Вывод, который нельзя не сделать, обдумывая результаты опытов К. Штермера, состоит вот в чем: разной задержке сигналов соответствовала разная их сила и разная степень "размытия". Этого не было бы, если бы сигналы посылались из одной точки пространства, например, с борта гипотетическою летательного аппарата или зонда (хотя последний случай требует некоторых оговорок относительно скорости и направления его предполагаемого движения).
Двадцать пятого октября К. Штермер зарегистрировал несколько сигналов с очень большой задержкой (до 25 секунд). Затем эхо исчезло. По уже в феврале 1929 года оно снова наблюдалось. В мае французские исследователи Галле и Талон зарегистрировали около 2 000 отголосков, причем задержка достигала 30 секунд. Они также слышали слабые и сильные сигналы. Результаты их наблюдении опубликованы: это довольно сложная таблица, в которой нельзя уловить какую-либо закономерность в распределении сильных и слабых импульсов.
К. Штермер объяснил результаты опытов исходя из своей теории движения заряженных корпускул в магнитном поле Земли. Это, вообще говоря, не то же самое, что объяснять эхо отражением от ионосферы.
В 1947 году были впервые зарегистрированы отражения радиоволн от полярных сияний. Но появление сполохов как раз и связано с потоками солнечных корпускул. И это позволяет оценить всю глубину взглядов, высказанных норвежским ученым в самом начале тридцатых годов. Уже в конце 1928 года, опираясь на разработанную им теорию движения заряженных частиц, он предсказал, что эхо, по всей вероятности, будет отсутствовать до середины февраля. Так оно и получилось. Прогноз блестяще оправдался.
В заметке, опубликованной в журнале "Нейчур" 5 января 1929 года, К. Штермер приводит расчеты, относящиеся к интенсивности корпускулярных потоков от Солнца, и показывает, что "с конца октября и до середины февраля высота светила над горизонтом недостаточна для образования ливней частиц. Эхо возникает лишь при наличии некоторых благоприятных условий". Какие же это условия? "Математическая теория показывает, что эти благоприятные условия наступают в том случае, когда корпускулы исходят от Солнца, стоящего вблизи магнитной экваториальной плоскости". В своих работах ученый показал, что, попадая в магнитное поле Земли, частицы могут попасть в такую зону пространства, которую им покинуть уже не удастся. Они концентрируются в большом торе, охватывающем земной шар. Стенки тора служат своеобразным зеркалом для радиоволн, и не просто зеркалом, а концентратором, собирающим их и посылающим в немногих направлениях. Именно поэтому радиоволны могут путешествовать по естественному волноводу долгое время, и после многих отражений К. Штермеру удавалось принять их на Земле.
Интересно вспомнить первые шаги науки о движении солнечных корпускул и вызываемых этим движением полярных сияний (и, как видим, некоторых других эффектах и явлениях).
В 1716 году Галлей публикует в "Философских трудах Королевского общества" гипотезу, объясняющую "небесные видения" движением вдоль магнитных силовых линий Земли некоторой субстанции, которую он именует "магнетическими парами". До него считали, что сияния сродни свечению паров серы, исходящих из земных недр. Насколько объяснение Галлея обогнало свое время (особенно если заменить "магнетические пары" современным термином "электрические заряды"), видно хотя бы из заглавия одной любопытной брошюры, опубликованной одновременно с докладом Галлея. Эта брошюра, принадлежащая перу некоего Морфью, называлась так: "Очерк, касающийся последнего видения в небесах шестого марта. Доказательство математическими, логическими и моральными аргументами, что оно не могло быть вызвано просто обычным ходом явлений природы, а с необходимостью должно быть чудом. Смиренно предлагается на рассмотрение Королевского общества".
Много позже наука смогла объяснить зависимость частоты и силы полярных сияний от солнечной активности. Подсчет полярных сияний за последние 200 лет позволил открыть солнечные циклы разной продолжительности, включая одиннадцатилетний. Поток солнечных корпускул, связанный со вспышками и пятнами, также цикличен. 1928 год был как раз годом повышенной солнечной активности, точнее - годом максимума активности нашего светила. Достаточно сказать, что солнечных пятен было зарегистрировано в тринадцать раз больше, чем в 1923 году.
К. Штермер открыл, что самые высокие "детали" сияний - это освещенные солнцем (из-за большой высоты) лучи. Они простираются вверх за пределы земной тени, до тысячекилометрового рубежа.
Потоки частиц от Солнца воздействуют на ионосферу. В качестве примера, иллюстрирующего это воздействие, можно упомянуть о снижении "электронного зеркала" одного из слоев ионосферы на 10-15 километров, которое было обнаружено Р. Брейсуэллом.
Общая картина происходящего во время солнечных вспышек и несколько позже (корпускулы достигают Земли с опозданием) может быть очень сложной. Однако заниматься ее подробным анализом имело бы смысл в том случае, если не нашлось бы более простого и естественного объяснения, данного самим Штермером.
Итак появление "загадочного эха" не всегда может вызвать удивление у радиоспециалистов, знакомых с причудами распространения радиоволн. Трудно усмотреть в этом явлении, обследованном К. Штермером, парадокс. Совсем наоборот, если принять в качестве рабочей гипотезы допущение о космическом зонде, о "зеленых человечках", то придется изрядно поломать голову над объяснением "размытия", искажения и изменения силы сигналов.
Конечно, сказанное вовсе не означает, что автор этих строк отрицает всякую возможность межзвездного контакта с помощью зондов, посылаемых в отдаленные миры разумными существами.
* * *
И все же это первые радиосигналы из космоса. Ведь земные импульсы прошли огромные расстояния, прежде чем отразились и вернулись обратно на Землю. Но вернулись они уже не те; они были совсем не похожи на сигналы, посланные радиостанцией Ван дер Поля. Взаимодействуя с электронами, с другими частицами, потоками энергии и разреженного вещества высоко над планетой, они изменились, преобразовались. Они несли уже информацию о космосе. Так возвращаются души преображенные.
...Надеюсь, читатель, уже слышавший или читавший об эффекте Штермера, не пожалеет времени на знакомство с историей вопроса и первыми публикациями по этой теме. Самое же интересное состоит в том, что до поры до времени журналисты и любители астрономии как будто забыли о разгадке, данной самим Штермером, которому в период повального увлечения марсианами и в голову не пришло призвать их на помощь.
Но если бы это не было забыто, автор этих строк прочитал бы готовый ответ - в беглом изложении журналистов. Результаты были бы иными, тривиальными. Решусь спросить теперь читателя: увидел ли он в объяснении, данном самим Штермером, что-нибудь относящееся к управляемому термояду?
Еще несколько страниц - и автор этих строк ответит на тот же вопрос вполне самостоятельно.
КОЛЬЦО ШТЕРМЕРА
Высокотемпературная плазма должна быть достаточно устойчивой. Если ее не удержать на какое-то время - реакция синтеза легких ядер не даст энергии или даст ее меньше, чем затрачено на работу установки. Это главное условие. С ним прямо связано и второе условие: концентрация (плотность) частиц плазмы должна быть довольно высокой. Американский физик Дж.Д. Лоусон сформулировал критерий: произведение времени удержания плазмы на плотность ее частиц должно быть выше порогового значения. Если это так, то устройство термоядерного синтеза отдает больше энергии, чем получает. Он нашел и численное значение этого порога. За это ведут борьбу физики. Для термояда нужна плазма с температурой примерно 60 миллионов градусов. Плотность дейтериево-тритиевой смеси при этом составляет 1014 частиц на один кубический сантиметр. А время удержания подчиняется условию или критерию Лоусона:
nty > 1014 cm-3c
Отсюда, впрочем, определяется любая из величин, если другая задана: n плотность частиц, ty - время удержания плазмы.
При названных величинах время удержания составляет одну секунду. Этого в принципе достаточно, чтобы процесс пошел с позитивным балансом и энергию можно было отвести.
Плазма не должна касаться стенок рабочей камеры, иначе она мгновенно охладится и реакция синтеза остановится - при низкой температуре (относительно низкой, разумеется) у легких ядер не будет достаточной энергии, чтобы преодолеть силы отталкивания, и они не будут сливаться друг с другом. Кроме того, даже легкое касание стенок "отравляет" плазму посторонними примесями, а это тоже препятствие на пути синтеза ядер.
Вот почему специалисты сразу пришли к решению использовать камеры в виде тороидов-бубликов. При этом кольцевой жгут плазмы замкнут сам на себя, у него нет "торцов" - ни начала, ни конца. От остальной поверхности он отделяется магнитным полем, которое создает как бы стенки тороидальной емкости.
Так устроены, например, ловушки-токамаки. В этих приборах через плазму пропускается ток. Он создает магнитное поле, которое участвует в формировании удерживающей магнитной поверхности. Иначе устроены другие ловушки - стеллараторы. В них есть внешние винтообразные обмотки с проводом, которые окружают тороид камеры. По ним-то вместо плазмы и пропускается ток для создания удерживающих сил. Их преимущество - ток не зависит от состояния плазмы. Преимущество токамаков - ток помимо создания магнитного удерживающего поля еще и нагревает плазму, повышает ее температуру, что является необходимым условием синтеза ядер. И уже получены температуры в десятки миллионов градусов. Впервые токамаки были созданы в Институте атомной энергии имени И. В. Курчатова.
Вот уже не одно десятилетие физики возлагают надежды на магнитные ловушки обоих типов - в нашем отечестве и в США. Некоторые успехи налицо, но они даются все большей ценой, и продвижение вперед давно уже напоминает неспешное соревнование черепахи с Ахиллесом, как бы олицетворяющим требования времени. А ведь после решения проблемы удержания плазмы на повестку дня встанут вопросы экономичности. А нынешние монстры-ловушки плазмы меньше всего ассоциируются с реальностью и инженерной практикой.
Между тем можно предложить иной путь. Причем могут найти применение даже созданные устройства - новые, возможно, не понадобятся. Этот путь основан на принципиально новом методе использования горячей плазмы, которая до сих пор применяется в режиме флюктуаций. Эти флюктуации - принципиальная особенность нынешних процессов термоядерного синтеза. Ведь хаотическое движение частичек происходит и в токамаках и в стеллараторах. Оно обусловлено высокой температурой, которая превосходит температуру многих звезд. Образно говоря, температура - это движение, причем хаотическое, случайное. Это и есть флюктуации.
Перейдем на образный язык. Картина такова, как будто некто гладит тигра, но его шерсть вопреки этому дыбится. Плазму можно уподобить тигру. И чем больше ток в токамаке, тем выше температура плазмы и тем больше флюктуации. Тигр неукротим. Его шерсть неминуемо то там, то здесь касается стенок ловушки - и все пропало.
У меня создалось впечатление, что расчет флюктуаций в плазме ловушек невероятно сложен, упрощенные же расчеты физиков не достигают цели, не отражают реальной картины. В этом - почти непреодолимая трудность. Да, можно предложить способы укрощения тигра, но они приведут, боюсь, к рождению нового поколения монстров-укротителей, совершенно нереальных в воплощении, тем более - в инженерной практике.
Рождение высокотемпературной плазмы - тепловые флюктуации - гибель плазмы. Таков порочный круг, разорвать который нельзя до тех пор, пока мы используем флюктуирующую плазму. Сложилось впечатление, что физики, с которыми я беседовал, плохо знакомы с теорией случайных процессов. Решения задач о пересечении случайным процессом заданных уровней им неведомы. Эти решения (как и другие) они заменяют верой в чудо: больше энергии, больше наблюдений - и все произойдет само собой, плазма будет удержана. Однако единичные удержания даже на секунды не могут внушить оптимизма. Об этом и говорит теория случайных процессов.
Но если нельзя разорвать порочный круг, потому что любая нагретая плазма флюктуирует, то о каком новом пути ее использования можно говорить? Такого пути, очевидно, не должно существовать вообще.
Тем не менее закономерные чудеса в физике все же возможны. Законы газовой динамики свидетельствуют: горячую плазму можно свернуть в кольцо. В этом кольце плазма должна вращаться по винтовой линии, повторяя внутренние очертания ловушки - на некотором расстоянии от ее стенок. Вместе с этим винтовым движением плазма должна вращаться вокруг центра тороидальной ловушки, по большому кругу. Это внешне похоже на винт, замкнутый сам на себя, или на пружину, свернутую в кольцо.
И еще это напоминает смерч, замкнутый точно так же на себя, или змею, кусающую собственный хвост (если отвлечься от вращения по винтовой линии). Простой смерч достаточно устойчив, кольцевой - намного устойчивее, а если есть еще винтообразное движение, то он практически неразрушим и формирует сам себя, вовлекая в свое тело новые и новые порции вещества. При этом давление внутри его падает до очень низких значении, а его винтовое вращение сжимает его стенки до предела.
Я мог бы написать уравнения и формулы, но, думаю, специалист поймет и так, а формулы были бы препятствием не только для неискушенного читателя, но и для иного физика, незнакомого с темой.
Расчеты показывают, что в таком режиме можно достичь сверхзвуковых скоростей винтового движения плазмы. Стенки плазмы приобретают при этом свойства твердого тела. Это кажется парадоксом, но именно это утверждают теория и расчеты. Так я пришел к модели "почти твердой" плазмы. Ее флюктуации сведены к минимуму. Частицы ее как бы вморожены во вращающиеся стенки. Таким же свойством обладают "стенки" смерчей. Не раз замечено, что попавшие в смерч предметы вращаются вместе и падают вместе; гигантские атмосферные вихри, словно по просьбе или молитве, опускают на землю неразрушенные дома и крыши, которые они поднимают в воздух.
Но смерч линеен, а плазма кольцевая, ее начало сходится с концом. Внешне как в токамаке, но только стенки этого полого кольца вращаются - в этом отличие.
Итак, замороженная плазма. Почти твердая кольцевая конструкция, если говорить инженерным языком. С ней и нужно работать физикам. Это и есть тот путь, на который некогда вступил автор этих строк. И тут, я думаю, сыграли роль и ассоциации с эффектом Штермера. Он первым описал кольцо плазмы в виде тора. В своих работах он рисовал эту змею, кусающую свой хвост. Она опоясывает земной шар. Он рассчитал ее устойчивость. Мне оставалось лишь перейти к высоким температурам и давлениям, к сверхзвуковым скоростям вращения тела змеи вокруг ее собственного позвоночника.
Так сигналы из космоса дали первый толчок. Родилась мысль об использовании нефлюктуирующей или почти нефлюктуирующей плазмы (энергия флюктуаций в ней намного меньше энергии вращения).
ПРОЕКТ: УПРАВЛЯЕМЫЙ ТЕРМОЯД
Плазма капризна, и поведение ее непредсказуемо в целом ряде ситуаций. Отдаленно она напоминает о бушующем море, рисунок поверхности которого постоянно меняется, а глубинные течения и водовороты невидимы. Эта аналогия глубже, чем кажется на первый взгляд, ведь в воде есть и электрически заряженные частицы, ионы, причем иногда их концентрация велика. До некоторой степени вода тоже плазма.
Используя законы газовой динамики, как выяснено выше, из плазмы можно сформировать вращающийся тороид, причем вращение происходит по винтовой линии - то есть само тело тороида кажется неподвижным, но все частицы плазмы на его поверхности следуют по этой траектории. Внутри тороида - почти вакуум. Этот вакуум изолирован от объема ловушки стенками тороида. Они плазменные, эти стенки, но очень плотные, напоминают твердое тело. И вместе с тем частицы в них движутся.
Так мы пришли к результатам, сравнить которые уместно с тем же движением воды. Примерно так она движется в трубе смерча над морем. (Он, правда, разомкнут, не свит в кольцо.) Менее точная, зато гораздо более простая аналогия знакома каждому - это вращение воды в ванне у сливного отверстия, когда ее остается немного. Воздух втягивается вниз, в отверстие, а вода образует вертикальные вращающиеся стенки как бы вопреки даже закону гравитации. На самом деле, конечно, ни один из законов не нарушается. Просто и здесь вращение стремится создать пустоту, в нее входит воздух - в большей или меньшей степени.
Я мог бы описать несколько способов формирования вращающейся плазмы, но это уже технические детали. Достаточно сказать, что тороидальные вихри могут быть получены с помощью звуковых волн в цилиндрических вращающихся конструкциях ловущек, с использованием переменного или пульсирующего электрического поля, магнитов, питаемых по программе. Последние два способа используются уже в тороидальных камерах, а не в цилиндрических. Мне кажется, заслуживает внимания и механический подход - кольцевая турбина в сечении тороида позволит достигнуть цели, поскольку плазма стягивается в полый кольцевой жгут меньшего диаметра, чем сечение ловушки или диаметр кольца турбины. Отверстие в центре турбины - это круг почти такого же поперечника, как и сечение ловушки, внутри его вращается плазма.
Мы, таким образом, уже перешли к техническим проектам устройств управляемого термоядерного синтеза.
Давление, или, точнее, плотность плазмы в стенках тороида, который она образует, очень значительное. Время удержания тоже велико - из-за эффекта "вмороженности" плазмы в стенки, о чем уже говорилось. Однако критерий Лоусона для такой плазмы, по-видимому, не дает полного ответа. Это происходит потому, что движение частиц плазмы иное, оно упорядоченное или "почти упорядоченное", а раз так, то флюктуации играют скромную роль. Именно поэтому известные из теории флюктуирующей плазмы закономерности и формулы перестают "работать".
Это очень интересно само по себе, но наше внимание сейчас сосредоточено на реальном техническом воплощении этого необычного проекта. Поэтому без долгих экскурсов в физику нефлюктуирующей, но движущейся плазмы вообразим, что в полое внутри кольцо вращающейся, как указано, плазмы, сбоку, извне падает луч лазера. Он возбуждает частицы плазмы на внешней поверхности тороида, сообщает им энергию. Если лазер мощный, то энергии достаточно для процесса синтеза. Легкие ядра сливаются. Выделяется энергия термояда. Такое лазерное зондирование может оказаться очень удобным, к тому же вращающаяся плазма уже готова к реакциям синтеза - ее плотность велика.
Расчеты показывают, что проект с лазером вполне работоспособен даже при сверхзвуковых скоростях движения плазмы (по винтовой линии). Лазер является удобным инструментом управления процессом термоядерного синтеза в этом варианте ловушки.
Исходя из описанной схемы можно оценить размеры устройства. Внешний диаметр его может быть несколько менее трех метров, и реакции синтеза все же будут идти так, что термоядерная энергия будет поступать во внешний контур. Такое малогабаритное устройство с укрощенным термоядом можно установить на самолет, на автомобиль или корабль, на катер или спутник. Импульсный режим позволит не создавать избытка энергии.
Кроме лазера или двух, нужны еще контрольные приборы, устройства отвода энергии, и в конце концов, если представить себе всю конструкцию, то можно прийти к знакомым физикам очертаниям циклотрона. Внешнее сходство, однако, обманчиво. Внутри - не безобидный пучок заряженных частиц, а грозный термояд, тот самый тигр, которого пытается запрячь уже второе поколение исследователей. Ради наглядности я все же попытался - с минимальными издержками - свести конструкцию к привычной наглядной схеме.
Если плазма "подогревается" лазерами, то, вероятнее всего, лучше всего покажут себя кольцевые формирующие устройства типа турбины. В первые моменты процесса формирования плазма неизбежно "отравляется" материалом лопаток, но регулировка режима лазеров (в автоматическом режиме изменяются частота импульсов и мощность) вводит процесс в рабочую зону. На первый взгляд это примитивно - использовать турбины, напоминающие простые вентиляторы, в таких ответственных установках. Но именно простота может сделать их незаменимыми на всех видах транспорта.
ГЛАВНЫЙ СЕКРЕТ ШАРОВОЙ МОЛНИИ
Физикам известны сейчас четыре вида сил: гравитационные, электромагнитные, слабые и ядерные (или сильные). Для понимания процессов в термоядерной установке описанного типа важен единый подход. Деление сил на четыре вида - лишь условность. На самом деле есть лишь взаимодействие движущегося эфира. В зависимости от направленности (взаимной) потоков эфира и формы движения (хаотической или упорядоченной) и возникают четыре типа полей и взаимодействий. Но это лишь видимость. Суть одна - движение эфира.
Сами частицы плазмы являются, согласно эфиродинамическим представлениям, эфирными вихрями. Это относится и к электронам.
Физики мечтали о единой теории поля и пока не расстаются с мечтой. В 1928 году Эйнштейн пришел к мысли, что силы сцепления, не позволяющие электрону распасться, имеют гравитационную природу (Б о р н М. Атомная физика. М.: Мир, 1970. С. 77).
Шредингер в 1943 году попытался развить эту мысль, конечная же цель такого подхода - создание единой теории электромагнитного и гравитационного поля.
М. Борн пишет: "При выполнении этой программы была проявлена огромная изобретательность и математическое искусство, но без каких-либо удовлетворительных результатов. Одна из причин неудачи кроется, очевидно, в различии масштабов сил, соответствующих двум видам полей".
Иными словами, электрические силы превосходят в электроне гравитацию примерно в 4*1042 раз. Это гигантская разница, на которую было бы целесообразно обратить внимание сразу. Ясно, что никакой роли гравитация не играет и играть не может ни внутри электрона, ни в его окрестности. Все определяется только зарядом. Теперь мы знаем, что и заряд - это лишь проявление эфира.
Остающаяся для физиков вещью в себе (несмотря на многочисленные уверения в обратном), обычная шаровая молния ведет себя так, как будто на нее совершенно не действует гравитация. А ведь она гораздо больше электрона, и эта разница измеряется тоже гигантским числом.
Шар, излучающий свет, плывет в воздухе так, как будто он является летательным аппаратом наподобие монгольфьера. Светящийся воздушный шар - ни дать ни взять. Второе важное свойство шаровой молнии - ее распад, сопровождающийся характерным хлопком, даже ударом очень большой силы. Мне кажется бессмысленным занятием искать ключи к этому явлению природы в единой теории поля или в других искусственных теориях.
Отмечено, что шаровая молния образуется в большинстве случаев во время грозы (а видели ее и вскоре после грозы). Наблюдалось возникновение светящихся устойчивых объектов близ места, куда ударила обычная линейная молния.
Размышляя об этом, я пришел к выводу: линейный поток плазмы, каковым является обычная молния, может породить при встрече с препятствием тороидальный плазменный объект - плазмоид. И он устойчив - по крайней мере в течение некоторого времени. Меня привела к этому простая аналогия. Если в трубе распространяется волна давления (звуковая, например), то при суженном на конце диаметре трубы (препятствии) возникает тороидальное кольцо движущегося воздуха. Плазмоид возникает примерно так же. Но внешняя его поверхность может быть охвачена сферической тонкой оболочкой, которая тоже вращается в том случае, если происходит винтовое движение плазмы по поверхности тороида. Последнее может и отсутствовать.
Внешняя оболочка часто придает плазмоиду почти идеальную форму шара. Если ее нет - форма лишь приближается к идеалу. Способность плавать в воздухе и подчиняться даже легкому дуновению ветра объясняется тем, что объект, интересующий пас, пуст. Внутри его, под светящимся покровом вакуум. Вращение частиц плазмы оттягивает их на периферию из-за центробежных сил. Но внешнее давление атмосферы в целом на всю поверхность возрастает. Силы приходят в равновесие при некотором диаметре объекта (сечения в плоскости вращения). Наконец, хлопки и удары в момент гибели шаровой молнии объясняются исходя из обычных законов газовой динамики. Это то же самое, что хлопок разбившейся вакуумной электролампочки. Входящий в пустоту, образованную в плазмоиде вращающимися частицами, воздух охлопывается, образуются ударные волны.
Таким образом, шаровая молния подчиняется и законам газовой динамики, и электромагнетизма. В этом - своеобразие проявления сил природы, создавших как бы модель плазменной ловушки для управления термоядерными реакциями.
Эта модель интересна сама по себе. Из сказанного выше, я надеюсь, совершенно ясно, как получить наконец шаровую молнию в лаборатории. Более того, в ловушках описанного выше типа можно сформировать очень устойчивые объекты, с высокой скоростью винтового вращения. Конечно, есть способы превратить это в оружие, но мне не хотелось бы рассказывать об этом.
В природе существуют другие возможности появления шаровых молний. Грозы не относятся к числу совершенно необходимых условий их рождения.
Интересно свидетельство очевидца, бывшего фронтовика, научного сотрудника из Риги, И. Соловьева. Он описал свои наблюдения в письме. Привожу его без купюр.
"Камчатка. Побережье Тихого океана. Рыбоконсервный комбинат. В заливе, прилегающем к комбинату, на левой стороне берега возвышается 2800-метровая сопка. Это конусообразный вулкан. На его вершине зимой и летом лежит снег. А на самой макушке, словно шапка, покоится седое облако. На берегу в Парке культуры и отдыха веселится молодежь. Кто-то перебирает струны гитары. Голосисто заливается гармонь. Казалось, что все безмятежно и спокойно. Летий день, парк и беззаботная молодежь. И яркое солнце, медленно спускающееся к горизонту безбрежного океана. Но вдруг жизнь комбината и безмятежное веселье молодежи нарушил протяжный вой собак. Собак на Камчатке в каждом поселке очень много. Они привязаны где-либо у ручья по 50-70 штук. Летом они бесполезны. А зимой на них ездят. Собаки выли только две минуты. Но этого было достаточно, чтобы навести переполох среди жителей поселка. Обычно собаки воют только в 11 часов, а иногда в час ночи. Сперва одна, потом вторая и третья собаки поднимут свои морды к луне и разными голосами на разные мотивы тянут свою собачью мелодию. После того как в поселке прекратился собачий концерт, прошло семь минут, как вдруг под землей послышался протяжный глухой гул, а потом сильно тряхнуло землю. Потом по всему поселку замычали коровы. Стали кудахтать куры. На лицах людей появился испуг. Все задавали один вопрос:
- Что это такое? Никак, пришел конец света!
Долго ждать не пришлось. Прошло еще семь минут. И снова под землей раздался глухой гул. Опять тряхнуло землю, и, наконец, из 2800-метрового вулкана вырвался огромный клуб черного дыма, а затем появился огонь. Огненное жерло все время росло, поднимаясь в поднебесье. За десять минут столб огня над вулканом вырос на три километра. Из конусообразной вершины вулкана вырывались многотонные раскаленные бомбы. Поднявшись вверх на 300-400 метров, они падали вниз, скатываясь по крутым склонам сопки. Но что самое удивительное было в этом извержении, это бело-голубые шары. Когда столб огня, вырвавшийся из кратера сопки, достиг апогея, шары появились внезапно. Похожие по цвету на солнце, они поднимались по спиралеобразной вертикали и уносились в бездну космоса. Шары были большие и маленькие. Они стремительно облетали вокруг образовавшегося столба огня, бьющего из вулкана, тем самым как бы образуя хоровод небольших планет. Это явление я наблюдал еще до Великой Отечественной войны. После этого извержения прошли годы, и вот однажды мне снова пришлось столкнуться с не менее интересным явлением, которое, как мне кажется, имеет сходство с виденными шарами.
...Уже второй год шла Великая Отечественная война. Был 1942 год. Я ехал в пассажирском поезде "Ташкент-Фергана". Ехал к новому месту формирования части. Поезд с большой скоростью мчался через Ферганскую долину. А в это время над ней разразилась гроза. Сильные разряды молнии пополам рассекали ночное небо.
Перед каким-то неизвестным полустанком был закрыт семафор. Поезд остановился. И я, томимый тревогой за свою Родину и за неизвестное, что ждет меня впереди, спустившись по ступенькам вагона, шагнул в темь степи. Гроза над Ферганской долиной по-прежнему неистовствовала. Сверкала яркая молния, и гремел сильный гром. Не успел я освоиться с темнотой степи, как вдруг сверкнула яркая молния, и прямо к моим ногам спустился огненный шар. Шар большой. Раза в два больше человеческой головы. Когда шар коснулся поверхности земли, то сразу запахло озоном. А шар, словно юла, вертелся на одном месте. Воздействием радиации от шара была парализована вся моя сила и воля. С тех пор как в пяти метрах от меня опустился небесный пришелец и я стал на него смотреть, я стал как бы беспомощным. Я никак не мог оторвать свой плененный взор от этого грозного чуда. Сколько времени длилось мое невольное созерцание, я тогда не отдавал себе ясного отчета. Возможно, пять минут. И конечно, я не видел, как открылся семафор, и не слышал гудка паровоза. В моем сознании была только одна мысль: "Как избавиться от власти шара? Как уйти от него? Ведь нельзя скованным стоять и только смотреть, как вертится это космическое чудовище". Наконец, собрав всю силу воли, я шагнул только на один шаг назад. В это время раздался оглушительный треск. Шар лопнул, И десятки, сотни мелких светящихся искр стремительно улетели в бездну ночного неба.
...Поезд давно ушел, а я сидел на глухом полустанке и старался осмыслить только что виденное явление. Я невольно сравнивал светящиеся бело-голубые шары, вылетавшие из глубоких недр земли во время извержения вулкана, и только что виденного небесного посланца - шаровую молнию. Есть ли между этими двумя явлениями сходство? На этот вопрос ответа я не находил. Возможно, что ученые смогут объяснить это загадочное явление..."
...Такое вот письмо получил я от И. Соловьева несколько лет тому назад. И только теперь могу кое-что сказать по поводу случившегося. Сначала о шаровой молнии близ железной дороги. Плазмоид лопнул с треском, грохотом. Это, думаю, комментариев не требует - сработала пустота внутри сверкающего шара.