На этот раз часть кресел перенесли к рингу, дабы наблюдать за поединком с близкого расстояния. Руки бойцам позволили перебинтовать, для защиты ног выдали щитки. С выбором поединщиков проблем также не возникло: первым бойцом оказался рослый сухой парень с задиристо выдвинутой челюстью и пустым взглядом убийцы. Малость коротковатые ноги компенсировала обезьянья длина рук, а расплющенные капустными листами уши говорили о том, что «обезьянку» безжалостно эксплуатируют в качестве спарринг-партнера. Второй соперник также не слишком встревожил Зимина, хотя и выглядел внешне значительно более грозно. Парень явно серьезно качался, что угадывалось по спинным «клылышкам», по вздутым бицепсам и плечевым мышцам. Широченную грудь покрывал густой ворс черной растительности, зато головенка качка была абсолютно лысой. Для фотографий он был явно хорош, наверняка годился и для съемок бандитских сериалов, но вот как соперника Стас его всерьез не принимал. Как говорится, не та фактура. Впрочем, по-настоящему бояться следовало третьего поединщика. Кто им будет, Стас мог только догадываться, и именно эта неизвестность тревожила его более всего. В сущности, выйти против него мог любой из присутствующих, включая разобиженного Чана и самого Косту. В общем, как ни крути, а процедура предстояла невеселая, сулящая новые синяки и новых обиженных. Но назвался груздем - полезай в кузов, и внимательно разглядывая перетаптывающихся на той стороне ринга противников, Стас бегло примерял к ним возможные тактические приемы, заодно присматривался к залу, пытаясь запомнить все «мертвые зоны», в которых его кулаки могли оказаться невидимыми для наблюдателей со стороны.
      За несколько минут до боя к табурету, на котором устроился Стас, подошел Папа. Чуть наклонившись, пустил в лицо Зимина струю сигарного дыма, с ядовитой интонацией вопросил:
      - Так что ты там трендел, соколик, насчет дисбата? Любаша рассказывала, будто в бега подавался?
      - Ага, - Стас говорил скупо, сознательно избегая красочных описаний. - Скучно стало, вот и ушел.
      - Говорят, стреляли, в тебя?
      - Было дело.
      - Это хорошо… В смысле, значит, похвально. - Папа задумчиво кивнул собственным мыслям, кончиком сигары неспешно указал на Стасово плечо. - Вот только татуировка, братец, у тебя странная. Не то ментовская, не то спецуры какой.
      - Так это ж армейская! - Зимин хмыкнул. - Ума-то не было, вот и прикалывались, как могли, - кололи кто что выдумает. И ментовские делали, и десантные, а кто - и воровские себе рисовал.
      - Хмм… За воровские и впрямь можно голову потерять.
      - Так я ж говорю: ума не было. Один придурок на лбу у себя звезду выколол. И буковки «СССР».
      - Это еще зачем?
      - Да просто так, для прикола…
      - Ладно… - Папа, выпрямившись, кивнул на перепрыгивающего канаты сухощавого детину. - Это твой первый противник - Куш. Парень быстрый, но без царя в голове. Званий нет, особых способностей тоже, побед - кот наплакал. Считай, дали тебе для разминки. Справишься, получишь Гриню. Это тот медведь, что справа.
      - А потом?
      - Потом?… Потом найдем бойца получше.
      - Уж не Косту ли?
      - Не бойся, - Папа хмыкнул, - мы тоже люди с понятием, так что чемпиона против тебя выпускать не будем.
      - Вот уж спасибочки!
      - Спасибо в карман не положишь… - Папа небрежно тряхнул сигарой, просыпав часть пепла на оголенное плечо Зимина. - Это я к тому, что в этом и следующем бою я на тебя поставил. Вполне реальные бабки, так что смекай. Проиграешь, будешь мне должен.
      - А если выиграю?
      - Значит, долг твоего пацана спишем, как и договаривались…
      То ли он успел дать какой-то тайный знак, то ли просто истекло положенное время, но обладатель рыжих кудельков и золотых печаток быстро приблизился к рингу и, театрально взмахнув коротенькими ручками, тонким голосом объявил:
      - Первый бой! Без раундов и перерывов. Время боя не ограничено, допускаются любые удары и любые стили… Итак, Куш против Капитана! Бывший форточник против дисквалифицированного бомжа!
      Зрители встретили необычное выступление гулом довольных выкриков. Кто-то даже пронзительно свистнул, но Папа скривился, и свист тотчас оборвался.
      - Для несведущих повторяю, - вновь заголосил рыжеволосый, - ставки традиционно принимает Стакан, он же выплачивает призы. Так что без кипеша и лишних советов! Все должно проходить культурно, как в долбанном Майами, из которого я вернулся не далее как на прошлой неделе…
      Подчиняясь команде рыжеволосого, один из бритоголовых лакеев ударил в висящий тут же поблизости гонг. Еще больше выпятив свою жутковатую челюсть, Куш ринулся к Зимину, и уже по тому, как он двигался, как покачивал плечами, Стас понял, что паренек обречен. Папа не обманул: Куш представлял собой стопроцентного мальчика для битья. Он мог сколько угодно пугать своим видом и своими повадками, но к серьезным схваткам этот парень был явно не готов. Он и первые свои удары исполнил, как робот - скорее по обязанности, нежели с целью нанести сопернику серьезный урон. На миг Стас даже пожалел парня, но тут же и обругал себя за несвоевременные мысли. Жалеть в первую очередь следовало себя и Игната. А также всех тех, кого здешняя элита использовала в качестве золотоносных доноров. Вот и с Кушем не следовало церемониться, - роль мецената Стасу решительно не подходила. А потому, подловив парня на вялом джэбе, Зимин ответил встречным еще более стремительным «кроссом». Попал точнехонько в «треугольник смерти», располагающийся под носом бедолаги, и, разумеется, это малости сопернику хватило. «Мальчик для битья» в очередной раз потерял сознание, довольно некрасиво хлопнувшись затылком на брезентовое покрытие. Кто-то из толпы вновь заулюлюкал, кто-то громко ругнулся матом, но бой не задержали ни на минуту. Нырнувшие под канаты ребятки тотчас убрали с ринга обмякшего сотоварища, а на смену ему грузной поступью шагнул Гриня. Этот был и страшнее, и опаснее Куша. Лишнее сало не мешало противнику перекатывать под кожей литые шары мышц, и любое попадание тяжелых его кулаков грозило долгим и надежным беспамятством. А хуже всего оказалось то, что весящий не меньше центнера боец помимо рук владел и ногами. Это Стасу сразу дали понять, хлестнув по рукам небрежной «мельницей». А парой секунд позже Зимин едва успел отпрянуть от умело проведенного «майгери-кокато». Пятка медведеподобного Грини целила в аккурат ему в грудь - и попади она в цель, на этом бой бы и закончился. Зато определил свою тактику и Стас. Будь это столкновение в честном поединке, он тоже пустил бы в ход ноги, но здесь проявлять свои способности было категорически запрещено. Для НИХ он был всего-навсего боксером - не самым мастеровитым, но с отменной скоростью и дыхалкой. В этих рамках Стас и должен был держаться. Конечно, он мог бы рискнуть и пойти на прямой обмен ударами. Тогда появлялся шанс в грубоватой рубке связать Гриню по рукам и ногам, затяжным марафоном вытянуть из него первую взрывную свежесть. Но и такой расклад был по-своему чреват. Во-первых, Гриня значительно превосходил Зимина по массе, а значит, любая борьба с ним обещала бездну проблем. Во-вторых, немалые опасения внушала и физическая мощь соперника. Стас не сомневался, что Гриня обладает всеми качествами профессионального нокаутера и при удачном попадании запросто мог устроить Зимину маленький Армагеддон. Таким образом, ни вязаться с Гриней, ни рубиться Зимин не собирался. Тактику подсказывала сама разница в весе. Кто легче, тот и бегает, - на этом и следовало строить всю игру. Юлить, бегать и опережать где только можно.
      Уже первая минута показала, что ни Грине, ни публике такая манера боя не нравится. Братки вновь стали свистеть и улюлюкать, кто-то даже затопал ногами, но на это Стасу было плевать. Лишь бы не бросались яблоками или банками из-под пива. Один раз такое он уже видел в родном Екатеринбурге на вольном чемпионате. Тогда разъяренные зрители обрушили на удачливого голландца целый поток всевозможных снарядов. Ринг в считанные секунды стал скользким от пролитого пива, а взбешенные голландцы в тот же день потребовали у устроителей матча денежной компенсации. Впрочем, здешней публикой управлял иной дирижер, и выплеска негативных эмоций бояться явно не следовало.
      Тем не менее, все большее недовольство проявлял сам Гриня. Жутковатым маятником он мотался вдоль канатов, тщетно пытаясь уследить за финтами Стаса. Удары его в большей степени взмешивали воздух, проносясь в считанных сантиметрах от тела противника, а махи, которыми Гриня лихо цеплял прежних своих противников, на этот раз оказывались бессильными. Он либо не доставал Стаса, либо попадал по рукам, умело амортизирующим все его атаки. А на второй минуте случилось и вовсе непристойное: Зимин умудрился подтолкнуть пятку соперника - да столь удачно, что только близкие канаты удержали Гриню от позорного падания. Впрочем, позор все-таки состоялся, поскольку пару раз ударить его за эти секунды Стас успел. Другое дело - что от ударов этих Грине не стало ни жарко, ни холодно. Что-что, а держать удары он умел. Наверное, именно это и подвигло Зимина на более активные действия. Поюлив еще некоторое время, Стас спровоцировал Гриню на очередную атаку, но на попятный уже не пошел, в свою очередь рванувшись навстречу судьбе. При этом он рассчитывал не столько на внезапность, сколько на широченную спину противника, на несколько мгновений загородившую его от публики. Это и было его секретным оружием, особым «ноу-хау», призванным переломить ход поединка. Очень уж много схваток провел на своем веку Зимин, чтобы так просто уступить этому медведю. Как ни крути, на его стороне был гигантский боевой опыт, было знание приемов, о которых этот мужлан не имел ни малейшего понятия…
      На бросок Стаса Гриня отреагировал должным образом. Из груди его вырвался крякающий выдох, и огромная ручища вскинулась навстречу. Где ему было знать, что на это и рассчитывал бывший спецназовец. Перехватив волосатую кисть, Стас качнул корпусом, бросая противника на себя. Чисто айкидошный прием, хотя разглядеть его было не столь просто. Одновременно Стас склонил голову, отчетливо услышав хруст, с которым челюсть Грини врезается в его лоб. Удар был жестоким, но Зимин себя не обманывал. Подобных левиафанов сложно сокрушить одним-единственным ударом, и, воспользовавшись замешательством соперника, Зимин взорвался бешеной серией. Теперь уже можно было и не беречь силы. Все должно было решиться именно сейчас, и Стас молотил Гриню, чередуя жесткие крюки в печень с ударами в шею и челюсть. Не чурался он и попаданий по рукам. Это в перчатках подобные блоки не приносят травм, а голыми кулаками можно перебить любую мышцу, превратив руки в бессильные плети.
      Следовало отдать должное Грине, - он сумел продержаться какое-то время, а точнее устоять на своих двоих. Но исход схватки был уже решен, и под рев восторженных братков Стас нанес последний решающий удар, согнув огромного Гриню пополам, легким толчком в голову повалив противника на брезент. Подниматься, Гриня не спешил, и, тряхнув руками, Зимин торопливо огляделся. Ему обещали третьего противника, и он почти не сомневался, что на этот раз против него выпустят Чана. Волосатый варвар мог атаковать безо всякого предупреждения, и Стас спешил поймать бойца в прицел своих глаз.
      - А теперь, - фальцетом провозгласил рыжеволосый конферансье, - против нашего агрессивного дебютанта выйдет…
      - Хватит! - поднявшийся с места Папа демонстративно похлопал в ладоши. - На этом пока и закончим.
      Глазки рыжеволосого удивленно округлились.
      - Но мы ведь хотели…
      - Не стоит. Думаю, надо пощадить Чана.
      Звероватый боец тотчас вскинулся, в глазах его блеснула обида.
      - Что за дела, Папа? Я в нормальной форме. Сделаю этого суслика в пару минут!
      - Может, и так, да только не будем спешить. Свои законные бабки я выиграл, а твой бой перенесем на более удобные сроки. - Желтоватые глаза с усмешкой взглянули на ворочающегося Гриню, с интересом перекочевали на Стаса. - А ты, оказывается, ничего, Капитан! Кое-что умеешь.
      - Я и не скрывал.
      - Так может, поработаешь у меня в команде?
      - А сколько у вас платят?
      - Ишь, ты! Сразу схватываешь что надо. - Папа хмыкнул. - Что касается бабок, то все зависит от тебя. Будешь управляться с соперниками, не обидим.
      На это Стас промолчал. Говорить было нечего, его статус без того приподнялся на пару делений. И не слишком тревожило то, что в лице того же Чана он приобрел смертельного врага. Паренек еще придумает, чем отомстить, а в том, что отомстить он обязательно попытается, Зимин ничуть не сомневался. Впрочем, на это Стасу было глубоко начихать. Главное, что сегодня ему удалось сделать первый существенный шажок в карьере бандита. Судя по всему, Папе он понравился, а значит, можно было рассчитывать на дальнейшее продвижение по службе. Хотелось надеяться, что сдержит свое слово Папа и в отношении пацаненка.
      - Мы это… Про Натовца толковали… - начал было он, но Папа перебил его энергичным кивком.
      - Все в силе, красавчик, не напрягайся.
      - Значит, мне можно идти?
      - Идти? - вельможным жестом Папа указал на заставленный бутылками стол. - Разве ты не хочешь к нам присоединиться?
      - Я-то хочу, но для начала надо бы в душ, да и с рубахой что-то решить.
      - Это все к Любаше. Объяснит все и покажет.
      - Без проблем! - легко поднявшись с места, Любаша танцующей походкой двинулась к Стасу. Приблизившись, дохнула в лицо винными парами, игриво похлопала по голой груди. - Пойдем, мальчишечка. Девочка все тебе покажет…
 

***

 
      Как выяснилось, кокетливая девочка и впрямь готова была показать ему абсолютно все. Едва оказавшись за порогом душа, она тут же стащила через голову тесную блузку, без малейших комплексов стянула с себя джинсы. Все это комком полетело в сторону шкафчиков, а в Зимина словно таран вонзилась ее распухшая грудь. Голая, Любаша, и впрямь выглядела чрезвычайно эффектно. Хотя может, и чересчур эффектно - без деликатных тонкостей, которые так нравились Стасу. Сложением и грацией хозяйка лагеря скорее напоминала цирковую лошадь. Тем не менее, успехи Любаши оказались куда более значительнее, нежели потуги медведеподобного Грини.
      - Ну, давай же! Чего стоишь истуканом?…
      Стас и не заметил, как очутился под струями душа в обнимку с гладкотелой дамочкой. Ее напор обескураживал. Самое скверное, что деваться было некуда, - подобно советским резидентам, оказывающимся в тех или иных капиталистических странах, он вынужден был соглашаться на роль соблазнителя. Терзаемый ее жадным слюнявым ртом, он еще сделал попытку отмежеваться от любовных игрищ, но и тут потерпел фиаско. Ссылка на безжалостный удар в пах, оказалась совершенно несостоятельной. Вернее, Зимина выдало собственное тело, предательски предъявившее Любаше готовое к работе орудие труда. Маленького этого казуса было достаточно, чтобы она продолжила свои жаркие домогательства. При этом действовала Любаша с пугающим исступлением, живо натянув ему на член импортную резинку, лаская Зимина попеременно руками и ртом, не забывая пускать в ход свои атлетические ноги. Подозревая, что очень скоро подобное действо может превратиться в нечто большее, Зимин в свою очередь перешел в атаку. Не хватало еще быть изнасилованным представительницей слабого пола! То есть, слабой ее назвать было трудно, но даже это обстоятельство не делало его роль менее постыдной.
      Эта женщина и впрямь возбуждала, но не как возможная подруга и любовница, - в Любаше он видел исключительно врага, и как злейшего врага собирался взять ее силой, чего никогда ранее ни с кем другим еще не проделывал. Этому было одно-единственное объяснение: ее гипертрофированная женственность абсолютно не стыковалась с внутренней жесткостью. Перед Стасом было хищное, жаждущее совокупления тело и ничего больше. И, впиваясь пальцами в ее резиновые груди, он видел перед собой не женщину, а ослепительно красивое животное, видел самку, ищущую самца.
      - Возьми меня, зверь! - она почти рычала. - Чего ты тянешь, чмо!…
      Церемониться с этим распаленным обезумевшим телом было, в самом деле, глупо, и рывком развернув Любашу к себе спиной, Стас согнул ее крючком, безо всяких предварительных ласк одним ударом вошел в ее влажную, раздавшуюся вширь вагину. Руками при этом он с силой сжимал ее талию, пресекая малейшие попытки развернуться. Впрочем, такое обращение, похоже, ей даже нравилось. Ягодицами она исступленно толкалась в его живот и, запрокидывая голову, то и дело издавала звериные звуки. Впервые в жизни Стас ощутил то, что, должно быть, ощущают все насильники мира - тот жутковатый восторг, что хмелит ум и гейзером ошпаривает душу. Он был собственником этого скользкого подвижного тела, хозяином этих раздвинутых ног и напряженных гимнастических ягодиц. Его власть над этой женщиной была беспредельной. Он волен был взять ее бесчисленное число раз, а волен был и убить. Во всяком случае, именно эта драконья мысль рано или поздно приходит в головенку любого насильника, и совладать с ней удается далеко не всем…
      Когда опустошающий взрыв накрыл его жаркой волной, он на какое-то время попросту отключился. А секундой позже, разжав руки, выскользнул из женского лона и, шаткой походкой едва добрел до душевой кабинки, где и шлепнулся на кафельный пол под режущие струи воды. С усталостью неведомо откуда накатило и жуткое безразличие. Разом стало на все наплевать, шелестящими качелями мир раскачивался перед глазами, не вызывая ни малейшего любопытства. И не хотелось уже реагировать ни на смачные остроты Любаши, ни на то, с какой беззастенчивостью она подмывала промежность всего в двух шагах от него, легко и просто раздвигая сильные ноги, шлепая мыльными руками по мускулистому животу и тяжелой груди.
      - А волосы я однажды уже отращивала. И тут, и там. - Любаша поочередно поерошила ежик волос на голове и в паху. - Ничего хорошего. И мыть накладно, и для ментов удобно.
      - Для ментов? - тускло удивился Стас.
      - А ты как думал! Они ведь нашего брата за эти два места только хватают. И как хватают! - фиг, трепыхнешься!…
      Покончив с умыванием, она словно в пончо завернулась в махровое полотенце, на прощание махнула ему широкой кистью.
      - На ринге ты, действительно, капитан, а вот с бабами пока не очень. Даже одного раза толком не выдержал.
      Зимин вяло пожал плечами.
      - Зато ты себя показала на все сто.
      - Что было, то и предъявила. - Скаламбурила хозяйка лагеря. - Иначе не умею.
      Возразить на это было абсолютно нечего. Многоопытная волчица, она и впрямь знала цену своим словам и своим телесным возможностям…
      Уже выходя из душа, Любаша снисходительно бросила:
      - Одежду посмотришь в раздевалке. Там в шкафах всего полно, так что выбирай. И не забудь снять резинку. Сказать по правде, в таком состоянии она тебе не слишком идет…
      Девочка явно демонстрировала способности к юмору, но Зимина от подобной шуточки только передернуло. Спустя пару секунд, дверь за Любашей гулко захлопнулась, и шлепки ее ног смолкли. Протянув руку, Зимин добавил горячей воды, кое-как поднялся. Душ продолжал терзать тело, мало-помалу возвращая утраченное душевное равновесие, возвращая прежнюю злость сыскаря. Последнее ему было жизненно необходимо, - без этого война с мразью была бы совершенно невозможной…
 

      Как водится, последнюю сотню Гусак спустил на ветер. Точнее говоря, скормил в хищный ротик игровому автомату. И ведь собирался нормально по-человечески поесть, но проходил мимо разукрашенного, привезенного черт знает из каких стран гроба и не удержался. Тот же Папа не раз толковал ему о лоховской сути людей, о том, что бабки умеют добывать люди, тратят же их и теряют всегда только лохи. Все равно как в животном мире, где одни зверюшки питаются травкой, другие же предпочитают жевать мясо этих самых травоядных. Типа, закон природы и фигали тут сделаешь!… Другой вопрос, что ты сам можешь всегда выбрать, в какой колоде тебе числиться - среди фартовых козырей или серой убойной масти. Конечно, слабости позволительны каждому, и тот же вор может временами позволить себе и пить по-черному, и с девочками оттягиваться, но он никогда не клюнет на крючок, который сам же когда-то учил наживлять подрастающих пацанов. Найди-ка майданщика, у которого сумели бы увести угол! Или карманника, что как, последняя перхоть, позволит почистить собственный лепень! Если даже найдешь, то наверняка окажется, что вор это никудышный, готовый спалиться на самой легкой кражонке.
      Все это Гусак отлично понимал - более того, уже и сам поучал салажат воровской идеологии, однако здесь, в городской черте, где не было свидетелей его позора, он мгновенно превращался в жадноватого щенка, которому до боли в груди хотелось дернуть за никелированный рычажок, хотелось хоть раз услышать перезвон сыплющихся монет. И ведь понимал, что все это липа, что всю эту электронную хренотень заряжают на однозначный проигрыш, а все одно тянулся, как тянутся убогие к картам и водке, как тянутся толстомясые тетки к телевизионному пульту. Сказывалась все та же зависимость, как в случае с наркотой, и дело тут было не в названии наркотика, - дело, как говаривал Папа, крылось в конкретном человеке. Типа, значит, либо он дружит с головой, либо нет. Либо будет всю жизнь припухать среди петушни и шестерок, либо сумеет подняться до человека…
      Впрочем, в отношении себя Гусак делал извиняющую скидку. Он был пока молод, а значит, и все его главные подвиги ждали еще впереди.
      Тем не менее, за утерянную сотню хотелось поквитаться, и, отойдя от автомата на несколько шагов, Гусак с разбега ударил каблуком в ту самую щель, что совсем недавно с аппетитом заглотила все его деньги. Что-то треснуло внутри автомата, но он даже не покачнулся. Зато залопотали на отдалении какие-то бабули, а чуть погодя благим матом заорал мент, на то здесь и поставленный, чтобы приглядывать за этими гробами. И все-таки Гусак сразу не побежал - сначала поднял с земли крупный булыжник и что есть силы вписал в центр металлического шкафа. Толку на этот раз было больше, лампочки автомата тревожно засемафорили, внутри жалобно заскрежетала какая-то музыка. Вот теперь можно было и торжественно сваливать, - под металлический клекот «однорукого бандита», под веселую трель милицейского свистка.
      А спустя еще десяток минут он уже цыганил деньги у каких-то малолеток. Пары оплеух хватило, чтобы привести их в полное повиновение. Увы, с финансами у них оказалось не густо - пригоршня мелочи и одна-единственная десятка. Между тем, до часа, когда следовало выходить на связь с высоколобым Ларсеном (а у того и впрямь спереди красовалась огромная залысина) оставалось еще прилично. Надо было где-то добыть пищу, дернуть сока или хотя бы минералки, надо было, наконец, как-то развлечься, а без денег это представлялось крайне проблематичным. Наверное, можно было заехать домой, где вечно пьяная Томка Гусакова, наверное, что-нибудь нашла бы пожевать, но с матерью видеться не хотелось. Гусак и в детские годы не помнил от нее ласки. Кроме того, по его сведениям, в квартире жили уже чужие люди. Обе комнаты (в том числе и свою собственную) Гусакова давно сдавала в наем. Так что даже на кусок хлеба (не говоря уже о денежной сумме!) рассчитывать не приходилось. В конце концов, Гусак прибег к номеру, которому давным-давно научил его Шварц. Доехав на трамвайной «колбасе» до «Силиконовой Поляны», игрового заведения в районе цирка, он зашел внутрь и на некоторое время притулился в темном углу. Изучение «лоховской» публики заняло у него не столь уж много времени. Чуть погодя, объект для «разводки» был выбран, и, подбежав к респектабельно одетому мужчине, неспешно потягивающему кофе возле стойки, Гусак скороговоркой залопотал:
      - Не купите мобильник? Всего за тысячу?
      - Да что ты говоришь! Всего за тысячу? - тонкие губы мужчины раздвинулись в понимающей улыбке.
      - Да вы поглядите, какой товар! Батя за триста долларов брал, а я всего за штуку прилагаю. Трубка классная, без понтов! Реальный «Сименс»! Цветной дисплей, полифония, память офигенная!
      - Ну и что? Я-то здесь причем?
      - Так купите! Век потом благодарить будете. Я ж за копейки предлагаю. Всего-то тысяча рублей!
      - Вот я и смотрю, что больно уж дешево. Стянул, что ли где?
      - Да вы что! В жизни ничего чужого не брал! Просто истратился. Всего-то и хотел попробовать пару раз - и продулся. А батя на подарок матери денег давал. Их и продул. Теперь приду без подарка, по шее получу… Трубку, кстати, тоже когда-то он подарил…
      - Чего ж ты играешь, если не умеешь вовремя останавливаться?
      - А кто умеет-то!
      - Хмм… Тут ты прав. - Мужчина глянул хмуро, однако от глаз Гусака не укрылось, что к телефону он все-таки проявил некоторый интерес.