Те, которые появились в период занятия дефицитом, сами от нее, неудачницы, отмежевались. А перед теми, кто честно тянул лямку офицерской жены, Антонине Петровне самой было крайне неловко. Однажды, набравшись смелости, позвонила в какое-то общество ветеранов локальных конфликтов, рекламу которого гоняли по радио. Там самым внимательным образом выслушали и обещали помочь, но ограничились тем, что прислали продуктовый набор к Новому году, а накануне выборов в местный парламент дали сотню рублей за досрочное голосование в пользу своего кандидата.
Медсестры, которых присылали из поликлиники, были все время разные. В основном совсем молодые, только что из училища. Если не вообще практикантки. Сделают укол - и бежать. Некоторые даже не стыдились червончик спросить на дорогу, а одна так и вовсе сказала: дайте на курево.
Когда случился очередной приступ болезни, из поликлиники прислали Веронику, которая уже бывала как-то раньше. Антонина Петровна обрадовалась: эта медсестра не торопилась, вела себя уважительно, рука у нее была легкой, а давление она мерила тщательно и всегда записывала результат, а не говорила, как некоторые: "В норме", на следующий день забывая, что показал прибор в день предыдущий.
Но в четверг вместо Вероники явилась какая-то новенькая. Хорошенькая, светловолосая, одетая аккуратно, но дешево.
- Меня Наташей зовут, - представилась медсестра, ловко переоблачаясь в белый халат.
- А что с Верочкой? - напряженно спросила Антонина Петровна, которой гостья сразу же не понравилась.
- Ой, она вчера под машину попала! Антонина Петровна схватилась за сердце и опустилась на диван.
- Она жива?
- Жива, жива! Только ушибы, и руку сломала. Ничего страшного! Через месяц поправится.
Та легкость, с которой Наташа поведала о несчастье с коллегой, еще больше насторожила много повидавшую женщину. "Мужика они, что ли, когда-то не поделили?" - подумала она, настороженно следя за действиями медсестры.
Наташа все сделала правильно. Укола Антонина Петровна не почувствовала вообще. Показатели артериального давления и даже пульс новенькая записала в тетрадку разборчивым почерком и назвала точное время, когда ее ждать в следующий раз.
Как сказала, так и пришла. Минута в минуту. И в дальнейшем никогда не опаздывала. Постепенно отношения наладились, особенно после того, как Наташа вызвалась сходить за продуктами и прибраться в квартире. Потом они пили чай с сушками и говорили о жизни. Антонина Петровна сильно не откровенничала, Вовку вообще не поминала, про мужа рассказала только самое основное, а вот Наташа поведала массу подробностей. Хотя какие такие подробности могут быть у приличной двадцатидвухлетней девушки? Окончила школу и медучилище, мечтает в институт поступить. Сидит над учебниками, а потому на личную жизнь времени не остается. В поликлинике подрабатывает, чтобы не так сильно родителей обременять. Они у нее из простых инженеров, всю жизнь на одном предприятии отработали, зарплату платят нерегулярно, а ведь еще и младший братишка имеется, в выпускной класс перешел.
С тех пор ни одно Наташино посещение не обходилось без чаепития, а разговоры становились все длиннее и обстоятельнее. Болезнь отступала, но Антонине Петровне первый раз в жизни выздоравливать не хотелось. Она уже души не чаяла в новой знакомой и не один раз мысленно вздыхала: "Вот такую бы девушку Володе в жены. Тогда бы он образумился! А то вечно одни шалавы его окружали… Только что ж теперь говорить?" Да и где он теперь? О побеге ей сообщили. Милиционер, гипнотизируя взглядом, советовал, коли объявится, немедленно в отделение сдаться. Антонина Петровна честно ответила, что к ней он придет в последнюю очередь. Позже, когда менты оставили ее в покое, распереживалась, конечно. Наверное, это и спровоцировало обострение заболевания. Мало того: оно и не лечится очень долго, прежде такого никогда не было. Неделя, большее - две. А сейчас уже третья минула. Одно хорошо: Наташенька ходит.
В последний день они долго сидели за чаем. Смотрели альбомы с фотографиями - Наташа попросила об этом. Антонина Петровна рассказала про сына. Без утайки рассказала, всю правду. Говорила и плакала, а Наташа ее утешала и извинялась, что разбередила рану. Допоздна засиделись, а уходя, расцеловались, точно лучшие подруги. Засыпала Антонина Петровна с грустной мыслью: почему Господь ее дочкой не наградил? Ведь хотела второго ребенка. И Геннадий хотел. А все что-то откладывали, ждали, когда быт удастся наладить.
Следующий день Антонина Петровна провела дома. Грустила. Пыталась заниматься уборкой, но работа не спорилась. Вечером позвонила Наташа, и от короткого разговора на душе стало теплее. А после него раздался еще один телефонный звонок. Оказалось, что в магазинчике, где она как-то работала, уволилась продавщица и хозяин срочно ищет замену. Зарплату пообещали приличную, и Антонина Петровна дала согласие.
Полночи стиралась и гладилась, утром поехала с большим запасом во времени. Все боялась, что опоздает.
Не опоздала. Приехала вовремя.
А дальше полный бред получился.
Никакая продавщица не увольнялась, и никто ее на работу не звал. Более того, у магазина поменялся хозяин. Раньше был еврей, прижимистый, но вежливый и культурный. А вместо него теперь стал двадцатилетний азербайджанец, с трудом говорящий по-русски. Он хлопал глазами, чесал волосатую грудь, а потом предельно ясно велел убираться и не распугивать клиентов.
- Ты здэсь работать хочешь, да? Да ты на сэбя в зэркало посмотри, да! Тэбе на пен-сию-шменсию давно пора, а ты куда лэзешь?
Что верно, то верно. За прилавками томились молодые девчонки в коротеньких юбках и торговали в новоявленном "шопе" не турецко-китайской дешевкой, как раньше, а дорогущими шмотками от мировых якобы производителей.
Такого удара Антонина Петровна не ожидала. Кто мог подшутить так жестоко? Если б она немножко подумала, то единственно верный ответ нашелся бы быстро. Но ей было не до того. Выйдя на свежий воздух, она представила, как поедет через весь город, из Заозерья в свой Индустриальный район. Ноги не держат, от унижения руки дрожат, и перед глазами пелена не рассеивается; как уж тут в общественном транспорте мыкаться…
И вдруг раздался за спиной резкий автомобильный сигнал. Антонина Петровна шарахнулась к тротуару, сообразив, что в расстроенных чувствах вышла на проезжую часть в неположенном месте. Хотела уйти, не оглядываясь - не хватало еще, чтобы какой-нибудь новый хозяин жизни покрыл ее матами из своего "лексуса". Но обернулась.
Не "лексус", правда. Но и не "жигули". Какая-то прилизанная иномарка серебристого цвета, с четырьмя дверцами. Задняя правая приоткрыта, и женщина с короткой стрижкой машет из нее рукой. Вроде как подойти предлагает.
Антонина Петровна присмотрелась и ахнула. Дашка, жена капитана Максимова, сослуживца Геннадия. То есть теперь он, наверное, не капитан, до полковника дослужился, или вовсе на пенсии… Да неважно это, неважно! Максимов своей половине из Афгана тоже слал шмотки, и они с Дарьей в те золотые времена много дел переделали вместе. Дарья всегда была хваткой, не чета Антонине. Видать, не потерялась во всех этих перестройках и шоковых терапиях, ухватила удачу за хвост. Сколько ж не встречались? Да лет десять, не меньше, прошло. Ну и встреча!
- Ну садись ты, елки-моталки! - задорно крикнула Дарья, и Антонина Петровна, несмело подойдя к дорогому авто, опустилась на кожаное сиденье.
Как только села - сразу рванули от тротуара. За рулем был водитель. Молодой, спортивный, красивый. Всю дорогу он молчал, только иногда ухмылялся, когда Антонина перечисляла свои невзгоды.
Вроде бы жаловаться и не собиралась, а так получилось, что все неприятности вывалила на подругу, а та приняла самое живейшее участие. Сперва попеняла, что долго не виделись, а потом взяла быка за рога и принялась думать, как сможет помочь.
- С работой мы все решим, не проблема. Но сначала тебе надо показаться врачам. К этим коновалам из районной поликлиники вообще соваться нельзя. Положим тебя в нормальную клинику, пусть по полной программе обследование проведут. Лекарства - не проблема, все найдем. Потом тебе отдохнуть надо…
Антонина Петровна слушала и не верила. Прямо сказка о Золушке! Нет, правильно говорят, что жизнь - как тельняшка. И появление Наташи было предвестием начала светлой полосы.
А энергичная подруга, в свои сорок пять выглядевшая не больше, чем на тридцатник, и наверняка использовавшая водилу в качестве любовника, продолжала строить планы, делая пометки в блокноте. У Антонины Петровны голова кругом шла от разворачивающихся перспектив. Хотелось поскорее остаться одной, все обдумать. Золушкой, конечно, быть хорошо, но не привыкла она к таким переменам.
Наконец машина остановилась у дома. Дарья посмотрела на часы:
- Так, сейчас у нас ровно десять. У меня три встречи, но к двум я освобожусь. Заскочу за тобой, где-нибудь пообедаем. Там и поговорим подробненько. О'кей?
Антонина Петровна кивнула. Выходя, сказала водителю:
- Спасибо.
Он ухмыльнулся.
На свой третий этаж взлетела, будто на крыльях. Войдя в квартиру, забыла запереть дверь. Бросила сумку. Села на кухне за стол, обхватила голову руками. Вспомнился кавказец из магазина. Что он там нес, куда ей пора? Ну-ну! Чурка небритая! Посмотрим, как он заговорит, когда она снова приедет. На цыпочках будет вокруг нее бегать, под ногами стелиться! Горный орел! Мало их Гена…
И тут она поняла, что в квартире есть кто-то еще.
***
- Зачем было гробить старуху? - спросил Арцыбашев устало.
Они сидели в машине. Генерал за рулем, Наташа рядом. Она только что прилетела из Перми. Арцыбашев не собирался встречать ее лично. Много чести для сопливой девчонки! Послал бы Николая, а то бы и сама добралась. Но перед вылетом Наташа позвонила ему на мобильный, и по ее голосу стало понятно: случилось что-то важное. Важное и неприятное.
- Это не входило в мои планы, - сказала Наташа, глядя строго перед собой и заплетая в узлы тонкие пальчики. - Непредвиденное стечение обстоятельств. По всем расчетам, она должна была вернуться через час. А ее кто-то подвез. Это было невозможно предусмотреть.
- Предусмотреть можно все! А уж основы негласного обыска - не оставлять объект без наблюдения, как бы далеко от своей квартиры он ни уехал.
- Я действовала в одиночку. Опираться на помощь местных коллег я посчитала нецелесообразным.
- А тебя просили так действовать? Тебе что было сказано, дура? Втереться к старухе в доверие и аккуратно ее разговорить. Аккуратно! А не ногой по виску…
- Я все сделала, как вы приказывали. Хотела сделать, как лучше. Теперь вам решать, Вадим Валентинович, как со мной поступить.
Арцыбашев потер подбородок:
- Негласный обыск у нее делали дважды. Два-ажды! И делали специалисты! Они ничего не нашли. Ни-че-го! А на что ты рассчитывала?
Наташа все так же смотрела в какую-то точку далеко перед капотом машины.
- Я не все написала в последнем отчете.
- Вот оно как? Любопытно! Частным сыском решила заняться, мисс Марпл недоделанная?
- Во время нашей последней встречи старуха сообщила мне, что в июне девяносто восьмого, в тот же день, когда пришла похоронка, только с утра, ей передали письмо от мужа. Какой-то офицер ехал в отпуск и завез. Кроме письма в конверте было кольцо. Золотое, восточного типа. А в письме было сказано, что кольцо это имеет особую ценность и что его надо обязательно сохранить. Потом из-за похорон и ареста сына старуха про кольцо начисто забыла. Так и валялось в шкафу. Студень нашел его после своей первой отсидки и с тех пор с ним не расставался. Он боготворил отца, а это кольцо считал своим талисманом. Говорил, что пока носит его, - с ним ничего не случится.
- Ну и?… - поторопил Арцыбашев, когда Наташа замолчала.
- Я не очень поверила. Решила, что кольцо может быть где-то в квартире. Ведь Студень не мог пронести его в зону! Скорее всего, если не отобрали в ментовке, оно должно было остаться у матери.
- У подруги…
- У него в тот момент не было постоянной подруги. Кроме того, при его отношении к памяти отца, он не стал бы хранить кольцо у какой-то шалавы. Но в квартире нет ни кольца, ни письма. Я все проверила досконально.
Арцыбашев задумался. Он давно уже не рассчитывал заполучить два кемалевских миллиона. Не шутка, почти тринадцать лет прошло! Вспоминать о них, конечно, не перестал, но этим и ограничивалось. Никаких планов не строил. Работал, строил карьеру. В ГДР не сложилось, седой полковник так насел, что пришлось увольняться из ведомства. Почти год провел на вольных хлебах, обеспечивая безопасность нарождающегося класса предпринимателей. Потом вернулся. Не к себе, в другую организацию, благо на волне реформаторства и головотяпства, которым подвергли спецслужбы и силовые структуры, сделать это было не сложно. Обустроился и Николая к себе перетащил. Николай к тому времени тоже ушел из армии, "стоял на воротах" в одном коммерческом банке. Постепенно жизнь стала налаживаться. На такие деньги Арцыбашев больше не замахивался, но кое-что из разных источников капало, так что хватало на пропитание. Предложи ему кто-нибудь сорвать два других миллиона - и он бы послал такого предлагальщика далеко и надолго. Но эти два зеленых лимона были свои. За них стоило побороться.
- Значит, подруга, слушай сюда, - жестко сказал Арцыбашев, беря Наташу за подбородок и разворачивая к себе. - Мокруха - это не шутки. Я прикрою тебя, но за это ты будешь служить мне верой и правдой. Сделаешь хоть один финт - и угодишь за решетку. По струночке будешь ходить, каждое мое приказание выполнять беспрекословно. Все ясно?
Последние слова он почти выкрикнул.
Наташа вздрогнула. Кивнула, насколько это было возможно сделать с зажатым подбородком.
- И не пугайся, малыш, - закончил генерал неожиданно мягко. - Не обижу. Нас ждут великие дела!
Глава пятая
БИТВА ЖЕЛЕЗНЫХ СТУДНЕЙ
Лето 2002 года, Душанбе
Я стоял на юго-восточной окраине Душанбе, откуда мелкой змейкой уходила дорога на Куляб.
Теперь мне туда, в Горный Бадахшан.
В заднем кармане у меня лежала тысяча американских долларов, а на левом среднем пальце было надето кольцо. Теперь оно приобретало совсем новый, особый смысл.
И теперь я уже не играл с Арцыбашевым вслепую.
Теперь я имел какие-то, пусть не равные с ним, но вполне реальные шансы, которыми уже нельзя было пренебречь. А ведь пару дней назад, когда в моей жизни еще не было Кемаля…
Интересно, кто подбросил мне в номер статью про Тохтамбашева?
Ладно, это не главное.
Мне предстояло выполнить еще одно поручение от Арцыбашева - позвонить по местному связному телефону. И Кемаль уверил меня в том, что это просто необходимо сделать, потому как если Арцыбашев потеряет меня из виду, он может резко вмешаться, а любые резкие движения в нашей неустойчивой системе могут привести к тому, что все рухнет. Русские из расквартированной в Таджикистане двести второй дивизии вдруг начнут теснить Тохтамбаш-баши, и он уйдет за кордон или, не приведи господь, его вообще убьют… Тогда - прощай все надежды на кольцо для Кемаля и на деньги для моих питерских!
Поэтому я должен был отзвониться.
***
Мне опять ответили тем же приятным женским голосом.
- Это от Сани из Питера, - представился я.
- Для племянника от дяди есть посылка, - сказала женщина на том конце провода.
- Где ее получить? - спросил я.
- В гостинице "Звезда Востока" вас будет ждать человек.
И сразу гудки отбоя в трубке…
Эта "Звезда Востока" - типичнейшая явка Гэбэ.
Знаю я подобные гостиницы…
Я снова взял такси, и снова меня вез шофер в тюбетейке. Только на этот раз не в "мерседесе" и не в "Волжанке", а на простой советской "шестерке".
В "Звезду Востока" я приехал уже как в дом родной. Вхожу в фойе, а в кресле напротив стойки администратора - мать твою - Наташа!
Увидев меня, она встала и пошла навстречу.
- Привет! Папа тебе хочет кое-что передать.
Смотрит и гадает - рад я встрече или нет?
А я и сам не знаю. То ли рад, то ли придушить ее хочется…
- Может, в номер поднимемся? - говорит Наташа. - Мы ведь номер за всю неделю оплатили.
- Мы - это кто? - приподнимаю я в удивлении брови.
- Конечно же - мы с папой, а не ты с этой своей…
- С кем? - уже почти враждебно переспрашиваю я.
- Да уж знаю, что у тебя здесь были сначала шашни с бабами, а потом проблемы с местными ментами, - пренебрежительно сказала она.
Когда шли к номеру, коридорная посмотрела на меня с тайным восхищением. Во парень дает! Не успел поселиться - вторую телку в номер тащит!
- Так это, если так можно выразиться, ваша гостиница? - спрашиваю. - Небось и телекамеры во всех номерах?
- Ты преувеличиваешь наши возможности.
- Да уж, были бы вы с твоим папой совсем крутыми, как Госдепартамент США, то не стали бы прибегать к помощи простого уголовника, вроде меня…
- Простого? - переспросила Наташа со сладкой улыбкой, - разве ты простой? - она провела пальцами по моей шее, - ты не простой…
- Кончай свои штучки, - поморщился я, - ты уже один раз поймала меня на этом, теперь дай бог выпутаться…
- А ты меня спросил, насколько я сама запуталась? - спросила вдруг Наташа, и, как мне показалось, спросила совсем искренне.
- Это твои проблемы, дорогая, - холодно ответил я, - что я, по-твоему, совсем баран? Думаешь, я и вправду верю, что ты Арцыбашеву дочка родная? Не надо меня лечить! Ты - простой агент, которого он по своей гэбистской блядской привычке подцепил за ребрышко на крючок. Причем подцепил на каком-нибудь редкостном дерьме, от которого тебе самой никак не избавиться. Что - не так?
Наташа на секунду потеряла самообладание, но быстро собралась и, приняв деловой вид, сказала:
- Нам будет лучше обоим, если мы хотя бы временно установим партнерские отношения.
- А-а-а! - воскликнул я понимающе, - конечно, конечно! У тебя есть свой интерес, а папа Арцыбашев, надо полагать, тебе пообещал, что если ты удачно провернешь мое (я сделал ударение на слове МОЕ) дельце, то соскочишь с его крючка! Разве не так?
Тень досады промелькнула на ее лице:
- Кончай бодягу, Константин, эти разборки ни тебе, ни мне радости не принесут, давай лучше о деле поговорим, а уж о том, что каждый из нас на этом деле иметь будет - каждый будет говорить сам с собой наедине. Ладушки?
Вот это другое дело.
- Ладушки, - ответил я и улыбнулся. Может ведь, когда захочет, сучка…
Наталья деловито достала из холодильника бутылку текилы, которой еще вчера вечером в этом холодильнике не было. Достала лимон. Из сумочки вынула ножик с выкидным лезвием, какие выдают спортсменам-парашютистам, чтоб запутавшиеся стропы одним ударом перебивать, и принялась нарезать тонкими пластинками желтый цитрус, да такой пахучий, что у меня аж за ушами заскрипело.
- Текилой не побрезгуешь? - спросила Наташа уже совсем нормально. - Это единственный крепкий напиток, кроме рома, разумеется, который без опаски для сердца можно пить на сильной жаре. Недаром ее, родимую, в Мексике и Бразилии так и хлещут!
Она умело и деловито насыпала соли на край стакана, ловко слизнула ее языком и хлопнула стопку текилы так ловко, будто была родом из Рио-де-Жанейро.
Я последовал ее примеру и спросил:
- А как у вас с инцестом дело обстоит? Наталья в упор посмотрела на меня и, выдержав паузу, ответила:
- Это неважно, Костя. В постели лучше тебя у меня никого не было.
И она молча и не сводя с меня глаз начала медленно расстегивать пуговицы легкой рубашки-сафари.
Да-а…
Вчера - Настя, сегодня - эта сука…
Но об этом думал мой мозг. А моему члену было совершенно все равно. Он не рассуждал о высоких материях и, почуяв близкое развлечение, слегка оживился, шевельнувшись в джинсах.
Наталья расстегнула рубашку и, встав с кресла, стала медленно стягивать ее с плеч. При этом она не сводила с меня глаз и, слегка пританцовывая, медленно виляла бедрами. Когда рубашка сползла с плеч, Наталья выдернула ее из джинсов и отбросила в сторону. Ее груди с большими коричневыми сосками мягко колыхались вправо и влево в такт покачиванию бедер.
Она взялась за пояс джинсов и, расстегнув пуговицу, медленно потащила замок молнии вниз. С улицы доносилось восточное заунывное треньканье на двух струнах, и оно странным образом подходило к тому, что сейчас делала Наталья.
Я усмехнулся, подумав, что так же, наверное, раздевались и наложницы перед своими шахами. Мой член придерживался того же мнения и просился из джинсов наружу. Я не стал возражать и, не вставая с кресла, быстренько скинул с себя все. Теперь, освободившись из темноты и тесноты, член уставился в зенит и слегка покачивался, как кобра, вставшая из корзинки заклинателя.
Наталья тем временем спустила джинсы до щиколоток и вышла из них.
Перешагнув через валявшиеся у ее ног тряпки, она встала прямо передо мной и, все так же глядя мне в глаза, начала стягивать с себя белые трусы, похожие на маленький лоскуток с несколькими тесемками. Все-таки в стриптизе что-то есть, подумал я и уселся поудобнее. И для себя, и для нее, потому что было очевидно, что сейчас Наталья приступит к делу.
Обнажившись, она приблизилась еще на полшага и начала гладить себя по телу, закинув голову и все так же покачивая бедрами. Теперь к этим покачиваниям добавились еще и плавные движения таза вперед и назад. Ее художественно выбритый лобок, на котором оставалось некое подобие растительности, имевшейся когда-то под носом у Гитлера, двигался вперед и вверх, а потом обратно. Это происходило перед самым моим носом и очень нравилось моему члену, и он в нетерпении ожидал того момента, когда можно будет наконец нырнуть в двигавшееся перед ним горячее лоно.
Но, зная, что спешка не входит в традиции хорошего секса, я не торопился и, сдерживая себя, отдался развитию событий, которые создавала Наталья.
Извиваясь передо мной, она медленно опускалась все ниже и ниже.
Теперь она смотрела не в мои глаза, а на мой член, который определенно привлекал ее не хуже той самой кобры. И в глазах у нее была жадность.
То, что она была жадной до стоячего члена, было мне хорошо известно. Еще с тех пор, когда мы с ней кувыркались на "ее" даче, а ее "папочка" снисходительно усмехался, глядя на увлечения своей "дочечки". Но как бы то ни было, а свое блядское дело она знала, и я с удовольствием ждал того, что должно было быть дальше.
Наконец Наталья оказалась стоящей на коленях и жадно смотрела на мой не имеющий колен член, который стоял, напрягшись, прямо напротив ее широко раскрытых глаз. Положив ладони на мои бедра, она медленно повела ими вверх и вскоре охватила всеми пальцами мою мошонку вместе с основанием члена. Он от этого покачнулся и напрягся еще немного, хотя, казалось бы, больше было уже некуда.
Она бросила на меня быстрый взгляд и, нагнувшись, схватила мой член пухлыми губами. Наконец-то желанная добыча была в ее руках, а точнее - во рту!
Застонав, она стала двигать головой вверх и вниз, при этом наклоняя ее то вправо, то влево. Ничего не скажешь, подумал я смутно, это у нее здорово получается. Мой член ничего по этому поводу не думал, а просто веселился, как мог.
Движения ее головы становились все глубже и сильнее, и наконец когда она почувствовала, что тверже уже не бывает, то с чмоканьем выпустила член изо рта.
Он был мокрым и блестящим и торчал, как багровый вызов всему миру.
Ее глаза затуманились, и все профессиональные ухватки куда-то пропали. Теперь из Натальи, как из жерла вулкана, перло простое, ничем не украшаемое животное желание насадиться на эту горячую палку и вертеться на ней до потери сознания.
Я не имел ничего против этого и, когда Наталья взяла меня за член и, бормоча что-то невнятное, потянула из кресла, сразу же последовал ее приглашению.
Несильно сжимая мой член в дрожащих от возбуждения пальцах, она пятилась до тех пор, пока не наткнулась голым задом на край стоявшего посреди номера стола. Тогда она, не выпуская член из руки, опрокинулась на полированную поверхность стола и широко развела ноги. То, что я увидел, было вполне привлекательно и было совершенно готово к принятию желанного гостя.
Мой член заорал мне: "Ну, долго еще ждать?", и я, опомнившись, с силой направил мой багровый паровоз в горячий мягкий тоннель, и то, что в нем было влажно и скользко, совсем не беспокоило обезумевшего машиниста, который с гиканьем нажимал на все рычаги и отчаянно набирал скорость, наплевав на весь мир.
***
Так. Значит, мы едем к Тохтамбаш-баши вместе.
Наталья будет меня то ли страховать, то ли контролировать от прыжков в сторону.
Честно говоря, на месте Арцыбашева я поступил бы точно так же.
Он, конечно, подонок, но, взявшись делать свое грязное дело, он делает его последовательно и аккуратно и страхуется от ошибок и неожиданностей.
Все правильно.
Итак, мы едем к Тохтамбашеву вместе. А может, оно и к лучшему?
Еще не известно, как все сложится там, в горах, в отряде. А Наталья в деле себя уже показала. Уж как она тогда мента из арбалета продырявила - лучше не придумаешь.
Но никто из нас другому не верит. И каждый в конечном счете будет играть за себя.
Только за себя, любимого. Это ясно как божий день.
И про Кемаля ей нельзя знать ни в коем случае. Кемаль - моя страховка и против Арцыбашева и против нее самой.
Она, сука красивая, подставила меня с банком так, что мне теперь афганец Кемаль более родной, чем она, паскудина русская.
Но на неделю или две - судьба делает нас партнерами.
А потом посчитаемся.
И счет, который я ей предъявлю, скорее всего будет для нее неподъемным.
***
До Куляба можно было бы добраться и вертолетом - местные ребята из вертолетного полка, что поддерживают двести вторую мотострелковую дивизию федералов, позволяют себе коммерческие рейсы, и пятисот баксов за глаза бы хватило, чтобы за час долететь до места.
Но Наташа наотрез отвергла этот вариант.
- У Тохтамбаш-баши везде свои люди, и он узнает, как мы добирались до Куляба. И это вызовет у него подозрения, что мы не совсем те, за кого себя выдаем.
Поэтому поехали автобусом.
Что это была за поездка, можно себе представить, если посмотреть документальные фильмы о бедных людях, которые трясутся по жаре в переполненном, обвешанном мешками и чемоданами автобусе. По пыльной каменистой пустыне, под страшным палящим солнцем, да по такой тряской дороге, что порою кажется, что мозги, кипящие от жары, выплеснутся из башки на дорогу, когда автобус подпрыгнет на очередной колдобине.
Чтобы скрасить шестичасовой путь, я взялся изучать досье Студня, ксерокопию которого Наташа заботливо сунула мне для ознакомления. Я умею отрешаться от всего и сосредотачиваться. Но читать досье мешала не только жара и тряска, но и чья-то живая коза, которую аборигены втащили в автобус и которая теперь стояла в проходе рядом с моим сиденьем и все пыталась жевать мой правый рукав.
Итак, досье.
Вот фотки его мамаши.
А вот фотки его папаши в форме…
А вот и сам Студень в фас и в профиль…
Я читал и дивился - ну и скотина же этот Студень!
Отец воевал, мать за ним дураком ходила, а он, мало того, что в карты материнские деньги проигрывал, так еще и воров на родимую хату за долги навел.
К исходу пути я уже знал про Студня все.
И когда в Кулябе мы вышли из душегубки, именовавшейся автобусом междугороднего сообщения, я вернул досье Наташе, и она, тщательно разведя возле дороги небольшой бумажный костерок, сожгла все дотла, а пепел растоптала.
В секретном досье на майора Тохтамбашева был указан кишлак, где жили родственники нынешнего баши - полевого командира и хозяина края. До кишлака было пятнадцать километров. Причем - пешком.
Это, может быть, в Сибири полста километров не расстояние, а в Средней Азии и километр дороги дается тремя литрами пота!
В общем - шли молча.
И не от того, что не хотелось разговаривать, а потому, что не было никакой возможности шевелить языком.
Кишлак открылся неожиданно - за очередным изгибом дороги. Никакого дорожного указателя, никакой надписи или транспаранта. А могли бы красиво написать, что здесь родился и вырос хозяин местного края - бай и курбаши - майор Тохтамбашев…
Мы подошли к крайнему дому.
Ишак, не привязанный, сам себе пасется в чахлой высохшей растительности, едва напоминающей тот раздел ботаники, где сказано про колючку и коноплю. Рядом - юный грязный таджик лет четырех, но уже в халате и тюбетейке. Оба - и ишак и его пастырь - с интересом глядят на русских чужаков.
- Эй, малец, а взрослые дома есть? - спросила Наталья, протягивая пацану леденец.
А малец смотрел-смотрел, пуская слюни, а потом ка-а-ак дунет в дом с криком не по-нашему!
Наташа засмеялась.
- Экая дикость здесь, однако!
В доме заскрипела дверь, и в проеме показался бородатый старик в белых, выцветших шароварах, полосатом ватном халате и в тюбетейке. В руках старик держал вполне современный помповик двенадцатого калибра.
- Э-э-э! Ассалям алейкум, ака! - нашлась Наташа, показывая старику руки, поднятые вверх и ладонями вперед, - у нас нет оружия, дедушка!
Дед поглядел на меня, и я тоже изобразил на лице любезную улыбку и тоже поднял вверх руки.
- Алейкум ассалям, - ответил дед, опуская ствол книзу, - кого ищете, русские?
- Нам поговорить надо с вами, ака, - взял я инициативу, потому как уже усвоил восточное правило, что женщину, хоть бы и в начале XXI века, здесь, в Средней Азии, не воспринимают как человека и разговаривают о делах только с мужчинами.
- Пройдем в дом, - сказал ака, жестом приглашая меня, а уж потом Наташу.
