Мы с Артуром сидели за столиком в ресторане, располагавшемся на крыше высотного здания в Центре. После той истории на недостроенном небоскребе, когда я впервые в жизни сиганула с крыши на параплане, высота перестала пугать меня, и теперь я с удовольствием разглядывала микроскопические фигурки и игрушечные разноцветные машинки внизу.
      Над нами было яркое синее небо без единого облачка, а внизу лежал Город, который уходил за горизонт и скрывался в сероватой дымке. Понятное дело - смог, от него в мегаполисе никуда не денешься. Хорошо еще, что Город стоял на Заливе, оттуда дули постоянные ветры, и та сторона, где расстилалось водное пространство, была относительно чистой.
      Положив локоть на металлическое ограждение, сделанное из затейливых литых секций, я смотрела на сидевшего напротив меня Артура, и на душе у меня было легко и радостно, несмотря на все пережитые злоключения. Все мои несчастья, как я надеялась, закончились, мрачный долг, тяготивший меня в течение нескольких месяцев, я выполнила, и теперь мечтала о том, какая у меня наступит жизнь, полная прекрасной любви и интересных приключений.
      Артур…
      Мой дорогой Артур!
      Он сидел напротив меня и, держа в руке бокал с шампанским, разглагольствовал на тему шотландской поэзии, упоминая Роберта Бернса и каких-то других, не знакомых мне поэтов.
      Я слушала его и не слышала…
      Перед моими глазами, как дурной сон, проплывали падающий на спину Максим, застреленный пяным бандитом, уголовники в моей квартире, которых прикончил Артур, мой брат Аркадий с окровавленной головой и остановившимися глазами, менты, пытавшиеся меня изнасиловать, бандиты, которые запугивали меня в той купчинской квартире, и, наконец, умирающий Червонец…
      Что-то было еще, но я уже не могла вспомнить.
      Главное, что все прошло и теперь у меня был Артур, с которым мы до сих пор сохраняли целомудренные отношения и обращались друг к другу на "вы". В этом "вы" была определенная прелесть, как в красивом замысловатом танце, и это мне ужасно нравилось…
      Я очнулась и посмотрела на Артура.
      И тут же услышала, что он уже съехал на Лонгфелло, который хоть и был поэтом, но к Шотландии имел отношения не больше, чем хохол к Амазонке.
      - Минуточку, - прервала я Артура, - вы же про шотландцев говорили! А при чем тут Лонгфелло?
      - Та-ак… - Артур горестно покачал головой. - Я тут распинаюсь, а вы меня не слушаете. Лонгфелло я привел для сравнения, а вы, похоже, в это время были в каком-то далеком далеке. Так?
      - Так, - я виновато понурилась. - Простите меня, Артур… Просто мне вдруг вспомнилось, что произошло за последние несколько месяцев. Я не понимаю, как смогла это пережить. Вынести такое… Уму непостижимо! - Я задумалась. - А может быть, мне все кажется? И вы, и этот ресторан на высокой крыше, и это небо? Может быть, на самом деле я давно лежу в дурдоме, привязанная к койке, и заботливая санитарка подсовывает мне судно… А я шепчу "Артур", и эта санитарка говорит: "Ага, Артур, Артур, только ты не дергайся"… Может такое быть?
      Артур пожал плечами и ответил, наливая мне шампанского:
      - Кто-то из философов говорил, что весь мир, а значит, и мы с вами - всего лишь чей-то сон. И когда этот кто-то проснется, все исчезнет.
      - Не хочу, - решительно сказала я и подняла бокал.
      Мы выпили, и я, борясь с коварными пузырьками, щекотавшими горло, сказала:
      - Вот мы с вами сидим тут, так хорошо… Но я вижу, что время от времени на ваше лицо набегает тень, не соответствующая моменту. Неужели вы не можете не думать о своей проклятой шпионской работе, когда я рядом?
      Артур слегка нахмурился и ответил:
      - Экая вы проницательная… Видать, недостаточно я владею древним искусством лицемерия. Ну что же…
      Он взял сигарету, закурил сам, потом поднес голубой язычок пламени мне и, когда мы дружно задымили, сказал:
      - Все равно придется… Ну а раз вы сами подвели к этому разговор - извольте. - Он сделал официальное лицо и произнес: - Милая Лина, я прошу вас передать мне известный вам медальон. Этого требует служебная ситуация, я не могу рассказать вам всего, но… В общем, это очень важно. Действительно важно.
      Я улыбнулась и радостно ответила:
      - А медальончика-то нет!
      - То есть как - нет? - Артур нахмурился сильнее.
      - А так, - я выпустила дым колечком. - Помните, как мы с вами плавали на яхте вашего друга? Когда вы пошли на камбуз, я бросила его в воду, и теперь он лежит на дне залива, в неопределенном месте и на неизвестной глубине. Он приносил мне несчастье, и теперь я от него освободилась.
      Артур закрыл глаза и зашевелил губами. То, что я прочла по его губам, мне совсем не понравилось, и я торопливо отвела взгляд.

***

      Лина сидела в напряженной позе, демонстративно глядя в туманную даль, а Артур, сжав зубы, мысленно матерился и ругал себя за то, что не забрал медальон раньше.
      Метнув на Лину взгляд, в котором смешались злость и нежность, он повернулся к проходившему мимо официанту и резко бросил:
      - Принесите водки.
      Официант кивнул и торопливо пошел к буфету, а Лина, робко взглянув на Артура, спросила:
      - Что, так плохо?
      Артур набрал полную грудь воздуха, потом, сжав губы, надолго задержал дыхание и наконец испустил долгий выдох, в котором почти прозвучал стон.
      Он посмотрел на Лину, и его лицо смягчилось.
      Грустно улыбнувшись, он закурил и сказал:
      - Вы ни в чем не виноваты. Вы ничего не знали. Я очень рассердился, но это… Я не имею права обвинять вас.
      - Не сердитесь на меня, - в глазах Лины показались слезы, - я не понимаю… Вы даже водку заказали, и теперь я боюсь, что сделала какую-то страшную глупость.
      - Вы сделали глупость, - кивнул Артур, - но о том, что это глупость, знаю только я, так что не беспокойтесь.
      - Ну уж нет, - Лина упрямо покачала головой, - я тоже хочу знать, что это за глупость такая, если вы даже в лице изменились и стали про себя произносить площадные обороты. Имею полное римское право.
      - Римское… - Артур усмехнулся. - Ладно… Собственно, теперь уже все равно, так что…
      Лина, подперев подбородок узкой ладонью, нетерпеливо сказала:
      - Ну, давайте вашу историю.
      Артур задумался и через некоторое время сказал:
      - Значит, так. Начну с того, что я вам все время врал.
      - Это я уже поняла, - ехидно ответила Лина.
      - Попрошу не перебивать, - строго сказал Артур, и Лина, кивнув, зажала рот ладонью.
      - То есть я не то чтобы врал вам, просто не говорил всей правды. А теперь вы узнаете все. Надеюсь, вы понимаете, что это не для разглашения.
      - Могила! - решительным шепотом произнесла Лина и снова зажала рот рукой.
      Артур посмотрел вдаль и, вздохнув, начал:
      - Этот медальон… Неважно, откуда он, кому принадлежал раньше, но его смысл в том… был в том, что внутри медальона начерчен план расположения клада.
      - Клада! - не выдержала Лина. - Я так и знала! Я видела эту гравировку и никак не могла понять, что она означает.
      - Да, клада, - кивнул Артур, - и этот клад, он… Он не просто клад с дублонами и бриллиантами, а нечто более важное. Там, насколько мне известно, имеется пятьдесят пять килограммов золота, чемодан драгоценностей, алмазы, старинные картины, считающиеся пропавшими безвозвратно, и еще парадный гарнитур русских цариц - колье, браслеты, серьги и, не знаю, как называется, золотой кокошник с бриллиантами и жемчугом. Царские безделушки и сами-то по себе стоят немало, но главное - они считаются историческим достоянием России, проданным большевиками на Запад и теперь бесполезно лежащим где-то в тайном месте.
      - Вот это да… - ошеломленно произнесла Лина. - Ох, черт бы вас побрал. Если бы не ваша дурацкая шпионская скрытность, все это давно уже было бы нашим. И мы купили бы остров в Эгейском море.
      - В Эгейском… - Артур поморщился. - Да там русских как собак нерезаных.
      - Ну в каком-нибудь другом, - не смутилась Лина, - неважно. Зато теперь все это растаяло, как дым. Эх, черт побери, такое богатство… Это ведь у меня не жадность какая-то, вы не подумайте! Просто такое потрясающее приключение… Но это ведь не все, правда? Вы бы не стали так расстраиваться просто из-за денег. Так?
      - Так, - согласился Артур. - Сейчас расскажу, в чем дело.
      Он положил себе салата и, взяв вилку, задумчиво повертел ею в воздухе.
      - Ябы и на самом деле не стал расстраиваться из-за денег. Но тут начинается совершенно другая история. Об этом кладе и о медальоне знаю не только я. О нем известно, с одной стороны, политикам, а с другой - криминалитету. Ну, урки-то ребята простые, им золотишко да камушки подавай, а политики… это уже совершенно другие игры. Они тоже хотят заграбастать богатство. И будьте уверены, они бы его заграбастали. Но… в верхах - раскол. Одни, так называемые патриоты, хотят вернуть нации реликвии, а богатство пустить на благотворительные цели. Другие, которых большинство, на реликвии и национальное историческое достояние плевать хотели. Им нужны просто деньги. И вокруг этого клада, а значит, и медальона завязалась свара на высшем уровне. А я…
      - А что вы? - жадно спросила Лина. Артур продолжил свой невеселый рассказ:
      - А я имел приказ от начальства найти медальон и представить его пред светлые очи кремлевских пузанов. Как бы там вышло, неизвестно, но… Но у меня был свой план. Я хотел, нарушив приказ начальства, засветить медальон в специальном гуманитарном фонде имени Андрея Рублева, неподвластном жадным чиновникам. Чтобы они уже не могли наложить на него лапу. И тогда сокровища действительно пошли бы в национальные музеи, голодным сиротам в детских домах, больным детям и старикам и так далее, а хапуги остались бы с носом. А сам я был бы на своем месте в полном порядке. Поверьте, я смог бы провернуть все так, чтобы на меня не упало даже тени подозрения.
      - А я вам все испортила… - Лина повесила голову. - Простите меня, глупую дуру…
      - Но мы же только что пили за мужскую глупость, - ехидно сказал Артур.
      - Значит, я победила вас в этом…
      - Нуне знаю… - Артур усмехнулся. - Справедливости ради давайте остановимся на том, что мы оба хороши. Согласны?
      - Согласна, - ответила Лина, - но выбросила-то его все-таки я.
      - А умолчал о сути дела я, - возразил Артур и погладил Лину по руке.
      Лина кивнула и сжала его пальцы.
      - У вас такая рука, - прошептала она, - одновременно сильная и нежная…
      - О да! - Артур приосанился. - Мы, настоящие мужчины…
      - Вы знаете, что не умрете естественной смертью? - грозно спросила Лина.
      - Конечно, - Артур улыбнулся, - я умру от наслаждения в объятиях рыжей красавицы.
      - Ошибаетесь! - Лина ущипнула его за запястье. - Рыжая красавица прервет чахлую нить вашей жизни с помощью какого-нибудь твердого предмета.
      - С помощью скалки или сковородки?
      - Возможно. Но существуют и другие инструменты. Утюг, например… Или кухонный разделочный топорик, знаете, в американских фильмах маньяки им особенно ловко орудуют?
      - Ага, знаю, - Артур гладил ее пальцы, - еще есть топор, каминные щипцы и бронзовый бюст Роберта Бернса. Но лучше всего - объятия.
      - Объятия… - Лина шлепнула Артура по руке. - Я еще подумаю. После того что я узнала о вас, стоит подумать. Врете беззащитной женщине, не умеете распорядиться состоянием… Не знаю, не знаю…
      - Ну вот, - Артур нахмурился, - вот она какова - непостоянная женская любовь. Вот вы меня уже и не любите.
      - Глупый дурак, - Лина улыбнулась, - я люблю вас. Конечно же, люблю, и вы сами это знаете. Просто островок…
      - А знаете что, - оживился Артур, - островок можно захватить и объявить на нем независимую республику!
      - Только не в Баренцевом море, - ядовито заметила Лина, - а то ведь вы еще напутаете с картой.
      - Ну уж нет, - самодовольно ответил Артур, - с географией у меня все в порядке.
      - Ладно, - смилостивилась Лина, - не напутаете. Ну и что же теперь делать? Как вы будете выкручиваться? Кстати, что-то моя подружка-вымогательница не звонит.
      - Не вижу связи, - удивился Артур, - хотя… У женщин свои ассоциации. А подружка эта ваша - она больше не позвонит. Никогда.
      - То есть как? - Лина с подозрением посмотрела на Артура. - Вы ее что - как тех, в моей квартире? Из пистолета?
      - Ну вы, блин, даете! - генеральским голосом возмутился Артур. - Я вам что - киллер какой-нибудь, что ли? Надо же - из пистолета!
      - А что я должна была подумать? - жалобно спросила Лина. - Кругом трупы так и валятся…
      - Никаких трупов, - отрезал Артур, - просто есть способы убеждения. Причем очень надежные. Если она вас случайно встретит на улице - убежит, как от чудовища.
      - Я похожа на чудовище? - Лина угрожающе прищурилась.
      - Вы - нет, - ответил Артур. - Хотя…
      - Что - "хотя"? - в голосе Лины зашипел яд.
      - Хотя для вашей подружки вы будете именно такой. Одно упоминание вашего имени приведет ее в ужас.
      - Аможно поинтересоваться, что вы с ней сделали?
      - Ну… - Артур поднял брови. - Лично я ничего с ней не делал. Но мои друзья, которых я попросил о небольшой услуге, напугали ее до смерти. Поверьте мне, они сделали это очень убедительно и жестоко. Я не пожелал бы вам испытать то, что испытала Прынцесса[1] . Вы пережили многое, но так страшно вам не было никогда в жизни.
      - Это что же за друзья такие?
      - Мои друзья. А также соратники. Сослуживцы. Они умеют многое, и это в том числе. Такая уж у нас работа. Вы простите…
      - Прощаю, - небрежно сказала Лина, - прощаю, так и быть.

НАША МАФИЯ ПРОТИВ АМЕРИКАНСКОЙ

      Пивной бар "Добрый Боцман" располагался на Седьмой линии Васильевского острова, напротив того места, где раньше стоял блаженной памяти кинотеатр "Балтика". Когда-то "Добрый Боцман", как и все прочее, принадлежал государству, потом настала перестройка, и директор заведения естественным образом превратился в его владельца.
      Шли годы, менялась власть, создавались и разваливались организации и партии, а "Добрый Боцман" стоял незыблемо, как скала в проливе Бурь, и в его полутемных недрах находили убежище как простые любители пива, так и страдальцы, измученные неумеренным потреблением спиртного.
      Новички, впервые появлявшиеся под сводами этого мрачноватого, пропахшего пивной кислятиной и табачным смрадом шалмана, после третьей кружки обычно интересовались, почему слово "боцман" написано с большой буквы. И тогда какой-нибудь завсегдатай, хлебнув желтой пенистой жидкости, снисходительно объяснял, что "боцман" в данном случае - имя собственное, потому что бывшего директора, а нынешнего хозяина бара зовут Соломон Борухович Боцман.
      Новичок поднимал брови и делал понимающее лицо. Завсегдатай усмехался и говорил, что Боцман действительно добрый, потому что за всю историю заведения не было случая, чтобы умирающий от похмелья человек, оказавшись в "Добром Боцмане" без копейки, не получил кружку пива бесплатно. Боцман знал, что он не обеднеет от этого, зато популярность заведения росла, а должники обычно рассчитывались, причем с лихвой.
      За угловым столиком сидели двое моряков в черной форме.
      Один из них имел на плечах погоны капитана третьего ранга, а другой был простым мичманом. Возраста они были примерно одного - за сорок, имели благородную седину на висках, и было видно, что, несмотря на разницу в званиях, они чувствуют себя ровней друг другу. Во всяком случае в пивном баре. Моряки приняли на грудь уже по шесть кружек, и пиво произвело на них свое приятное действие.
      - Слушай, Николай Сергеевич, - сказал мичман с некоторой фамильярностью, которая явно объяснялась количеством выпитого пива, и вытащил из кармана медальон, - я что думаю… Медальончик этот я, пожалуй, продам, на хрена он мне нужен! Ну стоит он там сколько-нибудь… А может быть, и дорого стоит, черт его знает. Надо будет сходить в антикварную лавку, может быть, он на несколько тысяч долларов потянет. Да… Но в любом случае - с меня банкет. В ресторане. Все-таки ты его первый заметил, правда?
      - Правда, - солидно кивнул кап-два, - но ведь ты его честно выиграл, Исидор Дунканович, так что он твой по праву. А насчет ресторана - не возражаю. Добро.

***

      Несколько дней назад ранним утром капитан третьего ранга Николай Сергеевич и мичман Исидор Дунканович опохмелялись коньяком на рубке подводной лодки, набитой тупыми новобранцами. Николай Сергеевич близоруко прищурился на длинный узкий нос лодки, медленно нырявший в мелких волнах, кашлянул и обратился к мичману:
      - Исидор Дунканович!
      - Слушаю вас! - доброжелательно отозвался мичман.
      - Посмотрите вон там… Я без очков не разгляжу. Что это там блестит?
      - Где? - мичман повернулся туда, куда указывал палец Николая Сергеевича.
      - Там, ближе к носу, по левому борту.
      - Точно, - мичман тоже прищурился, - блестит что-то… Сейчас узнаем.
      Он повернулся к люку и крикнул бодрым коньячным голосом:
      - Тенгизов!
      Из люка, как чертик из табакерки, выскочил старший матрос Тенгизов.
      Увидев, что начальство уже поправилось и находится в благодушном расположении духа, он слегка отошел от устава и сказал:
      - Звали, Исидор Дунканович?
      - А ну-ка, - мичман ткнул пальцем в сторону носа лодки, - видишь, там блестит что-то?
      Тенгизов пригляделся и ответил:
      - Вижу.
      - Принеси, - коротко распорядился старший офицер.
      - Слушаюсь! - ответил Тенгизов и, ловко хватаясь за кривые ржавые скобы трапа, приваренные к обшивке рубки, спустился на палубу.
      Дойдя до того места, где находился заинтересовавший начальство объект, он встал на колени и, вытянув руку, схватил что-то, блеснувшее в лучах солнца.
      - Есть! - крикнул Тенгизов и торопливо пошел к рубке.
      Поднявшись на площадку, он протянул находку мичману и сказал:
      - За болт зацепился. Цепочкой. Мичман кивнул и ответил:
      - Молодец. Ты это… Принеси-ка нам еще.
      - Слушаюсь, - ответил Тенгизов и нырнул в люк.
      Мичман держал в руках плоский овальный медальон на цепочке и с интересом разглядывал его.
      - Серебряный, - тоном знатока сказал он.
      - Да, - согласился старший офицер, - старинный. Ну-ка, что там написано?
      Шевеля губами, он стал читать надпись.
      - Вот черт, - нахмурился он, - это по-латыни. Я тут только одно слово знаю - "Lupus".
      Мичман хмыкнул:
      - И буква "s" перевернута. Как русское "г".
      - Да, - старший офицер усмехнулся, - гравер маху дал.
      Мичман нажал на защелку, и медальон открылся.
      - Смотрите, Николай Сергеевич, тут вроде какая-то схема!
      - Похоже… - кивнул старший офицер.
      В это время Тенгизов принес еще одну бутылку коньяка, завернутую в тельняшку, и мичман, убрав находку в карман, оживился.
      - Ну что, Николай Сергеевич, раздавим пузырек и приступим к дрессировке тупых новобранцев?
      - Такова наша селяви, - философски ответил старший офицер и вздохнул, - открывайте, голубчик, не тяните…
      Мичман открыл бутылку, и моряки продолжили непростой процесс приведения организма в должный порядок. Когда во второй бутылке осталось меньше половины, мичман достал из кармана медальон и, подумав, сказал:
      - Николай Сергеевич, а ведь вы его первый заметили, так что он ваш.
      И протянул медальон капитану.
      Но тот решительно мотнул головой, отчего пижонская фуражка с огромной, торчащей вверх тульей и сверкающим "крабом" едва не свалилась за борт, и ответил:
      - Увольте, Исидор Дунканович, это не по-товарищески. Ну заметил, и что с того? Мы же с вами вместе торчали на рубке, не так ли? И вообще - настоящие моряки делят все по-братски. И трудности службы, - он строго сдвинул брови, - и удачу. Так что он наш с вами.
      Мичман озадаченно посмотрел на медальон и, почесав нос, пробормотал:
      - Это что же - нам его распиливать, что ли?
      - Зачем распиливать? - пожав плечами, ответил капитан. - Мы его просто разыграем.
      - Разыграем?
      - Так точно, - уверенно сказал капитан. - Прямо по курсу ветер несет на нас дохлую собаку. Видите, Исидор Дунканович?
      - Вижу, Николай Сергеевич.
      - Если она пройдет по левому борту - медальон ваш. Если по правому - мой. Согласны?
      - Согласен! - ответил мичман, довольный тем, что щекотливый этический вопрос разрешился сам собой, а точнее - волею случая и ветра. - Давайте пока бутылку добьем.
      Они быстро выпили остатки коньяка и уставились на распухшую дворнягу, которая, покачиваясь на волнах, медленно приближалась к форштевню. Труп собаки шел сложным курсом, и предсказать результат было трудно. Волны подталкивали утопленницу на зюйд-ост, а ветер пытался направить ее на чистый норд. Дохлятина медленно рыскала из стороны в сторону, до встречи с форштевнем оставалось метров двадцать, и мичман, не выдержав напряженного ожидания, рявкнул в сторону люка:
      - Тенгизов!
      Из темного провала люка показалась голова старшего матроса:
      - Я!
      - Заглушка от буя! Принеси еще, да побыстрее.
      - Есть!
      Тенгизов исчез, а мичман, снова повернувшись к носу лодки, оперся на ограждение и сказал:
      - Как-то она неустойчиво…
      - Да, - согласился капитан, - галсами идет, скотина.
      Тенгизов принес коньяк, и в этот момент собака, ткнувшись в форштевень, задержалась на несколько секунд, а потом уверенно скользнула по левому борту.
      - Поздравляю, Исидор Дунканович, - сказал капитан и протянул мичману руку, - приз законно ваш.
      - Благодарю вас, Николай Сергеевич, - мичман учтиво склонил голову и ответил на рукопожатие. - Вот по этому поводу мы сейчас…
      И он открыл третью бутылку коньяка.***
      - Так что ресторан - это правильная мысль, - повторил капитан третьего ранга и задумчиво посмотрел на пустые кружки, - а сейчас, по-моему, пора повторить.
      - Так точно. Полностью с вами согласен. Мичман убрал медальон в наружный карман кителя и повернулся к стойке.
      - Уважаемый! Подойдите к нам! - обратился он к официанту.
      Тот кивнул и направился к морякам.
      За соседним столиком сидел невзрачный хмырь, запомнить лицо которого было очень трудно. Весь он был какой-то серенький, незапоминающийся и незаметный. Перед хмырем стояли две кружки - одна пустая, другая полная.
      Было видно, что хмырь уже сильно пьян, хотя держался он с приобретенной годами уверенностью - локоть со стола не соскальзывал, голова не качалась, в общем - профессиональный алкаш, но пока еще не опустившийся.
      Такое мнение об этом человеке мог составить любой, кто не знал его лично.
      А на самом деле Владимир Игоревич Сысоев, он же Вольдемар Лопатник, он же Шнифт, был удачливым карманником и пил очень редко, потому что в его профессии дрожащие руки и неуверенность в движениях были недопустимы.
      Шнифт украдкой наблюдал за расслабившимися морскими офицерами, желая поживиться. Пьяные морячки - это лакомый кусок, увести у них лопатник - милое дело. Опытным глазом рассматривая медальон, который его будущие жертвы передавали из рук в руки, Шнифт оценил его минимум в тысячу долларов и с этого момента следил за моряками с удвоенным вниманием. Он тщательно оценивал степень их опьянения, реакцию, общее настроение - все это было очень важно для предстоящей акции по изъятию ценностей.
      Мичман положил медальон в левый карман - это хорошо. Шнифт сидел как раз слева от него. Капитан третьего ранга постоянно смотрел в дальний угол бара, словно оттуда могла показаться плавучая мина, - это тоже хорошо. Оба были уже на приличной кочерге - вообще прекрасно! Теперь нужно только дождаться подходящего момента, и можно работать.
      Шнифт сделал маленький глоток, затем громко икнул и пьяным голосом пробормотал:
      - И все равно я ей, суке, не верю… Шкаф триста рублей стоил…
      Мичман брезгливо покосился на него и демонстративно отвернулся, чтобы не смотреть на всякое пьяное сухопутное говно.
      Шнифт бросил на него мгновенный острый взгляд, потом поставил кружку и встал. Покачнувшись, он задел тяжелый стул, который со скрежетом проехал по каменному полу, и навалился на мичмана. Тот успел подставить руки и, оттолкнув от себя дошедшего до полной кондиции алкаша, недовольно сказал:
      - Держись на ногах, чувырло! Давай, вали на улицу, проветрись.
      Алкаш пьяно кивнул и, задевая за столики, направился к выходу.
      Мичман посмотрел ему вслед и, презрительно фыркнув, обратился к капитану:
      - Не умеет балласт правильно размещать.
      - Да уж, - согласился с ним товарищ, - у сухопутных всегда так. А настоящий моряк - он всегда линию держит. Давай за моряков, Исидор Дунканович!
      - С удовольствием! - ответил мичман.
      И они со стуком сдвинули стеклянные кружки.
      Выйдя на улицу, Шнифт моментально протрезвел и быстро направился в сторону Среднего проспекта. Дойдя до метро "Василеостровская", он перешел на другую сторону и поднял руку. Через десять секунд рядом с ним остановилась серая "девятка", и водитель, перегнувшись через сиденье, открыл дверь.
      - Куда ехать, начальник? - спросил он у Шнифта.
      - На Рубинштейна, - ответил тот.
      - Сотня устроит?
      - Устроит.
      Водитель кивнул, и Шнифт, усевшись рядом с ним, захлопнул дверь.
      Машина рванулась с места, и Шнифт, расслабленно откинувшись на спинку сиденья, достал трубку и набрал номер Михи Гобсека. Михаил Викторович Гобеленов, давно уже превратившийся в Миху Гобсека, был скупщиком краденого. Конечно, он платил за вещи, которые ему приносили, едва ли не пятую, а то и десятую часть настоящей цены, но жаловаться было грех, и Шнифт относился к этому совершенно спокойно. Он понимал, что лучше получить мало, но сразу, чем потом, и не деньги, а срок. Только неопытные идиоты пытались сами реализовать украденное, на чем обычно и погорали.
      Миха снял трубку сразу, и Шнифт сказал:
      - Здоров, Михрюндий! Еду к тебе, кое-что имеется.
      - Давай, - коротко ответил Гобсек и повесил трубку.

***

      После разговора с Шервудом настроение у обоих американцев испортилось. Босс пообещал расправиться с ними, если задание не будет выполнено, и они знали, что Шервуд держит слово. Так что если сказал, что зальет бетоном, - значит, так оно и будет. Конечно, если у них не хватит ума навсегда скрыться в случае провала операции.
      Подъехав к дому рыжей красотки, они отпустили водителя, который довез их от "Астории" на Петроградскую всего лишь за полторы тысячи рублей, и присели на скамеечку обдумать положение.
      - Значит, так, - решительно и мужественно сказал Дамбер, - звоним в дверь, она открывает, я сразу без разговоров даю ей по башке, забираем медальон и - прямо в аэропорт.
      - Ишь, какой быстрый! - возразил Грин. - А если она встретит нас с пушкой в руках?
      - Все равно сразу по башке, - не унимался бывший морпех Дамбер. - Подумаешь, пушка! Я, знаешь, каких мужиков обезоруживал? А тут всего лишь девка.
      - Ладно, - кивнул Грин, - только сделаем так: я позвоню, а ты спрячешься за дверь. А уже когда она откроет и увидит, что я один, тогда действуй.
      - О'кей, - Дамбер встал, - пошли.
      Поднявшись на второй этаж, они остановились напротив нужной квартиры, затем Дамбер прилип к стене, а Грин, приветливо улыбаясь старинной потемневшей двери, нажал на кнопку. В квартире приглушенно задребезжал звонок, и Грин прошептал:
      - Приготовься. Как откроет, так глуши ее сразу, чтобы не успела пискнуть.
      Дамбер кивнул и напрягся, но за дверью было тихо.
      Грин позвонил еще раз, и снова безрезультатно.
      - Похоже, ее нету дома, - сделал он вполне очевидный вывод.
      - Ага, - согласился с ним Дамбер, - тогда отойди. Я знаю эти старинные замки - за ними только варенье от внуков прятать. Эту дверь я открою, как бутылку пива "Миллер".
      Он достал из кармана складной нож с множеством лезвий и инструментов и, выбрав в нем какую-то изогнутую железку, стал ловко ковырять ею в замке. Через несколько секунд замок щелкнул, и тяжелая дверь с легким скрипом отворилась.
      Прислушавшись, Грин сказал:
      - Пошли. Если она все-таки дома, сразу дай ей по башке, чтобы угомонилась.
      Они осторожно вошли в квартиру, и Дамбер тихо прикрыл за собой дверь, не запирая ее. В квартире Голубицкой-Гессер, как они и предполагали, никого не оказалось.
      - Смотри, - Дамбер показал пальцем на портрет прабабки Елизаветы Оттовны Гессер, висевший в прихожей, - вроде она…
      - Нет, не она, - возразил Грин, - это же старинная картина. Наверное, мать или бабка…
      - Наверное, - согласился Дамбер. - Ну что, начнем?
      - Начнем, - кивнул Грин. - Будем работать по системе Пинкертона. Делим берлогу на квадраты и аккуратно исследуем их по очереди. Я так делал и убедился, что это самый эффективный способ.
      - Главное, чтобы оно имелось там, где ищешь, - резонно добавил Дамбер.
      - Да, конечно, - ответил Грин. - Вот с прихожей и начнем.
      И они начали методично осматривать прихожую, не потрудившись для начала заглянуть в известные места такие, как холодильник, бельевой шкаф и мусорное ведро.

***

      Стасик остановил джип точно напротив нужного подъезда, заглушил двигатель и, повернувшись к браткам, сказал:
      - Приехали. Значит, так - заходим в хату, сразу берем ее и везем к Желваку. Если ее нету дома, будем ждать, пока не придет. Желвак сказал - хоть целую неделю. Понятно?
      Трое братков молча кивнули, и Стасик скомандовал:
      - Пошли.
      Они вышли из машины и быстро вошли в подъезд.
      Остановившись перед дверью Лины, Стасик сделал жест, и Боярин с Толяном встали справа от двери, а Морж - слева. Уже поднеся палец к звонку, Стасик заметил, что дверь прикрыта не совсем плотно, и, опустив руку, осторожно потянул за ручку. Дверь еле слышно скрипнула и подалась.
      - Тс-с-с! - Стасик взглянул на Моржа, потом на Боярина с Толяном. - Здесь что-то не так… Но все равно - пошли.