Владимир ЩЕРБАКОВ
      ПРОГРЕСС И МЕЧТА
      (Предисловие составителя)
      Фантастика, как и литература вообще, должна затрагивать все струны сердца. Писатель-фантаст, пожалуй, обязан быть внимательным и к творению рук человеческих, ко "второй природе", к ее влиянию на нас, и к миру нерукотворимому с его картинами планетных стихий, с пейзажами, сиянием сполохов и полетом радуг. От фантаста чаще всего требуется умение одинаково свободно живописать "миофибриллы" человеческой души, вечно молодую неумирающую природу и откровения науки.
      Но человек - главный объект исследования в литературе. Чтобы высказать научную догадку, сформулировать гипотезу, вовсе не обязательно прибегать к жанру фантастики. Это можно сделать значительно проще, в популярной статье, например. Гораздо больший интерес, нежели сама гипотеза или догадка, представляет сам поиск, процесс ее зарождения и становления. А это уже немыслимо без человека, без героя, на худой конец - без персонажей. Интересно проследить и влияние вызванных человеком сил на его судьбы, на развитие общества.
      И вот в фокус внимания писателей-фантастов все чаще попадает внутренний мир человека, его переживания, его привязанности, его судьбы в преображенном фантазией мире.
      Конечно, научная фантастика более близка к науке, чем другие жанры. Но она ничуть не дальше их от искусства. Ученого или инженера, соблазнившегося фантастическими видениями будущего, подстерегают подводные камни. Популярность фантастики и ее несколько особое положение не позволяют выявить своевременно известные просчеты творческого характера. И тогда, случается, ученый подавляет писателя. Уместно вспомнить высказывание ученого и писателя И. А. Ефремова:
      "Популяризаторский рассказ о науке - не путь научной фантастики, которая должна оставаться художественной литературой, как бы близко ни подходила она к научно-популярным произведениям и какими бы фантастичными ни казались смелые предположения ученых... Не популяризация, а социально-психологическая действенность науки в жизни и психике людей вот сущность научной фантастики настоящего времени".
      Научно-техническая революция принесла с собой невиданные темпы развития науки и промышленности, качественные изменения их структуры. Заметная часть наблюдений, накопленных данных, экспериментальных фактов на каждом этапе исследований остается "не уложенной" в рамки строгих теорий и не находит продолжения в систематическом продвижении вперед, словно дожидаясь случая. Быть может, говорил И. А. Ефремов, именно те находки, которые пока лежат втуне, не дав начало планомерным исследованиям, хранят в себе возможности заманчивых взлетов науки. Привлечь внимание к этим возможностям - одна из главных задач научной фантастики.
      И наконец, еще одно положение известного ученого и фантаста, с которым также трудно не согласиться:
      "Однако придется разочаровать писателей. Для того чтобы идти в научную фантастику этим путем, надо быть ученым, стоящим на переднем крае исследований, широко образованным в области истории науки и накопленных ею фактов. Следовательно, надо работать сразу в двух областях, то есть находиться в наш век узких специализаций в самом невыгодном положении".
      От фантаста требуется умение верно подметить и детали мира будущего, и его "типовой интерьер". Непозволительно надеяться на то, что можно выдумывать, не сообразуясь ни с какими закономерностями. Если уж писатель берется за нелегкий труд фантазирования, он должен владеть элементами мироощущения будущего. Прошлое изучают кропотливо, анализируя его с помощью самых изощренных технических средств. Совсем другой арсенал средств применяется для изучения будущего. Разница, кроме того, состоит и в том, что ответы на вопросы о будущем носят вероятностный характер. Долгосрочное прогнозирование, относящееся к какой-либо конкретной области человеческой деятельности, напоминает стрельбу по невидимой цели. Но и такая стрельба подчиняется определенным правилам, законам, которые не следует игнорировать.
      Эти закономерности фантаст может найти, нащупать, но для этого надо уметь обобщать факты, уже известные.
      Простой, казалось бы, пример: жилище человека. Каким оно будет через десятки, сотни лет? Найдется ли, право, такое волшебное зеркало, которое позволит заглянуть в его будущее?
      Такое зеркало, по-видимому, существует. Поскольку в нашем примере речь идет не о зданиях вообще, не о вавилонской башне, не об абстрактных сооружениях, предназначенных неизвестно для какой цели, а о жилище человека. Прежде всего отметим странную на первый взгляд закономерность: наземное строительство и техника летательных аппаратов развиваются как бы во взаимно противоположных направлениях. Последние модели загородных дач, надувных павильонов, гаражей чем-то похожи на воздушные шары зари воздухоплавания. Но летательные аппараты со временем значительно потяжелели, а вот строения становятся в среднем все легче и легче (если, конечно, размеры сопоставимы, иначе нужно учесть еще "фактор масштаба"). Железобетонное здание, например, легче кирпичного здания того же объема вдвое, но, в свою очередь, в восемь-десять раз тяжелее дома из стекла и пластика. И мимо этой линии развития вряд ли может пройти фантаст: ведь человеческому жилищу будущего совсем не обязательно походить на утес из стекла и бетона, старательно разделенный на ячейки-квартиры. Мыслимы и иные методы тепло- и звукоизоляции, а пластмассы или материалы, им подобные, в недалеком, быть может, будущем сделают линии наших проспектов и улиц живописней, стремительней.
      Но вернемся к нашей исторической параллели и попытаемся перебросить мост из прошлого в будущее. Вспомним, что до воздушных шаров были миф о Дедале и Икаре, проекты механических птиц, эскизы Леонардо да Винчи. Не будут ли в полном соответствии с подмеченной параллелью знакомые контуры природы повторяться в строительстве? Вопрос нелегкий. Фантаст может принять и продолжить параллель между летательными аппаратами прошлого и домами будущего (и это не просто формальная аналогия - скорее закономерность, одна из возможных "статистических моделей", во всяком случае). Но поиск в этом направлении, конечно, индивидуален, без чего нет подлинного творчества.
      Другой пример. Нетрудно понять, что обтекаемая форма первых ракет, созданных человеком, обусловлена тем, что ракеты эти предназначены для ближнего космоса, что они вовсе не оптимальны с точки зрения дальних путешествий (о которых главным образом и идет речь во многих современных произведениях фантастического жанра). Разве не ясно, что у звездолета будущего возникнут гораздо более серьезные препятствия, чем атмосфера планеты, протяженность которой ничтожна по сравнению с галактическим пространством? Эти-то препятствия и будут учитываться в первую очередь.
      Без поиска, без фантазии, вообще говоря, нет и науки. Фантастика своеобразный полигон мысленных экспериментов и ученого и писателя. С ее помощью можно проанализировать то, что едва различимо у дальней черты научного поиска. Открытия последнего времени чаще рождаются на стыках наук. От открытий - к мечте, от мечты - к новым открытиям - вот самая краткая схема развития науки. Подлинной науки.
      Фантастика никогда не будет "удаляться" от науки. Наоборот, ее роль состоит в повышении научного потенциала общества, в ускорении вторжения наук во все сферы жизни общества.
      Прогресс немыслим без мечты. Хотелось бы, чтобы именно с этой мыслью читатель раскрыл новый сборник фантастики.
      Имена Севера Гансовского, Дмитрия Шашурина или Георгия Гуревича, несомненно, хорошо известны читателям (не обязательно даже по одним лишь фантастическим повестям). Сергей Смирнов, Борис Липатов, Георгий Вачнадзе выступают в сборнике со своими первыми рассказами. А пятнадцатилетняя московская школьница Маша Мамонова представляет на суд любителей фантастики свое четвертое произведение.
      Новый раздел сборника "Грани будущего" открывает статья, посвященная 70-летию со дня рождения классика советской научной фантастики Ивана Антоновича Ефремова.
      Думается, что, несмотря на все различия в решении проблемы видения будущего средствами фантастики, авторов сборника объединяет главное: стремление раскрыть то новое, что привносит в нашу жизнь неустанный поиск человеческой мысли.
      И, конечно же, вольно или невольно авторы повестей и рассказов художественными средствами решают и важнейший вопрос об отношении науки и морали, о моральном совершенствовании человека и общества в целом.
      Наука ныне пронизывает все области человеческой деятельности и сама является одной из таких областей, а потому не может не затрагивать сферу человеческих отношений, сферу морали. Сама научная деятельность людей неизбежно является объектом моральной оценки. Наука возникла в обществе классовой морали, однако это еще не означает, что отсутствует объективный критерий моральной оценки научной деятельности людей. Способствовать росту познавательной способности человечества, применению познаний в интересах общественного прогресса - вот высокая моральная цель науки в целом и отдельных ученых. Аморально, заслуживает осуждения то, что мешает познавать истину, те силы, классы и группы, которые искажают истину, подменяют ее ложью. "...Но человека, - писал Карл Маркс, - стремящегося п р и с п о с о б и т ь науку к такой точке зрения, которая почерпнута не из самой науки (как бы последняя ни ошибалась), а извне, к такой точке зрения, которая продиктована чуждыми науке, внешними для нее интересами, такого человека я называю "н и з к и м".
      Известнейшего ученого К. Тимирязева серьезно беспокоила будущность науки, получающей подачки "с роскошной трапезы капитализма". "Разделяя с сегодняшними победителями их добычу, не будет ли она вместе с ними как-нибудь призвана к ответу?" - спрашивал ученый.
      Ныне вряд ли объективный наблюдатель может противиться неизбежному выводу: по мере развития науки возрастает ее роль в общественной жизни, возрастает и моральная ответственность за характер и цель применения новых научных результатов. А безразличие к вопросам применения открываемых наукой во множестве новых эффектов и явлений само становится явлением аморальным: всем памятна война с применением изощреннейших орудий агрессии и уничтожения людей.
      То "внутреннее чувство правды", о котором говорил еще Гёте, указывает на точку соприкосновения науки и морали. Ни наука, ни мораль не могут считаться истинными, подлинными, если они опираются на искаженное понимание действительности и ложные фактические данные. Убежден, что "внутреннее чувство правды", о котором говорил великий поэт и мыслитель, столь же необходимо и для научной фантастики.