Черный Чарльз с Лидой-Луизой сели играть в казино. У Пегги с собой были открытки с портретами Ричарда Бартелмесса, Ричарда Дикса и Реджиналда Денни. Она расставила их на солнце, прислонив к стволу дерева, и любовалась своими сокровищами. А Радфорд лежал в траве на спине и смотрел, как большие ватные облака скользили по небу. Любопытно, что, когда облака наплывали и затмевали солнце, он закрывал глаза, но тут же снова открывал, как только оно, освобожденное, начинало рдеть сквозь опущенные веки. Кто его знает, а вдруг, пока он лежит с закрытыми глазами, наступит конец мира?
      И конец мира наступил. Его мира, во всяком случае.
      Он услышал короткий жуткий женский вопль. Рывком обернувшись, он увидел, что Лида-Луиза катается по траве, держась за свой худой, втянутый живот. Черный Чарльз неловко пытался повернуть ее к себе, как-нибудь изменить неестественное положение, которое приняло ее схваченное мукой тело. Лицо у него было серое.
      Радфорд и Пегги очутилась подле них в одно и то же время.
      - Что она ела? Что она могла съесть? - истерично допрашивала миссис Джонс брата.
      - Ничего! Она почти ничего не ела, - отвечал подавленно Чарльз. Он все пытался что-то сделать с неестественно изогнутым телом Лиды-Луизы.
      Тут у Радфорда мелькнуло какое-то воспоминание. Что-то такое из отцовской "Первой помощи для американцев". Он, волнуясь, шлепнулся на колени и двумя пальцами нажал Лиде-Луизе на живот. Она откликнулась нечеловеческим воплем.
      - Это аппендикс. У нее лопнул аппендикс. Или вот-вот лопнет, - сказал он Черному Чарльзу. - Ее надо скорее в больницу.
      Уразумев по крайней мере часть из сказанного, Черный Чарльз кивнул.
      - Бери ее за ноги, - приказал он сестре.
      Миссис Джонс, однако, на пути к машине выпустила из рук свой конец ноши. Радфорд и Пегги оба ухватили по ноге, и с их помощью Черный Чарльз втащил стонущую девушку на переднее сиденье. Радфорд и Пегги забрались туда же. Пегги поддерживала голову Лиды-Луизы. Миссис Джонс осталась одна сидеть на заднем сиденье. И оттуда неслись стоны куда более громкие, чем те, что издавала ее дочь.
      - Везем ее к "Самаритянину". На Бентон-стрит, - сказал Радфорд Черному Чарльзу.
      Руки у Черного Чарльза так дрожали, что он не мог включить мотор. Радфорд просунул руку между спицами рулевого колеса и включил зажигание. Машина тронулась.
      - "Самаритянин" - это ведь частная больница, - заметил Черный Чарльз, заскрежетав рукояткой скоростей.
      - Ну и что? Только скорее. Скорее, Чарльз.
      Радфорд подсказал ему, когда перевести на вторую, когда на третью. Только на одно у Чарльза самого хватило соображения: гнать все время на повышенной скорости.
      Пегги гладила Лиде-Луизе лоб. Радфорд следил за дорогой. Миссис Джонс на заднем сиденье не переставая причитала. Лида-Луиза лежала у детей на коленях с закрытыми глазами и стонала, стонала... Наконец машина доехала до больницы "Самаритянин", в полутора милях от речки.
      - Подъезжай с главного входа, - успел подсказать Радфорд.
      Черный Чарльз оглянулся на него.
      - С главного входа, малыш? - переспросил он.
      - Да с главного же, с главного, - повторил Радфорд в нетерпении шлепнув его по колену.
      Черный Чарльз послушно описал полукруг по гравию у главного подъезда и затормозил перед высокими белыми дверьми. Радфорд, не открывая дверцы, выкарабкался через верх из машины и взлетел по ступеням в больницу.
      В вестибюле за столом регистратуры сидела медсестра в наушниках.
      - Там привезли Лиду-Луизу, она умирает, - зачастил он, встав перед ней. - Ей нужно немедленно удалить аппендикс.
      - Т-ш-ш, - махнула ему сестра, слушая наушники.
      - Будьте добры. Я же вам говорю, она умирает.
      - Ш-ш-ш.
      Радфорд стянул с нее наушники.
      - Простите, - сказал он, - нужно, чтобы кто-нибудь пошел с нами, помог вынести ее из машины. Она умирает.
      - Это которая певица? - спросила сестра.
      - Ну да! Лида-Луиза, - многозначительно повторил мальчик, почти счастливый от гордости.
      - Очень сожалею, но правила в нашей больнице не допускают приема пациентов-негров. Мне очень жаль...
      Минуту Радфорд стоял с разинутым ртом.
      - Будьте добры вернуть мои наушники, - невозмутимо промолвила сестра. Ее не так-то просто было вывести из себя.
      Радфорд выпустил ее наушники, повернулся и выбежал вон из больницы.
      Он снова влез в машину и распорядился:
      - Едем в Джефферсоновскую, угол Лиственничной и Фентон-стрит.
      Черный Чарльз не сказал ничего. Он снова включил мотор - он уже выключил его - и рывком пустил машину с места.
      - А в чем дело? "Самаритянин" ведь хорошая больница, - недоумевала Пегги, не переставая гладить лоб Лиды-Луизы.
      - Нет, плохая, - отрезал Радфорд, глядя прямо перед собой, чтобы не встретиться нечаянно глазами с Черным Чарльзом.
      Машина повернула на Фентон-стрит и остановилась перед зданием больницы, названной именем Джефферсона. Радфорд опять выскочил на дорожку, сопровождаемый на этот раз Пегги.
      Внутри был такой же стол регистратуры, но за ним сидела не медсестра, а мужчина - санитар в белом парусиновом костюме. Он читал газету.
      - Будьте добры, скорее. Там у нас в машине женщина, она умирает. Наверно, аппендикс у нее лопнул. Только поскорее, пожалуйста.
      Санитар вскочил, газета упала на пол. Он поспешил за Радфордом.
      Радфорд открыл дверцу автомобиля и отступил в сторону. Санитар увидел бледное, искаженное мукой лицо Лиды-Луизы на коленях у Черного Чарльза.
      - О! М-м, я ведь сам не доктор. Подождите минутку.
      - Да помогите же нам ее внести! - заорал на него Радфорд.
      - Минутку, - повторил санитар. - Я сейчас позову дежурного хирурга.
      И зашагал прочь, с показной непринужденностью засунув руку в карман куртки.
      Радфорд и Пегги уже приноровились было поднимать больную, но теперь отпустили ее. И бросились вслед за служителем, Радфорд первый, Пегги за ним. Они настигли его в тот момент, когда он как раз подошел к щитку звонков. Рядом стояли две медсестры и женщина с мальчиком, у которого было забинтовано горло.
      - Слушайте, вы. Я знаю. Вы не хотите ее брать. Да!
      - Подождите мину-то-чку, сказано вам. Я звоню дежурному хирургу... Ну-ка, отпусти мою куртку. Тут ведь больница, мой милый.
      - Можете не звонить, - сквозь зубы проговорил Радфорд. - Можете никого не звать. Мы повезем ее в другую больницу, в хорошую больницу. В Мемфис.
      И, полуослепший от ярости, он повернулся к дверям.
      - Пошли, Пегги.
      Но Пегги покинула поле боя лишь минуту спустя. Дрожа с ног до головы, она сказала всем, кто был в приемной:
      - Гады вы! Гады вы все!
      И побежала за Радфордом.
      Машина снова тронулась в путь. Но до Мемфиса они так и не доехали. Они не проехали и полпути.
      Произошло это так.
      Голова Лиды-Луизы лежала у Радфорда на коленях. Пока машина ехала, глаза ее оставались закрытыми. Но вдруг, впервые за всю поездку. Черный Чарльз затормозил перед красным светом. В остановившемся автомобиле Лида-Луиза открыла глаза и посмотрела на Радфорда.
      - Эндикотт? - спросила она.
      Мальчик посмотрел на нее и ответил как можно громче:
      - Да, дорогая, я здесь!
      Лида-Луиза улыбнулась, закрыла глаза и умерла.
      У рассказа не бывает конца. Разве что какое-нибудь подходящее место, где рассказчик может умолкнуть.
      Радфорд и Пегги были на похоронах Лиды-Луизы. Назавтра утром Радфорд уехал в свою закрытую школу. И больше в течение пятнадцати лет он Пегги не видел. Отец его вскоре переехал в Сан-Франциско, женился и поселился там. Радфорду так и не пришлось больше побывать в Эйджерсбурге.
      Он встретился с Пегги весной 1942 года. Он как раз отработал год ординатуры в Нью-Йорке. И ждал теперь, чтобы его призвали в армию.
      Как-то вечером он сидел в Пальмовом зале отеля "Билтмор" и поджидал свою знакомую, с которой условился там встретиться. Сзади какой-то женский голос во всеуслышание пересказывал роман Тэйлора Колдуэлла. Голос принадлежал южанке, но выговор у нее был вовсе не тягучий, не в нос и даже распевный только в меру. Радфорд решил, что она, всего верней, из Теннесси. Обернулся. Это была Пегги. Не понадобилось даже второго взгляда.
      Минуту он сидел, соображая, что он ей скажет; в том случае, конечно, если вообще встанет и подойдет к ее столику - покрыв дистанцию в пятнадцать лет. Пока он размышлял, Пегги его заметила. Никогда ничего заранее не обдумывавшая, она вскочила и подошла к его столику.
      - Радфорд?
      - Да...
      Он встал.
      Без тени смущения Пегги сердечно чмокнула его в щеку.
      Они посидели немного за столиком Радфорда, поговорили о том, как это удивительно, что они друг друга узнали, и как они оба отлично выглядят. Потом Радфорд пошел с нею к ее столику. Там сидел ее муж.
      Звали мужа Ричард и как-то еще по фамилии, он был военный летчик. Росту в нем было метра два с половиной, и в руке он держал театральные билеты, или пилотские очки, а может быть, копье. Будь у Радфорда револьвер, он пристрелил бы его на месте.
      Они все трое уселись за низенький столик, и Пегги восторженно спросила:
      - Радфорд, ты помнишь тот дом на Мисс-Пэккер-стрит?
      - Разумеется, помню.
      - А знаешь, кто в нем теперь живет? Айва Хаббел с мужем!
      - Кто-кто? - переспросил Радфорд.
      - Айва Хаббел! Ну помнишь, из нашего класса. Такая без подбородка, еще ябедничала на всех...
      - Кажется, помню, - сказал Радфорд. - Хотя ведь пятнадцать лет... добавил он значительно.
      Пегги повернулась к мужу и долго вводила его в курс дела с этим домом на Мисс-Пэккер-стрит. Он слушал с застывшей улыбкой на устах.
      - Радфорд, - вдруг сказала Пегги. - А Лида-Луиза?
      - Что - Лида-Луиза, Пегги?
      - Не знаю, так. Я все время думаю о ней. - Она не повернулась к мужу с объяснениями. - И ты тоже? - спросила она Радфорда.
      Он кивнул:
      - Во всяком случае, часто.
      - Я в колледже все время заводила ее пластинки. А потом один пьяный дурак наступил на мою "Малютку Пегги". Я проплакала всю ночь. Потом у меня был один знакомый, он играл в джазе у Джека Тигардена, так у него была эта пластинка, но он ни за что не соглашался мне ее ни подарить, ни продать. Я ее так с тех пор и не слышала даже.
      - У меня она есть.
      - Дорогая, - деликатно вмешался муж Пегги, - я не хочу вас прерывать, но ведь ты знаешь, какой у Эдди характер. Я же сказал ему, что мы будем.
      Пегги кивнула.
      - И она у тебя здесь, с собой? - спросила она. - В Нью-Йорке?
      - Да. На квартире у моей тетки. Хочешь послушать?
      - Когда? - спросила Пегги.
      - Да когда угодно...
      - Детка. Прости, пожалуйста. Пойми. Сейчас уже полчетвертого. И если...
      - Радфорд, - сказала Пегги. - Мы должны убегать. Слушай, ты не мог бы позвонить мне завтра? Мы остановились в этом отеле. Позвонишь? Ну пожалуйста, - умоляющим голосом произнесла Пегги, пока муж закутывал ее в манто.
      Радфорд расстался с Пегги, пообещав, что назавтра позвонит.
      Однако он не позвонил. И так никогда с ней больше не виделся.
      Он почти и не заводил эту пластинку в сорок втором году. Она уже вся была поцарапана и заиграна. Даже не узнаешь, что это Лида-Луиза.