Все вроде бы шло успешно для новой карьеры Юрия Владимировича. Но… уже в ноябре у него появляется первый зам, второе лицо в ведомстве – многоопытный в сыскных делах Цвигун, доверенное лицо Генсека. С июня 1970-го должностью «простого» зампреда назначается Цинев, в его ведение входила разведка.

Но третий случай в этом ряду особенно характерен. В июне 1950-го закончил Днепропетровский металлургический институт молодой коммунист, скромный участник войны Виктор Чебриков. Получил назначение поначалу самое скромное – рядовым инженером на завод, но прослужил, он в этом состоянии лишь несколько месяцев, а затем перешел на партийную работу. Карьера была стремительна: уже в 61-м становится первым секретарем огромного промышленного города Днепропетровска (всего-то в тридцать восемь лет, явно не без покровительства!), а в 67-м – вторым секретарем обкома (три миллиона подданных!).

Брежнева перевели из Днепропетровска в Кишинев в июле 1950-го, вряд ли он мог знать способного студента Витю Чебрикова, но Леонид Ильич через своих многочисленных наследников-земляков внимательно следил за кадрами любимой епархии и охотно выдвигал их – примеров тому множество. Так вот его взор (а только он и решал подобные вопросы) остановился на перспективном партработнике Чебрикове: того примерно в одну пору с Андроповым переводят на Лубянку, где он делается начальником Управления кадров.

Не станем преувеличивать: в КГБ, как и в любом советском учреждении, отдел кадров – контора второстепенная, но… уже в сентябре следующего года он делается еще одним замом Андропова (по внутренним вопросам). Итак, не успев оглядеться на новом месте, Андропов оказался окруженным частоколом коренных брежневцев, которые своей карьерой целиком были обязаны «хозяину». Так «человек со стороны» оказался на Лубянке под присмотром сразу с трех сторон. Оценим осторожную предусмотрительность Леонида Ильича, позже она принесла ему важные результаты.

Правда, Андропов получил и приятное известие: руками Брежнева (ну, тот делал приятное прежде всего самому себе) 27 сентября 1967 года на Пленуме ЦК был изгнан из Секретариата Шелепин. Теперь уже он не имел никакой возможности вмешиваться в оперативные дела Андропова, а вскоре неудачливого властолюбца окончательно задвинули во второстепенное ведомство, в разнесчастные советские профсоюзы, бесправные до неприличия. Для кадрового партработника это не могло не стать подлинным унижением. Там Шелепин успокоился до пенсии, на которой пребывал до самой кончины в 1994 году.

Любой гражданин Советского Союза, живший в то время, может твердо засвидетельствовать, что на большинство народа назначение Андропова на Лубянку не произвело никакого впечатления. К Шелепину-то не успели привыкнуть, к Семичастному тоже, а тут еще вдруг Андропов, которого вообще никто не знал, не ведал. Автор может также засвидетельствовать, что в молодой русской интеллигенции, которая имела все основания интересоваться положением в «органах», нового начальника КГБ восприняли так же: какой-то партчиновник…

Однако в иных, куда более узких, зато значительно более осведомленных кругах это событие восприняли совсем по-иному. Небезызвестный Рой Медведев недавно вспоминал об этом:

«Хорошо помню, что смещение Семичастного и назначение Андропова вызвало тогда в кругах интеллигенции, и особенно среди диссидентов, положительные отклики и предсказания. Об Андропове говорили как об умном, интеллигентном и трезвомыслящем человеке. Его не считали сталинистом. Некоторые из известных тогда диссидентов предполагали, что назначение Андропова ослабит репрессии среди инакомыслящих, заметно возросшие в 1966 году и начале 1967 года. Именно тогда по инициативе КГБ в Уголовный кодекс РСФСР (и, соответственно, других республик) была внесена новая статья – 190(1), в которой предусматривалась уголовная ответственность «за распространение ложных и клеветнических сведений, порочащих советский государственный и общественный строй». Хотя наказания по новой статье были не столь суровы, как по статье 70 УК РСФСР».

Да, в ограниченных и вполне определенных кругах приход Андропова был воспринят положительно: «сталиниста» Семичастного сменил «интеллигент» (повторим, называть Андропова этим почтенным в России словом нет никаких оснований, если не считать очков, лысины и левантийской внешности). Но некая часть интеллигенции без кавычек изначально сочувствовала интеллигенту в кавычках. Любопытны тут заметки известного писателя Юлиана Семенова (его «девичья» фамилия, впрочем, Ляндрес, сын журналиста-интернационалиста):

«Андропов читал роман, посмотрел фильм и хотел познакомиться со мной поближе. «Вы бы ко мне не зашли? У нас есть два входа: один для сотрудников и другой с площади. Вы в какой хотите?» Я говорю: конечно, с площади! А когда я пришел, он посмеялся: «Академик Харитон, наш ядерщик, тоже все с первого подъезда заходит». Первое, о чем я его спросил, когда вошел к нему в кабинет: можно ли посмотреть, что лежит на столе у Председателя КГБ? Он перевернул несколько листков – смотрите. А смотреть не на что. Я говорю: мне бы архивы ваши… Он подумал и сказал: «Вы знаете, раз уж я стал Председателем КГБ, то мне пришлось о вас узнать… Ну зачем вам носить в голове государственные секреты? Вы сепаратны, живете сами по себе, связывают с семьей вас только дети, вы любите застолья, много путешествуете… Зачем архивы? Вам достаточно воображения и того, что вы читаете по-английски, испански, немецки». И он, кстати, натолкнул меня на идею «Семнадцати мгновений весны».

Или вот характерно в той же связи свидетельство бывшего советского дипломата О.А. Трояновского, деятеля вполне либерального. «Андропов любил мыслить аллегориями, – вспоминает Трояновский, – и обладал чувством юмора. Он почти наизусть знал Ильфа и Петрова, любил цитировать их, а иногда и сам не прочь был подшутить. Вскоре после того, как его назначили Председателем КГБ, он позвонил мне и говорит: Олег Александрович, куда вы исчезли? Приезжайте к нам, посадим вас (на слове «посадим» он сделал многозначительную паузу)… напоим чаем».

Отметим характернейшую особенность, отмеченную проницательным дипломатом, – знание наизусть главой КГБ сочинений Ильфа и Петрова. Не надо объяснять любому образованному читателю, что это есть характерный признак еврейского интеллигента, в кавычках или без них. Вкусы Андропова, как видим, вполне определенны и определимы.

И совсем уж трогательную историю о либерализме хозяина Лубянки в области культуры вспомнил тот же Рой Медведев. Речь идет об Эрнсте Неизвестном, скульпторе-модернисте, чьи произведения в России никакого успеха не имели и не имеют. Он давно уехал с израильской визой и обосновался в Соединенных Штатах. Читаем:

«Как ни печально, эта ненависть исходила в первую очередь не от властей, а от коллег-скульпторов, работавших совсем в другом стиле; образцом их творчества может служить мемориал в Ульяновске, созданный к 100-летию со дня рождения В.И. Ленина, или мемориальный комплекс в Киеве, посвященный победе в Великой Отечественной войне. Эрнст Неизвестный решил покинуть СССР. Однако ему нужно было увезти с собой и многотонные скульптуры, заготовки, огромный художественный архив, для чего требовалось зафрахтовать специальный самолет. Неизвестному всячески мешали, даже за его собственные скульптуры, которые не разрешали выставлять ни на одной выставке, теперь требовали от автора заплатить огромную пошлину. По свидетельству скульптора, в конечном счете именно Андропов помог ему выехать за границу. Понимая, какого крупного художника теряет страна, Юрий Владимирович даже пытался сохранить за Неизвестным советское гражданство, и только по настоянию Суслова у него был отобран советский паспорт».

Заключим сюжет «Андропов – либеральная интеллигенция» впечатляющим свидетельством: последний пресс-секретарь Горбачева Андрей Грачев, многие годы работавший в аппарате ЦК КПСС, писал: «По ряду личных качеств Андропов и впрямь лучше подходил для «работы» с интеллигенцией, чем такие «профессиональные» идеологи, как Суслов, Зимянин или заведовавшие отделом культуры ЦК Петр Демичев и Василий Шауро, не имевшие авторитета в творческой среде люди, отслуживавшие свой должностной срок в кабинетах и президиумах торжественных собраний и игравшие, в сущности, роль идеологических надзирателей, «комиссаров», приставленных к несознательным деятелям искусства… Напротив, Андропов даже в роли хозяина зловещего КГБ внушал интеллигенции наряду со страхом и определенное уважение масштабностью личности, трезвостью и откровенностью суждений, а также репутацией аскетичного ригориста. В чем-то, по-видимому, Андропову даже помогала его малопочтенная должность: Председателю КГБ не было нужды опускаться до примитивной демагогии, без чего не могли обойтись из-за служебных обязанностей идеологические руководители ЦК. Он мог позволить себе вести себя прямее и честнее, хотя явно жестче и суровее своих собратьев по Старой площади. Нельзя, конечно, сбрасывать со счетов и традиционную зачарованность сильными, тираническими личностями, угодливую готовность поддаться их гипнозу и раболепие, увы, столь распространенное среди российских интеллектуалов».

Итак, к июлю столь удачного для него 1967 года Андропов стал во главе столь важного для страны ведомства. Нет сомнений, что первым документом, с которым ознакомился новый шеф Лубянки, было «Положение о КГБ при СМ СССР», которое было утверждено Президиумом ЦК КПСС и введено в действие постановлением СМ в январе 1959 года и которое продолжало действовать до середины 1991 года. Это был большой, но совершенно секретный документ, который даже в КГБ читали только его высшие руководители. Место КГБ в политической системе СССР определялось здесь следующим образом: «Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР и его органы на местах являются политическими органами, осуществляющими мероприятия Центрального Комитета партии и Правительства по защите социалистического государства от посягательств со стороны внешних и внутренних врагов, а также охране государственных границ СССР. Они призваны бдительно следить за тайными происками врагов Советской страны, разоблачать их замыслы, пресекать преступную деятельность империалистических разведок против Советского государства. Комитет государственной безопасности работает под непосредственным руководством и контролем Центрального Комитета КПСС».

Нынешний читатель справедливо изумится: а что тут такого особо уж секретного? И секретного вообще? Ничего, ответим с полным основанием, и это будет правда. Просто все, что связано было с КГБ, со времен «Железного Феликса» считалось секретным. И не без оснований, если говорить совсем уж всерьез. Впрочем, в данной пустой вроде бы словесности крылся один серьезный и даже глубокий смысл, в чем необходимо разобраться, приступив к осмыслению деятельности Андропова на его новом, и совершенно неожиданном для него, посту.

Суть вот в чем: Андропова и его ближайших присных предупреждали: выше Партии не может быть ничего и никого! Партия (то есть Политбюро и особенно Генсек, выступавшие всегда от имени ЦК КПСС) руководит всем, в том числе и огромным ведомством разведки, контрразведки и политического надзора. Кто этого не понимает, кто своевольничает, того ждет судьба Берии (в худшем случае!) или Семичастного (в случае более или менее лучшем). Видимо, умненькому Юрию Владимировичу эти очень осторожненькие намеки были вполне очевидны. И он их воспринял, как говорилось тогда, «полностью и окончательно».

Как бы то ни было, но Андропов унаследовал огромную империю секретно-политической службы, обладающей грандиозной силой – разведывательной, политической и даже военной. Сколько их было численно, до самых недавних пор было строжайшей тайной, но вот совсем недавно, однако определенно, появились в этой связи относительно более или менее точные данные. По сведениям последнего Председателя КГБ СССР Вадима Бакатина, к началу 1991 года здесь работало 480 тысяч сотрудников. Естественно, речь шла лишь о штатных сотрудниках КГБ. Число внештатных, или секретных, сотрудников, получавших зарплату в других ведомствах, вряд ли поддается точному подсчету, но можно предположить, что общее число людей, связанных теми или иными обязательствами с КГБ, еще в 1967 году достигало миллиона. Это была мощная, богатая, влиятельная и закрытая силовая структура.

Андропов не мог не произвести в КГБ некоторых кадровых перестановок. По свидетельству генерала армии Филиппа Бобкова, проработавшего в органах безопасности 45 лет, положение дел в КГБ к моменту назначения Андропова было «сложным и напряженным… Оно определялось распрями между отдельными группами руководящих работников. Основную группу составляли бывшие партийные работники, пришедшие в органы госбезопасности в 1951 году после ареста Абакумова и занимавшие многие ключевые посты. Они считали себя по прошествии полутора десятков лет профессиональными чекистами и претендовали на ведущее положение. Им не по душе был приход новых людей, в основном из комсомола, дорогу которым на руководящие посты в разведку и контрразведку открыли Шелепин и Семичастный. «Старики» из числа партработников не хотели сдавать позиции… Трудно приходилось профессиональным работникам, хотя они несли в основном всю тяжесть оперативной работы. Как поведет дело новый Председатель? С приходом Андропова на первый план вышли бывшие партработники. Они старались войти в доверие к новому Председателю. Зарекомендовать себя его сторонниками».

Впрочем, так было во всех ведомствах Советского Союза во все времена. И в спецслужбы, и на советскую и профсоюзную деятельность, и даже на руководство народным хозяйством и уж, конечно, в культурной сфере ставились в первую очередь выходцы из партийного аппарата. Кстати уж, сам Андропов был именно из таких, и не ему надлежало тут протестовать. Он и не протестовал. Однако, вне сомнений, ценил профессионализм и поддерживать его стремился. Он, безусловно, был способным политиком, а политики умеют ценить профессионалов в любой сфере их деятельности.

Тому есть и любопытное свидетельство осведомленного очевидца. Хорошо знавший Андропова Вячеслав Кеворков пишет в своих мемуарах: «Почему именно Андропов был назначен на пост руководителя госбезопасности, остается загадкой. Если не считать несомненной личной преданности, он не обладал ни одним из необходимых для спецслужб качеств. По складу ума Андропов был рожден масштабным государственным деятелем. Мозг его устроен был наподобие быстро решающего компьютера. О своих достоинствах он догадывался и, нисколько не греша завышенной самооценкой, сознавал свое интеллектуальное превосходство над всеми другими из числа брежневского окружения, включая «самого». Свое назначение на пост главы госбезопасности он расценил как временную карьерную неудачу, с которой оставалось не только смириться, но и попытаться обратить ее в успех, то есть использовать ее как трамплин для прыжка на «самый верх». Этим лишь и можно объяснить его подчеркнутое нежелание вникать в профессиональную сторону деятельности вверенного ему аппарата. Все эти вопросы он с удовольствием передоверял своим заместителям. Сам же продолжал жить жизнью политика, имеющего свою точку зрения по самым различным вопросам. Он прекрасно понимал, что существует лишь один способ реализовать его политические идеи: сделать своим союзником Брежнева, и шел по этому пути весьма успешно. Наибольших результатов он достиг в навязывании Брежневу своей внешнеполитической концепции».

Впрочем, и в кругах профессионалов советских спецслужб Андропова, безусловно, ценили. Об этом свидетельствуют их воспоминания, довольно многочисленные. Отметим, что они писались в ту пору, когда на известной площади, в известном здании еще не была повешена по распоряжению Президента России В.В. Путина известная мемориальная доска…

«В разведке его ценили, – писал бывший начальник ПГУ Леонид Шебаршин, – и он высоко ценил разведку. Ю.В. обладал даром располагать к себе людей своей безыскусной, абсолютно естественной манерой общения. Коллега разговаривал с коллегой. Его интерес к мнению собеседника был искренним, вопросы задавались по делу, по тем проблемам, которые именно в тот момент требовали выяснения. Андропов допускал возражения, не прочь был поспорить и охотно шутил». «Андропов не был недосягаемым, – писал бывший начальник нелегальной разведки КГБ Юрий Дроздов. – Он жил проблемами нелегальной разведки, думал вместе с нами о путях ее развития. Многое, о чем он говорил, мы постарались претворить в жизнь. Он знал, сколь сложно и опасно ремесло разведки. В беседах он вовлекал в разговор всех участников встречи, журил отмалчивающихся, разрешал спорить и не соглашаться с ним. Андропов внимательно следил за ходом нелегальных операций, некоторые знал в деталях. Иногда ему не терпелось узнать что-то новое, но он останавливал себя, подчиняя свои желания условиям связи и строжайшей конспирации».

Деятельность Андропова во главе Лубянки делилась изначально на два направления: внешняя разведка и политические интриги за рубежом, с одной стороны, и внутренняя политика. Так повелось в «органах» со времен «Железного Феликса». Как ни странно, однако это довольно разные сферы, не имеющие меж собой жесткой взаимосвязи. Например, можно было снабжать оружием прокоммунистических повстанцев в Лаосе или Никарагуа – и посылать туда художника Илью Глазунова, полудиссидента, почти «гонимого», а потом устраивать пышные выставки его рисунков в Москве. Ну, тут примеров не счесть.

О личном участии Андропова в таких делах известно очень мало достоверного. Последние годы многие штатные сотрудники «органов» благополучно осели на Западе и выступили с разоблачительными «мемуарами». Правда, там так переплетена правда с ложью, что концов не найдешь, только задохнешься в ядовитой пыли. А архивы по сей день закрыты наглухо. Вот почему мы эту неведомую тему затронем кратко и осторожно.

Во времена, когда Лубянское ведомство возглавлял «царь Андроп», общее административное строение центрального аппарата КГБ СССР выглядело следующим образом (по данным отставного генерала А. Коржакова, опубликованным в октябре 2000 г.):

1-е главное управление (ПГУ)

Разведка. «Элита», «белая кость» – именно так называют сотрудников этой службы по сей день.

2-е главное управление

Контрразведка. Знала все про всех и практически не оставляла шансов для шпионов из других государств.

3-е главное управление

Военная контрразведка. Многочисленная армия особистов. Держала под неусыпным контролем все советские Вооруженные силы.

4-е управление

Контрразведывательная работа на транспорте.

5-е управление (впоследствии было переименовано в управление «З»)

Борьба с идеологической диверсией.

6-е управление

Контрразведывательная работа в сфере экономики. Стояло на страже социалистической собственности и плановой экономики. Раскручивало знаменитые дела «цеховиков», директора Елисеевского магазина, министра внутренних дел Щелокова.

7-е управление

Наружное наблюдение и охрана дипломатического корпуса. Первая функция в комментариях не нуждается. Вторая включала в себя охрану дипломатических представительств. Чекисты, переодетые в милицейскую форму, стерегли посольства стран НАТО. Остальные посольства охранялись обычными милиционерами.

8-е управление

Шифровально-дешифровальное.

9-е управление

Охрана руководства страны (позже переименовано в Управление охраны руководителей).

Управление «ОП»

Борьба с организованной преступностью (было создано, как только в СССР появилось понятие «организованная преступность»).

Управление «СЧ»

Специальные части КГБ.

Главное управление пограничных войск (ГУПВ)

15-е главное управление

Строительство и эксплуатация резервных объектов (бункеров для руководства государства на случай ядерной войны).

16-е управление

Радиоразведка, радиоперехват и дешифровка. Оперативно-техническое управление (ОТУ).

Инспекторское управление

Управление кадров

Военно-медицинское управление

Военно-строительное управление

Управление правительственной связи

Хозяйственное управление

Финансово-плановый отдел

10-й отдел

Учетно-архивный.

12-й отдел

Прослушивание телефонных переговоров и помещений.

Следственный отдел

Мобилизационный отдел

Секретариат КГБ

Юридический отдел

Служба оперативного анализа и информации, или Аналитическое управление

Как видим, система вполне стройная, отработанная десятилетиями, а общем и целом именно так строятся спецслужбы всех крупных и политически активных государств: разведка и контрразведка, наблюдение за вооруженными силами, охрана высших чинов государства, особые средства связи и т.п. Как говорится, все как у людей. Но в андроповском ведомстве появились две новые службы, которые связаны непосредственно с личными устремлениями шефа: это «СЧ» – специальные части и Пятое управление («Пятка», как выражались в просторечии сотрудники КГБ).

Ветеран Управления «СЧ» М. Болтунов рассказал в своих воспоминаниях: «Генерал-лейтенант Алексей Дмитриевич Бесчастнов, начальник 7-го управления КГБ, шел на доклад к Андропову.

Полированный мрамор ступенек, барская плавность ковровой дорожки и кабинеты, кабинеты как часовые – слева, справа.

Бесчастнов шел знакомым коридором. Вот и дверь, за которой сидел когда-то Кобулов, теперь там другой человек – молодой, можно сказать, юный.

… – Алексей Дмитриевич! – кто-то окликнул его.

Обернулся: Володя Крючков, начальник секретариата председателя КГБ. Подошел, поздоровались.

– Ты чего стоишь, как бедный родственник?

– Молодость вспомнил. Знаешь, кто за этими дверями сидел?

– Слышал!

– А я видел… И не дай Бог такого никому другому.

– Вот ты говоришь: мо-о-ло-дость… – протянул со вздохом Крючков и взял его под руку. – В молодости я только и видел Бесчастнова в президиумах.

– Да ну тебя, – отмахнулся Алексей Дмитриевич.

– Нет, серьезно. Что я – всего лишь районный прокурор, а ты – начальник областного управления. Еще какого, Сталинградского. Помню, «Правду» открываю: батюшки! Депутатом Верховного Совета РСФСР в Ленинграде избран Сталин, а в Сталинграде – Бесчастнов.

…Расставшись с Крючковым, Бесчастнов в назначенное время появился в приемной Андропова.

– Юрий Владимирович ждет, – сообщил помощник.

Алексей Дмитриевич вошел. Андропов глянул из-под очков, поднялся из-за стола. Поднялся тяжеловато, но виду не подал. Бесчастнов знал: у Юрия Владимировича больные почки. Впрочем, это не было в комитете ни для кого секретом. Андропов не жаловался, но и не скрывал своих болячек.

Рукопожатие крепкое, взгляд цепкий, несколько ироничный. После смерти Андропова много будут писать о нем. Скажут об уме, работоспособности, интеллигентности, фильм даже снимут, а потом помоями обольют, тысячи грехов понавесят. Бесчастнов все прочтет, все увидит и не удивится. Это ведь в наших российских традициях: лизоблюды страсть как любят отплясывать на гробах своих вчерашних повелителей.

Нет, никто из писавших и снимавших не знал его, Юрия Андропова, и не понял до конца. Кем он был, каким был? А он, Бесчастнов, знал? Знал. Еще с тех пор, когда Алешка Бесчастнов увидел на трибуне Московской комсомольской конференции секретаря Ярославского обкома комсомола Юру Андропова. Задиристо выступал тогда Ярославский секретарь… Сколько раз потом их сводила и разводила судьба. И теперь вот который год вместе.

Так что многое из написанного об Андропове, Бесчастнов хорошо знал, – чушь собачья.

– Здравствуй, Алексей, – председатель КГБ кивнул на кресло у маленького журнального столика, – присаживайся. Что пить будем?

– Если есть право выбора, – усмехнулся Бесчастнов, – то коньяк, Юрий Владимирович.

Очки Андропова лукаво блеснули. Что не позволялось другим, разрешалось Бесчастнову. Алексей Дмитриевич – любимец управления, весельчак, бессменный тамада на совместных торжествах. Так, на юбилее Семена Кузьмича Цвигуна, андроповского первого зама, можно было помереть со скуки. За столом сидели надутые, важные, как на коллегии КГБ или на поминках. А Бесчастнов выручил. Раскачал даже юбиляра, который, приняв рюмку, начал уже подремывать.

…Юрий Владимирович опустился в соседнее кресло.

– Право есть, Алексей, а выбора нет. Либо просто чай, либо чай с молоком.

– И все? – удивился Бесчастнов.

Андропов развел руками.

Подали чай. Помолчали, не спеша прихлебывая крепкий чай. Однако пора было приниматься за дело. Андропов снова стал Андроповым, Председателем КГБ, членом Политбюро, Бесчастнов – его подчиненным, начальником «семерки».

– Вот что, Алексей Дмитриевич, – сказал председатель, – дело нам с тобой предстоит непростое. Новое подразделение надо создать.

«Новое так новое», – подумал про себя Бесчастнов. В ту пору в комитете формировалось немало новых подразделений, и постоянных и временных, для выполнения каких-то частных задач. Не привыкать.

Но Андропов сделал паузу и вопросительно посмотрел на Алексея Дмитриевича. Бесчастнов ждал.

– Подразделение необычное. «Командос». Наши, советские «командос». Догадываешься, зачем?

– Задачи могут быть разные…

– Задача пока одна: противостоять терроризму. Судя по всему, начинается его новый виток – захваты самолетов, убийства заложников, разбойные нападения. Вспомни-ка Мюнхен, Олимпийские игры – сам не хуже моего знаешь. Что там «Черный сентябрь» натворил: настоящая бойня. И хваленая полиция ничего не сделала. А мы разве на другой планете живем? Есть у нас что противопоставить бандитам?

Бесчастнов хотел было ответить, но Андропов не дал.

– Я знаю, что ты скажешь. Когда жареный петух клюнет, соберем ребят, лучших оперативников. Есть у нас и спортсмены, стрелки. Есть! Но знают они, как подойти к самолету, как проникнуть внутрь? Чтоб и заложников освободить, и террористов уничтожить, и самим в живых остаться? А?

Алексей Дмитриевич молчал. Председатель говорил дело. Он сам раньше задумывался над этим. Только ли о самолете речь, а если террористы захватят здание, как штурмовать? А пароход, железнодорожный вагон? Не было еще такого, и слава Богу. Но где гарантия, что и дальше тихо-мирно жить станем.

– Так я тебя еще раз спрашиваю, есть у нас что противопоставить?

Андропов глядел в упор. Он не ждал ответа – отвечал сам.

– Нет, дорогой мой Алексей, нечего. Так, знаешь ли, на уровне любителей, полупрофессионалов. А нам нужны профессионалы высокого класса. Я бы сказал, самого высокого…

Он встал и взял с рабочего стола, видимо, заранее подготовленный журнал.

– Посмотри, ребята из первого главка по моей просьбе принесли.

На открытой странице Бесчастнов увидел большое цветное фото: громадные, гренадерского роста парни в пятнистой маскировочной форме. Они сидели прямо на капоте черного «мерседеса», свесив ноги, положив огромные кулаки на колени, улыбались, уверенные в себе.

– Что, Алексей Дмитриевич, буржуазная пропаганда? – усмехнулся Андропов.

Бесчастнов покачал головой.

– То-то! Западногерманское элитарное подразделение ГСГ-9. Решает задачи по пресечению особо тяжких преступлений, связанных с убийствами, взятием заложников, разбоем. Словом, отлично подготовленные «командос».

Он снял очки, поднес журнал к самому лицу, подслеповато вглядываясь в фигуры бойцов ГСГ-9. Потом резко захлопнул журнал, отбросил.

– Мы что, хуже? Настоящих ребят не найдем? Найдем. В общем, так, Алексей, первый главк поможет. Кое-какие иностранные материалы подбросит. Почитайте, подумайте. И вперед – будем создавать группу, растить своих «командос».

Приказ председателя КГБ Бесчастнов принял к исполнению. Нашлись и материалы. Правда, и в Первом главном управлении их было негусто. Посмотрели, прикинули. Особо не торопились, дело новое, опыта практически никакого. Алексей Дмитриевич нутром чуял, что дополнительных штатов для «командос» не дадут, денег тоже. В общем, еще одна головная боль.

Однако Андропов вскоре напомнил о своем поручении. А начальнику «семерки» и похвалиться нечем, кроме банального: «изучаем», «работаем». И тогда совсем по-иному сверкнули очки председателя…

На следующий день был назначен временно исполняющий обязанности командира группы майор Роберт Петрович Ивон.

С него и началась группа.

– Командира возьми из пограничников, – посоветовал Андропов. – Можно Бубенина с Даманского посмотреть. Герой, парень обстрелянный, смелый…

Алексей Дмитриевич позвонил начальнику погранвойск генералу Матросову, передал разговор с Андроповым.

– Ну, коли в командиры берешь, тогда отдам, – согласился Матросов.

Прилетел Бубенин. Объяснили, что за группа, каковы задачи, цели. В свою очередь присмотрелись к пограничнику. Офицер действительно боевой, со звездой Героя – в ту пору большая редкость. Весь Союз знает, да что там Союз – весь мир. Портреты героев-пограничников с острова Даманский обошли многие газеты и журналы планеты.

Сам Бубенин сомневался, но потом дал согласие. Человек военный: надо, значит, надо.

Правда, через несколько лет он все же напишет рапорт – попросится опять на границу. Что поделаешь, тут как в любви: насильно мил не будешь. А насильно в группу никого не тянули. Она сама, как магнитом, притягивала к себе. Многим хотелось боевой работы.

Наконец утвердили штаты, начался набор. Бесчастнов доложил об этом председателю КГБ. Юрий Владимирович остался доволен. Он верил: рождалось подразделение, которое сможет защитить людей от страшной чумы XX века – терроризма.

В тот день, после доклада, уже собираясь уходить от председателя, Алексей Дмитриевич вдруг вспомнил: а названия-то группе не дали.