ТАЙНА СГОРЕВШЕГО САМОЛЁТА

Горел «Дуглас». Последние порывы метели прижимали дым к березняку. Казалось, вот-вот небо успокоится, но пока мчались и мчались белесые, серые, сизоватые, разорванные ветром тучи и сыпал снег. Влажный осенний снег налипал на одежду. Вдруг синий разрыв между седыми облаками — точно прорубь. И самый последний вздох непогоды. Тишина. Предсумеречный час. Дым спокойно застилал долину. Две чёрные струи дыма поднимались вверх от резиновых баллонов самолёта, огромных, почти метровой толщины. Ещё светилось пламя. Издалека оно казалось зарницами в полуслепом, очищавшемся от снежных вихрей небе.

Это была американская машина из тех, что закуплены были на третий год войны и перегонялись по Колымской воздушной трассе — над Чукоткой, Колымскими хребтами, Сибирью. Василий Макарович Соломин увидел лётчика. Он лежал на боку в тридцати шагах от конца левой плоскости. Вероятно, его отбросило от самолёта взрывом. Чёрное, обожжённое лицо, на шее — глубокая рваная рана, от которой на снегу запеклась кровь, обгоревший комбинезон — все говорило за то, что ещё в воздухе произошло нечто из ряда вон выходящее, а потом ослепший в пурге самолёт врезался в пологий склон сопки.

Кто-то из спасательного отряда нашёл второго члена экипажа. Собрали документы. Из трех пар лыж соорудили лёгкие сани. Но когда прошли с километр от места катастрофы, спохватились: на «Дугласах» экипаж состоял из трех человек. Василий Макарович вызвался вернуться. Уже темнело. Он искал, пока не высыпала звёздная пыль над головой. Наломал веток лиственницы, развёл костёр. Яркое бездымное пламя согрело мгновенно. Отсюда, из пределов светлого пятна уже не рассмотреть было самолёт. Почти километровый круг поиска замкнулся. Может быть, их было двое, подумал Василий Макарович, вспомнив чисто выбритые виски лётчиков. Где-нибудь на Аляске они зашли перед полётом в заморскую парикмахерскую. Двое. Третьего, может быть, и не было.

На следующий день с утра валил снег. А потом зима окончательно вступила в свои права. На самых крутых склонах обрушились снежные карнизы, в долину сошли две-три небольшие лавины, вода в реке, борясь со льдом, растеклась над ним, и от неё шёл пар, сохранявший ещё некоторое время тепло. Потом и река погрузилась в спячку, её засыпало снегом, и нитки следов тянулись от одного берега к другому, рассказывая молчаливо о вышедших на зимний промысел горностаях.

Так рассказывал сам Василий Макарович.

Штурмана он нашёл в мае, когда начал сходить снег. Его имя: Никольский Павел Артемьевич.

— Штурман выпрыгнул первым. Судя по всему, самолёт уже терял скорость. Никольский Павел… тысяча девятьсот двадцатого года рождения. Пурга могла затянуть его под винт. Не было у него правой руки, вот в чем дело.

— И вы обнаружили пакет в его документах? — Я хотел знать подробности, потому что содержимое пакета, вся эта история вызывали у меня в последние дни неодолимые приступы бессонницы, я засыпал лишь для того, чтобы видеть это во сне, а просыпался, чтобы дать хоть какое-то объяснение случившемуся. Это был, естественно, не первый разговор с Соломиным. С того дня, как это случилось, прошло тридцать семь лет. И все яснее становилось, что удивительная загадка целлофанового пакета как бы взрослела вместе со мной. Или, может быть, взрослый человек сохраняет в себе отдельные мальчишеские чёрточки, любознательность, например?..

— Нет. Пакет был в планшете. Я едва не прошёл мимо. Из-под снега, в проталине около старого пня виден был угол планшета. Ну а дальше знаешь… — Соломин обращался ко мне на «ты», потому что старше меня более чем вдвое, он привык к тайге, привык к приключениям, привык и этой истории.

…Я помню почти наизусть с давних пор эти странные записи. Но смысл начал доходить до меня значительно позднее, когда уже студентом я услышал о сочинении американца Адамского, якобы побывавшего на Луне и составившего карту обратной её стороны с участием инопланетян.

Я вдруг понял, что сочинение Адамского — это лишь версия, вариация отдельных идей, составляющих основу записей, найденных в пакете недалеко от обломков «Дугласа». Как попал этот пакет к нашим лётчикам, остаётся гадать. Быть может, это случилось на Аляске. Судя по модной стрижке, они провели немало дней там, ожидая самолёт. В это время их могли ознакомить с документом чрезвычайной важности, которому, быть может, не суждено было попасть ни в Вашингтон, ни в другие города — не до того было американцам.

По вполне понятным соображениям я не мог раньше публиковать этот текст (около десяти машинописных страниц). Я не знаю, что это. Думаю, что он написан не сочинителем вроде Адамского. Возможно, он нигде больше не публиковался. По сути и форме это обращение к нам наблюдателей некой инопланетной цивилизации, или, точнее, группы объединивших свои усилия цивилизаций. В нем звучит тревога в связи с войнами на Земле. В нем сообщается, что в КОН (Коалиционном Отряде Наблюдателей) утверждается мнение: человек — существо, практически лишённое разума, не способное мыслить. В тексте также излагаются основы мироустройства, строения Вселенной, фундаментальные основы логики познания мира. Я этому, естественно поверить не мог. Я считал это раньше фальсификацией, сочинением на тему об инопланетном разуме.

Утвердился я в этом мнении, как ни странно, после знакомства с сочинением Адамского, будучи студентом. Я нашёл и систему доказательств, которые опровергали подлинность документа. Главное из них базировалось на первых же строках обращения.

Я снова читал:

«К настоящему времени Человечество составило себе представление о Вселенной в целом более правильное, чем во времена первого и второго обращений. Действительно, Земля не является плоской и не находится в центре Вселенной.

Действительно Солнце не находится в центре Вселенной, а является одной из звёзд, входящих в состав Галактики.

Действительно, последними из превращений энергии, поддерживающих деятельность звёзд и, соответственно Солнца и дающих возможность существования жизни на Земле и сходных с ней планетах, являются термоядерные реакции».

1929-й. В этом году обращение было передано по радио. Без видимых последствий. Оно было третьим по счёту. Об этом говорилось в вводном его разделе.

Но разве в 1929 году знали о термояде? Разве первые атомные бомбы не были взорваны много позднее, в 1945-м? И разве не в этом именно году, последнем году Второй мировой, люди узнали о разрушительной мощи атома? Позднее атомный гриб как бы разросся в сознании, но зловещая тень водородной бомбы все же заслонила его. Это и был первый термояд, о котором услышало моё поколение. Такова последовательность событий. Вывод был однозначен. Обращение — фальсификация. Только вот фальсификатор забыл эту мелочь — он невольно перенёс на далёкие двадцатые страх своего поколения. В одном только месте перепутал время — сороковые с двадцатыми, — но вот это-то его и выдало. Всего десять страниц на машинке. Безукоризненная точность формулировок. А в двух-трех строчках фальшь, более того — явная ошибка. Я помнил и другие места, действовавшие на меня примерно так же. Но это было решающим доводом. Моя уверенность в ошибке основана была на тех знаниях, которые я усвоил в период бурного развития ядерной энергетики всех видов.

…Эддингтон. Это имя было для меня ещё неизвестно. И только в семидесятых я, к стыду своему, вдруг узнал, что ещё в двадцатых годах этот удивительный теоретик, имя которого не значилось ни в одной нашей энциклопедии, открыл термоядерные реакции. Я слышал о гелии и о том, что его сначала нашли на Солнце, потом на Земле. Это все.

И как только это могло случиться?.. Стыдно сознаваться, что я относил открытие термояд к более позднему времени, чем это произошло на самом деле благодаря неповторимой личности Эддингтона. Да, это была теория, но именно она меняла планету.

И вот я осознал, что все гораздо серьёзнее, что случайный пробел в моих знаниях чуть не лишил меня возможности проследить ход мысли авторов обращения. Это было потрясением. И ударом по самомнению. Я оказался в положении легкомысленного чудака именно в моей стихии.

Итак, термоядерные реакции на Солнце были описаны Эддингтоном в 1926 году. Он сделал сообщение в Оксфорде. И только через три года после этого, именно в третьем обращении иноцивилизаций, упоминалось об источнике энергии Солнца. Мы ещё сомневались в правильности выводов Эддингтона, многие вообще не верили ему, большинство даже не слышали об этом. Но те, другие, знали, что это так, что последнее превращение энергии Солнца — термоядерное. Им не было необходимости изучать отклики на работу Эддингтона — это ведь так, это будет признано всеми на Земле!

И одно это — даже если не принимать во внимание поразительные обобщения на всех десяти страницах текста — убедило меня в подлинности документа. Это становилось важнее, чем все остальное. Авторы обращения знали наперёд, чем кончится история с гениальными предвидениями Эддингтона и другими достижениями.

Они знали наперёд, что грядёт Вторая мировая, и сообщали об этом с понятной оговоркой: «Недавняя мировая война и, очевидно, назревающая новая мировая война свидетельствуют, что быстрое развитие технической цивилизации не заставило вас поумнеть». И эта оговорка, со словом «очевидно», была тоже свидетельством подлинности. Фальсификатор не преминул бы использовать категорическую формулировку — ведь инопланетяне должны знать наперёд ход событий на Земле. На то они, собственно, и инопланетяне. Но сообщение было составлено реальными, настоящими «ино», и меня теперь восхищало это изящное выражение по поводу войны. Очевидно… Да, теперь это очевидно.

Но главным аргументом, сразившим меня, был, конечно, подвиг Эддингтона, о котором я толком ничего не знал.

Деталь. Подробность, которая изумила меня и убедила.

Помню, с каким вниманием я перечитал старые статьи, книги, новые обзоры. Попутно я нашёл поразительно ясное описание жидких кристаллов в книге шведского физикохимика Сведберга «Вырождение» энергии». Год 1927-й. Лучшее из описаний, к тому же выполненное самим первооткрывателем. Не найди я эту книгу, до сих пор бы думал, что жидкие кристаллы начали изучать всерьёз много позже. Но как путано, слабо, даже бездарно написаны главы о жидких кристаллах в большинстве современных монографий и статей!

А Лосев, открывший в первой половине двадцатых электролюминесценцию полупроводников? И о нем забыли. И забыли, что он писал, и забыли, как здорово это было написано.

Все стало на свои места и по части других деталей. Готов согласиться и с тем необычным положением, что человек почти лишён способности мыслить. Если его учат десять лет в школе решать стандартные задачи, если после этого он занимается с репетиторами, если ему затем дают на вступительных экзаменах только стандартные задачи и он едва-едва вытягивает на «хорошо» или «удовлетворительно, то это, право, нельзя назвать мышлением. Мышление в точном значении этого слова — решение нестандартных задач. То же могу сказать и о доцентах, например. Если учёные и наука в целом не могут ответить в течение десятилетий на самый идиотский, казалось вопрос: может ли человек видеть пальцами и пальцами же читать газету, то как можно говорить о мышлении?.. Ни на один новый вопрос наука, например экономика, ответа дать не в состоянии. Это же касается истории, философии, литературоведения, подавляющего большинства отраслей „знания“. Но есть и редкие исключения, есть и случайные открытия. К этому прийти было не так просто.

Но может быть, уместны сомнения? Может быть, нельзя было верить документу так безоговорочно, только потому, что я лично не удосужился ознакомиться с работами Эддингтона? Нет, оно было забыто у нас, несмотря на то, что водородную бомбу уже испытали. Доказательство тому — наша Советская атомная энциклопедия, вышедшая в 1956 году. Там не упоминается даже имени Эддингтона!

Я захотел ещё раз ознакомиться с находкой. Я знал, что в пакете был текст на русском. Мне стоило больших трудов получить командировку в этот город. Хотелось увидеть море и все остальное, близкое, ставшее далёким. Я знал, что соломин жив, и хотел встретиться с ним. Писать? Многое ли можно написать об этом? А главное — я это хорошо помнил, — он сам не любил писать, да и не признал бы меня по одному моему письму, не вспомнил бы.

Я видел его последний раз двадцать пять лет назад. Тогда он жил в таёжном посёлке, в рубленом доме. Утром, попрощавшись с родителями, на попутной машине я проезжал мимо его дома, попросил шофёра остановить машину, выскочил из кабины, постучал в его окно. Он выглянул. Мы успели обмолвиться двумя-тремя словами. И вот уже за автобазой раскинулась знакомая долина, где слева и справа в реку вливаются прозрачные июньские ручьи. На каменных лбах сопок ещё лежат снежные шапки. В распадках — голубой, настоянный на хвое воздух. Кусты в рост человека скрывают реку, но в прогалах вода струится и сверкает на солнце как чистое серебро. Филатовка. Атка. Палатка. Это названия посёлков. Потом — город. Отсюда мне предстояло лететь в Москву, поступать в институт. Грузовая «татра» взбегает на невысокий перевал. Море!

Я оставил отца и мать там, в том же посёлке.

Одно время мы тоже здесь жили, в этом городе; я помнил его улицы, порт, ветры, налетавшие со всех сторон на каменистый полуостров. Помнил все бухты и заливы в его окрестностях.

Два дня в городе моего детства по пути в Москву! Я иду в кинотеатр «Горняк» со знакомой девятиклассницей Эльвирой Паниной. Потом — круглый деревянный павильон с аттракционом «Гонки по вертикальной стене» Леона Айказуни, отважнейшего из мотоциклистов. Вечером — чай у Эльвиры. Её мать, Зоя Петровна, рассказывает о городских новостях, говорит со мной как со взрослым. А ведь не далее как прошлым летом, когда надо было добраться до города из дома отдыха для школьников, который расположен на берегу бухты Гертнера, в десяти километрах от дома Паниных, я подкарауливал тяжело взбиравшиеся на перевал грузовые машины, догонял их и, цепляясь руками за борт, подтягивался, прыгал в кузов и ждал остановки в городе, чтобы мгновенно исчезнуть, испариться на глазах изумлённого шофёра. Я выходил в Охотское море на вельботах и рыбачьих лодках с просмолёнными бортами, с широкими банками, я садился на весла, вызывая почтительное удивление знакомых по дому отдыха девочек, которые искоса посматривали на мои мускулы, я выпрыгивал вместе с рослыми парнями-дальневосточниками и подтягивал к берегу лодку где-нибудь за Острым мысом. Там такие отливы, что целые поля с морской травой оставались подолгу владением вместе с их обитателями — крабами, гольцами, раками-отшельниками, морскими червями, зарывавшимися в серый песок на дне луж, но черви эти нужны были нам как приманка для лова наваги. Экспедиция наша быстро наполняла лодку добычей, странной на вид, но совершенно необходимой. С тех пор я навсегда полюбил море. У дома отдыха, на берегу, мы играли в волейбол. Саша Шерман, восьмиклассник из Магадана, судил нас и одновременно сочинял вальс для аккордеона, держа инструмент так бережно, что по нему не пришёлся ни один удар мяча.

Этот мир исчез, растворился.

Но странная сила заставила меня теперь искать пути к нему, совсем в другое время.

Итак, восьмидесятый год. Вспомним вместе с Василием Макаровичем, что было с нами после того, как я постучал в его окно далёким июньским утром.

Да, Панины. Он их знал. Отъезд и хлопоты. Билет на самолёт в кармане, я знакомлюсь со Славой Дождевым, который едет поступать в Тульский механический. Мы летим над морем. Оно серое, угрюмое, потом — у Сахалина — синее, почти ласковое. Я вижу белый маяк, притоки Амура, деревянные дома Николаевска.

В восьмидесятом я не мог понять одного: верил ли сам Василий Макарович тому, что было записано на нескольких листах писчей бумаги, наверное, рукой штурмана Никольского, или нет. Я снова и снова расспрашивал его, но окольно хотел разузнать о его настроении, о том, как он сам относился к находке. Ответы на многие вопросы я знал заранее, настолько хорошо представлял случившееся. В моем воображении возникал аэродром, лётное поле было покрыто стальными листами с круглыми отверстиями — так делали тогда покрытия на временных полевых аэродромах. Самолёт не дотянул двухсот километров до него. Может быть, кончалось горючее, и решено было сделать вынужденную посадку.

Главное для меня было заключено в целлофановом конверте штурмана. Понимал ли это Василий Макарович, человек начитанный, удивительно самостоятельный, дошедший своим умом до многого и многого из того, что может дать современное образование? Откровенно говоря, я не решился бы тогда говорить на эту тему ни с кем, кроме него.

— Василий Макарович, вы ведь сразу переписали текст и даже разобрали те места, которые пострадали от влаги, значит, это показалось вам правдой?

— Не обязательно… — прогудел он, подумав. Говорил он с выговором на «о», но передать на письме это трудно. — Я был намного, намного моложе, мне было наверное, столько, сколько тебе сейчас. И память об этих лётчиках… память. Они годились бы мне в сыновья, я был почти молод, но не очень — сорок лет. Эти ребята, лётчики, водившие «дугласы» на запад, видели то, что не видел я, мне самому попасть на фронт не довелось, из-за возраста, из-за работы на прииске, которая считалась тогда не менее важной, чем окопы. Все это… память о них я оставил у себя, переписал текст, поправил его кое-где, потом иногда перечитывал. Документы же их мы выслали близким — и это было нелегко, выводить их адреса на конверте.

— А потом?

— Что потом? Потом жизнь, лесное житьё-бытьё… охота, рыбалка, ягоды. Посёлок ты помнишь небось. Это сейчас я в городе, стар стал по сугробам на лыжах бегать. Да и в посёлке сейчас, как в городе, неинтересно таёжному человеку. Близ реки, поди, видал во время своей поездки — горы гальки, бульдозеры нарыли. Всю долину прошли по разу, потом по второму. Пески промывают. Пейзаж, как на Марсе, жизни там уже нет. То золотишко, что раньше не брали, сейчас как раз под стать. мне скоро семьдесят семь вот…

— Но вспоминали про лётчиков?

— А как же!

— Ну а… — я замялся, опять на языке вертелся вопрос о пакете.

Нет, нельзя понять настроение другого человека, не побывав, так сказать, в его шкуре. Нельзя, к сожалению. И тут ничего не поделаешь.

Я учился, работал в столице. Василий Макарович с его лесной жизнью оставался очень далеко. И пакет тоже. Все воспринималось как фантастическая история. Или это я был таким легкомысленным? Как это проверить? И я снова задаю вопросы.

У него синие холодные глаза, косматые брови, белая окладистая борода. Говорит медленно, правильно. Порой не говорит — изрекает. Ему веришь. Даже сейчас, в приморском городе с театром, неплохими столовыми, кафе, современными домами, телевышкой, Институтом проблем Севера, человек этот ходит в унтах, волчьей шапке, в единственной его комнате, как встарь, на стенах развешаны сухие пучки трав, вырезанные из дерева фигурки, чучела местных птиц с белой совой во главе. Напротив меня — шаманский бубён, подарок якутского друга.

Текст в пакете оглашён по радио — свидетельство самих инопланетян.

Штурман Никольский тогда был ещё мальчиком, и жил он в небольшом городке под Смоленском. Радио тогда было редкостью, хотя детекторные приёмники и трансляция уже не удивляли. Какая у нас с Василием Макаровичем общая мысль? Вот какая: пакет — из Америки, Никольский записал там этот текст с чьих-то слов или переписал его с английского оригинала и перевёл. Где оригинал? Никто не знает о нем. Я пробовал наводить справки: результата пока нет.

Читать и перечитывать без внутреннего содрогания это нельзя, если понял текст, если веришь записи, если… много «если», но делу это не помогает. Это та грань, на которой человек склонён отказаться от логики и доводов, забыть, что был Коперник, что Бруно готов был бы, наверное, вторично сгореть на костре — за одно лишь право защитить это обращение, если бы оно стало ему известно каким-нибудь образом. Итак, это обращение было передано по радио. Но это не серии радиосигналов, пойманные Карлом Штёрмером, которые так нашумели примерно в то же время. Нет, это не импульсы, которые надлежит расшифровать, а прямая передача. На английском, русском и ещё двух языках. Когда я был юн, то относился к этому с нигилизмом юности. Даже непонятно, как это миновало главные центры моего сознания. Доказательства подлинности логичны, и я много раз корил себя за легкомыслие.

А Василий Макарович?.. Нет, у него не было этих доказательств. Было чувство долга: он сохранил эту память о штурмане Никольском, о наших лётчиках, делавших невозможное, немыслимое дело — перегонявших самолёты на фронт через весь Азиатский материк в его самой недоступной части.

Я зашёл к нему тогда рано утром. Из окна его комнаты я видел залитый солнцем город, спускавшийся к морю, к бухте. Дома здесь старые, много деревянных, улицы первозданные, ещё со времён репрессий, а также пионеров и первопроходцев. Одно из моих любимых занятий — метаистория, как я это называю. Так вот, согласно моим метаисторическим розыскам, русы на Днепр пришли из Фракии несколькими волнами: одна из волн — после походов Александра Македонского, тогда же часть галлов ушла на территорию современной Франции; другая волна — после начала экспансии Рима во Фракии и на Дунае. Связь событий давних и недавних я выразил так:

Четыреста тысяч светловолосых и светлооких фракийцев Ушли от натиска Рима Из солнечной Эгеиды на Днепр, Давая тем самым начало Киеву, затем и Москве, Оттоле — Сибири и Владивостоку…

Причалы и прииски Колымы и Чукотки Берут начало в рескриптах эпохи Императоров Августа и Траяна.

Но вернёмся в настоящее. Читатель найдёт полный текст обращения в следующей главе.

ТРЕТЬЕ ОБРАЩЕНИЕ

К разумным жителям Земли, к расе, именующей себя Человечеством, обращается Коалиционный Отряд Наблюдателей (КОН). Настоящее обращение КОН к землянам является третьим по счёту, контрольным.

Первое обращение КОН передал в 576 году до Рождества Христова жителям крупнейшего в то время на Земле города Анурадхапура.

Второе обращение КОН передал в 711 году от Рождества Христова жителям крупнейшего в то время на Американском материке города Ткаэцеткоатль.

Настоящее обращение КОН к землянам в главном идентично первым двум по содержанию, составлено на основных из сегодняшних языков Земли: английском, китайском, русском, испанском. Текст откорректирован с учётом современного уровня знаний и заблуждений жителей Земли. Целью обращения является предложение о проведении в будущем переговоров между представителями Человечества и представителями Коалиции (текст передан по радио).

К настоящему времени Человечество составило себе представление о Вселенной в целом более правильное, чем во времена первого и второго обращений. Действительно, Земля не является плоской и не находится в центре Вселенной.

Действительно, Солнце не находится в центре Вселенной, а является одной из звёзд, входящих в состав Галактики.

Действительно, последними из превращений энергии, поддерживающих деятельность звёзд и, соответственно, Солнца и дающих возможность существования жизни на Земле и сходных с ней планетах, являются термоядерные реакции.

Действительно, разумная раса землян не является единственной во Вселенной.

В остальном большинство ваших космогонических догадок являются ошибочными. Является заблуждением вера ваших учёных в существование каких-то, пусть даже не ещё открытых, незыблемых законов Вселенной и постоянство мировых констант. Так, гравитационная постоянная заметно меняется и в пределах вашей Солнечной системы, не говоря уже о более крупных масштабах, что привело к существенным ошибкам в определении вами размеров Галактики и расстояния до других Галактик и вызвало появление ошибочных теорий замкнутой Вселенной и, в этом году, теории разбегающейся Вселенной.

Ошибочно и представление о всеобщей трехмерности пространства, на котором прежде всего базируются ваши космогонические представления. Мир хаотичен, в нем нет ничего незыблемого, в том числе и мерности. Мерность пространства во Вселенной колеблется, плавно меняется в весьма широких пределах. Наилучшим условием для возникновения органической жизни является мерность пространства, равная числу «пи». Значительные отклонения от этой величины пагубно действуют на живую природу. В настоящее время окрестности Солнечной системы имеют мерность +3,00017… Близость этого числа к целому числу три ввела вас в заблуждение. В окрестности вашего скопления галактик дрейфует гравитационный циклон, имеющий в центре мерность от —2,15 до —3,15, который может задеть краем вашу Галактику, уничтожив органическую жизнь на всех планетах, на которых не будут приняты меры по защите.

В частности, это обстоятельство делает необходимым для вас вступление Человечества в Коалицию в сжатые сроки, самое позднее через 65 000 лет с момента подачи настоящего обращения, то есть с 1929 года от Рождества Христова, с тем чтобы Коалиция успела оказать Человечеству помощь в подготовке к циклону.

В настоящее время в вашей Галактике насчитывается около 220 000 разумных рас, уже вступивших в Коалицию, и около 1000 разумных рас, рассматривающих вопрос о вступлении, в том числе и вы.

КОН просит вас не воспринимать сообщение о гравитационном циклоне как попытку воздействия на ваш ответ.

Вы ошибаетесь в решении вопроса о происхождении Солнечной системы и жизни на Земле. Солнечная система возникла из пылевого облака, засеянного строительным отрядом Коалиции в области Вселенной, отвечающей двум основным требованиям к условиям развития и возникновения жизни:

— в области, достаточно удалённой от звёзд;

— имеющей мерность пространства, близкую к «пи».

Вы ошибаетесь в уподоблении разумной расы живому индивидууму, представляя в некотором будущем неизбежными одряхление и смерть Человечества. В эволюционном процессе новые виды живых существ происходят от некоторых старых видов. И вашей заботой должно быть, чтобы новые виды разумных рас на Земле произошли именно от вашей. И именно это соображение должно определить стратегию развития разумной расы. Между тем, по наблюдению КОН, Человечество совсем не руководствуется такой или подобной ей стратегии, предоставляя своё развитие воле случая и направляя свои усилия на удовлетворение кратковременных потребностей.

Не следует думать, что ваши заблуждения являются случайными, преходящими. Они неизбежны и устойчивы в силу специфики вашего мышления, краткому анализу которого посвящается следующая глава обращения.

Мышление живой материи и само существование и развитие живой материи имеют общую основу. И то и другое являются противотечениями энтропии.

В мышлении это противотечение, противоречие выражается в поисках логичности (вашему мышлению свойственны поиски логичности), но на этом и кончается сходство вашего мышления с мышлением, свойственным подавляющему большинству разумных рас, входящих в Коалицию.

Это обстоятельство вынуждает многих участников КОН сомневаться в правомерности обращения к вам как к разумной расе. Основой вашей разумной логики являются понятия «да» и «нет», как якобы реально существующие и многократно проявляющиеся при ступенчатом анализе любого сложного вопроса. При этом число ступеней в анализе конечно и чаще всего весьма мало, даже когда вами исследуется весьма серьёзная проблема. Поиск ответа сводится к выбору одного из множества возможных решений, тогда как наиболее правильное решение лежит между ними. Вашим математикам будет понятна следующая аналогия: решение проблемы, возникающее после решения частных вопросов типа «да» — «нет», аналогично выбору одной из вершин многомерного куба, тогда как вариантами возможных решений являются в первом приближении все точки пространства данной мерности. Если же говорить точнее, реальная мерность пространства решений чаще всего определяется вами неверно и очень редко является на самом деле целочисленной.

Наше отношение к вам как к разумной расе затрудняется и следующим соображением. Насколько мы можем судить, любой научный или юридический закон, смысл любого открытия или изобретения, сущность любой важной мысли могут быть выражены вами фразой, содержащей самое большее 100 слов из словаря 50000 слов, включающего математические и другие условные обозначения. Общее количество всех возможных фраз из такого словаря представляет весьма скромную величину — 50000(в степени 100). Если составлять только фразы, имеющие лингвистическую непротиворечивость, и если затем отбросить фразы, в которых слова грамматически правильно связаны, но содержание их не имеет даже видимости, то число внешне осмысленных фраз сократится до 50000(в степени 25). Отсев ложных от истинных утверждений оставляет, по самым завышенным оценкам, список всего из 3,9*10(в степени 37) утверждений, которые могут быть высказаны вами и должны соответствовать реальности.

Между тем нам известны представители животного мира на различных планетах, способные дать не меньшее число разнообразных безусловных реакций, вполне адекватных действительности, на различные комбинации временных раздражителей, но которые тем не менее не могут быть названы разумными.

По-видимому, правильнее было бы считать Человечество не разумной, а потенциально разумной расой, поскольку ограниченность мышления все же не является у вас врождённой.

От природы человеческий мозг наделён аппаратом мышления не менее совершённым, чем органы мышления представителей многих разумных рас во Вселенной. Но развитие вашего мышления с самого начала шло по абсолютно неверному пути. В начале становления этого процесса способность мышления кроется в потенциальной возможности многообразной реакции на одно и то же информационное воздействие. Это логический фундамент.

Если на графике по вертикали отложить силу или ощутимость реакции на информационное воздействие, по горизонтали — приемлемость, приятность этой реакции, то, как все в природе, что ещё не отработано противодействующей энтропии действием разума, этот график будет хаотичен; всплески кривой на нем объясняются чисто физиологическими пороговыми эффектами.