— Сэм! — заорал он. — Как ты там?

— Порядок! Лети сюда, сынок, тебе откроется волнующая картинка.

Однако полюбоваться заревом им не удалось. Видимо, Граф привез с собой снайперов. По ним открыли прицельный огонь издалека, и пришлось опять прятаться, прижимаясь животом и щекой к усыпанному стеклом полу. И, конечно же, Виктор немедленно порезался.

— Что за бардак они тут развели!.. — Сэм яростно ругался. При свете догорающих автомашин, стараясь не вставать, Виктор перевязал ему ногу. Такие ранения в его родном взводе называли чистыми. Пуля прошла навылет, не задев ни костей, ни кровеносных артерий. Входное и выходное отверстия были одинаково крохотными. При наличии элементарных медикаментов подобные прострелы вылечивались практически за неделю. Сэм, однако, пребывал в состоянии бешенства. От его медлительного добродушия не осталось и следа. Время от времени он пробовал пристроить ногу удобнее и на вспышки боли реагировал щедрым потоком ругательств. Многие словечки Виктор слышал впервые, а потому держал ушки на макушке. Не то чтобы ему импонировала интонация крепких фраз, но «черный сленг» — он знал по опыту — оказывался в иных ситуациях просто незаменим. Первый учебный курс Виктор прошел еще на родине, когда по юношеской наивности пытался изъясняться с некоторыми из особо отпетых граждан на нормальном человеческом языке. В лучшем случае его попросту не понимали, частенько поднимали на смех, а иногда брали в оборот, как любят брать в оборот иные червивые души неотхлестанных жизнью «вьюношей». В подобном, порой совершенно неосознанном посягательстве первых на последних проявлялась, вероятно, тысячелетняя, успевшая перекочевать в гены и кровь ненависть неимущих ко всему, что хоть как-то претендует на схожесть с имущими. Владеть речью — значит, тоже быть имущим и перекрашиваться в белую ворону. Таких соплеменники не любят, недрогнувшей рукой вычеркивая из списка своих. Настоящий неимущий просто обязан ругаться. То есть, у него есть и другие обязанности, но данное качество вернее всего выделяет его среди прочих, а правильнее сказать, объединяет с этими самыми прочими. Так рассуждает многочисленная стая неимущих, и, честное слово, их можно понять. Такова разбитая судьба этих людей — разбитая чаще всего в раннем младенчестве, таково их украшенное синяками и шрамами прошлое. Говорящий иносказательно, с подозрительной гладкостью, по их мнению, этих шрамов не имеет. Стало быть, некто прямолинейно-крепкий, разумеется, свой, обязан исправить положение посредством все тех же легко наносимых синяков и ссадин. Легкий грим, и с человеком можно уже общаться. Эмигранту, угодившему в места, лишь отдаленно напоминающие райские, виртуозная ругань пригождалась вдвойне. Способность ответить в любой момент колким словечком зачастую спасала от уличных приставал. В случайных компаниях одно-единственное грамотно или неграмотно составленное предложение могло занести человека как в черный список, так и в список лиц привилегированных, почти своих…

— Спрашивается, какого черта он выпалил в меня, если рядом находился ты?! — продолжал яриться Сэм. — Кажется, мой-то экран в полном порядке! Или я не прав? Да… Везунчик, нечего сказать! Простреленное бедро, полуразвалившийся дом… — внезапно оборвав себя, он взглянул на Виктора совершенно трезвыми глазами.

— Надеюсь, ты запер внизу дверь?

Виктор кивнул.

— Запер-то запер, только что толку. Окна расположены низко, если что, они ворвутся через них.

— Низко, да не очень, — Сэм подмигнул ему и шепотом торопливо заговорил: — Пока я тут сокрушаюсь, аккуратненько пробегись по всем комнатам. Проверь, где что, а заодно собери оружие. Только будь осторожен. Есть у меня одно опасение… Да и эти парни, похоже, не собираются так просто убираться.

— Значит, будем готовиться к осаде?

— А что нам еще остается делать?

— Думаешь, долго мы таким образом продержимся?

— Сэр! Не паникуйте раньше времени! — Гордон улыбнулся. — У малыша Сэма в запасе еще вдоволь сюрпризов для наших гостей.

— Я вижу, Горди-один действительно хлебосольный хозяин. Однако подобное гостеприимство может кое-кому выйти боком.

— Только не нам, дружок. В этом не сомневайся! Ну, а станет совсем невмоготу, воспользуемся лазом и смоемся отсюда к чертовой матери.

Сэм был полон оптимизма, и Виктору это пришлось по душе.

— Как нога, командир?

— Потерпит. Давай вниз и не разглагольствуй!

Виктор подчинился. Собственно говоря, он был не против встать под начало Сэма Гордона. Пусть покричит и покомандует. Куда хуже, когда соратники пасуют и угрюмо мозолят взглядами потолок. Утерявший присутствие духа — неважный партнер. Именно про таких толкуют, — мол, с ним бы в разведку ни ногой…

Виктор встрепенулся. Кстати, о разведке! Надо бы осмотреть тех парней. Кроме пистолетов с глушителями, у них могло найтись кое-что поинтереснее.

Спустившись в прихожую, он еще раз проверил дверь и без особой брезгливости обезоружил лежащих на полу бандитов. К виду обагренной кровью и ранами смерти, он давно привык. А правильнее сказать — еще не отвык. Мирное время — лекарь довольно вялый. Если сходу не погрузиться в какое-нибудь увлекательное занятие, не найти себя в подходящей профессии, то образы войны — оскаленные, синелицые, мертвенно шепчущие о чем-то своем — будут преследовать долго. Наверное, это и есть тихое помешательство — когда вакуум тоскливого быта заполняет все та же война. Виктор давно пришел про себя к выводу, что именно войны в большинстве случаев плодят людское сумасшествие. Остаться нормальным человеком, перенеся ужас узаконенного смертоубийства, невозможно. Из-под пуль и бомбежек люди выходят с множественными внутренними травмами. Ассимилироваться среди гражданского населения им более чем тяжело. Мир пороховой гари и стонов умирающих перелопачивает настолько, что вернуться обратно самостоятельно, БЕЗ ПОСТОРОННЕЙ ПОМОЩИ они уже не могут. С равнодушной ленцой мирный быт хлещет по щекам, приводя в чувство, но на деле лишь переполняет непониманием настоящего, заражая дрожью перед надвигающимся пустым будущим…

Еще одного помощничка Графа он обнаружил застрявшим в оконном проеме. Бедолага почти влез в комнату, когда рванувшая позади граната исполосовала его спину осколками. Этот мертвец оказался более запасливым. Помимо автомата Виктор изъял у него тяжелый подсумок с магазинами.

В комнату с моссадовцами он не вошел, а с осторожностью заглянул. И тотчас встретился взглядом с глазами тяжело дышащего человека. Тот сидел, привалившись спиной к опрокинутому столику, тонкими пальцами теребя душащий его ворот. Ему было не сладко, тем не менее, заметив Виктора, он сделал над собой усилие и стал медленно поднимать пистолет. Он был в самом деле плох, — на это простейшее действие у него ушло секунд десять. Автомат Виктора давно смотрел в лицо израильтянину.

— Дурачина, — донор опустил оружие. — И чего бы тебе сразу не разобраться, в кого стрелять, а в кого нет.

— Уходи! — пистолет в руке моссадовца дрожал. Не дожидаясь, пока разведчик спустит курок, Виктор шагнул в коридор и прикрыл за собой дверь.

— Дурачина, — еще раз повторил он. О том, чтобы добить моссадовца, Виктор даже не подумал. Человек умирал, и умирал ни за грош. В свои последние минуты он заслуживал только участливого сострадания.

Сэма Виктор застал переговаривающимся с кем-то по рации. Темная антенна была выдвинута во всю длину, но слышимость все равно была скверная.

— Ты все понял, Фрэнк?.. Да, кажется, мы вляпались основательно. Очень бы не хотелось ввязывать в это дело полицию, но без ее помощи нам, пожалуй, не обойтись. Свяжись с кем-нибудь из твоих знакомых, кому можно доверять, и разъясни ситуацию… Все! До связи!..

— Ай-яй-яй! — Виктор укоризненно покачал головой. — Храбрец Сэм Гордон обращается за помощью?

— Храбрец Сэм Гордон — ко всему прочему — еще и малый неглупый. То, что парни Графа не сдвинулись до сих пор со своих позиций, не сулит ничего доброго. Скорее всего, они запросили подмоги. Есть у меня такое подозрение… А коли так, то отчего же и нам не выкинуть подобный финт? — Сэм с усмешкой оглядел себя и Виктора. — Много мы с тобой не навоюем. У тебя одна рука, у меня одна нога — не слишком много для двоих отважных ребят. А этих сорванцов никак не меньше десятка. Плюс кто-нибудь примчится в подкрепление… Да садись же, не маячь на виду!

Виктор опустился на корточки, автоматы и магазины сложил на полу горкой. Наметанным глазом Сэм оценил трофеи.

— Отлично!.. Да у меня тут пара ящиков с боеприпасами. Гранаты и автоматические винтовки. Увы, боюсь, все это не слишком поможет. В прямую атаку они больше не пойдут. К тому же скоро рассветет, и снайперы Графа будут постоянно держать нас на мушке.

— К счастью, о твоей рации они ничего не знают.

— На это вся и надежда…

— А кто этот Фрэнк? Полицейский?

— Один из операторов Рупперта. Может быть, ты его даже видел. Он помогал мне раньше, поможет и сейчас.

Задумавшись о чем-то своем, Сэм невесело прищелкнул языком.

— Именно от Фрэнка я узнал, что эксперимент пошел прахом. Закавыка у них, Вилли, и ничего с этой закавыкой они поделать не могут. — Сэм скосил глаза в сторону окна, рассеянно ущипнул себя за нос. — По-моему, их просто понесло. Знаешь, когда летишь под горку и ничего не можешь поделать с тормозами. Жми, не жми — все бестолку. Вот и у них сейчас также.

— Не пойму, о чем ты?

— Да все о том же, камрад. Не вышло у них ничего с этим донорством, да и не могло выйти. Они же Господа Бога, ни много ни мало, собрались заменить! Гении доморощенные!.. Я Мэрвила знаю, — на вид тихий, скромный, а внутри стайка маленьких бесенят, — покрикивают, признания требуют. Наверное, такие тихони, как он, и есть самые страшные.

— Что-то не показался мне он тихоней.

— Это сейчас. А видел бы ты его раньше. Он ведь всю жизнь брату завидовал. Завидуя, и в последний путь проводил. Теперь он, конечно, изменился, хотя в полную силу еще не расцвел. Может, и хорошо, что из эксперимента ничего не вышло, а то получили бы еще одного самовлюбленного адольфа.

— Ну, а Рупперт?

— Что Рупперт? Рупперт — тот более практичный. Как говорится — человек дела. Случись что, смоется, и вся недолга. Но помяни мое слово, это пауки скаредные — и тянуть они будут до последнего. Да и выбора у них другого нет. Стоит им чуток приостановить этот донорский конвейер, как на улицах начнется черт-те что, — Сэм повернул к нему голову. — Хуже стало, понимаешь? Намного хуже. Раньше без доноров обходились, а сейчас и с ними еле сводят концы с концами. Фрэнк говорит, что стирается более половины информации. Чтобы, значит, не ужаснуть кого-нибудь из комиссии. Один донор на неделю — так у них значится по контрактам. В действительности погибает человек шесть или семь. Иногда до десятка доползает. Эти самые имена они и засекречивают. А вернее — просто вымарывают из машинной памяти. Кое-что Фрэнк успевает дублировать, но далеко не все… А в общем, это — как черная дыра. Не было ее, и жили себе спокойно. Теперь туда затягивает все, что ни попадя. Чем старше возраст дыры, тем мощнее притяжение. Чем больше становится доноров, тем стремительнее идет рост преступности. По сути говоря, эффект наблюдался лишь в самом начале эксперимента, теперь факты предпочитают замалчивать. Иные цифры такие, что сам Рупперт рад бы их не знать.

— Зачем же они продолжают все это?

— Я ведь уже объяснил: это жадные пауки. Своей кормушки они будут держаться до последнего. Да и небогато у них с выбором. Стоит им все прекратить, как в городе начнется настоящая вакханалия. А тогда уж и им не поздоровится. Это, Вилли, вроде наркотиков. Чем дальше, тем хуже. Чтобы остановиться, нужно обладать мужеством и, наверное, кое-чем еще. А этих вещей у них и ранее недоставало.

— Но как-то ведь это нужно прекратить?

— Как-нибудь оно и прекратится. Все и без того на грани срыва. Полицейские — те, кто в курсе, потому и ропщут. И наблюдатели от правительственных комиссий тоже, должно быть, подозревают неладное.

— И чем же кончатся эти опыты?

— А тем и кончатся, что кончатся, — Сэм хмыкнул. — Скорее всего, когда окончательно припечет, эти два субчика сграбастают всю имеющуюся наличность ОПП и зададут тягу. Билеты и паспорта у них наверняка заготовлены, и где-нибудь в Мексике или жарком Гонолулу в один прекрасный день вынырнет пара неизвестных никому купчишек с чемоданами, битком набитыми пачками зелененьких…

Гордон не договорил. Лопнул одинокий выстрел, где-то внизу зазвенело стекло.

— Черт возьми! Туда-то они зачем садят?!

Вспомнив об уцелевшем моссадовце, Виктор в двух словах поведал о недавней своей встрече. Гордон нахмурился.

— И он не выпалил в тебя?

— Видимо, ему хотелось это сделать, но он сдержался.

— Невероятно! — Сэм покачал головой. — Сдается мне, парень, что невезение твое сходит на нет… — Он прислушался. — Ого! А ведь твой дружок лупит по молодчикам Графа!

Виктор и сам расслышал частые хлопки. Они поспешили к окнам.

— Так и есть! Пока мы болтали, эти ребята перешли в наступление. Обрати внимание, до чего умные! Наступают со стороны солнца, — на одной ноге Сэм запрыгал к ящикам с боеприпасами. — Спасибо твоему израильскому дружку! Вовремя предупредил…

Отомкнув ящик, он бросил Виктору винтовку.

— Хватай, камрад! От автоматов много трескотни и мало толку. Тем более, что многие из этих бестий последовали примеру ящериц и ползут сюда на брюхе.

Виктор и сам это видел. Восход окрашивал барханы в рыжую бронзу, и там, среди оранжевых волн, копошились ползущие фигурки бандитов. Червячков в тесте — вот кого они ему сейчас напоминали. Из такого теста они пекли на войне лепешки. И радовались еще, что есть чем набить животы…

— Странно, что они почти не стреляют.

— Значит, что-то задумали, — Сэм пододвинул к окну табурет и, усевшись, начал пристраивать на плече громоздкий гранатомет. — Ничего, сейчас мы поджарим этих хитрецов.

Он целился не долее секунды. Гранатомет дернулся в его руках, выплюнув струю пламени, и шагах в ста от дома в воздух взвился огненный фонтан. Кое-кто из бандитов вскочил с земли и стремглав помчался назад.

— Бей их! Не тяни резину!

Виктор вдавил приклад в плечо и пару раз пальнул по отступающим. В диссонанс его выстрелам одна из фигурок дернулась и неловко уткнулась в песок.

— Молоток, Вилли! Долби их в хвост и гриву!

— По-моему, это не я, — честно признался Виктор.

— Ах, вон оно что!.. Что ж, если мы уцелеем, стоит, пожалуй, помириться с этим парнем внизу.

Часто забил автомат. Пули стеганули по рамам, кроша их в щепки.

— А это еще что такое? — Виктор кивнул на подскакивающий на дороге далекий грузовик. Сэм осторожно выглянул.

— Скоро узнаем.

— Может, случайная машина?

— Очень сомневаюсь, — Сэм торопливо снаряжал гранатомет новым снарядом. — На всякий случай я бы взял эту машину на прицел. А ты пока выгляни в другие окна. Коварные людишки и воюют по-коварному.

На западной стороне Виктор и впрямь разглядел еще одну реденькую цепочку пластунов. Не очень надеясь попасть, он стал бить в них одиночными выстрелами. Бандиты немедленно ответили автоматным огнем. Пришлось снова опуститься на пол.

— Ничего, — приговаривал Сэм, — этот бой они запомнят надолго. Он выпустил второй снаряд и тоже поспешил прижаться к стене. — Ох, и обозлятся они сейчас! И ежу понятно, что их пукалки не причиняют нам никакого вреда.

— Судя по виду твоего дома, этого не скажешь, — Виктор отошел в глубь комнаты и, остановившись на середине, стал целиться в окна, выстрел за выстрелом разряжая магазин. Гильзы, кувыркаясь, летели через плечо, падая к ногам Сэма.

— Хитрец! — Гордон хлопнул рукой по колену. — Пожалуй, и я добавлю им порцию.

Он сунулся к окну и тут же заругался.

— Так я и думал! Это их грузовик, Вилли! И сюда он, стервец, соваться не стал. Если не ошибаюсь, эти черти что-то с него сгружают.

Рывком бывший донор подскочил к шкафчику у стены и суматошно принялся рыться в ящичках.

— Ага, вот и он, дорогуша! — с биноклем в руках он заторопился обратно. Лицо его раскраснелось, глаза выдавали высшую степень возбуждения.

— Все, Вилли!.. Сейчас и начнется самое главное, — он обернулся. — Похоже, у них настоящие «Стингерсы». Это похлеще моей старушки. Доставай-ка сюда еще одну винтовку!

— А если попробовать взорвать грузовик?

Сэм в сомнении оценил дистанцию.

— Далековато. Боюсь, не достанет…

— Ну а что сделают винтовки?

— По крайней мере не дадим им приблизиться, — Сэм привычно вставил магазин, пришлепнул его ладонью. Передернув затвор, поднял ствол. — Сейчас, дорогие мои, сейчас!.. Маленькая физзарядка…

Палец его заработал с фантастической скоростью. Виктор рассмотрел, как в панике черные фигурки попрыгали — кто на землю, а кто за грузовик.

— Ты не был случайно снайпером, Сэм?

— Бог миловал, — стремительно сменив магазин, Гордон поправил планку прицела. — Но Корея, парень, это Корея, и впредь избавь меня, пожалуйста, от подобных вопросов.

Виктор рванул его за плечо и вовремя. Целый град пуль забарабанил по противоположной стене.

— Это еще откуда?

— Трое или четверо сумели подобраться к воротам! — с винтовкой в руках Виктор перебежал в соседнюю комнату. — Проклятье! Они уже возле дома! Как же мы их проморгали?

Снизу опять донеслись частые хлопки. Кто-то испуганно вскрикнул, а через мгновение все звуки покрыл дребезг автоматов.

— Как ты думаешь, они справа или слева? — Сэм зубами сорвал кольцо с гранаты и, не дожидаясь ответа, швырнул в ближайшее окошко. Следующую гранату он также без раздумий метнул в следующее по счету окно.

— Открой рот, — посоветовал он. — Сейчас рванет…

Оно и впрямь рвануло. И дважды дом, как показалось Виктору, весомо качнулся. Подобные шутки расшалившегося хозяина скроенному на совесть жилищу явно не нравились.

— А это вам на десерт, — Сэм бросил очередную гранату, но взрыв последовал гораздо раньше. Дымом заволокло комнаты, с потолка посыпалась древесная труха.

— "Стингерс"! — Сэм часто кашлял. — Эти стервецы все-таки сумели сгрузить их.

— Куда они угодили? В крышу или в первый этаж? — Виктор пополз было к окну, но вторая ракета ударила где-то совсем рядом. Дышать стало невозможно, что-то явственно хрустнуло в основании дома. Взглянув наверх, Виктор рассмотрел, что потолок испещрен сетью безобразных трещин.

— Все, Вилли! Уходим! — прикрывая голову руками, Сэм вприпрыжку на одной ноге пустился через комнаты. — Я эти подлые ракеты знаю. Еще три-четыре подобных гостинца, и от моей харчевни останется груда пылающих обломков.

Лестница уже горела. Защищаясь от огненных языков, трескуче пожирающих ступени и перила, они сбежали вниз.

На ходу Сэм рванул на себя дверь той самой комнаты, в которой совсем недавно их собирались пытать израильские разведчики.

— Где он, твой дружок? Все еще там?.. — он отшатнулся, отброшенный дыханием нестерпимого жара.

Снаружи вновь загремели очереди. Лупили по второму этажу. Там же гулко громыхнул взрыв — видимо, забросили бомбу. Полуослепший, Виктор крутился на месте. Ему все время казалось, что вот-вот из пламени вынырнут враги, и, застигнутые врасплох, они не сумеют оказать должного сопротивления.

— Где же твой лаз? — нервно выкрикнул он. Дважды ему послышалось, что за стеной звучат близкие голоса.

— Не волнуйся, лаз там, где ему и надлежит быть. Все равно в такое пламя никто не сунется. — Опираясь о стену, Сэм заковылял в конец коридора. От едкого дыма оба безостановочно кашляли.

— Не сунутся, это точно, — вертя головой, Виктор следовал за ним. — Разве что шарахнут ракетой разок-другой для надежности…

— Это запросто, — задержавшись, Сэм указал на огромный кованый сундук. — Надо бы отодвинуть его в сторону. Там тебе будет и лаз.

Тужась, они оттащили сундук к стене, и Сэм неуклюже приподнял крышку люка.

— Вот он, мой бездонный погребок. Собирайся с духом и ныряй вниз.

Виктор упрямо покачал головой.

— Только не надо геройствовать, Сэм. Ты знаешь, что происходит с машинами, едва в них садится донор. Так что не затевай спора и ползи первым.

— А что? Было бы забавным, если бы нас вдвоем завалило. В братской могиле по крайней мере не скучно… Впрочем, как хочешь, — Сэм, охая, полез под землю. — Как все-таки мерзко жить с простреленной ногой!.. И где, черт побери, Фрэнк с его доблестной полицией?..

Брюзжание Гордона постепенно стихло. Борясь с перханьем в груди, Виктор все ниже клонился над проходом. Здесь еще хоть как-то можно было дышать. Серая клубящаяся полумгла заволокла здание, треск пламени понемногу превращался в добротный рев взрослеющего пожара, и все же Виктор решил выждать минуту, а уж потом следовать за напарником. Возможно, Сэм говорил правду — и экран его в действительности понемногу начинал восстанавливаться, но до поры до времени мысль эту следовало держать на разумной дистанции.

Минута, вероятно, прошла… Чувствуя, что волосы на голове вот-вот вспыхнут, а сам он, одурманенный недостатком кислорода, кувыркнется вниз, Виктор неуверенно стал спускаться. Захлопнув над собой люк, он двинулся вперед на ощупь — сначала в полный рост, затем согнувшись в три погибели, а после и вовсе на четвереньках.

Взрывы, прогремевшие сзади, он не услышал, а скорее почувствовал. Всем телом. «Поздно, государи! Слишком поздно, милые!» Губы его сами собой расползлись в довольную улыбку. Пот стекал по лицу и рукам, теплыми капельками щекотал пространство между лопаток. Кажется, вновь кровоточила нога. За эту ночь он крепко ее потревожил. Но все это оставалось по-прежнему пустяком. Помощь Сэма позволила преодолеть еще один барьер, может быть, самый трудный.

«А ведь ты аферист, Вилли! На чужом горбу в рай — это не про кого-то там, а про тебя!.. Не будь Майкла, Летиции и Сэма Гордона, лежать бы тебе в дешевеньком городском морге…»

Виктор мутно подивился неприятному открытию. А оно действительно было не слишком приятным. Благодаря ему пострадала мастерская Майкла, Сэм Гордон лишился загородного дома. И тот, и другой ранены. Легче других отделалась Летиция, но не хватало еще ему и ее бед!..

Земля содрогнулась сильнее прежнего. Теплое дуновение коснулось спины, и в тот же миг на голову хлынул поток камней и песка. Стиснутый со всех сторон, он все же успел невесело подумать: «Так или иначе, а я молодец! Я заставил этого прохвоста Сэма ползти впереди себя…»

— Послушайте, лейтенант! Я ведь объяснял уже тысячу раз. Это особая ситуация, им нужно помочь… Да, я знаю, что постановление запрещает вмешательство в дела ОПП, но если вы не вмешаетесь сейчас, будет поздно. Что?.. Да, могу повторить…

— Вежливо попрощайся с лейтенантом и положи трубку, — ствол «Магнума» уткнулся в щеку Фрэнка. — Поживее, малыш. Ты меня знаешь, я шутить не люблю.

— Извините, лейтенант. Небольшая помеха… — Глядя на устрашающе длинный ствол, Фрэнк заторможено опустил трубку.

— Небольшая помеха, — издевательски повторил Рупперт. — Да, Фрэнк, одна крохотная помеха действительно возникла.

— Ты не понял, Рупперт. Это… Это была всего-навсего шутка.

— Прекрасно понял, Фрэнк. Но я, как было уже говорено, шуток не люблю.

Все еще не веря в то, что может случиться в ближайшие секунды, Фрэнк попытался встать. Кровь отлила от его лица, сердце колотилось, как у загнанного зайчонки. Глаза Рупперта с безжалостной точностью отмечали перемены, происходившие в облике оператора. Страх — то самое чувство, что постигается человеком с отроческих лет. Наука эта из простых, и всякий в ней готов преуспеть, получая наивысшие отметки. Даже если все обстоит гладко и благополучно, а друзья с родителями добры и улыбчивы, редко кому удается остаться неприобщенным к таинству означенной мерзости. Впрочем, без того же страха не было бы и отваги, не было бы хитрости, переходящей в ум, спасающей от напастей, преодолевающей жуткие жизненные виражи. И уж во всяком случае, не испытав страха, человек не способен состояться как личность. Гнусное это ощущение он обязан испытать хотя бы для того, чтобы единожды преодолеть, тем самым поднявшись внутри себя на очень важную ступеньку. Те же, кому не дается эта премудрая задачка, до седых волос обречены числиться в низших категориях. Так рассуждал Дик Рупперт, вглядываясь в лица устрашаемых им людей. Он знал, что напугать человека проще простого. Но это происходило лишь в первый момент. Далее люди начинали вести себя совершенно по-разному. Иные на ватных ногах не способны были даже на элементарное бегство. Их волю и голоса пронизывала дрожь, из таких можно было вить веревки и лепить что угодно. Иные багровели от пяток до корней волос. На смену страху приходило психопатическое состояние, называемое бешенством. Зачастую именно в таком поведении люди усматривают элементы отваги, но Рупперта интересовала третья и, пожалуй, самая многочисленная когорта людей — тех, что сопротивлялись, трепеща. На тех же ватных ногах они неожиданно шагали вперед и отнюдь не звонким, а скорее осипшим голосом, заикаясь от ужаса, высказывали то, что думали. Дух торжествовал в них над трусливой плотью, и, если приходилось расправляться с такими, наравне с изумлением Рупперт чувствовал и вспышку невольного уважения. Когда-то он не слишком разбирался в этом. Мужество сквозь страх смешило его, иногда раздражало полным отсутствием видимой логики. Однако с годами пришло понимание внутреннего мира людей. По крайней мере ему стало казаться, что наконец-то он приблизился к истокам настоящего мужества, отделив его от плевел и попутного сора. Не ошибся он и в данном случае. Оператор оказался именно из таких.

— Так кому же ты звонил, дружок?

— Это т-тебя не к-касается!

Рупперт с удовлетворением отметил заикание Фрэнка.

— Ошибаешься. Это очень и очень меня касается! — он качнул тяжелым «Магнумом», описав стволом замысловатую восьмерку. Люди первой категории, узрев подобную кабалистику, рушились в обморок или с причитаниями начинали молить о пощаде, вторая категория, ругаясь, швыряла в него стульями и цветочными горшками, и лишь действия третьих оставались для Рупперта совершенно непредсказуемыми.

В предвкушении занимательной и без сомнения острой беседы Рупперт улыбнулся. Свободной рукой придвинул к себе стул на крохотных роликах и по-ковбойски оседлал его. Слишком грузный, он чертовски не любил стоять. Природа даровала человеку зад с умыслом, и умысел этот из столетия в столетие реализовался лучшими мастерами-мебельщиками, а ныне опытными дизайнерами — в виде шикарных диванов и кресел, стульев с гнутыми ножками, туалетных стульчаков и простых табуретов.

— Ну-с, Фрэнки…

— Ты н-ничего не узнаешь, жирный боров! По крайней мере от меня!

— Брось, Фрэнки! — улыбка Рупперта стала еще шире. — Конечно же, узнаю. Ты ведь в курсе наших возможностей.

— Тебе не напугать меня, Рупперт, — Фрэнк сделал еще один шаг назад и поясницей уперся в пульт управления мониторами. — Я знаю тебя прекрасно, но ни тебе, ни этому ничтожеству Мэрвилу…

Казалось, выстрел лопнул над самой головой Рупперта. От неожиданности он даже пригнулся.

— Бог мой, Мэрвил!.. Что ты наделал, идиот?!

Пуля, выпущенная из «Браунинга» Борхеса, пробила оператору горло. Фрэнк обхватил шею руками, кровь ручейками сочилась между пальцами. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Фрэнк больше не жилец.

Борхес стоял у двери такой же бледный, каким еще совсем недавно был Фрэнк. Нервно тиская дамский «Браунинг», он пробормотал.

— Ты слышал? Этот подонок назвал меня ничтожеством.

— Этот подонок мог бы рассказать массу интересного! — с досадой выкрикнул Рупперт.

За его спиной раздалось частое хлюпанье. Дик Рупперт обернулся. Оседая на пол, Фрэнк силился что-то сказать. Кровь била теперь из его горла маленьким фонтанчиком, губы кривились в издевательской усмешке.

— Он обставил нас, — Рупперт неспешно поднял свой «Магнум». — Надо признать, Фрэнки, ты оказался умнее, чем я думал.

Дважды «Магнум» с оглушительным грохотом выплюнул струю пламени. Откинув голову, Фрэнк замер на полу.

Штат операторов суетился у экранов, следя за перемещениями зеленой точки по линиям улиц. Еще двое служащих в наушниках сидели возле внушительного корпуса радиостанции, плавая по фиксированным частотам полицейской радиосети.

— Да, скорее всего, это он, — один из них чуть повернул голову. — Сорок шестая дорога, ведущая к старому карьеру.

— Это что? Там же, где расположен серебряный рудник? — Рупперт недоуменно взглянул на Борхеса.

— Нет. Рудник милях в тридцати западнее. В этом карьере когда-то добывали глину.

— Но там же никто не живет! Это почти пустыня!

— Проверяя запрос, полицейский вертолет засек горящее здание. Судя по всему, там произошло вооруженное столкновение. Пилот уже сообщил об этом на базу.

— Черт! Значит, нам уже не опередить их, — Рупперт кулаком пристукнул по столу. — Что это за база и кто там у них начальником?

Один из радистов энергично принялся перелистывать служебные журналы, взглядом суматошно пробегаясь по строкам.

— Минутку! — Мэрвил Борхес, прохаживающийся за спиной Рупперта, уставился на светящийся экран. — А это тогда что за сукин сын?

Рупперт устало махнул рукой.

— Неужели не понятно? Мастак-Вилли передал кольцо очередному своему приятелю.

— Он, видимо, решил, что так легче будет скрываться от бед? — Мэрвил презрительно фыркнул.

— Не думаю. Скорее всего, он решил скрыться от нас. Этот Вилли становится настоящей проблемой. Вероятно, пора избавиться от него.

— Но он протянул дольше других! В определенном смысле он мог бы стать нам полезным.

— Это если бы нам удалось с ним подружиться, — Рупперт в сомнении покачал головой. — Но мы с ним навряд ли подружимся. Особенно теперь. Хуже всего, что он способен привлечь к эксперименту внимание прессы.