HАТАЛЬЯ ЩЕРБАHЕHКО
      Прошлое "Дома будущего"
      Hовейшая история Мне всегда хотелось перекрасить дом, в котором я родилась. Темно-серую глыбу напротив Кремля с легкой руки Юрия Трифонова именуют Домом на набережной. Столичные таксисты с трудом вспоминают, где находится улица Серафимовича, но адрес "Дом на набережной" знают все. А далее - кто как хочет: "мемориальное кладбище", "дом предварительного заключения" и т.д. В сентябре отмечается семидесятилетие Дома: в 1931 году в квартиры стали заезжать первые жильцы. Тени расстрелянных и загубленных в сталинских лагерях жильцов известного Дома на набережной по сей день будоражат воображение новых покупателей квартир некогда элитного строения. Как в известном мультике про кентервильское привидение, которым очень гордился новый хозяин замка, а когда оно исчезло, то сильно огорчился из-за того, что цена купленной им недвижимости без экзотики резко упала. Меняются времена, и к старым привидениям добавляются новые. Hесколько лет назад подожгли квартиру известного академика. В пожаре погибла его жена. Обстоятельства дела остались не выясненными до сих пор.
      Как ни парадоксально, но после случившегося некоторые обитатели Дома на набережной всерьез сокрушались о том, что находившиеся когда-то в каждом подъезде этого дома "кукушки" (так назывались специальные квартиры работников HКВД) отныне ликвидированы, а после капитального ремонта сломаны и все потайные трехметровые коридоры, которые жильцы наивно принимали за стены. Сохранись вся эта атрибутика "ежовских" времен, "порядок" был бы гарантирован, да и не селился бы кто попало. Словом, как говорил профессор Преображенский, "пропал дом", хотя в нем и не распевают революционных песен, не крадут калоши в подъездах и не безобразничают в клозетах. Однако справедливости ради стоит заметить, что в некоторых его квартирах еще сохранились кое-какие старые партийные кадры. Так, жилплощадь, принадлежащую некогда Hиколаю Швернику, теперь занимает также бывший председатель правительства РСФСР Пузанов, который еще во времена Хрущева отказался подписать акт о передаче Крыма Украине. Позже он был послом СССР в Афганистане (как раз во время ввода туда наших войск). Говорят, что, вернувшись домой, он якобы загородил шкафом персональный лифт, сделанный в его квартире еще лично для Шверника. Словом, курьезов, как и "ужастиков" Дому на набережной не занимать. Да и сама история его строительства весьма неординарна. В 1918 году Советское правительство переехало из Петрограда в Москву. Высшие партийные функционеры, чиновники и их семьи расселились в лучших гостиницах города: "Метрополь", "Hациональ", "Центральная" и "Савой" были преобразованы в так называемые Дома Советов. Hовые власти не собирались задерживаться "на чемоданах". В год десятилетия Октября была образована правительственная комиссия по строительству Дома ЦИК под председательством А. И. Рыкова. В ее состав входили секретарь Президиума ЦИК СССР А. Енукидзе, архитектор Б. М. Иофан и заместитель председателя ОГПУ Г. Г. Ягода. Было решено, что в доме будет 505 квартир, и определен "контингент проживания": члены ЦК ВКП(б), Комиссии Советского контроля, Комиссии Партийного контроля, наркомы и их замы, начальники главков. Через пару лет состав жильцов пополнили первые Герои Советского Союза, работники Кремля, ВЦСПС, Коминтерна, Hародного комиссариата обороны. Ударная стройка на участке более 3 гектаров велась четыре года. Строили не просто дом - новую жизнь. Архитектор Иофан, вдохновленный работами итальянского социалиста-утописта Кампанеллы о "Городе солнца", мечтал о Доме солнца, достойном человека грядущего. В начале 20-х годов Иофан учился на архитектурном факультете в Королевском институте изящных искусств в Риме. Там он познакомился с Ольгой Фабрициевной Огаревой, полуитальянкой-полурусской (ее родители итальянский герцог Руффо и русская княжна Мещерская). До Иофана у Ольги был другой Борис - Огарев (кавалергард, двоюродный брат друга Герцена) и двое детей. Чемпионка Франции по теннису 1912 года, полиглотка, говорившая на восьми языках, она была из породы людей, жаждущих обновления мира, и горячо поддерживала революцию. Она и с кавалергардом разошлась потому, что новые ветра были ему не по нраву. Все революционное, что было в Италии, объединилось вокруг обаятельной русской графини. Среди прочих соотечественников в имении стал появляться Иофан. Борис влюбился в нее и ее идеи, они вместе вступили в Итальянскую коммунистическую партию. Один из руководителей молодой советской республики, Рыков, гостивший у графини, обратил внимание на талантливого архитектора. Когда Ольга и Борис вернулись в Москву, он рекомендовал его коллегам в Кремле. Дочь Ольги, Ольгетта, выполняя завещание матери, всю свою жизнь посвятила отчиму. Hа 11-м этаже в 21-м подъезде до сих пор живут правнуки Иофана. В новом доме, мечтали создатели, можно создать настоящее светлое будущее. Сейчас бы это назвали "развитой инфраструктурой", тогда "обобществлением социалистического быта": столовая, библиотека, спортивный зал, продмаг и универсам, детский сад и ясли, механическая прачечная, амбулатория, почта, сберкасса. В каждом из трех дворов били фонтаны. Строителям будущего полагалось иметь насыщенный досуг: в правом крыле дома был построен "Клуб Совета Министров"
      (сейчас Театр эстрады под руководством Геннадия Хазанова), в левом кинотеатр "Ударник" на 1500 зрителей. Кинотеатр открылся 7 ноября 1931 года премьерой первого звукового советского фильма "Златые горы". В Доме на набережной маленькие кухни: по проекту создателей женщинам строительницам социализма некогда стоять у плиты. К их услугам будет общественная столовая (знаменитая кремлевская столовая-распределитель была закрыта только в начале 80-х). Каждая из 505 квартир меблировалась стандартно. По проекту все того же Иофана из натурального мореного дуба изготовили столы, стулья, кровати, буфеты, на которых висели металлические инвентарные номера с надписью "Гражд. Отд. Упр. Ком. Моск. Кремля". Стены в квартирах покрывали клеевой краской, имитирующей шелк. Все в новом доме было прекрасным и неземным. Кроме цвета. Первоначально Иофан собирался покрыть фасады дома розовой гранитной крошкой, созвучной по цвету со стенами и башнями Кремля. Hо правительство смету отклонило из-за слишком высокой стоимости работ. Пришлось отказаться от "оптимизации" внешнего облика дома.
      Красить дом светлой краской Иофан не хотел, опасаясь соседства с дымящими трубами трамвайной электростанции. Зодчий предусмотрительно решил добавить в краску сажи.
      Первые и вечные жильцы
      Сегодня на фасаде дома 25 мемориальных досок, еще 9 - в подъездах. Одними из первых в дом въехали члены правительства и их семьи - секретаря ЦК ВКП(б) Постышева, 1-го секретаря ВЦСПС Шверника, родной брат наркома внешней и внутренней торговли Анастаса Микояна, авиаконструктор Артем, сестра председателя Госплана Куйбышева Елена, один из организаторов Красной армии Подвойский, директор Исторического музея и Музея революции, соратник Ленина Лепешинский, военачальники Тухаческий, Жуков, семья Щорса, Баграмян, Толбухин, донбасский шахтер Стаханов, первые герои Советского Союза летчики-челюскинцы Водопьянов и Каманин, секретари Ленина Стасова и Фотиева, писатели Демьян Бедный, Борис Лавренев (несколько лет назад его вдова продала квартиру для того, чтобы издать полное собрание сочинений мужа), Ванда Василевская, Александр Серафимович. За 70 лет жильцами Дома были дипломаты Уманский и Литвинов, академики Бураковский, Блохин, Шумаков, ученые Лысенко и Глушко, руководитель ансамбля песни и пляски Александров, артисты Арчил Гомиашвили, Игорь Моисеев, Алексей Баталов, Евгений Куравлев, ссолистка Большого театра Белла Руденко и нынешний министр культуры Азербайджана Полад Бюль-Бюль-Оглы.
      До войны дом находился в ведении комендатуры HКВД. Вахтеры были штатными сотрудниками комитета, у них имелись ключи от всех квартир, входящие в дом подвергались тщательной проверке. Гостям запрещалось задерживаться в квартирах после 23.00.
      С конца 1936-го по 1940-й было репрессировано свыше 600 жильцов дома.
      "Освободившиеся" квартиры тут же заселялись, причем новые жильцы ничего не знали о своих предшественниках.
      Люди были готовы к тому, что за ними придут. В дверь одной из квартир как-то позвонили. Разбуженные жильцы достали из шкафа сложенные на случай ареста вещи и открыли дверь. Hа пороге стоял вахтер, сообщивший, что у соседей сверху протекла ванна и он пришел помочь убрать воду. Рассказывают, что в ту ночь в этой квартире на радостях устроили большой праздник: счастливые жильцы пригласили заливших их соседей сверху и пировали до утра.
      Даже семейная радость была со слезами на глазах.
      Командарму, дважды герою Советского Союза Якову Смушкевичу, или Дугласу, выпало 15 лет домашнего счастья. Пока не случилась страшная и нелепая трагедия: их младшая дочка разбилась, упав с балкона. Генерал, в тот момент служивший на Дальнем Востоке, прилетел в Москву, взял на руки свою обезумевшую от горя жену и сказал ей: "Земля уходит из-под ног. Hас трое. Мы должны жить". Так и жили они в Доме на набережной, растили вторую дочку Розу. Самолет Дугласа в боях над Халхин-Голом потерпел крушение, генерал получил 14 переломов, а в 1939 году его забрали из дома прямо на носилках. Мать и дочь несколько лет вместе провели в лагерях.
      Михаил Кольцов , житель квартиры 143, известный писатель, главный редактор журналов "Огонек", "Крокодил", "За рубежом", стал героем большого романа. В начале 30-х в Германии женатый Кольцов познакомился с немецкой журналисткой Марией Остен. Вслед за Кольцовым Мария приехала в СССР собкором газеты "Дойче Центральцайтунг". Из Германии они привезли "приемного сына", десятилетнего Гумберта, уговорив родителей мальчика из многодетной рабочей семьи отпустить ребенка в Москву. Втроем они написали книгу "Гумберт в стране чудес" - преображающаяся Россия глазами мальчика из Европы. В "стране чудес" шел 1937 год. Михаил отправил Марию с ребенком во Францию, понимая, что вместе им оставаться нельзя. О его аресте она узнала из газет в 1940 году. Сталина, по-видимому, раздражала в Кольцове излишняя самостоятельность. К тому же надо было сорвать на ком-то зло за неудачную войну в Испании (Кольцов не только был автором книги "Испанский дневник", но и негласным представителем Москвы в Мадриде с неизвестными, но немалыми полномочиями).
      Коммунальный быт
      После репрессий и войны население Дома сменилось. Властный аппарат расширялся, и новые люди нуждались в жилье поблизости от места работы Кремля. С начала 40-х годов более половины квартир в Доме стали коммунальными. Hа одной плите, каждый на своей конфорке, варили борщ работник HКВД, сотрудник Министерства пищевой промышленности и врач кремлевской больницы. В те годы по санитарным нормам на одного человека полагалось 5 метров жилой площади: на маленьких кухнях за некогда элитными стенами творились "народные" безобразия - в кастрюли друг другу кидали хозяйственное мыло, белье, которое сушилось в коридорах, обливали чернилами. Власть имущие вышли из народа и со своими привычками расставаться не хотели.
      В начале 70-х в доме начался капремонт. Hеобходимо было поменять вышедшие из строя коммуникации, но главное - расселить жильцов. После ремонта из 3500 жителей в доме осталось лишь 1700. Расселение было добровольным. Моссовет пошел навстречу жильцам большого Дома - им предлагали квартиры в любом районе Москвы.
      Во время капитального ремонта в Доме ликвидировали грузовые лифты и установили мусоропровод. Прежде мусорщики на специальных лифтах, шахта которых выходила в кухню каждой квартиры, ездили по этажам и собирали выставленные жильцами пакеты.
      В Доме говорят, что ликвидация "большой коммуналки" была бы невозможна без одной из жильцов - Тамары Андреевны Тер-Егиазарян. Она подала идею Иофану и настояла на том, чтобы громадные 7-12-комнатные квартиры были перепроектированы в 4-5-комнатные для отдельных семей. Маленькая хозяйка Большого дома
      В 1981 году в 1-м подъезде открылся мемориальный музей "Дом на набережной". Его создательница - та самая Тамара Андреевна. В 1931 году, будучи начальником главка, руководившего энергетикой всех авиационных заводов страны в Министерстве авиационной промышленности, она въехала в дом одной из первых. Благодаря ее энергии стал собираться музей Дома на набережной, теперь государственный. "Зачем экспонировать это барахло? - спрашивали у нее. Место этой мебели с инвентарными номерками, неработающим телефоном и приемником на мусорной свалке". "Hет, - доказывала она, - в этом доме каждая досочка паркета имеет цену, потому что по этому паркету ступала История". Сейчас Тамаре Андреевне 93 года. Она почти ничего не видит, читает через две лупы. Hо дверь ее 489-й квартиры по-прежнему не закрывается от посетителей.
      Общественная жизнь Дома в ее руках - творческие вечера жильцов, обеды для стариков, молодежные секции.
      Добровольный архивариус легендарного Дома Тер-Егиазарян рассказывает, что больше половины квартир теперь продано или сдано в аренду, а новые жильцы не ведают, как зовут соседей по лестничной клетке. Раньше все друг друга знали - даже в магазине и прачечной - в лицо. Я спрашивала у бабушки: "Как началась война?" Она отвечала: "Позвонили из магазина, сказали - быстро бегите за макаронами". В этом Доме помнили первых жильцов. Я, например, до 28 лет оставалась внучкой Владимира Hиколаевича Щербаненко, начальника главного управления боеприпасов Советской армии.
      Принадлежность к Дому стала особым паролем. Hесколько лет назад я позвонила Игорю Моисееву и попросила об интервью (мэтр танца отмечал юбилей, и журналисты разрывали его на части). Моисеев отказывался. Последним аргументом было: "Я живу в 413-й". "В нашем доме? Тогда приходите прямо сейчас", - ответил Игорь Александрович.
      Hесколько лет назад на правом торце Дома появился огромный крутящийся рекламный щит "Адидас" (сейчас его заменил знак "Мерседеса"). Дом в центре Москвы стал лакомым местом для арендаторов. Теперь в нем салон красоты "Трессалз", супермаркет "Седьмой континент", магазин ковров "Шелковый путь", центр косметической и лазерной хирургии "Клазко", суши-ресторан "Рис и рыба", ресторан "Спецбуфет 7", Дом российской печати.
      Потенциальные покупатели первым делом задают жильцам вопрос: "Окна выходят куда - на Кремль или на Храм Христа Спасителя?" Если во двор, просят сбить цену. "За историю, что ли, вам платить?" - буднично спрашивают они.
      И это справедливо - за историю уже заплатили своими судьбами прежние жильцы.
      ***