Апрельское солнце обливало землю теплом. Земля слабо курилась. Еще черные, голые, неживые на вид вишни и невежинские рябины в саду впитывали тепло… Таранов сидел в плетеном кресле на террасе и подставлял лицо солнцу. Лицо было покрыто седоватой недельной растительностью.
      Хлопнула дверь дома, и появился Волк. Он слегка прихрамывал, опирался на шикарную трость черного дерева и улыбался. Волк сел рядом с Иваном, взял со стола бутылку «Джека Дэниэлса» и налил полбокала… вылакал, выдохнул, засмеялся.
      – А хорошо на воле, Пивовар, – сказал он, щурясь на солнце. – Ни кумовьев, ни пупкарей. Зато бабы! Баба – это вещь… Петушки, конечно, тоже сладенькие бывают, Ваня. Я в Таджикистане чалился, так там был один пупсик – ну баба бабой. Он по мокрому сидел. А замочил родного дядю как раз потому, что деньги были нужны на операцию по перемене пола… Так вот этот петушок – Света Монастыров – в большом уважении пребывал. У него попка женская, пухленькая. Как парик наденет и бельишко бабское – не отличишь…
      – Ты со мной про петухов поговорить хочешь? – перебил Иван.
      – Нет, – засмеялся Волк, – о бабах… Тебе которая больше понравилась – Лора или Катька?
      Две проститутки – Лора и Катрин – приехали на виллу спустя два дня после появления там Ивана и Волка. Женщина для одичавшего в тюрьме мужика – это мечта… Оба беглеца, невзирая на травмы, оттянулись с проститутками на всю катушку.
      – Мне все равно, – ответил Иван.
      – А может, групповушку затеем? – спросил Волк.
      – Нет, брат. Это не мое.
      – Ну, как знаешь. – Волк закурил и сказал уже другим, серьезным тоном: – Будешь со мной работать, Пивовар?
      – Что ты имеешь в виду? – спросил Иван небрежно.
      – То и имею. Нас большие дела ждут, Ваня. Очень большие. И мне нужно, чтобы рядом со мной был надежный человек. Такой, как ты, Пивовар.
      – А что делать-то нужно? – Иван плеснул себе бурбону.
      – Ничего особенного – сопровождать меня.
      – Телохранителем, что ли?
      – Называй как хочешь. Но мне позарез нужен надежный человек. Много работы предстоит, много поездок.
      – Надо подумать, – сказал Таранов.
      – А что тут думать, Ваня? Ты же без работы теперь. Ты без бабок, ты в бегах. А я предлагаю тебе работу, пять штук в месяц, документы надежные… ну и все такое.
      – Надо подумать, – повторил Иван. Волк скривил тонкие губы, поднялся из кресла и пошел к дому. На пороге обернулся, бросил:
      – Долго не думай. Сегодня вечером Козырь приедет. Со мной поговорить да и с тобой познакомиться.
      Волк ушел, а Иван остался сидеть. Он выглядел абсолютно спокойным. Только что он получил предложение, ради которого, собственно, совершил убийство, отсидел четыре месяца во Владимирском централе и бежал из него, рискуя жизнью… а теперь живет на бандитской даче, на нелегальном положении.
      Таранов прикрыл глаза, вспоминая ночь побега.
      …Он спрыгнул с четырехметровой высоты на мерзлую землю. Удар был жесткий, но профессиональный диверсант, прошедший парашютно-десантную подготовку, совершивший сотни прыжков, упал удачно. А Волк сломал ногу, но в горячке этого даже не понял.
      Потом был бег по кладбищу – в темноте. Между могилами и островками нерастаявшего снега. Потом – салон автомобиля и стремительная езда по пустым ночным улицам. Иван помнил это плохо – слишком много сил и нервов съели последние полчаса. Страшно болела рука. Он сидел, откинувшись на упругую спинку сиденья, смотрел в окно. За тонированным стеклом была Свобода!… Впрочем, в тот момент он не испытывал никакого ликования. Была только безмерная усталость. Потом их «перегрузили» в грузовой отсек «ГАЗели». Тогда-то и выяснилось, что у Волка сломана нога. Его «грузили» в буквальном смысле слова. Таранов перетащился в железную коробку сам. Два мужика сноровисто заставили отсек коробками, и «ГАЗель» поехала, зазвенели бутылки в коробках.
      – Выпьем, Иван? – спросил Волк.
      – Чего? – не понял Таранов. Волк ткнул рукой в синекрасную этикетку на боку коробки: «ОАО „ВладАлко“ Владимирский ликероводочный завод».
      …Они лежали на грязных ватниках и пили водку из горлышка. Потом Волк сунул руку в карман за сигаретами, но вытащил оттуда… «гранату». Они смотрели на эту «гранату» и хохотали как сумасшедшие… пришел отходняк от пережитого.
      Потом «ГАЗель» остановилась… снаружи доносились чьи-то голоса. Те же два сноровистых мужика разгрузили ящики. В проеме Иван увидел большой кирпичный загородный дом среди деревьев. Он вылез сам и помог Волку.
      К вечеру Танцор привез на виллу врача. Эскулап осмотрел Волка и Таранова, сказал, что надо бы сделать рентген…
      – Исключено, доктор, – отрезал Танцор. – Лечить будете здесь.
      Волку врач наложил гипс, Таранову обработал и зашил раны. Рука у Ивана болела очень сильно.
      Доктор прожил на вилле два дня. Потом его увезли, но зато привезли двух проституток. Лора была миниатюрной блондинкой, Катрин – пышной брюнеткой.
      Волк сразу вцепился в Катрин, Ивану, соответственно, досталась Лора… потом они неоднократно менялись партнершами, но в тот вечер Таранову досталась Лора. В первый раз он кончил очень быстро – сказалось четырехмесячное воздержание. Он испытал невероятное возбуждение от одного вида женского тела, от восхитительного запаха…
      – О, как все запущено, – сказала Лора. – Будем лечиться.
      И Таранов начал «лечиться». Лора была искушенной, покорной и страстной… отдавая себе отчет, что она всего лишь проститутка, Таранов испытывал к ней чувство благодарности. Возможно даже – своеобразной нежности.
      …После третьей за вечер «лечебной процедуры», которую Лора исполнила губами, Таранов сказал:
      – Ну хватит… хватит на сегодня. Давай просто посидим и выпьем. Принеси из бара чего-нибудь.
      – Как скажешь… – согласилась она. Поднялась с колен и пошла к бару. Она была в чулках и туфлях и выглядела сзади весьма соблазнительно. Таранов расслабленно усмехнулся.
      Потом они сидели и пили.
      – Давно без бабы? – спросила Лора.
      – Есть такое дело, – кивнул Иван. – В больнице я долго лежал.
      – А что там – медсестер нет? – весело спросила она.
      – Таких, как ты, – нет, детка.
      – А ты женатый?
      – Ага.
      – Как жену-то зовут? Красивая она? – снова спросила она. Расслабленный алкоголем и сексом, Таранов уже собрался ответить, но что-то щелкнуло в нем, и включился сигнал: «Внимание! Внимание, тревога!» Он улыбнулся и сказал:
      – Холостяк я, детка.
      На другой день поменялись партнершами. Катрин после секса и выпивки задавала Ивану те же вопросы, что и Лора. Только делала это более прямолинейно… стало очевидно, что женщины появились на вилле не просто так, не потому, что этого захотел Волк, а по воле Танцора. Таранов обругал себя: дурак! Обыкновенный старый дурак! Чуть не рассопливился, чуть не открылся… и кому? – проститутке.
      Иван жестко ограничил себя в выпивке и – частично – в сексе. А Волк оттягивался вовсю. Обыкновенный секс быстро приелся, и Волк стал придумывать что-нибудь остренькое: секс с обеими женщинами сразу или лесби-шоу… Тогда на свет божий извлекались вибраторы, фаллоимитаторы и прочие аксессуары из секс-шопа. Развалившись в кресле с бокалом в руке, Волк командовал женщинами. Вид лесбийских орально-анальных игр изрядно его возбуждал… Он похохатывал, делал скабрезные комментарии происходящему и руководил «процессом»:
      – А теперь ты, Лорка, вылижи у нее… А ты чего мычишь, телка? В очко Лорке вставляй, пусть подергается…
      У Ивана эти «игры» вызывали чувство брезгливости. Волк этого не понимал. Как не понимал и того, почему Иван отказывается от групповухи. На третий день женщин увезли, и Ивану стало легче.
      Итак, предложение сотрудничать прозвучало. Оно не было неожиданным, но когда все-таки прозвучало, Таранов задумался… То, к чему он шел пять месяцев, было рядом. Руку протяни – и вот оно. Но теперь ему уже не хотелось протягивать руку. Для него открылось, что он не доверяет своим «шефам» – Лидеру и Председателю. Теперь, после свершившегося побега, он понял, что его бросили как щенка в воду: выплывет – хорошо, не выплывет – не судьба… Его, Таранова, использовали как инструмент. Отдавая себе отчет, что инструмент может сломаться… или может быть совсем утрачен. Отдавая себе отчет, что вероятность «поломки» или утраты инструмента весьма высока. Это их не остановило.
      Разумеется, Таранов не был столь наивен, чтобы считать и Председателя и Лидера этакими рыцарями. Разумеется, давая согласие на «командировку», он отдавал себе отчет, на какое сложное и опасное задание согласился. Но теперь… теперь он остро осознал, что доверия к ним нет и быть уже не может. Ему вспомнились слова Ирины: беги отсюда, Олег! И голос из компьютера в тире: сдавайся! Ты окружен!
      Иван сидел на крылечке, пил бурбон… солнце светило ласково. Иван думал о перспективах.

* * *

      Владимир Дмитриевич Сорока, он же вор в законе Козырь, тоже думал о перспективах. А они были неочевидны. Прошло уже почти полгода с тех пор, как из-за глупости Волка оборвались связи с таджиками. Восстановить их не удавалось. На освобождение и подогрев Волка были затрачены огромные деньги, масса времени и усилий… Волк на воле. Но удастся ли восстановить доверие таджиков?
      Если удастся – деньги потекут рекой. Волку Ниез гарантировал, что они могут поставить неограниченное количество порошка. Самого чистого – «три семерки». Оптовая цена килограмма героина в Таджикистане колеблется от пятисот до шестисот долларов. В России – от шести до пятнадцати тысяч, в зависимости от региона. В Москве и того дороже. На московском рынке свободного места, разумеется, нет… но если постараться, то ведь можно расчистить. Через адвоката Семенцова Козырь уже начал наводить контакты в МВД, Госдуме, правительстве Москвы. Если подмазывать ментов и чиновников, то можно теснить конкурентов ментовскими же руками. Тихо и бескровно.
      Но все это реально при одном условии – если удастся восстановить отношения с таджиками… Козырь встал, поворошил поленья в камине и посмотрел на часы – восемь вечера. Где же Танцор?
      Вошел Танцор.
      – Все готово, Владимир Дмитриевич. Можно ехать.
      – Поехали.
      «Мерседес» вора и «гранд-чероки» с охраной, шурша широкими шинами, катили по Московскому шоссе на западную окраину Владимира – в престижный ресторан «Старая деревня». Ресторан, а также расположенные неподалеку автосалон, заправки и авторынок платили Козырю. Он бывал в «деревне» довольно часто. Сегодня его вело в ресторан не желание отвлечься, а дело. Прошла уже неделя, как Волк сорвался с централа. А личной встречи Волка с Козырем пока не произошло – на этом настаивал Танцор. Он совершенно здраво предполагал, что возьмут под наблюдение все адреса, где может появиться беглец, поставят наружку за всеми, кто мог быть причастен к побегу… И в первую очередь за самим Козырем. Контрнаблюдение показало, что так оно и есть. Личная встреча была необходима позарез, но ее решили отложить.
      Прошла неделя, и Козырь сказал: «Хватит. Мне нужен Волк». Танцор взялся за организацию встречи.
      В ресторане Козырь, Танцор и двое охранников прошли в отдельный кабинет. Вернее, прошли Козырь и Танцор. Охрана осталась снаружи. Не задержавшись ни на минуту, вор и подручный покинули кабинет через запасной выход, прошли «огородами» сотню метров и сели в ожидавший их скромный «жигуленок».
      В дороге Танцор вернулся к разговору, который начал три дня назад:
      – Надо с этим Пивоваром решать, Владимир Дмитриевич. Чувствую – подстава.
      Козырь усмехнулся:
      – Про тебя мне тоже говорили: подстава. Говорили: цветной! Нет цветному веры… А, Никита?
      – За меня Рафик подписку дал, – возразил Танцор.
      – А за него Волк ручается, – с усмешкой ответил Козырь.
      – За мной четыре с лишком года зоны.
      – Ментовской… а за ним четыре месяца централа. Плюс мокруха, плюс побег. Мало? – Танцор не ответил. Козырь ухмыльнулся: – Ты не разводи хипеж, Никита. Сомневаешься – проверяй этого Пивовара. Я разве против? Дело большое затеваем, люди в нем должны быть проверенные. Есть у тебя соображения на этот счет?
      – Есть, – уверенно ответил Танцор. – Я его расколю.
      – Ну-ну… – скептически произнес Козырь. – Только не тяни, нам тянуть-то некогда.
      Машина летела на север, на виллу, где отлеживались беглецы. Через сорок минут были на месте.

* * *

      – Как здоровье-то, Рома? – спросил Козырь, не отвечая на приветствие. Волк засмеялся и сказал:
      – Волчье, Дмитрич.
      Козырь опустился в кресло, вставил в мундштук сигарету.
      – А лапу-то тебе капканом защемили…
      – Лапа – что? Лапа заживет. Могло хуже быть.
      – Хуже?
      – Хуже. Уже шмаляли по нам. Собаку пустили… В общем, если бы не Пивовар… Я же высоты не переношу. Уже шмаляют, прыгать надо, а не могу. Все понимаю, а не могу. – Волк говорил, Козырь слушал, кивал и пускал ароматный дым длинной черной сигареты. – В общем, если б не Пивовар, могло бы быть совсем худо…
      – Худо? – рассеянно произнес Козырь и взорвался: – Хуже не бывает, цепень бычий! Ты дело сорвал, фраер! Перед таджиками меня облажал!
      – Дмитрич, да я…
      – Молчать! – Козырь ударил по столику ладонью так, что тонко запели бокалы. Он был зол, но не настолько, как хотел показать. Он имитировал гнев с «профилактической» целью. – Молчать, щенок! Ты косяка упорол, общак разорил, людей подставил… Могло быть хуже?! Еврей всю бухгалтерию разложил: каждый месяц «простоя» по двести косарей в трубу вылетали. Ты сколько на шконке пролежал?
      Волк молчал. Он и так знал, что по голове не погладят. Но такого наката не ожидал. Со слов Козыря выходило, что Волк нанес группировке огромный, колоссальный – миллионный! – ущерб.
      – Отвечай, – сухо произнес Козырь.
      – Пять месяцев, – ответил Волк.
      – Пять на двести – сколько будет?
      – Лимон.
      – Вот то-то, что лимон, – «остывая», произнес Козырь. Он вытащил наполовину сгоревшую сигарету из мундштука, бросил ее в пепельницу. В комнате было очень тихо. – Что делать-то будем, Рома?
      – Я поеду в Куляб, решу все вопросы, – твердо сказал Волк.
      – Эва как! Ты, значит, все вопросы решишь?
      – Решу. У меня с Ниезом тип-топ.
      – Было тип-топ, Рома… было. Не знаю, станут ли нынче азиаты с тобой разговаривать. Они ребята-то непростые. Улыбаться тебе будут, братом называть и – держать нож в рукаве. Ох, непростые они ребята, Рома. Но ехать надо, надо решать.
      Козырь отошел, помягчал, разгладились морщины на лбу.
      – Налей, – сказал он. – Надо же отметить твое возвращение-то.
      Волк споро налил коньяку Козырю и себе, Танцору – водки.
      – С возвращением тебя, Роман, – поднял Козырь бокал.
      – Спасибо, Дмитрич, – прочувствованно произнес Волк. Пропели нежно бокалы с коньяком, звякнула стопка с водкой.
      – Ну ладно, – сказал Козырь, пригубив. – Давай-ка о деле поговорим, Роман.
      Разговор по существу продолжался около часа. Козырь был им, кажется, удовлетворен.
      – Хорошо, через недельку-другую и отправишься. Кого с собой возьмешь?
      – Я думаю – Пивовара.
      – Пивовара? – удивился Козырь. – А мне вот Танцор говорит: подстава твой Пивовар, гасить его надо.
      Волк метнул взгляд на Танцора – он его давно и искренне не любил, не раз говорил: мент – он мент и есть… Танцор в ответ улыбнулся. Он тоже не слишком жаловал Волка.
      – Танцор с ним на киче не парился. А я знаю. Пивовар – кремень, из ШИЗО не вылезал. Не Танцору судить.
      – Не Танцору, – согласно кивнул Козырь. – Мне. Вот я и хочу быть уверен, что не подставной человечек-то.
      – Дмитрич, я тебе так скажу: если бы не Пивовар – я бы здесь не сидел. Меня в централе завалить хотели. Он, считай, спас.
      – А с чего он тебя спасал-то? – спросил Танцор.
      – Не мути, не мути, Никита… ему собака чуть руку не отгрызла. Ты же знаешь.
      – Знаю, Волчок, знаю. Вот только не знаю, откуда он взялся. Кто ему на Колобка заказ выписал? Почему в одной хате с тобой оказался – случайно? Почему его через пресс-хату не прогнали?
      – А тебя, Танцор, пропускали через пресс-хату?
      – Не обо мне речь сейчас, Рома. О корешке твоем.
      Волк встал, прошелся нервно по ковру. Остановился у окна, спросил:
      – А почему ты сейчас об этом заговорил, Танцор? Если он, по-твоему, подстава ментовская…
      – Не ментовская, Волк. Мента я бы просек.
      – А чья? – озадаченно спросил Волк, а Козырь посмотрел на Танцора с интересом.
      – Не знаю. Возможно, чекистская… или еще чья-то.
      – Э-э, куда тебя понесло, – сказал Волк. Он плеснул себе коньяку, выпил и добавил: – Что же, по-твоему, чекисты своего человека под мокруху подвели? Потом морили в ШИЗО, а потом еще и травили собакой? Нет, брат, Александры Матросовы перевелись.
      – Пожалуй, прав Волк, – сказал Козырь. – Шибко мудрено… А где сам-то Пивовар?
      – Позвать?
      – Зови, посмотрим, что он за Пивовар.
      Волк сделал глоток и вышел. Танцор сказал:
      – Может, зря, Владимир Дмитриевич? Если он внедренный агент, то его в первую очередь интересуете вы.
      – Вот и посмотрим. У меня, Никита, тоже нюх есть. Увижу, что парнишка стремный, – здесь и закопаем.

* * *

      Таранов лежал на диване, читал областную газету «Призыв». На пятой полосе в рубрике «Суд да дело» была заметка: «Первый побег в истории Владимирского централа»:
      «Вчера, около часа ночи, совершен первый удавшийся побег из СИЗО Владимирского централа. Как удалось выяснить нашему корреспонденту, из следственного изолятора бежали два особо опасных преступника – некто Таранов и Собакин. Таранов, житель СанктПетербурга, подозревается в совершении заказных убийств, одно из которых он совершил во Владимире в конце прошлого года. Второй беглец – ранее судимый владимирец Р. Собакин, член известной в нашем городе преступной группировки. Побег, по мнению начальника учреждения ОД-1/Т-2 С. А. Калинина, готовился длительное время и был осуществлен при пособничестве одного из сотрудников СИЗО, который в настоящее время скрылся. Калинин считает также, что действия беглецов координировались сообщниками на свободе.
      Напомним, что это первый (и, будем надеяться, последний) удавшийся побег из централа. В настоящее время ведется интенсивный розыск преступников».
      Иван швырнул газету за диван, закурил и закинул руки за голову… Без стука распахнулась дверь, вошел Волк.
      – Пойдем, Пивовар. С тобой хотят поговорить.

* * *

      Иван вошел в зал – сразу узнал Козыря. Не видев никогда вора «вживую», Таранов помнил его по фотографиям, слышал записанный на магнитофон голос и неплохо знал богатую криминальную биографию Козыря.
      – Ну, здравствуй, Пивовар, – сказал Козырь. Руки, однако, не протянул.
      – Здравствуйте.
      – Много разговоров о тебе слышал. Серьезный, говорят, человек. Никого не боится. Из ШИЗО не вылезает.
      – Наговаривают на меня, – ответил Иван.
      – Наговаривают? Ну а сам что о себе расскажешь?
      – Да что рассказать? Родился, учился, служил…
      – А где служил? – спросил Танцор.
      – Спецназ ГРУ.
      – Почему ушел со службы?
      – Надоело. Надоело за копейки горбатиться, под пули лезть.
      – А на гражданке чем занимался?
      – Да так, по мелочи.
      – А конкретней? – сказал Танцор.
      Иван усмехнулся:
      – Как вас величать, уважаемый?
      – Танцор меня величать.
      – Так я, господин Танцор, вроде бы не обязан на твои вопросы отвечать… верно? Я ведь тебе ничего не должен.
      – Характер, – произнес Козырь.
      – Характер, – кивнул Танцор. – А насчет «должен– не должен» – это как посмотреть, Пивовар. Чтобы вас с централа вытащить, ба-а-альшие бабки вложены.
      – Ну, во-первых, я вас не просил с централа меня вынимать, – ответил Иван. – Хотя, конечно, благодарен за помощь – спасибо… Во-вторых, денег сейчас у меня нет, отдать нечем.
      Козырь достал из кармана шикарный портсигар, вытащил сигарету и покрутил ее в пальцах, потом произнес:
      – Никто с тебя денег брать не будет, Пивовар. Помочь человеку с кичи сорваться – это как бы святое… работать будешь со мной?
      – А что делать надо? – спросил Иван.
      – А то, что ты, Иван Таранов, до этого делал, – очень веско и глядя прямо в глаза произнес вор. – Я тебя, Пивовар, не напрягаю: не хочешь – не надо. Ступай своей дорогой. Мы тебе даже поможем – сделаем паспорт, дадим денежку… А надумаешь – найдем дело. Люди с характером-то нужны.
      – Когда я должен дать ответ? – спросил Иван.
      – Да уж когда дашь. Всяко вам тут еще неделю-другую посидеть придется – пока менты угомонятся, да и раны ваши должны подзарасти. Крепко тебя собачкато порвала?
      – Не без того.
      – У собачек зубки-то вострые… знаю. Меня тоже один волкодав погрыз. Давно дело было – в Мордовии, в семьдесят пятом. Но это так, к слову. В общем, лечитесь, отдыхайте, а там и за работу надо приниматься. Ты думай, Пивовар, думай.
      Гости уехали. А Иван с Волком сели пить виски.
      Утром Таранов сказал Волку, что принимает предложение. Волк ответил:
      – Правильно, Ваня. Ты, конечно, мужик крученый и не пропадешь, но в коллективе-то легче… Мы таких бабок срубим – мама, не горюй. А на Танцора плюнь – он же мент бывший. Все чего-то шустрит, вынюхивает. Но мы тебя в обиду не дадим. Ты определенно Козырю приглянулся. А это, поверь, много значит.
      – Верю, – усмехнулся Иван.

* * *

      Прошла еще неделя. Иван и Волк безвылазно сидели на вилле. За это время дважды появлялся доктор и трижды – проститутки. Рука у Ивана практически зажила, да и у Волка с ногой обстояло получше.
      Милицейские мероприятия в городе и области сворачивались: было очевидно, что беглецы, скорее всего, покинули Владимир. Скрылся и электрик Гришин, да и жена его с дочкой тоже как в воду канули. А они действительно в воду канули – все три трупа покоились в карьерах к югу от Владимира. А пятьдесят тысяч баксов вернулись к Танцору.
      Вечером десятого мая на виллу приехал Козырь с Евреем. Они уединились с Волком и о чем-то беседовали часа полтора. Потом уехали, а Волк принес два новеньких паспорта и сказал:
      – Завтра едем.
      – Куда? – спросил Иван.
      – В Таджикистан, Ваня. Дело пора делать.

      Душанбе встретил жарой и духотой, яркими красками и запахом плова, восточной музыкой, шепотом фонтанов… И Ниез распахнул руки навстречу:
      – Здравствуй, брат.
      – Здравствуй, Ниез… ох и жарко тут у вас.
      – Ничего, – засмеялся Ниез, – в машине кондиционер. Волк представил Таранова.