На самом деле уложить нас обоих в первую же секунду было не сложнее, чем попасть из дробовика в гаражные ворота с пяти метров.
      Но коктейль из священной ярости, тупой ненависти и афганского гашиша полностью отключил их мозги, и, судя по всему, нажимая на спусковые крючки, они воображали, что сейчас стены рухнут и похоронят нас под сотнями тонн камней.
      Как бы не так. Стеночки были - что надо.
      На площадке Наташины туфли на высоком каблуке полетели в разные стороны, потом она высоко задрала узкий подол дурацкого вечернего платья, и мы бросились вниз по лестнице. Подошвы штиблетов из крокодиловой кожи были скользкими, и я, проклиная все на свете, несколько раз чуть не упал. Рядом со мной, прыгая через несколько ступеней и шлепая по ним босыми ногами, неслась Наташа.
      Стрельба наверху прекратилась, и послышался громкий топот бросившихся за нами стражников. Спустившись на один марш, мы с Наташей сделали синхронный разворот и увидели внизу, в конце лестницы, освещенный солнцем проем выхода на улицу, который можно было считать промежуточным финишем на этой спринтерской дистанции.
      - Надо было стрелять в другого, - быстро дыша, сказал я Наташе, - слева от него сидел Надир-шах.
      - Откуда я знала! - раздраженно ответила она, и в это время на верхней площадке раздались гортанные крики.
      Наташа, высунув руку в пролет, нажала на спуск. Прозвучала быстрая, почти автоматная, но очень короткая очередь, и сверху послышался крик боли, потом ругательства и проклятия, в которых несколько раз прозвучало красивое имя «Шайтан». Преследователи притормозили.
      Через несколько секунд оказались на улице. Бежать нужно было только в сторону наших. Других вариантов не было.
      Добежав до парка, мы спрятались за деревья и перевели дух. Тут на полянку выскочили пятеро наших бойцов. Мясник-Батчер по моему распоряжению остался с Аленой, которую он должен был вывести к северным воротам, где мы позже заберем ее в вертолет.
      - Что, уже началось? - радостно заорал Роджер Уотерс, державший в могучей клешне пулемет с неестественно толстым стволом.
      К пулемету снизу был приделан магазин размером с коробку из-под телевизора.
      - Да, началось, - ответила Наташа, и, выхватив у него из ножен десантный тесак, надрезала им платье и резким движением оторвала узкий и длинный подол, под которым обнаружились моднейшие трусы, состоявшие из белых ленточек шириной миллиметров по пять, которые спереди едва прикрывали вход в волшебную страну, а сзади и вовсе исчезали между упругими загорелыми ягодицами.
      - У-у-у-у! - дружно взвыли ротвейлеры, увидев такое, а Уотерс, не растерявшись, достал из кармана бумажку в пятьдесят долларов и ловко засунул ее Наташе за трусы.
      Видать, напрактиковался в стрип-барах, собака!
      - Угомонитесь, кобели! - сказал я, и кобели тут же дисциплинированно угомонились.
      Один из них протянул мне «Узи» и «Люгер», а также несколько обойм к ним.
      Повесив «Узи» на плечо, я стал рассовывать обоймы по карманам, и в это время со стороны крыльца донеслись возбужденные голоса.
      Осторожно выглянув из-за деревьев, мы увидели, что на улицу выскочили шестеро бородатых бандитов и, выставив автоматы перед собой, стали оглядываться по сторонам.
      Я схватился за «Узи», но мистер Уотерс отодвинул меня мощной татуированной рукой и сказал:
      - Отдохни, сынок, дай-ка мне…
      После этого он передернул на своем танковом пулемете затвор, похожий на дверную щеколду, и, выйдя из-за деревьев, нажал на спуск.
      Пулемет неторопливо загрохотал, напоминая отбойный молоток, да и действие у него оказалось почти таким же. От стены, у которой сгрудились жаждавшие нашей крови воины Аллаха, полетели кирпичи, а сами они один за другим повалились на землю.
      Эффект применения этого пулеметика оказался ужасающим.
      У одного из гвардейцев Аль Дахара оторвало руку, и она, вертясь, упала на землю, а голова другого разлетелась так, будто в ней взорвалась граната.
      Уотерс прекратил огонь и, повернувшись к нам, сказал:
      - Учитесь, щенки!
      Однако времени на эффектные кинематографические разглагольствования не было, и я спросил:
      - Что с девочками?
      Генри, будучи старшим, ответил:
      - Когда началась пальба, я раздал обслуге оружие и приказал защищать их, как конституцию Соединенных Штатов.
      Я посмотрел на Наташу, которая в это время засовывала честно заработанный полтинник в бюстгальтер, и, вздохнув, сказал:
      - Обкуренные недоумки, которые во дворце - не в счет. Они, конечно, будут палить во все подряд, но ковбои из них никудышные. А вот те, которые подтянулись ночью вместе с Надир-шахом - серьезные ребята. Имейте в виду.
      Генри кивнул и, как бы в подтверждение моих слов, со стороны дороги к южным воротам раздался одиночный выстрел, и Уотерс схватился за ухо.
      Между его пальцами показалась кровь, и он завопил:
      - Ах ты, мусульманский козел! Ну, я до тебя доберусь!
      Все пригнулись, а Генри бросил на Уотерса пренебрежительный взгляд и сказал:
      - Ну что, пошли?
      Я посмотрел на Генри и ответил:
      - Пошли. Напоминаю: ваша задача - прикрывать нас с Наташей, пока мы будем делать там свои дела. Потом - на крышу и в вертолет. А что Алена?
      - Они с Батчером пробираются к северным воротам.
      - Хорошо. Ну, с Богом.
      И мы, внимательно посмотрев по сторонам, бросились к главному входу во дворец.
      Я хорошо помнил, где находится сокровищница, поэтому, поднявшись на площадку второго этажа, залитую кровью, мы остановились и Генри приказал четверым ребятам оставаться здесь и валить всех подряд.
      Заглянув в обеденный зал, который десять минут назад мы с Наташей покинули так невежливо, и посмотрев на застреленного твердой женской рукой Садика, валявшегося на ковре, мы огляделись, и Наташа, неожиданно подняв пистолет, выстрелила в камеру слежения, которая как раз поворачивалась в нашу сторону.
      Все правильно, блин.
      Теперь за нами будут следить, и, если удастся, перещелкают не спеша.
      Черт бы побрал европейскую цивилизацию, добравшуюся-таки до этого средневековья! Вот сидели бы они тут в своих дворцах, постаринке, подслушивали бы друг друга через вентиляционные ходы…
      А теперь Надир-шах, а это мог быть только он, сидел перед мониторами и наблюдал, как мы крадемся по коридорам. О хозяине дворца я просто забыл и не хотел вспоминать. Наверняка он сейчас забился в щель и трясется от страха. Я еще на конкурсе понял, что это за тип, так что нисколько не беспокоился о том, что он будет за нами охотиться. Ему бы только свою шкуру спасти.
      Генри, поняв, что делает Наташа, огляделся и метким выстрелом разнес вторую камеру, от которой во все стороны полетели осколки черного пластика.
      - Все, пошли в закрома, - сказал я, и мы снова вышли на площадку.
      Там уже никого не было, и я понял, что ротвейлеры отправились на охоту.
      Во дворце была тишина, и мы медленно поднялись на третий этаж, где в конце лабиринта коридоров, как раз напротив входа в гарем, находилась сокровищница.
      Неожиданно в другой части дворца прозвучали несколько приглушенных одиночных выстрелов, автоматная очередь, затем отдаленный отчаянный крик, и снова настала тишина.
      Мы переглянулись и осторожно вошли в анфиладу комнат, ведущую в нужную нам сторону.
      Я шел впереди, за мной - Наташа, озиравшаяся по сторонам в поисках телекамер, а замыкал процессию вооруженный до зубов Генри. Он был вооружен несколькими пистолетами, двумя армейскими автоматами, гранатами, пристегнутыми к бронежилету, а также имел за спиной небольшой рюкзак с дополнительным хозяйством.
      Пока все было тихо, и эта тишина начинала действовать мне на нервы.
      Если бы откуда-нибудь выскочили вопящие ваххабиты и началась откровенная перестрелка - было бы лучше. А так - идешь и слышишь только шорох собственных шагов. И что будет в следующую секунду - не знаешь.
      Вдруг сзади меня раздался выстрел, и я аж подскочил.
      Оглянувшись, я увидел Наташу, опускавшую пистолет. Она молча указала мне на разбитую камеру под потолком.
      - Предупреждать надо, - проворчал я. - Или ты хочешь, чтобы я еще и заикой стал?
      Наташа хмыкнула, и мы продолжили движение.
      Комната за комнатой оставались за нашими спинами, и пока что все было подозрительно спокойно. Но вот у Генри на груди запищала рация, и он, схватив ее, нажал на клавишу.
      - Ну, что там? - недовольно поинтересовался он, глядя на меня.
      Рация захрипела, потом мы услышали прерывистое дыхание одного из спецназовцев, и наконец раздался его голос, искаженный болью:
      - Брауна застрелили, а я попался на булавку. А-а, черт…
      Снова раздалось его громкое булькающее дыхание, потом голос:
      - Их было пятеро, мы их всех положили… Деньги - Клариссе. Ты знаешь, как ее найти…
      Снова пауза, затем его голос стал тише, будто он говорил в сторону:
      - Так ты еще не сдох, подонок? Отправляйся к своему Аллаху, пусть он тебе, уроду, жопу разорвет!
      И мы услышали два выстрела.
      Они раздались одновременно - и в рации, и оттуда, где только что произошла перестрелка.
      Генри нажал на клавишу и обеспокоенно спросил:
      - Симпсон, ну что у тебя там?
      Рация снова захрипела, и через секунду прозвучал ответ Симпсона:
      - Похоже, мне крышка, Генри… Деньги…
      Настало молчание.
      Видимо, Симпсон не ошибся, и ему действительно пришел конец.
      Генри молчал несколько секунд, прислушиваясь к шипению рации, затем выключил ее и сказал:
      - Симпсона и Брауна нет. Теперь там остались только двое наших.
      - А что такое булавка? - спросила Наташа.
      Генри посмотрел на нее долгим взглядом и неохотно ответил:
      - Большое и толстое ржавое копье, которое выскакивает из стены, если встанешь куда не надо. Симпсона проткнуло насквозь. Иначе не бывает. Так что смотрите под ноги и остерегайтесь подозрительных отверстий в стенах. Все, лекция окончена, пошли дальше.
      Мы двинулись дальше и через минуту подошли к концу анфилады.
      Перед нами была дверь, за которой, если я не ошибался, должна быть лестница, по ней - на следующий этаж, и там справа - гарем, а слева - сокровищница жирного шаха. Перед гаремом - стража.
      Вспомнив об этом, я сказал:
      - Генри, ты не забыл, что гарем охраняют ребята с автоматами?
      Он кивнул и зловеще процедил:
      - Сейчас эти ребята потрогают свои автоматы в последний раз. Если успеют.
      И он протянул руку к двери.
      Осторожно повернув вычурную золотую ручку, он тихо отворил дверь настежь и шагнул вперед.
      Пол под его ногой тихо скрипнул, и я, машинально посмотрев вниз, заметил, что половица, на которой он стоял, чуть подалась. Не знаю, что сработало у меня в голове, но я схватил его за шиворот и, рванув изо всех сил, отбросил от двери.
      В ту же самую секунду из узкой вертикальной щели, шедшей вдоль косяка, бесшумно вылетело широкое сверкающее лезвие и, мелькнув сверху вниз, снова исчезло. Если бы Генри в этот момент был в проеме двери, то обе его половинки лежали бы сейчас в луже крови.
      Мы замерли, а Генри уставился на дверь, потом на меня, потом шагнул вперед и осторожно наступил на ту же самую половицу.
      Лезвие снова выскочило, рассекло воздух и спряталось, а Генри изумленно сказал:
      - Мать твою, а ведь меня бы сейчас нашинковало!
      - Золотые слова! - согласился я.
      - С меня пиво, - сказал он, переводя дыхание, и посмотрел на меня без особой благодарности.
      - Э, нет! Так дешево не отделаешься, - возразил я, - но об этом потом, а пока давай найдем рычаг, который отключает это.
      - Это вы, белые люди, ищете какие-то рычаги, а мы, простые негры…
      С этими словами он подтащил к двери некое подобие низкого комода, до того стоявшего у стеночки, просунул его в проем, а потом еще раз наступил на предательскую половицу.
      Лезвие с готовностью вылетело из паза и устремилось вниз, но вместо мягкой и горячей человеческой плоти на его пути встретилась толстая палисандровая доска, из которой был сделан резной верх этого высокохудожественного изделия.
      Раздался громкий удар, в глубине стены что-то заскрежетало, и лезвие остановилось, войдя в дерево всего лишь на сантиметр. Палисандр слишком твердое дерево, и если кто не верит, может попробовать разрубить его топором поперек слоев. Желаю успеха.
      Генри, ухмыльнувшись, посмотрел на меня, затем перелез через остановившуюся машину убийства и, выставив перед собой пистолет, осторожно выглянул на площадку. Сверху немедленно раздалась автоматная очередь, и он кубарем ввалился обратно.
      Мы с Наташей спрятались за стену по обе стороны от двери, а Генри, поднявшись на ноги, озабоченно потер ушибленное плечо и, отойдя в сторонку, пробормотал:
      - Так. Они все слышали. И наши разговоры, и то, как мы сломали эту гильотину. Ладно!
      Он пожал плечами и отцепил от карабинов две гранаты.
      - Это делается так, - наставительно сказал он и, подойдя поближе к двери, присел на корточки.
      Затем, выдернув обе чеки и держа по гранате в каждой руке, он, осторожно заглядывая на лестницу, утиным шагом подобрался к самой двери и швырнул одну гранату так, чтобы она залетела на ступени как можно выше.
      Взрыв раздался неожиданно быстро, и Генри тут же выскочил на площадку и, оказавшись в облаке известки и пыли, забросил вторую гранату наверх, туда, где должны были прятаться наши противники. Сам он пробежал вперед и прижался к противоположной стене вне досягаемости осколков. Когда наверху рвануло и раздался нечеловеческий вопль одного из стражей и хриплые проклятия другого, Генри с показной неторопливостью отстегнул еще одну гранату, подышал на нее, затем протер рукавом, потом подмигнул нам с Наташей и, выдернув чеку, забросил ее на верхнюю площадку жестом Майкла Джордана, вколачивающего пупыристый оранжевый мяч в корзину.
      Наверху раздался еще один взрыв, но за ним не последовало ни криков, ни ругательств, и Наташа, благосклонно посмотрев на Генри, небрежно похлопала в ладоши.
      Меня же заинтересовало другое, и я спросил:
      - А почему это они у тебя так быстро срабатывают?
      Генри пожал плечами и ответил:
      - А это чтобы умный и смелый парень на той стороне не перебросил гранату обратно. Мы сами переделываем взрыватели, но у меня и нормальные есть, так что ты не беспокойся.
      Выяснив все насчет гранат, я поднял ствол пистолета и, прижимаясь к стене, поднялся на верхнюю площадку.
      Наташа и Генри шли за мной, и, первым увидев изрешеченные осколками стены и два трупа на полу, выглядевшие так, будто их рвали собаки, я обернулся и сказал:
      - Хорошая работа, Генри.
      Потом я повернулся обратно и у меня отвисла челюсть.
      Вот та самая площадка.
      Вот дверь в гарем, в нарушение всех мусульманских традиций украшенная изображениями постельных сцен. Я ее хорошо запомнил.
      Вот два мертвяка лежат, они этот гарем охраняли.
      Вот изразцовая плитка, отколотая в форме полумесяца и заклееная скотчем. Ее я запомнил специально.
      А где же дверь в сокровищницу?
      Я обернулся на своих спутников и увидел на их лицах такое же выражение, какое, наверное, было и у меня.
      Удивление и недоумение.
      Вдалеке снова послышались выстрелы, и мы замерли.
      На этот раз перестрелка была долгой.
      Сначала поливали одновременно несколько автоматов, и я понял, что это воины Аллаха не жалеют патронов, за которые заплатил их хозяин. Потом раздался взрыв, после которого захлопали пистолетные выстрелы. Потом еще два взрыва, снова автоматные очереди, затем что-то вроде нестройного «аллах акбар», потом опять бешеная стрельба, и наконец все стихло.
      Мы переглянулись, и Генри недовольно покрутил головой.
      - Похоже, мы остались одни, - сказал он.
      - Возможно, - подтвердил я и, повернувшись к той стене, где еще вчера была дверь в сокровищницу, указал на нее пальцем и спросил: - А вот это как понимать?
      Генри нахмурился и, оторвавшись от невеселых мыслей о неизвестной, но наверняка горестной судьбе своих боевых товарищей, посмотрел на стену.
      Потом он достал сигареты и, закурив, ответил:
      - Сейчас посмотрим.
      И стал внимательно изучать стену.
      Следя за его действиями и прислушиваясь к тому, что происходило в отдалении, мы тоже закурили, но не успели сделать и по две затяжки, как Генри выпрямился, повернулся к нам и сказал:
      - Все ясно. Мы это уже проходили. Здесь меняется вся стена. Та, в которой есть дверь, уезжает, а на ее место встает эта, сплошная. Поэтому и швов никаких не видно. Только обычные стыки с полом, потолком и другими двумя стенами.
      Я оглядел стену.
      Высота - около трех метров, в ширину - метра четыре, а толщина…
      И, будто угадав мои мысли, Генри сказал:
      - В толщину эта плита не меньше метра, но это - фикция. Внутри она пустая, потому что если бы она была монолитная, то весила бы…
      Он задумался, а Наташа быстро сказала:
      - Около тридцати тонн.
      Генри удивленно посмотрел на нее и спросил:
      - Правда? Это ты в уме посчитала?
      Наташа пренебрежительно хмыкнула и, затянувшись, ответила:
      - Это только вы, тупые американцы, без калькулятора не можете треху от десятки отнять. А мы, продвинутые европейцы…
      - Все, сдаюсь, - Генри поднял руки, - прости глупого негра.
      Он повернулся ко мне и закончил:
      - Тридцать тонн. Да ее хрен провернешь даже с соответствующим механизмом. Тут ведь нужен такой же противовес, значит, получается уже шестьдесят… В общем, сейчас мистер Генри Хасбэнд скажет волшебное слово, и этот Сезам откроется как миленький.
      Он скинул на пол рюкзак и, присев около него на корточки, стал доставать какие-то брикеты, пакеты и, как я понял, взрыватели.
      При этом он увлеченно бормотал себе под нос:
      - … так, возьмем этот хорошенький пластилинчик и налепим его сюда вот так… колечком… а теперь лучики сделаем, как у солнышка… ах, какое красивое солнышко получилось… а чтобы оно поярче светило, засунем сюда…
      И он прилепил к метровым лучикам этого солнышка, сделанного из пластичной взрывчатки, длинные узкие брикеты и испортил этим всю картину.
      Отойдя на шаг, он полюбовался своей работой и сказал:
      - А теперь - вот это.
      И воткнул в кривой пластидовый круг сразу шесть взрывателей.
      - А еще - вот это.
      И соединил их с маленькой черной коробочкой, на которой сразу же загорелся красный светодиод. Коробочка повисла на проводах, он любовно поправил ее и достал из рюкзака еще одну коробочку, побольше.
      Вытащив из нее короткую антенну, он откинул предохранительную пластину и щелкнул оказавшимся под ней тумблером.
      Сразу же на обеих коробочках синхронно замигали еще и зеленые огоньки.
      Генри сделал лицо сумасшедшего, пустил из угла рта тонкую струйку слюны и, скосив на нас безумные глаза, ласково сказал:
      - А теперь мы нажимаем на эту кнопочку…
      И поднес палец к этой самой кнопочке.
      - А может, нам на всякий случай отойти подальше? - нервно поинтересовалась Наташа.
      Генри заржал и торжествующе произнес:
      - Это тебе за тупого американца. Один - один.
      Потом он вытер слюну и задумчиво сказал:
      - А отойти подальше не мешало бы. Леди права.
      Я огляделся и предложил:
      - Пошли к девочкам!
      И указал на дверь, ведущую в гарем.
      - Это мысль, - оживился Генри и мы одновременно посмотрели на Наташу.
      - Даже не надейтесь, - сказала она злорадно, - я пойду с вами.
      - О’кей, - сказал Генри и двинул десантным башмаком по двери, за которой нас ждали курочки Аль Дахара.
      Дверь с грохотом распахнулась, мы выставили стволы, но в комнате площадью метров сорок было пусто. Помня о недавней ловушке, мы внимательно осмотрели дверной проем, все было вроде бы в порядке, и я первым не без содрогания перешагнул порог. Меня не нашинковало, и Генри с Наташей последовали за мной. Дверь в противоположной стене тоже оказалась без сюрпризов, зато в открывшейся за ней комнате мы обнаружили двух бледных от страха безбородых толстяков, которые, увидев нас, заслонили своими жирными сиськами следующую дверь и испуганно заголосили тонкими голосами.
      Генри прислушался к тому, что они говорили, усмехнулся и сказал, кивнув на них:
      - Это евнухи. Говорят, что если мы увидим жен Аль Дахара, он убьет их.
      Сказав это, Генри наставил на евнухов пушку, состроил ужасную гримасу и что-то сказал. Евнухи задрожали, но не двинулись с места и всем своим видом выказали решимость умереть, но не сдаться.
      - Смотри-ка, - с веселым удивлением сказал Генри, опуская пистолет и отворачиваясь от них, - кастраты, а смелые! Ладно, я надеюсь, что мы достаточно удалились оттуда.
      Он снова повернулся к евнухам и спокойно заговорил с ними. При этом он показывал пистолетом то на дверь, через которую мы вошли, то на боковую стенку, и я понял, что он объясняет им, что неплохо бы в сторонку отойти, а то сейчас как бабахнет…
      Те только испуганно жмурились и отрицательно мотали головами. Генри махнул рукой и сказал:
      - Черт с ними. Отойдем к той стене, ну а там…
      Мы отошли, и он сказал:
      - Откройте рты.
      Мы с Наташей торопливо выполнили ценное указание, и Генри, который тоже приоткрыл рот, нажал большим пальцем на красную кнопку.
      Через одну комнату от нас раздался громовой удар.
      Одновременно послышался шум падающей первой двери, которую вынесло ударной волной, и тут же наша дверь, на которую мы все смотрели, не сводя глаз, слетела с петель и, грохнувшись на пол, со скрежетом поехала через всю комнату к ногам замерших от ужаса евнухов.
      Следом за ней ворвался вихрь пыли и мелких обломков, будто в предыдущем помещении кто-то махнул огромным веником, заметая строительный мусор. Комната заполнилась пылью, и Генри сразу же стал быстро чихать.
      Наконец шум падающих обломков утих и мы, оставив причитающих евнухов на волю Аллаха, выбрались на площадку.
      Стены, скрывавшей музей Аль Дахара, не было.
      Как и предполагал Генри, казавшаяся монолитной плита, отделявшая лестницу от музея, была пустой внутри. В открывшейся внутренности развороченного каменного короба можно было разглядеть согнутые взрывом мощные металлические рычаги и шарниры.
      Однако времени на то, чтобы знакомиться с творчеством хитроумных арабских механиков, у нас не было, и мы устремились в сокровищницу.
      - Шевелитесь! - подгонял нас Генри, - сейчас все, кто там у них есть, спешат к нам в гости.
      Я шевелился и без его понуканий и, подойдя к витрине, в которой хранился Коран, поднял с пола кусок кирпича и с размаху ударил им по стеклу. Раздался звонкий щелчок, и кирпич, вырвавшись из моей руки, улетел в угол. Стекло осталось невредимым, а я затряс ушибленной рукой.
      - А ты что думал? - сказал за моей спиной Генри и выстрелил в витрину.
      Стекло ахнуло едва ли не громче, чем прозвучал выстрел, и осыпалось сверкающей грудой мелких осколков, напоминавших необработанные алмазы, которые я в прошлом году увез из Эр-Рийяда.
      Смахнув стеклянную крошку с темного деревянного переплета, я, неожиданно заволновавшись, вынул старинную книгу из витрины и сунул ее в опустевший рюкзак, который забрал у Генри после того, как он выложил из него взрывчатку. Закинув рюкзак за спину, я повернулся к выходу и сказал:
      - Все. Теперь - на крышу.
      Наташа подошла ко мне сзади и засунула в рюкзак что-то, завернутое в истлевшую тряпку.
      - Вот теперь все, - сказала она, и мы помчались по коридорам и комнатам, наплевав на все ловушки и высоко перескакивая пороги.
      К счастью, до двери на винтовую лестницу, уходившую высоко вверх, мы добрались без приключений. Я осторожно отворил ее и прислушался. Тишина. Оставалось только надеяться, что мертвые с косами не будут поджидать нас на этом головокружительном спиральном подъеме.
      Обернувшись, я кивнул Генри, и мы начали осторожное восхождение к небу. Я, как всегда, - впереди, за мной - Наташа, а тыл прикрывает Генри.
      На днях он уверял нас, что у него есть еще два глаза сзади. Но не там, где мы подумали, а на затылке. По мне, так хоть на затылке, хоть на жопе. Главное - чтобы нас не накрыли с тыла.
      Наконец, подъем окончился, и мы оказались у низкой дверцы, ведущей на крышу. Генри, обойдя меня, встал впереди и, приоткрыв дверцу, выглянул на крышу. Несколько секунд он изучал обстановку, затем прикрыл дверь и хриплым шепотом сказал:
      - Вертолет на месте. На крыше двое, оба пялятся вниз. Мой - правый, твой - левый.
      Я кивнул, и Генри медленно открыл дверь.
      Недалеко от вертолета у каменного парапета тусовались двое вооруженных калашами джигитов. Они заглядывали через парапет вниз и что-то кричали. Снизу доносились хриплые гортанные ответы.
      Генри сразу же навел пушку на того, кто был справа, но я придержал его руку и укоризненно прошептал:
      - В спину?
      И, наведя ствол на своего, громко произнес интернациональное слово:
      - Эй!
      Они обернулись одновременно, и так же одновременно мы с Генри нажали на спусковые крючки. Хлопнули два выстрела, и оба джигита, мелькнув ногами, исчезли за парапетом.
      Снизу раздался многоголосый яростный вопль.
      Мы бросились к вертолету, и по дороге Генри успел сказать мне:
      - Ты дурак, Нельсон. Здесь нет честных бойскаутов, и выстрел в спину не подлость, а козырь. А если бы он оказался лучше, чем ты?
      Я не нашелся, что ответить, но мы уже подбежали к вертолету и пора было проходить регистрацию и занимать места согласно купленным билетам.
      Открыв дверь шестиместной кабины, Генри по-хозяйски устроился в кресле пилота и сразу начал быстро и профессионально щелкать многочисленными тумблерами. Мы с Наташей разместились во втором ряду, и наконец, повинуясь заклинаниям Генри, двигатель вертолета ожил и лопасти винта начали медленно проплывать над стеклянным колпаком кабины.
      Шум двигателя становился все громче, и мне пришлось изрядно повысить голос, когда я перегнулся через спинку водительского кресла и прокричал в ухо Генри:
      - Теперь к северным воротам. Помнишь?
      Генри, оглянувшись через плечо, посмотрел на меня, и я, сообразив, что задаю дурацкие вопросы, откинулся на спинку кресла.
      Генри оказался шикарным пилотом.
      Подняв вертолет в воздух, он повел его над самой крышей в южную сторону, совсем противоположную той, которая была нам нужна. Я дернулся было к нему, но Наташа придержала меня за рукав и показала большой палец.
      Наконец огромная, как два футбольных поля, плоская крыша провалилась под нами, и, взглянув вниз, я не увидел на земле у стены никого. Все участники вечеринки были в это время с другой стороны дворца, там, где только что неудачно приземлились двое их дружков.
      Да, голова у Генри действительно варит.
      Если бы мы показались в небе прямо над теми ребятами, что столпились под северной стеной, то они на радостях тут же сделали бы из вертолета дуршлаг. А дуршлаги, как известно, не летают. А если и летают, то низэнько, причем так низэнько, что джигитам Аль Дахара ничего бы не стоило сделать из нас троих беф-строганов своими кривыми и острыми ножичками.
      Генри поддал газку и резко накренил вертолет.
      Парк под окном встал набок, и я испугался, что деревья попадают, а вода из пруда выльется в небо. Но ничего этого не случилось. Вертолет описал плавную дугу и вылетел за пределы территории, огражденной высокой каменной стеной.
      Генри ткнул пальцем в окно, я посмотрел туда и увидел метрах в пятистах те самые северные ворота, которые и были нам нужны.
      Все. Сейчас берем Алену с Батчером и двигаем отсюда.
      Ворота быстро приблизились, и Генри, снизив скорость, плавно повел вертолет к просторной поляне, на которую мы рассчитывали сесть.
      Но, как только мы вынырнули из-за деревьев и до места предполагаемой посадки осталось метров двадцать, Генри вдарил по газам и резко отвернул вертолет в сторону.
      Я чуть не вывалился из кабины, но успел увидеть, что посреди ровной и зеленой, как биллиардный стол, лужайки, раскинув неестественно вывернутые руки и ноги, лежит окровавленный человек, который, судя по камуфляжной форме и отсутствию бороды, мог быть только Батчером.
      Рядом с ним в уже знакомой мне позиции стоял Надир-шах, который прижимал к себе Алену и держал у ее головы пистолет.
      А метрах в десяти от него находился бородатый джигит в бандитском спортивном костюме с лампасами, целившийся в нас из РПГ.
      Генри заложил крутой вираж и повел вертолет вокруг поляны.
      Я растерялся и на секунду потерял нить событий, но в это время раздался громкий и резкий крик Наташи:
      - Веди машину ровно!
      Этот выкрик был адресован Генри.
      Он качнул ручкой управления, вертолет сразу же перестал вилять, и я почувствовал себя на гигантской карусели, вращавшейся с математической точностью.
      Больно зацепив меня за щеку, рядом с моей головой просунулся длинный вороненый ствол с толстой трубой оптического прицела над ним, и через секунду раздались четыре быстрых выстрела.
      Гранатометчик резко дернул головой, будто отгоняя осу, потом выронил свою трубу, которая от удара винтовочной пули отлетела в сторону, затем сделал руками странный жест и повалился лицом в траву.
      Надир-шах покосился на него и, оскалив зубы, вдавил ствол пистолета Алене в шеку. Было видно, что ей больно, и я, схватив сидевшего передо мной Генри за плечо, закричал ему в ухо:
      - Садись!
      Винтовка, торчавшая из-за моего плеча, вдруг вылетела наружу, а вместо нее появился ствол пистолета, воткнувшийся мне в ухо, и зажат он был в правой руке Наташи. Левой рукой она крепко обняла меня за шею, почти перекрыв локтевым сгибом кислород, и крикнула:
      - Ни в коем случае! Уходим!