Дразнит запах цветов из княжеского сада. Крадутся сквозь щели в тонких чердачных половицах звуки чужого веселья. Наступил вечер – и просачиваются через тесные оконца густые синие сумерки, и обволакивают затаившуюся в тени балок тоненькую фигурку.
      Нет, Эрик не придёт. У него гости, подарки, веселье… У него богатые родители, большой дом и очень-очень счастливое будущее. Ну почему она так бедна?!
 
      …Бежать! И бежать быстро! Чуют по ветру, ходят и водят из стороны в сторону чуткие собачьи носы, взрывается фонтанами рыхлая земля под сильными лапами… Торжествующий лай, возвещающий о скором её поражении, режет мохнатые лисьи уши.
      Что ж ты дала обмануть себя, лиса?
 
      Тихо. Но вот предупреждающе скрипнула лестница и показалась в квадратном проёме пола высокая дрожащая лучина, а за ней – знакомая кучерявая голова.
      Эрик!
      И будто бы стало теплее и светлее на маленьком чердаке, словно мальчишка принёс с собой кусочек солнышка. Разом исчезла обида, пропала злость, затаилась униженно гордость. Её сердце забилось быстрее, купаясь в этом новом, ранее не испытанном, неизвестном, но таком сладком и остром чувстве.
      – Зря ты не пришла, Лиса, – прошептал мальчишка, усаживаясь перед ней на колени. В его голосе прозвучало искреннее сожаление. – Всех слуг в зал пускают! Гости напились, и мама с папой, – он хихикнул. – С кухни повара пришли поглазеть, даже прачки припёрлись. И Йожет-садовник, ну, отец твой заходил – искал тебя… А я тебе поесть принёс.
      И Эрик вытащил из бумажного свёртка куриную ногу.
      Девчонка обиженно надула губки и отвернулась.
      – Я не хочу, – буркнула.
      – Да почему? – в голосе мальчишки послышалось лёгкое раздражение. Видно, не так он рисовал себе их встречу.
      Но всё же не захотел сдаваться.
      – Ну, уж от этого ты не откажешься, – и он вытянул из-за пазухи парчового, расшитого золотом жилета, плитку шоколада. Не сводя с подружки глаз, развернул хрустящую бумагу, откусил немножко и протянул ей.
      Лиса растерянно улыбнулась. Восхищённо придвинулась, встала на колени и осторожно откусила кусочек одними губами, словно зверёк, ласково кормящийся с хозяйской руки. А потом ещё и ещё, и ела медленно, закрыв от наслаждения глаза. У мальчишки участилось дыхание.
      – Правда, очень вкусно? – произнёс он хрипло. – Моя мама обожает шоколад. А папа говорит, что это слишком дорогое лакомство даже для богатых… Если бы ты пришла на бал, я бы стащил для тебя ещё больше…
      Девчонка засопела. Как объяснить, что не хочет она видеть, как веселятся и танцуют господа князья, как кружатся вокруг её друга детства девчонки в красивых бальных платьях, в сверкающих позолоченных туфельках, с бархатными веерами, с мерцающими ожерельями на белых чистых шейках. А Лиса должна, наблюдая чужое великолепие, стоять в углу вот в этом простом батистовом платье без кружев, в тонком корсетике из грубой чёрной ткани, где на спине уже имеется заплатка… Нет, не поймёт он.
      Но он понял.
      – Лиса, ты дурочка, – прошептал мальчишка и вдруг придвинулся близко-близко. – Лиса, ты самая красивая девчонка на сто километров вокруг. И ты мне так нравишься, солнышко…
      Он вдруг стал очень смелым: схватил её за руки и медленно, но настойчиво потянул вниз, так, что её красивые рыжие волосы разметались по пыльным доскам, а широкий вырез платья предательски сполз, обнажая круглое нежное плечико. Эрик шумно вздохнул и поцеловал его, а после белую шейку, маленькое розовое ушко… щёку… Добрался до тревожных полураскрытых губ, измазанных шоколадом и приник к ним, одновременно пытаясь освободить второе плечико от ненужного платья, чтобы почувствовать, наконец, девичью грудь, о которой он так мечтал, прильнуть к остреньким розовым соскам, осязать их кожей…