18 января 1945 года штаб дивизии и два полка - 2-й гвардейский и 482-й перебазировались на аэродром, только что захваченный танкистами. При этом мы "обогнали" наши стрелковые части.
      В ближайшем населенном пункте только что закончились бои. Там еще дымились пожарища, не были убраны трупы, дороги запрудила разбитая и брошенная немецкая техника, по всей округе бродили остатки разгромленных вражеских частей. На исходе дня стало известно, что какая-то довольно многочисленная колонна противника, намереваясь прорваться к своим, движется прямо в направлении нашего аэродрома. Мы оказались в трудном положении. Танкисты ушли вперед, стрелковые части где-то сзади, а враг рядом. Правда, он деморализован неудачами и едва ли догадывается о наших весьма ограниченных возможностях к сопротивлению.
      Я связался со штабом танкового корпуса, попросил помощи. Своим отдал распоряжение организовать круговую оборону аэродрома. Вооружились кто чем мог: винтовками, автоматами, пулеметами, гранатами - отечественными и трофейными. Для стрельбы по наземному противнику были подготовлены также зенитные установки и даже самолеты.
      Вести огонь из самолетных пушек можно лишь при работающем двигателе, через винт. К тому же самолет надо поставить горизонтально, то есть приподнять его хвост и опустить носовую часть. Но тогда вращающийся винт заденет землю. Поэтому перед каждым истребителем пришлось вырыть канаву.
      Атаки противника начались ночью. Предпринимал он их неоднократно, и каждый раз мы встречали его интенсивным огнем. А к утру подоспела помощь от танкистов. Танковая рота с ходу вступила в бой. Одновременно мы подняли в воздух несколько групп истребителей. И сопротивление немцев было сломлено, они начали сдаваться в плен.
      Пленных набралось несколько тысяч.
      * * *
      В двадцатых числах января наша дивизия получила приказ перебазироваться на полевой аэродром, находившийся уже на территории Германии. Трудно описать состояние людей, когда им стало известно об этом. Прежде всего, это было чувство горделивой радости: наконец-то дошли до логова врага! К нему добавлялось любопытство: какова-то она, Германия?
      Расположились мы на окраине города Трахенберг. Тыловым подразделениям пришлось изрядно потрудиться, чтобы подготовить здесь взлетно-посадочную полосу. Очень мешали канавы, межи, изгороди. И снова нам помогли танкисты, выделив несколько тракторов и танков для выравнивания грунта.
      Первая встреча с вражеской страной не произвела на наших людей ожидаемого впечатления. Обычная земля, покрытая тонким слоем снега. Оголенные лесные островки. Сбегающие по склонам оврагов колючие кустарники. Разбитые машинами дороги, петляющие тропинки. Вроде все, как и у нас. Только город выглядел несколько непривычно. Узкие улицы, дома с островерхими черепичными крышами, кирха, ратуша с часами. Повсюду вывески с фамилиями владельцев магазинов, парикмахерских, контор...
      Жителей в городе было немного. Накануне оставления его фашистское командование насильно эвакуировало большинство населения. Остались преимущественно старики и старухи. Запуганные гитлеровской пропагандой, они редко появлялись на улицах.
      Базирование на Трахенберг позволило нашей дивизии более активно решать задачи по прикрытию наземных войск, вышедших уже на Одер и захвативших ряд плацдармов на его левом берегу. Немецко-фашистское командование, пытаясь воспрепятствовать продвижению Советской Армии в глубь Германии, перебросило сюда дополнительные силы, активизировало здесь действия своей авиации.
      В авиационной группировке противника было значительное количество бомбардировщиков Ю-87 и Ю-88 (к тому времени основательно устаревших). Функции бомбардировочной авиации выполняли у него и истребители.
      Мы неплохо освоили способы борьбы с "фокке-вульфами" и "мессершмиттами", но уже успели несколько подзабыть приемы боя с "юнкерсами". Пришлось обратиться к опыту, накопленному в первые годы войны.
      Учитывая высокие боевые качества истребителей Ла-5 и Ла-7, мы вылетали обычно группами, состоящими из двух-трех звеньев (8 - 12 самолетов). Это обеспечивало надежное управление истребителями и высокую их маневренность. Боевой порядок эшелонировали по высоте. В ожидании встречи с противником скорость держали близко к максимальной. В бою широко применяли вертикальный маневр.
      Результативность такой тактики даже превзошла наши ожидания. В конце января и в начале февраля летчики дивизии уничтожили несколько десятков вражеских самолетов. Особенно успешно действовали в это время майор Г. В. Диденко, капитаны В. И. Королев, Ф. М. Лебедев, В. В. Зайцев, А. И. Майоров, И. Т. Кошелев, старшие лейтенанты М. Е. Рябцев, П. А. Сомов, П. М. Непряхин, П. Я. Марченко, Г. И. Бессолицын, Н. Г. Марин, лейтенант Г. В.Уткин.
      Меня очень радовало, что люди просто рвались в бой. Я не помню, чтобы кто-нибудь тогда жаловался на усталость или под каким-либо иным предлогом уклонялся от боевого задания. Каждый беспокоился только о том, чтобы его самолет был всегда готов к вылету. А если что не так, летчик сам, как говорится, засучивал рукава и помогал технику и механику в устранении неисправностей.
      Вспоминается такой случай. Один из полков перебазировался на новое место. На прежнем аэродроме остались четыре самолета, у которых нужно было заменить цилиндры и поршневые кольца. На эту трудоемкую работу по всем расчетам требовалось до двух дней. Но, оказывается, этот срок вовсе не устраивал командира звена старшего лейтенанта Рябцева. Он вместе с подчиненными ему летчиками, техниками и механиками почти всю ночь ремонтировал самолеты и к утру ввел их в строй.
      Тем не менее выпавший в течение ночи снег угрожал срывом намеченному на утро вылету. Рябцеву пришлось мобилизовать на расчистку полосы всех, кто был на аэродроме, даже обратиться за помощью к командованию находившейся поблизости стрелковой части. И все это для того, чтобы его звено подоспело к выполнению очередной боевой задачи, поставленной полку.
      Вроде бы и обычный случай, но он говорит о многом.
      В первых числах февраля 1945 года заметно усилилось движение наших наземных войск к одерскому плацдарму, северо-западнее Бреславля. Через Трахенберг по ночам проходили колонны танков, артиллерии, пехоты. Чувствовалось, что готовится какой-то новый удар. Эти догадки подтвердились на совещании в штабе корпуса. Генерал Благовещенский сообщил, что
      командующий 1-м Украинским фронтом решил повести с плацдарма наступление на Котбус. Оно вошло в историю Великой Отечественной войны как Нижне-Силезская операция.
      В первые дни этой операции нашей дивизии предстояло тесно взаимодействовать с 13-й общевойсковой армией. Частенько встречаясь с ее командующим генерал-полковником Н. П. Пуховым, я всякий раз проникался к нему все большим и большим уважением. Разносторонне подготовленный, волевой и в то же время корректный, он руководил войсками уверенно и спокойно. Какая бы сложная ситуация ни складывалась, на КП генерала Пухова всегда царила деловая обстановка: не было ни суматохи, ни нервозности.
      В полосе наступления 13-й армии находился немецкий стационарный аэродром Любен, на который должны были перебазироваться мы. В ночь на 8 февраля, перед самым наступлением, Благовещенский пригласил меня на армейский командный пункт. Там же оказались командиры и некоторых других авиационных соединений. После артиллерийской подготовки, начавшейся еще затемно, наша авиация нанесла массированный удар по обороне противника, и сразу же поднялись в атаку стрелковые дивизии, поддержанные танками. Со второго этажа дома, в котором размещался КП, хорошо просматривались в бинокль их боевые порядки. Вот они миновали первую траншею обороны противника и стали приближаться ко второй. Но тут вдруг откуда-то с фланга из леса появилось несколько тяжелых штурмовых орудий, которые почти в упор открыли огонь по наступающим. Загорелся один наш танк, за ним - второй, третий... Через несколько минут на поле боя мы насчитали шесть дымных факелов. Мне неоднократно доводилось видеть горящие самолеты, но я даже не предполагал, что так же могут гореть и танки.
      Внезапность удара вражеских штурмовых орудий заставила танкистов повернуть назад. Пехота залегла. Наступление явно затормозилось.
      Генерал Пухов попросил помощи у находившегося вместе с нами командира штурмового авиационного корпуса генерала С. В. Слюсарева. Тот вызвал по радио группу Ил-2. По приказанию генерала Благовещенского я связался с КП нашей дивизии и поднял в воздух истребителей. Они должны были прикрыть действия штурмовиков и принять участие в нанесении удара по контратакующему противнику.
      Штурмовики и наши истребители с подвешенными бомбами появились незамедлительно. Неприятель понес от них большой урон, а разгром его довершили самоходные артиллерийские установки, посланные командующим 13-й армией.
      Несмотря на упорное сопротивление немцев, оборона их была прорвана, и за три дня боев советские войска продвинулись до шестидесяти километров. Мы надежно прикрывали свою пехоту и танкистов с воздуха, вели воздушную разведку, наносили бомбоштур-мовые удары по обороняющемуся и отступающему противнику, его штабам и коммуникациям. В это время особенно широкое распространение получил способ свободной охоты истребителей. "Охотникам" не ставилось конкретных задач. Они сами искали для себя цели и уничтожали их. Чаще всего нападению подвергались вражеские самолеты, пункты управления, железнодорожные эшелоны, мосты и переправы, даже одиночные автомашины, преимущественно легковые. В результате таких действий на тыловых коммуникациях противника в дневное время прекращалось всякое движение.
      Как-то мне доложили, что пара "охотников", возглавляемая заместителем командира 482-го полка капитаном В. И. Королевым, провела успешный воздушный бой против двадцати ФВ-190. При этом было сбито три вражеских самолета, из них два пришлось на долю Королева. Если бы я не знал этого летчика лично, не вылетал бы с ним сам на боевые задания, то, пожалуй, и не поверил бы в такой исход боя с противником, имевшим десятикратное превосходство в силах. Но мне-то было хорошо известно, что Королев обладает редкостной способностью "чувствовать" обстановку и молниеносно принимать правильные решения. Его остроте зрения и осмотрительности мог позавидовать любой истребитель. А к этому добавлялись еще смелость и выдержка, безукоризненная техника пилотирования и снайперское умение пользоваться огневыми средствами. К концу войны он имел на своем счету 558 боевых вылетов, провел 90 воздушных боев, в которых сбил 21 вражеский самолет. Ему по заслугам было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.
      Выпуская таких летчиков на свободную охоту, мы привыкли не удивляться их успехам, порою совершенно невероятным.
      10 февраля, в середине дня, мне позвонил генерал Благовещенский и приказал готовиться к перебазированию в Любен. При этом было сообщено, что вместе с нами на любенский аэродром планируется посадить полк из другой дивизии. Командир корпуса собирался сам побывать там, осмотреть все лично и затем дать дополнительные указания о размещении нас и соседей.
      А через два-три часа мы узнали, что во время осмотра аэродрома машина генерала Благовещенского наскочила на мину и он тяжело ранен. На санитарном самолете, в сопровождении истребителей, его отправили во фронтовой госпиталь. Все очень сожалели о случившемся. А. С. Благовещенский принадлежал к числу таких командиров, которых подчиненные не только уважают, но и любят искренней сыновней любовью.
      В командование корпусом вступил генерал В. М. Забалуев - бывший командир 7-й гвардейской истребительной дивизии. Его заменил там мой заместитель подполковник Г. А. Лобов.
      Наше перебазирование осложнилось резким изменением погоды. Ливший всю ночь сильный дождь превратил полевой аэродром под Трахенбергом в настоящее болото. О взлете с него и думать было нечего. Попытки как-то осушить взлетную полосу ни к чему не привели. Для дивизии возникла реальная угроза стать небоеспособной на длительное время. А противник мог воспользоваться моментом нанести удар по аэродрому и уничтожить завязшие в грязи самолеты.
      Я собрал руководящий состав дивизии, полков и обслуживающих батальонов. Стали искать выход из создавшегося положения. И нашли. Решили строить на возвышенном месте новую взлетную полосу. Одновременно позаботились об усилении прикрытия аэродрома зенитной артиллерией и договорились с командованием соседней истребительной дивизии о выделении воздушного патруля.
      Двое суток, не прекращая работы даже ночью, трудились все. От строительства новой взлетной полосы я освободил только поваров да часовых. И она была создана. Правда, весьма ограниченной длины. Перед взлетом пришлось облегчать истребители за счет резкого сокращения боекомплекта и количества горючего в баках. К месту старта их тащили буквально на руках.
      Первым, показывая пример, взлетел инспектор по технике пилотирования майор П. Н. Силин. За ним последовали остальные.
      Мы считали, что нам повезло. Другие авиачасти нашей воздушной армии, оказавшись в подобной же обстановке, были надолго выведены из строя. Пришлось частично разбирать самолеты и автомашинами буксировать их на новые базы.
      Не обошлось без неприятностей и у нас. Противник очень энергично пытался воспрепятствовать использованию бывшего его аэродрома в Любене. Туда то и дело наведывались группы "фокке-вульфов" и "мессер-шмиттов". Они бомбили взлетно-посадочную полосу, подсобные постройки, обстреливали людей из передовых комендатур, высланных нами заранее, пытались сбивать заходящие на посадку самолеты. Когда из Трахенберга подошла группа Ла-5 под командованием Героя Советского Союза подполковника В. П. Бабкова, ее атаковала восьмерка вражеских истребителей. В тот момент наши самолеты уже выпустили шасси. Лишь одно звено во главе с Бабковым находилось еще вверху, осуществляя прикрытие. Несмотря на численное превосходство противника, оно смело бросилось на "фокке-вульфов". Немцы боя не приняли.
      Вскоре вслед за тем прилетел командующий воздушной армией генерал С. А. Красовский. Вместе с ним мы обошли весь аэродром. Он советовал, как лучше разместить самолеты, беседовал с летчиками, интересовался, в чем дивизия нуждается. Мы уже направлялись в штаб, когда увидели группу истребителей, приближающуюся к аэродрому на большой скорости. За самолетами тянулись шлейфы дыма.
      - Это еще что такое? - удивился Степан Акимович. - Уж не парад ли в честь командующего устраиваете?
      Я присмотрелся и ахнул: да это же "фокке-вульфы"! Не раздумывая, потянул генерала за рукав к канаве, на дне которой виднелась вода. Но медлить было нельзя, и мы плюхнулись в эту грязную воду. В ту же секунду рядом взорвалось несколько бомб.
      Второго захода фашисты не сделали: путь им преградило успевшее подняться в воздух дежурное звено. Внезапным ударом они нанесли нам потери: один человек был убит, девять ранено и шесть самолетов выведено из строя.
      - Ну и порядки у вас, - ворчал командующий, выбираясь из канавы.
      Командиру полка Соболеву и мне основательно досталось за промахи в организации прикрытия аэродрома. Мы заверили генерала, что подобных случаев больше не повторится. В дальнейшем ввели постоянное дежурство истребителей над аэродромом, и уже до самого конца войны противнику ни разу не удалось застигнуть нас врасплох.
      На другой день после того памятного происшествия я разговаривал с генералом Красовским по телефону, и от него впервые узнал, что 11 февраля погиб командир 6-го гвардейского бомбардировочного корпуса Иван Семенович Полбин. Он вел группу Пе-2 на бомбежку крепости Бреславль. В момент пикирования его самолет был подбит вражескими зенитками и врезался в землю. Это был 158-й боевой вылет Ивана Семеновича. В апреле 1945 года его посмертно наградили второй Золотой Звездой Героя Советского Союза.
      С Иваном Семеновичем Полбиным меня связывала многолетняя боевая дружба. И нет нужды распространяться здесь о том, как я воспринял эту утрату.
      Продолжая наступление, советские войска окружили и другой город-крепость Глогау. Там засело 18 тысяч вражеских солдат и офицеров.
      Пал Лигниц. Наши наземные войска вышли к реке Нейсе.
      До полной и окончательной победы оставалось рукой подать, но противник все еще упорствовал. На отдельных направлениях ему удалось сосредоточить довольно значительные силы авиации. Появились даже усовершенствованные истребители ФВ-190А. Эта модернизированная машина имела двигатель с водяным охлаждением, а внешне отличалась от своих предшественников несколько удлиненным фюзеляжем.
      Наибольшим ожесточением характеризовались воздушные схватки над рекой Нейсе. Они являли собой неотъемлемую часть борьбы за плацдармы. И как везде, советские летчики надежно удерживали здесь господство - количественное и качественное.
      Безраздельное господство в воздухе позволяло нам переключить часть истребителей на наземные цели. Генерал Красовский был активным сторонником этого. На нас он воздействовал различными способами. Иногда просто подзадоривал, разжигал своеобразное соперничество.
      В составе 2-й воздушной армии были две истребительные дивизии, вооруженные самолетами Ла-5 и Ла-7. Одной из них командовал я, другой - полковник В. И. Давидков. Как-то встретившись с Давидковым, я простодушно спросил:
      - Почему командующий всегда ставит тебя в пример за действия по наземным целям? Может быть, ты придумал что-то новое?
      - Брось шутить, - взъерепенился мой собеседник. - Вчера я за это нагоняй получил. Генерал Красовский посоветовал у тебя поучиться.
      С удивлением оглядев один другого, мы, не сговариваясь, от души рассмеялись. Вот оно что! Оказывается, Степан Акимович применил по отношению к нам излюбленный прием училищных инструкторов: хвалить летчика заглазно, а при разговоре с ним самим побольше отмечать недостатков. Не берусь судить, насколько хорош этот метод в принципе, но факт остается фактом: ни мне, ни Виктору Иосифовичу Давидкову вреда он не причинил, а какую-то пользу, вероятно, принес.
      Службу под началом генерала Красовского мы и сейчас вспоминаем по-доброму. Этот безусловно талантливый военачальник за свою долгую службу в авиации научился превосходно управлять не только огромными массами людей, но и всей гаммой чувств любого, отдельно взятого человека. Одних он брал в полон своей крестьянской хитрецой, других - знанием дела. А всех вместе располагал к себе своей доступностью, постоянной готовностью выслушать по самому, казалось бы, незначительному, чисто личному вопросу, способностью не только повелевать, а и убеждать. Очевидно, это осталось у него от военного комиссара первых лет революции и гражданской войны. Сам щедро наделенный от природы пытливым умом и практической сметкой, он очень ценил такие же качества и в подчиненных, всячески поощряя командиров думающих, постоянно ищущих наиболее эффективные способы боевого использования авиации. Эталоном для всех нас Степан Акимович по справедливости считал И. С. Полбина, безвременная гибель которого буквально потрясла его.
      В период весенней распутицы командующий воздушной армией не уставал напоминать нам, что противник, как и мы, вынужден теперь базировать свою авиацию скученно, почти исключительно на стационарных аэродромах. Следовательно, налицо наилучшие возможности для уничтожения ее на земле. Он требовал резко активизировать штурмовые действия по вражеским аэродромам.
      Мы, естественно, усилили воздушную разведку и постоянно держали наготове группы истребителей с подвешенными бомбами. Подходящую цель раньше других выследил старший лейтенант М. Е. Рябцев. Выполняя очередной разведывательный полет, он доложил по радио о скоплении вражеской авиации на аэродроме Зарау. Я приказал командиру 2-го гвардейского полка немедленно нанести удар.
      Ударную группу возглавил командир эскадрильи "Монгольский арат" старший лейтенант И. Т. Кошелев. Группу прикрытия повел командир 1-й эскадрильи старший лейтенант П. Я. Марченко. А общее руководство их действиями взял на себя подполковник Соболев.
      Подойдя к Зарау, летчики застали на земле не менее шестидесяти семидесяти самолетов различных типов. Кроме того, над аэродромом кружила девятка Ю-87, очевидно поджидавшая истребителей прикрытия перед уходом на боевое задание. Оценив обстановку, подполковник Соболев принял решение с ходу нанести удар обеими группами по наземной и воздушной целям одновременно.
      Эскадрилья Кошелева с высоты 500 - 600 метров сбросила бомбы на ближайшую стоянку. Затем на бреющем полете прошла вдоль остальных стоянок, ведя огонь из пушек. На аэродроме сразу же возникло несколько очагов пожара. Один из них быстро разрастался. Видимо, это был склад горючего. Наши летчики, развернувшись, пошли на штурмовку вторично.
      А тем временем эскадрилья Марченко расправлялась с бомбардировщиками, находившимися в воздухе. С первой же атаки три из них были сбиты. Остальные бросились врассыпную. От преследования их Марченко воздержался: нельзя было оставлять без прикрытия действия ударной группы. И действительно, над аэродромом очень скоро появились "фокке-вульфы". Эскадрилья Марченко завязала с ними бой и не только преградила им путь к нашим истребителям, штурмовавшим аэродром, а и уничтожила еще два самолета противника. Наши же гвардейцы вернулись без потерь.
      Через несколько дней мы сами перебазировались в Зарау и имели возможность окончательно убедиться, в какой переплет попал здесь противник. Повсюду валялись искореженные и сожженные самолеты, чернели обуглившиеся постройки. Взлетно-посадочная полоса изрыта воронками от бомб. Конечно, по этому аэродрому наносили удары и другие соединения воздушной армии, но летчики 2-го гвардейского полка легко разобрались, что было сделано другими, а что принадлежало им.
      Стремясь взять реванш за понесенный здесь урон, неприятельская авиация неоднократно пыталась нанести по Зарау ответный удар. Однако мы с первого же дня пребывания здесь хорошо организовали оборону аэродрома, и все эти попытки оказались малоэффективными.
      Как-то я стал свидетелем такого эпизода. Наблюдатели обнаружили на подходе к аэродрому двух "фокке-вульфов". В тот момент командир 937-го полка Герой Советского Союза подполковник Косолапов находился возле своего самолета. Он моментально вскочил в кабину, запустил двигатель и взлетел. Разогнав максимальную скорость, летчик сблизился с немецкими самолетами и энергичным маневром вышел в хвост ведущему. Последовал залп из всех пушек, и тот, объятый пламенем, врезался в землю на окраине аэродрома.
      По уцелевшим документам удалось установить, что сбитый "фокке-вульф" пилотировался полковником немецких ВВС, награжденным рыцарским крестом. Я вместе с начальником политотдела А. В. Нарыжным от души поздравил Косолапова с победой. Поздравляли его и другие, а он только улыбался застенчиво: ничего, мол, особенного не сделал, обычный боевой вылет. Мы, однако, были иного мнения: провести так блестяще воздушный бой с многоопытным противником по плечу лишь виртуозу.
      Это был семнадцатый немецкий самолет, сбитый Косолаповым.
      С аэродрома Зарау летчики нашей дивизии несколько раз летали на штурмовку окруженной крепости Глогау. Удары наносились в основном по малоразмерным целям: опорным пунктам, позициям артиллерии и минометов, даже по отдельным огневым точкам.
      Против вражеского гарнизона действовал там стрелковый корпус из 3-й гвардейской армии генерал-полковника В. Н. Гордова. Кроме нашей дивизии его поддерживали 2-й гвардейский штурмовой авиационный корпус С. В. Слюсарева и 4-й бомбардировочный корпус под командованием генерал-майора авиации П. П. Архангельского.
      С командного пункта стрелкового корпуса хорошо просматривалась почти вся крепость. Мы, авиационные командиры, довольно часто руководили оттуда действиями своих соединений. Каждая поездка на корпусной КП была сопряжена с риском: приходилось на автомашине преодолевать хорошо пристрелянное немцами открытое пространство. Проскочить это "гиблое место" старались пораньше утром, еще до рассвета, а возвращались обратно уже в вечерние сумерки.
      В разгар боев за Глогау, 19 февраля 1945 года, наша дивизия была награждена орденом Красного Знамени. Вручать его прилетел член Военного совета воздушной армии генерал-майор авиации С. А. Рамазанов. Обставили мы это событие очень торжественно. Даже духовой оркестр играл, созданный заботами начальника штаба 2-го гвардейского полка. На митинге, состоявшемся в честь вручения ордена, выступали летчики, инженеры, техники, механики. Все они с одинаковой, пожалуй, взволнованностью говорили о своем стремлении быстрее добить врага в его собственном логове, клялись, что не пожалеют ни сил, ни даже самой жизни для завоевания победы.
      Сразу же после митинга многие вылетели на задания. Надо было блокировать вражеские аэродромы: наши наземные войска стали жаловаться на участившиеся бомбардировочно-штурмовые удары немецких истребителей. Удары эти наносились внезапно с малых высот и на больших скоростях. Борьба с осуществлявшими их мелкими группами "фокке-вульфов" и "мес-сершмиттов" оказалась делом трудным. И тогда командование воздушной армии приняло решение организовать планомерную блокировку вражеских аэродромов.
      Каждое такое задание выполнялось обычно парой или звеном истребителей. Они нарушали ритм аэродромной жизни, сбрасывая бомбы на стоянки самолетов и взлетно-посадочную полосу, ведя огонь из пушек по скоплениям людей и аэродромным постройкам, уничтожая взлетающие и садящиеся машины. Такая тактика была весьма эффективной. Она нередко вынуждала противника перебазировать свою авиацию поглубже в тыл.
      Большим мастером по блокировке фашистских аэродромов считался у нас командир одной из эскадрилий 482-го полка майор В. В. Зайцев. Он скрытно подходил к намеченному объекту, с ходу наносил по нему удар, а затем, маскируясь облаками или складками местности, "дежурил" где-то поблизости, выжидая взлета или посадки немецких самолетов. Тут Зайцев внезапно атаковал их и, как правило, сбивал облюбованную жертву.
      На земле это был симпатяга парень, рослый и спокойный, с добродушным прищуром глаз. Но стоило только поднять его в воздух - сразу становился иным: весь как-то подбирался, будто туго сжатая пружина, делался расчетливым и, я бы сказал, злым. С задания он редко возвращался с пустыми руками и на исходе войны по заслугам был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.
      В конце февраля 1945 года войска 1-го Украинского фронта овладели всей Нижней Силезией, вступили в немецкую провинцию Бранденбург и вышли на одну линию с 1-м Белорусским фронтом. В первых числах марта противник предпринял контрудар из района Лаубан в направлении Глогау, намереваясь соединиться с окруженным там гарнизоном и восстановить железнодорожное сообщение между Берлином и Силезией. Но наши наземные войска при поддержке авиации сорвали этот план врага. Его ударная группировка была разгромлена, после чего на правом крыле фронта установилось относительное затишье.
      За период с 12 января по 31 марта 1945 года летчики нашей дивизии совершили 2290 боевых вылетов, провели 180 воздушных боев и сбили в них 98 вражеских самолетов. Кроме того, по самым скромным подсчетам, нами было уничтожено на земле 24 самолета, 90 автомашин, 12 паровозов и 63 вагона.
      Так же успешно действовали и все другие соединения 2-й воздушной армии, насчитывавшей в своем составе около четырех тысяч боевых машин. Не могу не сказать здесь хоть несколько слов о людях, которые командовали этими соединениями и с которыми нам доводилось тогда так или иначе взаимодействовать.
      1-й гвардейский штурмовой авиационный корпус возглавлял дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации В. Г. Рязанов. Многие считали, что после Полбина он пользовался наибольшими симпатиями у командующего воздушной армией. О чужих симпатиях судить, конечно, трудно. Но одно для меня бесспорно: при всей несхожести этих двух командиров у них было и нечто общее. Оба они обладали несгибаемой волей, оба все время искали новых путей и способов наилучшего боевого применения своего рода авиации.
      Очень много внимания Рязанов уделял обучению летного состава. Еще в 1942 году, когда он командовал авиадивизией, я бывал у него в качестве представителя инспекции ВВС и хорошо помню, что даже тогда, в очень напряженной обстановке, перед тем как посылать или лично вести летчиков на боевое задание, генерал в обязательном порядке разыгрывал с ними это задание методом "пеший по-летному". Основательная подготовка к каждому полету на земле оставалась в 1-м штурмовом авиакорпусе незыблемым правилом и перед самым концом войны в 1945 году.
      Другим штурмовым авиационным корпусом - 2-м гвардейским, как уже говорилось выше, командовал генерал-лейтенант авиации С. В. Слюсарев. Он выделялся среди других своей широкой эрудицией и разносторонней летной выучкой, всегда и со всеми бывал исключительно остроумен, и, может быть, именно поэтому совместная работа с ним казалась легкой и приятной. В конце тридцатых годов С. В. Слюсарев в качестве летчика-добровольца участвовал в борьбе китайского народа против японских захватчиков, неоднократно водил группы бомбардировщиков на остров Формоза, выполнял боевые задания и на всех других типах самолетов, в том числе на истребителе. Уже тогда ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
      Во главе 6-го гвардейского истребительного корпуса стоял генерал-лейтенант авиации А. В. Утин - тоже очень жизнерадостный человек и прекрасный командир. Вместе с ним мне довелось делить тяготы сталинградских боев, но и в ту пору он ни на миг не терял присутствия духа.
      В состав этого корпуса входила 9-я гвардейская истребительная дивизия полковника А. И. Покрышкина. Она летала на американских истребителях "кобра". Надо было обладать покрышкинским упорством, чтобы научить весь летный состав грамотно эксплуатировать эту заморскую капризницу, базируясь на полевые аэродромы. Наши "лаги" были куда менее прихотливы. "Кобры" же моментально ломали переднюю стойку шасси при малейшей неровности грунта или загрязнении взлетно-посадочной полосы.