Фениксы — это род летающих хищников, которые образуют многочисленную группу, включающую в себя как небольших по размеру — примерно с ворону, так и крупных — больше альбатроса — созданий. Все фениксы похожи формой тела на земных птиц — на соколов и орлов, но отличаются от них повадками и расцветкой. Горные, снежные и ледяные фениксы в основном серо-белого цвета, с различными оттенками; лесные фениксы — коричневые, зеленые, черные и серые; но все эти фениксы относятся к роду фениксов исключительно благодаря своему способу охоты, а не окраски. Настоящие же фениксы — это крупные птицы, с размахом крыльев до трех-четырех метров, обитающие в саваннах, лесостепи и разреженных предгорьях — эти великолепные порождения мира Халы окрашены во все цвета огня: красный, оранжевый, желтый и черный, причем с такой яркостью, что глазам больно на них смотреть! Блестящие на солнце полосы и пятна всех этих теплых цветов делают саму птицу похожей на костер, недаром о сидящем фениксе женщины говорят: «Прелестная огненная птичка!»

Но это еще не все — когда феникс поднимает свои крылья, тогда яркость этого птичьего огня увеличивается еще больше — грудь и внутренняя стороны крыльев у него окрашена еще ярче, хотя, казалось бы, куда же еще ярче?! Великолепие феникса вызывает из памяти огненного демона или же гордого дракона, хотя наиболее близкий к нему образ — это образ жар-птицы из детских сказок.

Но и это еще не все — на голове у феникса находится группа перьев, образующих плюмаж. Этот плюмаж тоже окрашен в цвета пожара; сами его перья большие и волнистые, как страусиные. Головной убор феникса достаточно тяжел — перья иногда достигают в длину до полуметра, поэтому птица держит его в сложенном состоянии. Обычно перья лежат на шее и спине птицы, но во время охоты, брачного танца или же просто при сильном возбуждении перья резко поднимаются вверх шикарным пламенем.

Согласно земной мифологии феникс сжигает себя в старости и возрождается живым и молодым из пепла вновь, и именно эта черта — эта связь феникса с пламенем — и дала название всей группе фениксов: все они огненные птицы не благодаря расцветке (окраска многих фениксов достаточно ординарная), а потому, что во время охоты все они используют огонь. Все виды фениксов имеют специальные железы, которые выделяют определенную, специфичную для данного вида, жидкость — огненную жидкость, которая накапливается в парных мешочках, находящихся в районе грудной клетки. В момент испускания огня, эта жидкость, определенной по размеру порцией (в зависимости от желания птицы) путем резкого сокращения мышц выбрасывается в горло через специально открытое для этого отверстие в огненном канале; выброс огненной жидкости происходит синхронно с выдохом воздуха, в результате чего она смешивается с ним и в виде мельчайших капелек вылетает наружу. Огненная жидкость представляет собой смесь определенных органических веществ, воспламеняющихся в момент соприкосновения с атмосферой Халы. Примечательно, что в атмосфере Земли эта жидкость не только не воспламеняется, но даже и не тлеет — опыты такого роды были поставлены учеными уже давно, поэтому сегодня не вызывает сомнений, что основой для воспламенения служит фтор и фторид кислорода, а также, в меньшей степени, — озон. В целом, у крупных экземпляров получается факел огня длиной до пяти и более метров, с температурой от пятисот до восьми — и даже девятисот градусов по абсолютной шкале.

С помощью такого факела огня фениксы охотятся на наземную добычу, стараясь во время охоты сначала поразить огнем глаза и легкие жертвы, а уже потом добить ее своими могучими когтями и клювом. Обычно птицы охотятся стаями, поэтому уйти от них очень трудно, но можно, несмотря на то, что запаса огненной жидкости у каждой птицы хватает на несколько десятков атак и что после каждой атаки железы начинают дополнительно вырабатывать огненную жидкость для того, чтобы оба мешочка были всегда полны ею. Великолепная окраска настоящего феникса вместе с колышущимся плюмажем позволяет птице маскировать тот момент, когда она раскроет свой красно-желтый клюв для того, чтобы атаковать огнем; эта же яркая окраска помогает им отпугивать потенциальных хищников, которые уже по виду могут легко определить, что перед ними не безобидная жертва, а огненная птица.

Как-то раз я подвергся нападению стаи настоящих фениксов и, не смотря на угрожающую мне опасность, не смог не восхититься ими. Дело было так: меня настигли на открытом месте, и первый факел огня ударил меня в затылок и спину, опалив кожу и спалив волосы. Я прекратил бежать к деревьям, под которыми надеялся спрятаться, и развернулся лицом к опасности, приготовившись к обороне. В тот день я оказался без юбки — она сильно порвалась, и я ее выбросил, а новую я еще себе не сделал, поэтому на мне не было ничего, что могло хоть немного ослабить силу пламени. Птиц налетело не больше десятка — среди них было несколько небольшого размера особей, наверное, молодых птиц, которые и начали на меня охоту. Они вырабатывали огненную жидкость еще не достаточно «огненную», поэтому температура пламени в ней была не больше пятисот градусов по абсолютной шкале. Все же, хотя температура пламени у фениксов впечатляющая, однако продолжительность действия его чрезвычайно мала — это связано с тем, что у самой птицы относительно мало огненной жидкости, поэтому для условий Халы факел огня вполне терпим, пусть даже при многократном попадании под него.

Главное, что нужно для того, чтобы уцелеть при атаке фениксов — это ни в коем случае не терять головы, не паниковать, быть спокойным, хладнокровным и разумным; не помешает также и большое количество терпения для того, чтобы на протяжении продолжительного времени выдерживать жгучую боль от ожогов. Я старался спокойно отслеживать тот момент, когда атакующий феникс решит обдать меня огнем, чтобы успеть вовремя закрыть глаза, а также на несколько секунд прекратить дыхание. Пока мне это удавалось делать, я был неуязвим — пламя не могло сжечь кожу, а с неповрежденными легкими и глазами я вполне мог убить не одного феникса, вздумай они приблизиться ко мне слишком близко. Обычно феникс атакует из горизонтального полета: птица летит параллельно земле, вытягивает вниз шею, поднимает плюмаж, отвлекая взгляд от клюва, а потом вертикальный или же направленный назад столб огня обрушивается на выбранную жертву. При такой технологии нападения сама птица не попадает в огонь собственного пламени при любом направлении ветра, а цель получает весь факел целиком.

Раз за разом молодые птицы обжигали меня, а потом в дело вступил взрослый феникс. Он прожарил меня очень сильно, но я уже привык к пламени, поэтому его факел тоже выдержал и не запаниковал — а запаникуй я, тогда все закончилось бы очень печально: хищники сожгли бы мне глаза и легкие, а потом взяли бы мою жизнь когтями и клювами без особых усилий. У меня мелькнула мысль подпрыгнуть и в момент атаки феникса самому попробовать ударить его кулаком — я бы мог вполне достать медленно летящую птицу на трех — или четырехметровой высоте, но я побоялся нападать вслепую — вдруг мне придется открыть глаза, и тогда я наверняка потеряю их. Нет, уж лучше все вытерпеть до конца — я им не по зубам, или точнее сказать, не по клювам, — птицы скоро поймут это и улетят, оставив меня залечивать ожоги. Так и произошло — они улетели, а я остался, опаленный фениксами, и кожа у меня стала ярко-красного цвета, а волос на мне не было даже на голове — я весь представлял собой один-единственный ожог на всем теле.

Трава вокруг меня дымилась, пахло паленым, поникшие цветы наглядно свидетельствовали о силе огня фениксов. На Хале основной причиной пожара является не молния или что-либо подобное из неживой материи, а охота фениксов и бело-голубых птиц. О фениксах я сейчас рассказываю, а о бело-голубых птицах разговор пойдет дальше.

Но феникс — тот, которого я описал, не является символом Халы в понимании людей, и для того, чтобы понять, каков он, этот символ, следует рассказать о брачных танцах огненных птиц. Я сам несколько раз становился свидетелем этого зрелища, поэтому могу с уверенностью сказать, что фильмы о фениксах не полностью передают всю блистательную палитру их окраски, которая во время брачного ухаживания освежается новыми тонами в ультрафиолетовой и инфракрасной области.

Самцы привлекают самок своими довольно-таки неприятными резкими криками, и когда хотя бы одна самочка придет к ним на лужайку, тогда и начинается самое интересное. Самцы ходят вокруг самки небольшими шажками, отгибают головы назад, раскачивая плюмажи, поднимают вверх крылья и хлопают ими; птицы стараются привлечь внимание не только своим внешним видом, но и поэтическими способностями — фениксы издают курлыкающие, щебечущие и свистящие звуки, которые исполнители стараются построить в виде мелодии. Но это прелюдия — постепенно самцы разгорячаются, их движения становятся все более резкими, хлопанье крыльев настолько сильным, что огромные птицы начинают подпрыгивать в воздух; звуки песни становится все более громкими и немелодичными; фениксы начинают так сильно откидывать назад головы, что кажется, они сейчас отвалятся; плюмажи раскачиваются, блистая ярчайшими красками, самцы забывают обо всем на свете и, подстегиваемые деланным равнодушием самочки, каждый завершают свое выступление заключительным аккордом: птица складывает крылья и плюмаж, сжимает хвост и пригибает голову к земле, а затем одновременно внезапно и резко вскидывает вверх свои крылья, раскрывает хвост, забрасывает назад голову, мгновенно раскрывая и плюмаж, и хвост, и факел пламени, вырвавшись вверх из раскрытого клюва феникса, придает еще больше блеска и огненной ярости этой картине, озаряя «горящую» птицу пламенем пожара! Каждый самец по несколько раз вскидывает вверх голову и испускает огонь, а потом вся группа птиц постепенно успокаивается, и самка удаляется с каким-либо избранным ею партнером.

Фениксы — парные птицы — большинство мелких видов образуют пары на сезон, а крупные — обычно на всю жизнь.

Стараясь произвести впечатление на самку, во время брачных игр фениксы демонстрируют всю свою силу, великолепие и здоровье, поэтому именно в это время их факелы огня и достигают наибольшей величины.

Феникс во время брачного танца — это и есть символ Халы — прекрасный, могучий и яркий; когда говорят о Хале, первым делом вспоминают самца настоящего феникса, поднявшего вверх свои горячие крылья, запрокинувшего назад голову с шикарным плюмажем и красным клювом, смотрящим в небо и распустившим веером хвост, — и фонтан огня, как глас дракона из чужого мира, вонзающийся в небесную твердь! Вспоминая эту картину, мне всегда слышится сильный хлопок крыльев, потом глубокий выдох, а затем — или потрескивающий шелест, или мягкое шипение пламени…

Халанский феникс — это живое воплощение силы огня, ярости неземного мира и блеска далеких звездных миров!

Халанский феникс — это жизнь и смерть, лед и пламя, ночь и день, враждебная пустота космоса и родная планета!

Халанский феникс — это сын Халы, который никогда не будет жить в мире Земли и который никогда не будет приручен, и перьев с его плюмажа никогда не коснется открытая, без скафандра, ладонь человека!

Халанский феникс — это свобода мира Халы от мира Земли, свобода жить и умирать, не зная над собой тяжести и давления разума!!!

Халанский феникс — это халанский феникс, и этим все сказано…

Хала входила в мою душу быстро и радостно, вместе со светом солнца, запахом трав и поющими звуками. Мне нравилась Хала, потому что мне нравился я сам в ней, как халанин. Мне нравилась моя сила и быстрота, мне нравился мой могучий удар и хруст костей под ударными буграми, мне нравилась упругая плотность ветра, когда я настигал свою жертву, мне нравились брызги крови и мозгов под моим могучим кулаком, мне нравилось ощущение силы во мне, мне нравилась Хала и я на ней — разумный и добрый, уверенный в своей могучей силе, великий и непобедимый! А еще мне нравилось ощущение власти над чужими жизнями, пусть даже это жизнь каких-то животных — все равно приятно! Мне нравилась моя сила, моя свежесть ума и ясность мысли, моя ярость и моя жестокость в драке — и я сам себе нравился такой!

Мне нравился ветер и дождь, и жаркое послеполуденное время… Когда солнце переваливает через зенит, тогда становится жарко и душно, и если не пойдет дождь, то растения до вечерней прохлады будут активно выбрасывать в атмосферу фтор. Резкий запах фтора постепенно пропитывает все тело, и я чувствую, как энергия начинает фонтаном бить из меня. В это время кажется, что в моих жилах течет не кровь, а пламя и ярость, и силы увеличиваются прямо на глазах. Фтор и фторид кислорода — сильнейшие окислители, стимулирующие и ускоряющие обмен веществ халан, соответственно, увеличивающие энерговыделение у живых существ, от чего и кажется, что кровь кипит в жилах.

Самое охотничье время — это жаркие часы после полудня. Хала просто звереет тогда — если в другое время травоядные животные убегают от хищников, то в это время они наоборот, нападают на них и довольно часто одолевают их. Вся Хала приходит в неистовство, почуяв фтор: у растений появляются новые оттенки красок, все живое выходит из своих убежищ и двигается, ибо стоять или лежать просто невозможно. Есть такие растения, внешним видом похожие на лопухи, но с другой расцветкой — с плотными глянцевитыми листьями и желтыми точками на темно-красном фоне, — так вот, они выделяют фтора столько, что вблизи них можно отравиться, — будет жечь в легких и кружиться голова.

А потом приходит вечер и успокаивает кровь, розовато-серыми красками загорается и гаснет закат; за ним приходит прохладная ночь, полная таинственных шорохов и звуков, а затем наступает рассвет — встает солнце, разогревая подвластный ему мир; пружина жизни разжимается все быстрее и быстрее, и вновь, как и вчера, придет полдень — и жизнь аж задрожит от энергии, выделяемой ею — пришло время ярости и силы.

Раз в несколько дней (иногда чаще, а иногда — реже) приходит дождь. Он то льется потоками, то тихо мирно что-то шелестит себе по листьям. Вода омолаживает мир, он становится свежим и влажным, а также грязным и скользким, пока солнце не просушит его.

…Я смотрю на свои руки, и они удивляют меня своей силой и разрушительной способностью. Они помнят, как нужно ломать кость, и я знаю это через них: сначала кулак мчится с огромной скоростью, затем останавливается на мгновение, но скорость в нем еще есть, — хруст костей… — и кулак на остатках своей скорости движется дальше. Удар у меня сам по себе очень сильный и уж очень они острые, мои ударные бугры, очень острые, — ими так легко и привычно решать схватку в свою пользу!

Я помню как-то в дождь, на меня напал хищник, похожий на Чемпиона. Мне было грустно, какое-то серое настроение вместе с дождем лежало у меня на душе, но я увернулся от его броска, а он при приземлении поскользнулся. Тихо шел себе дождь, когда мой кулак проломил ему ребра и повредил легкое. Ошибаться нельзя, поскальзываться тоже нельзя — это Хала — иногда убить проще, чем убежать. Он упал на траву, а когда поднялся, на боку у него была грязь. Его пятнистая шерсть насквозь вымокла еще раньше, а теперь он рычал на меня, и из его глотки толчками шла кровь. Весь вид у него был какой-то мокрый и печальный. Если бы он не расцарапал мне плечо, то я бы оставил ему жизнь, а так… Мне было больно, моя кровь сейчас смешивалась с дождем и стекала по руке, и эта боль подвигла меня на совсем не нужный мне удар. Мне все также было грустно и печально в то серое время дождя, когда я бросил вперед свое тело и нанес удар кулаком прямо ему в нос. Удар был страшен — я почувствовал его рукой, спиной и даже ногами. Мой кулак ударился ему в позвоночник, превратив голову просто-напросто в месиво мозгов, костей и крови. Да, шел дождь, когда я печальными глазами смотрел на лежащего зверя в сером свете дождя, зверя, которого я совсем не хотел убивать.

Я пишу эти строки и вспоминаю, что как-то раз, вечером, я чуть было не погиб — меня спасло лишь то, что я хорошо вижу в темноте и слух у меня тоже отменный — гораздо лучше, чем у человека. Так вот, тогда я лег спать на краю леса, и это было неправильно. Вечер был уже глубокий — какой вечер! — то уже была почти ночь, когда я услышал свист, открыл глаза и среди блеска догоравшего заката увидел ее — это была бело-голубая птица — одно из удивительнейших созданий мира Халы!

Обычно они парят высоко в небе, и такая бело-голубая окраска делает их почти невидимыми с земли — а окрашены они в синие, голубые и белые неравномерные полосы и пятна, разбросанные по всему телу, крыльям и хвосту. Эти птицы — хищники размером с ястреба или сокола, охотящиеся исключительно на наземную добычу, как и фениксы. Узор из снега и неба охватывает всю птицу, давая ей возможность поворачиваться любой своей стороной к земле и, тем не менее, все равно оставаться невидимой снизу, — именно поэтому хищница может нападать и вертикально, как земные орлы, — в этом случае наземные обитатели видят грудь и внутреннюю сторону хвоста и крыльев, — а может атаковать и по пологой траектории — таким образом птицы обычно охотятся на добычу, находящуюся на открытых склонах холмов и гор, — в этом случае они падают с высоты вертикально вниз — головой вперед и спиной к намеченной цели, затем, разогнавшись, выравнивают траекторию полета и мчатся параллельно склону прямо на жертву, атакуя внезапно и точно.

У бело-голубых птиц вырабатывается специальная жидкость: у одних видов — это горящая жидкость, которая горит с высокой температурой, а у других — это взрывающаяся жидкость. Если брызнуть горящую жидкость на панцирь черепахи, то жидкость самовозгорается и горит, давая высокую температуру, в результате чего через некоторое время верх панциря черепахи сгорит, а сама черепаха зажарится. Если попасть взрывающейся жидкостью на панцирь черепахи, то жидкость взорвется в момент удара и разорвет панцирь, в результате чего панциря на спине черепахи не будет, а сама черепаха погибнет от взрыва. У разных видов бело-голубых птиц вырабатывается разный тип жидкости: у той птицы, что приближалась ко мне, жидкость взрывалась, а не горела, — я определил это по скорости, с которой она налетала на меня. Жидкость может взрываться при ударе о сравнительно неподвижный предмет, только если скорость птицы перед выбрызгиванием составит 800 — 1000 км/ч ; если же птица летит с меньшей скоростью, то значит, или ее атака будет безуспешной — взрывающаяся жидкость не взорвется, а будет долго тлеть, или же она использует горящий тип жидкости. Хищницы всегда стараются атаковать со стороны солнца, чтобы его блеск слепил глаза и сбивал с толку жертву, поэтому не удивительно, что я заметил столь грозную опасность только по звуку.

Бело-голубые птицы и фениксы — родственники, имеющие одного общего предка, но развившиеся в две самостоятельные группы. Так же, как и у фениксов, горящая и взрывающаяся жидкости в полной мере проявляет свои свойства исключительно в атмосфере Халы — в атмосфере, насыщенной горячим озоном и фтором. Фениксы гораздо крупнее своих белых собратьев, поэтому они не такие быстрые, как бело-голубые птицы, которые, поднявшись на многокилометровую высоту, падают оттуда вниз по пологой траектории, развивая огромную скорость, к тому же резкими взмахами крыльев, помогая себе достичь еще большей скорости.

Эти птицы — самые опасные для людей существа Халы — они являются одной из основных причин гибели научных сотрудников, туристов и охотников на Хале — их взрывающаяся жидкость легко прорывает, а горящая — прожигает скафандры, поражая людей. Часто, по ошибке нападая на роботов и здания, хищники повреждают их или выводят из строя. Металл плавится и течет, стальные поверхности разрываются, как при попадании снаряда, пластик сгорает большими площадями — спасения нет — только толстый слой брони может выдержать попадание хотя бы горящей, а усиленный каркасом — взрывающейся жидкости.

Такие птицы часто охотятся стаями, штук по 20 —50, и это очень опасно для всего живого. Птица может произвести два-три выброса в сутки, поэтому жидкость они сильно не экономят. Если люди напугают стаю птиц своей деятельностью, или же они почувствуют угрозу своим гнездам, то стая атакует людей и их ближайшую базу с завидной регулярностью, делая налет за налетом, как бомбардировщики во время войны, — день за днем; и днем, и вечером — до тех пор, пока не достигнут своей цели: или люди уйдут, или же их всех перебьют, или же люди уничтожат всю колонию птиц целиком.

Обычно в случае одной-единственной атаки птиц на базу (чаще всего это пробная или же ошибочная атака) гибнет множество роботов и приборов, гибнут люди, повреждается защитный слой зданий, и коррозия вступает в свое дело, довершая разрушения и впуская внутрь помещений воздух Халы, а это означает смерть от заражения микробами — смерть не очень быструю и к тому же неприятную, а возможно, и мучительную — кому как не повезет! Большой ремонт и похороны — вот что такое атака стаи бело-голубых птиц. Нужно спешно ремонтировать здания базы; нужно спешить, ибо процесс коррозии в мире Халы протекает гораздо быстрее, чем на Земле — оно и понятно: горячий озон плюс горячий фтор — это не подарок! От агрессии птиц можно защититься оружием, но оно малоэффективно в связи с тем, что скорости птиц велики, и поэтому очень трудно попасть в какую-либо одну быстро несущуюся хищницу из целой большой стаи. Конечно, можно уничтожить всех бело-голубых птиц на планете, но это будет варварство, которое недопустимо в заповеднике, которым является планета Хала.

…Так вот, эта птица приближалась ко мне и уже примеривалась выбросить жидкость, но я в нужный момент откатился в сторону — ни мгновением раньше, и ни секундой позже, а именно тогда, когда это и было необходимо, поэтому птица не успела перенацелить струю, и она взорвала землю рядом со мной. Видимо, хищница провела весь день без пищи и поэтому поспешила — она могла и не выбрызгивать взрывающуюся жидкость, а просто пролететь мимо, но она уж очень хотела есть. От взорванной земли шел пар и какой-то специфический запах. Я положил ладонь в канавку и почувствовал тепло — земля слегка нагрелась от взрыва. Птица улетела, унося с собой свой голод, а я пошел искать себе место позащищеннее. Волосок, на котором висит моя жизнь, не оборвался, — он оказался достаточно крепок.

Однажды мы втроем охотились на животных, похожих на газелей или антилоп, и в тот день я впервые прочувствовал на себе мощь ударов Халы. Те двое, что были со мной — «отец» и его знакомый — положили на землю лиану; я погнал на них стадо, они резко подняли лиану и этим сбили с ног нескольких животных. Я подбежал к ближайшему из них — мне нужно было сразу же пускать в ход ударные бугры, но я промедлил — упавшее животное действовало с изумительной быстротой. Зверь извернулся — я не успевал. Он успел вскочить, лягнул меня копытами в пах, а затем, крутанувшись головой, пробил мне насквозь живот своими полуметровыми, красиво изогнутыми рогами. Я упал, у меня была только одна мысль: «Вот она, смерть». Но страх мой оказался напрасным — я выздоровел, причем уже через два дня у меня на животе не было никаких следов, даже шрамов в последствии не осталось. Это Хала, а не Земля!

Вскоре Хала вновь показала свой неукротимый нрав: как-то раз меня хотели съесть два хищника. Они были похожи на хищных динозавров, ходили на задних лапах и хвосте, а ростом животные были немного выше меня. В тот момент я был один, вот почему звери и решились атаковать меня.

Итак, была схватка, и в ней я отстоял свою жизнь. Я старался действовать спокойно и продуманно, держа агрессоров на расстоянии, не давая им возможности окружить меня и выискивая возможность для решительного удара в голову ударными буграми. Раз за разом мои кулаки вылетали навстречу оскаленным пастям, и раз за разом, не достигнув цели, возвращались обратно. Я очень напряженно думал на протяжении всей этой схватки — хищники хитрили, делая обманные движения и маскируя направление истинной атаки; они вертелись вокруг меня, стараясь прыгнуть на меня сзади, поэтому мне приходилось постоянно обдумывать свои действия хотя бы на несколько шагов вперед — это напоминало мне шахматы, только гораздо более рискованные, напряженные и в режиме острого недостатка времени. Бой был затяжным и упорным — они нанесли мне несколько глубоких, до кости, ран на руках, а одному из них я разорвал щеку своим кулаком, но самое интересное заключалось не в этом: уже на следующий день на мне нигде не было даже следа от вчерашнего; раны, даже глубокие и рваные, зажили без шрамов. Те двое моих спутников шутили надо мной, говоря, что голова за ночь не отрастет и нужно быть осторожнее.

Береги себя сам[1] — твоя жизнь находится именно в твоих руках; и даже если в жизни это не совсем так (в мире есть место случайности), то, все равно, следует надеяться только на себя самого — и так будет правильно!

Несмотря на то, что я ни разу за все время схватки не нанес удара в кость — это не моя вина, а результат ловкости моих противников, которые, уходя от моих кулаков, сами стремились поймать мои руки на отходе и откусить их, — и вот тут-то я, в свою очередь, спасал их и, как следствие, себя самого. В целом после боя у меня остался очень неприятный осадок: только после того, как хищники оставили меня в покое, пришел страх и полное понимание того, чего я смог избежать.

В тот день я впервые прочувствовал, каково это быть объектом нападения, каково быть не разумным существом, а всего лишь желанным обедом для пары каких-то не особо привлекательных зверюг. В дальнейшем я многократно участвовал в такого рода схватках и как хищник, и как жертва, но первая, такая по-настоящему серьезная, типично халанская схватка, запомнилась мне надолго. Хала требует не только силы и быстроты, но и умения правильно применять их: умения думать, умения постоянно менять свой стиль ведения боя, приспосабливаясь к непрерывно подстраивающемуся под твои приемы противнику, умения разнообразно защищаться и не менее разнообразно нападать, никогда не терять головы, быть всегда спокойным и собранным — это Хала, и цена всему этому умению — жизнь как продолжение существования в бесконечно прекрасном мире этой планеты. В последующем, уже в мире Земли, мне очень пригодился этот опыт бесчисленных поединков и схваток под пока еще чужим для меня солнцем Халы: я успешно применял его и во время войны, и во время своей спортивной карьеры, но об этом чуть позже, а пока…

А пока мы все гуляли по планете, гуляли по лесам, степям, пустыням и горам. В горах, куда мы забрались, был снег, но мне, к моему удивлению, было совсем не холодно. «Отец» объяснил мне, что теплокровные халанские организмы, такие как мы, могут жить при температуре градусов в 150, а выдержать на короткое время температуру внешней среды градусов до 100 по абсолютной шкале. Это было поразительно, но, тем не менее, так оно и было, а ведь на Земле обычные температуры в естественной природе находятся в районе 300 градусов, а минимально возможные температуры в естественной природе находятся где-то на уровне 200 градусов, и там мало кто живет в такой мороз! Все дело в очень быстром обмене веществ на Хале по сравнению с Землей, который позволяет выдерживать как жуткий холод, так и испепеляющий зной в 400 и даже 500 градусов по абсолютной шкале (но на короткое время!).

Мы спустились с заоблачных высот и пошли дымящейся горе. Это был действующий вулкан — он был расположен гораздо ниже своих давно потухших собратьев — меньше, чем в километре над уровнем моря. Кратер вулкана представлял собой километровую воронку, залитую озером кипящей лавы; в центре этого огненного озера непрерывно плескался фонтан расплавленной магмы — он непрерывно выбрасывал наружу многие тонны жидкости, клубы газов и пепла. Мы стояли на вершине кругового гребня, а под ногами у нас плескалось море огня. Воздух был насыщен пылью, едкими газами, свистом, шипеньем и бульканьем; воздух был очень горяч — его температура была порядка 600-700 градусов по абсолютной шкале — мы обливались потом и старались не разговаривать, дыша исключительно носом, а не ртом.

Вулкан жил, он постоянно пополнял озеро остывающей лавы новыми, свежими и горячими порциями подземных масс; они расходились широкими кругами от центра озера, сначала огненно-желто-красного цвета вблизи центра извержения, а уже потом, остывая, покрывались черным панцирем застывающего камня, плавающего на еще горячей магме. Это было исключительно красивое зрелище: круговые волны лавы одна за другой зарождались у фонтана извергающегося вулкана, неторопливо проходили по озеру, волнуя его поверхность, и накатывались на наш гребень, — и самое красивое в этой картине было то, как волновались уже остывшие и почерневшие плиты камня и как неугасимым огнем светились из-под них прожилки огненно-красной магмы.

Тот горячий гребень, на котором мы стояли, был образован именно этой застывшей магмой во время прошлого извержения. Он постоянно утолщался от прилипающей к нему и застывающей на нем лавы, но приток глубинных масс был примерно постоянен, поэтому объем всего озера также был стабилен, а значит его площадь неуклонно уменьшалась, а его уровень — столь же неуклонно повышался. Так будет до тех пор, пока подземный огонь не достигнет края гребня и не перельется вниз, сжигая все на своем пути, нагромождая валы горячего камня, и опустошение придет на эту землю. А может быть, что вулкан истощит свою силу раньше, и то озеро лавы, которое сейчас колышется и дышит у наших ног постепенно застынет и затвердеет.

Мои спутники обещали показать мне кое-что интересное, поэтому мы попрощались с вулканом, спустились с гор, пересекли полосу лесостепи и вышли к морю. Берег был обрывистый и скалистый, волны накатывались одна за другой и разбивались о камни. Мы устроились на высоком утесе, нависающем над морем. Запах моря — запах выброшенных на берег и гниющих водорослей — пропитывал всю округу. Небо в тот день было мрачное, затянутое низкими тучами; солнца не было видно совсем. Серое море плескалось и шумело у наших ног, а чайки кричали жалобно и тоскливо. Надвигался шторм — ветер крепчал, сбивая с верхушек волн белые барашки, а невдалеке в море, то появляясь, то исчезая, двигались два плавника.

Это была пара огромных рыб: самец ухаживал за самкой: у них была пора размножения. Эти гигантские хищные рыбы принадлежали к виду самых крупных хищников в Галактике. Самих рыб глазами я видеть не мог, но с помощью своих нечеловеческих способностей я видел все. Она была огромна — 42 метра в длину и больше 250 тонн весом; самец был поменьше, но 200 тонн в теле — это тоже не мало.