Добросовестность Силина я имел возможность оценить уже по исполнению моего первого поручения. Тренировочные полеты он организовал безукоризненно и именно так, как мне хотелось: важное место в них занимала отработка взлета и посадки. После тех двух случаев поломок самолетов, о которых я узнал от начальника штаба воздушной армии, отношение летчиков к этим элементам пилотирования резко изменилось. Особенно остро реагировали даже на малейшую небрежность при взлете и посадке во 2-м гвардейском полку.
      И надо же так случиться, что именно там произошла еще одна поломка самолета!
      В тот день мы с Лобовым приехали на аэродром перед самым началом полетов. Командир полка Герой Советского Союза майор А. П. Соболев - этакий сибирский богатырь с крупными чертами лица и густым басом - спокойно доложил, что он уже отдал летчикам все необходимые указания. Я их не слышал и потому счел своим долгом сказать несколько слов от себя, еще раз предупредить всех о необходимости строго выдерживать скорость на посадке.
      Полеты начались. На первых порах все шло отлично. Но вот один из летчиков (фамилию его называть не хочу) стал заходить на посадку с явно недопустимой скоростью. По радио и с помощью красных ракет ему приказали уйти на второй круг. Он не выполнил этого требования. В результате самолет выкатился за пределы аэродрома и врезался в будку железнодорожного стрелочника. Только по счастливой случайности ни летчик, ни стрелочник не пострадали. Самолет же пришлось отправить на свалку.
      Провинившийся, безусловно, заслуживал сурового наказания. И как раз в тот момент, когда Лобов, Соболев и я обсуждали, что с ним делать, к нам явилась своеобразная депутация от летчиков.
      - Просим отчислить его из полка и направить стрелком-радистом на штурмовик!
      - Это общее мнение? - спросил я, не скрывая своего удивления столь необычной мерой.
      - Общее, - хором ответили летчики.
      Я пообещал доложить в корпус. И когда сделал это, там тоже удивились. Но, посоветовавшись с Военным советом армии, решили удовлетворить просьбу летчиков.
      А конец этой истории такой. Во время Висло-Одерской операции провинившийся совершил двадцать боевых вылетов в качестве стрелка-радиста на Ил-2. В одном из воздушных боев сбил немецкий истребитель "фокке-вульф" и был награжден орденом Красной Звезды. Затем вернулся в истребительный полк и неплохо воевал в нем до конца войны...
      Опыт боевых действий давно убедил нас, насколько важно каждому летчику уметь взлетать с укороченной и суженной полосы, а затем садиться на нее же. Ведь при успешном наступлении аэродромно-строительные батальоны не успевают готовить взлетно-посадочные полосы нужных размеров, а ограничиваются оборудованием относительно небольших площадок. Если летчики не могут действовать с них, нельзя рассчитывать на надежное прикрытие наземных войск с воздуха. А потому в плане наших тренировочных полетов специально было предусмотрено по несколько взлетов и посадок с использованием короткой и узкой полосы. Для этого обычная полоса разгораживалась флажками.
      Серьезное внимание уделили мы также совершенствованию навыков летчиков в боевом применении истребителей. Были, в частности, проведены занятия, на которых отрабатывались борьба за господство в воздухе, блокировка аэродромов противника, штурмовые действия по его отходящим колоннам, ведение воздушной разведки. В воздушно-стрелковой подготовке большое значение придавалось использованию прицела и пушечного вооружения.
      Изучение теории все время сочеталось с полетами, основу которых составляли учебные воздушные бои. Летчики детально осваивали способы ведения боя в составе пары, звена и эскадрильи, отшлифовывали вертикальный маневр, в котором Ла-5 и Ла-7 значительно превосходили тогдашние типы немецких истребителей.
      На занятия с летным составом по бомбометанию и стрельбе по наземным целям пригласили специалистов из бомбардировочных и штурмовых частей. Для отработки практических навыков в этой области оборудовали специальный полигон в шести восьми километрах от аэродромов базирования дивизии. Один из участков полигона представлял собой макет вражеского аэродрома - с самолетами, позициями зенитной артиллерии. Здесь главным образом и тренировались летчики: сначала одиночно, потом небольшими группами и, наконец, в составе полка. Удалось провести даже дивизионное летно-тактическое учение с нанесением удара по вражескому аэродрому. Два полка действовали при этом как ударная группа, а один прикрывал ее с воздуха. Часть истребителей выделялась специально для подавления зенитных средств. Учением все остались довольны - и командиры и рядовые летчики.
      Неоценимую помощь во всех этих заботах и трудах оказал мне партийно-политический аппарат. Работники политотдела, заместители командиров полков по политической части, парторги и комсорги сделали очень многое для развития здорового товарищеского соперничества между отдельными летчиками, звеньями, эскадрильями и полками в целом, для обмена опытом, пропаганды достижений передовиков. Тут использовались все средства и формы - от бесед агитаторов и боевых листков до концертов художественной самодеятельности включительно.
      Наиболее целеустремленно действовал, пожалуй, заместитель командира 2-го гвардейского полка майор Г. Ф. Семикин. У него вообще был какой-то своеобразный, я бы сказал, прирожденный талант политработника. Выдвинулся Семикин из рядовых техников этого же полка, хорошо знал здесь каждого и пользовался среди личного состава исключительно высоким авторитетом.
      Важное место в подготовке дивизии к боевым действиям занимало совершенствование управления истребителями. Оно осуществлялось по уже известной читателю схеме - через корпусной, дивизионный и полковые командные пункты, пункты наведения, а также непосредственно командирами групп, находящихся в воздухе. Казалось бы, все ясно, но практика каждый день подсказывала что-то новое.
      Не прекращались и старые наши споры. На первом же совещании командиров дивизий в штабе воздушной армии я опять стал их свидетелем и в некоторой степени даже участником. Одни утверждали, что группой истребителей, ведущей бой, лучше руководить с земли. Другие, в том числе такие авторитеты, как А. И. Покрышкин, М. П. Нога, высказывались за то, чтобы руководство истребителями было сосредоточено главным образом в руках командира группы. Я придерживался такого же мнения и старался достичь в этом отношении полного взаимопонимания со всем командным составом нашей дивизии.
      Одним из наиболее последовательных моих единомышленников по части управления истребителями в бою оказался дивизионный штурман майор П. В. Киселев. И это было очень важно. Ведь именно он прежде всего занимался организацией работы пунктов наведения и освоением радиолокационной станции "Редут". Киселев был хорошим летчиком, всегда рвался в бой, но с некоторых пор, по долгу службы, ему все чаще приходилось бывать в боевых порядках наземных войск. Отправляясь туда, он непременно вооружался автоматом и, насколько мне известно, иногда пускал его в ход. Но важнее другое: летчики наши просто радовались, когда на пункте наведения дежурил майор Киселев. Его информация о противнике, его команды и советы всегда были квалифицированными и в высшей степени своевременными.
      В подготовке дивизии к наступлению нельзя упускать и так называемых мелочей, которые иной раз могут перерасти в крупные неприятности. Одной из таких мелочей была покраска капотов моторов. На всех истребителях дивизии мы окрасили их в красный цвет. Это диктовалось рядом обстоятельств. Как известно, самолеты Ла-5 и Ла-7 по своей конфигурации несколько напоминали немецкие "фокке-вульфы". И летчики, особенно молодые, в пылу воздушного боя нередко принимали чужие самолеты за свои, а в результате оказывались в затруднительном положении. Полезно было также отличать наши машины от истребителей других соединений. Находится ли самолет в воздухе или по каким-то причинам окажется на земле - сразу видно, чей он.
      К слову замечу, что свои отличительные знаки имели и другие соединения 2-й воздушной армии.
      * * *
      В конце декабря погода резко ухудшилась, и мы вынуждены были прекратить учебные полеты. Напряжение в работе несколько спало, и я, следуя совету начальника штаба воздушной армии, решил получше познакомиться с историей 2-го гвардейского истребительного авиационного полка.
      Листаю заботливо хранимые страницы. Слушаю пояснения начальника штаба полка подполковника М. Г. Гуревича. И передо мной встает многотрудный боевой путь одной из старейших частей Советских Военно-Воздушных Сил.
      Полк этот чуть ли не ровесник Октября. Зародился он в годы гражданской войны как небольшой авиационный отряд, вооруженный устаревшими типами самолетов. Красные военлеты мужественно сражаются с белогвардейцами и иностранными интервентами то на одном, то на другом фронте. После окончания гражданской войны отряд преобразовывается в отдельную авиаэскадрилью, а та в 1938 году - в истребительный авиационный полк.
      В июне 1938 года из лучших летчиков полка формируется отдельная эскадрилья добровольцев. Она спешит на помощь китайскому народу, развернувшему борьбу против иностранных завоевателей.
      В 1939 году полк участвует в освобождении Западной Украины, а в следующем году - в советско-финляндской войне. Накануне Великой Отечественной войны он завоевывает первое место в соревновании по боевой и политической подготовке ВВС Киевского особого военного округа.
      Уже на рассвете 22 июня 1941 года его летчики на истребителях МиГ-3 и И-153 ведут первые воздушные бои с немецко-фашистскими захватчиками. Находясь в составе Юго-Западного фронта до середины июля 1941 года, полк произвел около восьмисот боевых вылетов, сбил двадцать восемь самолетов противника, уничтожил большое количество вражеской техники и живой силы на земле.
      Затем он воюет на Северо-Западном и Волховском фронтах. Будучи в составе Волховского фронта, летчики полка в течение десяти месяцев произвели две с половиной тысячи боевых вылетов, участвовали в девяноста шести воздушных боях, уничтожили сорок восемь и подбили одиннадцать вражеских самолетов.
      За мужество, отвагу и самоотверженность, проявленные в боях, 6 декабря 1941 года приказом Народного комиссара обороны СССР полк преобразуется во 2-й гвардейский.
      И снова - бои.
      23 января 1943 года группа Ла-5, возглавляемая тогдашним командиром полка Героем Советского Союза полковником Е. Ф. Кондратом, поднялась над блокированным немцами Ленинградом. Ведомыми у полковника были капитан А. П. Соболев и старший лейтенант Н. М. Резников. Прикрытие группы осуществлялось старшими лейтенантами Н. П. Пушкиным и А. И. Майоровым. Придя в заданный район, летчики обнаружили несколько "юнкерсов", изготовившихся для бомбометания. Полковник Кондрат бросил свой самолет в пике. Точная очередь - и ведущий бомбардировщик вспыхивает ярким факелом. Тем временем капитан Соболев в упор расстреливает второй "юнкерс". Выйдя из первой атаки, полковник Кондрат обрушивается на третий бомбардировщик и тоже загоняет его в землю. Удается сбить и четвертый вражеский самолет. Остальные спасаются бегством.
      А 27 января того же года шестерке Ла-5, возглавляемой лейтенантом Ф. М. Косолаповым, пришлось вступить в бой с 21 вражеским самолетом. Несмотря на такое неравенство в силах, летчики-гвардейцы действовали решительно и сумели уничтожить пять немецких самолетов: три "юнкерса" и два "мессершмитта".
      Летом 1943 года полк - уже над Курской дугой. С 12 июля по 10 августа его летчики совершили 657 боевых вылетов и сбили в воздушных боях шестьдесят шесть самолетов противника. За образцовое выполнение боевых задач при освобождении Орла и Белгорода он награждается орденом Красного Знамени.
      Отличились гвардейцы и при освобождении Советской Белоруссии. За период с 22 июня по 17 августа 1944 года они произвели около девятисот боевых вылетов и уничтожили пятьдесят немецких самолетов. Полку было присвоено наименование Оршанского.
      На протяжении всей войны 2-й гвардейский полк являлся своеобразной кузницей командных кадров для нашей дивизии. Оттуда вышли все командиры полков и очень многие, если не большинство, командиры эскадрилий. Командир 937-го полка майор Ф. М. Косолапов вырос в гвардейской части от рядового летчика и именно там заслужил высокое звание Героя Советского Союза. Командир 482-го полка майор Г. В. Диденко также прошел гвардейскую школу. Во главе 2-го гвардейского тоже стоял его ветеран - Герой Советского Союза майор А. П. Соболев. Это был у нас, пожалуй, лучший командир полка. У него прекрасно сочетались личная храбрость и организаторский талант. До конца войны он совершил более трехсот боевых вылетов и сам сбил в воздушных боях около двадцати вражеских самолетов.
      * * *
      Наступил 1945 год. Все сознавали, что вот-вот должны начаться активные боевые действия. К ним готовились. Готовились настойчиво, не жалея сил.
      В ночь под Новый год генерал А. С. Благовещенский пригласил командиров дивизий и руководящий состав корпуса к себе на квартиру. Первый тост был провозглашен за то, чтобы в 1945-м окончательно разгромить фашизм, дойти до Берлина и отпраздновать там победу.
      Деда-мороза импровизировал начальник политотдела корпуса полковник Ф. М. Лобан. Он каждому преподнес подарок, каждому заготовил новогоднее пожелание. Мне подбросил "шпильку": летчики, мол, 322-й дивизии здорово дерутся и не менее здорово ломают на посадке свои самолеты. Ответил ему заверением, что в Новом году драться будем еще лучше, а от поломок избавимся.
      На празднике не задержались: каждый торопился в свое "хозяйство", чтобы завершить последние приготовления к наступлению. Интуиция не обманула нас: днем позже всех командиров авиационных соединений пригласил в штаб воздушной армии генерал С. А. Красовский и поставил каждому боевую задачу.
      Нашему корпусу предстояло прикрывать с воздуха главную группировку войск 1-го Украинского фронта, наносящую удар с сандомирского плацдарма. 322-я дивизия должна была заранее перебазироваться на передовые аэродромы и с началом операции действовать в интересах 3-й и 4-й гвардейских танковых армий.
      Перебазирование начали через трое суток. Прямо на плацдарм. Перелетали туда парами, на малых высотах, по разным маршрутам. Вместе с летчиками отправлялись техники и механики. Они располагались в фюзеляжах истребителей, согнувшись, как говорится, в три погибели. Парашютов, конечно, не брали. Так что при неудачной встрече с противником или аварийном положении рассчитывать на спасение не приходилось. Но люди добровольно шли на этот риск, веря в летчика и безотказность машины.
      Таким способом нам удалось перебазировать не менее одной трети технического состава. И каждый из переброшенных сразу же после посадки начинал готовить истребители к выполнению боевых заданий.
      2-й гвардейский полк обосновался на полевом аэродроме у Смердыня, 482-й и 937-й полки - вблизи местечка Свастники. Оба аэродрома находились в зоне досягаемости артиллерийского огня противника. Но самолеты были рассредоточены и тщательно замаскированы. Это избавило нас от сколько-нибудь значительного урона. Лишь некоторые машины были повреждены осколками снарядов. Однако и их технический состав быстро возвратил в строй.
      Продумывая решение на предстоящую операцию, я прежде всего уделил внимание анализу воздушных сил противника. Большую помощь оказали мне в этом начальник штаба полковник Н. З. Шевченко и начальник оперативного отделения майор М. И. Каховский. Они располагали самыми свежими данными о базировании, составе и возможностях вражеской авиации в полосе наступления 1-го Украинского фронта.
      Мы знали, что враг использует для действий против нас краковский и енджеовский аэроузлы, а также некоторые тыловые аэродромы. На краковском аэроузле (Краков, Балице, Косцельники) могло базироваться до двухсот самолетов, на енджеовском (Енджеов, Нагловице, Дешно) - до ста двадцати пяти, на тыловых аэродромах (Ченстохов, Вольбуж, Томашув, Заган, Котбус) - до четырехсот. Итого - свыше семисот истребителей, бомбардировщиков и штурмовиков. Отсюда возникала вероятность массированных ударов по наземным войскам, а также серьезное сопротивление нашей бомбардировочной, штурмовой и истребительной авиации.
      Основываясь на этих сведениях и предположениях, я решил распорядиться своими силами следующим образом: 482-й и 937-й полки будут штурмовать вражескую авиацию на аэродромах и прикрывать боевые порядки наших танкистов, а 2-му гвардейскому - действовать по вызовам с КП корпуса. При нанесении ударов по аэродромам противника группы поведут лично командиры полков. Воздушная разведка должна вестись подготовленными для этого экипажами и парами.
      Почти все офицеры управления дивизии были направлены в части. Им вменялось в обязанность оказать практическую помощь командирам в планировании боевых действий, подготовке людей и техники. Во всех полках и подразделениях состоялись партийные и комсомольские собрания, на которых речь шла о долге коммунистов и комсомольцев личным примером увлекать беспартийных на выполнение поставленных задач. А тем временем многие беспартийные уже подали заявления о желании вступить в ряды Коммунистической партии и ленинского комсомола.
      Только во 2-м гвардейском полку к началу наступления мы имели 146 членов партии. Командирам было на кого опереться.
      Настало 12 января. Задолго до рассвета весь личный состав дивизии находился на своих местах. Командиры уточняли задачи, летчики заканчивали приготовления к вылетам, инженеры, техники и механики завершали подготовку самолетов. В штабе дивизии, в авиационных полках и тыловых подразделениях состоялись митинги. Под развернутыми боевыми знаменами личный состав давал клятву все отдать для победы над немецко-фашистскими захватчиками.
      В 5 часов утра с линии фронта донеслись раскаты боя. В атаку пошли передовые батальоны стрелковых дивизий. Они вклинились в оборону противника на глубину первой, а в некоторых местах - и второй траншеи. Их действия позволили вскрыть огневую систему немцев. Дело теперь - за надежным подавлением ее.
      Артиллерийская подготовка началась уже в светлое время. Около двух часов земля и воздух содрогались от мощной канонады. Западный ветер тянул на наш КП густой дым и запах гари.
      Вслед за разрывами снарядов неотступно следовала пехота. Тронулись уже и танки. А мы бездействовали. Начавшаяся с вечера метель как будто утихла, но все же погода не благоприятствует полетам. Мешают сплошная и низкая облачность, ограниченная видимость. Выпускать самолеты в таких условиях неоправданный риск. Реальной пользы не будет.
      Но вот командир 482-го полка майор Г. В. Диденко докладывает, что облачность над аэродромом несколько поднялась, в ней появились просветы. Просит разрешения на боевой вылет.
      Диденко сравнительно недавно назначен командиром полка. Он горяч, порывист, не обрел еще в полной мере командирской мудрости. Его иной раз приходится сдерживать.
      Сажусь на По-2 и сам вылетаю к нему. Одновременно со мной на другой наш аэродром вылетает подполковник Лобов. На КП дивизии остается за старшего начальник штаба полковник Шевченко.
      В районе Свастников погода действительно улучшилась. Но не настолько, чтобы можно было поднимать в воздух всех.
      - Кого выпустим? - спрашиваю Диденко.
      - Сам поведу группу!
      - Вы останетесь на земле.
      - Тогда Ландика.
      Капитан И. И. Ландик - опытный командир эскадрильи, храбрый и находчивый воздушный боец. Мне рассказывали, как он однажды, вылетев на разведку вражеского аэродрома, пристроился в хвост десятке "фокке-вульфов" и при заходе их на посадку почти в упор расстрелял одного.
      - Быть по сему, - соглашаюсь я. - Ставьте задачу Ландику.
      Через несколько минут четверка Ла-5 ушла на задание. Вскоре капитан Ландик доложил по радио, что наступление наземных войск развивается успешно и над ними патрулируют "яки" и "кобры". Значит, аэродромы других соединений не закрыты непогодой.
      Звоню начальнику метеослужбы дивизии. Он сообщает о повсеместном улучшении метеоусловий.
      Поднимаю в воздух еще несколько групп истребителей. А во второй половине дня уже почти все летчики дивизии втянулись в боевые действия.
      Да, в 1945 году мы воевали уже несколько иначе, чем, скажем, в 1941 или 1942 годах. Тогда от летчиков требовали главным образом одного - как можно больше находиться в воздухе. Подчас не принимались во внимание ни сложность метеорологических условий, ни усталость, ни даже недостаток опыта. Это оправдывалось обстоятельствами: противник имел в то время значительное превосходство в авиации, и мы вынуждены были работать, что называется, на износ. Тяжелая обстановка на фронте не позволяла пунктуально выполнять законы летной службы.
      Другое дело - в сорок пятом, когда мы полностью господствовали в воздухе. Тут уж требовался более осмотрительный подход к постановке летчикам боевых задач. Стали строже учитываться и метеоусловия, и индивидуальные особенности каждого воздушного бойца, в том числе, конечно, степень его выучки. Если даже опытный летчик имел значительный перерыв в полетах, ему не сразу давалось боевое задание, а предварительно планировались учебные полеты в тылу или поручалось патрулирование над своим аэродромом.
      Молодежи разрешали летать на фронт только под руководством опытных командиров. В боевой строй ее вводили постепенно, без спешки.
      Сказывались здесь и профессиональный рост самих авиационных командиров, возросшая их оперативно-тактическая грамотность. Большинство из них успело глубоко познать характер воздушного боя того времени. А это позволяло конкретнее руководить действиями подчиненных, противопоставлять тактике врага свою тактику, максимально использовать боевые возможности самолетов, состоящих на вооружении.
      Но война - всегда война. Предусмотреть здесь решительно все почти невозможно. В динамике боев непременно возникают какие-то осложнения. Так было и в данном случае.
      Хотя взаимодействие с танкистами мы продумали до мельчайших деталей, оно не раз оказывалось под угрозой. Введенные в прорыв танковые армии продвигались настолько быстро, что инженерно-строительные батальоны не успевали готовить для нас аэродромы. Не всегда справлялись со своими обязанностями и батальоны авиационного обслуживания.
      Помогло вмешательство С. А. Красовского. Два таких батальона он подчинил мне на все время операции. По тогдашним взглядам, это было отклонением от нормы, своего рода эксперимент, который, на наше счастье, дал хороший эффект. До того на каждом новом аэродроме мы имели дело с новой тыловой частью. Сработаться с нею обычно не успевали, людей, обслуживавших нас, толком не знали, и в напряженной обстановке наступления это нередко порождало всякого рода неувязки. Они исчезли сразу же, как только дивизию стали обслуживать два определенных батальона.
      Одним из них командовал майор И. М. Бухтьяров. Когда-то мы вместе служили с ним в составе одной эскадрильи. Это был исключительно исполнительный и инициативный офицер. Сам в прошлом летчик (его списали с летной работы по состоянию здоровья), он не только понимал, а душой воспринимал наши нужды, делал все возможное и даже, казалось, невозможное для успешной боевой работы авиаполков.
      Не мог я жаловаться и на командира другого батальона - майора А. Д. Коцубальского. Он тоже работал не за страх, а за совесть.
      Из состава батальонов были выделены две передовые комендатуры, способные по своему техническому оснащению обеспечить боевые действия любого полка. Эти комендатуры двигались вслед за танковыми соединениями и заблаговременно готовили аэродромы, завозили туда горючее, боеприпасы. При этом нередко использовалась помощь танкистов: командующий 4-й гвардейской танковой армией Д. Д. Лелюшенко предоставлял в наше распоряжение тракторы и даже танки для уплотнения грунта взлетно-посадочных полос.
      Помогало и местное население. По первой же нашей просьбе, а зачастую и по собственной инициативе польские граждане выходили на работу со своим транспортом, с лопатами и кирками.
      Пользуясь случаем, не могу не сказать, что на протяжении всего довольно длительного времени базирования дивизии на территории Польши мы постоянно чувствовали самое доброе отношение к нам со стороны польского народа. Не оставались в долгу и наши люди - всегда старались как-то облегчить далеко не легкое положение поляков, только что освобожденных от ига немецко-фашистской оккупации, заботились об устройстве тех, кто возвращался в родные места, уважительно относились к национальным обычаям и традициям.
      Братского взаимопонимания никак не могли нарушить банды бандеровцев, скрывавшиеся в лесных трущобах. Иногда им удавалось сжечь самолет, совершивший вынужденную посадку вдалеке от своего аэродрома, или расправиться с одиночкой солдатом, оказавшимся за пределами части. Все это, конечно, переживалось очень больно. Но мы-то знали, что бандитизм буржуазных националистов корнями своими уходил отнюдь не в толщу польского народа, а питался извне, нашими общими врагами.
      За четыре дня наступления ударная группировка 1-го Украинского фронта продвинулась вперед на 80 - 100 километров. Попытки противника сорвать или задержать развитие хорошо подготовленной операции успеха не имели.
      В эти дни отличились многие наши летчики.
      Шестерка Ла-5, ведомая командиром эскадрильи майором Г. Г. Власенко, нанесла удар по скоплению вражеской пехоты и автомашин в районе западнее Кельце. Сбросив бомбы с высоты 600 - 500 метров, она сделала еще несколько заходов, уничтожая противника пушечным огнем.
      Эта эскадрилья вообще была у нас одной из лучших. Г. Г. Власенко, сам отличный боец, умел работать с подчиненными. Обладая недюжинными организаторскими способностями, он вырос в дальнейшем в крупного авиационного руководителя. После окончания Отечественной войны его назначили командиром полка, а сейчас он генерал-лейтенант авиации.
      Успешно действовали при штурмовке противника и группы, возглавляемые майором Г. В. Диденко, майором Ф. М. Косолаповым, капитаном В. В. Зайцевым. Каждая из них уничтожила десятки автомашин и сотни вражеских солдат. Несмотря на сильное огневое противодействие с земли, они осуществляли по четыре-пять заходов на одну и ту же цель, тогда как немецкие летчики при штурмовке наших наземных войск в лучшем случае отваживались на два захода. Понятно, что и результативность их штурмовок не могла идти ни в какое сравнение с нашими.
      Одновременно велась борьба с авиацией противника на его аэродромах. Уже в самом начале наступления планировалось нанести ряд ударов по ченстоховскому аэроузлу. Неблагоприятные метеорологические условия помешали, однако, выполнить эту задачу. Зато с улучшением погоды мы постарались наверстать упущенное.
      Удалось это тоже не сразу: противник систематически менял места базирования. Разведчикам никак не случалось обнаружить скопление его самолетов, а если и случалось, то мы не успевали наносить по ним массированного удара - немцы поспешно перебазировались.
      16 января утром я вызвал двух лучших воздушных разведчиков дивизии старших лейтенантов П. А. Сомова и М. Е. Рябцева. Объявил им, что в ближайшие два-три дня они займутся только разведкой немецких аэродромов, и потребовал, чтобы в случае обнаружения там скопления самолетов об этом немедленно докладывалось бы на КП по радио.
      - Пиковыми дамами не увлекайтесь, - пошутил я, обращаясь к Сомову.
      - Сейчас они что-то не попадаются, - в тон мне ответил летчик.
      Эта шутка имела свою предысторию. В одном из воздушных боев Сомов повстречался с "фокке-вульфом", на борту которого была изображена карточная дама пик. Обычно на самолетах с подобными опознавательными знаками летали немецкие асы. Советские летчики всегда старались сбивать их в первую очередь.
      Но в данном случае выбирать было не из чего. Сомову пришлось вести бой один на один. Долго они маневрировали, стараясь зайти в хвост один другому, израсходовали все боеприпасы - и безрезультатно. Сомов решился уже на таран, однако противник, словно отгадав его намерение, всякий раз уходил из-под удара. Так и расстались, запомнив лишь номер самолета соперника и обменявшись на прощание выразительным кулачным жестом. Словом, оба выказали желание встретиться вновь.
      Встреча эта состоялась через две недели. "Пиковая дама" шла с ведомым, Сомов - тоже. Будто сговорившись, ведущий вступил в бой с ведущим, а ведомый с ведомым. После серии энергичных маневров Сомову удалось на какое-то мгновение оказаться в выгодном положении и с короткой дистанции открыть огонь. "Фокке-вульф" задымился и начал уходить. В это время Сомову приказали по радио немедленно перехватить группу вражеских бомбардировщиков, прорвавшуюся в соседнем районе. Пришлось оставить "даму пик" недобитой.
      А под вечер в штаб полка привели выпрыгнувшего с парашютом немецкого майора. Он оказался летчиком с подожженного Сомовым "фокке-вульфа". При допросе выяснилось, что майор летает двадцать с лишним лет, сбил несколько десятков самолетов, награжден многими фашистскими орденами. И когда он увидел двадцатидвухлетнего Сомова, то даже позеленел от злости: не хотелось верить, что его сбил такой "молокосос". Об этой чопорной "даме пик" фронтовые друзья и сейчас нередко напоминают П. А. Сомову - теперь уже генерал-майору авиации, Герою Советского Союза.
      Но шутки шутками, а дело делом. На исходе дня 16 января 1945 года Сомов доложил по радио, что на ченстоховском аэродроме произвела посадку большая группа вражеских самолетов. Я приказал командиру полка майору Диденко немедленно вылететь на штурмовку. Удар двенадцати истребителей, на каждый из которых подвесили предварительно по две фугасные авиабомбы, оказался удачным. Наступившая темнота не позволила, однако, завершить уничтожение всех самолетов, сосредоточившихся в Ченстохове. Утром мы намеревались нанести туда повторный визит. С рассветом Сомов вылетел на доразведку аэродрома, но исправных самолетов там уже не оказалось: немцы поспешили перебазировать их подальше от линии фронта.
      Подвеска на истребители Ла-5 и Ла-7 бомб весом 25, 50 и 100 килограммов значительно повысила боевые возможности этих самолетов, имевших к тому же мощное пушечное вооружение. При нанесении ударов по наземным целям наши летчики придерживались обычно такой тактики. Группа, состоявшая чаще всего из десяти самолетов, при подходе к объекту делилась на две подгруппы - ударную и прикрытия. Ударная выполняла два-три захода на штурмовку, а подгруппа прикрытия (обычно звено) в это время находилась выше. Затем подгруппы менялись местами. Бомбометание и стрельба выполнялись с пикирования и с малых дистанций, а потому эффективность их была очень высокой.