ВСТРЕЧА ДВУХ БРАТЬЕВ

      Когда массивный "Боинг" коснулся колесами неровного бетона взлетно-посадочной полосы аэропорта Пулково, Майкл Шервуд облегченно вздохнул.
      Он впервые пересек океан и, пролетая над Атлантикой, неодобрительно глядел в иллюминатор "Боинга" на сверкавшую далеко внизу синюю поверхность воды, казавшуюся с высоты тридцати тысяч футов гладкой и безопасной.
      Он знал, что на скорости, которую приобретает свободно падающий с такой высоты предмет, вода становится твердой, как асфальт. Кроме того, поначалу Шервуд с некоторым подозрением относился к летевшим вместе с ним людям, зная, что террористы особенно любят эффектно заканчивать свой жизненный путь в большом и дорогом самолете. Но убедившись, что среди них нет ни одного, хотя бы отдаленно напоминающего араба, он несколько успокоился.
      И вот наконец "Боинг" приземлился в далекой и незнакомой России, и Шервуд с любопытством разглядывал проезжавшие мимо иллюминатора здания аэропорта Пулково. Пока ничего особенного он не обнаружил, разве что были эти здания погрязнее да поскромнее, чем, скажем, в аэропорту Кеннеди. Ну и, понятное дело, надписи были на незнакомом языке со странными буквами.
      Спустившись по трапу в окружении четырех крепких парней, которых он взял с собой, Шервуд огляделся и еще раз убедился в том, что пока ничего нового не наблюдает. Однако, пройдя таможенный контроль и оказавшись на территории России, он понял, что ошибался.
      Будучи гангстером, он научился чувствовать волны опасности, исходящие от людей. Обычно источниками этих волн были такие же гангстеры, как он сам, или копы, которые по роду своей деятельности тоже были людьми жестокими и опасными.
      Здесь же, на этой незнакомой земле, опасными были все. Шервуд видел это в жестах, взглядах, слышал в интонациях незнакомого языка…
      Он долго думал, лететь или нет в эту дикую страну, но соблазн получить сокровища был слишком велик.
      Шервуд заметил молодого коротко стриженного парня с табличкой "Mickael Sherwood" в руке, подошел к нему и сказал:
      - Добрый день. Я Майкл Шервуд. Это мои помощники.
      - О, мистер Шервуд! - улыбнулся парень. - Добро пожаловать на российскую землю.
      - Благодарю вас, - любезно ответил Шервуд и тоже улыбнулся. - У вас неплохое произношение.
      - Спасибо, - парень кивнул. - Называйте меня…
      Шервуд услышал труднопроизносимое слово и растерянно нахмурился, а Боярин - это был именно он - засмеялся и сказал:
      - Хорошо. Тогда просто по имени. Мое имя - Александр. Можно просто - Алекс.
      - Другое дело, - удовлетворенно кивнул Шервуд.
      - Прошу в машину, - сказал Боярин и показал рукой в сторону выхода из тесного зала прибытия.
      Они вышли на улицу, и Боярин указал пальцем на большой черный "Гелентваген" с тонированными стеклами.
      - Наша машина, - сказал он, - прошу вас.
      Рядом с джипом стояли двое громил в черных костюмах, и на их лицах была написана готовность покалечить любого, кому что-то не понравится.
      В нескольких метрах от шикарного джипа стояла уродливая желто-синяя машина, в которой сидели, судя по одежде, бронежилетам и оружию, русские полицейские. Они равнодушно глазели по сторонам, совершенно не обращая внимания на пасущихся прямо у них под носом откровенных бандитов.
      Боярин распахнул перед Шервудом дверь "Гелентвагена", и, поблагодарив братка кивком, Шервуд резво забрался на заднее сиденье. Боярин устроился рядом с ним, другой русский гангстер сел за руль, а третий залез в большой серебристый "Мерседес", на который Шервуд сначала не обратил внимания. Один из людей Шервуда, Круз, сел на переднее сиденье "Гелентвагена", остальные трое - во вторую машину.
      Автомобили тронулись с места и, распугивая другие машины неприятным кряканьем, направились к выезду на дорогу, ведущую к городу. Выехав на трассу, водители поддали газу и на опасной скорости понеслись в сторону города.
      Стоявший у дороги гаишник увидел несущийся "Гелентваген" и отвернулся.
      - А что это у вас за сигналы? - поинтересовался Шервуд.
      - Ну… Такие сигналы есть у правительства, у полиции и… И у нас.
      - У русских гангстеров, - уточнил Шервуд, который прекрасно знал, к кому приехал.
      - Да, - Боярин засмеялся, - у русских гангстеров. Мы друг друга братьями называем.
      - Братьями… - Шервуд неодобрительно покачал головой. - У нас братьями друг друга черные называют.
      - А у нас гангстеры, - беззаботно ответил Боярин.
      Наконец джип, сопровождаемый "Мерседесом", въехал в город и слегка снизил скорость, и Шервуд стал с любопытством разглядывать проносящуюся мимо чужую жизнь.
      Город был не чета родному Кливленду, который по сравнению с Петербургом смотрелся просто благоустроенной деревней, и напомнил Шервуду Манхэттен.
      - А здесь у вас почти как в Нью-Йорке, - одобрительно сказал Шервуд.
      - Нью-Йорк… - презрительно хмыкнул Боярин. - Вот приедем в центр, тогда посмотрим, что вы скажете про Нью-Йорк.
      Боярин не был за границей, но не сомневался, что лучше Петербурга места нет.
      Шервуд промолчал, и по его молчанию было ясно, что возражать он не намерен. Глядя в окно джипа, он достал сигареты и прикурил от зажигалки, которую любезно поднес ему Боярин.
      - Скажите, Алекс, - Шервуд затянулся и стряхнул пепел в пепельницу, вмонтированную в спинку переднего сиденья, - а какой у нас план на сегодня?
      - Я точно не знаю, - ответил Боярин, коверкая английские слова, - но первым пунктом назначен ресторан. Мы как раз туда едем. Такой у нас обычай.
      - Это хороший обычай, - довольно сказал Шервуд.
      Джип сделал круг вокруг памятника какому-то серьезному бородатому мужчине на лошади и остановился напротив входа в отель "Астория".
      Шервуд нахмурился и поинтересовался:
      - Это здесь мои люди живут?
      - Здесь, - кивнул Боярин, - но у вас царские апартаменты, а у них номерок попроще.
      - У них будет двухместный номерок из цемента, - пообещал Шервуд.
      - Не стоит так сердиться на ребят, - примирительно сказал Боярин, - они же приехали в чужую страну, а здесь все совсем другое…
      Он вышел из машины и придержал дверь, ожидая, когда выберется Шервуд. Оглядевшись, Шервуд остался вполне доволен тем, что увидел.
      Напротив гостиницы зеленел сквер, огромная площадь была окружена старинными красивыми домами, чуть в стороне виднелся смутно знакомый по фотографиям в журналах памятник какому-то царю, а дальше, как сказал Боярин, увидевший, что Шервуд заинтересовался панорамой, текла река, закованная в гранит.
      Швейцар, наряженный не хуже, чем генералиссимус неизвестной державы, полным достоинства жестом распахнул перед Шервудом тяжелую дубовую дверь, и Шервуд, поблагодарив его кивком, вошел в вестибюль "Астории". За ним следовали его охранники.
      Двое стоявших в сторонке массивных ребят в аккуратных черных костюмах мгновенно просканировали его взглядами и, заметив сопровождавшего Шервуда Боярина, отвернулись.
      - Сюда, пожалуйста, - Боярин указал на вход в ресторан.
      Шервуд прошел в указанном направлении и оказался в огромном зале, заставленном столиками и увешанном хрустально-позолоченными побрякушками.
      За некоторыми столами сидели люди, и Шервуд уже собрался было попытаться отгадать, кто из них те, к кому он приехал, но Боярин деликатно взял его под локоток и повел к какой-то двери, покрытой аляповатой позолотой.
      Распахнув перед высоким заокеанским гостем дверь, Боярин встал навытяжку, и Шервуд, напрягшись, вошел в небольшой кабинет, освещенный висевшими на стенах бронзовыми светильниками, оснащенными матовыми лампами в виде языка пламени.
      За столом, стоявшим посреди кабинета, сидели четверо.
      Двое из них сразу же вскочили, и на их лицах появилось такое выражение, будто Шервуд сейчас начнет палить по ним из всех стволов. Это были, конечно же, проштрафившиеся Грин и Дамбер. Шервуд мельком взглянул на них, и в его взгляде можно было прочесть, что им и на самом деле не поздоровится, но не сейчас, а потом, когда выдастся свободная минутка.
      Двое других были гораздо интереснее для Шервуда.
      Один из них был откровенным гангстером, и на его руках синими разводами были написаны его судьба, его ранг и прочие специальные сведения, правильно расшифровать которые мог бы только сведущий в уголовных татуировках человек.
      Второй (и, судя по всему, именно от него исходило настойчивое предложение прибыть в далекую Россию) выглядел совсем иначе. Этот представлял собой что-то среднее между Джеймсом Бондом и директором крупной корпорации, содержащим себя в хорошей спортивной форме. Шервуд настороженно смотрел на них, гадая, что же они ему скажут.
      Эти двое тоже встали, но уже без всякого подобострастия, а просто демонстрируя хорошие манеры. Джеймс Бонд неторопливо обошел стол и, протянув Шервуду руку, сказал на прекрасном английском:
      - Добрый вечер, мистер Шервуд. Рад видеть вас в Санкт-Петербурге. Мое имя будет труднопроизносимо для вас, поэтому называйте меня Графом.
      Его рукопожатие оказалось сухим и крепким.
      Второй гангстер, украшенный татуировками и шрамами, потряс руку Шервуда жилистой корявой грабкой и что-то сказал. Выслушав его, Граф улыбнулся и перевел:
      - А тут наоборот - его почетное прозвище несколько неудобоваримо для нашего англоязычного гостя, так что называете его Ником. Это вполне соответствует его настоящему русскому имени.
      Шервуд улыбнулся гангстеру, и Граф сказал:
      - Ну что же… О делах потом. Я думаю, что самое время как следует закусить и… Вы не откажетесь от нормальной мужской выпивки?
      - Ни за что! - уверенно ответил Шервуд.
      - Вот и хорошо. Прошу к столу. Усевшись напротив Графа, Шервуд недобро покосился на Грина и Дамбера, и, заметив это, Граф сказал:
      - Да, пока мы не приступили к ужину… На правах хозяина я хочу попросить вас о совершенно необременительной для вас вещи. Отпустите этих ребят и пообещайте мне, что не будете наказывать их. Прошу вас.
      И Граф, склонив набок голову, с улыбкой посмотрел на Шервуда, а потом на съежившихся Грина и Дамбера.
      Шервуд недовольно поджал губы, взглянул на Графа, и, вздохнув, ответил:
      - Ладно… Пусть проваливают и больше не попадаются мне на глаза. Встречу - пристрелю лично.
      Граф кивнул и сказал:
      - Так, ребята, идите с моим человеком, и он организует вам билеты. Всего доброго, не смею задерживать.
      Боярин вопросительно посмотрел на Желвака, и тот утвердительно кивнул.
      Все трое встали и, не задерживаясь, вышли из кабинета.

***

      В уютном отдельном кабинете ресторана "Астория" вокруг большого круглого стола, покрытого белоснежной скатертью, сидели трое мужчин.
      На столе можно было увидеть множество больших и малых блюд, салатников и прочих розеток, предназначенных для размещения в них разнообразных деликатесов. И так оно и было - недостатка в деликатесах не наблюдалось.
      Икра красная, икра черная, рыба белая и рыба опять же красная, рыба копченая, соленая и вяленая, крабы, крупные креветки, мидии в разнообразных соусах, отборные раки в красных военных панцирях, расставившие огромные клешни, составляли морскую, а также речную часть угощения.
      Из сухопутной кормежки на столе имелись говядина, свинина и баранина, которые были приготовлены самыми разнообразными способами. А именно - копчением, варением, жарением, солением и вялением. А также сырая оленина с солью и специями. Кроме того, нашлось на этом богатом столе место и для зайца, молодого козленка и медвежьей лапы - полендвицы.
      Перейдя к блюдам, которые раньше летали, хоть и не все, следовало отметить куру в различных видах, от копченой до сациви, утку с черносливом, гуся с яблоками, а также длинноносого вальдшнепа, бойко растопырившего крылья среди красиво уложенной зелени.
      Внимательно осмотрев стол, Шервуд приятно ужаснулся.
      Эти русские действительно не дураки пожрать, подумал он. Но тут ведь человек на двадцать - это же неэкономно! Однако вслух он ничего такого не сказал, а только, проглотив набежавшую слюну, одобрил гастрономическое великолепие.
      - Я слышал о гостеприимстве русских, но, честно говоря, не ожидал такого. А что в этих бутылках и графинах?
      Граф с готовностью кивнул и начал перечислять непонятные русские и не очень русские названия напитков:
      - Тут, уважаемый мистер Шервуд, напитки сугубо мужские. Во-первых, естественно, водка. Не из магазина, а изготовленная добросовестными частными фабрикантами. Водка тминная, лимонная, рябиновая, на смородиновых почках, степной арак, грузинская чача, домашний коньяк пятидесятилетней выдержки, самогон…
      - О! Это слово я знаю, - оживился Шервуд.
      - Еще бы! - улыбнулся Граф. - Искусство самогоноварения - это отдельная песня!
      Желвак, не понимавший ни слова по-английски, повинуясь знаку Графа, наполнил всем рюмки. Граф поднял свою и произнес:
      - Ну, как у нас в России принято - с приездом! - и обратился к Желваку: - Вы простите, Николай Иваныч, что я тут на заграничном языке, так сказать, балакаю, но вы ж понимаете…
      - Конечно, конечно, - запротестовал Желвак, - какие могут быть извинения! А вы здорово по-английски чешете!
      - Благодарю вас, - кивнул Граф и снова повернулся к Шервуду. - Итак, за благополучное прибытие.
      - На здравье! - сказал Шервуд по-русски.
      - О! - восхищенно отреагировал Граф. - У вас хорошо прозвучало. На здоровье!
      Все выпили, и Граф, поставив пустую рюмку, сказал:
      - А теперь закусим.
      Наступила тишина, нарушаемая лишь позвякиванием столовых приборов да тихими рекомендациями Графа, который советовал голодному Шервуду попробовать то или иное русское народное лакомство. Шервуд между тем с нетерпением ждал, когда же Граф начнет разговор о деле.
      Минут через пять Граф положил вилку и, налив на этот раз чачи, сказал:
      - В искусстве русского застольного красноречия есть присказка, которая звучит примерно так - между первой и второй рюмками должен быть минимальный интервал.
      - Согласен, - кивнул Шервуд, и все выпили чачи.
      - Ну, как вам грузинский самогон? - заботливо поинтересовался Граф.
      - Прекрасно! - с довольным видом ответил Шервуд. - А сколько в нем градусов? Довольно крепкий…
      - Примерно пятьдесят пять, - улыбнулся Граф.
      - Bay! - воскликнул Шервуд. - Отличное пойло!
      - А теперь закусите этим, - и Граф подвинул к Шервуду салатник с фаршированными баклажанами.
      Шервуд занялся закуской, а Граф, извинившись перед ним, повернулся к Желваку и сказал:
      - А вроде ничего наш американец, и водку трескает, как добрый казак, и закусывает не чинясь… Что скажете?
      - А что, - ответил Желвак, зацепив кусок копченого угря, - нормальный браток, только американский. И сразу видно, что авторитет.
      - Вот именно, - кивнул Граф, - ничего лишнего из себя не строит, но что дядька непростой - действительно сразу видно.
      Потом все дружно закурили, и Граф, задумчиво посмотрев на Шервуда, сказал:
      - Наверное, вы хотите узнать, почему я был так настойчив, приглашая вас приехать в Россию. Не так ли?
      - Совершенно верно, - ответил Шервуд, выпустив подряд три дымных колечка.
      Граф проследил за кольцами, одобрительно кивнул и сказал:
      - А ведь это будет поинтереснее, чем медальон.
      - Да? - удивился Шервуд. - Честно говоря, я ожидал, что разговор будет идти о, как бы сказать… О совладении медальоном и тем, что за ним кроется.
      - Конечно, - кивнул Граф, - но я не стал бы беспокоить вас по такому ничтожному поводу.
      - Ничтожному… - Шервуд усмехнулся и озадаченно покрутил головой. - Это уже интересно.
      - Конечно, ничтожному, - Граф тоже усмехнулся. - У нас, русских, есть пословица - не в деньгах счастье.
      - Понимаю, - кивнул Шервуд. - У нас тоже есть подобные поговорки.
      - Да, - Граф постучал пальцами по столу, - я знаю…
      Он как-то странно взглянул на Шервуда и сказал:
      - Я бы хотел задать вам несколько вопросов. Не возражаете?
      - Нисколько. - И Шервуд откинулся на бархатную спинку кресла.
      - Хорошо.
      Граф аккуратно стряхнул пепел в серебряную пепельницу и сказал:
      - Майкл… вы позволите мне называть вас так?
      - Да, конечно, Граф, - кивнул Шервуд.
      - Хорошо, - повторил Граф. - Тогда расскажите мне, Майкл, о своем отце.
      - Об отце? - удивился Шервуд. - Я не предполагал, что вы заговорите об этом… Мой отец был русским, но никогда не учил меня русскому языку и не любил говорить о России. Так, рассказывал кое-что… Но очень неохотно. Он хотел, чтобы я вырос настоящим американцем, и так оно и вышло. Я знаю о России не больше, чем любой фермер из Айовы, и совершенно не думаю о своих корнях.
      - Понимаю, - кивнул Граф. - И все же?
      - Ну, мой отец был русским гангстером, и перед войной его посадили в тюрьму… А потом забрали на фронт в эти… В дисциплинарные части.
      - В штрафные батальоны, - поправил его Граф.
      - Да. Именно так. А потом он попал в плен к немцам, и в конце войны его освободили американцы. Отцу предложили поехать в Америку, и он согласился. А потом родился я и… И все. Умер он в девяносто втором, уже глубоким стариком.
      - А скажите, Майкл… - Граф внимательно посмотрел на Шервуда, - была у вашего отца татуировка с изображением двух змей, обвивших кинжал, на котором по-русски было написано: "Свобода - это смерть"?
      - Точно, - удивился Шервуд, - была. А откуда вы знаете?
      Граф улыбнулся и, загасив в пепельнице окурок, взял новую сигарету.
      Желвак, с интересом слушавший совершенно непонятный для него разговор, встрепенулся и поднес Графу зажигалку.
      - Благодарю вас, Николай Иваныч, - кивнул Граф и глубоко затянулся.
      Он задумчиво посмотрел на огонек сигареты и сказал:
      - Мой отец тоже был русским гангстером. И тоже перед войной попал в тюрьму. И тоже побывал в немецком концлагере, откуда его освободили американцы. Он уехал с ними в Америку, и с тех пор от него не было ни слуху ни духу.
      - Вашу мать звали… Зина? - неуверенно спросил Шервуд.
      - Да, - кивнул Граф, - мою мать звали Зиной. Зинаида Степановна Палицына. Это фамилия моего отца.
      - Точно!
      Шервуд с силой хватил ладонью по столу, и Желвак от неожиданности подпрыгнул.
      - Это что же получается? - Шервуд озадаченно взглянул на Графа.
      - А получается, что всякие там медальоны - мелочь, о которой мы поговорим как-нибудь на досуге, - ответил Граф.
      Потом он с улыбкой посмотрел на Шервуда и сказал:
      - Ну, здравствуй, брат!
      Шервуд выронил сигарету и ошеломленно уставился в пространство.
      - Это невероятно! - пробормотал он. - Отец никогда не рассказывал, что у него есть сын в России. Вообще-то иногда он делал какие-то странные намеки… Теперь я понимаю, что он имел в виду.
      - Да, - кивнул Граф, - к такой новости нужно привыкнуть. Предлагаю выпить по этому поводу. Как-никак братья встретились!
      - Братья… - Шервуд растерянно улыбнулся. - В голове не укладывается…
      - Вот выпьем, и уложится. - Пожалуй… Слушайте, Граф… Черт, как это все неожиданно!
      Вдруг Шервуд захохотал и, снова хлопнув по столу ладонью, воскликнул:
      - Отец-гангстер родил двух сыновей, и они тоже стали гангстерами. Один - американский, а другой - российский. Вот так история!
      - Да уж, история хоть куда, - согласился Граф, наливая водку в хрустальные рюмки. - Вы простите, но я должен объяснить ситуацию своему другу.
      Шервуд махнул рукой - дескать, объясняй, чего спрашиваешь, и Граф повернулся к совершенно переставшему что-либо понимать Желваку.
      - Тут видишь, какое дело, Николай Иваныч… - сказал он, улыбаясь. - Получается так, что наш американский гость - мой брат.
      - Ни хрена себе! - крякнул Желвак и закашлялся.
      Прочистив горло, он развел руками и сказал:
      - Так за это дело нужно выпить!
      - Вот сейчас и выпьем, - ответил Граф.
      - Так это… - Желвак почесал затылок. - Значит, теперь и дела общие с Америкой появятся?
      - А как же! - усмехнулся Граф. - Обязательно.
      Он снова повернулся к Шервуду и, подняв рюмку, сказал:
      - Ну, за встречу!
      - За встречу, - как эхо, повторил Шервуд, и над столом с нежным звоном встретились три рюмки.
      Потом последовали тосты за дружбу между народами, за плодотворное сотрудничество между американскими и российскими специалистами, за исследование Марса, за удивительные зигзаги человеческих судеб, за изучение русского языка и русской истории и почему-то за Клинта Иствуда.
      Наконец новость прижилась, и Шервуд, сняв галстук и бросив его на стоявшую в углу кабинета козетку, сказал:
      - Ненавижу галстуки! Вот была жизнь, когда мы с Ковбоем Косовски шастали по портовым районам с пушками и кастетами и все делали сами. И я еще не был тем, кем стал сейчас, и никаких тебе галстуков и прочих буржуазных причиндалов не было. Красота!
      Он вытер вспотевший лоб и спросил:
      - Слушай, Граф… Это ведь твое прозвище. А как тебя зовут? Неловко как-то брата гангстерской кличкой называть!
      - Меня зовут Константин Эдуардович Палицын. Это полное имя. А коротко - Костя.
      - Костья… - старательно повторил Шервуд.
      - Да, Майкл, твоего брата зовут Костя. И без мягкого знака. А ну-ка повтори - Костя!
      - Костья… Костя!
      - Правильно, - улыбнулся Граф, - Костя. А теперь выпьем за прекрасный город, в котором ты сейчас находишься.
      - С удовольствием, - ответил Шервуд. - Я его пока что не очень разглядел, но то, что успел увидеть по дороге из аэропорта, мне понравилось.
      Шервуд уже слегка опьянел и расслабился, однако держал себя совершенно нормально, и только время от времени удивленно крутил головой и повторял:
      - Надо же, братья!
      - Да, дорогой Майкл, - отвечал ему Граф, тоже уже не совсем трезвый. - Давай-ка выпьем за Петербург.
      - Отлично! А потом - за Кливленд, чтоб ему провалиться.
      - Давай.
      Они выпили, и Граф сказал:
      - Нам предстоит объединить наши усилия, чтобы найти медальон.
      - Объединим, - уверенно ответил Шервуд, - и усилия объединим, и медальон найдем.

РАНДЕВУ С МАНЬЯКОМ

      Ощущение пронзительной свежести воткнулось в мозг Лины, и она очнулась. Открыв глаза, она увидела, что давешний темноволосый мужчина помахивает перед ее носом комком ваты, зажатым в пинцет. От ваты нестерпимо несло нашатырем. Лина сильно вздрогнула и попыталась отвернуться.
      Мужчина, увидев, что Лина пришла в себя, бросил пинцет с ваткой на стол и уселся напротив, оседлав стул, повернутый спинкой вперед. Девушка обратила внимание на татуировку, украшавшую левую руку своего визави. На ней был изображен паук, сидящий на кинжале.
      Попытавшись пошевелиться, она почувствовала, что не может изменить позы, и, посмотрев вниз, увидела, что сидит в металлическом кресле, покрытом облупившейся краской, и ее руки и ноги пристегнуты ремнями.
      Мужчина заботливо спросил:
      - Вы уже совсем очнулись?
      Лина промолчала и стала оглядываться, лихорадочно оценивая ситуацию. Она находилась в просторной светлой комнате, почти пустой. На выцветших обоях были видны более темные прямоугольники от висевших здесь когда-то портретов или картин. Старый паркет. На окнах - дешевые шторы, улицы видно не было. Диван, два стула, стол у окна, у стены два небольших шкафчика. Один - канцелярский, другой - стеклянный. Его прозрачные дверцы были завешены изнутри белой материей, но все равно проглядывали какие-то пузырьки и блестящие железки. Медицинский шкафчик в сочетании с железным креслом, к которому была пристегнута Лина, - все это очень ей не понравилось. Интересно, что на этот раз от нее хотят? С Червонцем дело связано или с медальоном?
      - А что, - поинтересовалась Лина, - к креслу меня обязательно пристегивать?
      - Пока что - да, - ответил мужчина и с виноватым видом развел руками.
      - Ну и что дальше?
      - А вы не спешите. Скоро все узнаете, - мужчина встал, подошел к стоящему у окна столу и, взяв с него бутылку пива, сделал несколько крупных глотков.
      - Лина, не знаю, как вас по отчеству, нам предстоит поговорить об одной вещи. Об одной, я бы сказал, антикварной вещи.
      Он снова сел верхом на стул. "Попалась, - подумала Лина. - Но вот кому?"
      Это был интересный вопрос.
      - А вы сами - кто такой? - поинтересовалась Лина, стараясь, чтобы ее голос звучал уверенно. - Как вас называть?
      - Кто я такой - неважно, - усмехнулся мужчина, - а называть меня можете Доктором. И отвечать на мои вопросы придется.
      Лина покосилась на медицинский шкафчик, и Доктор, заметив ее взгляд, сказал:
      - Да, придется. Сами понимаете.
      Лина поняла, что правду о медальоне из нее вовсе не будут выколачивать жадные до чужих страданий последователи Малюты Скуратова, то есть не будут трещать ее ребра, вылетать ее зубы и литься ее кровь. Будет с ней спокойно беседовать этот, с виду вполне интеллигентный и даже симпатичный молодой мужчина. А в шкафчике - необходимые для результативного и непрерывного течения беседы препараты.
      Вот так. Приехали.
      Ну хорошо, она расскажет ему все, в том числе и о том, что медальон теперь на дне залива.
      А потом… Вот именно, что потом?
      Лине совершенно не хотелось думать о том, что будет потом.
      Доктор, сидевший напротив Лины, внимательно следил за ее лицом и не мешал ей думать. Он знал, что сейчас происходило в ее голове. В такой ситуации все люди думают примерно об одном и том же.
      Увидев, что в размышлениях Лины наметилась небольшая пауза, он сказал:
      - Должен признаться, вы прекрасно выглядите. И я как профессионал рекомендую вам следить за собой и беречь свою красоту. Сами понимаете - можно разговаривать на интересующую меня тему так, а можно и этак.
      Все-таки он - Малюта, подумала Лина и спросила:
      - А вы что, профессионал?
      - Я? - Доктор дружелюбно улыбнулся. - Я, пожалуй, профессионал. Да.
      - А в какой области?
      - Ну вот, - Доктор заулыбался еще дружелюбнее, - не успели проснуться, а уже задаете вопросы. Вы уж простите меня за избитую фразу, но вопросы все-таки собрался вам задавать я. Так что не надо перехватывать у меня инициативу.