В. ЩЕРБАКОВ
      Кратер
      Не помню, пригласил ли меня Сухарев или он не успел этого сделать и я сам напросился к нему. Как бы там ни было, через полчаса после телефонного разговора мы сидели за столом в его комнате, и я вертел в руках какой-то осколок: минералогия - моя первая страсть и вторая профессия. Скажи мне тогда кто-нибудь, что скоро я назову этот молочно-белый камешек чем-то вроде чуда и даже напишу о нем рассказ - я ни за что не поверил бы.
      Мне кажется, тогда я не ощущал ничего необычного. Будто бы и не пропадал Сухарев целых два года. Я словно вчера видел его и теперь зашел просто поговорить. В последнее время меня увлекает работа, я не замечаю, как бегут месяцы.
      Внешне он остался прежним Володькой Сухаревым. Те, кто видел его по возвращении, могут это подтвердить. Я говорю "внешне", потому что два года космической экспедиции не могут не изменить человека.
      - Подвинь твой стакан, - то и дело говорил он.
      Наполнив стакан крепким чаем, он возвращал его мне, и я задавал ему следующий вопрос.
      За окнами рдел весенний вечер, бодрый и прозрачный, как капля дождя. Звонкие голоса детей изредка врывались в комнату.
      Стемнело. Мы зажгли свет.
      Помнится, мое внимание опять привлек осколок, лежавший на столе. Не знаю, почему я не принял его за пепельницу. Он мог бы сойти за нее.
      Я спросил его: - Это оттуда?
      Он кивнул.
      - Взгляни. - Он выдвинул ящик стола. - Вот отсюда. - И подал мне небольшой серый конверт.
      Я вопросительно посмотрел на конверт, потом на него.
      - Там, в конверте. Достань.
      - Ого! Неплохой фотоснимок.
      Яркое фиолетовое небо, пожалуй даже светлее, чем на популярных открытках с космическими пейзажами, контрастировало с черной равниной. У горизонта виднелись такие же темные скалы с правильными очертаниями. Кое-где различались пятна теней.
      Ближе выделялся холм. Его вершина, совершенно плоская, будто срезана (не представляю, как тут обошлось без ножа). "Подгоревший пирог", - сразу окрестил я этот холм с темно-бурыми склонами. На темном фоне угадывались небольшие светлые участки и микроскопические белые крапинки - самая мелкая деталь, которую мне удалось рассмотреть.
      - Не смог бы представить ничего похожего. Мрачновато...
      Я даже зажмурил глаза: интересно, как воспринимается это в натуральную величину.
      - А камешек? Что-нибудь такое, о чем еще не напечатали в газетах?.. В самом деле?
      -- Видишь ли, у тебя в руках не совсем обычный камень... - Он замолчал, словно предоставляя мне возможность самому решить, что же это такое.
      На ощупь осколок напоминал пластмассу, скорей всего полистирол.
      - Необычный? Значит, что-то из ряда вон выходящее?
      - Видишь ли... - он опять замялся, - это, пожалуй, неинтересно... Нет... Никакого отношения к минералогии... Скорей небольшое приключение... Ну, хорошо, хорошо... Сахар в сахарнице... Конечно, с самого начала... Я говорил, почему мы едва успели выполнить программу? В общем работали по десять-двенадцать часов. Почти каждый день. Саша по горло был занят упаковкой и сортировкой всяких корней, стеблей, кактусов... Слово "кактус" он не терпел, а именовал их по-научному, длинно и непонятно. В последние дни ему доставалось больше всех.
      Как только у нас наметился просвет, мы решили ему помочь. Я и геолог. В конце дня добрались до кратера... Да, до этого самого... Н-да, пирог. Даже с начинкой. Так вот, сверились с картой, на всякий случай обстреляли местность излучением, все как полагается. Район.новый, кактусов как из мешка высыпали, очень много. Маленькие, большие, оранжевые, бурые, под цвет почвы.
      Пока я возился с одной неподатливой колючкой, выкапывая ее из песка и шепча про себя, какой замечательный подарок получит Саша, геолог ушел вперед. Я взмок, пока выдрал корешки, - так глубоко они сидели.
      До холма было метров четыреста. Геолог уже взбирался по склону. Я видел его ноги и раздутый рюкзак. Когда я доконал кактус, склон был пуст.
      Легкий голубой дымок, как облачко, висел над ним. Чем больше я старался его рассмотреть, тем призрачней он казался. "Не может быть, окончательно решил я, когда затекшая спина немного отошла. - Там ничего нет". Холм был совсем рядом и хорошо освещен.
      Крик я услышал отчетливо. Как будто бы кричали над самым ухом.
      Я не уловил интонации его голоса. Что-то стряслось. Он звал меня. Но зачем?
      Я сразу же ответил, но он молчал. Я спрашивал, что произошло, безрезультатно.
      Я бежал; бежал что духу было.
      Впрочем, в действительности все было как раз наоборот: сначала я помчался вперед, а уж потом попробовал соображать. В такие минуты ноги работают быстрее головы.
      Быстро ли приближался ко мне холм, я не видел, потому что, когда бежишь, нужно смотреть под ноги...
      Я бежал сломя голову до самого холма. У его подножия длинные корни или рупальца выросли вдруг из плотной темной почвы. Дернуло ногу, я чуть не упал. Склон был в двух шагах. Я просто споткнулся...
      Я не ожидал, что карабкаться так трудно. Медленно, ползком, распластавшись- ума не приложу, как он справился с рюкзаком. С таким тяжелым рюкзаком. Скат очень крутой, посмотри сам...
      До полета мы знакомились с образцами почвы, доставленными первой экспедицией, но ничего подобного не встречали. Склой покрыт коричневой массой, рыхлой. Она будто пузырями изъедена и очень легкая. Пузыри больше мяча. На снимке не рассмотришь.
      Я хорошо запомнил первый миг: внутренний склон кратера крутой - почти обрыв с торчащими кое-где большими белыми камнями и оранжевые клубы внизу под ногами. "Облако... газовое облако выползает из жерла..." Несколько мгновений мной владела эта иллюзия. Наверное, сказывались мои чисто земные представления о природе вообще и о вулканической деятельности в частности.
      Нет, это было не извержение. Я увидел на дне гладкую поверхность, по которой пробегали цветные блики. Сейчас ты можешь верить или не верить, но у меня тогда выбора, в сущности, не было. Они плыли, как волны, разных цветов и оттенков, а поверхность оставалась ровней вот этого стола. Они плыли и отражались от бурых краев этой гигантской воронки...
      - Кто "они"?
      - Блики. На дне кратера сияло "озеро". Видишь ли, более подходящего названия этому я до сих пор не придумал. Очень красиво, и очень жаль, что тебя с нами не было.
      "А геолог? Что случилось с ним?" - вопрос вертелся у меня на языке, но я не хотел его перебивать.
      - Общий фон "озера" постепенно менялся. Оно играло сотней оттенков от нежнейшего розового до холодного темно-синего. Это как цветущий майский луг, только ярче. Как горное озеро, когда в нем отражаются радуги, и еще сильнее, еще красивее, - он пошевелил губами, прошептав еще что-то, что именно, я не разобрал.
      - На меня обрушился шквал красок, и я не сразу пришел в себя. На легком облачке, висевшем над кратером, светились слабые отблески. Потом все потускнело. Когда это произошло - отлично помню, - я еще не отдышался после быстрого бега.
      Наконец мне удалось задать свой вопрос.
      - Геолог? Разве я не сказал? - Он казался несколько удивленным. Антенну он повредил, входной контакт. Хороши, нечего сказать, эти наружные антенны, только для кинофильмов. Поэтому и замолчал... А-а, понимаю... Тебе мерещилось что-то таинственное. - В глазах его сверкнуло веселое ехидство, - ты ведь любишь слушать про космические злоключения, особенно из первоисточников, а?
      Но почему мне все-таки казалось, что он изменился? Нет, его не так-то легко переделать.
      - Перестань. Хватит с меня твоего несладкого чая. Не вздумай прикидываться, будто тебе неизвестно, что в сахарнице - стопроцентный вакуум.
      - Вот как! - Он издевательски присвистнул. - Кто тебя так изнежил? Уж не женился ли ты?..
      - Полгода назад. Рекомендую. Будешь пить сладкий чай.
      - Тебя есть с чем поздравить... Поздравляю... - это было сказано уже серьезно.
      "Не пора ли уходить?" - тревожно вспомнил я.
      Будь дома телефон, я предупредил бы жену, что задержусь. Она бы, конечно, сказала: "Приходи скорей". После этого можно было бы посидеть еще.
      - Так что же это? - я щелкнул пальцем по осколку. С одного края коричневые брызги покрывали его (употребляю здесь слово "брызги" с большой натяжкой: ни одно пятнышко не сдиралось ногтем).
      - Что? Хотел бы я сам это знать... Подобрали на обратном пути к вездеходу. Возле белой глыбы из того же теста. Воронка сплошь ими усеяна. Что?.. Химический состав?.. Вот... - скомканная бумажка зашелестела в его руке, скрипнул ящик деревянного стола. - Вот: кислород, углерод, кремний, водород, кальций, азот...
      Здесь я по вполне понятным причинам должен опустить остальные шестьдесят четыре химических элемента из тех семидесяти, которые там значились.
      Он продолжал:
      - Обнаружены гелеобразные компоненты с белковоподобными гранулами и прослойками...
      - Разыгрываешь? Думаешь, я идиот? - От меня так и веяло спокойствием.
      Но нет! На смятой бумажке, хладнокровно мной расправленной, слово "белковоподобный" было подчеркнуто красным карандашом.
      - Вот это фокус! Белок налицо, а жизнь? Космическая фауна? Целая экспедиция не нашла ничего, и вдруг - этот камешек... Что это за "белковоподобный"? Что ты молчишь? Что ты думаешь об этом?
      - Конечно, подавай тебе сразу гипотезу! Может быть, нужны точные доказательства? Может, собираешься написать учебник космической зоологии? Ничего нет у меня. Говорю тебе, ничего. Времени не хватило.
      - Вы стартовали в тот же день? - спросил я не очень уверенно.
      - Я уже говорил. Через каких-нибудь четыре часа. Нагоняй за длительную внеплановую отлучку получить все же успели, - он слабо улыбнулся, - и благодарность - от Саши. Знаешь, - по его лицу скользнула легкая тень сомнения, - когда мы выбирались из кратера, я заметил еще раз... щупальца, но хорошенько мы так ничего и не рассмотрели. Нас срочно вызывали по радио, а у него - случится же такое! - порвался ремень рюкзака. Тут уж не до наблюдений. Tw не думаешь, что здесь есть связь: эти кгаи, странный кратер... Геолог успел щелкнуть все на пленку. Портативной камерой. Пока я искал его там... среди белых глыб. А "озеро"? Интерференция, игра света? А если это часть общего целого, сложного и пока неразгаданного?
      - Невероятно... Неужели ты всерьез полагаешь?..
      - Полагаешь, полагаешь, - поддразнил он. - Ты слышал что-нибудь о батибии?.. Собственно, этого следовало ожидать. Так Гексли назвал в прошлом веке вязкую слизь с заключенными внутри нее известковыми камешками, добытую со дна океана. Батибий означает "живущий в глубине". Гексли считал ее первичной живой протоплазмой. Совсем еще недавно это считалось модным искать первичную протоплазму. Так вот: скелет - камешки, тело протоплазма, все вместе батибии - "живущий в глубине". Логично? А на самом деле ничего общего с протоплазмой! Ты понимаешь, зачем я вспомнил это?
      То, что сходило с рук Гексли, не разрешается веком позже.
      ...Когда я вышел от него, на моих часах было четверть первого. Лил дождь, мое легкое весеннее пальто тяжелело на глазах. Он молодец, думал я, глядя, как стремительные водяные горошины рождают в лужице на асфальте маленькие фонтанчики - извержения, он шутил и смеялся со мной, угощал несладким чаем, был весел а бодр. Он заразил и меня - подумаешь, немного помокну под теплым дождем...
      Значит, там он держался молодцом. Именно потому так хорошо ему здесь, что там он был настоящим молодцом!