Желающих размяться волейболом нашлось человек восемь. Остальные быстро смылись из спортзала в раздевалку. Одного взгляда на опозоренного громилу Борьку было достаточно, чтобы понять: вот-вот прольется чья-то кровь.
      – Ну, держись. Щас будет мясорубка, – с жаром прошептал Лютый, направляясь в раздевалку с Владом. – Я краем уха слышал, что этот мудак прилично машет ногами. Гуню, с параллельного, так позавчера отмудохал… Тот до сих пор не появился!
      – Расслабься. Жертв не будет, – успокоил Славку Невский.
      Молодых, готовый к драке, встретил «обидчика», стоя в самом центре раздевалки. Как посредине ринга. Остальные пацаны, предвкушая зрелище, разместились вдоль стен, кто стоя, кто сидя на скамейках. Все ждали махаловки. Едва в дверном проеме появились Невский и Лютиков, гул голосов заметно стих.
      – Слышь, ты, Шварц бухенвальдский! – процедил сквозь зубы Борька, угрожающе двинувшись навстречу Владу. – Сейчас я тебя п…ть буду.
      – Как, ты сказал, тебя зовут? Шварц? – сделал паузу Невский. – А я Владислав.
      По раздевалке пролетел издевательский смешок. Для недавно пришедшего в группу Борьки это ответное оскорбление было катастрофой.
      – Ты труп, падла! – взревел опозоренный пацан и ураганом бросился на Влада, метя ногой с ходу в голову. Придись этот удар в цель – и нокаутированного Невского как минимум пришлось бы уносить из раздевалки на носилках. А то и отправлять в больницу.
      Невский уклонился, присел и сделал два коротких, резких удара кулаком в корпус, рассчитанных на сбой дыхания. Пробивать пресс Влад умел ювелирно, это вообще был его конек. Борька хрюкнул, словно налетев с разбегу животом на торчащую из стены трубу, тяжело рухнул сначала на колени, затем повалился на бок и судорожно засучил ногами, тщетно пытаясь широко открытым ртом глотнуть воздуха. Драка, к разочарованию пацанов, была закончена в три секунды. Смесь бокса и атлетики оказалась гремучей.
      …К слову сказать, в истории культуризма уже были подобные примеры. Коротышка Франко Коломбо, бывший сицилийский боксер, близкий друг Арнольда и неизменный напарник Шварценеггера по тренировкам, сам двукратный «Мистер Олимпия», с одного удара мог запросто отправить к праотцам любого громилу. Прецедент был: один апперкот «малыша» – и задиру едва откачали в реанимации. После чего не на шутку испугавшийся своей убойной силы Коломбо всячески старался избегать конфликтов и потасовок и вообще стал чуть ли не идейным пацифистом. Великому атлету не слишком хотелось остаток жизни провести в тюрьме. Пусть и американской.
      – Я же говорил – жертв не будет, – обернувшись к Славке, сказал Влад.
      Сняв в вешалки форменный пиджак и подхватив спортивную сумку, он первым вышел из раздевалки в коридор. В спину ему смотрели три десятка глаз.
      В течение последующих двух с половиной курсов ни у кого из группы больше не возникало желания проверить Влада на вшивость. Но зато сразу трое пацанов, включая Борьку, за это время начали тренироваться с «железом» в разных залах Риги. Спустя две недели после драки он, улучив момент, когда рядом никого не было, отозвал Невского в сторону и, пробурчав скупые извинения, попросил записать в его атлетический клуб. Невский не возражал. Не противился и Георгий Константинович. Друзьями Влад и Борька так и не стали, но прозанимались бок о бок все три курса, до самого призыва в армию. Где, как спустя много лет случайно узнал Невский, старший сержант ВДВ Борис Молодых погиб, исполняя «интернациональный долг» в трижды проклятом Афганистане.

       Октябрь 1988 года
      Ночью Владу не спалось. То ли из-за грозы, то ли из-за нервов. Он лежал на кровати, прикрытый тонкой простыней, смотрел в потолок, по которому то и дело скользили блики от фар проезжающих по пустынной улице автомобилей, и в который уже раз прокручивал в голове события минувшего дня. Предпоследнего дня перед неумолимым, несмотря даже на предложенную военкоматовскому подполковнику огромную взятку, рекрутированием в «несокрушимую и легендарную»…       Прошлым утром, в пять часов, он, победитель весеннего юниорского и основного чемпионатов республики в категории до 90 килограммов, встал, уже привычно борясь с круглосуточным чувством голода, длящимся последние десять недель – всю фазу «сушки» и работы «на рельеф» перед назначенным на будущую субботу чемпионатом СССР в Ленинграде, – в который уже раз полюбовался на два стоящих на книжной полке кубка и на повешенные на стену медали, обе за первое место, принял прохладный душ и позавтракал в соответствии со своим «спортменю»: стаканом сваренного без соли риса, порцией зеленого салата без масла, двумя столь же пресными вареными куриными грудками, запил стаканом свежевыжатого яблочного сока. Проглотил три штуки импортных витаминов в капсулах. Вернувшись в комнату, достал из ящика стола заветную шкатулку, в шутку называемую «мечта шахматиста». Извлек одноразовые шприцы и четыре ампулы: две – с венгерским «Ретаболилом» и еще две – с дефицитнейшим и невероятно дорогим голландским «Сустаноном 250», достать который через аптеки было абсолютно невозможно. Быстро и привычно сделал уколы, попутно вспомнив полную идиотизма антидопинговую статейку в последнем номере журнала «ФиС». В статье утверждалось что «все культуристы – импотенты и страдают циррозом печени». Над этим пасквилем громко смеялся весь зал, включая Петьку-«Ленина», безумно боящегося уколов, а потому вот уже пять лет по схеме «два месяца через два» пожиравшего горстями самый мощный и токсичный из советских таблеточных стероидов – менандростенолон, при этом благополучно настругавшего двух здоровых сыновей и не имеющего ни малейших проблем со здоровьем. Статья была ориентирована на новичков и далеких от спортивной фармакологии людей. Соревнующиеся атлеты, читая о «тысячах случаев бесплодия и рака», вызванных приемом стероидов, всякий раз ржали так, что тряслись стены подвала. Ибо все они на собственном опыте абсолютно точно знали: это наглая ложь, густо замешенная на невежестве авторов данного рода статей. Если уж говорить о допинге, то применяемые «качками» дозировки были, как правило, терапевтическими и при разумном отношении просто не могли безвозвратно сломать гормональную систему человека. Хотя в любой семье, как известно, не без урода. Кто действительно аж с конца 50-х годов жрал дозы, способные убить слона или как минимум вызвать множество «побочек», так это всеми любимые советские «любители-олимпийцы» – хоккеисты, футболисты, бегуны-прыгуны, а также метатели-толкатели всех мастей и категорий, включая женщин. Но об этом как-то не принято было говорить, потому что Олимпиада и все, что с ней связано, – дело святое. Почти холодная война. Удивительно, но оболваненный прессой народ слепо верил этим щелкоперам, искренне болея по ящику за победу «чистых» ребят из обществ «Спартак» и «Динамо», при этом считая мутантами именно загнанных в подвалы атлетов. Только потому, что их развитые, красивые и сильные тела были видны всем, в отличие от мелькающих на голубых экранах «натуральных» мужеподобных метательниц молота с хриплым голосом, квадратными скулами и фигурой неандертальца…
      После завтрака, чмокнув в щеку проснувшуюся мать, Влад скатился с лестницы, сел в стоящий возле подъезда старенький «жигуль»-пятерку и поехал в клуб, чтобы потренироваться в полном одиночестве и еще раз отработать программу позирования под музыку. Машину он купил полгода назад, за пять месяцев до того, как ему исполнилось восемнадцать. С деньгами у Невского давно не было проблем. С тех пор как в середине второго курса, после очередной жалобы матери на то, что сын «в неделю съедает больше, чем она зарабатывает за месяц», Влад вдруг осознал: нужно срочно найти альтернативный источник получения «бабуленций». Решение темы лежало на поверхности: формально до сих пор запретный видеобизнес стремительно выходил из подполья, закрытые просмотры мало-помалу уходили в прошлое, и все большее число людей имело дома личный магнитофон. И всем нужны были фильмы. Со сбытом кассет проблем не возникало никаких, хоть КамАЗ привози. Торгаши с рынка готовы были брать свежие записи оптом, рассчитываясь сразу за всю партию. Встретившись с фарцовщиком Марголиным, Влад предложил деляге выгодный бизнес: за приличные деньги он готов покупать качественную копию каждого нового видеофильма, появляющегося в городе. Сошлись на ста пятидесяти рублях. Следующим этапом стал кредит в пять тысяч рублей на год, под пять процентов в месяц, взятый Невским у одного кооперативщика из клуба, под залог пустующей дачи в Саулкрасти, доставшейся много лет назад в наследство от одинокого дяди-летчика. Получив деньги, Невский купил три подержанных видика, ящик чистых кассет и стал «ковать железо не отходя от кассы». Порядком осточертевшую учагу пришлось временно бросить, воспользовавшись липовой справкой о необходимости срочного и длительного санаторно-курортного лечения. Через три месяца Влад вернул кредит, снял однокомнатную квартиру в своем районе, поставил там железную дверь и нанял помощника – разбирающегося в электронике знакомого очкарика, следящего за процессом записи. А она велась уже на десяти видеомагнитофонах одновременно. Торгаши выстроились в очередь за готовой продукцией. В сутки подпольная студия Невского записывала до пятидесяти кассет, давая Владу прибыль, сравнимую по размеру с месячной зарплатой матери в поликлинике. Теперь Влад мог ни в чем себе не отказывать. Дома всегда были свежие продукты прямо с рынка и даже недоступные для всех остальных атлетов импортные стероиды, приобретаемые Невским через бывшего маминого коллегу, много лет назад перешедшего на работу в спецполиклинику Минздрава, обслуживающую исключительно партийную элиту республики. Для этой категории «советских граждан» импортные лекарства закупались регулярно.
      Особым шиком для переставшего считать копейки Влада стали ежедневные поездки в зал и обратно на такси. Когда же подвернулась возможность недорого купить подержанный, но еще живой «жигуль», Невский не раздумывал ни минуты. Экзамен в ГАИ он тоже не сдавал, получив корочки аккурат в день рождения. Шуршащие бумажки с профилем вождя открывали любые двери и решали подавляющее большинство проблем…
      В пустом зале имеющий свой личный ключ Влад пробыл до десяти утра. Когда пришел Георгий Константинович, они еще раз обсудили предстоящую поездку в Москву, на чемпионат СССР, где Невский – самый юный из заявленных участников – должен был представлять Латвию. Затем Влад заехал на студию, проследил за тем, как идет работа, и вернулся домой. Где его – прямо на пороге – застал телефонный звонок. Голос звонящего мужчины был Невскому незнаком. По спине, словно в предчувствии надвигающейся беды, прокатилась волна ледяного холода.
      – Алло? Это квартира Невских? Будьте добры позвать Владислава Александровича, – слащаво пробормотал незнакомец.
      – Я слушаю, – Невский непроизвольно стиснул трубку; так сильно, что жалобно заскрипела пластмасса.
      – Добрый день, Владислав Александрович, – ухмыльнулся собеседник. – Это вас из райвоенкомата беспокоят, капитан Павленко. Вы, если не ошибаюсь, у нас по профессии электрик-судоремонтник? И готовитесь к призыву на службу. Ваша партия, номер триста девять, назначена на второе ноября?
      – Так точно, – буркнул Влад. – Медкомиссию я прошел, за повестку расписался. А в чем дело, товарищ капитан?
      – Да, в общем, простая формальность, – заискивающе промямлил офицер. – Нужна ваша подпись в личном деле призывника. Мы тут стали документы просматривать и спохватились… М-да… Владислав Александрович, вы не могли бы сегодня, в течение часа-двух, подъехать к нам в военкомат? Комната номер пять. Вот мы в пять минуток все и уладим. Добро?
      – Ладно, – вздохнул Невский. – Если это так срочно…
      – Очень срочно, – заверил капитан, на редкость противным голосом похожий на педика. – В документах должен быть порядок. У нас военком, подполковник Зекун, знаете какой строгий? Зверь! Ну, так я вас жду до двух часов дня. Не опаздывайте, пожалуйста. До встречи. – В трубке раздались короткие гудки.
      – И ты тоже не кашляй, – буркнул Влад, кладя трубку. Делать было нечего. Надо ехать. Жаль, что с таким трудом выбитая Маленьким в республиканском спорткомитете бумага, слезно умолявшая военкомат не отправлять призывника Невского к черту на кулички, а, как на редкость перспективного атлета, в качестве исключения оставить для прохождения службы в гарнизоне СКА города Риги, произвела на твердолобого подполковника такое же действие, как комариный укус на динозавра. А точнее, как красная тряпка на бешеного быка. Прочитав бумагу, мордатый тыловой служака лишь фыркнул, и, глядя Владу в глаза, демонстративно медленно разорвал прошение на две части, скомкал их и бросил под стол, в корзину. Взамен выдав повестку на второе ноября и сообщив, что призывник Невский будет отдавать долг Родине в войсках связи. Не самый худший вариант, особенно если вспомнить, что в Советской Армии есть еще стройбат, Морфлот и, наконец, Афган…
      В военкомате лихо подруливший на машине Влад был уже через пятнадцать минут. Нужная комната оказалась на первом этаже. За пыльным обшарпанным столом, окруженным стеллажами с одинаковыми картонными папками с личными делами призывников, сидел тощий, как спирохета, капитан в мятой форме. Плечи кителя были усыпаны перхотью. Увидев Невского, служака улыбнулся с таким довольным видом, словно они с Владом были близкими родственниками.
      – Хорошо выглядите, Владислав Александрович, – хихикнул Павленко, сверху вниз, насколько позволял стол, оглядев Невского, одетого в тонкий джемпер, облегающий могучий торс. – Армии спортсмены нужны. А то призывник пошел какой-то дохлый. Через одного дефицит веса. Алкоголизм, опять-таки, наркомания, – в последнем слове капитан, как и положено бывшему украинскому колхознику, сделал ударение на букве «и». – А вы – совсем другое дело! Смотреть приятно! Кстати, вам не холодно? На улице всего десять градусов, да и ветер…
      – Я на машине, – хмуро ответил Влад. – Там куртка есть. Извините, товарищ капитан, я действительно тороплюсь. У меня очень мало времени. Работа. Вы меня дома случайно застали, забежал на минуту. Давайте, что там нужно подписывать?
      – Все уже приготовлено, – снова расплылся в дурацкой улыбочке пыльная тыловая крыса. – Вот здесь черканите, – достав из раскрытой папки какой-то список, капитан положил его перед Невским и ткнул карандашом в единственную свободную строчку. – Напротив своей фамилии. Ага…
      – Все? Я могу идти? – не спросив, что именно он подписывает, Влад быстро поставил закорючку и подвинул лист обратно.
      – Одну минутку, – в глубоко посаженных, непрерывно бегающих глазках Павленко зажглись бесовские огоньки. Гаденько хмыкнув, капитан выдвинул ящик стола и достал крохотный, в четверть страницы, лист с синей печатью. – Возьмите. Ознакомьтесь. И можете быть свободны. – Капитан откинулся на спинку стула с видом человека, выполнившего тяжелую работу, и сцепил руки на груди. – Что-нибудь не ясно, призывник?!
      – Подождите… – пробежав повестку глазами, глухо отозвался Влад. – У меня уже есть повестка. На второе ноября! – Невский с ужасом понял, что произошло.
      – Она больше не действительна, – мгновенно потвердевшим голосом отрезал Павленко. – Ваша партия номер семьдесят три. Отправляется послезавтра, в восемь часов утра. Сбор во дворе военкомата. Опаздывать не советую. С указанного в повестке часа вы считаетесь призванным на военную службу, и на вас распространяются все законы армии. Так что не начинайте службу родине с дисциплинарного батальона.
      – Я не могу послезавтра! – понимая, что поезд ушел и уже ничего нельзя изменить, интуитивно хватаясь за соломинку, взвился Влад, гранитной скалой нависнув над жалобно скрипнувшим казенным столом. – У меня через неделю чемпионат СССР по атлетической гимнастике, в Питере!!! Я уже заявлен как чемпион республики!!! Уже билеты куплены, и номер в гостинице заказан!!! Я целый год готовился!!! Ну… ну будьте вы человеком, дайте хоть десять дней отсрочки!!! Пожалуйста!!!
      – Сожалею, ничего не могу сделать, – ехидно поджал губы капитан. Резко встал, отодвинув стул, давая понять, что разговор окончен. Но, наткнувшись на пылающий взгляд Невского, добавил нехотя, с ленцой, словно делая одолжение: – Не надо так нервничать, Невский. Катастрофы не случилось. Знаете, как блатные говорят: раньше сядешь – раньше выйдешь. Ха-ха! Приказ военкома. У нас некомплект на текущую партию, а вы, со своей судоремонтной специальностью, как раз подходите. Так что про соревнования забудьте. В Ленинграде вполне обойдутся без вас. Как поется в песне: «Отряд не заметил потери бойца!» Хе-хе… Свободен, Невский. Проваливай на все четыре. Завтра улаживай дела. Прощайся с друзьями. Пей водку. А послезавтра, ровно в восемь, – здесь, как штык. Бритый налысо. И без фокусов. Я предупредил.
      – И где же, если это не страшная военная тайна, так срочно понадобилась моя редчайшая и ценнейшая из профессий?! – предчувствуя еще одну страшную новость, тихо, сквозь зубы, процедил Влад. В эту секунду он готов был одним ударом убить этого сломавшего ему жизнь и спортивную карьеру рахитного сморчка с перхотью на погонах.
      – А где у нас дольше всего служат? – с отчетливо читающимся на крысином лице кайфом нанес завершающий удар капитан. – На флоте! На нем, родимом… Я был не прав. В Ленинград ты все-таки попадешь, но долго там не задержишься. Твоя партия, Невский, направляется в Заполярье. На Северный флот, в город-герой Мурманск. С чем тебя, собственно, и поздравляю. Еще вопросы?!
      – В Риге два училища судоремонтников, – чуть дрогнувшим голосом произнес Влад. – Одно из них, сорок шестое, относится как раз к военному судоремонтному заводу. И там тоже есть выпускной курс судовых электриков. Тридцать человек. А ты… выбрал гражданского. Именно меня. Именно сейчас!
      – Во-первых, не «ты», а «товарищ капитан», – расправив тощую грудь, буром попер побледневший от такой неслыханной наглости Павленко. – Во-вторых, да будет тебе известно, в нашем районе таких, как ты, всего девять человек. И все до одного, кроме тебя, клоуна с фальшивыми мышцами, до сегодняшнего дня уже были расписаны в ВМФ! А в-третьих… если через пять секунд ты не уберешься отсюда, я позову наряд! Вон отсюда, наглец! Я сказал – во-о-н!!! – Взорвался капитан, перейдя на истеричный крик и брызгая слюной из пахнущего помойкой рта.
      Отступив на шаг назад и молча утерев лицо жесткой от мозолей ладонью, Невский в последний раз окинул плюгавую тыловую крысу испепеляющим взглядом, развернулся и вышел, мягко прикрыв за собой дверь: «Хочешь истерики, сволочь? Не дождешься».
      Выезжая из ворот военкомата, все еще пребывающий в трансе Влад зазевался и едва лоб в лоб не столкнулся с несущимся вниз по горке тяжелым самосвалом. Его моментально прошиб холодный пот. Взяв себя в руки, Невский впервые в жизни перекрестился и, строго соблюдая черепаший скоростной режим в шестьдесят кэмэ, поехал к матери в поликлинику. Сообщить не слишком радостную весть единственному в мире родному человеку…
      Вера Ивановна выслушала сына, вздохнула, секунду подумала и решительно сняла трубку телефона.
      – Кому ты звонишь? – угрюмо поинтересовался Влад.
      – Иосифу Моисеевичу, – быстро вращая телефонный диск, ответила Вера Ивановна.
      – Гурвичу? – фыркнул Невский, вспомнив похожего на круглый волосатый мячик в подтяжках пожилого вдовца-филателиста, года два назад пытавшегося безуспешно, хотя и навязчиво, приударить за мамой. – Чем он может помочь, этот мухомор? Продать со скидкой блок залежалых марок, чтобы было что наклеивать на конверты?
      – Этот человек не так прост и наивен, как старается казаться, – вздохнула мама. – Филателия – это только фасад. Я никогда тебе не говорила раньше… Иногда у меня складывалось ощущение, что для него вообще нет ничего невозможного. Что достаточно одного его слова – и решатся любые проблемы. От поступления тупого отпрыска в блатной вуз до предоставления нужному человеку вне очереди новой «Волги».
      – Интересное кино. Почему я об этом подпольном кудеснике первый раз слышу? Я думал, он простой коллекционер. Три часа подряд мог об одной марке травить!
      – Это все равно не имело значения, сынок, – тихо ответила мама. – Мы с ним слишком разные люди… Алло! Будьте добры Иосифа Моисеевича. Я подожду…
      Иосиф? Здравствуй. Это Вера… Узнал… Значит, не быть мне богатой, – через силу улыбнулась Вера Ивановна. Долго слушала монолог филателиста, время от времени качая головой, делая страшные глаза и поднимая их к потолку. Затем улучила момент и сказала: – Давай обсудим это чуть позже, хорошо? Сейчас у меня к тебе просьба. Очень срочная и конфиденциальная. Кроме тебя, мне не к кому больше обратиться, так что выручай. Я могу говорить по телефону?.. Ты уверен?.. Ладно. Тогда без предисловий. Ося, я хочу, чтобы ты дал взятку военкому. Надо отмазать Владика от армии. Как максимум. А как минимум – отсрочить призыв на две недели. Для военкома это раз плюнуть. Отдал команду – и все. Было бы желание и адекватный интерес… Насчет денег не волнуйся, деньги есть… Вся сложность в том, что сегодня Владику выдали новую повестку, на послезавтра. Так что времени в обрез… Нет, замуж не вышла… Да, все тем же. Ему нравится… Как фамилия и звание военкома? – вслух повторила вопрос собеседника Вера Ивановна и вопросительно взглянула на сына.
      – Подполковник Зекун, Пролетарский райвоенкомат, – торопливо сообщил Невский. В его душе мало-помалу начал теплиться крохотный огонек надежды. Чем черт не шутит! Если этот конспиратор Моисеич действительно такой всемогущий, как говорит мать, то наверняка не раз давал власть имущим дядям огромные бабки. Не подмажешь – не поедешь. Но это ведь тоже уметь надо. Если не хочешь в два счета влететь на зону.
      – Подполковник Зекун, Пролетарский район, – эхом повторила в трубку Вера Ивановна. И снова надолго замолчала, слушая словоизлияния лохматого колобка. Покачала головой, произнесла чуть слышно: – Не надо так со мной, Иосиф… Извини, видимо, мне не стоило звонить. Это была ошибка. Прощай… Что?.. Ладно, попробую… Только в следующий раз думай, прежде чем говорить… Хорошо. Я буду дома. Как только решится – сразу звони. Пока… Я уже забыла… Да. Жду. И надеюсь на тебя.
      – Что он от тебя хотел? – глухо спросил Влад, не спуская глаз с матери. – Опять замуж зовет?
      – Он не хочет брать денег. Для него они мусор. А хочет, чтобы я, в обмен на услугу, оставила тебе квартиру и поехала с ним в Крым, – грустно улыбнулась Вера Ивановна. – Он там, оказывается, недавно дом купил. На самом берегу моря. Говорит, шикарный. Вилла. Собирается завязать с делами в Риге, уйти на покой и перебраться туда насовсем. Меня с собой зовет. Золотые горы обещает. Машина, яхта и обручальные кольца прилагаются.
      – Ты ж его не любишь, мам.
      – Нет…
      – Тогда я лучше в армию пойду, – опустив глаза, буркнул Влад. – Точнее, на флот. Северный.
      – Может, и не пойдешь, – пожала плечами мама. – Он обещал прямо сейчас позвонить в военкомат и договориться с подполковником о встрече. С глазу на глаз. Прости меня, сынок.
      – За что?!
      – Это я виновата. Гордая слишком. С тех пор как погибли дядя Миша и папа, я… В общем, мне надо было раньше, еще перед твоей первой медкомиссией, Иосифу звонить. Тогда решить вопрос о твоей липовой негодности к службе было бы значительно легче. А сейчас… Надеюсь, у него получится хотя бы договориться об отсрочке, чтобы ты смог поехать на соревнования в Ленинград. Ты ведь так долго к ним готовился. Для тебя это очень важно?
      – Да, важно, – тихо подтвердил Невский.
      – Иосиф обещал перезвонить сразу после встречи с Зекуном…
      Скромный собиратель марок объявился только в восемь вечера. Позвонив из телефона-автомата, с трудом сдерживая рвущийся наружу гнев, Гурвич сообщил маме, что еще никогда в жизни не встречал такого «деревянного служаку, как начальник Пролетарского райвоенкомата». Начав торг с суммы в три тысячи рублей за срочный и окончательный «отмаз» призывника Невского от службы по причине внезапно ухудшившегося состояния здоровья и услышав в ответ короткое «нет», Иосиф Моисеевич так вошел в азарт, что, по его клятвенным заверениям, в конечном итоге поднял планку аж до двадцати пяти тысяч – всего лишь за двухнедельную отсрочку от призыва. Но все усилия филателиста оказались тщетными. Молча выслушав старика, подполковник Зекун в очередной раз сказал «нет». Потом взглянул на часы, поднялся со скамейки в парке и дал понять вконец ошалевшему просителю, что о теме предстоящего конфиденциального разговора он, разумеется, догадался сразу, ибо по другой причине гражданские его со службы на нейтральную территорию не выдергивают. Зекун согласился на эту встречу исключительно из спортивного интереса. Дело в том, что подполковник, как и уважаемый Иосиф Моисеевич, тоже активный коллекционер. Но его редкую, уникальную в своем роде коллекцию нельзя ни потрогать руками, ни даже посмотреть. Потому как собирает доблестный военком не марки, не колокольчики и даже не японские нэцкэ, а… взятки. Точнее, предложенные ему родственниками призывников суммы. За семь лет работы на должности райвоенкома ему сто сорок пять раз предлагали за мзду освободить призывника от армии или же предоставить незаконную отсрочку. До сегодняшнего вечера обещанный Зекуну за должностное преступление максимальный магарыч составлял пятнадцать тысяч рублей наличными – или новая черная «Волга», на выбор. Этот «подарочный набор», не стесняясь и не боясь сесть в тюрьму, три года назад посулил неуступчивому подполковнику прямо в его служебном кабинете рижский цыганский барон – за своего младшего сына. Двух старших он без труда оставил дома таким же макаром – с помощью предыдущего военкома. Уверенный в успехе цыган даже специально подогнал под окна военкомата новенькую «тридцать первую», с обтянутыми полиэтиленом сиденьями, чтобы подполковник мог увидеть это чудо и подержать в руках заветные ключи. Но скромняга Иосиф Моисеевич перещеголял даже самого барона, предложив гораздо более внушительную сумму – всего лишь за две недели отсрочки. Чем – видимо, уже навсегда – вписал свое имя в верхнюю строку коллекции взяткодателей. Сообщив это, Зекун – огромный дородный мужик с пудовыми кулачищами и красным лицом – легонько похлопал окончательно впавшего в прострацию маленького пузатого старика по плечу и ушел, крайне довольный собой. Даже не сказав «до свидания». Так или иначе, но Гурвич признался Вере Ивановне, что впервые в жизни не сумел дать взятку должностному лицу и добиться нужного для себя результата. Об этом, судя по истеричному тону старика, филателист сокрушался больше всего. Про Влада как такового он даже не вспомнил. Так же, как и про свой роскошный дом в Крыму и про его потенциальную, но не состоявшуюся хозяйку. Выпустив пар, взбешенный Иосиф Моисеевич просто повесил трубку таксофона. На всех, кроме себя самого, этому человеку было абсолютно наплевать…
      Появившаяся было у Невского крохотная надежда на благополучный исход дела окончательно рухнула. Нежно обняв и погладив по волосам начавшую тихо плакать маму, Влад позвонил домой Георгию Константиновичу. Все, что смог выдавить из себя тренер, выслушав своего самого перспективного атлета, это протяжное, полное досады и горечи «бля». Затем, шумно вздохнув, Маленький сказал:
      – Ладно, чего уж тут. Могло быть хуже. Радуйся, что не Афган. Все остальное херня. Северный флот, говоришь? И больше ничего не известно?
      – Нет, – покачал головой Невский, словно тренер мог его видеть. – Хотя… Там, как я понял, распоряжение пришло. Срочно судовые электрики вдруг понадобились.
      – Это хорошо, – хмыкнул Георгий Константинович. – Ты вот что, Влад… У моего знакомого из спортобщества «Даугава» сын тоже на Северном служит. На атомной подлодке, в Гремихе. Скорее всего, вас, как и их в том году, сначала из Ленинграда в Красную Горку бросят. Постригут, помоют в бане, переоденут в форму. И уже только потом поездом повезут в Мурманск. Точнее, в Североморск, на главную базу флота. Там, после медкомиссии, распишут по частям.
      – Я вообще-то думал, всех кинут в одно место, – вставил Влад.
      – Всех – ни за что, – отверг тренер. – Так вояки никогда не делают, чтобы в одной точке все «земы» служили. Бардак будет. Пару-тройку – еще куда ни шло. Короче… Когда вас приведут на «покупку»… это что-то вроде огромного базара, где стоят десятки столов, сидят офицеры из частей и отбирают себе новобранцев… Ты имей в виду: на флоте не все служат три года! Есть флотская авиация, морпехи и флотский стройбат. Эти служат два. Усек?!
      – Как это – флотский стройбат? – удивился Невский. – Первый раз слышу о таком.
      – Его обычно называют рембат. Часть стоит, как правило, на территории одного из судоремонтных заводов или поблизости. Их в Заполярье до фига и больше. Я лично знаю три: в Рослякове, Североморске и самом Мурманске. На Балтике рембатов тоже достаточно. В Кронштадте, например, целых два… Служба там почти блатная. Как две капли воды похожа на то, чем ты занимался на практике в училище. Смекаешь, к чему я?.. К каждой бригаде судоремонтников прикрепляют пару матросов, как пэтэушников. С утра до вечера ты работаешь с гражданскими, чинишь корабли и лодки. Вечером – возвращаешься в часть, как в общагу. Вот и вся служба. Плюс еще и деньги платят. Потому как все рембаты на хозрасчете. На твой лицевой каждый месяц приходит зарплата, а с нее вычитают за еду и прочее. Разницу – в карман.