразделения 73-го и 164-го полков, под прикрытием разведки, преодолели на лодках Селигер и заняли исходное положение. Хотя над озером бушевал ветер, а люди не имели почти никакого опыта форсирования водных преград, переправа подразделений к утру в основном была закончена. И сразу развернулись бои за ближайшие населенные пункты.
      К вечеру наши подразделения заняли пять деревень на подступах к Залесью. На другой день было продолжено наступление на само Залесье и Ельник. Через несколько часов оба эти пункта заняли две роты 164-го и одна рота 82-го стрелковых полков. Несколько деревень в тот же день захватили подразделения 73-го полка. Немцев вынудили отойти в северо-западном направлении на рубеж Жабье, Монаково.
      Бои за Жабье и Монаково продолжались затем до 7 ноября. Подтянув резервы, гитлеровцы оказывали упорное сопротивление и пытались охватить фланги наступавших подразделений. В ночь на 7 ноября наши роты трижды ходили в атаку, но каждый раз откатывались, неся большие потери от огня противника.
      Поняв, что сил для развития успеха недостаточно, полковник Макарьев приказал в ночь на 8 ноября отвести подразделения дивизии в район Залесья, оставив в боевом охранении одну роту.
      Противник 8 ноября произвел перегруппировку и двумя батальонами, при поддержке минометов и артиллерии, начал наступать на Залесье с северо-запада. Наши бойцы пять часов отбивали атаки. Введя новые резервы, гитлеровцы все же ворвались в Залесье и Ельник и вечером овладели ими.
      Однако в Ельнике фашисты продержались недолго: их удалось выбить решительной ночной контратакой. А вот вернуть Залесье мы не смогли.
      Утром 9 ноября активные действия дивизии прекратились. Вновь наступило затишье.
      Каковы были итоги проведенной операции? Прежде всего, нам удалось занять несколько населенных пунктов и удержать плацдарм на западном берегу Селигера. Этот плацдарм явился в дальнейшем исходным районом для наступления целого соединения. 33-я стрелковая дивизия в своем новом составе впервые вела наступательные действия: подразделения, командиры и штабы получили некоторый боевой опыт...
      Жизнь в штабе дивизии текла довольно спокойно. Мы хорошо сработались со связистом капитаном В. И. Тихоновым, с молодыми энергичными офицерами из штаба артиллерии В. X. Богдановым и А. М. Смервзубским. Часто заходил к нам в оперативное отделение инструктор политотдела по информации Иван Васильевич Байбородов. Интересовался обстановкой, нашим настроением. Иван Васильевич был призван в армию из Кирова в 1939 году по партийной мобилизации. С первых дней войны - на фронте. Отличался общительностью и принципиальностью.
      Обычно к вечеру появлялся в штабе начальник отделения тыла капитан Н. И. Хмарук, весь день находившийся в частях. От него мы узнавали, как обеспечена дивизия в материальном отношении. Всегда спокойный и неторопливый, он любил после напряженного рабочего дня посидеть у нас и развлечь слушателей украинским юмором.
      Частым и желанным гостем был по вечерам и начальник санитарной службы дивизии военный врач 1 ранга Соломон Абрамович Горелик, никогда не расстававшийся с солдатской каской и огромной самокруткой, свернутой из газетной бумаги. Он садился около горящей печки, смотрел на огонь, улыбался и непрерывно курил. Мы, молодые офицеры, относились к нему с большим уважением. Этот пожилой, мужественный человек был ветераном дивизии. Очевидцы рассказывали, что в тяжелые моменты боя он сам вывозил раненых в санитарной двуколке на пункты медицинской помощи...
      В первых числах декабря у нас произошли некоторые изменения. Майор Медведев уехал учиться в Академию Генерального штаба. Временное исполнение обязанностей начальника оперативного отделения было возложено на меня.
      Между тем зима полностью вступила в свои права, о каждым днем крепчали морозы. Усилились снегопады, закружили метели. К концу месяца высота снежного покрова достигла 50 сантиметров, а толщина льда - 60. Занесло дороги. Движение между полками и тылами дивизии почти прекратилось. Трудно стало доставлять в части продовольствие и фураж.
      В это тяжелое время дивизия получила приказ перегруппировать свои силы к левому флангу и занять оборону в полосе Голенек, Турская, Красуха. Правее сосредоточивалась 23-я стрелковая дивизия. Слева - 257-я дивизия, прибывшая из резерва армии. Командовал ею наш бывший начальник генерал-майор Железников.
      25 декабря наш штаб переместился из деревни Новосел в новый район и разместился в блиндажах и землянках, там, где раньше находился командный пункт 82-го стрелкового полка. И в штабе и в полках люди понимали, что перемещение и сосредоточение войск - это первый предвестник близкого наступления.