4

Встретились на Второй Песчаной улице у магазина «Продукты», подъехав сюда с разных сторон.

— Есть забавный сюжет, — начал Ярощук. — Сегодня в Северном округе у большого универсама произошел взрыв. Сработало не установленное взрывное устройство большой мощности. В клочки разнесло человека…

— Если это «заказуха» много из такого факта не выжмешь. — Похоже что журналиста эта тема интересовала не слишком — как факт. — Разве что теракт? А кто жертва?

— Не торопись, — возразил Ярощук. — За этим взрывом, вполне возможно, скрыто нечто интересное. Во всяком случае расследование сразу отобрало у нас ФСБ. Больше того, нам категорически запретили лезть в это дело.

Журналист задумался, машинальным кивком, отбрасывая со лба челку.

— А кто за этим может стоять?

— Если учесть, что полный отлуп мы получила быстрее, чем через час после начала расследования, просматривается мохнатая лапа какого-то крупного деятеля. А вот тебе следующий факт. В связи с этим делом нами был задержан с оружием правда, и с разрешением носить его некто Исрапилов. А выдано это разрешение не нашим МВД, а министром шариатской безопасности Ичкерии. Не успели допросить — звонок сверху и четкий приказ: отпустить!

— Это уже интереснее. Все? Ладно, я погляжу. Если покажется моему начальству тут же позвоню!

— Хорошо, я погляжу. Если покажется интересным…

— Отлично. Но если удастся узнать, кто наложил вето — шепни. Я тогда еще кое-что поищу для тебя…

Поздно вечером того же дня они встретились снова, но на другом месте.

— Мой генерал, — журналист всегда шутливо подчеркивал, что уважает человека в погонах. — Дело, которое вы копнули, в самом деле имеет немало загадок. Насколько я успел выяснить, утром прямо с места происшествия, кто-то позвонил господину Резовскому. Тот среагировал мгновенно и выдал звонок кому-то из своих друзей в Администрации президента. Оттуда, естественно, последовала команда милиции отойти в сторону. Теперь это расследование, кстати, отобрали и у службы безопасности.

— Спасибо, старик, это уже кое-что проясняет!

— Что именно?

— Мы успели выяснить, что погибший при взрыве подполковник Артемьев, бывший сотрудник КГБ, работал в частном охранном агентстве «Коралл».

— Но сводке происшествий по городу об этом ни строчки. Я специально интересовался. Больше того, они утверждают, будто личность погибшего не установлена.

— А ты ожидал иного? Знаешь, на чьи деньги создан и на кого работает «Коралл»?

— Если имеешь в виду Резовского, то знаю.

— Теперь посмотрим. Пострадал кто-то из доверенных лиц магната, так? Он заинтересован, чтобы дело замяли. И все кинулись ему помогать? Исрапилова мне приказали немедленно выпустить. Почему? Я вижу здесь чеченский след, но доказать пока ничего не могу. В чем интерес?

Журналист задумался.

— Ну, интерес-то в общем, может просматриваться. Чечня — это нефть, труба… — Хорошо, я попытаюсь в этом разобраться. Если будет что-то новое, то сообщу немедленно.

Новости появились на следующий же день. При встрече — опять в другом месте — журналист передал Ярощуку магнитофонную кассету.

— Послушай на досуге. Мне тут некоторые товарищи дали копию перехвата телефонного переговора Москвы с Грозным. Это тебе кое-что прояснит. Учти, из Москвы говорит Патриций, из Грозного — Мовлади Удугов, член правительства Ичкерии.

— Кто такой Патриций? — спросил Ярощук.

Журналист посмотрел на него с недоверием.

— Это Патрик Бадришвили. Неужели не знаешь? Удивительно! Но учти — кассета строго конфиденциально. Пока мы ее не предадим гласности.

— Бадри? Учту, спасибо. Бадри — это я знаю, но то что он ко всему Патриций, первый раз слышу.

Запись оказалась на удивление четкой. Голоса сохраняли свою индивидуальность и были легко узнаваемыми.

— Мовлади, э-э, в последнее время, э, ты так и норовишь взять меня за горло. Учти, в этом, э, нет смысла…

Ярощука уже с первых фраз стала раздражать манера говорить, которая была присуща московскому абоненту. Тот медленно подбирал слова и неловко выстраивал их в фразы постоянно кряхтя при этом, будто сидел с трубкой в руке на унитазе и боролся с запором: после двух-трех слов мекал, экал и заикался. Позволить себе таким образом вести беседу по космической связи, где автоматика насчитывала абонентную плату в долларах за каждую секунду разговора мог только человек, не привыкший ограничивать свои расходы.

Тем не менее сам разговор для Ярощука представлял интерес и, сдерживая постоянно обуревавшее его раздражение, он продолжал слушать заикания москвича и энергичные выпады чеченца из Грозного.

— Бадри, я тебя не беру за горло. Я тебе напоминаю, что игра началась. И пришла пора делать ставки. Чтобы не опоздать к игровому столу. Ты должен знать, что игроков, желающих сорвать банк в этой игре достаточно. Наше казино пользуется вниманием зарубежных игроков.

— Мовлади, это похоже на шантаж. Ты начинаешь трясти яблоню, которая, э-э-э, едва-едва зацвела. Я говорю о другом. Да, вы начали игру. И когда обозначатся первые успехи, я их поддержу. Возьмите что-то… Буйнакск, Хасавюрт, я не знаю. Объявите столицей свободного государства. Тогда к вам весь мир будет относиться иначе. Это облегчит мои действия. Вот тогда я, э-э, вложу в это дело не двести, а пять раз по двести, э-э, ты понимаешь…

— Бадри, ты говоришь о плодах. Это правильно. Но хозяин должен прежде поливать дерево, чтобы снять хороший урожай. Поливай — и яблоки будут…

— Вопрос слишком сложный…

— Все равно его пора решать.

— Слушай, Мовлади, давай рассуждать разумно. Я тебе не абрек из Урус-Мартана. При мне нет, э-э, нужды кричать «Аллах акбар!»

— Я и не кричу.

— Тогда прими всерьез, что говорю. Зеленый цвет знамени, свою бороду и слова о джихаде на каждом шагу — это, э-э, оставь для публики. Для меня сейчас главное — большая труба. Ты понял?

— Всегда имею ее в виду.

— Тогда вдумайся. Если у вас не выйдет с Дагестаном, Россия сможет протянуть новую трубу мимо Чечни и закрыть задвижки на старой линии. Они бы уже это давно сделали, если бы нашли деньги. Значит, пока нет средств надо, э-э, пользоваться моментом. Можете говорить о единоверцах, о великом Кавказе, но если упустите Дагестан, цена всем вашим разговорам — ноль. Ты понимаешь?

— Без Дагестана и огород городить незачем, мы здесь все понимаем.

— Ну, не надо. Ты сейчас говоришь так, будто все в ваших силах. А это не так.

— В твоих силах тоже не все.

— Верно-э-э. Как ты сказал, в моих силах далеко не все. Но я и не делаю вид, что все обстоит иначе. Я исхожу из реальности и никогда, между прочим, не произношу лозунгов.

— Без лозунгов тоже нельзя. Национальная независимость — это вековая мечта нашего народа.

«Удугов, — подумал Ярощук. — явно привыкший к митинговой риторике, никак не может принять предельно циничную точку зрения Бадришвили, который при определении сил своих противников исходит исключительно из их финансовых возможностей».

— Опять ты за свое!

— Что дала Ичкерии независимость, если ее не подкреплять большими денежными вливаниями? Жизнь чеченцев одним воровством людей не обеспечишь.

— При чем тут воровство?

«Эге! Значит, упоминание о национальном чеченском промысле, связанном с похищением людей, задевает — таки господина Удугова!».

— При том, Мовлади, что именно это настраивает против вас весь мир, а вы продолжаете делать вид, будто ничего не замечаете. Даже Масхадов, хотя он и президент, ни разу не высказал своего отношения к похищению иностранцев. Это затрудняет общение с вами не только мне.

— При чем тут Масхадов?

— При том, дорогой. Ты, конечно, слыхал выражение: «местечковый еврей»? Так называли людей, делавших мелкие деньги, но веривших, что они занимаются серьезным бизнесом. Подобным образом ваш Масхадов — местечковый вайнах.

— Бадри, я могу обидеться.

— Попробуй.

Ярощук слушал с нарастающим интересом. Похоже, Бадришвили хорошо знал, что обидеть Удугова, критикуя или даже высмеивая Масхадова, невозможно. При всей демонстрации их внешней лояльности друг другу, Удугов не любил своего президента и наверняка давно уже примерялся к его креслу. Примерялся, хотя и понимал, что реальной возможности, ни путем выборов, ни путем переворота, войти в президентский кабинет у него нет шансов. Реальной властью в Чечне обладали те, кто возглавляли вооруженные формирования. Именно они и создавали политический климат в республике. Больше того, Удугов, видимо, и не надеялся, что приход кого-то из конкурентов Масхадова на высший государственный пост, оставит его, Удугова, на том же посту. У каждого волка свои волчата.

— Попробуй, но сперва подумай, я тебе хоть раз говорил неправду? Короче-э-э, не спеши изображать обиду. Иметь самолюбие хорошо, но бизнес с самолюбием не считается. Бизнес знает один критерий — выгоду. И от этого надо скакать. Давай честно. Ты веришь, что еще не скоро наступит момент, когда тебе придется бежать с Кавказа?

— Мы не поддадимся русским и скорее поляжем, чем оставим родину.

— Мовлади, отбрось риторику. Пусть в кровавой борьбе путь к Аллаху пробивают себе другие. Ты уже вкусил и политики, и бизнеса, и не тебе становиться моджахедом. Кстати, я не говорил, что бежать вам придется от русских. Побежите-то скорее всего от своих, которые сейчас живут — хуже некуда.

— Хорошо, я понял. Скажи, что там у вас с Исрапиловым?

— Все нормально. Команда прошла, его уже выпустили.

— Отлично. А когда мне ожидать Кудидзе?

— Он вылетит сегодня, э-э, тебя устроит?

«Ага! — удовлетворенно подумал Ярощук. — Вот он и след!…»

5

Он сошел с троллейбуса на остановке «Улица Демьяна Бедного». До дома оставалось пройти метров триста по удивительно красивой березовой аллее. Ярощук любил это место — тихое и уютное.

От палатки, забитой стандартными для столичной торговли товарами — пивом, сигаретами, жвачкой навстречу ему неожиданно шагнула высокая стройная дама. Она сделала это так уверенно, что Ярощук сперва даже несколько смутился и попытался угадать, не знакомы ли они, но понял, что видит ее впервые.

— Простите, вы живете в этом районе? — спросила дама. И, не ожидая ответа, добавила: — Это и есть улица Демьяна Бедного?

— Она самая, — ответил Ярощук. — А вы что-то ищите?

— Мне нужно, Тухачевского, девятнадцать. Это далеко отсюда?

— Нет, рядом. Если хотите, я вам покажу.

— Спасибо, вы очень любезны…

Они пошли рядом по аллее.

— Какой прекрасный район! — весело воскликнула она. — А какая чудная березовая аллея! Господи, а это что? Бар «Трюм»! Какая прелесть! Словно на корабле. Чудесно! Вы бывали в нем?

Ее восхищение было столь естественным, что появись у Ярощука желание «закадрить» незнакомку, ему стоило только предложить: «Если вы не против, мы могли бы заглянуть в этот трюм».

Тем более, по всем внешним признакам женщина стоила того. Симпатичное розовощекое лицо. Стройная фигура, какая бывает у женщин, знакомых со спортом. Черный блестящий плащ, надетый на шелковую белую блузку с золотыми пуговичками, темная юбка на палец выше колен и туфли на каблуке с золотой прямоугольной пряжкой у мыска. А судя по манере, вести разговор, эта женщина была веселой и раскованной в общении.

Однако, будучи поклонником женского обаяния, и уж тем более красоты, Ярощук, в его положении, предпочитал не заводить на улице знакомств с яркими женщинами. И сделал вид, что пропустил восклицание женщины по поводу «Трюма» мимо ушей.

Что такое интуиция точно объяснить не может никто. Должно быть, еще наших далеких предков суровая жизнь научила угадывать и обходить западни и ловушки, которые не видит глаз, не чувствует обоняние, и не слышат уши. Неосознанная тревога заставляет человека проявлять необъяснимую осторожность там, где она казалась бы совсем не нужна. Вот и Ярощук, отдавший немало лет службе в разведке, как-то исподволь, словно тот первобытный дикарь, чуял приближение опасности.

Объяснить себе, чем его вдруг насторожила эта женщина, которую он сам же и вызвался проводить на улицу Тухачевского, Ярощук не смог бы. Она выглядела обычной симпатичной москвичкой, попавшей в незнакомый ей район, в меру растерянной, но в то же время в ее поведении было заметно и желание обратить на себя внимание.

Произойди такая встреча где-нибудь в центре, на той же Тверской, где от проституток нет отбоя, Ярощук вряд ли бы насторожился. Но, возможно, в этом «спальном» районе поведение женщины, подчеркнуто выставляющей свою яркую привлекательность, показалось ему подозрительным.

Дальше они молча и довольно быстро дошли до нужной улицы.

— Вам девятнадцатый? — деловым тоном спросил Ярощук.

— Да, — ответила спутница как показалось Ярощуку, с некоторым разочарованием.

— Вон он, следующий, — показал Ярощук. — Простите, а я уже пришел.

Он вежливо кивнул и шагнул к двери подъезда. Вошел, поднялся к лифту, нажал кнопку вызова, но тут же, поддаваясь необъяснимому чувству, вернулся к выходу. Осторожно приоткрыл дверь и выглянул из подъезда.

Женщина быстрым шагом шла по асфальтированной дорожке. Она уже приблизилась к соседнему дому, но почему-то ни в один из подъездов входить не стала. Зато, когда поравнялась со стоявшим у обочины джипом, дверца машины широко распахнулась и женщина скользнула внутрь. Тут же, полыхнув ярким светом фар, джип тронулся с места и покатил в сторону улицы Народного Ополчения.

Вторая встреча произошла через два дня. Он увидел эту женщину в метро, в подземном вестибюле «Пушкинской». Сразу узнал, но отвел глаза, чтобы не встретиться с ней взглядом.

В таком огромном мегаполисе как Москва случайные встречи, которые часто меняют судьбы людей — одних неожиданно сближают, других разводят — происходят ежедневно и редко кто относится к подобным фактам с настороженностью, а уж тем более с подозрением. Ярощук же относился именно к этой редкой категории людей. Нелегальная деятельность за рубежом, да и нынешняя служба выработали в нем твердую привычку «проверяться», с тем чтобы своевременно заметить чужой интерес к себе.

Так, уезжая на работу или возвращаясь с нее общественным транспортом, часто встречая знакомые лица и без ошибки узнавая своих действительно случайных попутчиков, Ярощук знал причину: у всех работа, строго размеченное время прихода, ухода, одним словом, трудовая дисциплина. И это было видно по самим людям.

В принципе, поведение незнакомки, которой он показывал девятнадцатый дом на улице Тухачевского, а она тут же села в поджидавшую ее машину и уехала, ничего подозрительного вроде бы не несло: разве не могли люди договориться о том, что сразу уедут куда-то, встретившись в определенном месте? Могли. Но отчего-то же возникло тогда это неясное чувство тревоги?

Ярощук строго исповедовал правило, привитое ему в разведке: первая встреча с человеком бывает случайной, при повторении можно объяснить совпадением, а вот третья случайная встреча уже точно таит в себе закономерность, смысл которой необходимо выяснять. И эта, вторая встреча с незнакомкой в самом деле насторожила Ярощука. Он ведь заметил что и женщина его узнала и даже как бы сделала непроизвольное движение ему навстречу, но вдруг отвернулась. Почему?

И Ярощук, решил вместо того, чтобы сесть в свой поезд, вместе с толпой выходивших из вагона, сделал круг по станции и вернулся на прежнее свое место.

Женщина все так же стояла у колонны. Но вот словно бы случайно возле нее задержался проходивший мимо мужчина. Ярощука сразу насторожило то, что подошедший взял ее за руку так, как позволительно разве что мужу или очень хорошему знакомому: выше локтя, крепко и властно. Они обменялись парой фраз и тут же разошлись. Мужчина двинулся к эскалатору; а женщина пересекла платформу и села в поезд.

Третья встреча снова произошла в метро, на этот раз на «Октябрьской».

Незнакомка, незамеченная раньше Ярощуком, вышла вслед за ним из вагона, задела его плечом, и тут же обернулась, чтобы извиниться.

— Здравствуйте, — сказал Ярощук столь буднично, словно они были не весть сколько знакомы.

— Здравствуйте, — ответила женщина и… расцвела улыбкой.

Он заметил, как из уголков глаз к вискам разбежались тоненькие лучики, но взгляд ее при этом оставался настороженным. — Вы меня узнали? Правда?

Она замолчала и в голливудской улыбке открыла ровные белые зубы.

— Да, конечно, — с улыбкой признался Ярощук. — Рад видеть вас. — А вы еще больше похорошели… Мы же встречались, если помните, на улице Демьяна Бедного?

Радостный блеск в ее глазах потух.

— Я не это имела в виду.

— А что?

— Ладно, не будем, — в ее голосе прозвучала не то усталость, не то безразличие.

— И все же?

— Я привыкла к тому, что меня узнают как актрису.

Ярощук смущенно улыбнулся.

— Простите великодушно! К сожалению, я не театрал и в кино не хожу… Так значит, вы известная актриса?

— Пустяки, — женщина снова повеселела. — Это даже хорошо… Если честно, поклонники мне надоели своей назойливостью.

— Разве слава надоедает?

— Еще как! Вам, вероятно, это трудно представить.