Глава 1

ИСПЫТАНИЕ

Если взять десяток не очень кривых жердей метра по четыре длиной, неплотно обвязать на тонких концах, а потом воздвигнуть, расположив толстые концы по кругу, то получится каркас. А если к этому каркасу пришнуровать невыделанные оленьи шкуры внахлест, мехом наружу, то образуется некое коническое жилище. Чум? Вигвам? Юрта? Нет, юрта, кажется, покрывается войлоком, а чум не всегда конической формы, так что пусть уж называется вигвамом.

Семен лежал, укрывшись пушистой шкурой, и созерцал ременную вязку жердей возле дыры дымохода. Утро было совсем не ранним, но вставать не хотелось – если вылезти, то придется двигаться, раздувать костер и так далее, поскольку его женщина отправилась за дровами, а это надолго. В конце концов, он заслужил немного покоя и может позволить себе еще подремать. Семен любил такую утреннюю дрему – в ней приходят замечательные, яркие, запоминающиеся и, главное, почти управляемые сны. Может, и теперь получится? Что-то давно он не общался с друзьями из «того» мира: «Может, наконец, Юрка приснится? Надо настроиться и думать о нем».

…Кусок шкуры откинулся и, матерясь вполголоса, внутрь просунулся Юрка. Почему-то он совсем не выглядел здесь нелепо в своих мятых брюках и темно-сером пиджаке, присыпанном на плечах перхотью.

– Ну и нора! – осмотрел он помещение, в котором выпрямиться во весь рост он мог лишь в центре, но там располагался очаг. – Как ты тут живешь?! Что, нормальную палатку не мог поставить?

– Тут нет тканей, – сказал Семен. – Тут, пардон, без трусов жить приходится. Я уж молчу про носки и портянки. Ты лучше сядь, а то спину измажешь.

Юрка глянул через плечо, начал отряхиваться и, конечно, задел покрышку вигвама. Рука стала черной, а сверху посыпались мелкие хлопья сажи.

– Блин, понастроют тут! – возмутился он и добавил длинное матерное ругательство. Это, конечно, не помогло, и он опустился, скрестив ноги, на большой валун, накрытый куском старой шкуры.

– Ничего себе табуретка, – поерзал он задницей.

– Чего ж ты хочешь, – усмехнулся Семен, – каменный век на дворе.

– Да? – без особого удивления переспросил приятель. – А какой именно?

– Ну-у, – озадачился Семен, – наверное, где-то ближе к концу среднего мезолита или даже самое начало нового, который неолит называется.

– Если б я понимал в этих ваших «литах»! Вот литры – это другое дело! – Он извлек из кармана бутылку водки, побултыхал содержимое, посмотрел на свет. – Настоящая «паленка» – все без обмана. Тащи стаканы! В неолите их уже придумали – это я точно помню.

– Нету стаканов, – честно признался Семен. – Пей из миски.

– Что-о-о?! Я похож на собаку?! Думаешь, раз диссерт не защитил, значит, буду лакать, как пес?! Это у вас, завлабов, языки длинные, вот и лакайте! А мы люди простые, мы и из горла можем. – Он отвинтил крышечку и протянул бутылку Семену. – На уж, хлебни, наука!

– Сам ты наука! Давно ли по пять статей в год клепал, а как ушел на производство, так под пролетария молотить начал?! Не буду я пить в такую рань!

– Ну и дурак, – отреагировал Юрка и, запрокинув голову, присосался к горлышку. Заглотив добрую четверть литровой бутылки, он оторвался, утер губы, взял с камня кусок печеного мяса, понюхал и положил обратно.

– Ни хрена ты в жизни не понимаешь, хоть и кандидат наук: с утра выпил – и весь день свободен! Поздняя птичка глаза продирает, а ранняя уж по второй принимает!

– Ты же помер, Юра…

– Ну и что? Зато мертвые сраму не имут и могут пить, когда хотят. Давай, рассказывай, что там дальше было, после того как мы…

– Американец тоже погиб, – сообщил Семен.

– Это я и без тебя знаю. Хороший парень был Стив. Помянуть надо, однако. – Юрка раскрутил содержимое бутылки и сделал еще пару изрядных глотков. – Пусть земля нам будет пухом.

– Прибор этот, из-за которого вы гробанулись, а я в каменный век попал, нам, оказывается, инопланетяне подсунули. Они тут занимаются…

– Да плевать мне на инопланетян! Расскажи лучше про великого геолога, специалиста по тому и этому, заведующего лабораторией и так далее. Того, который в свои почтенные тридцать восемь лет бросил пить, курить, ругаться, начал спортом заниматься – бегать без штанов по палеолиту. Бабу-то хоть завел?

– Древнекаменный век здесь вроде как кончился, но штанов действительно не носят. Только теперь понемногу начинают, – уклонился от ответа на последний вопрос Семен.

– И стаканов у вас нет! Ты мне мозги-то не компостируй, а излагай по порядку: кого, сколько раз и в какой позе. А то уже полбутылки осталось! Короче: поблевал ты возле наших трупов, а дальше что?

– Что-что… Ну, осмотрелся, то-се… В общем, понял, что в какой-то древнятине оказался и что обратно не выбраться. Хотел, чтоб не мучиться, сразу удавиться или утопиться, да как-то не собрался, а потом привык, втянулся. Жрать, правда, все время хотелось – у меня же с собой только нож да зажигалка были. Ракушки собирал, раков ловил, потом и рыбу… Плот из бревен связал и двинул по речке вниз – может, думаю, встречу кого. В наводнение попал… В общем, наткнулся на недобитого туземца – кроманьонец из племени лоуринов оказался. Они тут с неандертальцами развлекаются: эти с них скальпы сдирают, а те – головы отрезают. Дальше мы уже вместе кантовались: пока Черный Бизон в себя приходил, я успел и с хьюггами – это которые неандертальцы – подраться, охотиться научиться, посуду глиняную изготовить и даже арбалет бронебойный сделать. Мамонта раненого добил, с волчонком подружился. Вот из-за них-то все и получилось. Понимаешь, у местных тут культ этого самого мамонта, он вроде как воплощение главного бога-творца. А волк – это тотемный зверь одного из двух родов племени лоуринов. В общем в итоге пришли мы с Черным Бизоном в их поселок, и там меня приняли как человека. А поселок этот, он не просто так, он возле пещеры, а в ней главный жрец – Художником его все зовут – стены расписывает. Типа того, что перекачивает красоту нашего Среднего мира в Нижний мир – мир мертвых. Ну, с этими мирами все, конечно, сложнее – я в них, наверное, до конца никогда не разберусь. Считается, что сам я пришел из Верхнего мира, где обитают еще не рожденные, – из будущего то есть. Посвящение в воины у них тут сложное и многоступенчатое, но я почти все сдал экстерном, только от одного не отвертелся – пришлось клиническую смерть на вкус попробовать.

А еще мне очень помогло, что, когда мы с этим прибором вляпались, у меня, видать, что-то в мозгах повредилось. Во-первых, память как-то так обострилась, что можно вспомнить все, что в жизни хоть раз мельком видел, читал или слышал, – да в нашем мире я бы с такой памятью за пару лет академиком стал! А во-вторых, стал я всех понимать, кто хоть что-то соображает – от евражки до мамонта. Ну, и они меня, соответственно. Только трудно это, сосредоточиваться надо, и голова потом сильно болит. Вот, скажем, язык кроманьонский я, наверное, за пару недель выучил, даже стихи писать на нем начал, а до этого мы с Бизоном через ментальный контакт общались. А как язык освоил, с таким контактом сразу напряженка возникла – или то, или другое, а вместе не бывает.

– А бабу тебе дали? – поинтересовался Юрка. – Толстую и волосатую?

– Да, – согласился Семен, – здешние Венеры не по парижской моде скроены. Но нашлась одна… В общем, не твое дело!

– Ах, какие мы скромные, какие стеснительные! Не больно-то и хотелось! И стали они жить-поживать да добра наживать! Все, что ли?

– Что ты! – улыбнулся Семен. – Это только первая серия.

– А много их? – спросил Юрка, озабоченно разглядывая содержимое бутылки. – Надо, чтоб до конца хватило.

– Да пей! – махнул рукой Семен. – Пока не больше двух, а третья только завтра начнется. Или, может, уже сегодня, но не раньше чем проснусь.

– Тогда ладно, – согласился Юрка. – За твое здоровье. – Он влил в рот сразу граммов двести, проглотил, занюхал и добавил: – Сексуальное, разумеется.

– Спасибо, – поблагодарил Семен. – Дальше будешь слушать?

– Давай-давай, только покороче: сколько скальпов снял, сколько неандерталок трахнул? Тут чем воюют-то? Посохом, в смысле – шестом боевым? Кроме тебя, кто-нибудь работает?

– Нет, больше никто. Тут дубинами дерутся или такими, знаешь, палицами с камнем на конце. А еще наши из луков классно стреляют – мне так никогда не научиться. Приходится с арбалетом заморачиваться, но его пока зарядишь… Ну, не важно, это – детали. Не успел я толком обжиться, освоиться, как началась заваруха – неандертальцы так называемую большую охоту устроили: очень похоже, что специально меня отловить хотели. Там еще мальчишка был замешан – Головастиком звали. У него талант художественный, он вроде как может заменить в будущем главного жреца. В общем это длинная история, а если коротко, то мальчишку я спас, а сам в плену у хьюггов оказался. На «ложе пыток» успел побывать, пока меня наши не отбили. Ну, правда, я и сам этих хьюггов покрошил немало – страшно вспомнить! Кое-как оклемался, и пришлось перебираться вот в этот поселок – он У Желтых Скал называется. Это типа центральной усадьбы пяти племен, они тут по временам кучкуются, а постоянно живут здесь только люди из рода Тигра. Они тоже нашего племени – лоурины, значит. У самой-то Пещеры жить неудобно, там только мой род Волка обитает. А отправили меня сюда, чтобы совершить обряд над тем самым Головастиком. Как уж оно там получилось, рассказывать долго, но в итоге оказался я еще и членом рода Тигра.

– Тигр-то хоть саблезубый?

– Ясное дело! Здесь другие и не водятся. Я, правда, их вблизи не видел, но сам в такого превращался – все говорят! Да и не тигры они на самом деле, а вид саблезубых кошек, который в нашем мире вымер давно и полностью.

– И что, – побултыхал Юрка остатки водки, – уже можно пить? За великого волкотигриного воина?

– Пей, если хочешь, только это еще не конец. Инопланетяне-пришельцы до меня докопались. Те самые, которые вас со Стивом упокоили, а меня сюда забросили. У них тут миссия работает, которая план реализует – по направлению развития данного мира на путь истинный. Они меня, значит, под белы рученьки и к себе на базу. Кормить-поить там не стали, зато начали грузить по полной программе: с вами, говорит, ошибочка вышла, просим прощения. Но и вы, мол, сами виноваты – нельзя в таком пьяном виде со сложной техникой обращаться. Пожалуйте обратно в ваш мир. Только я им не поверил. Сдается мне, что нас троих просто списали ради каких-то своих интересов, а я сдуру в живых остался. Вроде как меня быть не должно, а я есть, но убить меня своими руками они не могут, а чужими не получается. Короче, согласился я на обратную переброску, а сам тут остался. Да еще по пути на точку старта успел карту посмотреть.

– Свистеть не надо, Сема, – не поверил Юрка. – Из-за бабы, небось, остался? Так и скажи! А лучше покажи!

– Щас, разбежался! Но, если честно… Из-за нее тоже. Понимаешь, Юрка, инопланетяне тут катаклизм устроили типа Всемирного потопа – для ускорения, значит, местного научно-технического прогресса. Здесь у нас в степи нормальной зимы отродясь не было – зверье, считай, круглый год паслось, а теперь навалилось… Да с буранами, с морозами и землетрясениями впридачу. У них энергоустановка где-то посреди ледника – на севере. Я людей предупредить хотел, что лафа кончилась: надо еду запасать и жилье теплое строить. Только их не очень-то прошибешь – как жили, так и живут. Глас вопиющего в пустыне, в общем… Как баб по-научному трахать, им интересно, а как мясо вялить, им по фигу – они отродясь запасов не делали. Я им целую программу действий составил – в стихах, чтоб запомнили лучше. Только они – ноль эмоций…

Потом как-то раз снегу много нападало, наст образовался – зверью в степи полная хана. Вот тут народ зашевелился, вожди всех племен сюда прибыли – со свитами, конечно, – и великий совет устроили. Мамонты, говорят, собрались со всей округи, самцов вперед выставили и пошли строем наст крушить – они так всегда делают, чтобы самок и молодняк свой спасти. Ну, а мелочь копытная, ясное дело, за ними тянется, подбирает, что там под снегом после мамонтов останется. Только прутся они в таких случаях всегда на север, а там в этом году еще осенью все водой залило. Короче, погибнут мамонты – людям не жить. Не в смысле, что есть нечего будет, а вера такая. Кто виноват? Уж не Семхон ли? Он, помнится, одного мамонта застрелил без всяких обрядов, без высшего на то разрешения. Смешно, да не до смеха… Ты, конечно, не поверишь, но пошли мы с Бизоном этих мамонтов встречать – я же вроде как общаться с ними могу. Фантастика, причем не научная, только они в итоге куда-то к востоку свернули. То ли я вожака уговорил, то ли так случайно получилось… Всю парку об наст порвали, но почти цел остался. Если, конечно, рожу ободранную не считать и мозоли от снегоступов – ужасно неудобные штуки, а лыжи сделать не из чего. Теперь у меня вроде как выходной. Продолжение завтра будет, так что можешь допивать – конец второй серии.

– Ну, Сема, ты даешь! На самом интересном месте! – возмутился Юрка и раскрутил в бутылке остатки водки.

– Ничего интересного, – пожал плечами Семен. – Опять какую-нибудь гадость предъявят: не любят вожди лоуринов, гордые мы очень, а я им как бельмо на глазу. Так что скоро увидимся – на том свете.

– Прорвешься! – легкомысленно махнул рукой Юрка, а потом поднял бутылку и совершенно серьезно сказал: – За то, чтобы мы с тобой только во сне встречались!

И выпил.

К совещаниям и заседаниям Семену было не привыкать. Так он, во всяком случае, думал раньше. Теперь больше и больше склонялся к мысли, что к такому разврату привыкнуть нельзя. Понятно, конечно, что традиции вырабатывались веками, но зачем же молчать по полчаса после каждой фразы?!

Каждый вождь принес на Совет колчан с пятью стрелами, имеющими знаки племени. Был произведен обмен всех со всеми – у каждого оказалось по четыре чужие стрелы. Не принять чью-то стрелу означало отказ от общения с ее хозяином. Сломанное древко – объявление войны. Чтобы взять слово на Совете, нужно поднять с пола свой колчан и положить его на колени.

Пять племен, с тех пор как перестали резать друг друга, понимают себя как некую общность людей или людей Пещеры. Племя состоит из нескольких родов, имеющих своих тотемных животных. Общим же тотемом для родов всех племен являлся мамонт – его проблеме и было посвящено первое заседание.

Заседание второе началось ранним утром три дня спустя. В вигваме Совета ничего не изменилось – те же фигуры на тех же местах, с такими же непроницаемыми лицами. Изменился лишь главный виновник – его правую щеку украшала здоровенная ссадина, покрытая коркой засохшей крови. Кроме того, Семен был бос и стыдливо прикрывал ноги куском оленьей шкуры. На ступнях и лодыжках у него имелись такие высококачественные мозоли от креплений снегоступов, что он решил позволить себе разуться, добравшись до «зала заседаний».

Первым взял слово вождь тарбеев:

– Последняя война началась с того, что воин лоуринов оказался в плену у хьюггов. Это значит, что он должен был умереть. Это значит, предки позвали его – разве не так? Тем не менее не только Семхон не откликнулся на зов, прозвучавший дважды, но его не услышали и лоурины, помешав ему уйти. Тарбеи считают, что нарушен Закон жизни.

В сильно сокращенном виде (он говорил долго) ответ вождя лоуринов был таков: ввязаться в бой с превосходящими силами противника Семхон не мог, потому что это означало бы самовольный (незваный) уход из Среднего мира. Отказаться от спасения своего воина лоурины также не могли, поскольку этого потребовал родовой зверь пострадавшего – Волк.

Потом началось обсуждение, из которого стало ясно: вожди пейтаров, бартошей и минтогов разделяют мнение главного тарбея.

С этим «зовом предков» Семен разбирался довольно долго. Ситуацию осложнило еще и то, что в роду Волка данное понятие было не в ходу, хотя все о нем знали: «Вот, скажем, почему добивают воинов, тяжело раненных в бою? Чтобы не мучились? Чтобы не кормить калек? Отнюдь! Тяжелое ранение означает приглашение переселиться в Нижний мир для последующего воскресения. Долг каждого – помочь человеку откликнуться на этот призыв, тем более что и сам раненый этого хочет».

Итог подвел вождь бартошей:

– Каждый род имеет своего зверя, и Волк – лишь один из них. Наше родство восходит к изначальному существу, от которого творец отделил и людей, и животных. Лоурины, конечно, не могли не исполнить волю Волка, но он сам мог пойти против воли изначального. Не из-за того ли теперь трясется земля и ветер ломает наши жилища? Как покажут нам лоурины, что их человек имеет право жить в Среднем мире? Огонь или вода? Без этого нам не о чем здесь говорить.

«Господи, – мысленно застонал Семен, – а это еще что такое?!»

– Вода! – прозвучал ответ.

– Почему?

– Дров в поселке и так мало, – вздохнул вождь лоуринов.

Присутствующие выразили согласие (кроме Семена, конечно) и начали расходиться. Второе заседание было закончено.

Семен сидел в вигваме шамана, слушал тихую речь старика и тосковал – нет ему покоя в этом мире. Картина получалась довольно мрачная: когда-то, очень давно, существовала традиция не спасать человека, упавшего в воду. Вода как бы взяла его, и отбирать нельзя, а то рассердится и заберет многих. В стране мелких степных речек все это потеряло актуальность, и старейшина из рода Волка по имени Медведь даже выразил желание научиться плавать. И почти научился, только почему-то категорически отказывался заплывать туда, где ногами нельзя достать дна. Семену казалось, что это обычная для новичков боязнь глубины, но оказалось все гораздо сложнее: человек, над головой которого вода сомкнулась, считается… ну, не то чтобы совсем уж погибшим, но к тому близко – в общем нехорошо это. Семен, устраивая публичные водные процедуры, избежал неприятностей по чистой случайности – никто, кроме Ветки, не видел, как он ныряет. И вот теперь…

– Да ведь сейчас время белой воды! Время льда и снега!

– Белая вода – все равно вода. И она покажет, имеешь ли ты право находиться в Среднем мире.

– Но как?! И потом, я же плавать умею! Что делать-то надо будет?

– Почти ничего, – еле заметно усмехнулся старик. – Пройти через Корявую Чашу.

– М-м-м! – замычал Семен как от зубной боли. – Ничего себе – испытаньице! Там же…

Впрочем, говорить вслух то, что и так всем известно, он не стал. Корявая Чаша – это небольшая котловина между холмов километрах в двух от поселка. Раньше после дождей там образовывалось нечто вроде озера, но вода быстро уходила, и оставалось болото, покрытое кочками, между которыми чавкала жижа. Во время одного из недавних землетрясений со склона сошел оползень и перегородил дорогу воде. Теперь там образовалась целое водохранилище шириной метров сто и вдвое длиннее. Оно, конечно, замерзло, но по льду никто не ходил – ни к чему это, тем более что настоящих морозов еще не было. Ну, сколько там может быть льда? Два сантиметра? Три? Ох-хо-хо…

– Я же просто провалюсь, старик! Провалюсь и утону! Никто же не будет вытаскивать меня из полыньи!

– Значит, племя лоуринов приняло того, кто не принадлежит этому миру.

– Ничего себе, проверочка!

– Я буду камлать для тебя. Твоя голова должна остаться сухой.

Несмотря на бесконечные ритуальные паузы, заседание Совета и беседа с шаманом в тот день закончились засветло. Семен решил прогуляться перед возвращением домой – может быть, это последний вечер в его жизни? Во всяком случае, его следует вкусить по полной программе – и закат, и морозец, и заснеженную равнину с невысокими холмами.

Он стоял на окраине поселка и смотрел, как малышня в меховых рубахах до пят съезжает с раскатанного склона ручья. Никаких санок у них, конечно, нет – в качестве транспортных средств они используют собственные ноги, задницы или куски жесткой мамонтовой шкуры. Визг, смех, крики – ну, прямо как… в будущем. «И кто-то из взрослых с ними – одному из воинов тоже захотелось порезвиться. Собаки вокруг носятся, гавкают… Вон пацан ухватил пса за хвост и пытается заставить его тянуть себя в гору… Нет, не так надо, – вздохнул Семен и прищурился, пытаясь рассмотреть, что за мужик развлекается в обществе детей и собак. – Конечно же, это Перо Ястреба! Интересно, что бы делало племя лоуринов, если бы главный собачник погиб в передрягах последних месяцев? Хотя, наверное, кто-нибудь из мальчишек занял бы его место – многие любят возиться с собаками».

Семен выбрал в снегу соответствующую тропинку и побрел к горке.

– Эй, Семхон! Залезай сюда – прокатимся! – закричал сверху Перо.

– Давай катись сам, а я посмотрю, – махнул рукой Семен.

Наверху сформировался хохочущий, визжащий, лающий ком и устремился по склону вниз. Было на что посмотреть: к широкой полосе старой облезлой шкуры Перо умудрился привязать ремнями здоровенного лохматого пса пятнистой масти. Клыки у него были с добрых полпальца, но бедному животному почему-то и в голову не приходило пустить их в ход против своих мучителей. На эту импровизированную волокушу Перо усадил двух мальчишек с палками в руках, спихнул ее вниз со склона и сам повалился на нее. Почувствовав, что на него вот-вот наедут, пес метнулся в сторону и получил палкой по боку (впрочем, не сильно), метнулся в другую – то же самое. Бедняге ничего не оставалось делать, как мчаться вперед, спасаясь от догоняющей волокуши. Результат был вполне ожидаемым – чем сильнее он тянул, тем быстрее двигалась волокуша, и тем громче вопили пассажиры. Уже в самом низу пес умудрился-таки взять круто влево, и седоки повалились в снег, что, впрочем, нимало их не расстроило. Животное же, почувствовав резкое облегчение, решило убраться подальше от своих мучителей и потащило пустые «санки» вверх по склону.

– Видал? В прошлый раз еще дальше уехали! – довольный, распаренный Перо вытряхивал снег из меховой рубахи. – А если двоих привязать, то они вообще!

– Ты пробовал? – вполне серьезно спросил Семен.

– Двоих привязывать? Конечно, пробовал, только их на прямой удерживать трудно, и ремни все время путаются. Но тянут они здорово, особенно с горки! А долго в этот раз снег не тает, правда? Ну, прямо как ты говорил! Уже и дрова у баб почти кончились, а…

– Слушай, Перо, – перебил его Семен. – Слушай, сколько собак ты можешь… м-м-м… контролировать? Нет, они все тебя немного слушаются, а сколько из них слушаются тебя хорошо? По-настоящему?

– Ну-у… – Воин задумался и стал шевелить красными замерзшими пальцами. – Две руки, наверное, и еще две. А что?

– А вот то: ты бы научил их таскать волокушу не с горки, а по ровному месту. Вы же, когда груз по снегу перетаскиваете, в волокуши сами впрягаетесь, а ты собак запряги.

– Можно, конечно, попробовать, но зачем? Все равно снег скоро растает, а по земле они не потянут.

– А если не растает?

– Как это?!

– Вот так… Этот мир меняется – сам видишь.

– Вижу, конечно, но как такое может быть?!

– Расскажу, если хочешь. Я же раньше жил в будущем, а там зима длится так же долго, как и лето. А кое-где снег лишь ненадолго стаивает, а потом выпадает снова.

– И люди живут?!

– Живут, и придумывают всякие хитрости, чтобы не умереть от голода и холода.

– Расскажешь?

– Что смогу. Правда, я сам-то не очень… Вот посмотрел, как вы тут веселитесь, и вспомнил: люди будущего ездят на собаках.

– Ездят?!

– Ага. – Семен опустился на корточки и стал рисовать пальцем на снегу. – Из дерева делается такая штука – называется «сани» или «нарты», а спереди к ней привязываются собаки. Есть и другая конструкция – тобогган. Я, правда, его никогда не видел, но, по-моему, это просто волокуша, вроде наших – из цельного куска шкуры.

– А собак к ней как привязывать?

– Честно скажу: я никогда этого не делал и видел только по… В общем, издалека только видел. Придумай сам что-нибудь, а? Ну, скажем, берешь длинный тонкий шест и привязываешь его спереди к волокуше, а уж к этому шесту справа и слева – собак. Только они, наверное, будут путаться и тянуть в разные стороны.

– Пусть только попробуют! – засмеялся Перо. – Это хорошая игра, мальчикам понравится!

– При чем тут игра? Речь идет о… жизни и смерти.

– Чего ты, Семхон?!

– А того… Неужели не понимаешь, что людям нужно научиться жить среди снегов? Жить, а не просто дожидаться, когда опять станет тепло. Сам же говоришь: дрова кончаются. Было бы несколько собачьих упряжек, можно было бы съездить в лес и привезти дров на весь поселок.

– Когда это мужчины занимались заготовкой дров?!

– Мир меняется, значит, должны меняться и правила жизни людей.

– Может, ты и прав… Я попробую с собаками, Семхон! Ты это здорово придумал, а делать сейчас все равно нечего!

– Попробуй, Перо. Вообще-то, я слышал, собак приучают таскать груз с самого раннего детства – они, кроме этого, ничего больше и не умеют. Но их здесь много, может быть, хоть несколько штук окажутся пригодными, а?

– Окажутся, не переживай! Я уже почти придумал, как сделать упряжь: берешь такой широкий ремень, к нему привязываешь…

– И еще… – перебил Семен. – Пусть тебе мальчишки помогают и учатся заодно – в Среднем мире тропы воинов коротки.

– Нам с тобой хватит! – засмеялся Перо и хлопнул Семена по плечу. – Не волнуйся ты из-за Корявой Чаши! Знаешь же: лоурины просто так своих не отдают – ни в Нижний, ни в Верхний миры. Наш шаман самый мудрый, а вождь самый сильный! Пошли лучше с горки скатимся!

– Пошли, – улыбнулся в ответ Семен.

Покидать поселок женщинам с грудными детьми было запрещено. Все остальные, включая вождей и их свиты, разместились на склонах Корявой Чаши. Раньше Семену не приходилось проваливаться под лед – даже в детстве. Как это происходит, он представлял чисто теоретически и готовился к тому, что реальность окажется гораздо хуже. Идти он решил голым, но в обуви и с посохом в руках: «Тетки потом год будут обсуждать, какой у Семхона оказался маленький, и спорить, не от холода ли съежился, – было уже такое. Впрочем, плевать!»

Семен не стал высматривать в толпе Сухую Ветку, просто вспомнил о ней и улыбнулся: «Есть у моей женщины удивительное свойство: способность спокойно, без истерик и воплей провожать своего мужчину на гибельное дело. Она всерьез верит в посмертие и собирается туда немедленно отправиться вслед за мной. Так что ей моя смерть вроде как не страшна, лишь бы сам не прогнал. Вон мне уже машут с того берега – надо идти. Интересно, если я как следует искупаюсь, но не утону, меня добьют или просто изгонят из племени? Хотя Перо на что-то намекал: может быть, лоурины готовы из-за меня воевать со всем миром? Ну, посмотрим…»

Зрители затихли. И в этой тишине голый, покрытый шрамами, седой и лохматый мужчина с палкой в руках сделал шаг. Потом еще шаг. И еще один…

Покрытый снегом лед держал, не слышно было даже треска. Семен остановился и несколько раз стукнул перед собой посохом. Это ему ничего не дало – какой должен быть звук у толстого льда, а какой у тонкого, он не представлял. Зато прекрасно понимал, что скоро замерзнет не шутя: «Надо быстрее идти… Или, может быть, пробежаться? Сделать рывок до того берега? Ч-черт, ну никакого опыта!»

Он не побежал, а просто пошел чуть быстрее. На нетоптаном снегу за ним оставалась четкая цепочка следов. Зрители молчали.

«Вот уже середина. Кажется, тут самое глубокое место», – подумал Семен, сделал еще несколько шагов и понял, что сейчас провалится: то, на чем он стоит, реагирует на его вес – потрескивает и прогибается.

На мгновение он растерялся: «Перебежать опасный участок? Но бег – это, по сути, череда прыжков, толчковая нога будет слишком сильно нагружать опору. Вес тела нужно рассредоточить, распределить по наибольшей площади. Как?! Ползти! Плевать, что это некрасиво, неблагородно, плевать, что голым телом в снег – всего-то десяток метров! А там – уже у берега – будет нормально!»

Он сделал еще шаг, нагнулся, вытянул руки, собираясь на них опереться…

И провалился.

С треском.

Инстинктивно закрыл глаза и гребанул руками, стараясь удержаться на поверхности.

Удар.

Холод.

Впрочем, не такой уж сильный холод – не на много хуже, чем было.

Он сидел голым задом в жидкой грязи и обалдело смотрел вверх. Там – на краю пролома – покачивался его посох: палка никак не могла решить, упасть ли ей вниз, или все-таки остаться наверху? Наконец, она приняла решение и свалилась – Семену на голову. Впрочем, голову он успел убрать, и удар (не сильный) пришелся по плечу. Правда, все равно было больно – там же ключица…

– Ой! – сказал Семен и осмотрелся. – «… Мы в воде ледяной не тонем и в огне почти не горим…» – это, наверное, Макаревич про меня сочинил.

Укрытый снегом лед почти не пропускал свет, так что по сторонам было темно. Впрочем, света из дыры было достаточно, чтобы понять, в какую сторону повышается дно.

«Что же я сижу?! – спохватился Семен. – Так же копчик простудить можно!»

Кряхтя и бормоча ругательства, он поднялся на ноги. Нервное напряжение быстро спадало, но на смену ему приходило осознание того, что он уже замерз как цуцик и надо срочно выбираться. А как? До поверхности льда он мог, встав на цыпочки, дотянуться руками – а толку-то?

Зацепиться руками за лед и подтянуться не получилось – пальцы соскальзывали. Тогда Семен, чавкая ногами по грязи, начал пробираться в сторону берега, то и дело оглядываясь назад – на свет под проломом – чтобы не потерять ориентировку. В конце концов он добрался до места, где мог упереться в нижнюю поверхность льда. Он принял позу атланта, поддерживающего небо, и изо всех сил напряг мышцы. Результат был, но не там – ноги почти по колено погрузились в грязь, а на лед его усилия не произвели никакого впечатления.

– Еш твою в клешь! – прошипел Семен. – Когда надо, он не ломается, паскуда!

Он попытался ударить в лед торцом посоха, но здесь оказалось слишком низко, чтобы как следует размахнуться. Зато в голову пришла новая идея, и он начал пробираться обратно к пролому.