...В ней самой были странности. Моей проницательности не хватало, чтобы понять ее сразу. Даже если бы я тогда же, в первые дни знакомства на юге, разгадал её, то не смог бы освободиться от чар. Она себе самой казалась живой статуей из мрамора. Но ни капли кокетства. Отстраненно наблюдая за мной в первый день нашего знакомства, она вовсе не думала отстраняться от известных всем нам знаков внимания к чарующе красивым женщинам. Казалось, что этих знаков мало и мне и ей. Мы оказались на дальней галечной полосе, где иногда появлялись первые робкие нудисты. Как только она узнала об этом - от меня же,то немедленно предложила последовать их примеру. Помню мою нерешительность, которую я скрывал от нее. Она была первой нудисткой, которую я видел рядом. Ее бюст, вся она казалась вдвое больше, чем в платье. Широкие плечи, широкие бедра, округлые глыбы голубоватого мрамора, чуть выше середины - треугольный кусок сверкающей смальты. Это тоже взгляд со стороны, не более того. Но что случилось потом! Поздним вечером я не мог отделаться от воспоминаний!..
      Ее бюст занимал половину ширины гостиничного номера: и когда я понял, что это почти так без всяких прикрас, то последовала пауза, я замер на целую минуту, а спокойное выражение ее лица не изменилось, она даже подняла грудь, как бы не понимая меня. Ну и оказалось, что она готова к покровительству, откровенности, пониманию того, что моя застенчивость закономерна. Не вообще, а тогда, когда ее антрацитово-блестящий бюстгальтер упал мне на плечи, съехал на руки, и я почему-то неумело, машинально складывал его, а она с легкой улыбкой заметила:
      - Только мнешь, уже поздно проявлять заботу по этой части. И это не складывается.
      - Бывают исключения.
      * * *
      Движение калачакры передавалось нам. В один прекрасный день нас - меня и валькирию - можно было увидеть в парке Покровское-Стрешнево на лугу с белыми цветами, что в лощине за сосновой рощей. Тонкие стрекозы-стрелки садились на ее раскинутые руки, на темные волосы с сапфировым отливом. Справа от нас склон плотины, у водохранилища, казался голубым и далеким. Сочившаяся оттуда вода собиралась в ручей, над которым порхали белянки, а внизу, на зеркалах-плесах, метались их отражения.
      Начиналась жизнь или уже близилась к завершению?
      В тот день я не мог ответить на этот вопрос даже с ее помощью, потому что ответа быть не могло. Я лишь высказал свою гипотезу: в каждом дне повторяется прошлое, несколько других дней из десяти- или двадцатилетней давности, из детства, из юности, даже из предыдущей жизни души. К ним добавляется новое, немного из вчерашнего и сегодняшнего дня. Все это смешивается, окрашивая настроение. И так проходит загадочная, непонятная и непонятая жизнь. Но она подчиняется звездам. Из прошлого приходят тени, призраки, мысли, настроение так, как записано в звездной книге. Если человек очень сильный, он ломает этот порядок, он не отдается течению, ему кажется, что он победил, что он сам делает свою жизнь. Это потому, что тонкий мир звездных теней и полутеней гибок, иногда призрачен, невесом и почти всегда незаметен для тех, кто не хочет его замечать. Человек заслоняется от него, отвергает его, и это напоминает перегораживание реки плотиной, той, которая все равно сочится струями и родниками. А паводок сносит ее бесследно. На Земле как на небе.
      Вечером мы гуляли в роще. Легкий запах нагретой смолы, желто-голубое облако, похожее на камень халцедон, застывшие под ним вершины сосен, косые лучи солнца... Облако стало таять на наших глазах, обещая новый солнечный день - для тех, кто сменит нас завтра.
      СМЕРТЬ И ПЛАМЯ
      Позвонила женщина и спросила Александра Николаевича. Я сказал: таких нет.
      - Как нет? - удивилась она. - Александра Николаевича Брусникина нет? Тогда кто же есть?
      Я назвал свое имя. Она повторила вопрос с настойчивостью женщин, заслуживающих эмансипации со всеми ее последствиями:
      - Где же Брусникин?
      - Таких вообще нет.
      - Что вы мне говорите чепуху! Как это вообще нет?
      - Так.
      - Нет, вы подумайте, Брусникина нет! И этот человек говорит, что Брусникина нет! Да вы отдаете себе отчет в том, что говорите?
      - Отдаю,- сказал я и положил трубку. Тщетны были мои надежды на то, что слова несут хоть какую-то смысловую нагрузку и потому могут быть поняты. Это не так. Повторный звонок. Я вскочил с тахты, рванул трубку, внутри аппарата запищала невидимая электронная мышь.
      - Можно Брусникина?
      - Нет, нельзя.
      - Это опять вы?
      - Да. Все, что угодно, кроме Брусникина. Таких нет.
      Сцена начала повторяться. С вариациями, конечно. И вот, когда я стукнул трубкой по аппарату и та же электронная мышь запищала уже не своим голосом, до меня дошло: это запомнится, я не забуду. Но что бы это значило? Роковой этот вопрос прозвучал в моей голове уже тогда, в минуту завершения содержательной беседы с дамочкой, как я съязвил (она тут же назвала меня крокодилом, думая меня обидеть, но я подтвердил правильность ее догадки и только тогда шмякнул трубкой по аппарату).
      - Кажется, я знаю, кто эта настойчивая женщина! - воскликнула Вера, когда я позвонил ей, надеясь на ее божественные разъяснения.
      - Сверхнастойчивая,- поправил я.- Дважды звонила. Еще одно доказательство, что меня связывала с Брусникиным какая-то нить, или, если угодно, цепочка. То есть, скорее всего, если бы я остался в море или в Асгарде, то он был бы жив. Это не служит доказательством моей вины. Просто это судьба или зодиак. Чем он занимался?
      - Геохимик. Работал в геологических партиях. Потом в институте, в одном, во втором, в третьем. Нигде особенно не нравилось. Вся эта поэзия обязательных собраний, где говорят или, точнее, лгут одно и то же, вся эта технология написания диссертаций, в которых все списано и нет ни одной мысли, да и списано не диссертантом, а его сотоварищами-подчиненными, была ему не по нутру. Да и сейчас она была бы для него хуже ада, останься он жить.
      - Вы так говорите, как будто он искал смерти.
      - Не искал, но и не бежал от нее, уверена в этом. Он не раз говорил, что можно свихнуться от бесконечных статей о черных бриллиантах, о подкрашивании драгоценных камней в ядерных реакторах. А нужна была всего-навсего одна таблица.
      - Что такое черные бриллианты?
      - Прозрачные камни становятся черными в реакторе, когда их бомбардируют частицы. Вообще окраска камней изменяется... У дяди были высокие требования к жизни. Его интересовало только новое. С его мерками многое можно было забраковать. Надеюсь, вы легче относитесь к окружающему?
      - Отнюдь. Окружающее для меня - это главная и нерешаемая проблема. Я еще не разобрался, что я сделаю с окружающим. Понимаете, Вера?
      - Понимаю, но не разделяю. Вам не позавидуешь.
      - Только так! Всегда так, и не иначе. Бежать, плыть, шагать до горизонта, потом - дальше. А главное - не кормиться крохами, оставлять их птицам воробьям, воронам, галкам, щеглам.
      - Расскажите лучше про Албану, как на юге. - Когда географы и историки, сами почти легендарные личности, всего лишь упоминают полулегендарные города, тут невольно призадумаешься: было или не было? Наверное, было. Город был близ Дербентского прохода. Нам с вами это мало что говорит, потому что никаких проходов ныне не существует, могут убить и на открытом месте, но тогда, как, впрочем, и в другие эпохи, само слово "проход" определяло необходимость создания города-крепости. Птолемей говорил о проходе между морем и горами. Кавказ круто спускает к морю, к Каспию, свое каменистое плечо. Поставьте стену, несколько башен - и вы закроете всякое сообщение между югом и севером. Такая стена и крепость были созданы. С шестого века до нашей эры окрестность входила в Кавказскую Албанию. Сейчас это Дагестан и Азербайджан. Интересно, что названия менялись. Греки и римляне говорили и писали так: Аланские, Албанские или Каспийские ворота, армянские авторы дали другое имя тем же воротам - Чога, Чора, Джора, грузинские звали их Дзгвис-Кари (морские ворота) и Дарубанд, византийцы, словно игнорируя местные названия, упоминают Цур, арабы - Баб-эль-Абваб (главные ворота) и Баб-эль-Хадид (железные ворота), турки - Демир-Капыси, тоже железные ворота, русские - Железные ворота, Дербень. А сейчас город-крепость называется Дербент, это от персов, первая часть названия "дёр" - это "дверь", ведь у персов и славян много родственных слов, вторая часть, "бенд",- это "затвор", "застава", "преградам. Были сооружены две параллельные стены от цитадели, то есть крепости на холме, уходившие в море так далеко, что обойти их было уже нельзя ни пешему, ни конному воину. Одновременно эти две стены образовывали гавань для судов, думаю, среди кораблей были и боевые, на тот случай, если кому-то вздумалось бы попробовать вплавь обогнуть знаменитые Албанские ворота. Сооружение стен приписывается Александру Македонскому. Только он не доходил до Албаны. Сложены поэмы и легенды о его битвах с русами. Они хорошо известны литературоведам, но совершенно не известны историкам-славистам. Добавить к известному я могу вот что: имя страны Албании производится обычно от слова "белый", но в исландском языке, самом заповедном и сохранившем многое из глубокой древности, так же звучит слово "лебедь", и я думаю, не от него ли имя страны? Судите сами, Лебедией называлась земля в низовьях Дона. Это позднее. Но было великое переселение народов, и аланы ушли на север от своих ворот. Значит, Лебедия это более поздняя Албания, одна из предшественниц Руси. И потом, ваны, асы и альвы - соседи. Так можно думать, читая о них в соседних строках "Эдды". Если ваны в низовьях Дона, если асы - восточнее Дона, то альвы могли жить, скажем, западнее Дона, а сначала - южнее своих ворот. Так же и асы были в Парфии, но тут надо помнить, что в начале начал асы - это скифы, завоевавшие будущую Парфию. Другая моя версия: скифы, пришедшие из Приазовья, сохранили древние иранские традиции, созвучные и очень близкие их собственным. Скорее всего это так и было. Но в этой профессии главное остановиться.
      - В какой это профессии?
      - В какой из моих профессий? Так нужно поставить этот вопрос. В молодости я читал лекции, нередко передо мной выпускали гипнотизера-неудачника, который исповедовал другой принцип: в профессии гипнотизера главное - вовремя смыться. А вообще, милая Вера, в каждой профессии есть свои секреты. Ну и после выходил я, читал публике, это все долго, особенно ответы на вопросы, представьте, однажды женщина, довольно пожилая, все порывалась спросить об Атлантиде, стала кричать: "Да дайте же наконец человеку рассказать об удивительной Атлантиде!" По-моему, мне так и не дали ответить на все вопросы, в том числе и на этот, да, честно говоря, я тогда и не в состоянии был удовлетворить любопытство этой женщины. Она все кричала, кого-то задела, потом с ней случилась истерика, ее вынесли. И все на моей совести. Я замкнулся, отвечал отказом на предложения о двойной оплате. Ездить в другие города? Ну нет. Согласитесь, если можно избежать ответов на вопросы об Атлантиде, то уж ни за что не удастся уйти от объяснений, почему ни в одном из русских городов тогда нельзя было купить мяса, масла, сыра, сметаны, колбасы, крупы, а также других продуктов, не говоря уже о таких деликатесах, как сосиски, сардельки или баранки. Зная по источникам исторические и даже доисторические эпохи, я вынужден был честно говорить, что ни в одной из эпох лично не был и сравнивать не могу.
      Я испытывал к Вере почтительное уважение. Только ей я доверил тайну повторения событий. Это довольно хрупкое детище левитатора, его можно разбить с помощью так называемого исторического анализа, впрочем, как и любую другую систему, потому что фактов всегда меньше, чем контраргументов (им несть числа).
      Итак, пусть был конец мира, предсказанный пророчицей-вёльвой. Но что потом? Во Вторую мировую войну? Не та же ли это битва богов и чудовищ? На первый взгляд асы пошли походом на ванов. Если считать Германию второй родиной асов и если считать Россию второй родиной валов. Асы потерпели поражение. Главная битва была на Дону, как когда-то в дни первой в мире войны Одина против ванов. Сам исход битвы - тот же, в пользу ванов. Война началась так же - только полетело не копье Одина, а боевые самолеты. Это вполне современный аналог копья Одина.
      Похоже. Ведь в ночь на двадцать второе июня сорок первого сотни самолетов рейха бомбили Киев и другие города, уничтожали на земле, на аэродромах воздушный флот ванов, их вооружение, их корабли в гаванях. Это начало. Первый бросок копья Одина! Киев - мать городов русских, вторая столица фракийцев, объединившихся с извечными соперниками асов ванами.
      Так началось. Асы наступали. С ними наступали венгры, итальянцы, финны, румыны, австрийцы, половина Европы. Другая половина Европы готовила оружие для асов, плавила металл для них, кормила их, подчинившись им. Нынешняя Европа это, разумеется, отрицает. Япония стояла на страже, топила корабли ванов в Тихом океане, на всех морях. Тюрки выжидали, чтобы нанести смертельный удар с юга и востока. Со скандинавских аэродромов, из скандинавских портов спешила смерть, погибель ванов. Насторожился Иран, древняя родина асов, готовилась к прыжку на север его пятая колонна.
      Исход войны был предрешен. Так думали все, весь мир. Кроме разве самих ванов, некогда именно в союзе с асами основавших Москву. За спиной их осталась узкая полоска русской земли, а за ней - холодные, студеные края, почти необитаемые. Полюс холода. И голода.
      Битва под Москвой. Первая трудная победа ванов, почти безоружных (часто на троих одна винтовка, почти без патронов). Отсрочка их гибели. Так думали все. Литовский легион убивал русских женщин, детей, оставшихся на их земле. Эстонская "Эрна", латыши-националисты соединялись с немцами, учили нацистские гимны и песни на улицах и площадях. Тоже убивали. Литовский легион вошел в историю. Как и крымско-татарский легион смерти. Никто не уничтожил больше их русских женщин и детей. На душу населения, конечно.
      Но никто, и сами ваны, не знал истины. Никто не умел предсказывать, разве что именем вождя. Между тем война изменила характер. Все стало иным. Словно невинно убиенные попали в небесный Город света, в светлый Асгард, и тот Асгард на небе, сияющий, но грозный, содрогнулся. Удар копья асов был смертелен. Весь воздушный флот ванов был уничтожен (около тысячи самолетов). Больше десяти тысяч танков ванов были захвачены или уничтожены. Несколько миллионов ванов были пленены, и больше половины из них в один или два месяца немцы уморили голодом. Женщины ванов угнаны в Германию, в рабство. Дети умерли от голода в лагерях или убиты националистами в приграничных республиках.
      Жалкая возня ванов, растерзанных и наполовину уничтоженных, вызывала лишь сочувствие. Но судьбы записаны на небе. Небесный Асгард вздрогнул. Для него нет партий, народов, лозунгов, но есть правда, истина, свершения, ибо он знает: слова лживы.
      Уже под Москвой война изменила свое лицо. Она стала еще более жестокой. Еще более кровавой. Еще более тотальной. Но воевали уже не асы. Немцы, германцы, финны, но не асы. Ваны же сохранили свое героическое лицо, несмотря ни на что. Прошла первая военная зима. Летом горе-полководцы (Тимошенко и другие) загнали войска ванов в очередную ловушку под Харьковом. Но ваны не дрогнули на Дону и под Сталинградом. Развернулась битва в междуречье Волги и Дона. Ваны были к этому времени вооружены уральским оружием. Они выиграли битву. Как в первую войну тысячи лет назад.
      Что сталось с асами? Их главарь, словно по иронии судьбы, называет свои ставки в Восточной Европе так: Вольфшанце. Вервольф. Это значит: Волчье логово, Волк-оборотень. Возвращение к мифологии. Но с какой стороны! С обратной. Ведь Мировой Волк - враг асов, а не союзник их.
      Ставка фюрера на подводный флот. Шноркили немецких подводных лодок морщат воду на всех морях, топят мирные корабли, транспорты. Это Мировой Змей. Ёрмунганд. Союзник фюрера по всем законам мистики. Но опять враг асов, злейший враг. Великан Тор, сильнейший из асов, должен выйти на борьбу с Ёрмунгандом. Один, мудрейший из асов, выйдет на борьбу с волком Фенриром. Волк проглотит его. Но сын Одина Видар разорвет волку пасть. Таковы объективные законы.
      Фюрер не только не знал их, но, не ведая того, сам объявил войну Москве второму Асгарду. В тылу у Москвы был первый Асгард - Ниса, засыпанная песками, созданная руками великих скифов-арийцев.
      Фюрер, исповедуя арийскую доктрину, развязал войну против самой могущественной группировки арийцев - против славян, наследников Асгарда. Первая, главная, роковая ошибка фюрера.
      Но где же помощь истощенным ванам? Вот она. Вскипает кровь древних асов, некогда соединившихся с ванами после битв. В жилах тех, кто называет себя русами или русскими, течет кровь подлинных асов вместе с кровью древних ванов. Это кровь богов. Москва - второй Асгард, созданный богами на земле. Ее защищают асы и ваны.
      На подступах к ней и асы и ваны уже бьются с чудовищами. Против них Ёрмунганд, Фенрир, Сурт. Сурт-Черный. Это черные мундиры эсэсовцев. Опять просчет. Все наоборот. Пусть по крови даже асы, но наряженные чудовищами! Случайностей, однако, в истории не бывает. Все идет так, как надо по законам неба. И оно посылает знаки, чтобы знающие поняли: это Сурт!
      Древние асы, словно вторично, соединились с ванами под Москвой.
      Битва идет, как и в мифах, на огромной равнине Вигрид, по сто переходов в каждую сторону.
      Приходит помощь. Повар Андхримнир варит неиссякающее мясо вепря Сэхримнира в котле Эльдхримнир. Америка, друг ванов, шлет продовольствие. Свинину в банках. Ее называют вторым фронтом в окопах ванов и асов. Идет борьба с чудовищами! Картина войны все время в движении, кровь заливает половину планеты. Апокалипсис. Еще точнее: конец мира. Сумерки богов. Рагнарок. Но боги одолевают чудищ. Лодка Тора выходит на поединок с Ёрмунгандом. Один схватился с Фенриром. Боги преградили дорогу Сурту, сжигающему и ветви, и дома.
      Кровавый рассвет. Земля ванов и асов опустошена. На Идавелль-поле у Нисы вскоре должны собраться асы младшего поколения - Видар и Вали, Мод и Магни с молотом Тора. Там буду с ними и я.
      Будущее станет похоже на прошлое, а время - на волшебное вращающееся колесо, калачакру.
      Как ни странно, Вера не возражала. Похоже было, что она принимала это так же доверчиво, как и свое мифологическое имя - золотоволосая Сив.
      А вот Одина звали "ужасным", "грозным", "переодетым", "скрывающимся под маской". Он бог мудрости вместе с тем. Во время войны он ведет беседу с черепом Мимира - погибшего аса, заложника. "Эдда" обвиняет устами своих героев мудрейшего из мудрых в том, что он изредка сам убивает своих любимцев. Он не принимает чаще всего участия в битвах; он только руководит; учит своих любимцев добиваться победы скорее хитростью, чем силой; пирует с ними.
      Но кто сохранил череп Мимира и беседовал с ним и в каком мавзолее находился этот череп? Кто был и мудрейшим и ужасным - на нашей памяти? Кто нередко убивал своих бывших соратников? Кто на земле русов и ванов был равен богу Одину? У кого было, подобно Одину, несколько имен? И какой закон лингвистики позволяет объяснить почти буквальное совпадение его имени с именем бога, если принять во внимание неизбежный переход звуков один в другой за минувшие тысячелетия?
      ДВЕНАДЦАТЬ ПРОСТРАНСТВ
      Быть может, я заменил ей Брусникина. Мне предстояло отвечать на вопросы о земле и небе.
      - А где же, по-вашему, располагается этот город? Я говорю о небесном городе.
      - Ну... это непросто представить себе. Думаю, двенадцать асов олицетворяют изначально двенадцать пространств Вселенной, тридцать шесть ее измерений. В "Эдде" это утрачено, там остались образы. Но...- И я рассказал ей о моей теории двенадцати пространств, которые попарно сопряжены друг с другом.
      - Неужели вы верите во все эти измерения?
      - Верю ли я? Да мне как раз трудно поверить в плоский мир, который размещается на листе бумаги, и в трехмерный мир, в котором ничего нет, он пуст для меня, каким бы хламом его ни набила цивилизация. Если серьезно, то со мной был случай... Я тогда еще не открывал небесных городов. А был в совхозе. Трудовая повинность, вы знаете. Это все раньше знали, да и сейчас многие... Чтобы яснее было последующее, а именно, чтобы вы легче представили мою тоску по другим пространствам, скажу: это как раз относительная трудовая повинность, ведь нам выводили зарплату в городе, по месту работы, и даже что-то платили в совхозе. Настоящая трудовая повинность существовала и существует как раз для тех, кто живет на селе. Раньше они ничего не получали вообще, сейчас местный шофер совхоза зарабатывает в месяц сущий мизер, а приезжий такой же шофер получает от совхоза чуть больше. Вообще же всегда раньше и сейчас выводят многим местным случайную сумму. Потому что по тарифу платить нельзя: он анекдотичен.
      Ну и вот, иду я по деревенской улице, останавливаюсь, расспрашиваю об этих самых тарифных ставках, потому что нет ничего фантастичнее рассказов тех, кто еще остался жить в деревне. Мне нужен автобус - в райцентр. Недалеко от остановки меня догоняет легковая машина "Москвич". Открывается дверца, меня приглашают в машину. Я машинально махнул рукой, сказал "спасибо", остался на остановке. Идет мой автобус. Сажусь. Выезжаем за околицу, там грязь, навоз с фермы расползается от обочины до обочины. Автобус прибавляет скорость, словно шоферу неприятно созерцать все это. Я на втором сиденье, у стекла. Вздрагиваю. Справа от дороги вижу перевернувшийся "Москвича. Тот самый. Рядом люди, возятся в грязи, помогают шоферу. Жертв, кажется, нет. Автобус проносится мимо. Вдруг моя правая рука ощущает липкое пятно. Смотрю - на моих брюках асфальтовое пятно грязи с чайное блюдце. Его не было. Вообще не было, понимаете? Оно появилось внезапно, словно из-под колеса перевернувшегося "Москвича". Это очень серьезно. У меня почти абсолютная память, я всегда дохожу до мелочей, до сути, меня не остановит никакая сила, и я не могу быть равнодушным даже к маленьким неувязкам. Все должно быть объяснено, продумано, взвешено. И тогда так же было. Из-за такого пустяка, как грязь, прилипшая ко мне, я не спал ночь. Она перешла на меня невидимо, от "Москвича". Была причинная связь: ведь я почти поехал с ними, в этом злополучном "Москвиче", почти был там, что ли, и отсюда - остался след, грязь эта. Как объяснить? Тогда я не смог. Но когда понял, сколько небес над нами, сколько небес в "Эдде"... В общем, невидимые перемещения происходят через сопряженное с нами пространство. Я был свидетелем, как на Черном море сел на воду неопознанный объект, шар метров тридцати в поперечнике, он покачивался, как будто ничего не весил. Серебристый такой, почти белый. Было ощущение страха. Но я пошел к берегу, ближе к нему. И он пропал. Как будто до этого был свет, который его освещал изнутри, и свет погас, и ничего не осталось. Ничего, только вода и небо. Опять я не спал ночь. Придумал объяснение: они маскируют шар, делают его как бы прозрачным, для этого включают маленькие элементы на его поверхности, вроде точек телеэкрана. И дают изображение, которое повторяет пейзаж за объектом. Он невидим, тут же, рядом с вами. Этот телевизионный метод маскировки я описал сначала в рассказе, потом пытался объяснить его в анкете фантастов, в "Литературке", но остановили, сказали, что это серьезно и это уже не фантастика. Позднее я опроверг себя. Это была не маскировка, не электронный камуфляж. Шар сделал бы это раньше. Шар перешел в сопряженное пространство! Потому что сами полеты таких объектов выгоднее производить с помощью переходов из одного пространства в другое, с возвращением в исходное пространство. Не знаю, интересно ли вам?.. О пространствах?
      - Интересно. Но поверить не могу. Не могу представить другое пространство.
      - А я смог. Корабли-призраки, битвы в небе, фигуры людей, иногда едва очерченные, тоже в небе и даже рядом с наблюдателем, массовые видения, которые называют галлюцинациями или психозом - так удобнее объяснять. Но сопряженный мир рядом. Не мне принадлежит идея параллельного пространства. Это говорили до меня. Фантасты, безумцы, простолюдины, мечтатели, многие... Я лишь дал точное название: сопряженное пространство, оно одно у нас, в него легче переходить, чем в другие десять пространств. Переход в третье или, скажем, восьмое пространство недостижим сейчас даже для неопознанных объектов. Так мне кажется. Это другой уровень, уровень богов, они же еще не боги. Ну, и я верю еще в десять пространств, в этом я никого не повторяю. Ясно я выразился?..
      - Да, вполне. Но по сравнению с нами они все же боги, если они существуют.
      - Они существуют. По сравнению с нами... пожалуй. Если быть честным, меня сейчас переход в сопряженное пространство интересует больше, чем сам Асгард. Но я не могу рассказать вам об этом переходе, хотя я близок к решению... это нужно показать!
      - Как же быть с физиками? Неужели вы надеетесь, что они вас поддержат? Их-то Асгардом не заинтересуешь. Им надо показать именно переход в сопряженное пространство. Иначе ни гугу! Понимаете?
      - Понимаю, Вера, понимаю... Вот именно ни гугу. Однажды я имел честь говорить с настоящим крупным физиком. Как только идем по его текстам, статьям, выводам, он молодцом, как переходим на тему о пространствах - он на глазах вянет, точно гладиолус без полива.
      - Что-нибудь доказать удалось?
      - Доказать? Вы так спрашиваете, что я ловлю себя на тоске по прошлому. Тогда, в прошлом, я должен был что-то доказать ему, ну хоть самую малость. А вот появись он сейчас - я бы завял быстрее его. Потому что невозможно. Я этому физику самым деликатным образом, чтобы он не почуял подвоха, задал вопрос, который якобы мучил меня с детства. Можно ли с помощью увеличительного стекла рассматривать отраженный в зеркале кончик собственного носа? Не улыбайтесь, Вера, вопрос был для него роковым испытанием.
      Как я это понимаю, конечно. Представьте себе, он не смог на него ответить! Тер и надувал щеки старый квантовый волк, а понять ситуацию с зеркалом не смог. Стал таким серьезным, бледным, сказал что-то о длине носа, но я тут же дал возможность ему решить другую задачу: все то же, увеличительное стекло, зеркало, но вместо носа нужно рассмотреть получше родинку на собственной щеке. Опять молчок. Мы сухо распрощались.
      - Можно рассмотреть родинку, а?
      - Можно. Дело ведь не в этом, а в том, что видный физик даже не смог в уме построить схему этого несложного опыта. Плавал, как студент. Это не злорадство, Верочка, ни-ни! Я это спрашивал после его вопросов о квантовых джунглях и тоннельных переходах. Но на его вопросы мне удалось ответить. Кстати, о родинках... В Индии никто не делает секрета из таких происшествий. Совсем недавно пятилетний Торан, деревенский мальчуган, заявил своим родителям: "Я - Суреш Варма, владелец магазина радиотоваров в Агре. Мою жену зовут Ума, у нас двое детей!
      Однажды я возвращался из магазина на автомобиле,- продолжал Торан.Подъехав к дому, я дал гудок, чтобы Ума открыла ворота. Вдруг появились двое с пистолетами. Они бежали к моей машине. Раздались выстрелы, одна из пуль попала мне в голову..."
      Родители съездили в Агру. От их деревни до Агры тринадцать километров. Там выяснилось, что Суреш Варма действительно погиб пять лет назад. Его убили точно так, как рассказал мальчик, и его вдову действительно зовут Ума. На ее руках осталось двое детей. Понятен интерес Умы к Торану. Вместе с родителями погибшего Суреша Вармы она посетила деревню. Торан узнал гостей. Спросил, где его "фиат". Был огорчен тем, что автомобиль продан. В Делийском университете нашли рубец на правом виске Торана. Именно в это место угодила пуля, когда грабители стреляли в Суреша Варму. Это стало ясно после ознакомления с результатами вскрытия тела покойного. Выяснилось почти экзотическое обстоятельство: пуля прошла в мозг, рикошетировала от черепной коробки и снова вышла наружу над правым ухом. Именно здесь, над правым ухом, у Торана была родинка. Итак, родимые пятна - не случайность. Мне пришло в голову, что если это так, то опасно их трогать, сводить и вообще обращаться с ними легкомысленно. Не все они, правда, обязаны своим происхождением таким вот случаям.
      - Вы знаете, как люди строили высокую башню и творец рассыпал и смешал языки?
      - Наслышан.
      - Ну а мне кажется, что это истина рассыпана, как Вавилонская башня. Остались ее осколки, кусочки, крошки, рассеянные по разным местам. В каждом учении - частица ее, одна крошка или осколок.
      - Потому-то любое учение не объясняет и даже не пытается объяснить большую часть известных фактов. Просто отрицает. Одно учение или теория вычеркивает девять десятых того, о чем писали и говорили люди разных эпох и стран, другая система оставляет другие десять процентов, третья - всего пять. Остальное объявляется случайностью. Но пользуются и традиционной формулой: кто думает иначе, тот умалишенный. О бессмертии души говорили всегда. Рослые длинноголовые кроманьонцы Европы, первые разумные люди планеты, превосходившие современного человека ростом и объемом мозга, создавшие письменность, искусство, музыку и музыкальные инструменты, погребали своих умерших предков так, что нет сомнений: они знали о вечности души. Фракийцы, от которых греки переняли множество мифов, верили в то, что казалось простым фактом кроманьонцам. Основу некоторых римских легионов составляли как раз фракийцы против них было трудно воевать из-за особенностей их веры. Арии Средней Азии примыкали к ним по своим убеждениям. Но вера эта ослаблялась. С ней произошла та же история: она рассыпалась в конце концов. Остались крохи, осколки, на которых танцуют победный танец иные динозавры-академики, каждый день оповещая мир о том, что сырая вода вредна, человек смертен, а дважды два - четыре. На самом же деле человек бессмертен, но ему самому не дано это заметить. Бывают счастливцы. Американец Кейс вспомнил как-то при свидетелях эпизод из прошлой жизни своей души: во время войны с индейцами он сидел на берегу реки с каким-то молодым солдатом, они были голодны, и солдат поделился с ним едой. И вот в парикмахерской города Вирджиния-Бич незнакомый пятилетний мальчик забрался на колени к Кейсу, когда тот был в парикмахерской. Отец мальчика удивился, "Оставь чужого дядю в покое!" Мальчик возразил: "Но я хорошо знаю его, мы вместе сидели голодными у реки!" Это я читал, Вера, в книге Кейса.