9

— Амер! — радист Салим смотрел на Хаттаба большими вытаращенными глазами. — Есть сообщение от Джохара.

Хаттаб, полулежавший на ковре, раскинутом в развалинах дома, которому война сохранила крышу, приподнялся и сел. Он только что плотно пообедал, пища удобно расположилась в желудке и командира боевиков тянуло ко сну. Однако любое сообщение, поступавшее со стороны федералов, Хаттаб воспринимал максимально серьезно. Только он один решал, какую ценность содержит информация и как ей воспользоваться, поэтому даже желание поспать не могло преодолеть необходимости выслушать то, о чем сообщает один из лучших агентов Басаева учитель чеченского языка Рамазан, взявший себе псевдоним Джохар.

— Докладывай, — Хаттаб расслабленно махнул рукой и благодушно рыгнул.

Радист Салим, работавший под позывным «Борз» — «Волк», машинальным движением руки огладил бороду и подробно, слово в слово изложил командиру сообщение о том, что в район Кенхи отправилась русская диверсионная группа, а в Годобери вылетел командир дивизии, которая недавно прибыла на театр военных действий.

— Хорошо, Салим, — Хаттаб вяло махнул рукой, показывая радисту на выход. Два последних ночных перехода и жирная баранина, нашедшая убежище в благородной утробе полевого командира, все-таки требовали покоя. — Я обдумаю твое сообщение. Иди пока…

10

Три дня и три ночи, проведенные группой Полуяна в горах, с ночевками на голой земле у трескучего костра, отделили ее глухой стеной от того, что принято называть цивилизацией. После запрета бриться, все обросли щетиной, камуфляж приобрел не хватавшую ему помятость и пропах смолистыми запахами дыма.

Каждое утро начиналось с обязательных марш-бросков по кручам.

Ярощук позже других втянулся в пробежки. В один из бросков он двигался головным по тропе, которая змеилась по склону среди цепких кустов терновника и забиралась все выше и выше. За ним на удалении в несколько шагов бежал Резванов.

Неожиданно Ярощук обо что-то споткнулся и ему под ноги из кустов выкатилась пустая консервная банка. Ярощук инстинктивно подпрыгнул и остановился.

— Откуда она тут? — спросил он с подозрением, поднял жестянку и посмотрел на нее. Посмотрел на этикетку. — Надо же, это наша!

Вся группа уже подтянулась к Ярощуку.

Таран взял протянутую ему жестянку и передал Полуяну. Тот потряс банкой, в которой загремели положенные внутрь камешки.

— Все, мужики, — сказал Полуян хмуро. — Одного человека мы потеряли. Еще даже не начиная войны. Это мина-растяжка. Единственное, что спасло нас — Столяров по моему указанию прикрепил поводок не к гранате, а к банке…

— Господа генералы, — сказал Столяров насмешливо, — на этих тропах нужно всем забыть привычки городского асфальта. Эти горы не ждут альпинистов. Это стреляющие горы. Здесь надо ходить не ногами, а в первую очередь, глазами. Мины-растяжки — вещи гнусные. Их ставят на разных уровнях. На низком, когда рассчитывают, что поводок заденут ногой. Как то было в сегодняшнем случае. На среднем, чтобы поводок оказался в метре — метре двадцати над землей. Ночью на лесных тропинках такую мину подрывают грудью. Наконец, третий вариант: поводок растягивают на высоте около двух метров. Сюрприз срабатывает, когда бронетехника задевает растяжку антеннами. Всех, кто сидит на броне, поражают осколки. Хороший минер может поставить две гранаты с разных сторон дороги и закрепить поводок к кольцам чек обеих…

— Двинулись дальше, — подал команду Полуян. — Головной — Резванов.

Так они прошли свои дневные десять километров и каждый раз после обнаружения очередной мины меняли направляющих.

Теперь им стало понятно, почему вчера Столяров шел позади и постоянно отставал от группы. Он успел понаставить на тропах столько сюрпризов, что к обеду у всех «асфальтовая беспечность» уступила месту внимательности и осторожности.

Вечером у костра Полуян подвел итоги вольной жизни туристов и объявил:

— Завтра выступаем.

Они отправились в путь едва забрезжил рассвет. Впереди шли два автоматчика — Столяров и Резванов, за ними семенил караван ишаков, который вел Бритвин. Колонну замыкали Полуян, Ярощук и Таран.

Вдоль склонов хребта Кад протекают две речки — притоки Андийского Койсу: с северной стороны — Тиндинская, с южной — Хварши. Истоки их находятся в ледниках западного плеча Богосского хребта, который тянется от границы с Грузией вглубь Дагестана и служит водоразделом двух Койсу — крупных притоков Сулака — Андийского и Аварского.

Полуян решил вести группу по северным склонам Када, вдоль русла Тиндинской.

И они успешно выполнили задачу первого дня — сделав крюк, обошли стороной перевал Аридамеэр, по которому проходила торная дорога, перевалили Богосский хребет, спустились с него на западную сторону и вошли в леса. Если судить по карте, их маршрут не превышал пятнадцати километров, зато подъемы и спуски увеличивали расстояние почти вдвое.

Полуян был доволен: его команда могла бы идти даже быстрее, но людей сдерживали ишаки. Старательные животные с поклажей на спинах, двигались по горам с осторожностью, и подгонять их не имело смысла.

Рассчитывая скорость ордера — походного строя кораблей, за основу берут скорость самого тихоходного судна. Полуян, намечая дневной маршрут, имел ввиду в первую очередь способности ишаков.

И там, на исходе дня они вошли в лесной массив. Лес здесь рос не для людей, а только для себя самого. Деревья прорастали из семян, ростки пробивались наружу сквозь сумрак, создаваемый кронами старых гигантов, крепли и незаметно набирали силу. Приходило время и старики, не дававшие ходу молодой поросли, гибли на корню, умирали и оставались торчать, вздымая голые ветви к небу, как руки, молящие о пощаде. Древоточцы тут же начинали работы. Они прогрызали множество тайных ходов под морщинистой броней коры, пожирая вкусные части древесины. Дятлы в красных шапочках, не переставая стучали носами по коре, пробивая в поисках прожорливых червей множество дыр, расширяя щели.

Постепенно кора трескалась и опадала. Ветры доламывали то, что основательно подгрызли пожиратели древесины. Старожилы, немногим не дотянувшие до полного века, падали, окончательно уступая поле жизни молодому, быстро набиравшему силы подросту.

Идти по такому лесу трудно, и Полуян вел группу по опушке. Так было удобней и сохранялась возможность при острой необходимости быстро свернуть в чащу, укрыться в лесу.

По мере того, как склон стал снова уводить людей все выше и выше, лес начинал редеть, уступая место альпийскому лугу. Трава здесь росла густая и буйная, доходя людям до пояса. Но постепенно пологий склон стали сжимать камни, выступавшие из земли, трава становилась все ниже и росла только в прогалах между скалами.

Они поднимались все выше и выше. С каждым шагом крутизна требовала большей затраты сил. Мало того, что людям приходилось самим одолевать высоту, они вынуждены были тащить за собой ишаков. Утомленные подъемом животные в полной мере испытывали кислородное голодание. Они то и дело упрямо останавливались и, опустив морды, судорожно дышали. Бока их, мокрые от пота, тяжело вздымались и опадали.

Наконец вышли к горной реке. Прозрачный, весело шумевший на перекатах поток сжимали с обеих сторон сырые каменные отвесы. Казалось, вода рядом — свежая, вкусная, только пей и пей, но добраться до нее, чтобы напиться было не так-то просто. Последние пять-десять метров спуска к ложу реки представляли собой гладкие неприступные стены. Добраться до к воды можно было лишь на канате.

Бритвин, после того как они прошли по карнизу около часа, остановился и сказал с восхищением:

— Во Баб-эль-Мандеб! У воды, а от жажды умрешь, не напьешься. Кто пить хочет?

Оказалось, пить хотели все.

— Эх, ребята! Что бы вы без меня! — сказал Столяров. Он достал из вьюка брезентовое ведро, из которого поил ишаков, привязал к ручке веревку.

Вода была холодной и удивительно вкусной.

Полуян с усмешкой наблюдал, как быстро в горах отлетают от людей предубеждения цивилизации: никто не выразил неудовольствия от того, что ведро в одинаковой мере служило им и ишакам одновременно. Все уже ощущали себя единой командой.

Ночевали на пологом склоне горы, покрытом кустарником. Костра не разводили. Поднялись с рассветом, поеживаясь от холода.

Высота и вчерашний большой переход не оказали существенного влияния на людей. Видимых признаков усталости Полуян ни в ком не замечал. Это его порадовало.

После завтрака навьючили ишаков и тронулись в путь.

Идти пришлось снова в гору, пологий тягучий склон которой покрывал редкий буковый лес…

Двигались медленно. Передвигаться в горах так, как привыкли к этому горожане, Полуян не мог позволить ни себе, ни товарищам. Он всячески старался помочь им принять неторопливый ритм жизни горцев. Конечно, можно было бы достичь водораздела и быстрее, но что даст выигрыш в полчаса, если на восстановление затраченных сил потом потребуется в два раза больше времени?

Особенно хорошо людям отучиться от спешки помогали ишаки. Маленькие помощники двигались по склону, осторожно перебирая ногами, и никакие силы не могли заставить их шагать быстрее.

Полуян с интересом наблюдал за Бритвиным, который на первых порах все же пытался подгонять свою длинноухую команду, но в конце концов был побежден спокойствием и упрямством ослов и смирился, приняв темп, навязанный ему животным.

Чем ближе они подходили к перевалу, тем Полуян острее замечал, что начинает нервничать. Нет, он не испытывал страха, но в нем росло напряжение. Он попытался разобраться в том, что его тревожит, и понял: причина беспокойства в неопределенности, которую таила в себе обстановка на перевале. В глухой местности вероятность встречи с людьми была ничтожной. Но если где-то в округе имелся хотя бы один отряд боевиков, то умный и осторожный командир вполне мог посадить на перевале секрет.

Полуян поднял руку. Не произнося ни слова, двумя указательным пальцами, как регулировщик движения, качнул вперед, показав Столярову и Резванову, что им следует уйти вперед.

Предосторожность оказалась не лишней.

Некоторое время спустя Резванов вернулся к отряду.

— Справа, по другому склону горы, примерно, в километре от нас, движется группа людей.

Полуян вместе с Резвановым вышли на гребень. Оттуда в бинокль отлично просматривал противоположный склон и долина внизу.

Судя по всему, тот отряд составляли опытные вояки. Несмотря на то, что местность позволяла им идти плотной группой, отряд растянулся в колонну по одному, строго выдерживая дистанцию.

— Раз, два, три, — считал людей Полуян. — Двадцать два, двадцать пять, двадцать восемь…

Замыкали колонну шесть вьючных лошадей, которых цугом по две вели в поводу погонщики, и боевое охранение из трех человек, вооруженных пулеметом и автоматами.

Ни миномет, ни граната, ни пулеметная очередь, с какой стороны ни прицелься, существенного урона такой группе нанести не могли бы.

— А ведь у нас с ними одна дорога, — сказал Резванов. — Они туда же, куда и мы. Что станем делать, командир?

— Думать.

— Ситуация, — сказал Столяров, наблюдавший за колонной дольше других.

— Это явно не наши. Ввязаться с ними в бой, хуже не придумаешь. Один против пяти — как-то не вдохновляет. А если сообщить нашим?

— Наши, это кто? — спросил Полуян.

— Выйти на Шалманова. Объяснить ситуацию.

— Нет.

— Почему?

— Мы не можем раскрывать себя, раз. У нас нет позывных Шалманова и кодовых таблиц, два… Наконец, я не могу ставить под удар наше дело, — Полуян говорил неторопливо. — Что это боевики, которые идут в Чечню через Дагестан, сомнений не может быть. Нас они не видят. Судя по всему, они свернут к какому-нибудь аулу. Мы же возьмем южнее и уже через день о них забудем.

— И все же, — заметил Резванов озабоченно, — двадцать восемь боевиков с вооружением, втянутых в пешие переходы — сила серьезная. Я согласен, это явно не отряд «врачей без границ». Разогнать такую компашку не мешало бы…

— Нет, — твердо отрезал Полуян. — Уходим южнее. Мы с ними разойдемся.

Они изменили маршрут: не переваливая хребет, стали быстро уходить на юг.

Для маскировки слегка углубились в буковый лес. Вдоль опушки двигался только разведдозор.

Бритвин подал сигнал тревоги. Он заметил человека впереди, метрах в двадцати. Тот небольшими бросками передвигался вдоль кромки леса и был насторожен. Об этом свидетельствовало его стремление быстро преодолевать прогалы между деревьями. Оказавшись под укрытием ствола, человек замирал, вытягивал шею, осторожно оглядывал склон. В правой руке он держал короткоствольный автомат, хотя ни разу не сделал попытки нацелить его во что-либо.

Бритвин огляделся, стараясь понять, нет ли поблизости других людей. Ничего подозрительного не заметил.

Приняв решение, Бритвин затаился за стволом векового бука с бурой потрескавшейся корой и замер в ожидании.

Человек медленно приближался. Он ступал, едва поднимая над землей ноги, словно скользил по льду, при этом не создавал никакого шма. Бритвин убедился, что не их отряд тому причиной. В том, как ему предстояло поступить он ни мгновения не сомневался. Приготовил боевой нож, плотно сжал ладонью рубчатую рукоятку так, чтобы рука оперлась в крестовину…

На войне грань между жизнью и смертью чрезвычайно тонка, но разные люди видят и воспринимают ее по разному.

Артиллерист, посылающий смертоносные снаряды на несколько километров вглубь территории противника, не видит ни разрушений, ни оторванных рук и ног, которые разбрасывают во все стороны мощные взрывы.

Снайпер, выцеливающий врага в оптический прицел и даже видящий как тот падает, не может быть иной раз до конца уверен, убил ли он человека или нет.

Иное дело спецназовец, несущий смерть на острие своего ножа, вынужденный бить в упор, ощущающий сопротивление чужого живого тела, слышащий хруст чужих связок и костей.

За солдата, ведущего дистанционный бой, решения принимает его командир, который берет на себя ответственность за чужую смерть в момент, когда подает команду «Огонь!»

Спецназовец, разведчик, диверсант принимают решения сами и переложить ответственность на кого-то другого у них нет возможности.

Неизвестный, стронув сухую листву ногой, обутой в кроссовку, миновал дерево, за которым затаился Бритвин.

Секунда, и тот увидел чужую спину, плотно обтянутую зеленой, выцветшей на солнце, курткой-ветровкой. Вложив всю силу в удар, Бритвин в стремительном рывке ударил рукояткой ножа в затылок неосторожного автоматчика.

Привести боевика, сраженного ударом Бритвина, в чувство удалось только после десяти минут беспрерывных стараний реаниматора Ярощука.

Пленный оказался чеченцем из глухого горного аула Хуландай. Русским он владел на уровне «твоя моя не понимай» и допрос проводил Резванов.

Чеченец, которому не было и двадцати, не был готов к происшедшему и не сразу понял, что с ним. Молчаливые бородатые люди, склонившиеся над ним, туман в голове после оглушающего удара, вопросы, которые задавались на отличном южном диалекте чеченского, заставили парня решить, что произошла ошибка.

— Я шел вас встречать, — сказал он слабым голосом.

Резеванов сразу понял свое преимущество и спросил:

— Ты из какого отряда? Кто командир?

— Майор Астемир Везирханов, — сказал парень.

— Тебя как зовут?

— Саду, господин.

— Ты шел так, Саду, что мои люди приняли тебя за чужого, — объяснил происшедшее Резванов.

— Я остерегался, господин.

— Куда тебе приказано нас отвести?

— Здесь неподалеку есть пещера. Там для вас запасы еды и боеприпасы.

— Их охраняют?

— Да, там ждут два человека. Ширвани и Юсуф.

— Так мало?

— У них засада перед узким карнизом, амер. Двоих с пулеметом и винтовкой вполне достаточно, чтобы сдержать сотню нападающих.

Сломала игру нетерпеливость Тарана.

— Что он там лопочет? — спросил он Резванова, и Саду, должно быть, поняв все, замолчал.

— Кто тебя за язык тянул?! — вспыхнул Резванов. — Он же нас за своих принял!

— Во, Баб-эль-Мандеб! — Бритвин расстроено хлопнул себя руками по ляжкам. — Ты хоть что-то из него вытянул?

— Именно кое-что, — сдержав раздражение, ответил Резванов. — Что теперь делать с ним?

Полуян взял правую кисть парня и ощупал указательный палец. На второй фаланге была фасолина ороговевшей кожи. Такую мозоль набивают стрелки, которым приходится регулярно палить из автоматов.

— Скажи ему, пусть помолится, — сказал Полуян Резванову. — Больше мы для него ничего сделать не можем.

— Аллах акбар! — помертвевшими губами проговорил Саду.

11

Ширвани Шовлахов, боевик из аула Тазбичи, уже вторую войну не выпускал из рук снайперскую винтовку.

Великий кормчий китайцев Мао Цзэдун говорил, что винтовка рождает власть. К власти Ширвани не стремился, но вот деньги, которые ему приносила стрельба, брал охотно. Именно с винтовкой в руках он обрел для себя и двух рабов, которых держал дома, в подвале новой усадьбы, построенной для всей семьи Шовхаловых.

Вместе с Юсуфом Салмановым Ширвани занял удобную позицию перед горным узким карнизом, по которому шел единственный путь через этот хребет в Южную Чечню.

По приказу своего командира Астемира Везирханова они охраняли тайный склад боеприпасов, предназначенный для вооружения групп наемников, которые шли в Ичкерию через Азербайджан и Дагестан.

Для встречи очередного отряда они выслали вперед Саду Шовлахова, который приходился племянником Ширвани. И теперь ждали его возвращения.

Неожиданно на узкой тропе появился человек. Он медленно брел по карнизу, словно выверяя каждый шаг. Заложенный за спину посох, он придерживал руками, согнутыми в локтях. От посоха тянулся повод, прикрепленный к уздечке ишака. Покорное животное, помахивая ушами плелось за хозяином.

Человек был чужим и ходить ему в этих местах было незачем. Ширвани подвел мушку под черную бороду.

У каждого хорошего стрелка бывает излюбленная точка прицеливания. Ширвани предпочитал стрелять в шею. Человек от такой раны редко умирал сразу. Он мучился — хватался за горло, хрипел и видеть это было приятно. Уходя из жизни, твой враг должен терпеть муки и понимать, что именно ты достал его и заставил страдать, прежде чем позволить душе уйти из тела.

— Я стреляю, — сказал Ширвани, примериваясь.

— Нет, — сухо сказал Юсуф Салманов. — Убери винтовку. Узнаем, кто такой и что ему здесь понадобилось.

Ширвани прислонил винтовку к стволу бука, за которым выбрал позицию, и вышел на тропу. Юсуф, держа автомат у бедра, встал рядом с ним.

— Ассалам алейкум, — произнес незнакомец, и у обоих боевиков не осталось сомнения, что тот чеченец.

— Салам, — сокращая формулу приветствия, ответил Юсуф и опустил автомат стволом к земле. На его круглом лице прочитывалась крайняя степень любопытства.

Два пистолетных выстрела, произведенные Резвановым с левой руки, тут же решили дело. Правой же он с трудом удержал перепуганного стрельбой Радуя.

Путь был свободен.

Резванов не произнося ни слова, дважды включил рацию, послав в эфир громкие щелчки.

Группа, выйдя из леса, тут же тронулась дальше.

Тропа тянулась по узкому карнизу, который опоясывал скалы, обозначая переход каменного отвеса в крутой наклонный откос. Полуян шел осторожно, стараясь плотнее держаться возле стены, и осматривал путь метр за метром. За небольшим выступом карниз поворачивал к югу, делая плавный полукруг. Полуян прошел еще двадцать шагов, когда увидел, что стена в этом месте расколота мощным тектоническим сдвигом. Образовавшаяся щель, узкая внизу, клином расширялась вверх. Пустое пространство плотно забивали каменные глыбы разных размеров. Видимо, многие годы осколки скалы скатывались сюда, застревали в расселине и нависали над карнизом огромным неподвижным козырьком. Неожиданный толчок, — а в горах его могут вызвать не только землетрясения, но и удары молнии, даже грохот грома, — мог породить могучий камнепад.