Этот заносчивый мягкотелый зануда порой так раздражал Камин, что угли в нем начинали стрелять и выскакивать на мраморный пол комнаты. Когда Камин ловил в зеркальном отражении сальный взгляд Капитана, которым тот неотрывно следил за танцующей Зами, он готов был немедленно превратить Капитана в лужицу горячего воска. Удерживало его лишь то, что Фарфоровая Зами в этом случае сильно бы огорчилась и, возможно, никогда не простила бы Камину этой выходки. А еще Камину все чаще стало казаться, будто Капитан и Зами, стоящие рядом, тайком от него перешептываются. Как же коварен был этот прикинувшийся простачком Капитан!

И вот, дождавшись, когда Хозяин вынесет в очередной раз из комнаты Фарфоровую Зами и они с Капитаном останутся наедине, Камин решил предложить тому удивить танцовщицу. Он убедил Капитана, что кусочек веревки, торчащий из его восковой фуражки, создан для горения. В конце концов, доверчивый Капитан поверил в то, что небольшой огонек не принесет ему ощутимого вреда, зато Фарфоровая Зами наверняка будет в восторге. Ведь она всегда восхищалась огнем в Камине, но страх мешал ей подойти ближе…

Фарфоровая Зами звонко смеялась, хлопала в ладоши и танцевала вокруг довольного Капитана. На его голове горел огонек, отбрасывавший на темную поверхность Камина кружок света, в котором купалась счастливая Зами. Через какое-то время она утомилась, забралась на свой шар и задремала. А Капитан все стоял и медленно таял. Он не знал, как погасить огонек на своей голове, а Камин почему-то не отзывался. Восковые слезы стекали по кителю Капитана, а к утру от него остался лишь жалкий безжизненный огарок…

Дни и ночи бежали чередой. В комнате с мраморным полом поселилась тоска. Казалось бы, Камин должен быть счастлив: Фарфоровая Зами теперь каждую ночь танцевала лишь для него. Но в отражении ее глаз он видел грусть, в поутру Камин находил на полу ее крохотные фарфоровые слезинки. И была еще одна проблема — Хозяин. Когда он приходил и хватал изящную Зами своими грубыми руками, у Камина внутри все замирало, от возмущения он начинал дымить и громко вздыхать. И самое обидное было то, что Зами нравилось оказываться в руках Хозяина…

— Почему ты боишься подойти ко мне? — спросил ее 'Камин как-то раз.

— Твой огонь, он такой красивый, но одновременно и ужасный/ — с трепетом ответила звонкоголосая Зами. — Он погубил Капитана и Деревянного Ло…

— Тебе нечего бояться, — успокаивал ее Камин. — Твое хрупкое тело тоже закалено огнем. Он не причинит тебе вреда. Иди же ко мне, Зами!

Танцовщица некоторое время боролась со страхом, но потом все-таки спрыгнула на диван, с него — на подушку, валявшуюся на полу и, наконец, оказалась у самой каминной решетки.

— Вот видишь, это совсем не страшно, — Камин подрагивал от переполнявших его чувств: еще никогда он не видел Зами так близко. Он бережно ласкал ее языками пламени.

— Мне жарко! — Фарфоровая Зами замирала от страха и восхищения одновременно.

— Моя любимая Зами! — вспыхивал всеми своими угольками Камин.

В этот момент в комнату вошел Хозяин. Камин сразу неодобрительно заворчал. Хозяина удивило, что его любимая статуэтка находится на полу, возле каминной решетки. Он наклонился и поднял ее…

Громкий вскрик Хозяина эхом отразился от стен комнаты. Обжегшись о раскаленный фарфор Зами, он выронил статуэтку и она, слабо вскрикнув, полетела вниз, ударилась о мраморный пол и разлетелась на сотню осколков.

Камин издал протяжный вой. Хозяин схватился за голову и присел над осколками любимой статуэтки. На глазах его заблестели слезы.

— Собери ее осколки и брось в очаг, — услышал он гулкий голос, который исходил из камина.

Хозяин опешил.

— Я буду согревать их вечерами и думать о ней, о моей Фарфоровой Зами… — продолжал Камин.

— Нет! — запротестовал Хозяин. — Это моя статуэтка! Это ты виноват в том, что ее не стало! — Он принес метлу, грубо сгреб осколки с мраморного пола и вынес из комнаты.

С тех пор никто больше не мог разжечь камин. Хозяин приглашал мастеров, чтобы они исправили его, но огонь никак не разгорался. В конце концов бесполезный камин заложили кирпичом.

— Это случилось, когда мне было четырнадцать, — произнесла Инна.

Наступило утро. Она лежала, положив голову Артему на плечо.

— Военрук повел наш класс на экскурсию в воинскую часть. Мы ходили по казармам с нереально образцово заправленными кроватями, по учебным классам, где солдаты зубрили уставы, наблюдали, как они маршируют на чисто подметенном плацу, как моют военную технику и белят бордюры. А еще нас накормили сытным обедом в солдатской столовой. Мне, помнится, понравилось тогда, что у нас в армии царит такой порядок. Все без исключения военнослужащие казались мне такими подтянутыми, сильными и добрыми. Как хорошо, думала я, что такие люди оберегают нашу жизнь. Не было для меня в тот день одежды красивее, чем военная форма. Я спросила тогда военрука, берут ли в суворовское училище девочек. Он ответил, что точно не уверен в этом. Меня так впечатлило все в воинской части — и спортивные снаряды, и оружейная комната, и даже режим дня, — что на следующий день я снова туда вернулась. Уже одна…

— Тебе не обязательно все это вспоминать. — Горин бережно поглаживал Инну по спине.

— Нет, мне хочется, чтобы ты знал. — Она приподняла голову, заглянув Артему в глаза, затем опустила ее обратно. — На КПП меня, естественно, не пропустили. Я пыталась объяснить, что не далее как вчера была здесь, но зевавший солдат на все мои аргументы отвечал коротко: «Не положено». Возвращаться обратно на трясущемся автобусе не хотелось, и я принялась бродить вдоль металлических прутьев забора, разглядывая сквозь него военные машины и патриотические лозунги. Через некоторое время с той стороны ко мне вразвалочку подошли двое солдат. У них был несколько расхлябанный, не соответствующий моим представлениям вид: расстегнутые воротнички, болтающиеся ремни и кеды вместо кирзовых сапог. Они поинтересовались, что я здесь делаю. Я выложила им все и спросила, не помогут ли они мне попасть внутрь. Солдаты переглянулись, и один из них показал мне в сторону леса, сообщив, что там у них полигон. Солдат сказал, что я могу пойти туда, а он по рации предупредит, чтобы мне разрешили прокатиться на танке и, может быть, даже пострелять из автомата. Я сразу про все на свете забыла и бросилась к лесу сломя голову. Побродив среди деревьев какое-то время, я испугалась, что заблудилась, и несколько раз крикнула «ау». Вскоре кусты зашевелились и ко мне вышли те самые солдаты. «Что, покаталась на танке?» — спросил один из них. А второй при этом как-то неприятно расхохотался. Мне показалось тогда, что они надо мной так зло пошутили, и вместо того чтобы испугаться и бежать, я рассердилась и сказала солдатам пару ласковых словечек. Тогда один из солдат вытащил из-за пазухи гранату и сказал, что если ее засунуть мне в штаны и дернуть кольцо, то меня разнесет на мелкие кусочки, которые даже милиция найти не сумеет. После этого второй грубо оскорбил меня. Вот здесь я уже перепугалась по-настоящему, поняла, что сейчас может произойти, и заревела. Но это их еще больше раззадорило. «Давай, снимай все, а то взорвем!» — угрожали они. Откуда мне, несмышленой четырнадцатилетней девчонке, было знать, что граната учебная? Всхлипывая, я разулась, стянула джинсы и сняла футболку. Один из них подскочил и больно дернул меня за волосы. Мне было так жутко, что я боялась пошевелиться. После этого начался настоящий кошмар: они заставили меня бегать вокруг деревьев, ползать на четвереньках и по-пластунски. При этом они больно хлестали меня прутьями, изготовленными из веток, и пинали. Я вошла тогда в настоящий ступор: слепо повиновалась всем их приказам, и, вообще, чувствовала себя, словно загнанное животное. Когда солдаты вдоволь развлеклись, я уже едва ли что-то соображала — как сквозь пелену я услышала последние слова солдат: «Если кому скажешь, сука, мы отыщем тебя и взорвем». «Захочешь еще раз на танке покататься — приходи», — добавил второй. Они расхохотались и ушли. Я еще какое-то время лежала, не в силах остановить дрожь, затем кое-как оделась и побрела прочь. Как добралась домой — не помню. Родители работали за границей, а бабка ничего не заметила. Я залезла в ванную и сидела там, наблюдая, как вместе с водой с меня стекает кровь. Потом меня долго рвало, и почти до самой ночи я не могла себя заставить выключить воду и выбраться из-под струй воды. Я ненавидела себя за то, что оказалась такой слабой и трусливой. За то, что не смогла дать достойный отпор…

Инна замолчала.

— Ты нашла их потом? — спросил через некоторое время Горин, сообразивший, что многого Инна ему не рассказала.

— К сожалению, нет, — вздохнула она. — Пока я оклемалась и перестала вскакивать по ночам, эти подонки успели демобилизоваться и разъехаться в неизвестных направлениях. Я долго не могла смотреть на мужиков, особенно на высоких и крепких. Те же, что носили военную или милицейскую форму, вызывали во мне нечеловеческую ненависть. Кое-как закончив девятый класс, я пошла в техникум, только чтобы не слышать больше перешептываний одноклассников и их косых взглядов. До обеда я училась сводить дебет с кредитом, а все остальное время посвящала тому, чтобы стать сильнее. Какое-то время я пробовала ходить в расплодившиеся, словно грибы после дождя, секции единоборств. Но это все оказывалось бесполезной тратой времени и денег. Я долго искала, прежде чем нашла настоящего тренера. В первый же день он разбил мне нос, доказав, что в присутствии посторонних людей никогда нельзя расслабляться. Он научил меня очень многому, а через четыре года попросту спился. Я пыталась сунуться еще куда-нибудь, но всюду меня прогоняли за излишнюю жестокость. Поэтому дальнейшие навыки я оттачивала самостоятельно…

— Давно ты дерешься с людьми в форме? — спросил Горин.

— Несколько лет, — ответила Инна. — Долгое время я «курировала» ту злополучную воинскую часть. Вылавливала их за территорией, на дискотеках и просто на улицах. Потом переключилась на остальных. Я пыталась казаться беззащитной, как много лет назад, в том лесу. Но, похоже, эти гады чувствуют силу своим гнилым нутром. А я все равно их бью. Вижу человека в форме, подхожу и, если только замечаю в его глазках знакомый огонек, ставлю эту сволочь на место. Доказываю ему, что форма на самом деле не дает власти и силы.

— Было время, когда я тоже носил военную форму, — произнес Артем.

— Тебе повезло, что ты мне тогда не попался.

Они рассмеялись, и Инна обвила Горина руками.

— Слушай, а ты не видел моих сигарет? — спросила она.

— Я их выбросил. У меня на табак жуткая аллергия…

Артем решил показать Инне, как правильно выслеживать настоящую добычу, а не довольствоваться кроликами. Для начала ей необходимо было подобрать подходящий гардероб: кроссовки, джинсы и кожанка своей агрессивностью отпугивали крупную рыбу. Одежда должна была быть достаточно откровенной, но не слишком дорогой: озабоченные парни всегда боятся связываться с дочерьми, женами и любовницами сильных мира сего. Остановились на имидже студентки-старшекурсницы: в меру пьяной, в меру развратной и столь же доверчивой. В гардеробе Инны с трудом удалось отыскать лишь блузку. Все остальное пришлось купить: набор черного нижнего белья, очень короткую красную юбку и красные же босоножки.

Блузка была расстегнута на максимальное количество пуговиц, в руки помимо сумочки Инна взяла папку с «конспектами», а на нос водрузила не темные, а обычные очки. Губы были покрашены броско: в тон юбке и босоножкам.

— Выглядишь так, что хочется наброситься и все это сорвать, — произнес Горин, оглядев девушку с головы до ног.

— Это хорошо, давно я так не выглядела, — улыбнулась Инна. — Но ты не забывай, удар у меня хорошо поставлен.

До закрытия метро оставалось около двух часов. Инна для поддержания имиджа выпила купленного Гориным вина, и они спустились вниз. Инна села на лавочку, забросила ногу за ногу и раскрыла папку. Горин сел поодаль.

Минут через пятнадцать мимо девушки продефилировало двое патрульных милиционеров с «говорящими» рациями на поясе.

— Эй, время не подскажете? — вульгарным пьяным голосом обратилась к ним Инна. Похоже, она не притворялась.

— Тебе уже давно спать пора, — ухмыльнулся один их патрульных, заглядывавший в ее глубокое декольте.

— Так не с кем, вашу мать! — Инна икнула.

— Ты в общественном месте не ругайся, — пригрозил второй, не сводивший глаз с ее ног.

— Валите отсюда, не мешайте уроки учить, — Инна махнула на них рукой.

Патрульные удалились, но не прошло и десяти минут, как они вернулись. Походка их была более уверенной. Инна отлично играла роль: когда милиционеры оказались рядом, ее папка выскользнула из рук, и листки бумаги рассыпались по полу. Инна, пошатываясь, опустилась на корточки, открыв изумленному взору милиционеров все, что скрывалось под юбкой.

— Ну, чего вылупились? — дерзко спросила она, собрав бумаги и выпрямившись. — Конспектов никогда не видели?

Инну здорово шатало — к алкоголю ее спортивный организм оказался непривычен.

— Разрешите ваши документы, — наконец, взял под козырек один из милиционеров.

«Клюнули», — обрадовался Горин.

— Какие, бля, документы? — возмутилась Инна. — Студбилет, что ли? Или зачетку? Так они у меня в общаге, в тумбочке…

— Пройдемте, — произнес второй патрульный, кивнув в сторону лестницы.

Раздался грохот приближающейся электрички. Девушка, прижав папку к груди, гордо, борясь с равновесием, проследовала в направлении, указанном милиционерами. Когда электричка остановилась, Инна бросилась в разъехавшиеся двери. Патрульные рванули туда же. Горин вскочил со скамейки и устремился вслед за ними. Один из милиционеров попытался загородить ему дорогу, но Артем поднырнул ему под руку и уселся на сиденье. Двери после предупреждения закрылись.

— Сиди тихо, а то и твою прописку проверить придется, — пригрозил Горину один из патрульных, и они двинулись к забившейся в противоположном конце пустого вагона девушке.

— От кого бегаем? — довольно улыбался один из милиционеров.

— А вы, козлы, думали, что я в вашу каптерку прокуренную отправлюсь? — огрызнулась Инна.

— Обыскать все равно придется, — ближайший к ней патрульный снял с пояса дубинку. — Сидела на станции, никуда не ехала. Может, теракт готовила?

— А может, ты наркоту продаешь? — вставил второй. — Сейчас посмотрим, где ты эти маленькие пакетики с порошком прячешь…

— Я буду понятым! — крикнул Горин.

— Ты будешь задержанным сейчас! — рявкнул в ответ патрульный с дубинкой.

— Не подходите, я сама! — Инна сняла босоножки, запрыгнула на сиденье и швырнула их в милиционеров. — Вот, ищите пока!

После этого в патрульных полетели блузка и юбка.

— Эх, только музыки не хватает! — прокомментировал Артем.

— Ты лучше заткнись там, последний раз говорю! — оборвал его милиционер. — А это уже — развратные действия в общественном месте, — продолжил он, повернувшись к Инне.

— Совращение милиционеров, — произнес приближающийся к ним Горин.

— Я тебя предупреждал… — патрульный повернулся и полез в кобуру.

Артем подскочил, заломил ему руку за спину, перехватил пистолет и оттолкнул милиционера в сторону.

— На колени! — скомандовал он.

Инна с сиденья прыгнула ко второму, обхватила его за шею и врезала коленом в живот. После этого тоже извлекла из его кобуры оружие.

— Ну что, мальчики, повеселимся? — она дико расхохоталась. — Раздевайтесь! Быстрее, или я начну стрелять по ногам!

Побледневшие патрульные, озадаченные таким неожиданным поворотом событий, принялись снимать с себя форму.

— Ты уверена, что мне это понравится? — спросил Инну Артем.

— Надевай! — она швырнула ему одежду одного из ментов.

— А ты уверена, что тебе это понравится? — снова спросил Горин.

— Это будет просто супер! — Инна рассмеялась.

Когда на патрульных остались только трусы, они остановились.

— Что, нечем похвастаться, мужики? — Инна сняла с валявшихся ремней наручники и пристегнула каждого из милиционеров к поручням.

— У вас будут большие неприятности! — испуганно произнес один из них.

— Ну, как я тебе? — спросил девушку Горин, надевший милицейскую форму и переложивший в нее свои личные вещи.

— А тебе идет! — Инна принялась надевать на себя второй комплект.

На ней форма сидела несколько мешковато.

— А тебе — не очень, — усмехнулся Артем. — Нам скоро выходить.

— А как же эти? — Инна кивнула на затихших ментов.

— Забудь, они уже не в форме.

На следующей станции в вагон зашла молодая пара.

— Опасные нудисты-рецидивисты, — пояснил им Горин присутствие в вагоне двух голых пристегнутых мужиков.

Вошедшие парень с девушкой удивленно косились на бедолаг и на разбросанную по вагону женскую одежду. Но особенно их удивило то, что «милиция» вышла на следующей станции, оставив их наедине с «извращенцами».

Здесь было не так безлюдно. У скамейки тусовалась группа подростков. На полу стоял переносной магнитофон, выдавая жеванные фразы афро-американского рэпа.

— Поехали ко мне? — спросила Инна.

— Погоди! — Артем поднял руку.

Перед его взором маячило перепуганное лицо девушки, рот которой зажимала чья-то рука с наколотой буквой «Т». Под ребра девушке упиралось лезвие ножа.

Он оглянулся: группа подростков затихла, несколько человек напряженно смотрели в их с Инной сторону.

— Пойдем, они, наверное, тоже не любят людей в милицейской форме, — потянула его за рукав кителя Инна.

— Они просто не любят людей, — поправил ее Горин. — Зато эти молокососы без ума от одного психопата.

Артем медленно направился в их сторону. На его пути оказался орущий магнитофон. Он наклонился, вынул кассету и отшвырнул ее. После этого достал из кармана запись Эльвики.

Режу любовь на дольки я…

— Вот какая музыка нравится вашему идолу, ублюдки! — он оглядел подростков: буква «Т» красовалась на руках у каждого из них. — Думаете, Трофейщику понравилась бы ваша возня?

— Ты кто такой? — решился задать вопрос один из подростков.

— Ваш повелитель уже давно подох, и вам пора вслед за ним, — Горин не обратил на него внимания. — Как поступали с рабами в Египте, погребая их вместе с фараоном…

— У мента, похоже, фуражку пробило, — сострил парень с прыщами на лбу.

— Придурок, он же вот про это базарит! — огрызнулся другой, сунув ему под нос руку с татуировкой. — Эй, вы что, знаете про нас? — с подозрением обратился он к Горину.

— Не знаем и знать не хотим. — Артем достал из кобуры пистолет, снял его с предохранителя и выстрелил в лоб прыщавому парню.

Громкий хлопок на миг оглушил присутствующих.

— Ну, и у кого из нас что пробито? — ухмыльнулся Горин.

Следующая пуля отправилась в живот задавшему вопрос подростку. Дернувшись, он рухнул лицом вниз. Оставшиеся бросились наутек. Горин прицельно стрелял по ним, пока не кончились патроны.

— Смотри-ка, навыки еще остались, — произнес он Инне, уложив в общей сложности пять человек. — Погляди, что они с ней сделали, — кивнул он на сидящую на скамейке девушку, в страхе закрывающую голову руками.

Это, судя по всему, была такая же студентка, которую Инна еще недавно пыталась изобразить. Девушку трясло. С ее ног лоскутами свисали разорванные колготки, а на оголенных бедрах ножом были вырезаны буквы «Т». Такие же буквы красовались на ее руках. Белая блузка девушки была заляпана кровью подростка, которому Горин только что прострелил голову.

В отдалении раздался шум. Сюда бежали несколько настоящих милиционеров. В руках одного из них был автомат. Артем схватил остолбеневшую Инну за руку и увлек к дверям подъехавшей электрички. Второй рукой он успел схватить на ходу магнитофон, из которого звучала музыка альбома «Теряю голову». Прежде чем двери за ними успели закрыться, Горин выудил из магнитофона свою кассету и швырнул его обратно на станцию. У аппарата от удара о твердую поверхность треснул пластмассовый корпус, из которого наружу вывалились радиоэлектронные внутренности.

Подоспевший наряд милиции едва успел проводить Артема и Инну взглядами.

Дома Инну пришлось отпаивать валерьянкой.

— Это же были совсем пацаны! — шмыгая носом и размазывая по щекам слезы, недоумевала она. — Зачем? Зачем?

— Солдаты, многих из которых ты сделала инвалидами, тоже были зелеными юнцами, — Артем держал ее ладони в своих. — А вина их была лишь в том, что от долгой изоляции вид соблазнительной девчонки переключил всю их мозговую деятельность в область паха. Я, конечно, не имею в виду тех двоих опущенных, которые тогда в лесу нашли в твоем лице более беззащитное существо, чем они сами…

— Но ведь ты убил их! — негодовала Инна.

— Эти неоперившиеся паразиты безо всяких угрызений совести резали беззащитную девчонку и получали от этого удовольствие, — терпеливо объяснял Горин. — Забудь о них, из этого мусора уже никогда не получилось бы полноценных членов общества. Они отвергли Бога и избрали своим учителем больного мутанта, пропагандирующего смерть. Они ее и получили…

— Давай завтра сходим куда-нибудь, просто так? — произнесла Инна после того, как ей удалось успокоиться.

— В зоопарк? — пошутил Артем.

— Почему бы и нет? Я не была там со времен школы…

По рабочим дням количество зверей в зоопарке преобладало над количеством двуногих посетителей. Купив на входе мороженое, Артем с Инной не спеша обходили вольеры и клетки. Животные по большей части дремали, укрывшись в тени от изнуряющей жары.

— А здесь — аллигаторы! — воскликнула Инна, подойдя к очередному металлическому ограждению.

Горин выбросил в урну обертку от съеденного мороженого и направился к девушке. Бассейн с крокодилами оказался внизу. Хищники спасались от зноя в воде. На поверхности виднелись их головы и лениво шевелящиеся хвосты.

Раньше Артем сразу же отпрянул бы от клетки и убежал отсюда прочь. Смотреть на аллигаторов ему было неприятно даже в телевизоре. Но сейчас он взирал на этих рептилий спокойно, словно на каких-то привычных домашних животных. Возможно, что они были просто довольно далеко.

Среди крокодилов произошло оживление. Некоторые из них принялись кувыркаться, подставляя солнцу бледно-желтое брюхо. Остальные начали молотить хвостами, выбивая из лужи брызги.

— Чего это с ними? — удивилась Инна. — Мясо почуяли, что ли?

Горин догадывался, что происходит с животными и что они почуяли на самом деле. А еще он почувствовал, что если задержится здесь еще на какое-то время, то превратится в зубастое чудовище сам. Первый раз ему было трудно удержаться от подобной трансформации.

— Пойдем отсюда! — Он увлек Инну за собой и уже почти когда отвернулся от клетки, краем глаза уловил вспышку.

Артем остановился. С той стороны периметра ограждения стоял человек в цветастой рубахе, шортах и панаме. На груди у него висел фотоаппарат. Горину показалось, что пристальный взгляд человека направлен вовсе не на обеспокоенных крокодилов, а на него самого. В этот момент человек развернулся и быстро пошел прочь.

— Душно как стало опять, — произнесла Инна, когда они покинули пределы зоопарка. — Может, искупаемся?

Горину предстояло в очередной раз удивиться себе: он не только осмелился войти в воду, но и получил от давно забытых ощущений непередаваемое удовольствие.

К счастью, Левченко все-таки отыскал заветный телефонный номер в своей пухлой записной книжке с вываливающимися страничками. Он сразу же набрал его.

— Добрый день, это Левченко Александр, — произнес он, когда на том конце ответили. — Передайте, пожалуйста, Геннадию, что мне нужно с ним встретиться.

В трубке неопределенно хмыкнули, после чего раздались короткие гудки. Теперь оставалось лишь ждать…

Геннадий позвонил через неделю.

— Скверик на пересечении Симферопольской и Рокоссовского знаешь? — раздался в трубке его торопливый голос.

— Найду, — заверил Левченко.

— Я буду у киоска с мороженым, сразу за остановкой, — уточнил Геннадий и повесил трубку.

Гена Шухман отсидел в свое время пять лет. Отсидел ни за что. Ему, вообще-то, хотели впаять десятку, да на Генкино счастье достался ему редкостной честности следователь. Звали следователя Левченко Александр Эдуардович.

Шухман был фанатиком информации. Набивший оскомину термин «хакер» сам Геннадий считал в отношении себя не совсем подходящим. Он не взламывал банковские счета, не облапошивал «чайников» по Интернету и не распространял компьютерные вирусы. Тем не менее группу энтузиастов, которой он руководил уже несколько лет, давным-давно безуспешно искали ФБР, ФСБ и, возможно, разведслужбы некоторых других стран.

Шухману всегда претила одна вещь: то, какие средства расходуют власть имущие, чтобы создать завесу таинственности там, где это не имеет под собой ни малейших оснований. Геннадий и его коллеги боролись с этим, используя свои мозги и последние технические достижения.

Еще на заре перестройки Геннадий опубликовал в одной из сетевых конференций фамилии высших должностных лиц Министерства обороны, стоявших за организацией некоей финансовой пирамиды. Тогда он ещё не был так опытен и осторожен, как сейчас, поэтому его арестовали и обвинили в шпионаже, сославшись на то, что Шухман опубликовал выдержки из документов, предназначенных для служебного пользования.

Но следователь Левченко, которому поручили это дело, неожиданно уперся. Он не был согласен с трактовкой дела. Следователя, конечно, сломали и понизили в должности, но дело успело приобрести огласку, и на волне демократии прокуратуре пришлось отступить и приговорить Шухмана к пяти годам вместо обещанных десяти.

Отсидев положенное, Гена вернулся и сразу приступил к восполнению пробелов в информационной области, успевшей шагнуть за последние пять лет далеко вперед.

Когда он снова почувствовал себя как рыба в воде, он собрал единомышленников и занялся любимым делом. Гена мог бы стать отличным журналистом, но его деятельность слишком болезненно воспринималась чиновниками всех рангов. Даже на пике расцвета демократии в стране за самые безобидные вещи, творимые Шухманом, беспощадно закрывали телеканалы, разоряли газеты, подбрасывали неугодным репортерам наркотики и другой компромат. Областью деятельности группы Геннадия стало информационное поле. Они бесцеремонно внедрялись в закрытые для остальных участки, подбирали пароли, выведывали секреты, а потом в Интернете или на видеокассетах, продаваемых на черном рынке, можно было увидеть истинную подоплеку всех последних событий. За это власти очень не любили Геннадия. Не любили и очень хотели отыскать…

Но это было нелегко: почти никто не знал, где находится контора, откуда группа Шухмана ведет идеологическую войну. Обложившись всевозможными техническими штуковинами, они попросту растворились. Попытка отследить их звонки приводила доблестных российских разведчиков на несуществующие адреса по всему земному шару. Регулярное просеивание сексотов и информаторов тоже ничего не давало: это была совсем иная среда, доступная для контакта лишь избранным. Например, для Левченко.

Они с Шухманом были друзьями, хотя и виделись исключительно редко. Александр прибегал к помощи Геннадия, когда самостоятельно справиться с чем-то был уже не в состоянии. Тот всегда делал все возможное, он и не мог поступить иначе с человеком, который когда-то ради справедливости по отношению к неизвестному ему Гене Шухману поплатился собственной карьерой. Единственное, с чем Шухман не смог справиться — это с информацией по Трофейщику. Об этом загадочном убийце не знал никто, хотя несколько лучших взломщиков Геннадия потратили на поиски кучу времени.

За последний год, что они не виделись, Шухман почти не изменился: лишь седых волос в его темной шевелюре, стянутой сзади в хвостик, стало заметно больше. Он стоял и ел мороженое. Для серьезных разговоров Геннадий всегда выбирал свежий воздух. Он слишком хорошо знал возможности современной техники, чтобы доверять телефонам или электронной почте.

— Как семья? — спросил он, пожав Левченко руку.

— Дочь к институту готовится, — ответил Александр. — А ты еще не нашел в своем Интернете подходящей спутницы?

Геннадий рассмеялся:

— Я слишком увяз в виртуальном сексе, Эдуардович, — он развел руками. — Живые современные женщины не вызывают во мне ничего кроме зевоты.

— А мужчины? — ухмыльнулся Левченко.

— У меня было пять лет, чтобы проверить это, помнишь? — Шухман снова расплылся в улыбке. — Но нет, волнуют меня по-прежнему порносайты с грудастыми блондинками, длинноногими брюнетками и всеми остальными бабами во всем их многообразии.

— Но нельзя же вот так всю жизнь, бобылем…

— Видишь ли, Эдуардович, — Шухман вздохнул. — Для меня женщина, находящаяся рядом, — это ахиллесова пята, непредсказуемое и уязвимое место. Отсканированными же феминами можно любоваться в любое удобное время без риска быть преданным, подставленным или обманутым… Ну ладно, мы отвлеклись — что там у тебя опять стряслось?

— Ты наверняка не слышал еще про так называемый «Тополь-8»? — перешел к делу Александр.

— Не слышал, — Геннадий задумчиво покачал головой. — А что это?

— Есть версия, что это один из самых засекреченных отделов ФСБ, — ответил Левченко. — Возможно даже, что нелегальный.

— Странно, — удивился Шухман. — Я думал, что знаю об этом ведомстве все. Информация достоверная?

— В том-то и дело, что нет, — хмыкнул Александр. — Это всего лишь догадки, к сожалению.

— И чем этот «Тополь» занимается? Почему он тебя вдруг заинтересовал?

— Я подозреваю, что он каким-то образом связан с делом Трофейщика, — выложил Левченко то, что держал в себе уже несколько дней. — Ничего конкретного. Все, что у меня есть, это: название «Тополь-8», какие-то туманные медицинские опыты, якобы имевшие к нему отношение, проект «Кархашим», над которым отдел работает последнее время, и сотрудница ФСБ Гончарова Ирина Сергеевна, тоже каким-то образом собирающая информацию обо всей этой белиберде.

— И ты хочешь, чтобы я тоже подключился к пролитию света на эту тайну за семью гэбэшными печатями? — задал вопрос Шухман.