Я вообще не желаю обсуждать такие фальшивые понятия, как общество или государство. Ведь ни обществу, ни государству в рыло не дашь и к ответу не призовешь. Все это химеры, и хитрожопые люди – именно конкретные люди – ловко прикрывают свои личные интересы этими химерами. Вот и у нас то же самое получается. Ты, Яков Михайлович, сказал: общество обеспокоено. Отчасти я согласен с этим. Действительно, если кто-то начинает размахивать стволом, это может нервировать. Но я хотел бы знать, кто именно на меня катит. И по какому конкретному поводу.
      – Один уже сказал об этом прямо, так ты его там же на месте и завалил. Помнишь, как покойный Башка рассказал нам в ангаре, как твой друг Роман Меньшиков грохнул Корявого? И, между прочим, из твоего же пистолета грохнул. А ты Башке за это башку продырявил. Это, брат Михаил, не шуточки. Потом Чукча в Волгограде... В общем, считай, что это я тебя спрашиваю от имени общества. Такое уж обязательство на меня выпало. И никаких обид, ничего личного, как американцы говорят.
      – Между прочим, – Арбуз прищурился на Тягача, – ты сам только что сказал, что простых братков, то есть шестерок, никто не считает.
      – Но ведь не только в Башке дело, – вмешался Сашок Паленый из Вятки. – Тут некоторые считают, что ты убрал Корявого руками Меньшикова. То есть не сам Меньшиков по своей воле грохнул его, а именно ты организовал это, чтобы с тебя спроса не было. И Чукча в Волгограде – кроме тебя, вроде некому. А ведь они оба – авторитеты. Этак, если каждый сам будет убирать кого угодно, то и общества не останется.
      – Понимаю, – кивнул Арбуз, – вполне понимаю. И готов ответить по каждому из двух пунктов претензии. Во-первых...
      В это время высокая и тяжелая резная дверь открылась, и на пороге показался один из бригадиров, отвечавший за безопасность и порядок на криминальном съезде. Арбуз замолчал, недовольно глядя на стража порядка, а тот с извиняющимся видом подошел к Тягачу и что-то прошептал ему на ухо.
      Тягач сделал удивленное лицо и, кивком отпустив бригадира, повернулся к Арбузу. Внимательно посмотрев на него, он крякнул и сказал:
      – Есть интересные новости. И, может быть, что-то разъяснится лучше, чем мы тут толкуем... Там Меньшиков пришел.
      По залу, отдаваясь в далеких углах, пробежал ропот.
      Арбуз тоже удивился и спросил:
      – А ты, Михалыч, ничего не путаешь?
      – Нет, Александрыч, не путаю. Сейчас его проведут сюда.
      – Ну что же... – Арбуз пожал плечами. – Может, оно и к лучшему.

***

      Подъехав на канал Грибоедова, Роман оставил машину около ментовской заставы и неторопливой походочкой направился к особняку, в котором час назад начался сходняк. По набережной напротив особняка лениво фланировали крупногабаритные братки, одетые в черные похоронные костюмы, и редкие пешеходы, скромно глядя в асфальт, старались поскорее пройти мимо них.
      Роман же, нескромно засунув руки в карманы фланелевых брюк, подошел к подъезду и, сняв черные очки, обратился к стоявшему на ступенях братку, в ухе которого торчала пластмассовая клипса с витым проводом, уходившим за воротник пиджака:
      – Уважаемый...
      Браток воззрился на Романа, потом широко улыбнулся и сказал:
      – Какие люди! И без охраны.
      Роман ответил ему вежливой улыбкой:
      – Ну, не такая уж я персона, не то что те, кто там сейчас заседает.
      – Да, там люди уважаемые, – кивнул браток и тут же спохватился. – А ты-то откуда знаешь?
      – Ну, если уж менты знают, да и корреспонденты тоже... – Роман повернулся и указал пальцем на долговязого парня, обвешанного фотоаппаратами, который препирался с охраной на дальних подступах к особняку, – то почему бы и мне не знать? Да и дело у меня есть к обществу. Важное дело. Так что ты, уважаемый, позови вашего... ну, начальника охраны, что ли. Мне нужно ему пару слов сказать.
      Браток кивнул и, отвернувшись, пробормотал что-то в воротник.
      Потом снова обернулся к Роману и спросил:
      – Слушай, Роман, а что там за история с твоими похоронами? И в газетах писали... А потом среди братвы слух прошел, что все это фуфло, а ты на самом деле живой.
      – Ну так ведь вот он я! – Роман усмехнулся. – Живой и здоровый, так что фуфло это все и есть.
      – А у тебя скоро концерт какой-нибудь будет? – стеснительно спросил браток, – а то ребята заскучали что-то... Где, говорят, наш Меньшиков, песен хотим...
      – Будет, будет, – успокоил его Роман. – Наверное, в конце месяца, в «Октябрьском».
      – Во ништяк! – обрадовался браток. – А контрамарочку можно?
      – Нет, – решительно ответил Роман. – Это ведь, понимаешь, бизнес, а по части бизнеса у меня такой зверь, Шапиро называется, у него и муха билет купит. Так что не получится. Но ведь ты же не нищий, правда? Билет-то сможешь купить?
      – Смогу, конечно, – кивнул браток, – что ж я, нищий?
      – Вот именно, – Роман развел руками и улыбнулся.
      В это время массивная, украшенная бронзовыми кренделями дверь открылась и на пороге показался браток постарше рангом, явный бригадир, в ухе которого тоже торчала клипса переговорного устройства.
      – Добрый день, Роман, – приветливо произнес он, спускаясь по ступеням. – Приятно видеть тебя в добром здравии.
      Роман удивился таким учтивым речам бандитского бригадира, но виду не подал и вежливо пожал протянутую ему руку.
      – Что за дела у тебя к обществу? – вполголоса поинтересовался бригадир, когда они с Романом отошли от крыльца на несколько шагов.
      – Дела важные, – веско ответил Роман. – Насколько я знаю, собрание ведет Тягач?
      – Он самый, – кивнул бригадир.
      – Там еще до Арбуза не добрались?
      – Пока нет. Но, я думаю, скоро доберутся. Сейчас как раз перерыв, и после перерыва будет арбузовская тема.
      – Ну так слушай. Арбуз – мой лучший друг, и я готов, как бы это сказать... В общем, дать показания, которые снимут с него все обвинения.
      – Серьезное дело, – согласился бригадир. – Тогда подожди здесь несколько минут.
      Роман кивнул и достал сигареты, а бригадир поднялся по ступеням и скрылся за парадной дверью особняка.
      Перейдя узкую проезжую часть набережной, Роман облокотился на старинные чугунные перила, выкрашенные, как заведено, в черный цвет, и, глядя в медленные мутные воды канала, задумался.
      Что он будет говорить? Как сможет вытащить Арбуза из беды? Как отнесутся к его выступлению те, кого он будет убеждать в невиновности Арбуза?
      Ответов на эти вопросы пока не было.
      Да и не нужны были эти ответы. Роман знал, что, как бы он ни представлял то, что произойдет через несколько минут, на деле все будет совершенно иначе. И все будет зависеть только от его решительности и убедительности доводов.
      Да-а-а...
      Во всяких компаниях бывал Роман, но на воровском сходняке – никогда.
      Может, песню об этом написать?
      – Роман! – раздалось у него за спиной.
      Оглянувшись, Роман увидел бригадира, который стоял на крыльце и делал ему приглашающие жесты. Кивнув, Роман бросил окурок в воду и пошел к особняку. Поднявшись по ступеням, он шагнул через порог и оказался в просторном и прохладном фойе. Широкая изогнутая мраморная лестница вела на второй этаж, и бригадир, пригласив Романа следовать за собой, стал подниматься наверх.
      В просторном холле на втором этаже стенные панели были расписаны голыми толстыми красотками и мускулистыми кудрявыми пастухами, и в дальнем конце этого холла имелась дверь, по обе стороны которой стояли, заложив руки за спину, двое охранников в одинаковых черных очках.
      Кивнув им, бригадир подошел к двери и торжественно открыл ее перед Романом. Роман учтиво склонил голову и вошел в бальный зал, где проходило совещание российского криминалитета.
      За большим круглым столом, покрытым темно-зеленой тканью, сразу же напомнившей Роману бильярдную, сидели человек тридцать, и их лица красноречиво говорили об их социальной принадлежности. А лежавшие на зеленом бархате руки, украшенные шрамами и богатой татуировкой, окончательно подтверждали статус присутствовавших.
      Все повернулись к открывшейся двери, и на Романа уставились тридцать пар глаз, одна из которых принадлежала его другу Арбузу. Роман привык к вниманию публики, тысячи и тысячи зрителей пожирали его глазами во время выступлений, поэтому, нимало не смутившись, он подошел к столу и поставленным голосом произнес:
      – Приветствую уважаемое общество. Меня зовут Роман Меньшиков, и скорее всего многие из вас меня знают.
      Над столом пронесся одобрительный шум, и семидесятилений саратовский авторитет Чума, иссохший в ссылках и тюрьмах, весь в морщинах и наколках, бодреньким голосом проскрипел:
      – Как же, знаем, знаем, молодые только о тебе и трендят: Меньшиков такой, Меньшиков сякой. Да я и сам иногда слушаю твои записи, если кто заведет... Хотя мы, старики, больше другую музыку любим. Романсы там всякие, цыгане... Но ведь ты же сюда не песни петь пришел?
      – Точно, не песни, – кивнул Роман, – и вообще не петь.
      Тягач, внимательно слушавший короткий диалог, удовлетворенно кивнул и сказал:
      – Вот и хорошо. Присядь пока, уважаемый господин певец, сейчас тебе стульчик поставят.
      Он кивнул одному из четверых охранников, стоявших по углам зала, и тот быстро поднес Роману бархатное кресло из стоявших вдоль стены. Поставив кресло рядом с Арбузом, охранник неслышными шагами удалился на свое место, а Роман с достоинством сел и непринужденно налил себе минералки.
      Тягач посмотрел на Арбуза и сказал:
      – Ну вот. Пришел твой защитник. Сам говорить будешь или уважаемый Роман Меньшиков скажет что-нибудь толковое?
      Арбуз взглянул на Романа, подмигнул ему и ответил:
      – А пусть он скажет. Я думаю, что у него лучше получится. Он поговорит, а мы послушаем.

Глава 3
ГЕРОЙ СХОДНЯКА

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.