ГЛАВА 4

Огонек свечи мигнул, чуть не сорвался с тоненького фитилька, но каким-то чудом удержался и выпрямился.

— Ну и что ты делаешь? Давай еще раз!

— Не могу я, Олег Алексеевич. Не получается!

— А ты пробуй, пробуй. Делай все так, как я тебя учил.

Девушка вздохнула и мрачно посмотрела на свечку. Пламя снова колыхнулось.

— Это не я! — удивилась Татьяна. — Я еще ничего не делала!

— Конечно, не делала. А должна бы, — проворчал Олег. — Проходи, Илья. Посмотри, какими плюшками балуемся. Познакомься — это та самая Татьяна.

— Очень приятно, — вошедший в комнату бородач кивнул и чуть насмешливо прищурился. — Руки не подаю, не хочу отвлекать. Я не сильно помешал?

— Можешь подавать, тут уже ничем не помешаешь, — Олег раздраженно отмахнулся, и огонек сменился дрожащей струйкой дыма. — Не хочет учиться, и все!

— Я хочу! — обиделась девушка. — Я стараюсь, а ничего не выходит! Не могу я так, как вы!

— Правда? — Брови Ильи поползли на лоб. — А как можешь?

— Я не свечки гасить… — Татьяна смущенно отвернулась.

— …Только муравьев собирать, — вполне серьезно закончил за нее Олег. — Потребуется тараканов вывести — честное слово, дам полную свободу. Поставлю тебя во дворе и попрошу сделать что-нибудь этакое. А пока что, будь столько любезна, делай все так, как я сказал.

— Я и делаю. Как вы говорите, так все и стараюсь делать Настраиваюсь на эту чертову свечку, пытаюсь почувствовать огонь частью себя, а он все равно не слушается .

— Свечка не чертова, а моя, — возмутился Олег. — Была бы это «чертова свеча» — у тебя уже дым из ушей пошел бы! Настроилась бы ты тогда, как телевизор «Рубин» после гарантийного срока. Еще раз говорю: не настраиваться надо, не думать — просто чувствовать!

— Погоди, Олег, — бородач достал зажигалку, подошел к свечке.

— Таня, а вы не могли бы еще разок попробовать? Может, я что-нибудь увижу да подскажу, а?

— Как хотите, — плечи приподнялись и сразу упали. Словно не выдержали тяжкой ноши. — Разницы никакой, что девять раз не получилось, что десять.

— А вы попробуйте, попробуйте.

Сухо чирикнуло рубчатое колесико, выбило сноп искр. Еще один, еще — и голубовато-желтый язычок лизнул свечку.

— Вот видите, и техника не всегда с первого раза… Ну, работайте. Только не пугайтесь так, не дрожите. Не экзамен все-таки, — Илья шагнул в сторону, и все трое пристально поглядели на непокорный огонек. Тот несколько секунд покачался — и вдруг задергался, сорвался с фитиля и повис в воздухе над свечкой. Через мгновение на этом месте с легким хлопком заклубилось дымное облачко.

— А вы говорили, не получится, — Илья усмехнулся в бороду. Две пары глаз ошарашено поглядели на него. — Пусть не совсем так, как полагается, но все же, все же! Да! Я, собственно, чего зашел: завтра воскресенье, ребята за город собираются. Выше по реке. Пока бабье лето, последние золотые деньки поймать. Рыбалка, костер, уха и осенний лес. Приглашали Олега Алексеича, но… — зажигалка задумчиво потерлась о переносицу, — …но, думаю, и его ученицу рады будут видеть. Опять-таки и вам, сударыня, познакомиться с нашей жизнью полезно. Так что ждем-с.

— Н-не знаю, — взгляд Татьяны все еще рассеянно блуждал между погасшей свечой и блестящей зажигалкой. — Помешаю, наверное.

— Не помешаете. Ну разве что уху в котелке, и то если рыбаки допустят. Или опасаетесь быть единственной дамой в мужской компании? Можете не бояться, будет вам с кем поговорить о своем, о женском. Я думаю, можно эту поездку считать практическим занятием. Если, конечно, учитель не возражает. Или у вас на этот выходной свои планы?

Серый катер разваливал пополам серое зеркало. Ленивая вода с отражениями облаков шипела на стали и вспучивалась двумя валиками, убегавшими к пожухлым камышам. Желтые проблески плывущих навстречу листьев удивленно подпрыгивали и переворачивались, натолкнувшись на волну.

После очередного поворота протока кончилась, и старенький «ярославец» побежал чуть побыстрее. Зеркало кончилось — по большой реке гулял ветерок. Не сильный, но для мелкой морщинистой ряби вполне хватало. Этот же ветерок выхватил из-под борта горький дизельный выхлоп и бросил на палубу.

Олег Алексеевич поморщился. С самого начала этой поездки ему явно было не по себе — устроился на какой-то железке перед рубкой, нахохлился и уставился нареку. Укачать вроде бы не могло…

— Возраст, знаешь ли. Скоро вообще из дома выйти не смогу, — старик перехватил сочувствующий взгляд Татьяны. — Это мне за то, что много знаю. Вот выучишься у меня, будешь много знать…

Девушка не выдержала и прыснула в кулак.

— Вот буду много знать и состарюсь, правда?

— Точно. И что тут смешного? По-моему, совсем ничего.

— Нет, я ничего, Олег Алексеевич. Вы только меня научите, как начать стариться в сто лет, хорошо?

— Ну, не в сто, положим. Да и не сегодня начал. Просто надышался этой вонью, да и трясет тут хуже, чем на трамвае. Нутряной какой-то дребезг. Не заметила?

— Вроде бы нет, — девушка прислушалась к своим ощущениям. — Чуть дрожит, но не трясет же. А почему мы на машине не поехали? Дороги нет?

— Дорога есть, но лучше бы ее не было, — Олег Алексеевич снова посмотрел на реку. — И не до самых лучших мест, там острова с хлипкими мостиками. Пешком идти придется. А машины оставлять без присмотра по нынешним временам весьма накладно.

— Неужели и тут угнать могут?

— А что, люди здесь не живут, что ли? Слева, во-он за тем холмиком — деревня. Не пастухи, так рыбаки запросто дойдут, для деревенских верста — не крюк. Да и городских тут немало бывает, места рыбные. И охота неплохая. Оставь «уазик» на полдня — глядишь, кому-то колесо лишнее понадобится. А то и вовсе отгонят за пару оврагов — и на запчасти, что себе, что на продажу.

— И у вас угонят? Но вы же… — Татьяна растерялась. — А магия? Можно же что-то придумать?

— Можно… было. Я же говорю — времена не те, — Олег повернулся к рубке. — Вань! Помнишь, как у Ильи «десятку» раскулачили?

— А то! — донеслось из распахнутой двери. — Одна жестянка осталась, и ту еле нашли.

— Вот так у нас теперь, — старик снова посмотрел на реку. Потом обернулся к девушке: — На той машине столько всего понакручено было, что и я угонять не взялся бы. Мы и кузов-то нашли потом верхним зрением — светился, как лампочка. Зато тем, кто угонял, — хоть бы что, словно и не заметили. Лет пять назад у них и мысль не мелькнула бы — именно к этой «тачке» подойти. Ноги мимо пронесли бы. А теперь сиди и гадай: то ли они просто к таким делам нечувствительные, то ли их, наоборот, только больше привлекло. Меняется народ, Татьяна, меняется. Раньше такого никогда не было — это я тебе не только за свою жизнь говорю, поверь. Ладно, — Олег Алексеевич махнул рукой, — тут мы сами виноваты. За что боролись, на то и напоролись, теперь плакать нечего. Лучше скажи, чего ты тут сидишь, а не с ребятами? Стесняешься?

— Стесняюсь, — честно призналась Татьяна. — Неудобно как-то.

— Это ты зря. Ну ничего, день впереди, познакомитесь, разговоритесь. Хотя шла бы ты к ним на корму. Послушала бы, о чем говорят, тебе на пользу пойдет. Привыкать пора, и для учебы неплохо.

— А можно, я в рубку пойду? Я на корабле в первый раз.

— Кора-а-абль! — усмехнулся Олег. — Ладно уж, иди, если Ваня не прогонит. Но тогда будет тебе задание: гляди по сторонам, и как заметишь что-нибудь интересное — сразу мне говори. Не только глазами гляди, понятно?

Романтическая рулевая рубка оказалась полутемной комнатушкой. Даже коридором — примерно метр в ширину, меньше трех — в длину. С одного борта — дверь, и с другого — дверь. На передней стене три окошка — маленькое круглое посередине и квадратные, чуть побольше — по сторонам. Зато перед круглым окошком расположился самый настоящий штурвал: деревянный, с точеными спицами и рукоятками, поблескивающий какими-то золотистыми деталями. Небольшой, но настоящий, точно такой же, как на разных рисунках и «морских» сувенирах.

Вот только не стоял за этим штурвалом этакий «морской волк» в лихо заломленной фуражке и с дымящейся трубкой в зубах. За штурвалом вообще никто не стоял.

Сидевший на высоком табурете больше походил на слесаря из домоуправления, чем на капитана. Лысеющий мужичонка в сером засаленном ватнике, из-под которого виднелась не первой свежести тельняшка. Вместо фуражки капитанскую голову венчала изрядно повыгоревшая кепочка с еле различимой надписью «Речфлот». Морщинистые руки, увитые тусклой синевой татуировок, спокойно лежали на коленях.

Капитан не обращал внимания не только на появившуюся в рубке девушку, но и на реку. Дремал. Или делал вид, что дремлет. Тем не менее катер по-прежнему бойко вспарывал речную воду, уверенно бежал туда, куда было нужно. Или туда, куда он считал нужным.

Пока что, судя по всему, катеру хотелось уткнуться в камыши на приближающемся берегу.

До берега оставалось метров тридцать, не больше, когда Ваня решил вмешаться. Не очнулся от своей дремоты — просто лениво возложил правую руку на штурвал. Деревянное колесо чуть провернулось, и катер плавно отвернул от берега. Из желтовато-бурой стены листьев с истошным кряканьем поднялись две утки. Рука на несколько секунд крепко придержала штурвал и вернулась на привычное место.

— Не пугайси, — из-под голубоватого козырька сонно блеснул глаз. — Машинка вумная, сама добегить. Она по ентому маршруту дольше бегает, чем ты на свете живешь, и сама все знает. Ты лучше по сторонам поглядывай, как Олег велел.

— А вы что, тоже верхним зрением смотрите? — догадалась Татьяна.

— И верхним, и нижним. Когда захочу. А сейчас надобности нет. Я же говорю — машинка все знает. И я вместе с ней. Тут не город, тут проще. Там кто-нибудь под колеса нырнуть норовит, а на реке сейчас разве что моторка какая проскочит, так ее по шуму…

Ваня не договорил. На стенке возле его колена ожил какой-то серый ящик. Зашуршал, заскрипел, потом трескучим голосом произнес:

— «Яррславец» снизу у Черных Вод, ответьте «Вол-гонефти»!

Капитан моментально выхватил откуда-то серую трубку, похожую на телефонную. Поднес к уху, попутно приподняв козырек.

— «Волгонефть» — «Рубин»! Левыми расходимся!

— Понял, левыми! Ты, что ли, Вань? «Дозорный» сегодня где, не знаешь?

— Час назад стоял где всегда, за мостом. За старым. А что?

— Да ничего, — рация с присвистом вздохнула. — Должок есть, опять солярку шакалить будет. Ну, бывай.

— Бывай, — Ваня повесил трубку на место. — А так все был о приятно…

— Это вы о чем? — не поняла Татьяна.

— Сейчас сама увидишь, — капитан поморщился, словно ему предлагали хлебнуть нашатырного спирта. Потом высунулся в дверь, обернулся к корме: — Прикройтесь, отмашка!

Что такое отмашка, Татьяна спросить не успела. Рука с синим якорьком легла на небольшой пульт, щелкнул выключатель. И тут же визгливый пронзительный скрежет ударил по ушам. Ввинтился, вошел в голову и там взорвался голубым фейерверком. Почему-то слева огней было больше.

Девушка моргнула, хотела потрясти головой — снова ударило и оглушило. Рубка побледнела и расплылась. Татьяна зажмурилась, потом все-таки открыла глаза. Все было нормально, только где-то над головой загудело, треснуло — и левый борт подсветило призрачным бело-лиловым светом, похожим на вспышку электросварки.

— Все, хватит с них, — капитан снова щелкнул выключателем. Вздохнул. — До чего, однако, противная штука. Сколько лет, а все не привыкну. Уже и защиту ставить пробовал… — Ваня махнул рукой и поудобнее устроился на своем табурете.

— А… что это было?

— Мелкие неудобства на наши… Гм-м, не головы, в общем. Во-он с той длинной бочкой расходимся, — козырек качнулся куда-то вверх. Татьяна машинально посмотрела на ближайшее облако, потом опустила взгляд к реке. Впереди, километрах в трех, и в самом деле виднелось какое-то довольно большое судно. — Видишь? Кроме радио, положено и отмашку давать — сигнал то есть, как расходиться будем. Лампа мощная, импульсная. То ли частоты какие-то совпадают, то ли еще что — поверху режет каждый раз, как ножом. Илья и тот ничего не смог сделать, каждый раз сам закрывается. Не то чтобы опасно, но неприятно, — Ваня внимательно посмотрел на девушку. — Э-э, да ты и на себе проверила! Что, не успела прикрыться? Или не сумела?

— И то и другое, — честно призналась Татьяна. — Как-то неожиданно все. И противно.

— Противно, — согласился капитан. — А что неожиданно… Эх, деваха, если бы все ожидать можно было! Ну ничего, научишься. Погоди, тут повнимательнее надо. Приплыли почти.

Катер прошел между двумя островками, несколько минут скользил вдоль небольшого обрывчика.

— Так, а теперь выйди-ка отсюда. Мешать будешь, — Ваня вскочил с табурета, встал за штурвал. — Поди к Олегу, только сядь, не маячь. Мне обзор нужен.

Олег Алексеевич вяло приподнял голову, чуть подвинулся. Татьяна примостилась на железке, как кошка на заборе: вроде бы надежно, но и свалиться есть куда. Очень даже просто.

Особенно если этот забор выдергивать. Катер резко качнуло, повело куда-то в сторону. Двигатель заворчал чуть громче. Немного притих, пробубнил что-то еле слышно. Опять коротко прогрохотал, и вдоль борта сердито зашипела мутная пена. Новый рывок, и «ярославец» протиснулся в узкую — не развернешься — протоку. Почти сразу же над головой сомкнулся зеленый с золотом навес — деревья стояли у самой воды, и через протоку дотягивались не только тоненькие веточки, но и солидные узловатые сучья.

Водный коридор посреди леса повернул, еще раз, еще — и внезапно деревья раздвинулись. Почти сразу же нос катера покатился влево, заскрипел, чуть дернулся. Почти уткнулся в берег — глинистый откос с торчащими корнями и небольшими норками. За кормой забурлило, поплыли какие-то ошметки, стебли.

— Приплыли, — Ваня вышел из рубки, нырнул в люк. На корме зашумели, засуетились. Двигатель стукнул пару раз и замолчал.

— Что случилось? На мель сели?

— Нет, просто приплыли. Помоги-ка, сходню выдвинем, — Олег оживился, взялся за длинную доску с приколоченными поперечинами. — Вот так, на верх обрыва… Вот и хорошо! Кстати, задание мое ты так и не выполнила, так что получай наряд вне очереди: картошку чистить умеешь?

Картошку почистили быстро. И мало ее было — а много ли надо на котелок ухи? — и чистить пришлось не в одиночку.

— Нечего тут армейские порядки вводить. Женщине мужик должен дарить наряды, а не назначать.

— Так то своей… — попробовала пошутить Татьяна и тут же снова занялась картошкой: слишком уж свирепо блеснули очки собеседницы.

— Какая разница, чьей! Тем более если чужая! А если разобраться, то с ученицей надо быть вежливее, чем с родной дочкой! — Тяжелый охотничий нож дважды перечеркнул блестящие бока картофелины, желтоватые куски плюхнулись в воду. — Дочка никуда не денется, пока замуж не выйдет… да и потом тоже. Все равно и любить будет, и воспитание с малых лет идет. А сейчас злости тебе добавь — вот она вместе с наукой и останется. Где-нибудь прорежется потом. Ты кем хочешь стать?

— Не знаю еще. Пока что Олег Алексеевич только самому простому учит.

— Это и без него могли бы. Учитель из него… Командиром быть — это он запросто, а педагог никакой. Можешь поверить, я пятнадцать лет в школе. Высшая категория.

— Вы… учительница?!

— А что, совсем не похожа?

— Нет, почему же…

Со своими школьными учителями Татьяна рассталась каких-то три месяца назад и до сих пор немного робела перед ними. И вообще перед преподавателями — даже молодыми. А сидевшей рядом с ней женщине явно было за тридцать. Это если по человеческим меркам.

На самом деле, наверное, больше — до сих пор не получалось сразу узнавать возраст Древних. Впрочем, если в школе пятнадцать лет проработала, то вряд ли больше сорока.

Обычная женщина, выглядящая на все свои годы, — не больше, но и не меньше. Чуть полноватая, с короткой стрижкой. На плечи накинута видавшая виды куртка-ветровка, настолько выгоревшая и застиранная, что и цвета не разобрать. Большие очки на переносице. Почему-то эти очки не давали Татьяне покоя: казалось бы, Древний Народ со всей своей магией мог бы и зрение исправить… если вообще оно у Древних может испортиться. Или верхнее зрение может помочь при близорукости? Надо будет потом у Олега Алексеевича спросить.

— Простите, Любовь… — сразу захотелось назвать по имени-отчеству. Неудобно как-то на «ты» с учительницей.

— Васильевна. Но вроде бы договаривались, что просто Люба? Вот давай так и продолжать. Заодно и про картошку не забывай. Что хотела спросить?

— А что вы преподаете?

— Историю мировой культуры, во второй гимназии. До этого — музыку, я и сейчас студию веду, — в котелок отправилась еще одна четвертованная картофелина. — И сейчас ты спросишь, кто я у Древних. Угадала?

— Угу, — нож Татьяне достался острый, как бритва, но слишком длинный. По крайней мере, для такого ответственного занятия, как чистка чего-нибудь. Выковыривание же глазков превращалось в сложную операцию, в ходе которой нужно было ухитриться не откромсать половину чего-нибудь — или картошки, или пальца. Хорошо хоть глазки эти были неглубокими.

— Думаешь, знахарка, колдунья или еще кто-нибудь в том же роде? Не-ет, милая. Это муж у меня специалист и сына учит. Меня тоже пробовал научить — я начала было, а потом отказалась.

— Почему?! — от удивления Татьяна чуть не отхватила себе половину ногтя. Нож скользнул вдоль пальца и с мокрым хрустом снес верхушку клубня.

— Осторожней, порежешься. Отказалась, потому что не всем нужно этим заниматься. Даже если получается, не нужно. Я уж не говорю, что не надо бы никому в такие дела лезть, не для людей это.

— Но вы… Мы же не совсем люди. Так ведь?

— Может, и так, — Люба тяжело вздохнула. — Хотя это еще с какой стороны смотреть. Я вот себя человеком чувствую. Просто каких-то способностей больше, каких-то меньше. Вот с верхним зрением у меня не очень получается, зато настроение хорошо чувствую — и у людей, и в природе. Только не вижу, а слышу. Выше или ниже, тише или громче. Вот в лесу — там музыка, и здесь тоже, а в городе иногда такой скрежет, что голова болит. Одно спасение — жить по-человечески, тогда меньше воспринимаешь. Все, хватит картошки. Дай-ка луковицу, там возле тебя пакет лежит черный. И сходи-ка, потревожь наших рыбаков, скажи, что у нас все готово. Если хотят уху — пусть ловят, а не забавляются.

Рыбаков было трое. Олег с Ильей азартно швыряли блесны вдоль камышей, а с кормы катера грустно глядел на поплавок капитан Ваня. Татьяна недоуменно повернулась к учительнице:

— А почему вы думаете…

— Не думаю, а просто знаю. Хотели бы рыбешки наловить — уже по полному ведру было бы. Не в первый раз с ними. Им, понимаешь ли, тоже хочется по-человечески пожить, хотя бы на рыбалке. А по-нашему рыбачить — это неспортивно. Ладно, сейчас сама схожу, поговорю с ними.

Люба тяжелой поступью пошла к берегу. Что она говорила, слышно не было. Только блеснула над бородой улыбка Ильи и смущенно поправил кепочку капитан. Олег просто кивнул, еще раз взмахнул удилищем, покрутил ручку катушки — и по речке раскатился гулкий удар. Длинное зеленое тело выпрыгнуло из воды, боком плюхнулось обратно, рванулось — пластиковый прут в руках Олега согнулся крутой дугой. «Да не возись ты с ней, глуши сразу!» — донесся женский голос. Илья махнул рукой и отвернулся, пошел к катеру.

Через несколько минут Люба вернулась к костерку. В одной руке — ведерко, пальцы другой цепко впились в глаза щуки. Пасть судорожно подергивалась у самого плеча учительницы, а хвост молотил траву и время от времени сочно шлепал по мокрой штанине. Чуть ниже колена.

— Вот видишь, могут же, если захотят!

— Это… что? — Татьяна не сразу пришла в себя. Зеленое чудище шлепнулось поодаль от костерка, запрыгало в пожухлой траве. — То есть они с самого начала могли поймать?

— И я тебе о том же, — Люба вздохнула. — Как молодых учить, так сразу — другое мышление, смотрите на мир иначе, вы теперь не те, что раньше… А как сами до удочек дорвались — так сразу же дайте им без этого пожить, дайте по-прежнему подумать и на мир посмотреть!

— Может, им самим от этого всего отдохнуть хочется?

— Отдохнуть? — учительница ловко перехватила нож, ударила черенком по щучьему черепу — раз, другой. Хвост задрожал, вяло махнул напоследок и замер. — От чего отдохнуть, Таня? От жизни? Если это наша жизнь — от нее не устанешь, просто будешь так жить. И не задумываться, почему именно так. Тебя ведь этому учат, правда?

Татьяна не ответила. Посмотрела еще раз на берег — Олег складывал спиннинг, что-то недовольно высказывая Илье. Тот кивал, соглашался, но глядел при этом не на собеседника. На дубовую рощицу, рыжевшую осенними листьями у дальнего поворота протоки. Не нравилось что-то Илье в этой роще — а может, просто чего-то он ждал от этих дубков.

Олег почувствовал взгляд, обернулся. Не торопясь, Шагнул к катеру, положил снасти на палубу. Пошел к костру, по пути сорвал пучок травы — руки вытереть.

— Ну и как у вас дела? Как картошка, как рыбка?

— Ненастоящее это все, — неожиданно для себя самой выпалила Татьяна.

— Ничего себе! — Глаза старика полезли под седую шевелюру. — Что тут ненастоящее? Картошку на рынке брали, щучка вот…

— Вы же знаете, что я не об этом!

— Знаю. А ты не злись, не злись. Или хотя бы учись свою злость прятать, — Олег неожиданно помрачнел, искоса посмотрел на Любу. — Так что у нас тут ненастоящее? И почему?

— Все это, — девушка кивнула на катер, потом в сторону котелка. — Весь этот пикник на берегу, отдых на природе. И вообще… все.

— Вообще-то все вокруг настоящее. Не веришь — засунь палец щуке в пасть, пощупай зубы. И природа настоящая, и пикник. Уха должна быть настоящая — если получится, конечно. Я вот давно так не отдыхал, честное слово. Очень давно. А что не только отдыхаем — это ты должна была еще раньше заметить. Для того и задание давал, да ты сама просмотрела все. Учись, привыкай, теперь у тебя все с изнанкой — вот и приучайся ее видеть. А пока — ладно уж, покажу. Пошли. Любовь Васильевна, одна управитесь?

— Справлюсь, — учительница пожала плечами. — Если что, еще два помощника есть.

— Тогда пошли, — повторил Олег и, не оглядываясь, зашагал к рощице.

Татьяна поплелась следом. Запоздало попробовала вглядеться в дубки верхним зрением — и ничего не поняла. Дубы как дубы, роща как роща. Единственное, что отличало это место от любого соседнего перелеска, — зыбкое зеленоватое марево у самой земли. Такое уже приходилось видеть, и не раз. Летом. Летом — а сейчас осень!

Додумать эту мысль не удалось. Из куста на опушке поднялся молодой парень в пятнистых штанах и жилете с множеством карманов, накинутом на голое тело. Весьма мускулистое тело, кстати. Олег молча кивнул, и паренек шагнул в сторону, пропуская пришедших. Жилет колыхнулся, и на загорелой груди Татьяна успела увидеть небольшую татуировку — скорпион с какими-то цифрами над спинкой. И ниже — короткая надпись, но вот разобрать ее не удалось.

Парень весело подмигнул и пошел следом. Где-то его Татьяна уже встречала, но вот где именно — хоть режь, не вспомнить. На катере его не было, это точно. — Ну вот и пришли, — Олег остановился, и задумавшаяся девушка чуть не уткнулась носом в плечо старика. — Дальше ходить незачем, и отсюда все видно. А мешать не будем.

Сначала Татьяна не различала ничего, кроме переливающейся тени дубовых ветвей на небольшой полянке. Попробовала присмотреться по-другому — голова закружилась от всплесков зеленого огня и желтых сполохов. Зажмурилась, потом снова открыла глаза. Наконец удалось разглядеть на дальней стороне поляны человека в стареньком джинсовом костюме. Даже узнала — он-то на катере был. Муж учительницы Любы. Виктор, кажется. Как причалили — подхватил сумку и пошел «за последними грибами», а с ним и еще четверо пассажиров. Интересно, а они где? Не видно. А смотреть верхним зрением Татьяна больше не хотела.

Виктор был занят отнюдь не грибами. Он стоял с закрытыми глазами, чуть приподняв руки, и дирижировал невидимым оркестром.

Осторожно, без резких взмахов. Тихо. Очень тихо. Бесшумно.

— Что он делает? — прошептала Татьяна Олегу в спину.

— Место лечит, — ответил тот чуть громче, но все-таки вполголоса. — Вон, посередине кострище видишь? А теперь вокруг посмотри.

Кострище она заметила только теперь. Приглядевшись, заметила и то, что было вокруг: какие-то серые линии, словно выгоревшие в прошлогодней листве… Выгоревшие?! Татьяна отшатнулась, снова налетела на плечо — на этот раз молодое и крепкое. Тут же вспомнила, где она видела этого парня — там же, где и сама чертила на земле такие же линии, складывающиеся в аккуратную, очень правильную фигуру.

— Узнала рисунок? — В голосе Олега не было ни насмешки, ни какого-нибудь интереса. — Только здесь не один человек был, а компания. Тоже, впрочем, любители приключений. Повеселились, похулиганили, а убирать нам. Праздник у них был, видите ли, день Дагона. Хорошо хоть без крови его отмечают, не так загадили все. Да и место спокойное, возле города хуже было бы.

— Вы и после меня так… лечили? — догадалась Татьяна.

— Не совсем так, но похоже. Ты по-другому набедокурила. Пожалуй, хуже, чем здесь. Эти-то своим делом были заняты, а ты все вокруг раздергала. Здесь просто — помочь немного, и лесок все сам затянет, еще до морозов. Только зола останется. Так что это и в самом деле отдых, ну и уборка между делом. По осени нужно такие мелкие помойки убирать, чтобы к зиме чисто было.

— А большие помойки есть? И где?

— Э-э, чего тебе захотелось! Бывают и большие, и такие, что вовсе не уберешь. Только там гулять незачем, и пикник рядом не устроишь. Там серьезная работа, но пока — тьфу-тьфу — давненько не видывали. А лучше вообще не давать гадить по-крупному, только не всегда получается.

— Как тогда, возле города?

— Как тогда, — хмуро кивнул Олег. — Там как раз такое, что век не уберешь.

— Олег Алексеевич, а все-таки: что тогда было? Вы обещали рассказать, и все время — в другой раз…

— И на этот раз не расскажу.

— Но почему?! Не вовремя? Или такой большой секрет?