Каратистов охотно били все - не признающая никаких правил шпана, спортсмены, прошедшие соленую школу изматывающих тренировок и настоящего, Большого спорта, уголовники, испытавшие на своей шкуре кровавое месиво лагерных разборок, а также случайные прохожие, если каратисты невзначай проходили мимо пьяной уличдой драки...
      Не били их только каратисты из соперничающих группировок, тут их схватки заканчивались вничью, бригадиры, с удовольствием понаблюдав за мельканием рук и ног и послушав звонкую японскую речь, растаскивали бойцов по машинам и оставались перетирать свои дела один на один, потому как на серьезные разборки каратистов не брали, от греха подальше отсылая их куда-нибудь за город, шашлыки готовить например, что, впрочем, у тех получалось не очень здорово - не японская все ж таки пища...
      Когда Кастет заявил о своем желании уволиться из "Скипетра", его вызвал к себе авторитет, как понял Леха, один тех людей, что стояли во главе
      колдобинцев. На роскошном джипе Леху отвезли в гостиницу "Пулковская", где обычно обедал авторитет, отвели в отдельный кабинет и оставили один на один с немолодым уже мужчиной в дорогом, похоже, шитом на заказ, костюме. Мужчина в одиночестве сидел за столом, накрытом, судя по всему, на двоих.
      - Садись, покушай, - сказал он Кастету.
      Леха замялся, он готовился к непростому разговору, может быть - даже к драке, а тут вроде как старый друг приглашает его к столу.
      - Да я не голоден, - выдавил он из себя.
      - Сразу видно, не из наших ты, - одними губами улыбнулся мужчина.
      Грубое, словно плохо обработанное, лицо оставалось неподвижным, звериные глаза внимательно изучали Кастета.
      - Знал бы, сколько людей мечтают даже не пообедать, а просто посидеть со мной за одним столом, а он - не голоден!
      Он еще раз улыбнулся, и от этой улыбки Кастету стало не по себе.
      - Спасибо, - сказал Леха, сел на крайчик стула и подвинул к себе тарелку с чем-то необычайно аппетитным на вид и пахнувшим так, что у Кастета не было слов, чтобы описать щекочущий его ноздри аромат.
      - Ты кушай, кушай, - сказал мужчина, - а я пока на тебя посмотрю, да и ты на меня. Может, когда еще доведется встретиться.
      Мужчина откинулся на спинку стула и закурил дорогую, вкусно пахнущую сигарету.
      - Не помешает? - вежливо спросил он.
      - Нет, нет, что вы, - совсем смешался Кастет.
      С каждой минутой он чувствовал себя все более неуютно - он не знал как себя вести, что говорить, он не контролировал ситуацию, а такого быть не должно, ни на ринге, ни в бою, ни в жизни - этот урок Кастет выучил твердо! Поэтому он с преувеличенным аппетитом принялся за неведомое блюдо, краем глаза изучая своего собеседника.
      Мужчина напротив был немолод и, что называется, терт жизнью, он был опытен каким-то ужасным, кровавым опытом жизни и излучал уверенность, от которой Кастету стало не по себе. Случалось ему несколько раз выходить на ринг против соперника, от которого исходила такая же непреломимая уверенность в себе, и эти бои Кастет проигрывал, хотя был совсем не плохим бойцом.
      - Ну, что, покушал, посмотрел, теперь - поговорим.
      Кастет отложил вилку.
      - Слышал - уходить ты от нас собрался, - даже не спросил, а как бы утвердил мужчина. Кастет кивнул.
      - И чем же мы тебе не глянулись? Может, денег мало, так ты скажи, знаю, жена молодая - ей цацки всякие нужны, баба, понятное дело, дите опять же растет малое, ему питание там детское надо, памперсы-ползунки всякие, все денег стоит, я понимаю, так что скажи - сколько получать хочешь?
      Кастет пожал плечами:
      - Не в деньгах дело.
      - А в чем? Ты скажи, в чем? Мне это знать надо, - мужчина даже подался вперед, - я, понимаешь, хочу, чтобы меня хорошие люди окружали, чтобы не продали меня за бабки эти сраные, ты вот, знаю, - не продашь, а все-таки уходишь. Почему?
      Кастет опять пожал плечами:
      - Не знаю, не могу сказать, не мастак я говорить и слов нужных не знаю. Плохо мне у вас, страшно.
      - Тебе страшно?! Ты ж войну прошел, людей убивал, и тебя убить могли, ранен вот был - знаю, чего здесь-то бояться?! Опять же боксером, говорят, знатным был, чемпионом...
      Кастет кивнул.
      - Два раза чемпионом Вооруженных сил, пять раз - призером Союза, и так по мелочи еще было - кубки там всякие, грамоты... - своим спортивным прошлым Кастет гордился, - там все не так было, честно. Я -сильнее, значит, я выигрываю...
      - Так ведь и у нас все честно,- оживился собеседник. - Сегодня я сильнее и я город держу, а что завтра будет - посмотрим.
      - Нет, не так это все, - Леха стукнул себя кулаком по колену, - ну, не могу я объяснить!
      - Ладно, понял я тебя. Иди, Леша Костюков, живи своей жизнью, как умеешь, так и живи, если плохо будет - приходи, приму, помогу, чем смогу, только не придешь ты, вот чего жаль... Хотел я посмотреть, что ты за мужик, не продашь ли, не ссучишься. Вижу - не продашь, потому - иди. А если б гниль в тебе была, - мужчина улыбнулся своей мертвой улыбкой, показав два ряда золотых зубов, - тогда бы другая дорожка тебе корячилась, братва уже бушлат деревянный хотела заказывать, да я отговорил, поглядеть на тебя вздумал. Так что удачный у тебя сегодня день, а я вроде как крестный тебе - считай, жизнь сохранил. Все, Кастет, иди, а я кушать буду и о жизни правильной думать.
      Мужчина наклонил голову, то ли прощаясь, то ли высматривая в тарелке кусок полакомей...
      ***
      Кастет закурил сигарету, последнюю в пачке, встал, подошел к распахнутому настежь окну. Внизу по мокрому асфальту шелестели шинами блестящие от дождя и оттого особенно нарядные машины, большей частью иномарки.
      Кастет вздохнул - купить тачку, хоть плохонькую, да свою, было его давней мечтой.
      После несложившейся карьеры бандита-охранника его армейские дружки-приятели пристроили Кастета в фирму "Суперавто", одну из множества мелких фирмочек, возникших на развалинах советского колосса "Совтрансавто". Леха стал обладателем донельзя разбитого российскими дорогами "КамАЗа", на восстановление которого ушли остатки бандитских денег, отложенных им на покупку хоть какого-нибудь жилья. Потому что с хохлушкой Алесей, бывшей к тому же его законной супругой, Кастет не жил уже около года, с того самого дня, когда заявил ей о своем намерении уйти из бандитского агентства "Скипетр".
      - Ты - неудачник, - сказала тогда Алеся, - неудачником был, неудачником и помрешь. Ты ж ничего не можешь, только морды бить, куда теперь пойдешь, вышибалой в кабак какой-нибудь? Так там те же бандюги, только бабок пожиже будет и помыкать тобой будут все кому не лень, начиная с последней шлюхи, а что, может, тебя к шлюхам и тянет, кобель драный?! Так вали отсюда, освобождай жилплощадь, я уж как-нибудь без тебя, кобеля, с дитем проживу, не помру с голоду.
      По правде говоря, жилплощадь эта, а вернее квартира, была Лехина. И не просто квартира, в которой он жил. Здесь он родился, здесь родился
      и умер его отец, его дед с бабкой пережили в ней блокаду. А Алеся приехала в Ленинград в шестнадцать лет. Особым интеллектом она не отличалась, но благодаря провинциальной настырности, щекастой смазливой мордахе, выдающемуся для девчонки ее лет бюсту, крупным подвижным ягодицам, а главное, редкой сексуальной сговорчивости и исключительному темпераменту она не только поступила в Петродворцовое реставрационное ПТУ, но и успешно переходила с курса на курс.
      ПТУ было престижным, поступить туда было нелегко, закончить еще труднее, потому что большая часть выпускников, отработав положенный после училища срок, поступали в знаменитую Муху, так что ПТУ это было чем-то вроде кузницы будущих кадров для престижного вуза.
      Хохлушка Алеся благополучно переходила с курса на курс, все свободное время посвящая поискам будущего мужа. Требование к потенциальному спутнику жизни было одно, но, как выяснилось, трудно выполнимое - чтобы будущий супруг имел ленинградскую прописку и нормальную жилплощадь.
      Леха познакомился с ней на танцах, или, говоря по-модному, на дискотеке, которую устраивали каждое воскресенье в клубе училища. Собственно, он каждое воскресенье знакомился на дискотеке с какой-нибудь девушкой, но одни оказывались слишком неуступчивыми для его молодого здорового организма, абсолютно не склонного ждать первой брачной ночи, другие, наоборот, были откровенными потаскушками, охотно отправлявшимися в кусты после первого же танца.
      Леха же в душе стремился к созданию крепкой советской семьи, и, стало быть, ему была нужна жена, соответствующая положению будущего офицера. Но время шло, уже и выпуск не за горами, а девушки, достойной его руки, сердца и члена, все не попадалось. Петродворец - городок небольшой, и на танцы приходили одни и те же кандидатки в офицерские жены, поэтому, когда появилась Алеся, общее внимание оказалось приковано к ней.
      Братья-курсанты, зная Лехин нокаутирующий удар справа, остерегались вставать у него на пути, и новенькая сразу перешла в полную его собственность.
      Непосредственная хохлушка сразу покорила Кастета веселым легким характером и огромным крепким бюстом.
      - Почему ты лифчик не носишь? - спросил он ее как-то.
      - А он мне нужен? - удивилась Алеся. А еще она покорила его счастливым визгом, которым она оглашала лесопосадки во время актов любви.
      Сам же он покорил дивчину постоянной ленинградской пропиской и большой квартирой в центре города. Что же касается размеров члена, чему она всегда придавала большое значение, так видала и побольше и покрепче, но на привязи-то ее никто держать не будет и в питерской квартире закрывать на ключ не станет, а там, Бог даст, отправят Лешеньку служить в какой-нибудь Клоподавск, а она останется одна, с квартирой и пропиской, и уж тогда...
      Алеся давно решила, что никуда за мужем не поедет, разве что в ГДР, в ГДРе можно и без члена потерпеть, некоторое время, конечно.
      Когда до выпуска и лейтенантских погон оставались уже считанные дни, Алеся объявила будущему офицеру Советской Армии, что беременна, естественно от него (как ты мог подумать-то!), и если он, Леша Костюков, - порядочный человек и, главное, не хочет неприятностей перед самым выпуском, то должен он, Леша Костюков, немедля жениться на ней, Алесе Подопригора, и они вместе войдут в будущую его офицерскую жизнь крепкой советской семьей, к тому же с почти готовым ребенком, что будет, несомненно, учтено командованием училища при распределении выпускников.
      Леша был порядочный человек, неприятностей не хотел и все плюсы семейной жизни хорошо себе представлял, а о минусах старался не думать. В тот же день они подали заявление в ЗАГС и сразу после выпуска сыграли свадьбу.
      Дальше все пошло не так, как планировал Леха.
      Беременность оказалась ложной (ну, бывает так, понимаешь?).
      После необременительной службы в сборной олимпийского резерва, заключавшейся в усиленных тренировках и участии в соревнованиях не слишком крупного, впрочем, масштаба, Лешу из сборной отчислили. Причины, как в армии принято, не объяснили, но Кастет и сам все прекрасно понимал - средневесов его класса было много, годы шли, и шансов попасть в основу сборной у него уже не было, а подрастал перспективный молодняк, который надо обкатывать на международных рингах, поэтому "старичков" постепенно отчисляли, так отчислили и Лешу Костюкова.
      Обиды не было, была пустота и неопределенность, чего Леша не любил больше всего, он и в армию-то пошел только потому, что там все ясно и понятно, на все есть статья Устава или приказ вышестоящего начальника, которые надо только добросовестно исполнять, а Кастет был человеком добросовестным и исполнительным. К тому же возникли неожиданные проблемы с Алесей.
      База сборной была под Москвой, в Крылатском, и Алеся охотно поехала с ним, справедливо считая Москву ничуть не хуже Ленинграда, жили они в комфортном офицерском общежитии, Леха все время проводил на тренировках и соревнованиях, в лучшем случае приходя домой ночевать.
      Предоставленная себе Алеся мгновенно оказалась окружена молодыми пловцами и гимнастами, отличающимися, по слухам, необыкновенными мужскими способностями, что Алеся и принялась выяснять с присущим ей в этих вопросах рвением, оглашая окрестности стонами и визгом.
      Семейная идиллия кончилась в одночасье.
      Как-то, придя в очередной раз в зал, Леха увидел, что все ринги заняты, и, судя по всему, надолго, стучать по груше не хотелось, хотелось поработать спарринг, но сегодня, похоже, не получалось, и он, расстроенный, вернулся домой. Там он неожиданно застал гостя - совершенно незнакомого ему парня, стоявшего в одних трусах посреди семейной спальни. Алеся же была в своей обычной домашней одежде, то есть голышом, даже без тапочек.
      Спарринг у Кастета не получился и дома - гость после первого же удара вылетел в окно, вышибив обе рамы. Жили они на первом этаже, так что незнакомец не пострадал, зато пострадал Кастет. Инцидент замять не удалось, да никто, в том числе и он сам, не стремился его замять.
      В результате через два дня пришло Кастету назначение - лейтенанту Костюкову A.M. предписывается отправиться в Рязанское высшее воздушно-десантное училище на краткосрочные офицерские курсы по переподготовке командного состава по учетно-воинской специальности код No...
      Что обозначал номер кода, Кастет не знал и пошел в кадровый отдел. Воинская специальность называлась "диверсант-разведчик", и, как объяснили ему девочки из кадров, ждала его после окончания краткосрочных офицерских курсов отправка в дружественную нам Республику Афганистан, где ограниченный контингент Советских войск испытывал острую и хроническую потребность именно в специалистах подобного профиля.
      "Голому одеться - только подпоясаться".
      Так и Лехе Кастету собраться - хватило получаса, и разъехались они с разлюбезной супругою своей Алесей Костюковой-Подопригора в разные стороны Кастет в Рязань диверсантом становиться, а Алеся - в Питер, в его квартиру, жить там бок о бок с его родителями, еще живыми в ту пору. Становиться никем она не хотела, потому как давно нашла свое призвание и изменять ему не собиралась.
      По прибытии в Афганистан Кастету повезло - он получил назначение в офицерскую спецроту. Офицерскую - потому что состояла она исключительно из офицеров, солдат-срочников там не было совсем, даже вспомогательные должности, которые в СА занимали обычно рядовые первого года службы, здесь отправлялись прапорщиками, и все давали строжайшую подписку о неразглашении не только подробностей боевых операций роты, но и самого факта существования подобного воинского подразделения в Советской Армии.
      За три месяца службы в спецроте Кастет узнал намного больше, чем за всю свою предыдущую военную жизнь. Старики, а в роте были в основном капитаны и майоры, большинству - за тридцать, охотно делились с новичком секретами выживания в бою и в мирном, казалось бы, тылу сопредельных государств, навыкам убийства не только голыми руками, но и с помощью самых невинных подручных средств, таких как книга, тарелка или подобранная с земли палочка.
      Кастет побывал за это время в Пакистане - в местах дислокации учебных лагерей моджахедов, в Иране, куда с боями отошел большой отряд мятежников, захватив пленных и какой-то очень важный груз, и, что в ту пору очень удивило Кастета, в Таджикистане, тогда еще - Таджикской Советской Социалистической Республике, входившей в нерушимый союз братских народов, плечом к плечу идущих в светлое коммунистическое будущее.
      Все поездки были связаны со стрельбой, взрывами и пролитием крови, совершались без виз и загранпаспортов и преимущественно ночью. Они занимали несколько часов, в течение которых Кастет сотоварищи были очень заняты, так что никаких достопримечательностей и памятников культуры Кастет посмотреть не успевал и поэтому впоследствии с чистой совестью писал в анкетах, что за границей не бывал и, соответственно, ничего не видел.
      Глава 2
      РОЖДЕННЫЙ ПИТЬ ТОЖЕ ЛЮБИТ ДЕВУШЕК
      Опять захотелось курить. Кастет слез с подоконника, размял затекшие от долгого сидения ноги и подошел к столу. Налил, залпом выпил полстакана водки, поковырялся пластмассовой одноразовой вилкой в тушенке и полез в стоявшую на стуле спортивную сумку, в которой привез всякое
      нужное для жизни барахло. Точно, на самом дне сумки лежал блок "Явы".
      С удовольствием закурил.
      "Пойти, прогуляться что ли, хлеба заодно купить", - подумал Кастет.
      Он подошел к окну, выглянул наружу - не идет ли дождь, и увидел стоявшую на набережной девчонку. Прямо напротив его дома. Вдруг нестерпимо захотелось секса, нормального человеческого домашнего секса - есть же у него теперь свой дом! - не поспешных физиологических отправлений с "плечевыми", чем ограничивался он последние месяцы, когда, оставив квартиру Алесе, перебрался жить в гараж. Просто добротного неспешного акта любви, после которого можно полежать, покурить, пуская дым тонкой струйкой в потолок, поговорить о чем-нибудь необязательном с пусть даже случайной подругой.
      Он еще раз выглянул в окно, девушка стояла на том же месте, опершись о парапет набережной и глядя в темную ночную воду. Он даже не видел ее лица, только белый силуэт на фоне черной реки, но представлялась она ему непременно молодой, привлекательной (не красивой - красивые все стервы, суки и бляди), с хорошей фигурой, такой, чтобы ее хотелось тут же раздеть, сперва прижать к себе, сильно, крепко, чтобы почувствовать все впадинки и выпуклости молодого тела, а потом посадить на этот вот подоконник и...
      Кастет начал поспешно одеваться.
      Блин, а если это пенсионерка какая, пуделька своего выгуливает, вот облом-то будет! Он почти выбежал из парадной. Девушки на месте не было. Кастет оглянулся. Вот она, медленно идет в сторону Кировского, и он бросился вдогонку.
      - Девушка! Девушка!
      Девушка оглянулась, мордашка - ничего, отметил он сразу, не красавица, но и не урод какой-нибудь отвратительный, ну не любил он трахаться с уродинами, и все тут, даже по пьяни. Фигуру под плащом не прочитать, но высокая, стройная.
      Она остановилась, ждала, пока Кастет подойдет.
      Чего это она, вдруг смутился Леха, ночь вроде, часа два, а то и три уже, должна бы испугаться, а она стоит, дожидается спокойненько, а если я маньяк сексуальный, Чикатило какой-нибудь?!
      И вот стоят они лицом к лицу. Девушка смотрит на него вопросительно, а Кастет чего сказать не знает, заробел как-то.
      - Вам не страшно, девушка?
      - Нет, - пожала она плечами.
      - Вы выпить хотите?
      Козел. Козел и мудак, сказал Кастет сам себе. Лучший способ познакомиться с девушкой - предложить ей водки. Особенно в три часа ночи!
      Девушка опять пожала плечами:
      - Можно и выпить.
      - Только у меня хлеба нет.
      - А за углом круглосуточный, там хлеба можно купить, и вина.
      - Вы только вино пьете?
      - Вообще - да. Но сегодня можно и водки.
      - У вас что-то случилось?
      - Случилось, - спокойно сказала она, - но свои проблемы я сама решаю. Где пить, будем?
      - Может, ко мне, у меня праздник сегодня, новоселье, а я вот один. Увидел вас в окна, решил пригласить. Странно, правда? Не знакомятся так парень с девушкой.
      - Ну, вы, предположим, не парень, вышли из этого возраста. А познакомиться пора - меня Света зовут, Светлана Михайловна.
      - А меня - Алексей Михайлович. А почему по имени-отчеству?
      - А я учительница, училка, значит, а училок всегда по имени-отчеству зовут. И мы же знакомимся не как парень с девушкой, чтобы дружить потом вплоть до рождения ребенка, а чтобы выпить. Выпить и разойтись. Так ведь?
      - Так точно. Она оглядела пустую комнату.
      - Я только что переехал, - объяснил Кастет, - ничем еще не обзавелся, стол вот, стулья да раскладушка.
      Упоминание о раскладушке показалось ему неприличным, хотя более неудобного предмета для сексуальных кувырканий и придумать, наверно, нельзя. Девушка Света кивнула, повесила плащ на спинку стула, сама села на другой и вопросительно посмотрела на Кастета.
      - Вроде водку пить собирались, или ты меня все-таки с другими целями заманил? А хлеб тогда зачем?
      - Сейчас!
      Кастет нашарил в сумке упаковку пластиковых стаканчиков, вскрыл, поставил один перед собой, Светлане подвинул свой - стеклянный, из которого пил весь вечер. Выпили, закусили, отломив по куску хлеба от буханки - нож был неизвестно где.
      - Так что у тебя случилось?
      - Ничего. У меня случилась жизнь, вот и все.
      Кастет налил еще по одной. Так же молча выпили. Кастету стало покойно так, уютно, словно вернулся он из дальнего рейса домой и встретила его жена, Светлана Михайловна, сидят они за столом и пьют не водку, а чай, на полезных травах настоянный, сейчас она расскажет, как дети, как дома, кто приходил или звонил, пока он катался по стране...
      - О чем задумался? - Светлана смотрела на него с улыбкой. - У тебя лицо было такое...
      - Какое?
      - Не знаю. На меня никто так не смотрел. Странный ты...
      Она нагнулась через стол, провела рукой по его волосам, Леха невольно заглянул в вырез блузки, увидел маленькие острые груди, и в нем опять проснулся самец.
      Девушка почувствовала это, но не отстранилась, а взяла его голову обеими руками и поцеловала в лоб. Леха неловко, через стол, обнял ее, встал, притянул к себе и жадно впился в губы.
      Она не отвечала на поцелуи, только слегка приоткрыла рот и, прикрыв глаза, запрокинула голову, отдаваясь его ласкам.
      Кастет скользнул ладонями вниз, по спине, крепко сжал маленькие упругие ягодицы. Девушка застонала, не от боли, от удовольствия, и еще крепче прижалась к нему всем телом. Он жадно, сильно мял ее, понимая, что такая боль возбуждает девушку, дает наслаждение. Потом она внезапно отстранилась от него, села опять за стол, тяжело дыша и глядя на него странным, помутневшим взглядом.
      - Не надо, ладно, - сказала, наконец, она, - не хочется так вот...
      - Как? - спросил Леха, хотя и сам все понял. Стало стыдно домашнего бардака, своего неуместного нахальства и почему-то своей неприкаянности.
      - Извини, Света, - сказал он, - прости, дурак я, давай выпьем.
      - Давай, - согласилась она и подставила стакан.
      Молча, не глядя друг на друга, выпили, разом потянулись к хлебу, встретились руками, отдернули, опять встретились. Кто-то из них, непонятно кто, задержал ладонь другого в своей руке, совсем коротко задержал, только чтобы почувствовать тепло другого человека, и снова разомкнулись ладони, медленно повисая в воздухе.
      - Бери, - сказала Светлана, - ты первый бери, а то мы так от голода помрем...
      Он протянул руку к буханке, накрыл ее ладонь и почувствовал, как по телу пробежали мурашки, которые бывают только от нежности к другому человеку, а не от животной страсти или похоти. Кожа была нежной и гладкой, как кожа маленького морского животного, на мгновение выплеснутого волной на теплый береговой песок, чтобы сразу быть унесенным в привычную морскую глубь.
      - Прости меня, - повторил Леха, - живу я как... - он силился подобрать слова, будто говорил на незнакомом себе языке, - одним днем живу, словно помереть завтра собираюсь. Если есть водка на столе, ее сегодня выпить надо, всю выпить, другого случая не будет, есть рядом девушка, значит, немедля в койку ее, только бы не упустить, когда еще случай представится, чтобы с девушкой переспать. Я ж не старый еще, жениться могу, квартира теперь есть, жить будет где, и ребеночка хочу, очень, сына...
      - А у меня сын есть, - сказала вдруг Светлана и, прочитав в глазах Лехин вопрос, добавила: - Он в деревне живет, у бабушки, недоношенный родился, семь месяцев, ему воздух свежий нужен, молоко парное, а где тут, в городе, парное молоко возьмешь. А я, видишь, осталась, на хлеб себе и ему зарабатываю...
      Помолчали, не расцепляя рук, ее ладонь нагрелась под его ладонью, словно стала частью его руки, и сама она - словно его продолжение с одинаково бьющимся сердцем, таким же ровным, спокойным дыханием. Леху снова окатила волна нежности, и он осторожно убрал свою руку, потому что знал, что сейчас будет, страшился и не хотел этой близкой радости, боясь, что она все испортит и сделает только хуже, потому что лучше быть уже-не может...
      ***
      Проснулись они уже днем.
      Солнце светило вовсю, на набережной полно людей и машин, в общем день. Часы у Кастета остановились, у Светланы их просто не было, но точное время их не интересовало - день, значит, день...
      Бутылка на столе была пуста, но Кастет - мужик хозяйственный - достал все из той же сумки непочатую поллитровку.
      - Будешь? - спросил он у разом проснувшейся Светланы.
      - Не-а, - она лежала на раскладушке, неловко опершись локтем о металлический каркас.
      Кастет провел ночь на полу, постелив что-то, наугад вытащенное из коробки с разными постельными тряпками. Тело неприятно ныло от неудобного сна, и было немного стыдно смотреть на Светлану.
      - Ты в школу не опоздаешь? - спросил он, просто чтобы не молчать.
      - В школу? - удивилась она. - Я тыщу лет назад школу кончила.
      - Так долго не живут, - машинально отметил он, - ты же училка вроде как.
      - А! У меня диплом училки, а работаю я в другом месте.
      - Где?
      - Давай я тебе потом расскажу, не хочу сейчас об этом, потом как-нибудь...
      Светлана тоже, видно, стыдилась вчерашней неловкой близости, внезапной откровенности со случайным человеком и того, что промелькнуло между ними, вызывая холодный огонь в животе и горячие волны крови, бьющиеся в висках. Того, что она уже несколько лет решительно не пускала в себя, предпочитая оставаться сторонним наблюдателем в играх плоти и чувств.
      - Ванная у тебя где? - спросила она, желая скорее уйти от этого странного человека, разбудившего в ней то, что она боялась называть своим именем.
      - Там, - неопределенно махнул рукой Леха, - полотенце возьми. Светлана вернулась уже одетая и сказала:
      - Пойду я, проводи...
      - Дай мне телефон, - неожиданно попросил Леха.
      - Зачем? - спросила она, но тут же испугалась, что может не дать, и они больше никогда не увидятся. - Карандаш есть? Пиши.
      И она продиктовала номер телефона и адрес.
      Кастет проводил ее до дверей, на прощанье она чмокнула его в щеку, помахала рукой и ушла в полумрак лестницы. Скорее всего, навсегда.
      ***
      Днем Кастет прибрался в квартире, допил между делом водку, вздремнул немного на все еще пахнущей Светланой раскладушке, потом притащил из магазина, в котором ночью покупал хлеб, всякой еды и две литрухи водки, потратив на это почти все деньги. По пути позвонил из автомата друзьям, напомнил о вечернем торжестве.
      Вечер и правда получился знатным.
      Серега-доктор заехал по пути за Чистяковым, и они загрузили в багажник его старенького, но исправного "мерина" свертки, банки, узелки и даже салатники со вкусной, домашнего приготовления, едой, которую сердобольные супруги совместными усилиями приготовили для "Лешенькиного новоселья", как сказала Марина - жена Петьки Чистякова. Стол получился обильным, вкусным и располагающим к неторопливому сидению, дружеским беседам, воспоминаниям и планам на будущее.
      Внезапно обнаружилось, что закуски еще полно, у мужиков - ни в одном глазу - а водка непостижимым образом кончилась. Петька быстренько снарядился в магазин.
      - За бутылкой! - объяснил он уже из прихожей. И Кастет с Доктором остались вдвоем.
      - Пошли дурака за бутылкой, так он одну и принесет!
      - Ну, Петька - не дурак, считай весь вечер еще впереди, да ночь, да два выходных! - доктор мечтательно улыбнулся. - А там, глядишь, девочек по вызову организуем...
      Доктор Ладыгин, в отличие от своих друзей, был "ходоком", любителем молодого мясца, чему удивляться особо не следовало - на работе за ним вереницей ходили студентки-практикантки сестринского училища и стажерки-терапевты Первого Медицинского. Они были, правда, немного постарше сестричек, но еще не вышли из того благословенного возраста, который французы именуют "бетэ дьябль" - красота тех девичьих лет, когда все они молоды, свежи, уже лишились подростковых прыщей, но еще не стали по-бабски стервозны, кто из-за отсутствия мужика, а кто, наоборот, из-за его постоянного присутствия.
      Практикантки с восторгом слушали молодого респектабельного доктора, восхищенно открывая рот не только в палатах и аудиториях, но и в его приватном кабинете, снабженном, ради удобства посетительниц, не казенной смотровой кушеткой, а добротным, иностранного производства, диванчиком, накрытым, для создания непринужденной обстановки, настоящим восточным ковром, вывезенным капитаном Ладыгиным из непокоренного Афганистана.
      Кастет понял, что разговор о телефонных красавицах был затеян не ради красного словца, в штанах у него что-то закопошилось, но Доктор внезапно сменил пластинку.
      - Мы с тобой после Афгана так толком и не поговорили...
      - Сам знаешь, то у тебя времени нет, то у меня. Потом все эти заморочки с Алесей, с разменом, знаешь - я ж почти год в гараже жил, пока эта сука размен подходящий искала...
      Кастета прервал дверной звонок.
      - Слесарь Чистяков по вашему приказанию явился!
      Петька в армии не служил, вовремя отремонтировав военкомовскую "Волгу" и достав дефицитные в ту пору запчасти зятю какой-то шишки из штаба округа, но любил ввернуть в разговор военные словечки, а в гараже щегольнуть своей дружбой с героями-афганцами.
      В одной руке слесаря Чистякова была подозрительно тяжелая, звенящая наполненным стеклом сумка, а за другую руку держалась молоденькая, слегка навеселе, девчонка, совсем не блядского, а слегка изумленного вида.
      - Вот, это - водка, а это - Наташа! Ее подлые друзья ушли на футбол, для тех, кто не знает - сегодня "Зенит" на "Петровском" играет, они, понимаешь, фанаты, им, понимаешь, футбол важнее этой прелестницы! Мы, может, тоже фанаты, но совсем другого спорта.
      И он сначала потряс сумкой, чтобы все насладились звуками фасованной в стеклотару водки, а потом подергал за руку Наташу, чтобы наслаждались видом прелестницы. Наташа потупилась, улыбнулась и едва не упала от Серегиного рывка к столу.