Высокая светловолосая секретарша имела звание сержанта милиции и полностью соответствовала шикарной приемной генерала Рудновского. Молодая, стройная, длинноногая. Со смазливой мордашкой. С величественной осанкой, как у гимнастки. С горделивой походкой, поставленной, будто у манекенщицы.
       Ко всему прочему эта красавица носила кружевные, почти прозрачные трусики. Это Арцыбашев отметил сразу, как только она, прозвенев ангельским голоском: «Присядьте, пожалуйста. Вы будете приняты через десять минут. Владимир Сергеевич сейчас, к сожалению, занят», – устроилась у себя за столом и закинула ногу на ногу так, что короткая форменная юбчонка задралась чуть ли не до пояса.
       «Интересно, он ее трахает? – невольно подумал Арцыбашев и решил: – Конечно. Разве бывает без этого?» – И, чтобы отвлечься от соблазнительных трусиков, потянулся к журнальному столику, на котором были живописно разбросаны несколько ярких журналов, обольстительно поблескивавших глянцевыми обложками.
       Ровно через десять минут – секунда в секунду, как и обещала красавица в кружевных трусиках, – дверь кабинета открылась, и из него деловитой походкой стремительно вышли два подполковника в серой ментовской форме. А следом за ними вальяжно выплыл и сам хозяин – заметно погрузневший за последние годы, обзаведшийся двойным подбородком, розовой лысиной и очками в тонкой серебристой оправе. И куда делся тот прыткий красавчик-курсант Высшего политического училища МВД, любимчик девиц и капитан футбольной команды, с которым в конце семидесятых годов Арцыбашев учился на одном цикле? Четыре года он делил с ним одну комнату в общежитии… И не только комнату, но и деньги, и гражданские шмотки, и подружек, и, как можно напыщенно выразиться, даже последнюю корочку хлеба.
       Их тогда было трое. Трое неразлучных друзей. Трое сводных братьев. Вадим Арцыбашев, Володя Рудновский и Толик Картаев – уже сорок дней, как покойный Анатолий Андреевич Картаев, бывший начальник оперативной части одной из многочисленных зон, разбросанных по республике Коми.
       «Эх, Толик-Толик… Эх, время-время. Что с нами делает, сволочь! Не щадит никого. Одних раньше времени спроваживает на тот свет; других, как мы… – грустно вздохнул Арцыбашев и, изобразив на физиономии радостную улыбку, поднялся из кресла, стараясь выглядеть как можно естественнее, широко распахнул объятия навстречу Рудновскому. – Впрочем, нет. Не стоит грешить на время нам, генералам. Хотя тоже… стареем».
       – Привет-привет, дорогой. Извини, что заставил чуть подождать, – приветливо проворковал Владимир Сергеевич Рудновский и слегка царапнул отросшей за день щетиной щеку своего гостя. – Проходи, располагайся. Юля, – повернулся он к секретарше. – Меня нет. Ни для кого. Ни для министра. Ни для президента. Через… – Рудновский взглянул на часы. – Через сорок минут можешь отправляться домой. А пока приготовь нам чего-нибудь закусить. И кофе. В первую очередь – кофе. В первую очередь – кофе.
       Однако так и не притронулись к кофе, отдав предпочтение армянскому коньяку и импортной водке «Красная Армия». Поминали покойного Толика, на чьи похороны ни один, ни другой выбраться не смогли.
       Так хоть на сорокадневную годовщину. Вдали от глухого комяцкого поселка Ижма, где теперь могила почившего друга. Ведь все-таки не забыли! Все же сумели выкроить лоскуток драгоценного времени на то, чтобы отдать должное памяти…
       – …Сперва сестра, потом он. С интервалом в три месяца, – бормотал Рудновский, задумчиво крутя в толстых пальцах хрустальную стопочку с водкой. – На похоронах были только друзья и сослуживцы. Ни единого родственника. Да их у Толи и не осталось. Только племянница…
       – Так и не нашли ее? – перебил Арцыбашев.
       – Ни одного следа. Как в воду канула. Может быть, все-таки подключить твое ведомство? – исподлобья посмотрел на гостя Рудновский.
       – Не думаю, что это хорошая мысль. А этот бандюга, которого Толик искал в Питере? Разин, кажется? Что по нему?
       – Ты же читал.
       Да, Арцыбашев прочитал все, что ему переслали по Константину Александровичу Разину, «Костоправу» (он же Денис Аркадьевич Сельцов, «Знахарь»), рецидивисту, который, несомненно, и виновен в гибели Толика. За месяц, прошедший с того дня, как неизвестный в двадцати километрах от Микуня расстрелял семерых человек – экипаж войскового МИ-8, двоих армейских и двоих сотрудников ижменского УИН'а, независимо от прокуратуры и внутриведомственных комиссий Минюста и Минобороны по линии МВД под непосредственным контролем Рудновского была проделана скрупулезная оперативно-следственная работа. Неизвестно, до чего там за месяц докопались прокурорские следаки, но следственная группа Министерства внутренних дел, направленная в республику Коми из Москвы, пришла к однозначному выводу: захват вертолета и групповое убийство совершили по предварительному сговору несовершеннолетняя племянница погибшего А. А. Картаева и некто Разин (он же Сельцов), с января проживавший в доме (а точнее, в гараже) терпилы на положении невольника. Опытный опер из Министерства сумел склеить по кусочкам всю предысторию произошедшей в Микуне трагедии, начиная с этапирования заключенного Разина в одно из ижменских ИТУ еще четыре года назад и заканчивая посадкой захваченного МИ-8 в окрестностях Микуня, после чего, завалив семерых человек, Костоправ и Кристина словно растворились в тумане. Ни следочка. Ни единой, самой ничтожной зацепочки. Ни одного, хотя бы слабого проблеска, который мог бы пролить свет на загадку бесследного исчезновения двоих опасных преступников. Надежные информаторы что в Микуне, что в Питере, где ожидали появления этих двоих, в ответ на все вопросы оперативников только беспомощно разводили руками: ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаем. Возможно, Разин с девчонкой заблудились в тайге? Утонули в болоте? Или их сожрали дикие звери? Нет, так не бывает.
       – А ведь этот Разин уже имеет опыт скитаний по местной тайге, – задумчиво, словно разговаривая сам с собой, пробормотал Арцыбашев.
       – Ты же читал, – еще раз повторил Рудновский и чуть заметно отсалютовал своей стопкой. – Еще по одной. Пусть земля будет Толику пухом.
       Да, Арцыбашев ознакомился и с историей предыдущего побега Костоправа, когда тот почти месяц блуждал по тайге, преодолел больше четырехсот километров от Ижмы до Кослана и вроде бы даже какое-то время прожил в общине затворников-нетоверов.
       «Интере-е-есно. Ой, как интересно! – поразился тогда генерал ФСБ, еще раз внимательно перечитывая эту историю, изложенную на нескольких листах писчей бумаги сухим канцелярским языком ментовского опера. – Бывают же совпадения… Спасовцы… Нетоверы… И этот ушлый пройдоха сумел войти к ним в доверие. Стать среди этих фанатиков разве что не своим. Но ведь такое почти невозможно! Спасовцы не подпускают к себе чужаков и на пушечный выстрел. И все-таки он сумел… Разин-Разин, а ведь ты можешь мне пригодиться. И я тебя обязательно отыщу! Никуда от меня не денешься, парень!»
       В тот же день генерал-майор ФСБ Вадим Валентинович Арцыбашев приступил к розыску Разина.
       «Он же Сельцов. Он же, возможно, еще черт знает кто! – размышлял генерал, лично планируя операцию. – Не все ли равно?! Кем бы ты сейчас ни был, но если ты еще жив, Костоправ-Знахарь, от меня никуда деться не сможешь. Спрятаться можно от кого угодно, хоть от ментов, хоть от бандитов. Но только не от чекистов. Рано или поздно я тебя достану! Ты будешь моим! И выполнишь для меня одну интересную работенку. А может, и не одну. Вот так-то, парень».
       Еще две недели назад, в отличие от чересчур сентиментального Рудновского, Арцыбашев совсем не горел желанием что-либо предпринимать, чтобы расквитаться с кем-то совершенно абстрактным за покойного однокашника. И вообще, он давным-давно отошел от друзей своей юности, в корне сменил круг общения, даже в какой-то мере замкнулся в себе. С тем же Рудновским последний раз Арцыбашев встречался три года назад (да и то по долгу службы, хотя в Москву из Ростова, где жил и работал, наезжал регулярно). Это со столичным-то жителем, а что уж говорить о Толе Картаеве, намертво застрявшем в своем глухом таежном углу. Без перспектив, без надежды заслужить еще хоть одну, третью звездочку на погоны. Дистанция между ним и генерал-майором УФСБ по Северо-Западному Военному округу Вадимом Валентиновичем Арцыбашевым, стала, казалось бы, совершенно непреодолимой…
       И тут на сцену выходит некто Константин Разин.
       И у Арцыбашева, в первое время совершенно аморфно отнесшегося к трагической гибели друга своей юности, тут же просыпается к этому делу живой интерес. Чисто личный. И никоим образом не связанный с банальным желанием отомстить за приснопамятного Толю Картаева.
       – Одним словом, уперлись в тупик. – Рудновский откинулся в кресло и погладил ладонью обширную лысину. – Хочешь не хочешь, а в понедельник придется объявлять Разина в розыск.
       «И отдать его, когда все-таки будет пойман, эмвэдэшникам, – быстренько прикинул Арцыбашев. – Черта с два потом его у них выковырнешь. Неохотно, ой как неохотно менты расстаются со своей добычей, особенно если эта добыча повинна в гибели их сотрудников. А значит, придется приложить немалые усилия, прежде чем я заполучу этого Разина. Не проще ли эти усилия приложить к тому, чтобы, пока еще есть такая возможность, поискать Костоправа, не трезвоня об этом на всю Россию? Ну, потерпеть хотя бы месяцок. Хотя бы до осени. И уж тогда, если не будет заметно никаких результатов, сдаваться – объявлять прыткого гада в этот чертов розыск. Для начала в местный. Потом в федеральный».
       – Володя, не будем спешить, – покачал головой Арцыбашев. – Пока не будем. Скажем так: до тридцать первого августа. Никуда этот гад от нас все равно не денется, объявить его в розыск успеем всегда. Но только ни мне, ни тебе не надо, чтобы вся эта наша затея с ним вышла из-под контроля, чтобы всплыло на поверхность то, что Толик полгода держал Разина у себя в гараже, что тот был любовником сначала его сестры, а потом несовершеннолетней племянницы. Не дай Бог, все это угодит в лапы кому-нибудь из «желтых» газетчиков. Не хочу, чтобы имя Толи, даже покойного, вдруг принялись склонять в каком-нибудь грязном листке. Понимаешь, почему я не хочу форсировать поиски Разина и привлекать к этому большее количество людей? Когда эта мразь будет у нас, мы разберемся с ним лично. Без всяких там судебно-процессуальных условностей. Понимаешь? А?
       – Да, понимаю, – тупо уставился на своего гостя Рудновский. – Дерьмо! Как не хотелось бы мне с этим затягивать! Но не согласиться с тобой не могу. Орать на всю страну, что ищем этого Разина, нет никакого резона. Глупо пороть горячку, пока не испробовали все варианты, не использовали все наши возможности. А они хоть и не безграничны, но все-таки ой-ой-ой… Правда, Вадим?
       – Правда.
       – Итак, по рукам? Решено? До конца лета действуем по старой схеме. Ты – аккуратненько. Я – аккуратненько. Без лишних свидетелей. Никого своими проблемами не озадачивая. И если к тридцать первому августа пусто… То тогда… Первого сентября в каждом опорном пункте милиции будет поганая рожа этого Разина. А в Питер я направлю своих лучших людей. Пускай надерут как следует задницы местным ворюгам. Построю всех питерских урок! Поставлю их перед выбором: или Костоправ, или они. – Рудновский выставил перед собой крепко сжатый кулак. – Вот так вот их всех, сволочей! Взвоют, если не скажут, где прячется этот мерзавец! А ты, если что, мне поможешь. Договорились, Вадим?
       «Еще бы нет!» – ухмыльнулся про себя Арцыбашев и разлил по стопочкам «Красную Армию».
       – Договорились, – торжественно произнес он и еще раз подумал: «Интересно, драл когда-нибудь Вовка свою секретаршу прямо на этом столе? Взять, и спросить?… Нет, ну что я, право, совсем как мальчишка! Что за мысли дурацкие в седой генеральской башке! Далась мне эта смазливенькая фотомоделька! Есть дела поважнее… С повестки дня пока еще не снят вопрос о Косте Разине. Который каким-то немыслимым образом сумел войти в контакт с нетоверами. – Договорились, Володя. Первого сентября…
       – …Когда все детишки пойдут в школу, – зачем-то заметил Рудновский и извлек из кармана маленький календарик. – Нет, ведь первое – это суббота, – удивленно приподняв брови, констатировал уже слегка пьяный генерал МВД. – А в школу все пойдут в понедельник. Только третьего. Значит, и мы начнем облаву на Разина третьего. Третьего сентября… Хм, звездец Костоправу.
       «А все-таки – какие классные трусики у секретарши этого лысого пентюха! Проклятье, где только такую сыскал?! – Арцыбашев опрокинул внутрь свою порцию водки и аппетитно захрустел малосольным огурчиком. – Классная телка! Черт, вот ведь застряла в башке!.. А Костоправу, и правда, звездец! Как только закончится лето. Как только наступит осень…».

***

       А до осени оставалось всего ничего.
       И спокойной жизни мне было отведено еще чуть больше полутора месяцев. Впрочем, какой, к черту, спокойной?!! Когда она была у меня спокойной, эта проклятая жизнь?!!

      Больше недели стояла непривычная для конца августа курортная погода, и день опять обещал быть жарким и солнечным. За-амечательно! Лучше и не придумаешь для вылазки в дюны, в «Царство Кирилла» – нудистскую вотчину, занимающую один из самых уютных уголков побережья Финского залива. Сегодня, несмотря на уже холодную воду, там по случаю погожего воскресенья должна собраться порядочная толпа. И вместе со всеми свою скромную лепту в продвижение натурализма в народные массы внесут и Ольга с Андреем.
      Вот только Ольга об этом еще не знает. Считает, простушка, что ее пригласили просто цивильно попротирать задницей пляжный лежак, подставиться под скупое питерское солнышко, попить вина и, может быть, покататься на аквабайке. Нехай себе думает! Уплатить за прокат аквабайка все равно нечем. Так же как и за бутылку… нет, на бутылку недорогого вина Андрей деньжат еще наскребет. Но не более. Зато на диком пляже… Мм-м… Ну, если и там эта дурацкая недотрога надумает ломаться, как последняя целка! Если и сегодня он ей не вдует где-нибудь под кустом на природе! Пойдет тогда девочка в жопу! С треском и с визгом! Хотя жалко посылать эту курву подальше. Симпатичная, сволочь! Таких симпатяг у Андрея еще не бывало. Если, конечно, не считать проституток, которых он иногда снимал на Ириновском. Но ведь то ж проститутки. Актрисы. У них все не по жизни. Ни с одной такой не пойдешь, скажем, в гости к приятелям, не распустишь перед ними веером пальцы: вот, типа, дывитесь, какая у меня классная телка – вам и не снилось! Не-е-ет, со шлюхами – это отстой! Другое дело, иметь постоянно под боком такую козу, как Ольга. Вот только не была бы она столь заморочной. Даже не позволяет, стерва, себя целовать. Не говоря уже о чем-то другом. Что же, посмотрим! Как раз сегодня.
      Андрей вышел из ванной, с трудом разминулся в наполненном кухонными ароматами коридоре с необъятной соседкой по коммунальной квартире, буркнул ей «Доброе утро» и шмыгнул к себе в комнатенку. Там он скинул халат и, натянув паленые китайские плавки с надписью «Speedo», долго крутился перед трюмо, оценивая себя в зеркало. Загорел за лето, даже никуда не выбираясь из Питера, почти как на югах – это хорошо. Росточек метр шестьдесят пять, фигурка далеко не как у Шварценеггера, и ко всему прочему выперший за последнее время вперед животик – это плохо.
      «Блин, как у беременной кореянки или рахитичного негра, – вздохнул Андрей и безуспешно попытался втянуть брюхо обратно. – А ведь еще зимой собирался качать пресс. Так и прособирался. Но ничего. Главное не то, какая у человека фигура, а то, что у него в голове. Ольга, как-никак, не сопливая соска, чтобы ставить во главу угла красивую внешность. Да, я не мачо! Но зато у меня и не одна мозговая извилина, как у других. И я, как другие, не ставлю перед собой цель собрать вокруг себя толпу влюбленных дурех. Мне нужна только одна. Единственная. Которая всегда и во всем сможет смело на меня положиться. Я никогда ей не изменю, всегда ее защищу. Надежнее опоры, чем я, эта девчонка не сыщет. Вот только дурры-бабы почему-то ведутся на яркую оболочку. А копнуть поглубже даже не думают. И Ольга вот тоже… Ну, ничего! Я ей еще докажу! А то, что животик, так это фигня. Это, будем считать, для солидности. К тому же, уже на днях начну качать пресс», – дал себе зарок Андрей и, умело выдавив пару прыщей, отошел от зеркала. Предстояло еще сделать контрольный звонок, подтвердить время и место встречи, о которой он с Ольгой вроде бы вчера договорился.

***

      Они познакомились еще в январе, на рождественских праздниках. Прямо в метро. На эскалаторе станции «Парк Победы» Андрей обратил внимание на симпатичную невысокую девушку в длинной дубленке, тащившую клеенчатую сумку необъятных размеров. Тяжелую сумку – это было заметно по тому, как девушка, пока шла по платформе, несколько раз останавливалась и меняла руки.
      «Клевая шмара. Не выше меня. А что если сейчас подойти и предложить ей свою помощь? – размышлял Андрей, сбавив ход настолько, чтобы не обогнать и не потерять из виду миниатюрную красавицу. – Заодно и познакомлюсь. Интересно, куда она прется с этой своей неподъемной торбой? Может быть, на вокзал? Может, она иногородняя, и ей приходится уезжать из Питера, потому что негде остановиться? Но у меня же есть комната. Почему бы не разделить ее с этой лялькой? А заодно и постель. Вот сейчас подойду, предложу для начала помочь донести багаж… Вот сейчас… Еще метров десять…»
      Он так и не успел помочь незнакомке. Ее вдруг нагнал крепкий высокий парень с бутылкой пива в руке, решительно забрал сумку, что-то сказал улыбнувшись и зашагал вперед. Девушка покорно засеменила за ним. А Андрей ощутил укол ревности.
      «Дерьмо! Откуда он взялся, этот урод! Ебарь ее? Или просто случайный помощник – типа, „а вот и я, к Вашим услугам?“. Почистил бы сапоги, прежде чем выползать клеить девчонок. Кобель!
      Любитель пива дешевый! Неужели эта дура не видит, что ему от нее надо только одно: заманить как можно скорее к себе в кроватку, пару раз сунуть, а потом послать на хрен? Нет, ну что за дуры все эти бабы? Слепые курицы! Тьфу! И черт с ней, с этой Дюймовочкой! Пусть ищет себе приключений с ублюдком в рваных штанах. Помо-о-ощничком! А мне наплевать! Таких цац невостребованных на каждом углу…»
      И все-таки Андрей вошел в тот же вагон, что и девушка со своим неожиданным кавалером, и не сводил с них, о чем-то мирно беседовавших в уголке, ревнивого взора, пока на одной из остановок парень не вышел, махнув на прощание рукой. Девушка опять осталась одна.
      «Если и сейчас не подкачу яйца к этой шалаве, буду законченным идиотом», – решил Андрей и на Невском проспекте, когда незнакомка, продолжая воевать со своим багажом, стала переходить на другую линию, наконец набрался смелости и, подражая тому парню с бутылочкой пива, решительно забрал у девушки сумку. Ослепительно, как ему казалось, улыбнувшись, он бросил как можно небрежнее: «Я Вам помогу».
      Девица от помощи не отказалась, и Андрею удалось проводить ее до самого дома на Васильевском острове. Он узнал, что зовут ее Ольга, что работает она медсестрой в клинике пластической хирургии и что Новый Год отмечала в Пятигорске у тетки. Впрочем, красотка всю дорогу казалась какой-то погашенной и каждое слово из нее приходилось вытягивать чуть ли не клещами. Предложение Андрея провести вместе где-нибудь вечер Ольга отклонила сразу, и ему пришлось долго ее уговаривать, прежде чем она соизволила небрежно нацарапать на бумажке номера своих телефонов – сотового и домашнего. Андрей ощутил к ней легкую неприязнь: «Ишь ты! Мобильник есть у соплюхи! Хахаль, небось, подарил. Мы, типа, крутые, все на деньгах. Ничего, вот скоро тоже открою свой бизнес, куплю А-восьмую и коттедж в Озерках… Главное, чтобы сила была в голове, а не в штанах или в мышцах…»
      Потом Андрей звонил Ольге несколько раз, обычно по пьянке, когда тянуло с кем-нибудь поболтать, или в те дни, когда в кармане заводились деньжата и появлялась возможность шикануть с какой-нибудь шкурой в недорогом ресторанчике. Но всякий раз Ольга его обламывала: «Извини, но мне сегодня никак. Звони еще. Буду рада». И приходилось опять тащиться на Ириновский, где все шлюхи уже знали его как постоянного клиента и даже дали ему погонялово «Струк». Впрочем, об этом Андрей, к счастью, не знал.
      В середине весны он про Ольгу на время забыл, с головой погрузившись в один интересный проект, обещавший гигантский доход. Зарегистрировался в районной администрации как частный предприниматель, встал на учет в налоговую инспекцию, два раза мотался в Новгород, пытаясь заключить договор о поставках в Питер тамошнего пива, стер до мозоли о кнопочки калькулятора палец, еще и еще раз высчитывая предстоящую прибыль. Об Ольге он вспомнил только в июне, когда все планы благополучно рухнули и пришлось временно устроиться на место курьера в одно из рекламных агентств.
      Как ни странно, первый же звонок после столь длительного перерыва увенчался грандиозным успехом. Девица, видимо, осознала за эти два месяца, что Андрей может легко обойтись и без нее, заменжевалась, как бы вообще не остаться одной и, уже не ломаясь, согласилась прийти на свидание.
      После этого они встречались несколько раз, гуляли по набережным Невы и в Петропавловской крепости, сходили в кино и однажды съездили в Петродворец. Андрей за все это время истратил на Ольгу больше тысячи рублей, не получив взамен даже элементарного поцелуя. На робкие попытки пригласить ее в гости Ольга всегда отвечала: «Нет. Мне надо домой». Она почти не пила, а потому подпоить ее, чтобы стала доступнее, не получалось. Одним словом, никакого просвета.
      Одна надежда на нудистский пляж, где, хочешь не хочешь, а, чтобы не выглядеть белой вороной, этой цаце придется раздеться.

***

      «Вот тогда и посмотрим, – предвкушал Андрей, дожидаясь Ольгу у схода с эскалатора на станции метро „Удельная“. – Опаздывает, зараза, уже на десять минут! Не-е-ет, бы-ылин! Сегодня – или-или, подружка!»
      В битком набитой электричке они добрались до Солнечного и там, присоединившись к толпе таких же, как они, стремящихся не упустить последний летний денек петербуржцев, беззаботно пошагали к заливу.
      Беззаботно… пока эта курица через каких-то полтора километра не натерла ногу. Сняла босоножки и попыталась идти босиком, но асфальт оказался слишком горячим и чересчур жестким. Все те, кто вместе с ними сошли с электрички, давно умотали вперед, а они плелись еле-еле, словно выходящие в 41-м году из немецкого окружения красноармейцы. Андрей злобно перебирал все матюги, которые знал, – конечно, не вслух, – но внешне ничем не показывал, как раздражен, надеясь, что мучения с лихвой окупятся, когда они, наконец, доберутся до нудистского пляжа.
      Но добраться до него так и не удалось.
      Это произошло, когда они перешли Приморское шоссе и Андрей на минуту оставил Ольгу, отлучившись к лотку с мороженым. Он уже ссыпал в лопатник сдачу и препирался с продавщицей, которая попыталась всучить ему мятый стаканчик, когда возле Ольги остановилась серебристая «Ауди» – точь-в-точь такая, какую мечтал купить себе Андрей. Из иномарки вытряхнулся упитанный мордоворот в шортах и мятой футболочке. Что руки, что ноги у этого типуса были буквально синими от наколок, а на лунообразную рожу были натянуты узенькие темные очки, делавшие ее еще круглее. И вот эта жирная жертва тюремного пирсинга нахально, вразвалочку подвалила к Ольге, стоявшей на обочине с красненькими босоножками в руке, и принялась ей что-то активно втолковывать, кивая на распахнутую дверцу машины.
      Андрей растерянно взирал на то, как у него из-под самого носа пытаются увести подружку. В которую он вложил уже больше тысячи рублей! Которой он купил крем-брюле! Кто теперь его будет жрать, если эта мерзавка сейчас укатит на «Ауди»?!
      А расписанный наколками тип, уже потеряв всякий стыд, настойчиво подталкивал Ольгу к машине. И что самое мерзкое – эта блядища не очень-то и сопротивлялась!
      Андрей отлично понимал, что если сейчас не вмешаться, девчонку от него увезут. И дальше он пойдет один. С этим проклятым мороженым. Пока оно не растает… Надо было срочно вмешаться. А вот делать это как раз никакого желания не было. К тому же, вдруг захотелось в сортир. По большому! Блин, как всегда!
      Но свое добро надо отстаивать. И Андрей, героически пересилив нервные спазмы в желудке, двинул к машине.
      – Оль, ты куда?! Вот крем-брюле. – Он выставил перед собой немного помятый вафельный стаканчик.
      – Давай. – Покрытый наколками нахалюга протянул лапу и схапал у окончательно опешившего Андрея мороженое. – Спасибо.
      А Ольга тем временем как ни в чем не бывало садилась в машину.
      В туалет хотелось уже нестерпимо. Еще минута – и случится… Все-таки он нашел в себе силы спросить:
      – Оль, ты куда?
      – Андрей, извини. – Уже устроившись на заднем сидении, она, казалось, только сейчас вспомнила о том, что он существует. – Мне надо срочно уехать. Я вечером позвоню. Извини еще раз.
      – А… – застыл он, как статуя.
      – Чего «а»? – бугай смерил его невидящим взглядом сквозь свои кислотные гласы.
      – Отдал мороженое – и свободен. Или что-то еще? – с вызовом спросил он.
      – Нет, ничего, – пролепетал Андрей и понял, что больше не выдержит, через секунду наложит в штаны. Какая теперь, к ядрене, матери Ольга!
      Он развернулся и, кривя рожицу от напряжения, посеменил к кустам, которые ему показались погуще и к тому же располагались чуть в стороне от торной тропы, по которой бродили праздные отдыхающие.
      Покрытый наколками жлоб проводил его взглядом, задумчиво покрутил в толстых пальцах трофейный стаканчик, отшвырнул его в сторону и забрался следом за Ольгой на заднее сиденье «Ауди».
      Продавщица мороженого, с интересом наблюдавшая за разыгранной невдалеке от нее сценкой, ехидно ухмыльнулась и, выпятив необъятную задницу, полезла в свой ящик пересчитывать эскимо.
      А Андрей, с трудом успев добраться до кустиков, сдернул шорты и паленые плавочки «Speedo», присел на корточки и облегченно вздохнул: «Как хорошо!!! Вот сволочь, эта красотка! Что выкинула! Чуть не подставила. И как бы я разбирался с этим бандитом из „Ауди“? Ведь у него, конечно же, с собой пистолет. Ничего-о-о! Махнула, дура, не глядя, меня на дорогую машинку, так еще пожалеет! Ой как пожалеет! Уже вечером начнет обрывать мне телефон! Да вот только я гордо пошлю ее на хрен! И найду без проблем на замену этой бандитской подстилке кого и получше. Поумнее. Посимпатичнее. Таких принцесс невостребованных как грязи – на каждом углу. Только и успевай подбирать… А-а-а, как хорошо!»

***

      Ольга просто опешила, когда из тормознувшей возле нее иномарки вдруг выбрался Слава Крокодил. Заметно набравший вес с декабря, когда они виделись в последний раз. Наряженный, будто клоун. В каких-то дебильных лиловых очках. Выливший на себя, наверное, целый флакон дорогой туалетной воды.
      – Здорово, красотка. – Крокодил вальяжно, вразвалочку подкатил к ней и застыл рядом этаким парфюмерным ларьком, облаченным в футболку от Кельвина Кляйна. Двигалась одна только нижняя челюсть. Да и то еле-еле. – Узнала? Я Слава, – счел нужным представиться он, вероятно, считая, что Ольга, доселе видевшая его лишь несколько раз, да и то в цивильной вечерней одежде, а не в этом дурацком пляжном прикиде, может и не признать бандюгу-соратника своего бывшего boyfriend'а. Но она узнала. Как бы ни был закамуфлирован, как бы ни располнел он в последнее время, но было в Крокодиле нечто такое, что легко выделяло его среди других бугаев из дорогих иномарок. Некий бандитский шарм? А может быть, голос? Пес его разберет, этого Славу!
      – Здорово, – пискнула Ольга и окинула взглядом старого знакомца. – Выглядишь классно, – ляпнула она первое, что пришло в голову.
      – Говори уж прямо: харю отъел, – самокритично оценил себя Крокодил. – Жру до хрена. Мало двигаюсь. – И, посчитав, что обмена этими пустыми фразами для соблюдения приличий достаточно – этикет соблюден, решил сразу же перейти к делу: – А ведь я подъехал сюда спецом за тобой.
      – За мной?!! – окончательно обалдела Ольга. – То есть, как? Откуда ты знал, что я буду именно здесь?
      Слава многозначительно хмыкнул.
      – Вы что, следили за мной?
      – Конечно. – Он взял Ольгу за локоток и подтолкнул к распахнутой дверце машины. – Залезай в тачку. Поедем, подруга, кататься.
      – Кататься? Куда? – чуть слышно спросила Ольга. И, совершенно растерянная, безвольно переступила босыми ступнями в направлении «Ауди», даже и не думая оказать, хотя бы для виду, какое-то сопротивление. Только промямлила, когда уже покорно садилась в машину: – Погоди. Я не одна.
      – А-а-а, с этим отсоском? На хрена он тебе сдался? – безразлично пробухтел Крокодил и решил блеснуть эрудицией: – Он напоминает одного старого хрена из «Шоу Бенни Хилла». Такой же шпынек. Где ты его подцепила?
      Ольга не успела ответить. В этот момент «шпынек» подал голос откуда-то сбоку:
      – Оль, ты куда?! Вот крем-брюле.
      Она скосила глаза на своего кавалера, замершего возле машины с вафельным стаканчиком в руке. Рядом с верзилой Крокодилом он смотрелся просто комично.
      «И правда, „шпынек“, – пришла к выводу Ольга, наблюдая за тем, как Слава непринужденно отнял у Андрея мороженое. – И чего я с ним связалась? И вообще, что мне надо? Чего я хочу? Вот куда сейчас дуру несет в компании этого бандюгана? Спокойно дала себя усадить в машину. Даже для прилику не дернулась, не потребовала сперва объяснить, что ему от меня надо. А вдруг это дружки Костоправа все же решили свести со мной счеты? Но почему именно сейчас, по прошествии почти восьми месяцев с того дня, как сдала Костю диспетчеру? Почему не прямо тогда? Или раньше они меня не трогали потому, что не имели доказательств, что именно я сыграла в судьбе Костоправа роль этакой femme fatale? А теперь такие доказательства получили? Выходит, Костя сумел установить с ними контакт оттуда, где сейчас сидит? И попросил отомстить за себя? И теперь мне хана? Так что ли?…
      Ну и плевать!!!»
      – Оль, ты куда? – опять жалобно пискнул Андрей.
      «Плевать! – еще раз подумала Ольга. Если минуту назад она была готова как-то сопротивляться, то теперь почувствовала полнейшее безразличие к тому, что сейчас с ней происходит. Будь что будет, короче! Пусть сегодня эти бандиты даже пустят меня по кругу, даже убьют, мне все равно! В конце концов, никуда от них не деться. Как ни скрывайся, куда ни беги, найдут однозначно. Да в тысячу раз проще спрятаться от мусоров, чем от этих! А потому нечего и пытаться. Лучше отнестись к тому, что один черт неизбежно, с полным смирением».
      – Андрей, извини, – бесцветным тоном пробормотала Ольга, устроившись на заднем сидении. – Мне надо срочно уехать. Я вечером позвоню. Извини еще раз. – И она отодвинулась глубже в машину, освобождая место Крокодилу, который, была уверена, усядется рядом с ней, несмотря на то, что кресло рядом с водителем – незнакомым парнем с бритым затылком – пустовало.
      «На все плевать! Пусть будет что будет…»
      Она не ошиблась. Крокодил предпочел сесть назад. Коротко буркнул водиле:
      – Поехали, Миха. – Сунул в рот сигаретину и повернулся к Ольге: – Не попала на пляж? И ништяк! Один хрен, обещали сегодня грозу. А вместо залива свожу тебя в зоопарк… Так где ты сыскала этого доходягу?
      Она ничего не ответила. И промолчала весь обратный путь в Питер, точнее, на Петроградскую сторону, наверное, удивив Славу тем, что не задала ни единого вопроса, пока «Ауди» ни оставила слева здание бывшего Планетария и ни въехала за простенькие некрашеные ворота на территорию зоопарка. Иномарка миновала несколько невзрачных сараев и остановилась возле двухэтажного кирпичного домика.
      – Прибыли, – пропыхтел Крокодил и выбрался из машины. И даже галантно подал Ольге руку. – Чего как неживая?
      – Да нет, все нормально. – Ольга обвела взглядом то, что, насколько она поняла, являлось хоздвором зоопарка. И подумала: «Как здесь пустынно! Хотя, ничего удивительного. Выходной, большинство сотрудников сидят по домам, а те, что сегодня и заняты на работе, находятся сейчас ближе к торным дорогам, где между клетками и вольерами бродят праздные посетители. А в этом глухом углу ни рабочим, ни научным сотрудникам сегодня делать нечего». – Куда дальше? Мы здесь надолго?
      – Тебя ждет сюрприз, – вместо прямого ответа пообещал Крокодил и радушно протянул руку к крыльцу. – Прошу, пани. Добро пожаловать на нашу тихую пристань.
      Этой «тихой пристани» в ближайшем будущем явно суждено было разместить на своих площадях либо какие-нибудь лаборатории, либо простенький, далеко не шикарный офис. Как снаружи, так и внутри этот дом не блистал изысканной роскошью. Недорогие стеновые в фойе, дешевый линолеум на полу в комнате, куда Слава проводил Ольгу. Из помещений еще не выветрился запах недавно закончившегося ремонта, везде бросались в глаза признаки незавершенки: не прибитые, а просто положенные вдоль стен плинтуса; грязные, со следами краски оконные стекла.
      – Присаживайся, – кивнул Крокодил на старый диванчик – единственный, если не считать заставленного банками с краской стола, предмет мебели, который Ольга увидела в этом доме. – Извини за бардак, – виновато развел ручищами Слава. И не удержался, чтобы не похвастаться: – Видишь, какой коттеджик отгрохал себе под контору? На народные денежки, – цинично заметил он. – Размещу здесь свою скромную фирмочку, займусь мирным промыслом, реализацией населению всяких экзотических гадов. Ты не в курсах, а ведь я, пока не сменил амплуа, всю свою молодость угробил на этих проклятых рептилий. Три года проработал здесь зоотехником. Отсюда, кстати, и погонялово Крокодил… Ты не смотри, что здесь сейчас так убого, – еще раз оправдался Слава. – Ремонт еще не закончили, мебель не завезли. Но через месяц тут будет, как в царских апартаментах.
      «Царь», – поморщилась Ольга и, присев на краешек дивана, принялась обуваться. А то неудобно: уже давно вернулась в город, зашла, если можно так сказать, в гости, а все босиком, будто пейзанка. – И где ж твой сюрприз?»
      – Сейчас. Сиди пока здесь. – Крокодил двумя пальцами снял с переносицы очки, состроил многозначительную гримассу, отступил к двери и повторил: – Сейчас. Не боись, Оля. Будет сюрприз, какой тебе и не снился. Я отвечаю.
      И он не обманул. Ольга такого и представить себе не могла: перед ней собственной персоной предстал Костоправ. Загорелый. Немного осунувшийся с того дня, когда она видела его последний раз. Даже отпустивший бородку.
      Впрочем, изменился Костя – или Денис? – не только внешне.

***

      – Здравствуй. – Я встал напротив Ольги и окинул взглядом хрупкую фигурку, сжавшуюся на краю изгвазданного краской дивана. Новенькие красные босоножки. Остренькие, совершенно незагорелые коленки. Легкое платьице, край которого нервно теребят тонкие пальчики. На одном из них – перстенек из белого золота, который я купил ей в декабре на Невском проспекте. И там же я выбрал сережки, которые у нее сейчас вдеты в мочки ушей. Она тогда, незадолго до Нового Года, со счастливым блеском в зеленых глазах при виде подарка заметила, что придется теперь, чтобы они были заметны, стягивать волосы в хвост. – Что скажешь? Если есть вопросы, то спрашивай.
      Я стоял и терпеливо ждал, когда Ольга выйдет из оцепенения. И вот наконец она нашла в себе силы разомкнуть побледневшие губы и прошептать:
      – А у тебя… у тебя есть вопросы?
      – Нет, – покачал я головой. – Если раньше и были, то с января у меня появилось слишком много свободного времени, чтобы все спокойно обдумать. И найти на эти вопросы ответы. Теперь для меня все решено.
      –  Чторешено?
      – Не торопись, Оля. Узнаешь попозже, – скривил я губы в некоем подобии улыбки. И с удивлением отметил, что не испытываю к Ольге ни ненависти, ни отвращения. Ни жалости. А ведь как я опасался этой встречи! Как боялся, что лишь только взгляну на свою бывшую подругу – и сразу раскисну, изойду соплями, слезами и эмоциями. И моя трясущаяся ручонка потянется к перу, чтобы подписать акт о помиловании мусорской суки, легко и непринужденно продавшей меня в самое настоящее рабство.
      Все оказалось иначе. Спокойно разглядывая ее, испуганную и жалкую, я не ощущал никакого удовлетворения от того, что, как она ни старалась, я опять на коне. А Ольга… вот она, в пыли у меня под ногами. Кусок протоплазмы, ни на что не пригодный. И только. Даже в Лине перед тем, как отправить ее в ссылку к бедуинам, я продолжал видеть женщину. Даже в Леониде я разглядел мужика, способного с грехом пополам выполнить наше задание, подсыпать отраву Хопину, иначе я никогда не дал бы добро Гробу на то, чтобы отпустить своего младшего братца восвояси. А с каким превеликим трудом я заставил себя избавиться от законченной наркоманки Кристины!
      Странно, но в отличие от тех, предыдущих, на Ольгу мне было глубоко наплевать. Она просто напрочь стерлась из моей памяти, из той ячейки в мозгу, которая заведует чувствами. И желаниями. Потому, что самым большим желанием в этот момент у меня было убраться из этой комнаты в компанию к Крокодилу, Комалю и Михе Ворсистому, которые сейчас на втором этаже скромненько попивали пивко, предоставив мне одному разбираться с Ольгой. Делать с ней все, что захочу.
      Вот только мне ничего не хотелось с ней делать. Мне не хотелось с ней разбираться. Мне было до лампочки, что с ней произойдет дальше. Она стала для меня совершенно чужим человеком.
      – Я люблю тебя, Костя.
      Я ей не верил. И точно знал, что я для нее тоже совершенно чужой человек. Иначе она так легко не обменяла бы меня на… Уж не знаю, на что такое она меня обменяла. Спросить? Нет. Наплевать. Какое это теперь имеет значение?
      – Я никого никогда не любила. – Не шевелясь, она продолжала сидеть на краю дивана. Лишь тонкие пальчики по-прежнему теребили краешек юбки. И чуть заметно двигались губы, когда Ольга шептала – не говорила, а именно тихо шептала мне эти признания, утратившие всякий смысл еще в конце прошлого года: – Ты единственный в моей жизни. Если бы все можно было начать сначала…
      – Если бы все можно было начать сначала, я бежал бы от тебя так, что за мной, наверное, горела б земля, – холодно заметил я. – Смени тему, Оля, если тебе, конечно, есть что сказать, кроме голимой брехни о любви. А уж это, поверь, в настоящий момент совершенно неактуально. Ну? У тебя есть что еще?
      – Хочешь, я тебе расскажу, почему тогда так поступила?
      – Нет, не хочу. Я уже ничего не хочу, если честно. Сам не знаю, что мне сейчас надо. – Я медленно прошелся по комнате, подошел к столу с красками, зачем-то измазал палец белой эмалью. – Не пойму, какого черта мне вообще понадобилось с тобой сегодня встречаться. Чего я ждал от этой встречи? – пожал я плечами. – Может, я мазохист? Может, мне захотелось проверить себя, посмотреть, как себя поведу, вновь увидев тебя? Что испытаю при этом? А, Оля, как думаешь?
      Она молчала.
      – Вообразил себя психологом-практиком? Решил, что раз обучен реанимировать тело, то смогу и душу реанимировать? А оказалось, что реанимировать-то и нечего. Все давно умерло, разложилось. Какие радикальные меры ни принимай – бесполезняк. Ничего не спасти. Остается лишь зафиксировать смерть и вызывать эспэбэо.  – Я грустно ухмыльнулся и открыл дверь, но задержался на пару секунд на пороге, еще раз попробовал вызвать в себе хоть какие-то чувства к этой девице, которую раньше любил. Да, без ложной скромности надо признать: я ее когда-то любил. Когда-то… Давным-давно… Но сейчас – все! Вернее – ничего. Пустота. Миллионы световых лет между нами. – Прощай.
      – Нет!
      – Прощай!
      – Костя… Денис… О Господи! Я даже не могу сейчас сообразить, как к тебе обращаться. Подожди секунду. Не уходи. Дай собраться с мыслями. Мне очень многое надо тебе сказать. Пожалуйста, подожди!
      – Прощай! – Я решительно шагнул за порог и плотно закрыл за собой дверь. Кивнул двоим быкам, которые дожидались меня в коридоре: – Приступайте. – И стал тяжело подниматься на второй этаж, где Крокодил, Комаль и Ворсистый скромно попивали пивко.
      Все. Прощай, Ольга. Я тебя больше никогда не увижу. Я даже не буду сейчас наблюдать по монитору за тем, как ты умираешь.
      Ну Крокодил! Ну садюга! Ну извращенец! И сумел же придумать такое!!!

***

      – Пошли. – В комнату вразвалочку вплыл дюжий детина, смерил Ольгу оценивающим взглядом и плотоядно провел языком по губам. – Пошли, – еще раз процедил он сквозь зубы и кивнул на распахнутую дверь.
      – Куда? – Ольга безропотно встала с дивана, совершенно не в тему подумала о том, что проклятая босоножка продолжает натирать ногу, и, хромая, пошагала из комнаты. Детина ухмыльнулся и лениво поплелся следом. – Так куда мы? – задержалась Ольга в дверях.
      – В другую комнату. – Детина слегка подтолкнул ее в спину. – Сюда сейчас припрутся рабочие. Чего ты им будешь мешать?
      «И правда, чего им мешать? – Ольга мельком глянула на еще одного бугая, присоединившегося к ним в коридоре. На вытянутых руках бугай осторожно держал картонную коробку из-под видеомагнитофона. Так осторожно, что это просто не могло не бросаться в глаза. Будто эта коробка была под завязку набита бесценным антикварным фарфором. Или склянками с нитроглицерином. – В той комнате, куда меня сейчас отведут, наверное, уже закончен ремонт. Она уже обставлена мебелью. Там уютно. Там меня сподручнее насиловать. А может, даже и убивать». – Она подумала об этом совсем равнодушно и, повинуясь кивку одного из бандитов, начала подниматься по лестнице.
      Насчет того, что там будет мебель и что там гораздо уютнее, Ольга ошиблась. Маленькую коморку без окон, куда ее проводили, изначально планировали, скорее всего, сделать кладовкой. Или как камера для содержания узников? В таком случае, Ольга удостоилась чести стать первой ее обитательницей. Она обвела взглядом оклеенные виниловыми обоями стены, покрытый серым линолеумом пол. Ни стула. Ни какого-то подобия нар. Ничего на площади примерно в восемь квадратных метров. Разве что только… Ольга задержала взгляд на миниатюрной видеокамере, установленной в верхнем углу комнатушки: – «Будь я сантиметров на тридцать повыше, будь я при этом профессиональной баскетболисткой, тогда еще можно было бы попробовать допрыгнуть до этой заразы, попытаться свернуть ее к дьяволу. Впрочем, даже тогда я не стала бы этого делать. А смысл?»
      Ольга уже давно смирилась с мыслью, что в этом недостроенном доме ей сейчас уготовано искупить свою вину перед Костей. Или Денисом?
      «На все уже наплевать!»
      – Что дальше? – обернулась она к своим конвоирам, застывшим в дверях. Один из них – с таинственной картонной коробкой в руках. – Уютная комнатушка, не правда ли?
      – Отойди в дальний угол.
      Ольга сделала три шага – больше при всем желании не получилось бы – по направлению к видеокамере.
      – А теперь слушай, что Знахарь просил передать тебе на словах, – с некоторой долей торжественности в голосе произнес тот бугай, что с коробкой. – Ты, наверное, забыла, но он-то отлично помнит, как однажды в аэропорту Минеральных Вод обещал тебе, что ты подохнешь. Как назвал тебя змеюкой. Сама знаешь, за что. А змеюке – змеиная смерть! – напыщенно подвел черту под своей краткой речью бандит, на шаг отступил от двери и вдруг совершенно неожиданно для Ольги выпустил свою драгоценную ношу и, словно футбольный вратарь, выносящий мяч в поле, от души зазвездячил по ней ногой.
      Вращаясь в воздухе, коробка пролетела через комнатушку, ударилась о стену и упала.
      Дверь резко захлопнулась, заскрежетал наружный замок.
      Ольга автоматически шарахнулась от коробки, присела на корточки, обхватила руками голову, ожидая взрыва.
      Но ничего не произошло. Картонка казалась совсем безобидной. Валялась себе на полу, и валялась. Не горела. Не взрывалась. Не выделяла ядовитый газ. И все-таки – что-то в ней было не то. Ведь недаром же тот бандит так аккуратно держал эту гадость. А потом столь непочтительно поддал ее ногой? Ничего не понятно. Что за коробка?
      Ольга растерянно смотрела на нее. Медленно-медленно, скользя спиной по стене, распрямилась. Перевела взгляд на видеокамеру.
      «Это что, какой-нибудь розыгрыш? – Передо мной разыграли спектакль я и купилась. А в этот момент в соседней комнате несколько дураков уткнулись рожами в монитор и давятся со смеху, наблюдая за тем, как я шарахаюсь от обычной картонки? И выгляжу при этом, как последняя идиотка? Вот уж хрен вам, пьяные мальчики! Я готова смириться с тем, что сегодня умру. Но не с тем, что при этом буду выглядеть смешной. И это увидит Денис… Или Костя?… Ну, нет!»
      Ольга подняла взгляд на камеру, презрительно усмехнулась и неумело, но от души вмазала ногой по продолжавшей выглядеть совсем безобидно картонке.
      Та подлетела вверх.
      Вот тогда-то Ольга, пожалуй, впервые в жизни ощутила, что значит леденящий душу ужас. Когда ты не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Когда ты не в состоянии даже взвизгнуть, даже вздохнуть. Ужас пропитывает все тело. Сковывает все движения, все мысли. В этот момент он хозяин, он волен делать с тобой, что пожелает. А он желает, чтобы ты, замерев, округлившимися глазами наблюдала за тем, как…
      …из коробки вывалилась змея! Песочного цвета. Длиной более метра. Толщиной, пожалуй, с Ольгину руку. На протяжении какой-то секунды она лежала, свернувшись на сером линолеуме, потом резко, как мощная пружина, распрямилась и стремительно – так, что это движение мог с трудом зафиксировать человеческий глаз – приняла позу, так хорошо знакомую Ольге по фильму о Рики-Тики-Тави. Вновь свернув хвост в кольцо, змея приподнялась чуть ли не на метр над полом и, слегка покачиваясь, не сводя с Ольги немигающего взгляда, распустила нарядный воротник, украшенный, скорее, не изображением очков, как принято обычно это описывать, а символом бесконечности. И зашипела, приоткрыв страшную пасть. Несколько раз мелькнул длинный раздвоенный язычок.
      «Кобра! – промелькнула в голове страшная мысль. – Очковая змея! Один укус – и меньше чем через час ты уже труп! Если, конечно, у нее не удалены ядовитые зубы. – Первоначальное оцепенение наконец отпустило Ольгу, и она даже смогла сделать полшага назад. – Может, меня просто решили до смерти напугать? Но не до смерти убивать. Нет, навряд ли. Эти люди привыкли всегда играть до конца. И слова того молодого ублюдка, что змеюке змеиная смерть – не просто метафора. Это реальность. Так и будет со мной, как было сказано. – Еще полшага. Осторожно-осторожно, так, чтобы не спровоцировать змею на атаку. – Потом сделаю еще один шаг. Еще шаг. И все. Упрусь спиной в стену. Или в закрытую дверь. Дальше отступать будет некуда. Дальше смерть! Жуткая смерть! Денис-Денис, я ждала, что ты будешь мне мстить. Но никогда не подумала бы, что ты способен придумать такое. Ведь ты не маньяк… О, Господи!»
      Ольга уперлась остренькими лопатками в холодную стену и, чувствуя, что ноги держать ее больше не в состоянии, опустилась на пол. Сжалась, подогнув коленки, упершись в них подбородком. И замерла, разумно считая, что чем меньше она шевелится, тем больше шансов на то, что змея не предпримет атаку. Впрочем, сидеть не шелохнувшись под жутким немигающим взглядом кобры не требовало никаких особых усилий. Если и сумела до этого отступить на несколько шагов, опуститься на пол, то это просто каким-то чудом. Но теперь-то уж точно Ольга была не в состоянии шелохнуть ни рукой, ни ногой. Как не понять кроликов, парализованных одним взглядом змеи!
      «И долго я так смогу просидеть? – подумала Ольга. – Пока не затекут от неподвижности мышцы? Пока не захочу в туалет? Пока не свалюсь от усталости? И долго ли эта гадина будет стоять на хвосте?»
      В этот момент кобра, словно прочитав ее мысли, собрала свой воротник и, продолжая покачиваться, неторопливо приняла горизонтальное положение. Затем, извиваясь, заскользила по полу. Правда, не в сторону Ольги. Но все-таки ближе… Еще ближе.
      Застыв на полу, широко открыв от ужаса рот, Ольга не могла отвести глаз от змеи. Почти год назад в одном доме с маньяком-убийцей она почти не испытывала страха. Но тогда шансов остаться живой и, более того, невредимой было хоть отбавляй. То, что с ней случилось в Форносове, по сравнению с тем, что происходило сейчас, было просто каким-то аттракционом. Какой-нибудь «Пещерой монстров», склеенных из папье-маше. И не более.
      А змея подползла уже совсем близко. Если бы Ольга выпрямила ногу, то бы легко дотянулась носком до кобры, которая, по-прежнему продолжая гипнотизировать ее взглядом блестящих бусинок-глаз, вновь свернула кольцом хвост и приподнялась над полом. Распустила воротник. Качнулась назад…
      Качнулась вперед… И снова назад… И снова вперед… И опять зашипела, продемонстрировав два ядовитых зуба, острых, как наконечники стрел. Все-таки они не были удалены, как надеялась Ольга. Ей даже показалось, что она разглядела капельки яда, выступившие на этих ужасных зубах.
      А тонкий раздвоенный язычок мельк… мельк… мельк… Кобра вперед… назад… вперед… назад… как метроном, как чертов маятник!
      Она готовилась к броску. Инстинкт заставлял ее бороться за свою территорию. Он настойчиво подсказывал ей, что в таком тесном пространстве, как эта комнатка, места для двоих недостаточно. Одному обязательно предстоит умереть. И это должна быть не она – не змея! Она палач. А трясущаяся девчонка напротив – жертва. И если ее даже нельзя употребить в пищу, то ее все равно надо убить. Потому что ей здесь не место… вообще уже не место в этой жизни.
      Прежде чем кобра бросилась на нее, Ольга успела почувствовать, что обмочилась. И – удивительно, как еще могла думать об этом – ей стало стыдно при мысли о том, что за ее слабостью наблюдают бандиты через видеокамеру. В том числе и Денис.
      Но эта мысль, промелькнув, без осадка растворилась во взгляде убийцы-змеи, которая по-прежнему не сводила с Ольги глаз. И, кажется, поднималась все выше и выше. Все росла и росла. Она уже была ростом с сидящего дога. Сейчас – вот уже сейчас! – она должна была предпринять нападение.
      Змея бросилась вперед настолько стремительно, что Ольга это движение пропустила. Она поняла, что атакована, лишь когда ощутила острую боль в ноге. И в этот момент к ней вернулась способность двигаться. Вернее, не к ней самой, а лишь к ее телу, управлять которым Ольга сейчас была не в состоянии. Из горла вырвался пронзительный визг, поджатые к подбородку ноги резко разогнулись в коленях, тоненькая фигурка в легком платьице взметнулась вверх, рефлексивно пытаясь уйти от змеи. От ее источающих смертоносный яд зубов. От неизбежной гибели.
      Поздно!
      Кобра отпустила прокушенную ногу, отогнулась назад и тут же снова бросилась в атаку. Вцепилась в другую ногу. Ольга метнулась в сторону, упала, перекатилась по полу, судорожно задрыгала ногами так, словно крутила педали какого-то адского велосипеда, еще надеясь умчаться на нем от смерти… Еще на что-то надеясь… И замерла обреченно в тот самый момент, когда осознала, что уже невозможно что-либо сделать. Бесполезно дергаться, бесполезно пытаться уйти от неизбежного. Она уже пропитана ядом. Яд вместе с кровью струится по венам и капиллярам. Яд все выше и выше поднимается к голове, и в тот момент, когда он проникнет в мозг, все тело будет парализовано. И наступит Смерть!
      «Или не наступит? – Ольга приподнялась на локте и обвела комнату затравленным взглядом. Змея, завершив свое мрачное дело, спокойненько убралась „домой“ – за коробку – дожидаться, когда ее жертва умрет. И она останется здесь совершенно одна – полноправной хозяйкой в этой каморке. – Нет, все-таки должно парализовать. Где-то слышала, где-то читала, что яд кобры действует именно так. Но сколько должно пройти времени, прежде чем все начнется? Не знаю. Пока не знаю. Но ничего, скоро узнаю. Вот только, зачем?»
      Оцепенение, наконец, отпустило ее. Ольга вновь обрела власть над своим – уже отравленным, уже умирающим – телом. Она смогла сесть, опершись о стену спиной, и, выпрямив ноги, увидела две симметричные раны от укусов змеи. Обе располагаются чуть ниже колен.
      «Если бы здесь со мной был кто-то еще, кроме кобры, я попросила бы попытаться отсосать из ран яд. Вряд ли бы это помогло. Но все же… – Ольга как зачарованная смотрела на свои окровавленные ноги. По которым стремительно поднималась вверх смерть. К голове. К мозгу. – Самой нечего и пытаться дотянуться губами до места укуса. Для этого надо иметь растяжку, как у Алины Кабаевой. Я не Алина. Я покойница. Если мне немедленно не введут противоядие. Но на это можно и не рассчитывать. Я приговорена. И приговор уже приведен в исполнение».
      – Будьте вы все прокляты! – четко произнесла Ольга, переведя взгляд на видеокамеру. – Слышишь, Разин, меня? Слышишь?!! Если в этой камере нет микрофонов, тогда читай по губам. Будь… ты… про… клят… скотина! Я… те… бя… не… на… ви… жу!!! Так, как можно ненавидеть только того, кого когда-то любил. Желаю тебе поскорее присоединиться ко мне. На том свете сочтемся!
      Ольга почувствовала, что, произнося в видеокамеру свою предсмертную речь, сильно устала. Наверное, от напряжения, с которым она вглядывалась в блестящий глазок объектива, в глазах появилась резь, словно при конъюнктивите. А на лбу выступил пот. Ручейками стекал по лицу, неприятно щекотал кожу. Ольга подняла руку, попробовала стереть ладошкой испарину. Это движение далось ей с огромным трудом. Рука казалась словно набитой песком. Бесчувственной. Неуправляемой. Уже почти мертвой.
      «И я вся, как эта рука, уже почти мертвая, – безучастно подумала Ольга и закрыла глаза. Все равно она ничего не видела, кроме непроницаемого розового тумана, который вдруг заполнил комнату. – Нет, ему неоткуда взяться, этому туману. Он мне мерещится. Я вижу то, чего нет. Я слышу… я ничего не слышу. Не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Так же, как перед тем, когда на меня набросилась кобра. Только тогда я утратила власть над своим телом от ужаса. Теперь я утратила ее навсегда. Странно… даже странно, как стремительно все происходит. Как быстро начал действовать яд. Или это потому, что его у меня в крови слишком много? Гадина израсходовала на меня все свои запасы? Что ж, оно, пожалуй, и к лучшему. Чем скорее прикончит меня яд, тем легче».
      Это была последняя более или менее здравая мысль, промелькнувшая у нее в мозгу. Потом все смешалось. Остались лишь ослепительные красные вспышки, с периодичностью сумасшедшего метронома бившие по плотно закрытым глазам. Все ярче и ярче… Словно аварийная сигнализация… Ярче и ярче… Все – дальше уже не проехать. Больше уже не пожить. Дорога – такая короткая, такая ухабистая несуразица-жизнь! – закончилась.
      Когда у нее остановилось сердце, Ольга так и осталась сидеть на полу, покрытом серым линолеумом. Опершись спиной об оклеенную виниловыми обоями стену. Вытянув измазанные кровью ниже колен, так и не загоревшие этим летом ноги. Склонив на грудь черноволосую голову.
      Нет, это когда-то – черноволосую. Теперь – совершенно седую.

Глава 1
ДЕВОЧКА И ВЕЛОСИПЕД

Глава 2
ЧЕРНАЯ МЕТКА