Кристина рассмеялась над своими страхами, хотя и капельку нервно, и пошла умываться и готовить себе завтрак. Но перво-наперво вышла на крыльцо и подозвала к себе Иртыша. Просто чтобы убедиться, что он рядом и никуда не делся. Конечно же, Иртыш, нахал этакий, опять напросился на ласку. Фомич, когда это видел, всегда в шутку ворчал, что она ему пса разбаловала, но никогда не препятствовал возиться им столько, сколько влезет. Так что от Иртыша она избавилась только минут через пятнадцать, не раньше. Пока каждое ухо почешешь, пока поздороваешься с каждой лапой раз по десять…
Кстати, Фомич уверяет, что лапу он подавать начал только ей, раньше, мол, даже и не пытался. А все само собой получилось: Кристина сказала, дай лапу, Иртыш и дал. Она и ведать не ведала, что это вроде как новый трюк в программе. А Фомич только диву давался, на Иртыша своего глядя. Все смеялся: вот, мол, что женская ласка с нами, мужиками делает!
После завтрака Кристина задумалась, чем бы таким заняться в ожидании Фомича? На эскизы идти вроде не хочется, да и все равно половины нужных красок нет. Книжки, которые обнаружились в его доме, уже читаны-перечитаны по третьему разу, включая даже ту, что припас для нее Иван: «Искусство выживания в условиях средней полосы России». Судя по всему, он эту книжку выбрал, чтобы Кристина могла самостоятельно костер развести, что-нибудь на нем приготовить, чтобы леса не боялась. А книжка, кстати, ничего оказалась, кое-что даже весьма занятно расписано. Особенно те две последние главы, где рассказывается, как втихаря подкрасться к кому-нибудь, как замаскироваться под какой-нибудь пенек. Да о чем говорить: когда нормальных детективов под рукой нет, за них даже это руководство для самопальных спецназовцев сойдет! На безрыбье-то…
Потратив на раздумья минут пятнадцать, Кристина все-таки склонилась в пользу домашней уборки, хотя Фомич и не очень приветствовал ее хлопоты по хозяйству. Мол, раз ты гостья, то и отдыхай вволю, а я все сам сделаю. Но раз уж его все равно еще несколько часов не будет, можно покамест и полы подмести, и пыль со шкафов смахнуть. За таким занятием время летит незаметно и быстро, сколько раз уже в этом убеждалась. Как раз она уборку закончит, и появится Фомич.
Чтобы не елозить голыми коленями по грязному полу, Кристина надела камуфляжные штаны, с которыми успела, скажем так, свыкнуться — не всегда в шортах по болотам прыгать удобно, да и сквозь ельники продираться — счастья мало. Кто бы ей раньше сказал, что она на себя это наденет! А оказалась очень удобная штука: комары прокусить не могут, грязь не слишком видна, а главное — их не жалко и стирать легко. И материал, из которого камуфляж пошит, просто неубиваемый какой-то, хоть что с ним делай! Только линяет на солнце чуть-чуть и все. Вон, у Фомича точно такой же, только сильно поношенный. Так они только цветом и различаются. Ну, еще само собой, размером.
Мытье полов заняло у нее почти два часа. Кристина пошла выливать за дом грязную воду, когда услышала далекий шум мотора. Неужели уже Фомич возвращается? Но, судя по звуку, машина (или машины?) прошла где-то рядом, и проехала дальше, в лесную чащу. Что за новости? Фомич дорогу спутал? Быть того не может! Или решил на машине свое хозяйство объехать? Но он этого не любит делать, мол, зачем зверье да птицу лишний раз тревожить, лучше уж пешком пройтись. Тогда, получается, это кто-то чужой. Но не охотники — сезон охоты еще не открыт, надо до середины августа ждать. Разве что браконьеры…
При мысли о браконьерах в желудке Кристины что-то неприятно буркнуло. Не дай Бог, чтоб ее страхи подтвердились! Что ей делать, одной против чужих? У нее-то даже баллончик газовый, и тот благополучно в Москве остался! Ох, поскорей бы возвращался Фомич!
Пока Кристина ждала Фомича, чтобы сообщить о приезде чужих, вся извелась. Да еще и Иртыш себя как-то подозрительно вел: ласкаться против обыкновения не лез, и все вслушивался в лесной шум, вытянувшись по струнке — большой, красивый, лохматый. На собачьих выставках любой хозяин бы за такую стойку у своей собаки душу бы продал! Но для Кристины это лишь служило лишним подтверждением обоснованности ее страхов, поэтому нисколько не радовало, а скорее, наоборот, еще сильнее тревожило.
Наконец, послышался знакомый шум мотора, и минут через пять Фомич собственной персоной уже загонял Уазик в гараж. Кристина, не дождавшись, пока он заглушит машину, подбежала к водительской двери и затараторила:
— Кто-то приехал в лес. На машине. Уже давно. Я их не видела, но Иртыш все чего-то слушает!
Фомич озадаченно нахмурил брови. Выгрузил из машины сумки с продуктами и отдельно пакет с красками и холстами, занес в дом.
— Давно, говоришь, приехали?
— Ну, пару часов назад точно. Может и больше, я на часы не смотрела.
— Куда поехали?
— Не знаю, но мне кажется, что куда-то в сторону озер.
— Может, пикник какой? Люди поразвлечься, искупаться собрались? В принципе, места эти мало кто знает, но ведь знают же! Пойду-ка я посмотрю, кто там. А то что-то у меня на сердце неспокойно.
— А можно я тоже пойду?! Я тут в одиночестве уже совсем извелась, я боюсь одна оставаться! Фомич, возьми меня с собой, пожалуйста! А то я с ума сойду.
— Тогда собирайся.
— Да я уже готова!
— Что ж, идем. Только тогда ты меня пару секунд подожди, — и Фомич ненадолго скрылся в доме, выйдя оттуда уже с винтовкой.
— А зачем это нам?
— Времена нынче смутные, а люди разные бывают. Не доверяю я что-то людям, так что пусть будет.
Они почти подошли к берегу первого озера, как услышали громкий хлопок, почти взрыв. По лесу раскатилось долгое эхо, и разом смолкли птичьи трели.
— Что это? Они петарды взрывают? — спросила Кристина.
— Боюсь, что это похлеще петард будет, — ответил помрачневший Фомич и ускорил шаг.
Когда до берега оставалось буквально минута ходу, и уже были видны две стоящие друг около друга иномарки с раскрытыми настежь дверями, Фомич обернулся к Кристине и сказал:
— Слушай, ты со мной дальше не ходи, лучше где-нибудь поблизости спрячься. Если что — сразу же беги домой, и чтоб все двери на запор! Поняла? — и, не дожидаясь ответа Кристины, Фомич двинулся дальше в сторону иномарок. Кристине ничего не оставалось, как затаиться в ближайших кустах.
Из кустов Кристине не было видно, что происходит, да и слышно тоже ничего не было. Посоветовавшись сама с собой, она решила поменять дислокацию. А что, она приказ Фомича не нарушает, не высовывается! Главное, как в этой книге про выживание: перемещаться так, чтоб ни одна сволочь даже не заподозрила, что ты где-то рядом.
Путем сложных перебежек и даже перекатов, Кристина, наконец, выбрала себе достойный наблюдательный пункт, откуда ей было прекрасно видно и слышно всю компанию и Фомича. Она поудобнее устроилась и принялась рассматривать приехавших.
Всего Кристина насчитала четырех мужчин и четыре девушки. Но, судя по всему, сложившихся пар здесь не было, поскольку девушки держались обособленной стайкой. Кристине они сразу же активно не понравились. Своими голосами, хотя подавали они исключительно одиночные реплики, девицы напоминали стайку чаек — такие же визгливые. Да и одеты эти мамзели были явно не для этого места. Бикини эти дурацкие из одних веревочек, которые ничего не скрывают, да и цели такой перед собой не ставят. И ведут себя девицы как-то развязно, замашки, как у женщин свободного нрава. А может, это они и есть? Поэтому и накрашены так вызывающе? Так кто же тогда к ним с Фомичом в гости пожаловал?
Кристина перевела взгляд на мужчин. Трое в плавках, с намечающимися пивными животиками, с характерными цепочками на шеях и запястьях. Сколько уже шуток на тему любви «бизнесменов», сиречь бандитов к «голдам» придумано, так ведь все равно продолжают цеплять их на себя и носить, не снимая. А смотрятся в итоге смешно и пошло. Четвертый приезжий, в джинсах, но босиком и без рубашки, разговаривал с Фомичом. Интересно, штаны он только-только натянул, чтобы перед лесником представительнее выглядеть, или просто не успел снять?
— Что ж, будем составлять протокол. Незаконный лов рыбы запрещенными средствами с причинением крупного ущерба, да еще группой лиц по предварительному сговору. Либо штраф, либо лишение свободы сроком до двух лет, статья 256 уголовного кодекса. Вы хоть понимаете, что натворили, варвары? Взяли и озеро испоганили! Рыбки им захотелось! Захотелось — так в магазин поезжайте и покупайте там все, что хотите! Зачем же глушить! Вы ж не только крупную рыбу, вы малька загубили! Чтоб все восстановить, не один месяц потребуется!
— Мужик, да не гони! Все путем! С Семенычем договоренность получена, в накладе не останешься…
— Да мне этот ваш Семеныч — никто! И со мной никто ни о чем не договаривался, уж тем более о том, чтобы рыбу динамитом глушить! Здесь — моя территория, и я за нее отвечаю. А ваш Семеныч (тут Фомич добавил крепкое матерное определение, чего Кристина от него точно не ожидала) может изображать из себя крутого, сколько ему влезет, если погонами своими не дорожит. Я эту гниду не боюсь и прогибаться под него не намерен. Так и передайте при личной встрече. И этого я так просто не оставлю, имейте в виду. Безнаказанно такое паскудство спускать нельзя!
— Э, мужик, ты не прав! Мы только расположились, только ухи собрались сбацать…
— А мне наплевать, чего вы тут собирались, а чего не собирались. Милиции вы, понятное дело, не боитесь, раз с Семенычем якшаетесь, но меня со счетов списывать тоже рановато.
— Да ты хоть знаешь, на кого наехал! — начал было доселе молчавший крепыш в плавках, но мужик в джинсах его перебил:
— Костян, остынь покамест.
— Так что насчет протокола? — поинтересовался Фомич, совершенно проигнорировав выступление крепыша Костяна.
— Протокол свой гребаный заткни себе в задницу и подотрись, — прошипел мужик в джинсах, пристально уставясь на Фомича змеиным взглядом. — Никто ничего тебе здесь подписывать не станет!
— Ладно. Такой вариант я тоже учел. Тогда собирайте свои манатки, девок и валите отсюда подобру-поздорову. Только зарубите себе на носу: я не злопамятный, а просто очень злой, и на память не жалуюсь. Вы у меня за загубленное озеро ответите, и под суд пойдете, тут вам никакой Семеныч не поможет!
— А за себя не боишься? Такой смелый выискался!
— Это вы за себя бойтесь. А у меня совесть чиста.
Внезапно крепыш бросился в сторону Фомича, и Кристина даже зажмурилась от страха. Фомича сейчас будут бить, а она ничего не сможет сделать! Однако Фомич мгновенно среагировал на возникшую угрозу и, тренированным движением сняв винтовку с плеча, сделал предупредительный выстрел под ноги крепыша, взметнув маленький фонтанчик пыли. Тот сразу застыл, как вкопанный, а девицы, словно только этого и ждали, подняли такой визг, что мужик в джинсах брезгливо поморщился.
— Вот значит как. Ну что ж, Джеймс Бонд. Мы, так и быть, уедем. Но не думай, что все закончилось. Для тебя все неприятности только начинаются, — цедя слова сквозь зубы, сказал он, обращаясь к Фомичу.
— Не пугай. Пуганный уже, — ответил Фомич, по-прежнему держа винтовку на изготовку.
— Поехали, братва. Девок грузите.
Кристина видела, как компания одевается, бросая в сторону Фомича взгляды, не сулящие ничего доброго. На голосящих девиц шикнули, и они быстренько заткнулись, напялили на себя шмотки и расселись по машинам. Еще через пять минут иномарки уехали, выплюнув из выхлопных труб облачка гари. Кристина до последнего боялась, что кто-нибудь попробует задавить Фомича, но Бог миловал, обошлось. Как только простыл след незваных гостей, она вылезла из своего укрытия и подошла к Фомичу.
— Я ж тебе сказал спрятаться!
— А я что? Я и спряталась! Ой, я так испугалась, когда этот на вас бросился! Думала — все, сейчас вам достанется. Как хорошо, что вы ружье с собой взяли!
— Ну, во-первых, он бы мне все равно ничего не сделал. Ты про Иртыша на забывай. Этому парню повезло, что он ближе подойти не успел, а то бы узнал, почем фунт лиха. А что касательно винтовки, так сдается мне, что в ближайшее время придется мне ее из рук ни днем, ни ночью не выпускать.
— Вы думаете, они вернутся?
— Не знаю, не знаю. Но на душе неспокойно. Ты вот что, в ближайшие пару-тройку дней на этюды не ходи, лучше дома посиди. Мало ли чего. Не понравился мне взгляд этого, в джинсах. Ох, не понравился! Как бы не замыслил какую гадость.
— Ага, казалось, насквозь глазами прожжет! Мне вообще показалось, что он у них самый смелый.
— Они не смелые, орлы эти, они безбашенные. А это совсем другой коленкор. Вот скажи, почему нормальный человек, вроде нас с тобой, испытывает чувство страха? Боится хулиганов, революции, аварии — не важно чего?
— И почему?
— Потому что ему есть, что терять. Он за завтрашний день переживает, у него семья, дело любимое, близкие люди. А таким как эти, терять нечего. У них понятие «завтра» просто отсутствует. Им бы сегодня, вот прямо сейчас, себя крутыми почувствовать, на гребне волны покататься, а потом — трава не расти. Им все по фигу, кроме своих амбиций. Поэтому я и беспокоюсь. Что-то они слишком легко свои позиции сдали. Можно сказать, без боя. Да еще Семеныч этот!
— А кто такой Семеныч?
— Да начальник районного отделения милиции. В поселке живет. Тот еще клоп! Мелкий, конечно, начальничек, но вони от него… Возомнил о себе Бог весть чего, со всякой швалью ручкается. Мы с ним, как только его назначили, с той самой поры и цапаемся. Уже второй год пошел. Такая мразь — словами не передать. Ребята у него в подчинении — нормальные, хорошие, но что толку-то, если начальник — дерьмо! Шушеру покрывает, бандитам пятки лижет. Гнилой человек. Насквозь гнилой.
— И как быть? Он же этих, что сегодня приезжали, наверняка в обиду не даст.
— Не даст — и ладно. Я на него и его прихвостней управу найду, пусть даже не сомневается. Поеду завтра в город в прокуратуру. Там у меня один хороший знакомый работает, думаю, справимся. Они за загубленное озеро сполна ответят, до последней рыбешки!
Кристина перевела взгляд на озеро. Озеро было мутным и неживым. На его поверхности брюшками кверху плавала мертвая рыба. Очень много рыбы. Трудно было найти хотя бы один участок воды, свободный от рыбьих тушек. От такой безрадостной картины у Кристины разом навернулись слезы, и она, не удержавшись, громко всхлипнула.
— Да будет тебе, будет! — Фомич подошел к Кристине, обнял ее и ласково потряс, одновременно загораживая собой вид на озеро. — Не скоро, но восстановится все. В природе пустоты не бывает. Природа себя залечит. Жаль, конечно, но уже ничего не поправишь. Не плачь, девонька, не надо. Пошли лучше домой, чайку попьем. А то смотри, как перенервничала вся! Давай, пошли, пошли…
* * *
Давешний мужик в джинсах уверенно вел машину. Рядом с ним сидел крепыш, набыченный и злой. На заднем сиденье вольготно расположились две из четырех девиц.
— Слушай, а че ты на попятный пошел? Дали бы этому кренделю в репу и все дела! Все настроение испортил, боец за справедливость!
— Костян, заглохни. Сначала этих, — кивок в сторону заднего сиденья, — вывезем, а потом и побазарим нормально. Только за лоха меня не держи, ладно? Но пока — цыц.
Крепыш расплылся в удовлетворенной улыбке.
* * *
Семь-сорок окинул критическим взглядом левое крыло Волги. Не фонтан, конечно, но для сельского хозяйства сойдет. Теперь очередь за шпатлевкой, потом выводить все шкуркой под ноль, грунтовать и красить. Но эту работу Сергей любил. Он пальцами чувствовал, где и как надо пройтись наждачкой, где нарастить, а где убрать лишнее. И запах свежей краски и шпатлевки он очень любил. В его сознании он почему-то всегда ассоциировался с будущим праздником. Может быть потому, что когда в его квартире делался ремонт, по его завершении матушка всегда накрывала стол для всех участвовавших в нем, обязательно откупоривалась бутылка шампанского, и даже ему, маленькому, наливали полбокала шипучего напитка.
И где же, позвольте узнать, носит этого Лесничего? «Я буквально на полчасика, тут до магазина рукой подать»! В итоге ни его самого, ни шпатлевки со шкуркой. А дело стоит. Ему-то, Сергею, что? — это Ивану надо с ремонтом побыстрее закончить, поскольку срок больничного истек, да и за подругой давно пора ехать. В принципе, Волга уже на ходу, но если на ней выехать за ворота гаражного кооператива, ее любой гаишник с распростертыми объятьями примет. Просто, как родную! Перед только-только выстучан, по форме, конечно, уже напоминает прежние волговские очертания, но без замазки и покраски — это жуть с ружьем. Да и фары с поворотниками еще не установлены. Куда их ставить-то, если еще все красить не по одному разу придется! Что он, умом тронулся что ли, одну и ту же работу дважды переделывать?
Семь-сорок уселся на расстеленную перед гаражом тряпку и подставил лицо солнцу. А, если не работать, так хоть загореть чуть-чуть! Хотя он закрыл глаза, от яркого солнца даже за плотно сжатыми веками начинали прыгать какие-то серебряные искорки, молнии и зигзаги. Поэтому, посидев так минут пять, от своей «гениальной» идеи Сергей отказался. И как только люди умудряются валяться на пляжах по нескольку часов кряду? Видимо, крутая закалка, не иначе.
Наконец, показался Лесничий. Судя по выражению лица, было ему как-то кисло. Может, того, что нужно, в этом магазине не оказалось? Или слишком дорого вышло?
— Чего такой безрадостный? Такое впечатление, что тебя насильно лимонами кормили!
— Лимоны я, к твоему сведению, люблю. Так что не угадал.
— Шпатлевку приволок?
— Приволок, приволок, угомонись! Все, что ты просил. На, держи!
— Хм, странно: действительно все купил. Тогда я уже ничего не понимаю. Уходил — человек человеком, а вернулся скукоженный и с мордой, как у церковного праведника, которого в одну постель с бабой положили!
— Я помимо магазина еще успел домой забежать, остатки денег забрать. А в двери телеграмма торчит. Из лесничества. Сегодня утром отбили.
— Что-то случилось?
— Да нет, ничего особенного. Просто волнуются там, ждут меня. Да и сам факт: просто так телеграмму давать не стали бы. Там далеко не паникеры живут. Так что если написано «волнуются» — читай, что Кристина уже по потолку бегает от беспокойства. Вот такая петрушка.
— Интересно, а почему она сама в Москву не возвращается? Ты же вроде говорил, что это возможно?
— Не знаю. У меня только два варианта в голове крутятся: либо ремонт Уазика оказался сложнее, чем представлялся и, следовательно, Кристина никак до поселка добраться не может. Либо она по каким-то своим внутренним причинам в Москву не торопится.
— По каким таким «внутренним причинам»? Ты намекаешь, что у нее там кто-то появился?
— Исключено. Но, немного зная Кристину, могу сказать, что мотивы ее поступков могут быть самыми непредсказуемыми. И не всегда логичными. По крайней мере, с моей точки зрения. Так что на душе у меня сейчас — полный раздрай. И веришь, нет — руки опустились. Стою, как пыльным мешком стукнутый.
— Это с чего вдруг?
— Не знаю. Понимаю, что сейчас надо с ремонтом ускориться, выполнить пятилетку за три года, а такая апатия напала — вообще ничего не хочу делать. И не могу.
— Ну, ты не можешь — я могу, так что этот вопрос замяли. А по поводу твоей внезапной апатии — это, видимо, психология фокус выкинула.
— То есть? Я что-то не врубился. Какая психология?
— Ну, я хотел сказать, психика. Я в этом, конечно, сильно не секу, но что-то мне кажется, что ты все равно боишься с Кристиной встречаться, вот и бунтуешь против поездки всеми мыслимыми способами. Нет, я не имею в виду, что сознательно! Это всегда как бы само собой происходит. У меня тоже что-то подобное пару раз было.
— Не знаю. Может, ты и прав. Только мне от этого ничуть не легче.
— Ладно, влюбленный Шекспир. Раз ты весь из себя замороченный, то иди отсюда и у меня рабочий настрой не сбивай. Прогуляйся по округе, салатиков каких-нибудь организуй или гамбургеров. А я покамест займусь совершением очередного трудового подвига.
— Что, опять жрать хочешь, троглодит ненасытный? Сколько на тебя смотрю, всегда удивляюсь, и как в тебе столько всего помещается? Я всегда считал, что аппетит у меня на уровне, но слопать за один присест кило пельменей, как ты вчера, это для меня просто нереально!
— Желудок студента меньше наперстка…
— Но сжирает эта сволочь столько, что давление в ее желудке, как в эпицентре ядерного взрыва!
— Я — не сволочь, я хороший!
— Так и запишем: хорошая сволочь!
— Злой ты, вот уйду я от тебя и возись со своим металлоломом сам!
— Ладно, не пыхти, как закипевший чайник. Так и быть: пойду, поищу, чем тебя накормить.
— Вот это правильно! А то «сволочь», «троглодит»! И это меня, белого и пушистого, так обзывать!…
* * *
В кабинете с портретом президента на стене и совсем уж старорежимным вымпелом «Победителю соцсоревнования» сидело двое. В одном из них при желании можно было узнать давешнего мужика в джинсах, которого его собеседник звал Тимоха. Тимоха же обращался к своему визави просто по отчеству: Семеныч. Говорил он тихо, даже вкрадчиво, вальяжно развалившись в кресле, но отчего-то у Семеныча по вискам катились крупные капли пота, и притулился он на краешке обитого дерматином стула, съежившись, будто в ознобе.
— Так что вот такие дела, Семеныч. Ну, сам понимаешь, с девочками и в неглиже объяснять мужику, что он не на тех пасть раззявил, было как-то не с руки. Да еще этот козел из своего винтаря Костяну под ноги пальнул, когда тот на него рыпнулся. Грозился, между прочим, что дело до суда доведет, и ты ему, мол, не авторитет. И как же прикажешь это понимать? Ты мне сам это место указал, побожился, что все будет тип-топ, на высоте. А в итоге? Отдых попортили, нас, как щенков вышвырнули! Ты хоть понимаешь, что это значит?! Мужик этот, между прочим, велел тебе передать отдельно, что он тебя имел… в виду. Семеныч, я что-то не понял: выходит, ты мне голое бла-бла гнал, что у тебя в районе все по струночке ходят и тебе в рот смотрят? Непорядок. Этот вопрос решить требуется, и немедленно. Еще ни одна сявка на меня безнаказанно вякать не смела!
— Да этот лесник мне уже давно поперек горла стоит! Во как достал! — и Семеныч рубанул рукой воздух на уровне своего кадыка.
— Ну, а раз достал, так не пора ли ему хвост прищучить?
— Пора, Тимоха, ой как пора!
— Что ж, значит, придется мне твою работу делать. Этот мужик — твой недосмотр, и ты, Семеныч, должен прекрасно это понимать.
— Да я все понимаю, понимаю. Что ж, припугни его как следует…
— Э, нет. Ты, Семеныч, не понимаешь! Я его не припугнуть хочу. Я его — накажу! И накажу примерно, чтоб другим впредь неповадно было свою варежку проветривать, да Тимоху на прицел брать. Что это ты так сморщился? Или у тебя к этому леснику свой интерес имеется? Уж не защищать ли ты его собрался?
— Да ты что, Тимоха, как можно! Просто… Эта… Ну, не хотелось бы крови. Сам понимаешь, участок мой, на меня все и повесят!
— Вот и хорошо, что на тебя. Зря что ли здесь сидишь, штаны протираешь? Вот и отработаешь свой хлеб. А уж с кровью или без получится — это я тебе наперед не скажу. Я тебе, Семеныч, не повар, чтоб о качестве бифштекса рассусоливать. Усек?
— Ну, все равно: ты уж как-нибудь по-тихому постарайся, ладно? Хоть место там и глухое, но все равно, мало ли что!
— Что-то ты больно назойливый сегодня, Семеныч! Не боишься, что рассержусь?
— Не боюсь, Тимоха, — ответил Семеныч и впервые за все время разговора, не отводя глаз, посмотрел на гостя. — Ты — головы не теряешь, чем и славишься. И проблемы лишние тебе совсем ни к чему. Значит, договоримся. Я сделаю так, чтобы твое имя в связи с этим лесником нигде не всплыло. А ты пообещаешь, что обойдешься без мокрухи. Пойми, если лесника грохнуть, тогда точно какую-нибудь шишку из города пришлют. Будет тут шарить, разнюхивать везде. Может и раскопает чего. Так зачем палкой в улей тыкать, трудности себе лишние создавать?
— Ох, и пройдоха ты, Семеныч! Ладно, считай, уболтал ты меня! А сейчас выкладывай-ка ты мне все, что знаешь про этого лесника. И с подробностями! Я тебя сегодня до-олго слушать буду…
* * *
Кристина сидела у окна, вглядываясь в лес, казавшийся ей сейчас мрачным и каким-то пасмурным. Пару часов назад Фомич ушел на обход, строго-настрого наказав ей избу не покидать и каждые полчаса выходить на связь. На душе было тревожно и очень-очень неспокойно. После обеда Фомич почти два часа провел, начищая свою винтовку и перетряхивая охотничью амуницию. Да и сейчас ушел с винтовкой и запасом патронов. Ясно, что не охотиться собрался.
На всякий случай, Кристина погасила во всем доме свет и заперла двери, хотя Фомич ее об этом и не просил. После своих прошлогодних приключений она изменила свое отношение к огнестрельному оружию. И если Фомич — спокойный и рассудительный Фомич — отправился в вечерний обход с винтовкой за плечами, значит, на то есть действительно очень серьезная причина. Что, само собой разумеется, не могло не волновать Кристину. А вдруг что-то произойдет, что-то очень страшное? До поселка этого целый день ходьбы, связи никакой. Если в самое ближайшее время не появится Иван, про них с Фомичом вообще никто не вспомнит. Как же гнусно!
Внезапно Кристина замерла и принялась вслушиваться. Вроде как машина подъехала? Или нет? Вроде, нет. Да, точно, никого. Это у нее после сегодняшних событий глюки начались, вот и мерещится все, что ни попадя. Эта компания уже наверняка завалилась в какую-нибудь сауну в городе и думать не думает про то, что произошло на берегу озера. Только она, глупая, все переживает и паникует.
Кристина настойчиво уговаривала себя успокоиться, но это у нее получалось с трудом. Честнее сказать — никак не получалось. Если все так хорошо, почему же Фомич перешел на «военное положение»? Почему за весь сегодняшний день он так ни разу и не улыбнулся? И за столом не шутил и не балагурил, как обычно?
Кристина уже потеряла счет времени, сколько она просидела в ожидании возвращения Фомича. За окном уже смеркалось, час-полтора — и окончательно стемнеет. Фомич только что выходил на связь, сказал, что забежит, проверит еще одну точку, и домой. Поскорей бы!
Вдруг от входной двери раздался какой-то неровный стук, а следом и короткий лай. Раз, другой. Иртыш! Неужели Фомич ушел без своего верного друга, оставил его дом охранять?! Но тогда что случилось? Иртыш просто так голос не подаст!
Кристина подбежала к входной двери, открыла и впустила Иртыша. Тот, приплясывая от возбуждения, осторожно прихватил ее за край камуфляжных штанов (так и не переоделась сегодня) и потянул за собой. Кристина пару секунд подумала, распространяется ли просьба Фомича не покидать дом на подобные случаи, и решив, что нет, помчалась за Иртышом, резво рванувшим куда-то по дороге.
Бегун из Кристины был неважный, поэтому она достаточно быстро выдохлась и была вынуждена перейти на ходьбу. Странно. Она была готова поклясться, что они движутся в сторону той сторожки, в которой она ночевала в самом начале своей лесной эпопеи. За прошедший месяц она научилась сносно ориентироваться в окрестностях, и даже как-то раз любопытства ради прошлась по маршруту, по которому мчалась в первый свой вечер. Страшный ельник при свете дня уже не показался ей таким жутким, а болото, прямиком в которое она, оказывается, топала, тем более. Там росли такие подосиновики!
Но сейчас явно не время думать про грибы. И отчего это встречный ветер несет запах костра? Неужели пожар? Боже мой, только не это! Фомич этого не перенесет!
Ноги Кристины сами собой вновь побежали, и через некоторое время она увидела, откуда идет дым. Горела сторожка. Языки пламени уже полностью обнимали ее, бежали по крыше. Трещали горящие доски, сыпались искры, и от горящего домика исходил такой жар, что Кристина почувствовала его даже на таком приличном надо сказать расстоянии от пожара.
— Фомич, Фомич, прием! Горит сторожка! Как принял меня? Повторяю: горит сторожка! Я здесь с Иртышом, потушить не смогу, она уже вся в огне! Фомич, беги скорее сюда!
— Кристина! Уходи оттуда! Немедленно уходи оттуда! Запрись в доме и никому не открывай! Кристина!
Внезапно Кристина оказалась в чьих-то грубых объятьях, и противный мужской голос захохотал ей прямо в ухо:
— Гляди-ка, какая курочка к нам пожаловала? А мужик этот, лесник, знать, не промах! Какую молоденькую кралю себе нашел! Даром, что седина в голову! А куда это ты торопишься? Ты уже пришла туда, куда надо. Или я хуже твоего лесника?
Из рации, которую крепко сжимала в руке Кристина, раздался взволнованный голос Фомича:
— Кристина, как приняла? Кристина, ответь! Кристина!
Человек, схвативший Кристину, своей рукой зажал ее руку с рацией, нажал на ее указательный палец, лежащий на клавише передачи, и поднес рацию к своим губам, отчего правая рука девушки оказалась неестественно вывернута назад и вверх. Со стороны, наверное, могло показаться, что мужчина и женщина в отсветах пламени танцуют какой-то старинный танец.
— Лесник, это ты? Твоя девка у нас. Можешь особо не торопиться, она скучать не будет, обещаю!
Внезапно Кристина упала на землю, а за ее спиной раздалось рычание и громкий мат.
— Бля! Откуда взялась эта тварь! Пацаны, спасите! Ай!
Встав на четвереньки, Кристина оглянулась через плечо. Верный Иртыш мутузил напавшего на нее мужика и, судя по всему, нешуточно располосовал ему руку. Мужик истошно голосил и звал на помощь. Выходит, он здесь не один?! И правда, вон какие-то силуэты прямо к ним бегут. Черт, драпать надо! Иртыш со всеми не справится!
И Кристина, крикнув Иртышу «выводи меня!», ведомая каким-то звериным инстинктом, на тех же четвереньках кинулась в лесную чащу. Как ни странно, но рацию умудрилась сохранить при себе, поэтому, задыхаясь от бега, она прокричала:
— Фомич, я вырвалась! Фомич, он не один! Слышишь? Фомич! Прием! Как понял?